Сиротливые плечи и в чёрной кайме глаза...

      Сиротливые плечи и в чёрной кайме глаза,       А улыбка — как будто скрываешь что-то такое…       Надоело мне на полоски ткань разрезать —       Задушу подушкой. И так мне не знать покоя.       Пусть со мною творят уроды что захотят:       Не вернуться домой, не вернуть мне свою невинность…       У меня есть мой личный, мой маленький мерзкий ад,       Где дымится в котле пригретая мною живность.       Безобразная кожа, закаченные глаза…       Не брыкай ногами, не бейся: ничто не поможет.       На подушке мягко — и я не хочу слезать,       Навалилась усталость. Что же мне делать, что же?       Для меня и раньше всего ничего дорог       Оставалось — и все уводили во мрак кромешный.       Покоряюсь, смиряюсь я: раз уж таков мой рок,       Пусть же люто карают меня за поступок грешный.       Никогда не увижу, как мутно горят глаза,       На костях не почувствую больше чужого веса.       Если б даже могла я всё повернуть назад,       То не стала бы. Подойдёт к концу моя пьеса:       Змеям скормят ли, нестерпимым дохнут огнём       Или падать с каната отправят под самый купол…       Пусть не об руку — жертва, мучитель — мы в ад шагнём       И пополним ряды изувеченных жизнью кукол.