Они стали королем и королевой преступного Готэм-Сити. И не дай Бог обидеть Королеву.
Щемящее, дурацкое, на грани нежности — прикосновение. По щекам, губам, вниз, задержаться на голубоватой венке на шее, выдохнуть. Воздух пахнет кровью, телами, трупами, — трупы, много трупов. Джокер выложил из них сердечко на дороге, большое и грязное, прямо как его, ублюдка, сердце, и проехался грузовиком сверху — асфальт окрасится в болотно-красный, насыщенный, нежный. Вылез из грузовика, закурил, затянулся, яд, больше яда — он подпитывает его, насыщает, дает силу, боль, возможность существовать дальше. Его малышка где-то в тюрьме. Его детка. Ебаные ублюдки поплатятся жизнью, однажды утром не досчитаются пальцев, будут выть и молить о пощаде, а он будет смотреть. Смотреть и улыбаться. Ему снится, часто, после таблеток или колес, снится его малыш, в шортах или без, платьях, в блядской помаде, да, он помнит, — шанелевская allure velvet оттенка la fascinante, с синяками на тонких, почти бесцветных запястьях. Влажная от пота спина щекой в кафельную плитку, спиной на осколках, игрушки в заднице. Скулил и облизывал сухие губы, кусался, чертенок. «Мне больно, больно, Джокер». «Остановиться, конфетка?». «Только посмей». Много боли и крови, Джокер сторонник прекрасного, любовь без боли — не любовь, секс без боли — не секс. Его сука, маленький мазохист, чертов сатана — все в одном, любимом до задницы, существе. Однажды он трахнул его в банке, на столе, недалеко от тела мертвого администратора и парочки охранников. Цена вопроса тогда — три миллиона долларов, плевое дело, Джокер съедает на завтрак, но Сину приспичило. Мальчишка раскидал деньги по столу, захихикал, улыбнулся, засунул купюры в короткие шортики — трах тогда стоит им ровно три миллиона. Всего-то. Задница стоимостью три миллиона долларов. Его задница. Тогда, в подарок полицейским, они оставили перепачканные спермой купюры и надпись помадой: Улыбайтесь. Весело же :) Смайлик — незаменимая часть жизни, как воздух, небо, и солнце. Улыбка важна, она всегда сияет на лице Джокера, красивая, яркая улыбка. Все его жертвы видели перед смертью именно это — улыбку. Харли тогда хрюкнул неоднозначно, подписал под смайликом «привет, мальчики», разбил нос о чониновский кулак — последний долго зацеловывал ссадину на этом носу и обнимал, лелея, обещая. У них все впереди. Джокер всегда говорил, что Бэтмена убивать нельзя. Без этого парня в крутом трико было бы скучно жить, а жизнь не возможна без веселья. Но единственная проблема Бэтмена в том, что ему не сидится на месте. Ему тоже скучно, иначе зачем он сует свой нос везде, куда можно и нельзя. Джокер — главный весельчак Готэм-Сити, милый парень, душа компании; великодушно приглашает Бэтмена на одну из своих вечеринок, шутит, смеется, бьет. Удар за ударом, цепи, боли, стоны — кровавая лужица под ногами этого скучного парня, Бэтмена, оторванные пальцы, рассеченная бровь, дырка в правом легком. Джокер как всегда великодушен, ходит по комнате туда-сюда, насвистывает песенку, смеется, улыбается. Он снова окрасил чужую жизнь яркими красками, так что вполне может потребовать кое-что в замен. Берет чужое лицо за загривок, тянет, сильно, с нажимом, сует дуло в рот. — Серая мышка, будь добр, окажи мне услугу. Подскажи, где мой малыш, м? Сладкий, вкрадчивый голос. Он предельно аккуратен — Бэтмен останется жить, конечно, как же иначе. Нельзя позволить ему умереть, этому славному парню, герою. Мычание, невнятное, попытка выплюнуть пистолет, но Джокер сует дальше, глубже, до рвотных рефлексов. Повторяет вопрос. Насилие во всех его видах и формах, проявлениях, услада для глаз, уставших от серости этого мира. — Где мой малыш? Бэтмен, безусловно, падла последняя, не состоявшийся герой — находит лазейку для побега, использует грязные приемчики, всякие дымовые шашки и лебедки. Джокер смотрит на чужие оторванные пальцы и смеется. Пусть валит. Его люди все равно уже узнали, где держат его мальчика.***
Тюрьма — хуйня. Кирпич на кирпичике, пара стенок, забавные решеточки. Можно отдать должное охране — с этими ублюдками пришлось повозиться, видно, те научены опытом. Но ничто не вечно под луной, тюрьма и охрана — тоже. Он видит свою детку ровно через 22 минуты после того, как оказывается на пороге тюрьмы. Зайчик заскучал, видно, за заслуги или хорошее поведение выпросил у начальника тюрьмы книги и кофе-машину. Сидит, лапочка. Забавная желтая форма, белая футболка, просторная, слишком большая для такого тела — невозможно спрятать красоту. Смазанный макияж, слегка выцветшая краска в волосах — кончики стали блекло-розовыми и блекло-голубыми. Ничего, покрасим. Замечает Джокера, подскакивает на ноги, сияет звездами в глазах. Ласковый котенок, виснет на шее, улыбается, высовывает язык, тычется носом в щеку, мурлычет. Шепот в ухо: — Я так скучал, Пудинг. Мне было очень одиноко, я думал, что потерял тебя. Но ты ведь пришел за мной, да? Пришел? Родная, дурная, ничего не соображающая голова. Джокер терпеливо улыбается, скалится. — Я пришел за тобой, детка. Собирай вещички. — Можно я заберу машинку, можно? Она готовит такой потрясающий латте, ты должен попробовать. Конечно, можно. Если понадобится для душевного равновесия — мы можем забрать даже эти решетки или пару кирпичей. Под ногами хрустит обвалившаяся штукатурка, оседает пыль, побелка. Хрипит в предсмертных судорогах охрана, за окнами воет серена. У них есть около двух минут и целая жизнь впереди, Кай дает своим людям отмашку. Ласково прижимает к прутьям, гладит по плечам, целует в висок, когда видит в родных глазах слезы. — Что случилось, маленький? Кто тебя обидел? Кто заставил плакать? Хочешь, я убью их? В глазах действительно стоят слезы, но на губах дьявольская улыбка, цепкие руки обвивают чужой торс, прикосновение губ к губам. — Хочу.