Корица.

Она обожала аромат корицы. Я изредка интересовался у нее, почему, а она лишь отнекивалась несколькими броскими фразами на мой весьма глупый и нелепый вопрос, ласково улыбаясь. Но я ее не любил. И дело уже совсем не в корице. Я каждый божий день приносил в нашу маленькую квартирку свечи с ее самым любимым запахом, а она встречала меня как вечно скучающий пёс и просила купить их все больше, даже не обращая внимания на то, что теперь их было некуда ставить. Самым ранним утром, едва проснувшись, я тяжко поднимался с кровати и тихо шагал на кухню, что бы испечь ей булочки с корицей, которые она так любила. И придя на этот запах, рассеявший сладостью весь воздух, она всё так же элегантно садилась за стол, ожидая моей фирменной подачи ее завтрака. Она была счастливой. А я всё понял лишь потом... Ее стройное, красивое тело превращалось словно в высохший, под пламенным солнцем, лист. Она не могла надеть своё черное платье, потому что оно свисало с нее, как и все остальные. Но это ни разу не огорчило ее. Она продолжала бороться. И по ночам, когда ей становилось хуже, из носа вновь предательски текла кровь, не давая дышать. Она пыталась подняться, опираясь худыми и болезненными ногами в пол, чтобы не свалиться на колени. И зажигая свет в ванной, она медленно подходила к раковине и с трудом поворачивала кран, что заставляло холодную воду громко шуметь в квартире. А я притворялся, что сплю. Но сам со страхом и горечью во рту от боли, смотрел на то, как она изломанными руками стирает с лица кровь. И только тогда я видел в ее глазах то, что не хотел видеть. Она была слишком измучена, и увы, ей надоело терпеть. Вновь возвращаясь ко мне, она ослепительно пыталась улыбаться, приговаривая, что всё в порядке. Я говорил что верю, но мы оба решили соврать. Я всегда думал, что я не любил ее. А по утрам всё так же выпекал те самые булочки. Но она больше не приходила ко мне на кухню, нежно целуя в лоб и робко хватая за руку. Их больше никто не ел. А я не переставал их печь, наивно надеясь, что ей станет легче, она очутится рядом и прикоснется к моей руке. Я безмолвно заходил в спальню, наблюдая за тем, как она спит. Худая, но все такая же прекрасная, бледная, но всё еще красивая. Ее черных, как смола, волос, больше нет. А я помню, как любил их нюхать и целовать, а они пахли шампунем с ядовитым ароматом корицы, как обычно. Она по-прежнему шикарно выглядела, но я замечал, что ее глаза не горят той радостной искрой, которой горели раньше. Она не прекращала собирать в себе силы и краситься перед выходом из дома, еле стоя у зеркала. Она соскальзывала и со скрежетом  падала на кафель, но я поднимал ее и клал себе на грудь, а ее голубые глаза смыкались под тяжелыми веками. Тогда она впервые показала мне свою слабость. Она беззвучно плакала, стараясь смахнуть неподвластными пальцами капли солоноватых слез. Я не любил ее... ? У нее всегда были хрупкие маленькие плечи, а теперь они стали еще тоньше. Я любил жадно их целовать, будто мне не хватает воздуха в лёгких, чтобы дышать. А она звонко смеялась, словно сотни тонких птичьих голосков слились в одну мелодию. С тех пор, как страшная болезнь забрала ее, прошло два года. А я все еще не смог с этим смириться. Я не любил ее, но почему никто не может заменить мне ее прикосновений, голубых счастливых глаз и этих плеч? Я не любил ее, но как же слепо ошибался, потому что до сих пор покупаю свечи с запахом ее любимой  корицы.