Полуночная песнь

Костер остался позади; увлеченные беседой спутницы, казалось, даже не заметили, как она скрылась за сплетающимися друг с другом деревьями. Ни один сучок не хрустнул под легкими шагами, ни один листок не сорвался с отведенной в сторону ветви. Некстати накатившая хандра требовала одиночества. Впрочем, насколько одинок может быть Соловей, ступающий по ночному лесу? Сможет ли он обрести уединение под слабо мерцающими в небесах звездами и бледным сиянием двух лун? Вечнотень всегда рядом, как и ее госпожа. Леса вокруг Фолкрита она знала, как свои пять пальцев. Чутье не подвело – всего лишь три сотни шагов сквозь чащу, и вот уже открылась знакомая полянка. Залитая светом Секунды, угнездившейся в красноватом серпе Массера, она выглядела волшебно-потусторонней. Переливающаяся в струистом сиянии ночная роса как будто заморозила высокую траву, и ледяной доспех мерцал в бархатном полумраке. В это царство холодного лунного серебра и вступила Карлия, тихо напевая мотив, шедший из глубин сердца. В одиночестве она закружилась по поляне, и лишь ветер был ей партнером. Капли влаги оседали на развевающемся плаще; Секунда и звезды играли в неприкрытых привычным капюшоном волосах, а Массер, отражаясь в сиреневых глазах, придавал им родной для данмеров рубиновый оттенок. Мелодия, что срывалась с ее губ, звучала в лесной тиши. Каждый такт, каждая нота отдавались в ударах ее сердца, пока продолжался безрадостный танец. Мысли Карлии влекли ее прочь от Фолкрита, от лесов на юге Скайрима – и требовали вернуться на северо-восточное побережье, где осталась вся ее прежняя жизнь, вся ее любовь и большая часть того, что составляло для нее весь мир. Как никогда одинокой она чувствовала себя в эти мгновения. Даже постоянно ощущаемая где-то на границе сознания Ноктюрнал не желала трогать душу своей служительницы, оставляя той право на малую толику уединения. Умом эльфийка понимала, что и подавляемое, тщательное скрываемое от окружающих горе, и давняя, но все столь же острая боль лишь разъедали ее изнутри. Все это мешало собраться с силами, будоражило застарелые чувства, открывало будто бы залеченные раны. В тысячный раз она твердила себе: лишь любовь была важна в мыслях о Галле и их последних днях и ночах вместе. Но за каждой теплой волной, накатывающей на сердце, вновь следовало ледяное дуновение грусти – и лунный свет серебрил дорожки слез на ее лице. Она вспоминала, как в последний раз видела Галла живым, полным сил и энергии, хотя тревоги и заботы уже наложили на него свой отпечаток. Каждое мгновение того рокового дня навечно врезалось ей в память. Карлия привыкла держать эти воспоминания в себе, никому не открывая душу. Но временами они все же прорывались сквозь барьеры, возведенные в ее сознании, требуя выхода. Потому она и напевала вполголоса свою исполненную тоски мелодию, танцуя на затерянной в чаще поляне; и лишь молчаливый лес, звезды и слившиеся воедино луны были ей свидетелями.