Часть 1
22 декабря 2012 г. в 22:53
Я вижу это в пене морского прибоя, я слышу это в шуме морского леса, я чувствую это в нас самих, морских жителях: мы с тобой непоправимо безнадежные, и исправить что-либо уже никому не представляется возможным. Лучик нашей веры потускнел и погас, как тухнет солнечный свет на дне самой черной и глубокой впадины – прости меня за это, Ширахоши.
Я хотел бы быть тебе незнакомцем – чужим и странным, далеким, как Восточное море, чтобы прийти однажды из-за линии горизонта, вынырнуть из глубины, возникнуть из трижды истлевшего пепла – без предисловий и объявления войны ворваться в твою добровольную тюрьму и стать ближе океана, ближе всего на свете. Хотел бы я…
Но у нас общая мать, и твой отец – мой отец тоже, а собственную кровь и королевское происхождение мы не в силах отринуть. Я честно и беспристрастно смотрю вперед – и не вижу ничего, кроме угольной кромешной тьмы. На глубине в десять тысяч метров не горят уличные фонари. На дне морском не живут светлячки. Наш путь больше некому освещать, наша история уже не никогда начнется, а значит и не закончится тоже. Я бы рад, рад стать тебе неузнанным, не запятнавшим память и честь прохожим, тенью твоей, кем-нибудь, но…
В моем мире «но» - это печать на лоб раскаленным железом и смертный приговор, и невыносимо мучительный мораторий на его исполнение. Судите же меня по древним обычаям – камнем в лицо, ядом под кожу - я вершу великий грех, полностью осознавая его и даже не испытывая стыда или мук совести, а вода уже сомкнулась над головой нового утопленника, и время снова не повернулось вспять. Аксиома, не требующая доказательств: мы с тобой бесповоротно безнадежные, Ширахоши. Я уже не прошу извинений, как я сам, пустых и бесполезных. Безнадежных.
«Мама бы не одобрила», - всхлипнешь ты и будешь абсолютно права. Никто бы из них… Темнота сгущается к ночи в воспаленные сгустки боли и застарелых воспоминаний, но спасительный рассвет больше не постучит в наш дом. Ящик Пандоры снова неосмотрительно распахнут, и – увы – надежда легкой пташкой давно упорхнула прочь, пока кто-то из нас, заигравшись, сочинял красивую историю, которой не существовало и которая никогда не осуществится – не будучи облаченной в бумажную плоть, развеется пылью и безвозвратно канет в небытие.
Наши братья спокойны в своем неведении, и я начинаю верить, что ложь во благо существует, хотя в действительности и не отличаю её от истины. Чем чёрное – не белое?.. Отчего сестра – не женщина, а брат – не мужчина? Почему – нет, и жирная точка в конце? Где искать ответ?..
Мы безнадежные, дорогая моя, и три точки в конце недописанного предложения. Охотники до чужих бельевых корзин исправят ошибку.
Тьма все так же негостеприимна, но мне мерещится далекий огонек где-то на дне пустой и черной пропасти – заплутавший солнечный лучик пробивает путь наверх в нашем безнадежном королевстве. Я уже знаю, где найти выход. Я последую за ним и, конечно, пропаду бесследно – ты только не плачь, сестрёнка…
Твое будущее непременно будет таким же ясным и чистым, как поддельное небо над нашими головами, как твои лазурные глаза, Ширахоши – я уверен в этом на сто с половиной процентов, на полградуса сильнее, чем следует. В нем больше не будет больной, несуществующей нашей истории, не будет замков на дверях, не будет топоров с алыми розами и безумных преследователей, общей крови тоже не будет. В королевство придет мир и благодать, старые сказки поизотрутся в памяти – ведь они не записаны ни в одной из книг, они точно будут забыты. Всеобъемлющее счастье и возвратившая из скитаний Надежда. Верь старшему брату, милая.
Я шепну тебе «прощай» так тихо, что ты и не услышишь, но уходить по-английски нехорошо, поэтому второе «прощай» на полтона тише. Не буду лгать, что мы увидимся ещё. Впрочем, я хотел, хотел бы быть твоим слугой, кораллом за окном, бликом на щеке, но… Пора уже, трефовая шестерка льстиво зовет в дальний путь и хлопает на прощание тремя парами своих крестовидных ресниц.
И всё-таки снова: тенью дыхания, нараспев шепотом по губам, как самый сильный наркотик – Ши-ра-хо-ши; любимая принцесса своих подданных, любимая дочь своего отца, любимая сестра моих братьев, моя любимая…