Шанс

      По трущобам Нижнего Хиессда, где уличных фонарей отродясь не водилось, а светом служила только луна, укутанная в три слоя сочащихся влагой облаков, тихо хлюпая осенней грязью по немощеным дорогам, шел господин средних лет. Шел медленно, не таясь, тихонько насвистывая затейливую мелодию. Но заметить его, проснись — или не усни еще — вряд ли бы кто смог. И вовсе не потому что он сливался с серым утром в своем сером наряде, и даже не потому что луна почти не освещала город, а потому что, если бы кто-то вдруг посмотрел на него, то глаза нестерпимо бы заслезились. И вроде бы был господин, но его нет. Показалось, что ли? Чудеса.       Мужчина брезгливо обходил вонючие, тронутые легким льдом лужи, старался не запачкать явно дорогих сапог из мягкой черной замши и остановился на самой окраине трущоб, возле скособоченного деревянного дома. Не дома даже, лачуги, запущенной и, на первый взгляд, нежилой. Только ворон на крыше беззвучно разевал клюв и шумно махал крыльями, как бы прогоняя заблудившегося гостя. Но вот в окне с натянутым бычьим пузырем промелькнул тусклый свет от зажженной свечи — и господин тростью постучал в дверь.       Через несколько мгновений дверь приоткрылась, и в узкой щелочке показался чей-то заспанный глаз, взглянувший на гостя настороженно.       — Кто вы? Что вам нужно? — Тихий хрипловатый голос, несомненно, принадлежал женщине.       — Доброе утро, госпожа Хелдвиг, — с легким акцентом, выдававшим уроженца Симеля, вежливо поздоровался господин. — Я по поводу вашего сына — Лорена.       Даже имя мальчика мужчина произнес на симельский манер: картаво, гнусаво и с ударением на последний слог. Госпожа Хелдвиг, а это была она, чуть больше приоткрыла дверь, чуть больше побледнела и в испуге распахнула глаза.       — Он что-то натворил? — В голосе слышалась обреченность. Будто она всю жизнь ждала, когда сын что-то натворит, и вот это случилось.       — Да. Позвольте войти?       Простоволосая женщина, зябко кутавшаяся в шаль поверх длинной сорочки, впустила гостя. Первое, что бросилось в глаза, а точнее в нос, спертый из-за перегара и пускаемых ветров воздух. Мужчина сморщил аристократический тонкий нос и с брезгливым любопытством оглядел убранство лачуги, кричащее о своей нищете. Из мебели — косой деревянный стол да лавки по бокам, на одной из которых пьяно храпел хозяин. Вместо двери между комнатами — занавеска. В стене — наполовину разрушенный очаг: как еще только дом не сгорел, оставалось загадкой. В комнатушке было душно и чисто, хоть с пола ешь, но господин не принял приглашения сесть за стол.       — Вчера вечером ваш сын меня обокрал.       Госпожа Хелдвиг тихо вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Она не сомневалась в словах богато одетого гостя. С недавних пор Лорен стал приносить деньги. Совсем мало, но все же больше, чем мог заработать честным трудом тринадцатилетний мальчишка. Нищета последних трех лет изморила семейство и Ренара закрыла глаза на явное вранье о внезапном небольшом заработке. Лишь стала молиться Богине Милосердия, почитаемой только у санмейцев.       — Вы… вы отведете его в тюрьму? — Голос едва подчинялся Ренаре.       Мужчина засмеялся тихо, неприятно. Смех скорее походил на карканье ворона. Да и сам он похож на птицу, то ли из-за цепкого взгляда глаз-бусинок, то ли из-за крючковатого носа. Но от его смеха женщине захотелось зажать уши. Она оглянулась — не проснулся ли пьяница-муж?       — Ох, мадам, — совсем на манер уроженца теплого Симеля произнес гость. — Нет, ни в коем случае. В Хиессде был по делам, а вечером засмотрелся на цирковое представление. Очень, знаете ли, забавное.       Мужчина хихикнул, вспоминая смешное зрелище, но тут же продолжил:       — И тут-то я почувствовал, как мои карманы обшарили. Я — маг. Мои карманы может обшарить только другой маг.       — Вы уверены, господин…       — Симель. Да-да, как страна, откуда я родом, — закивал он на недоуменно поднятую бровь госпожи Ренары. — Да, уверен. Это был ваш сын Лорен. Проведите к нему.       Игривость из голоса исчезла, появились приказные капризные нотки. Симель хорошо управлял интонациями и ему без всякой магии подчинялись от бродяжек до некоторых профессоров — удивительно! — магического Университета.       На чердаке, продуваемом всеми ветрами, в гнезде из тряпья уже — или еще? — не спал мальчик. Крепко обняв колени, он забился в самый угол и настороженно, исподлобья, смотрел на вошедшего незнакомца, почти не замечая тревожную мать за его спиной. Белокурые вихры лезли в глаза, но мальчик их не смахивал.       — Привет, Лорен, — непривычно произнесенное имя неприятно резануло слух мальчугана. — Меня ты вряд ли узнал, но может монетка из канавы тебе напомнит?       Симель кинул мальчику серебряную монетку, которую тот ловко поймал. И с удивлением на нее посмотрел. Это была та самая монетка.       — Вчера на весьма забавном представлении, пока простаки на него глазели, ты с дружками делал свою работу.       Господин жестко чеканил слова. Лорен виновато посмотрел на топтавшуюся мать. Бледную, уставшую, несчастную женщину, которой судьба в виде ненавистного отца поставила несправедливую Печать. Ей, ему и младшим сестрам-близняшкам. Лорена охватила внезапная, но привычная злость от вида мешков под глазами некогда красивой матери. От ее полуседых, неопрятных волос, еще три года назад вызывавших зависть у женщин их сословия. От красных, покрытых мозолями рук, еще недавно бывших мягкими, ухоженными и ласковыми. Злость, ставшая постоянной спутницей Лорена, придала как всегда смелости.       — А что, если и так? — И с вызовом посмотрел в глаза мага.       Свеча, которую держала женщина, с трудом разгоняла темноту по углам, и света от нее было недостаточно, чтобы мальчишка мог рассмотреть гостя: только высокий худощавый силуэт, опирающийся на трость. И все же Лорену показалось, будто он провалился в омут. Живые, блестящие бусины ощупывали мальчика, которому казалось, что его видят до самых костей. Что они хотели разглядеть?       — Что? — повторил с вызовом мальчик. А у самого поджилки тряслись от страха.       — Ничто, — передразнил господин. — Пойдешь со мной. Будешь учиться.       — Учиться? — Мальчишка вскочил и стиснул кулаки. — Никуда я не пойду. Я нужен здесь!       — Тут ты погибнешь. Затем погибнет твоя мать и сестры. Хочешь им помочь, пойдешь учиться. На волшебника.       Лорен задохнулся, но винтики-шестереночки в его голове закрутились, прикидывая выгоду от предложения. Или приказания? Если он станет магом — подумать только, магом! — то вытащит из нищеты мать и сестер. Может быть, получится смыть позорную Печать. А что? Если ты из Среднего сословия с легкостью становишься нищим, кто сказал, что не бывает наоборот?       — Но я не аристократ, у нас нет денег. — Осторожность, ставшая его второй спутницей, вовремя о себе напомнила. — Мне семью содержать надо.       — О деньгах не беспокойся. И даю слово, пока ты учишься, я присмотрю за твоей семьей.       — Зачем вам это?       Как бы Лорену хотелось поверить в чудо, о котором он мечтал на ночь — или утро — глядя! То самое чудо, которое вернуло бы все, как было раньше. До пьянства отца, до ухода старшего брата в армию, до безутешных слез матери. До нищеты, голода и холода. Но подозрительность вместе с осторожностью уже не раз спасали мальчика. Он больше не наивный мальчишка, он мужчина, который кормит семью. И пьяницу-отца.       — Мальчик мой. — Симель сделал вид, что не заметил гримасы парня. — Тот, кто смог меня обчистить, в будущем обещает стать великим магом. Если его обучить.       Много лет спустя Лорен часто будет вспоминать этот момент: перед его глазами будет вставать не мрачный чердак с серым силуэтом в его центре, а худощавое, хищное лицо мага с пронзительным взглядом, ощупывающим душу. И всякий раз он будет задавать себе вопрос, ответ на который знал. Пойдет ли он, наивный юнец, за Симелем, зная, что тот лжет?