Сумасшествие

            Тик-так – тикают часы. Слышен каждый мимолетный шорох, каждый прерывистый вздох. Монотонный стук пальцев по столу. Атмосфера – более, чем напряженная.             Она стоит в стороне, изучая внимательным взглядом окружающую ее обстановку. Различные склянки, разбросанные по всей лаборатории документы. И противный, приторный запах медицинского спирта, от которого она воротит нос. Раздраженно постукивая пальцами по небольшому пузырьку с неизвестным ей содержимым, девушка с долей резкости поворачивает голову в сторону сидящего неподалеку ученого. Он сосредоточенно вглядывается в экран – внимательно, не отвлекаясь. Так, словно ее здесь и вовсе не существует. Ей не нравится. Она не любит оставаться незамеченной, и потому, в мгновение ока преодолевая разделяющее их расстояние, со всей злостью бьет ладонью по столу, призывая его к вниманию.             – Может, хватит уже? – шипит сквозь зубы Чируччи.             Брошенный ей в ответ безразличный взгляд злит еще больше. Девушка сжимает пальцы в кулаки и, приближаясь к лицу ученого, вновь чувствует этот запах. Он пропах им насквозь. Противно. Она морщит нос и отстраняется, не в силах терпеть этот неприятный «аромат».             – Сколько можно? – повторно вопрошает она, ожидая от него ответа.             – Тебе не нравится? – с едва заметно усмешкой тянет Октава Эспада, привычным движением поправляя оправу очков и не сводя пристального взгляда с лица гостьи своей лаборатории. – Прости, я не думал, что ты не заинтересована в подобных «мероприятиях», – с фальшиво-вежливой интонацией проговаривает он, чем еще больше выводит ее из себя.             Сандервичи едва сдерживается, чтобы прямо сейчас не отплатить ему за подобное обращение. А ведь так просто – стоит лишь позволить самой себе, и разнести половину лаборатории не составит труда. Но она держит себя в руках.             – Ты что, совсем сошел с ума со своими экспериментами? – девушка невольно отходит на шаг, когда ученый начинает тихо, почти неслышно, но так зловеще смеяться. – Что смешного?             – Ты не знала? Милая, ученые все сумасшедшие, – поднимаясь из своего кресла, говорит Октава Эспада и отходит в сторону. – Я не исключение.             Она молчит. Знает, что так оно и есть – этот человек уже давно потерял способность видеть все так, как видят остальные. Сумасшедший, совершенно изменивший собственное представление о мире ученый, который стремится лишь к одному – исследованиям и экспериментам.             Чируччи внимательно следит за каждым его шагом. За тем, как он осторожно проходит к небольшому шкафчику с различными склянками. За тем, как долго пытается выбрать одну-единственную. За тем, как, щелкнув пальцами, возвращается к ней и протягивает ей в руки пробирку. Девушка невольно хмурится.             – Это еще что? – грубо спрашивает она, не зная, чего стоит ожидать от него в этот момент.             – Тебе не нравится запах медицинского спирта. Считай это моим подарком на... – ученый замолкает, старательно подбирая подходящее слово. Наконец, когда оное промелькнуло в его голове, он вновь щелкает пальцами и продолжает:             – Да, точно, Рождество! В мире людей скоро будет празднование, – с улыбкой заявляет он, осторожно открывая пробирку.             Запах – приятный. По-настоящему. Не тот противный медицинский спирт, а цветущая лаванда, аромат которой ей так нравится.             – Духи? – недоверчиво спрашивает Сандервичи.             – Именно, – радостно восклицает ученый.             Девушка берет пробирку в руки и, чуть наклоняя голову вперед, втягивает носом приятный аромат. Да, действительно – просто духи. Ничего более. Она невольно улыбается, выпрямляя спину и вновь взирая на ученого. Ни благодарности, ни кивка головы. Лишь скупой взгляд.             – И зачем они мне? – все тем же грубым тоном спрашивает Сандервиччи, выхватывая из рук Октавы Эспады пробку и вновь закрывая пробирку.             – Вам, девушкам, всегда все объяснять надо, – в ответ выхватывая из рук ее саму пробирку, говорит Заэль Апорро. Осторожно капнув небольшую каплю жидкости себе на палец, ученый, нисколько не смутившись и не посчитав нужным спросить у девушки разрешения, подошел к ней вплотную и мягко коснулся кончиком пальца нежной кожи шеи. Мурашки по всему телу, рьяное желание ответить – и ничего. Девушка лишь стоит на месте, беспомощно пытаясь сказать что-либо.             Он в ответ лишь едко улыбается, подступая еще ближе и откладывая пробирку в сторону.             Она его ненавидит. До глубины души, каждой клеточкой своего тела. Но, тем не менее, каждая клеточка этого самого тела отвечает на его прикосновения. Ласковые, нежные, но в то же время наполненные чувством собственности и желания обладать. Она судорожно вздыхает, когда ловкие пальцы невесомо касаются ее кожи и стягивают с изящных ножек белоснежные чулочки. Она прикрывает глаза в сладкой истоме, когда, не чувствуя на себе плотной одежды, чувствует его горячее дыхание и прикосновение сухих губ к затвердевшему соску. Она заходится беззвучным криком, когда он окончательно делает ее своей собственностью. Царапает его спину, беззлобно шипит, но так податливо подставляет шею для новых поцелуев.             Он сумасшедший. Но она тоже. Ведь любить того, кого ненавидишь, – это и есть сумасшествие.             И оно всегда одно на двоих.