Каждый раз, когда ты умирал, я чувствовала облегчение.

Они называют это по-разному – падением и приземлением. Они говорят, что это заставляет их жить и что это убивает их. Люди придумывают тысячу эпитетов, чтобы описать это чувство, и такое же количество сравнений – от первой затяжки сигареты до банджи-джампинга. Падение вниз и резкое падение вверх. Не взлёт. Мир переворачивается и всё, что ты чувствуешь – это резкое падение, в разные стороны. Или, быть может, это ощущение, когда ты стоишь, раскинув руки, на краю крыши? И даже если не хочешь прыгать – тебя подгоняет уткнувшийся в спину браунинг. У меня не было времени давать этому чувству какое-то определение. Возможно, это потому что я сама не осознала, что увязла в этом, словно в болотной тине. Они называют близких людей своим домом. Мы стали друг для друга тюрьмой. Мы – два заключённых. Мы пытаемся успокоить друг друга. Я помню ту ночь, когда ты остался в моей комнате, и мы плакали, обещая друг другу, что всё изменим, что мы станем обычными. А новым днём вернулись к своей старой жизни. Словно ничего и не произошло. Словно мы не клялись друг другу, разбивая руки в кровь о холодные бетонные стены. Мы оба принимали таблетки. Ты – чтобы словить кайф, а я от боли в сердце, каждый раз, когда ты обещал, что это – последнее. Ты запивал это дешевой водкой, потому что на большее не хватало денег. Говорил, что это позволяет лучше чувствовать, прежде чем отключиться, не успевая завершить вызов. Каждый раз, когда ты умирал, я чувствовала облегчение. Каждый раз, когда ты просыпался, я была рядом, зная, что ты снова повторишь это. И кровь из моих рук капала на белую керамику раковины в ванной, пока ты заливал алкоголь в своё горло. Каждый раз, когда ты видел следы моих «рецидивов», ты вынуждал меня пообещать, что это – последний раз, сжимая мои руки до синяков. Мы циклично нарушали обещания, данные друг другу. Ты – из-за меня. Я – из-за тебя. Поэтому я говорила «да» и ты начинал целовать мои запястья. Ты словно забывал, что мы познакомились в одной лечебнице, а я смотрела в твои глаза и понимала, что ты действительно не помнишь, пока накачан очередными купленными тобою таблетками. Пустые коробки и пакеты забивают до основания твой письменный стол. Ты ненавидел своего отца, который избивал тебя и твою мать каждый раз, когда возвращался с работы или после встречи с друзьями. Я ненавидела саму себя, потому что была тем ребёнком, который становится тенью или жертвой, смотря какое настроение будет у моих сверстников. Мы познакомились в одной лечебнице и поступили в один колледж. Ты начал помогать людям, а я завела много друзей и стала популярной. Мы могли быть обычными. Но мы остались теми, кем нас сделало время и окружение, сломившее нас когда-то. Каждый раз, когда ты умирал, я чувствовала облегчение. Когда в порыве злости ты ударил меня, всё ещё находящийся во власти алкоголя и очередной порции недавно проглоченных таблеток, ты начал просить у меня прощения, упав на колени и целуя мои руки, снова и снова. Снова и снова. Ты обещал мне, что это единственный раз. Ты говорил, что не хочешь стать таким, как твой отец. Ты пообещал мне, что больше никогда не вернёшься к тому, что делает тебя таким монстром. Так ты сказал. И после своей очередной смерти ты сдержал своё слово. Купленная тобою очередная порция таблеток осталась нетронутой. Каждый раз, когда ты умирал, я чувствовала облегчение. Моя щека больше не горела от внезапных ударов вспышек твоей ярости. Из твоей комнаты в общежитии больше не доносился запах сигарет, а наши преподаватели больше не жаловались на твою неуспеваемость и непристойное поведение. Кровь из моих рук больше не капала на белую керамику раковины в ванной. Я так долго ждала тебя такого, из нашего полуночного обещания в моей комнате. Но люди не возвращаются из того места, куда ты ушёл, оставив свои таблетки. Я не чувствую облегчения. Теперь твоя очередь дождаться меня.