morning

Хосоку сны снятся редко. Даже если и снятся, то обычно какого-то стрёмного характера, по типу ужасов и прочей ереси. Он сам даже особо и не замечает, как из-за этого по ночам жмётся к Хёнвону ближе, обнимает его обеими руками и дышит куда-то в лопатки. Хёнвон улыбается во сне, потому что его сны, обычно, стекаются с реальностью посреди ночи. Как раз тогда, когда Хосок обнимает. Сам Хёнвон ужасно любит поспать, и рано встать для него сродни казни какой-нибудь. И даже не смотря на то, что под окнами проезжая часть, по которой всю ночь грузовики да машины ездят, спит он крепко. Поэтому даже вне сомнений, что Хосок, по своему обыкновению, просыпается раньше младшего. — Хёнвонни, — с довольной сонной улыбкой тянет Хосок ранним утром понедельника. И не то чтобы выходной там какой-нибудь, просто любит Хосок будить Хёнвона сам, а не чтоб это делала какая-то бездушная машина, вроде телефона. — Хёнвонни, просыпайся. В тихом шёпоте Хосока собрана вся нежность, любовь и обожание, которые нескончаемым потоком исходят от старшего, окажись Хосок с Хёнвоном наедине. И как-то неправильно это — будучи серьезным преподавателем в школе танцев, так ластиться к парню. Но Хосоку плевать, ему особо разницы и не составляет, парня любить или девушку, но вот повезло с Хёнвоном. Хёнвон приоткрывает глаз, почти сразу же разворачиваясь в тёплых объятиях, и получает короткий поцелуй в кончик носа. Это так романтично, что Хёнвону бы не радоваться, а сблевнуть куда-нибудь в мусорку, но он радуется, что почти каждый его день начинается именно так. И, безусловно, считает себя немножечко ребёнком. Он утыкается в ключицы лбом, обнимает в ответ крепко, по привычке взбивает ногами одеяло, что находится уже на уровне бёдер, спуская его ещё ниже. А Хосок наоборот — смеётся и подтягивает одеяло выше. — Ещё пару минуток, — как обычно бурчит Хёнвон, но это бурчание тонет в хосоковых ключицах, на что старший улыбается. Ему так и прижимает потискать младшего, и он не отказывает себе в таком удовольствии. Хосок целует сначала в тёмную макушку, ладонями скользит по оголённой спине, и сам сползает чуть пониже, добираясь до чужих пухлых губ. Хёнвону бы спросонья увернуться, сказать что-то вроде ну с ума что ли сошёл, я же даже не умылся ещё, но он лишь приоткрывает губы, позволяя себя поцеловать и сам целует в ответ. Хосок не может сдержать улыбки: Хёнвон для него всегда слишком милый. От поцелуя Хёнвон просыпается окончательно, на ощупь щипает Хосока за бок, вызывая на чужих губах улыбку, и постепенно углубляет поцелуй. Дышит сбивчиво, даже снова пытается откинуть надоедливое одеяло между ними, но тщетно, а потом и вовсе заваливает Хосока на спину, перестав обращать внимание на мешающуюся ткань. — Так вот как должно начинаться утро, по-твоему? — шепчет Хёнвон в хосоковы губы, сам улыбается, но на чужие бёдра усаживаться не спешит. Только касается губами уже шеи, целуя мягко и совсем невесомо. Хосок шумно вздыхает. — Вполне возможно. Чужие губы скользят по нежной коже, Хосок сходит с ума от таких нежных и одновременно требовательных прикосновений. Требовательных потому, что Хёнвон перемещается к ключицам, проводит по ним пальцами, целует, слабо прикусывает, и это очень рвёт крышу, если сосредоточиться на одних ощущениях. И Хосоку срывает. Да настолько, что становится трудно удержать стон. — Неужели ты так быстро возбудился? — с едва заметной улыбкой шепчет Хёнвон, ладонью нарочно скользит по торсу, оглаживая, и пытается удержать себя на локте другой руки. Сложновато, рука дрожит, но Хёнвон не отвлекается, спускаясь губами до сосков. — Очень сложно контролировать себя, когда ты спишь со мной в постели в одном нижнем белье, знаешь ли. Хосок держит свои руки на талии Хёнвона, слабо проходится по коже ногтями, а потом поднимается по спине вверх, вдоль позвоночника, оглаживая пальцами. Тёплое дыхание Хёнвона приятно согревает кожу, у Хосока уже действительно стоит безбожно, и он готов в очередной раз сказать Хёнвону, что пора вылезать из кровати, потому что опоздаем же, ты чего, как тот вдруг отрывается от своего занятия, удивлённо смотрит, а потом тут же соскакивает с кровати. — Подожди, я сейчас, — и тут же скрывается за дверью ванной, так и не объяснив толком ничего. Хосок слышит, как в ванной шумит вода, что-то падает, сдавленную ругань Хёнвона, но отодрать себя от нагретого места в кровати не может. Лишь косится с прищуром на свой стояк, морщится, накрывается одеялом по шею и терпеливо ждёт, пока Хёнвон вернётся. Долго себя ждать он не заставляет, просто потому что это Че Хёнвон. — Всё, я тут, — Хёнвон с разбегу прыгает обратно в кровать, отдёргивает одеяло от Хосока и продолжает начатое, а именно обнимает и утыкается в ключицы, снова их легонько целуя и покусывая. Хосок чувствует какую-то явно отличающуюся свежесть, хочет уже спросить даже, что это такое, но Хёнвон опускается до сосков опять, и в этот раз прикусывает один, проводя кончиком языка по горошинке. — Просто зубы почистил, — выдыхает младший, оторвавшись лишь на секунду, поймав растерянный взгляд Хосока, и точно так же кусает за другой сосок, заставляя старшего выгнуться под ним. Хёнвон странный, ещё страннее их общего друга Чангюна, но Хосок не спорит. Он привык любить Хёнвона таким, какой он есть, и не привык спорить по мелочам, тем более по таким бытовым. Хёнвон со знанием дела заваливается на Хосока, а тот изворачивается под ним, укладываясь на живот. Одеяло по-прежнему мешает, но Хёнвон как-то уж слишком умело проникает рукой под него, протискивая ладонь между матрасом и животом Хосока, и тянет на себя, заставляя старшего встать на колени. Не то чтобы старшему очень уж стыдно стоять в такой позе, но к щекам всё равно приливает краска, особенно когда Хёнвон прижимается своим пахом к заднице. Даже через одеяло. — Хён и сегодня снизу? — Вполне возможно. Хосок невозмутим даже в таких ситуациях, и всё, что он делает — это яростно отдергивает одеяло в сторону, давая Хёнвону возможность прижаться почти всем телом. Хёнвон и льнёт, обнимает, губами скользит по шее и плечам, покусывает, дразнит, и дёргает бёдрами, не переставая изводить Хосока одними лишь прелюдиями. Хосок же с остервенением двигает бёдрами навстречу, постанывает и вообще ведёт себя так, будто бы ему всё больше, чем просто нравится. И теперь Хёнвону сносит крышу от этого. Насколько бы шаблонно это ни было, но у Хосока всегда под подушкой лежит смазка, и обычно она предназначается не для него. В большинстве случаев. Но сейчас Хёнвон очень уж зачастил со своими желаниями, вероятно, пытается выглядеть в глазах Хосока не совсем ещё податливым пассивом. Такой синхронности мыслей можно только позавидовать, ведь едва Хосок запускает под подушку руку, как Хёнвон её перехватывает и сам берёт тюбик со смазкой в ладонь. Хосок вроде бы и разомлел, но хватку не растерял, так что пока Хёнвон пытается подцепить крышку ногтем, Хосок ловко сдергивает с себя нижнее бельё, и возвращается в коленно-локтевую, прикусывая нижнюю губу. Хёнвон же, с победным вздохом выдавливает немного смазки на пальцы и, скорее больше для формальности, проводит по разработанному входу, вызывая сдавленный стон у Хосока. Ещё пара мгновений: Хёнвон избавляется сам от ненужного белья, мажет остатками лубриканта по собственному члену, и одним плавным толчком входит сразу до основания. Вести себя тихо — не в правилах Хосока. Он жмурится, кусает губы, сжимает в пальцах наволочку подушки, но не сдерживает красивейших стонов, когда Хёнвон начинает двигаться. И дальше словно всё в замедленной съемке. Хёнвон сдавливает чужие бедра ладонями, двигается рвано и так.. Хосок бы сказал незрело, но самому Хосоку нравится, он ловит кайф и не сдерживает эмоций, что рвутся через край. Хёнвон опускает влажную ладонь на взмокшую бледную шею, слегка сдавливает, продолжая ритмично втрахивать Хосока в кровать и наслаждаться его стонами. Самого ведёт не хуже, чем в состоянии алкогольного опьянения, и это отдельный плюс в карму Хосоку, из-за которого как раз так ведёт нещадно. — Тебе бы ошейник сюда, — шепчет Хёнвон на ухо, царапая ногтями по вздувшейся венке на шее Хосока, и сам едва ли контролирует свои стоны, потому что выдержка кончается стремительно с каждой секундой. Хосок в ответ на эту реплику лишь сдавленно мычит, утыкаясь лбом в подушку, но потом чувствует, как и она летит в далёкие ебеня, точнее, на пол, а ладонь накрывает хёнвоновская. Ещё бы пара толчков и окунуться на несколько мгновений в нирвану, но Хёнвон резко замедляется, заставляя Хосока буквально скулить от недостатка движений под нужным углом. — Хёнвонни.. Блять. Хосока не отвлекает звонкий шлепок хёнвоновой ладони о ягодицу, наоборот, кажется, он даже приближает его к оргазму, и едва ли он успевает об этом подумать, как хёнвонова рука перемещается на член и быстро надрачивает, не оставляя выбора. Хосок срывается в следующие же секунды, а Хёнвон следом, пачкая бледные бёдра своей спермой. Оба валятся без сил на кровать, шумно дышат, и не могут перестать обниматься. Теперь Хёнвон сам льнёт к Хосоку близко-близко, дышит снова ему в ключицы, а потом, через некоторое время, сам тянется за поцелуем. Ещё несколько минут за поцелуем теряются в утреннем гудении машин за окном, и эту идиллию может разрушить только лишь Хёнвон, точно так же, как и устроил. Внезапно разорвав поцелуй, он оглядывается, тянется рукой к полу, в неудобном положении свисая с кровати головой вниз, и смотрит на дисплей телефона. — Блять, мы оба опоздали сегодня.