Премьера

От неосторожного движения пепел сигареты упал в в ванну. Ирина досадливо сдвинула брови и плеснула воды на темный, не желающий тонуть островок. Сигареты оставалось ровно на один вдох. «Как перед расстрелом, - машинально подумала Ирина. – Последняя затяжка». Мысль о расстреле потянула за собой тяжелые нехорошие воспоминания и, спасаясь от них, Ирина с силой раздавила окурок о дно пепельницы и встала из уже остывшей воды. Времени оставалось мало, пора было одеваться и ехать, но привычная схема любого вечера – ванна, прическа, платье, машина, скучный прием, где мужчины играют в карты и курят сигары, а дамы беседуют об одном и том же и так всю жизнь – сегодня будет нарушена, как и сам уклад их жизни. Впрочем, в последние годы уклад этот нарушался постоянно. Это была крошечная, почти незаметная плата за невероятный успех и везение - они остались живы. В отличие от кузин. В отличие от Бимбо, Эллы, Володи… Феликс, явно поджидающий ее, обнаружился под дверью ванной комнаты. Обычно он просто вламывался к ней, где бы она ни находилась, но сегодня, видимо, решил не нервировать. - Ты готова? Нам скоро ехать. Она ответила вымученной улыбкой. - Ты расстроена. - Я боюсь, - и это было правдой. Он поцеловал ее в висок и умчался. Платье – сочетание серебристого шелка и черного атласа – было уже разложено на постели. Из всех своих моделей эту Ирина считала лучшей и бессовестно оставила для себя во время разбора платьев. Сейчас, когда ее не видел никто кроме горничной, она позволила себе сжать кулаки так, чтобы ногти впивались в кожу – старый испытанный способ снять напряжение, пожалуй, все, что осталось ей от детства. Она столько времени потратила, убеждая семью, что будет представлять свои платья лично, что ничего страшного и позорного в этом нет, не голая же она будет, что сама почти поверила в это. Однако теперь, когда от просмотра ее отделяли считанные минуты, вера в собственные силы исчезала с каждым вдохом. Спустившись вниз, Ирина обнаружила, что, кроме мужа и Ляли все уже были в сборе. Платье на Ляле не застегнулось, пришлось срочно подгонять по фигуре. В ожидании возвращения Ляли все пили кофе и чинно беседовали – умение вести светскую беседу не утратила ни одна из собравшихся здесь дам. Все они, княгини и графини, прибившиеся к чужому берегу спасая свою жизнь, сохранили и осанку и манеры, и умение держать лицо. «Французы должны это оценить, - с внезапной яростью подумала Ирина. - Последняя горничная из эмигрантов имеет лучшие манеры, чем жена президента!». Феликс и Ляля меж тем все не возвращались. «Если они сейчас не спустятся, мы окончательно опоздаем. Другого такого случая в ближайший год не представится». О том, что они будут делать, если не удастся попасть на этот показ, не хотелось даже думать. Ирина оглядела свое крошечное войско. Дамы заметно нервничали и она была готова поклясться, что дело не в том, что им давным-давно пора быть в Ритце. Как бы женщины ни храбрились, как бы ни шутили и над собой и друг над другом и над своей нынешней жизнью, для каждой из присутствующих здесь предстоящая прогулка по подиуму была сродни прогулке на эшафот. Странное дело – казалось бы, после всех пережитых ужасов демонстрация платьев должна показаться чем-то малозначительным, как укус комара после ампутации руки, но нет. Возможно, потом, когда-нибудь, когда все закончится, и они вернутся в Россию, они будут вспоминать это как забавный анекдот, но сейчас… - Очень надеюсь, mesdames, что Феликс не обнаружил еще один несоразмерный стежок, - произнесла Ирина, чтобы снять напряжение. – И не перешивает сейчас всю коллекцию. Дамы вразнобой и немного нервно засмеялись – в основном потому, что это не было шуткой. Перфекционизм Феликса стал шокирующим открытием для всех, кроме нее, помнившей бесконечные обсуждения цвета стен и утомительнейший выбор мебели еще там, дома. Ляля, наконец, вышла из мастерской, за ней неслась швея, смахивающая невидимые пылинки со свежеподшитого платья, и очень бледный и спокойный Феликс. - Я не думала, что живот будет так быстро расти, - покаянно произнесла Ляля. – Простите меня. Ирина ободряюще улыбнулась ей - бэби это хорошо, очень хорошо, это куда важнее всех показов. Времени меж тем уже совсем не стало. - Рассаживаемся, дамы! – Феликс решительно открыл дверцу со стороны водителя. Ошарашенный шофер остался стоять во дворе, и в другое время Ирина немного посмеялась бы над его озадаченным видом, но сейчас ей было не до того. К горлу подступил комок, ладони вспотели. Машина неслась по парижским улицам так быстро, как только было возможно. - Князь, там нет проезда! – нервно сообщил кто-то из дам. Феликс не обернулся. - Сейчас будет, - пообещал он, и их ситроен в самом деле послушно протиснулся между кирпичных стен. Ирина улыбнулась сквозь спазм. Ей становилось все хуже, но отступать было не-ку-да, Москва давно позади, умереть не получилось ни в Петербурге, ни в Крыму и теперь Вандомская площадь надвигалась неотвратимостью. Когда-то, десять лет и целую жизнь назад, Ирина так же напряженно ждала прибытия сюда – той бедной глупышке Ирэн казалось, что предстоящая брачная ночь будет самым серьезным испытанием в ее жизни. Ах, если бы, если бы… В лобби Ритца было немного душно, воздух здесь ароматизировали сверх всякой меры. Они успели – правда, основной показ уже закончился, но публика оставалась на местах. Ляля, искупая свой невольный грех, первой отважно вступила в демонстрационный зал. После ее появления шум моментально стих, но что там происходит, было совершенно непонятно. Дамы одна за другой исчезали за плотным тяжелым занавесом. Ирина отсчитывала секунды до своего выхода, когда Феликс преградил ей дорогу. - Ты не обязана, - мягко сказал он. – Останься здесь. Она покачала головой. - Я решила. - Я знаю… - он не закончил фразу. Думает, что она не выдержит, разумеется. - Я все решила, - снова повторила Ирина. – Но я боюсь. Мне страшно. Меня опять будут разглядывать, как животное в зоопарке. И не просто разглядывать. Куда хуже – в ее острых, четких, будто скальпелем вырезанных, чертах будут пытаться рассмотреть мягкие плавные лица кузин. Трагедия ее семьи превратилась в захватывающую драму для широкой публики, как бы ни дико это было. Феликс моментально понял ее. - Я! – яростно произнес он. – На тебя буду смотреть я! Забудь обо всех, есть только ты и я, больше никого нет. Иди. И сделай так, чтобы эти шакалы подавились своими сплетнями и завистью. - Если я не смогу?.. - Даже революционные матросы обращались к тебе на «Вы»! На его улыбку нельзя было не ответить. - Я рядом, - сказал он. – Помни, что я рядом. И быстро перекрестил ее. Ирина глубоко вдохнула – воздух уже не казался таким спертым. Тошнота постепенно отступала. За занавесом ее ждал ослепительный свет и ошеломленное молчание публики. Она дошла почти до середины подиума, не глядя на лица, смотря поверх голов на задние ряды - Феликс действительно был уже здесь и не сводил с нее глаз, когда кто-то в зале ахнул. - Ирина Александровна! Она игнорировала этот выкрик, но барьер уже был сломан, и началась вакханалия. Ирина держала лицо, демонстрируя платье, вежливо и без улыбки отвечая на вопросы. Ее имя летало по всему залу, и она многое бы отдала, чтобы не слышать двух других имен в речах журналистов и зрителей, но не слышать это было невозможно. Ее дядя и… Феликс побледнел еще сильнее, но покинуть зал было невозможно. Оставалось только ждать конца пытки. Наконец, время истекло. Дамы разноцветной стайкой окружили ее, и они все вместе прошли к выходу, оставляя позади разгоряченную толпу и бьющихся в истерике журналистов – еще бы, им не каждый день достается такое зрелище. Ледяной воздух был невероятно вкусен. - Вы знаете, у меня сейчас такое странное ощущение… - Ляля произнесла это чуточку громче, чем следовало. – Я его даже описать не могу. Ирина кивнула. - Как после рождения ребенка, - объяснила она, и все почему-то засмеялись. Ирина не принимала участия в общем веселье, она оглядывалась в поисках мужа: последнее, что она увидела, покидая зал - Феликса, пробирающегося к выходу. Его высокая фигура была видна на другом конце площади, Ирина поспешила туда. Феликс курил, пристально разглядывая окна отеля дю Рэн. Выражение его лица ей было слишком хорошо знакомо. - Филуш, - тихонько позвала она. – Нас ждут. Он кивнул, но позу не изменил. Будь они сейчас одни, она бы не торопила его, но… - Пора, - повторила она и пошла назад. Через минуту Феликс догнал ее. -Дамы, мы просто обязаны отметить ваш успех! – радостно воскликнул он, так, что она почти поверила в его веселье. Вернувшись домой, они молча поднялись наверх, к себе – после перехода Рубикона оставалось только ждать вердикта прессы. До утра и выхода газет было пугающе близко. - Как ты думаешь, что будет завтра? Феликс валялся на кровати в костюме и сосредоточенно разглядывал кольца сигаретного дыма. - Что-нибудь да будет. Не бери в голову, мы сделали все, что могли. - Самое обидное, - продолжила Ирина, - что мы даже не узнаем, из-за чего провалились: либо из-за плохой коллекции, либо из-за плохих манекенов. Он рывком сел на постели. - Ты была великолепна. Она досадливо покачала головой – сколько можно этих дежурных комплиментов, великолепна она уж точно не была и вряд ли когда-нибудь будет. Он плавно переместился, ей даже показалось, что перетек, как ртуть, с кровати к ней и, обняв, подвел к зеркалу. - Смотри же, как ты не видишь! В зеркале было только ее собственное лицо, что они все в нем находят? Не слишком густые волосы, слишком длинный нос, выпирающие скулы. Что?.. Ирина потянулась за колокольчиком, чтобы позвать горничную, раздеться и лечь уже, наконец, но муж осторожно перехватил ее руку и поцеловал запястье. - Смотрииии, - протяжно произнес он. Платье серебристым потоком скользнуло по ее телу и опустилось на пол. На него упала тонкая кружевная рубашка. Ирина поежилась от холодного воздуха, и Феликс осторожными ласкающими движениями начал гладить ее плечи. Стало теплее. - Видишь? – прошептал он. У ее отражения были пылающие щеки и знакомо-безумный взгляд. Феликс продолжал ласкать ее плечи и руки, осторожно скользя кончиками пальцев по ключицам. Контраст между его строгим черным костюмом и ее обнаженной кожей слепил и заставлял задыхаться. Легкими, почти незаметными поглаживаниями он заставил ее поднять руки и сцепил в замок на своей шее так, что Ирина невольно выгнулась и запрокинула голову, ожидая поцелуя, ожидая, что он коснется губами ее шеи – в той самой точке, которую он так хорошо знает, от прикосновения к этой точке дрожат губы и подгибаются колени, но Феликс продолжал смотреть в зеркало. - Как ты можешь этого не видеть? – снова спросил он и, наконец, прикоснулся к груди. Обвел соски, накрыл ладонями, сжал так, что она застонала. Все, чего она теперь хотела, все, что ей было необходимо - чтобы его руки спустились ниже, еще ниже, под пояс, сдвинули шелковую ткань... Он медлил, глядя в зеркало, в котором обнаженная женщина извивалась от желания и кусала губы в немой просьбе. - Ты же восхитительна… Ирина, расцепив руки, повернулась к нему, чтобы снова обнять, прижаться всем телом, губы Феликса – твердые и горячие, в комнате становится невыносимо жарко, Ирина раздвигает ноги, опирается на изножье кровати, они чувствуют друг друга через все слои ткани, и она не понимает, как они оказываются в кровати, но понимает, что он все еще одет, яростно воюет с пуговицами и галстуком на его костюме, он что-то шепчет, кажется, обещает в следующий раз снова поставить ее перед зеркалом и взять сзади, обещания перемежаются поцелуями и ее стонами… Когда, наконец, он вошел в нее, мир исчез, сжался до размеров пульсирующей золотой точки, остались только они двое, сливающиеся, сплавляющиеся в единый кристалл, точка билась где-то в центре его и потом взорвалась потоком оглушительного света. Пробуждение можно было бы назвать приятным, но протянув руку, Ирина обнаружила пустоту на соседней половине кровати и немедленно ощутила острый толчок тревоги. Можно было понадеяться, что Феликс спустился в гостиную выпить кофе или просто пошел прогуляться, но она слишком хорошо его знала. Он отправился за газетами. Он отправился за газетами и это значит, что результат их вчерашней эскапады будет известен уже через несколько минут. Приподнятое настроение – результат сегодняшней ночи – куда-то испарилось. Ирина решительно направилась в ванную: любую неприятность надо встречать при полном параде, уж в этом-то она знала толк. Думать о возможном успехе она себе запретила из суеверия. Что они будут делать в случае провала? Это был хороший вопрос. Вопрос о том, что она скажет бабушке и как объяснится со свекровью был еще лучше. Беда была в том, что обе они судили действия по их результату, и выйти на подиум в представлении обеих было небольшой шалостью. Выйти на подиум и опозориться – такого ей, пожалуй, могли и не простить. За дверью раздались легкие шаги, и Ирина поняла, что правду она узнает уже через минуту. Феликс, разумеется, вошел в ванную без приглашения и без стука. Выражение его лица ей очень не понравилось. - Я же просила не беспокоить меня, когда я здесь, - произнесла она, пытаясь задержаться еще на секунду в блаженном неведении. Он грустно покачал головой. - Да какая теперь разница… Она молча смотрела на мужа, ожидая продолжения. - В общем, дорогая, новости крайне неприятные. - Все плохо? – спросила она после паузы. - Куда уж хуже… - Проживем как-нибудь. Что-нибудь придумаем. Подай полотенце. - Да что тут придумаешь кроме порки. Но девочек пороть нельзя. Она замерла с полотенцем в руках. - Что? - Хотя с другой стороны, - продолжал Феликс – драться девочкам тоже нельзя. Возможно, нарушение одного запрета повлечет за собой нарушение другого? И мы все же найдем управу на нашу дочь? - Ты про… - Я про Беби, которая вчера оттаскала за волосы княжну Муратову в присутствии воспитателей и директрисы. А ты о чем подумала? Ирина швырнула в него полотенцем, потом расческой. Подумав, метнула металлическое дорожное зеркало. Склонность Беби обходиться без лишних слов не была новостью даже для школьной обслуги. Феликс с хохотом уворачивался. Трагическая мина с которой он вошел, куда-то испарилась. - Что в газетах? – сухо поинтересовалась Ирина, когда запас предметов для метания иссяк. Феликс снова рассмеялся. - Я тебе их принес, читай. Мы победили, Ваше Высочество. Мы победили.

***

"Оригинальность, рафинированность вкуса, тщательность работы и художественное видение цветов сразу поставили это скромное ателье в ранг больших домов моды. Перед вами коллекция, являющаяся в тоже время и селекцией, так как не включает в себя никаких неудачных моделей." Французская пресса о доме моды IRFE, 1925