Чайная чашка

Их в комплекте было трое: ярко-зелёный Айба, по оттенку больше похожий на цвет сочной молодой травы; глубокого, спокойного тёмно-синего цвета Оно и агрессивно-красный Сакурай. Конечно, Айбе никогда бы в голову не пришло сравнение с травой, которую он никогда не видел, но так говорили люди в магазине, и он поверил. Когда их заворачивали в слои бумаги и складывали в коробку, Сакурай, высунувшийся красным кончиком ручки из упаковки, выглядел взволнованным или даже испуганным. Но Айбе казалось, что именно ради этого момента его и выпекали в раскалённой печи; ради этого стоило пылиться на белой пластиковой полке, соприкасаясь стенками с Оно, и слушать, что говорят о них люди. Казалось, что теперь он узнает, каково это — быть настоящей чайной чашкой. Холодные ладони с длинными тонкими пальцами сразу понравились Айбе. С него осторожно снимали бумагу, слой за слоем, несколько раз повернули, и Айба понял, что человеку нравится, как его глянцевые бока отсвечивают в свете лампы. И ему захотелось бликовать ещё ярче. Даже когда кольцо на указательном пальце человека оцарапало тонкое покрытие краски, Айба не запаниковал, в отличие от Оно, который потускнел от волнения, оказавшись в руках. Человек — невысокий, хрупкий и немного сутулый — включил электрический чайник. Второй, повыше, обладатель тех самых рук, которые так бережно держали Айбу, открыл воду в раковине. Химический запах средства для мытья посуды не понравился Айбе поначалу, но когда мелкие пузырьки пены начали щекотать всю его поверхность, а гибкие мягкие пальцы — аккуратно массировать её, он понял, что совсем не против. Сакурай, которого мыли следующим, выглядел смущённым и даже, кажется, покраснел ещё больше. Тонкая серебристая ложечка, до краёв наполненная крупными чайными листьями, нерешительно замерла над Айбой, но через какое-то время всё же опустилась внутрь Оно. Вторая ложка даже не задержалась над ним, сразу высыпая содержимое в Сакурая. Ещё никогда Айба так отчаянно не завидовал, как в тот раз, наблюдая с застеклённой полки, как две пары рук заливают кипяток не в него. Существование на полке их нового дома ничем не отличалось для Айбы от полки магазина. Только стало тоскливее. Оно и Сакурай теперь всегда стояли рядом, но в некотором отдалении от него. Даже звенели друг о друга с нотками превосходства. Айба стал понимать, каково это — быть третьим лишним. И уже сомневался, что когда-нибудь сможет постичь истинное предназначение чайной чашки. О, как ему хотелось, чтобы тонкие длинные пальцы красивого, практически фарфорового — хоть и нельзя так о людях — человека взяли его за ручку и заварили в нём чай! Можно даже с сахаром, пусть тот плохо отмывается и оставляет незаметный человеческому глазу налёт. И хотелось почувствовать прикосновение пухлых мягких губ, как это ежедневно чувствовал Сакурай… Или чтобы маленький и сутулый человек с глубоким пронзительным взглядом и очень ласковыми мягкими ладонями часами не выпускал его из рук, как он делал это с Оно. Но самым большим разочарованием для Айбы стал день, когда его наконец-то сняли с полки, отдали в руки чужому человеку с грубоватыми мозолистыми пальцами и резкими движениями, да ещё и заварили в нём вместо ароматного зелёного чая крепкий чёрный кофе. И как же неприятно было, что прикасались к нему не желанные ласковые ладони хрупкого человека с умными глазами, и отпивали напиток не манящие губы живого фарфорового шедевра. Тем же вечером, когда их всех троих ставили на место, Сакурай с Оно даже сочувственно отозвались перезвоном. А Сакурай ободряюще прислонился к нему ручкой. Иногда по утрам на их полку попадали солнечные лучи. Тогда Айба, стараясь верить в лучшее, отчаянно блестел своей ярко-зелёной глянцевой поверхностью, пытаясь привлечь к себе внимание, стараясь быть самой красивой и манящей в мире чашкой, идеально подходящей для утреннего чаепития. Одним ранним утром, когда за окнами начинало светать, когда Айба уже практически отчаялся и смирился с тяжёлой мыслью, что он — ничейная чашка, его бережно взяли с полки лёгким движением изящной руки. Он даже не успел поверить своему счастью. А тем временем ладонь второго человека тоже скользнула по гладкой поверхности, несильно и так долгожданно оцарапывая её кольцом. Когда пальцы двух самых нужных в мире людей соединились вокруг него, Айба понял, что значит испытывать абсолютное счастье. И не заметил, как пальцы, вздрогнув, разжались. Снова скольжение по тёплой нежной коже… Айба успел разглядеть в окно сочно-зелёную молодую траву, а потом за секунду страх при виде приближающегося пола, покрытого плиткой, сменился кристально чистым счастьем. Даже несмотря на то, что в нём так и не успели ни разу заварить чай, Айба наконец-то, пусть и ненадолго, почувствовал себя нужным.