14/02

Я ненавижу День Святого Валентина. Я ненавижу все эти гетеро-парочки, проходящие мимо меня и держащие друг друга за руки. Ни разу не видел геев в этот день вместе на улице. Как будто этот гребаный день только для гетеро. Ненавижу тупые вечеринки и чёртовы бумажные валентинки в этот день. Дарят их друг другу, как будто любят друг друга. Давно я не получал эти розовые "задницы" в Валентинов День. Но они мне не нужны. Нисколько не нужны. Бесполезный кусок бумаги. В прошлом году я разорвал всё это барахло — я перестал получать валентинки только с седьмого класса —, и со словами: "Засуньте себе в задницу вашу гребаную любовь.", сжег розовые клочки. Кроме того, в отношениях я одинок. У меня, конечно, были девушки. Но это не то. Девушки явно не для меня. Я по уши влюблен в своего школьного друга. Я постоянно пытаюсь прятать смущенные улыбочки, восхищенные взгляды и пунцовые щёки. Не знаю, насколько хорошо это у меня получается. Его зовут Джерард Уэй и он отлично рисует. Он рисует постоянно. В школе на переменах, дома, на улице. Где бы он ни был, он обязательно возьмёт, да нарисует что-нибудь. Что-то в таком стиле, в котором рисуют комиксы. Но я далек от этого, я всего лишь играю на гитаре. Однажды, я спросил разрешения на то, чтоб сфотографировать его, когда он разукрашивал что-то в своём блокноте. Он не сказал ни слова, только отмахнулся рукой. Я так и не понял, что это значило. То ли: "Забей.", то ли: "Иди нахуй.", то ли: "Как хочешь." Но я всё-таки сделал фото его тогда. Потом я ещё долго его разглядывал, но не увидел ничего такого, кроме того, что когда он увлечён рисованием, он просто прекрасен. То, как он хмурит брови, когда вдруг задумается над чем-то, то, как он штрихует что-то, держа в своих тонких длинных пальцах карандаш или ручку, то, как он удовлетворенно улыбается, заканчивая рисунок — я наблюдал бы за всем этим вечно. Как-то он не подготовил доклад по истории и знаете, чем он это объяснил? "Я просто рисовал весь вечер напролёт." Конечно, ему тогда здорово влетело, но я думаю, что это правда. Я думаю, что он и вправду был увлечён этим занятием, что даже забыл про этот дурацкий доклад. Я хочу сказать, он очень талантливый, но вместе с тем, тихий и немного замкнутый. Он не любит эмоции на людях. Он никогда не заплачет при всех. Но он плакал при мне, когда с ним случалось что-нибудь уж очень отвратительное или грустное. Словно только я мог видеть его слёзы. Вообще, он забавный, этот Уэй. У него практически нет друзей. Иногда в нём просыпается ребёнок. Идём мы зимой из школы, а он возьмёт и кинет в меня снежком. Так странно, но я отвечаю ему тем же. И вот мы все в снегу после маленького боя и он внезапно плюхается на качелю, оставляя рюкзак на земле. Джерард умоляет меня раскатать его, смотря на меня своими каре-зелёными глазками. На его длинных ресницах мелкие, белые снежинки. Я не выдерживаю его взгляда больше и отвожу свой в сторону, потихоньку начиная раскатывать скрипящую качелю. Не сказал бы, что Уэй тяжелый. Я бросаю короткий взгляд на него и вижу его лицо в профиль. У него ровный, острый, аккуратный носик. Джи смотрит куда-то вдаль, улыбаясь чему-то своему. Он улыбается и я вижу, как его оливковые глаза щурятся. Он иногда приходит в школу в обтягивающих штанах. И тогда я постоянно пялюсь на его задницу, пока он не видит. Чёртов Уэй. Как-то в один из таких дней парень услышал мои вздохи и поинтересовался всё ли со мной в порядке. Да, Джерард, я в порядке, блять. Просто ты ходишь в таких штанах и я, блять, просто пялюсь на твою задницу. К счастью, ему потом нужно было бежать куда-то и он умчался. Не хватало, чтобы он ещё и мой стояк заметил, который я пытался скрыть, поставив набитый до отказа книгами портфель на колени и придерживая его руками. Он был хорош собою, этот Уэй. Он чертовски хорош. **** — Хэй, Джи. — я облокотился плечом о шкафчики, засунув руки в карманы джинс и наблюдая за тем, как Уэй роется в своём шкафчике. — Да, Фрэнки? — он оторвался от своего занятия и тепло улыбнулся, увидев меня. — Что делаешь в Валентинов День? — я смущенно опустил глаза в пол, разглядывая свои кеды и пытаясь сдержать дурацкую улыбочку. — Я так же одинок, как и ты, Фрэнки, поэтому я бы остался дома в этот день, если бы Алекс не пригласил меня на свою вечеринку в честь этого дурацкого праздника. — ответил художник, наконец-то найдя нужные книги и тетради и заполняя ими свой рюкзак. Алекс - наш одноклассник. Он довольно высокий, в отличие от меня, и меняет девушек, как перчатки. Я был метр шестьдесят пять или шестьдесят семь. Даже Уэй был выше меня практически на голову. — Ух ты, а кто придёт? — я делал вид, будто меня это действительно интересовало, наблюдая за Джерардом. Он захлопнул свой шкафчик и развернулся ко мне. — Точно не знаю. — развёл руками парень. — Кто-то из нашего класса и ещё кто-то из школы. — А я могу прийти? — Не знаю, спроси у Алекса. Он сейчас в столовой, кажется. И Джерард зашагал в сторону мужской уборной. Слава богу, он был не в обтягивающих штанах. **** Я бродил по пустынной улице вечером, глядя на свои ноги в кроссовках. Было четырнадцатое февраля, не слишком холодно и снег скрипит. Мне нравился этот скрип и я уверенно шагал в сторону нужного дома. Я бы мог и не приходить, но я пришёл. Просто подумал почему бы не прийти, тем более Джерард будет там, и вот я наконец-то стою возле тёмной деревянной двери и всё никак не решаюсь нажать кнопку звонка. Вечеринка, видимо, была в самом разгаре. В окнах горел свет, гости мелькали, музыку было приглушенно слышно. Я настойчиво жму на звонок несколько раз и дверь открывается. Мне открыл Алекс, обнимая какую-то тощую блондинку. Своим выражением лица он как бы говорил мне: "Как же ты заебал меня, гребаный Айеро." — Я тоже рад тебя видеть. — съязвил я. Не очень-то мне и нравился этот Алекс. Он пробурчал что-то вроде приветствия и ушёл с этой блондинкой. Я снял куртку и повесил её поверх ещё двух-трёх. Вешалка, казалось, готова была оборваться и упасть от количества висящих на ней курток и пальто. Народу здесь была хуева туча. Кто-то целовался, кто-то болтал друг с другом, кто-то танцевал. Ну, и музыка здесь была. Не люблю такие вечеринки за ту музыку, что обычно на них играет. Как можно танцевать под это дерьмо? Я внимательно посмотрел на каждого в этой огромной комнате, но Джерарда не увидел. Я бы сразу узнал художника, но здесь его точно не было. Я всё-таки походил в толпе, но нет. Здесь его нет. Я немного расстроился, но вспомнив, что дом двух-этажный, побежал по ступенькам вверх, чуть не столкнувшись с двумя девушками, которые спускались вниз. Наверху народу было меньше, конечно же. Я прошёл мимо подоконника, на котором целовалась одна парочка. Целовались они по-взрослому, с языком.Смотреть тошно. Фу, в какое же ужасное место я всё-таки попал. Навстречу мне шла девушка в коротком синем платье. Она из нашей школы, кажется, её Эмма зовут. Я вовремя легонько схватил её за запястье, чтоб привлечь к себе внимание. — Эй, привет. — робко начал я. — Ты случайно не видела такого парня... — Привет, какого парня? — она взглянула на меня. У неё симпатичное личико. — Ну, у него такие тёмные волосы и он на голову выше меня. У него такой прямой нос и тонкие губы, длинные пальцы. — она внимательно слушала меня. — Его зовут Джерард Уэй, может ты видела его в школе. — Джерард, Джерард... — она нахмурила брови, вспоминая. — Да, был тут такой. Он пошёл вон туда. — она указала рукой вперёд. — Самая последняя дверь в этом коридоре. — Спасибо. Она ушла, а я направился в сторону той двери, надеясь, что девушка в голубом не подшутила надо мной. **** В комнате стоял запах сигаретного дыма и я помотал ладонью перед своим носом, отгоняя от себя лёгкую дымку. На подоконнике сидела худая фигурка. При слабом свете, исходящем из окна, я смог разглядеть рукава голубого свитера. — Джерард? — тихонько спросил я. — Фрэнки? — он обернулся и взглянул на меня, потушив сигарету о рукав того самого свитера и выбросив окурок в открытую форточку. — Чего ты здесь сидишь? — задал я единственный интересующий меня сейчас вопрос, приближаясь к подоконнику. — Я пришёл сюда и настроение сразу испортилось. — он убрал ноги с подоконника, свесив их вниз, тем самым освобождая место для меня. Уэй достал из кармана пачку жевачек и положил одну себе в рот, начиная жевать. Он всегда так делал, когда понимал, что больше не закурит в ближайшее время. Парень жевал с закрытым ртом и правильно делал. — Что же тебе здесь не понравилось? — я должен был как-то начать разговор с ним. — Музыка — дерьмо, гости — дерьмо, праздник — дерьмо и я один, так что — дерьмо. — выругался Уэй и поднявшись на колени, встал на подоконник, высунул голову во всё ещё открытую форточку и выплюнул жевачку. — Я тоже один, Джи. — вздохнул я, пялясь на его задницу, потому что он пришёл в тех обтягивающих штанах, но к счастью, парень тут же сел обратно на подоконник. Вообще, мне больше всего сейчас хотелось прижать его к себе и сказать, что он не одинок, что у него есть я. — Слушай, Джи, ты не одинок, всё-таки у тебя есть я. — я нарушил тишину, царившую между нами и взглянул на Джерарда, а тот посмотрел на меня. Я видел, как его глаза заблестели, словно он готов был расплакаться. Чёрт, я сам еле сдерживал слёзы, потому что намеревался сказать то, что хотел сказать четыре долгих месяца. — Я люблю... — я запнулся и опустил взгляд в пол. Затем взглянул на непоминающего ничего Уэя и выпалил на одном дыхании. — Джерард, я люблю тебя. Я гей, кажется. Я почувствовал, как мои щёки краснеют. Внимательно следил за реакцией возлюбленного. Он был очень удивлён. И я тоже. Уэй не смеялся над моим признанием, Уэй не отстранился от меня, Уэй не говорил ни слова. Джерард только подвинулся ближе ко мне и приподнял мою голову за подбородок, прикрыв глаза. Мои же глаза были широко открыты, в горле пересохло, сердце билось, как ненормальное — я осознавал что он хочет сделать. И он сделал это. Он поцеловал меня и тут же отстранился, краснея. Он глядел мне в глаза и ему было трудно скрыть то, что он тоже испытывает ко мне чувства. Моя ладонь потянулась к пряди его волос, спадавшей ему на глаза. Я заправил её ему за ухо, легонько коснувшись его. Джерард вдруг положил свою ладонь поверх моей, которой я опирался на подоконник. — Фрэнки, я люблю тебя. Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Но вместе с тем я был счастлив. Очень. Это дурацкое гребаное четырнадцатое февраля прошло просто замечательно и кажется, для нас обоих. Уэй пригласил меня к себе домой, ну, я и согласился, конечно. Я думал, он меня прям здесь и трахнет, но нет, ничего такого не было. Мы просто сняли обувь и верхнюю одежду и увалились на диван. Уэй обнял меня, прижав к себе и я так и заснул, положив голову ему на грудь.