Я вернусь

Наконец она поняла эту боль. Жгучую боль, которая заполняет сердца жен и матерей, отправляющих своих мужей и детей на войну. Боль, которая разъедает изнутри, выливаясь наружу через маленькие окна души горючими слезами. Страдания женщин, которые смотрят на любимых мужчин в последний раз. Взгляды их стараются схватить все детали: морщинки около краешков губ, взъерошенные волосы, особый взгляд. Ведь этого скоро больше не будет. Не будет их тепла, любви, заботы, улыбки, несущих свет в затемненную войной душу. Тайвань это понимала. Как никогда раньше. Ей было невыносимо больно. В груди словно что-то горело, извивалось, душило. Осознание собственной бесполезности заставляло ругать и проклинать себя всеми известными словами. Девушка была бледнее мела. Безумно хотелось кричать и плакать. Но нет – глаза оставались сухими, а с уст её не сорвалось ни единого слова. Она сильная, она сможет. Не разреветься, не закричать, не упасть, захлебываясь в рыданиях. Но ей страшно. Безумно страшно. В их жизни было мало хорошего. Мимолетное счастье всегда было хрупким, как хрусталь, и любое неловкое движение могло разрушить его в мгновение ока. Неужели они не заслужили хоть немного спокойствия? Неужели они мало вытерпели? Почему нельзя облегчить их тяжкую долю? Сейчас все повторялось, как по заученному сценарию. Несколько недель счастья были втоптаны в грязь кровопролитной, жестокой войной. Япония стоял к ней спиной, всматриваясь в линию горизонта. Девушка не решалась подойти к нему. Тут только они. И тишина. Любое слово может нарушить эту маленькую идиллию, которая может быть последней. Секунды тянулись медленно, плавно перетекая минуты. Как же Тайвань хотелось, чтобы это длилось вечно. Они навечно вдовеем – он и она. И никакой войны. Не слышно даже взрыва бомб вдалеке. Не слышно пулеметных очередей и предсмертных криков. Только тихая песня теплого ветра, играющегося с их темными волосами, словно и не подозревающего, что он тут лишний. А что, если она больше никогда его не увидит?.. - Кику… И все. Он повернулся. И сказки больше нет. Ему пора идти. А ей пора бежать в укрытие. Своими руками она закопала в землю то маленькое счастье, которое она старательно искала в это жуткое время среди агоний и боли. Но ей страшно, панически боязно. Что она больше не увидит его карих глаз, его теплой полуулыбки, не сможет дотронуться до его коротких, иссиня-черных волос, не сможет прижаться к его груди, вдыхая легкий, ненавязчивый, до боли родной аромат хризантем и зеленого чая. Все исчезнет. Больше ничего не будет. Из глаз бурным потоком хлынули слезы. И как некстати. Стараясь сохранить самообладание, Тайвань прикусила дрожащую губу, но тщетно. Она разревелась и закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться за своими широкими рукавами. - Не плачь, – мягкий голос закрадывается в душу. – Не плачь, я вернусь. Обещаю. Он снял с себя пиджак и накинул на хрупкие женские плечи. Девушка вцепилась своими худыми, бледными руками в жесткую ткань, прижимая его как можно ближе к себе. Не потерять. Не забыть. Может, это единственное, что у неё останется. Пиджак с тонким, еле заметным ароматом хризантем. - Я верю. Легкий, невинный поцелуй в лоб вместо прощания. И он уходит, сжимая в руке оружие. А что она? Она будет ждать. И верить.