Волчий след. Затянувшаяся зима

      Тот весенний день — который для малышки так и останется зимним — многое переменил в жизни Адериен. После она будет вспоминать о нём с трепетом и гордостью, а пока увлечённая ураганом новых удивительных дней девочка забыла обо всём на свете и жила на одном дыхании. Весь большой мир, о котором она мечтала до того дня, сузился и сосредоточился вокруг тренировочной поляны.       Некоторые грёзы претерпели изменения, но не такие уж существенные для увлечённого ребёнка. К примеру, долгожданный кинжал оказался деревянным, чуть больше папиного охотничьего ножа, но слишком увесистым для одной детской руки. Следующее, что подверглось изменениям, это тренировки: они не были так легки, как девочка надеялась, схватив «меч» и принявшись избивать им чучело. Ей приходилось вставать раньше обычного, много упражняться и мало держать в руках само оружие.       Но, как ни странно, Адериен не теряла интереса ко всему, чем занималась. По-своему, она даже больше углубилась в сторонние тренировки, хоть и продолжала засыпать в обнимку со своим оружием и сама таскала его повсюду. Она видела, как папа наблюдает за её успехами, в некоторые из таких моментов его яркие глаза особенно блестели, и это наполняло девочку новыми силами.       Так прошёл год, Адериен стояла на пороге своего шестого дня рождения, продолжая следовать за ураганом тренировочных дней. Когда папа уезжал в город, она оставалась дома по собственному желанию. Поначалу, обеспокоенный подобным её поведением, он подолгу не хотел уезжать без неё, а если всё же нужно было, то быстро возвращался домой. Возможно, папа думал, что она злилась за прошлые запреты и теперь отказывалась намеренно. Но она тут же переубедила папу, сказав, что дом и игрушки необходимо кому-то защищать, и она лучше всего подходит на эту роль. Папа со временем успокоился и смирился с её причудами. А она уговаривала себя, что эта маленькая ложь и не ложь совсем, а почти что правда. Она действительно защищала дом и любимые игрушки, но также, сдерживая желание поехать, лелеяла заветную мечту: она хотела хорошо освоиться в управлении своим мечом, чтобы приехать в город за настоящим и удивить Тринна своим умением. Показать ему, что она — настоящий мастер!       Во снах девочка тоже не могла отдохнуть от суматохи дня. Каждый из этих снов обрывался неожиданно и оставлял после себя странную тоску, которую могли развеять лишь тренировки с папой. Иногда перед ней появлялся Тринн из того последнего дня у конюшен, а рядом с ним стоял мужчина с тем пронзительным взглядом золотых глаз, но во сне он мягко виновато улыбался. Имя его Адериен часто силилась вспомнить утром, но память, как метель, смела многие краткие воспоминания из детского сознания. Пару раз к ней приходила с объятиями тётя Клара, с чьим платком девочка часто засыпала. Они много говорили, малышка делилась с ней новостями и спрашивала, когда та к ним заглянет, на что женщина с улыбкой целовала её в лоб и растворялась в рассветных лучах нового дня.       В особо тревожные дождливые ночи Адериен принимала на себя образ кого-то очень большого, в чьём теле то разгорался пожар, то всё покрывалось льдом при каждом вздохе. Иногда она спрашивала у папы именно об этой редкой стороне снов, а он пожимал плечами и называл этого большого зверя её богатой фантазией о драконах. О других снах она молчала, хоть часто хотелось рассказать, но внутри поднимался страх, а в голове возникал тот папин разговор с бабой Нанной об Отце Охоты.       «Может, когда папа познакомит меня с ним, я смогу рассказать?» — ловила она себя на мысли и одобрительно кивала удобно звучавшей отговорке. Всё равно ведь расскажет, зачем всегда это скрывать? Это же папа!       Нынешний день обещал быть долгим: папа хотел показать девочке пару приёмов, а потом она должна была попробовать их повторить. Адериен собрала в маленькую сумку пару яблок и повесила на пояс свой деревянный меч, готовая к новым тренировкам. Папа, в свою очередь, упаковал значительно больше еды и взял с собой свой лук.       Девочка скосила взгляд на его сумку и с вопросом посмотрела на папу:       — Папочка, мы потом на охоту? Почему ты соблал так много?       — Ох, Дерри, ты заметила, — усмехнулся он, присев перед ней и заглянув в глаза. — После тренировки я должен буду пойти в Камень Шора, совсем ненадолго, но потом ещё надо выполнить одну работку. Но! Сначала мы с тобой потренируемся, я же обещал!       — Ага! — заулыбалась успокоившаяся девочка. — Лабота будет плостая? Ты велнёшься до ночи?       — Я пока не знаю, малышка, но очень постараюсь, — он чуть помедлил, стараясь не сильно хмуриться, и задал привычный вопрос. — Но ты же помнишь как закрывать дверь и окна на ночь?       Адериен кивнула, и они вместе пошли на поляну, где она почти сразу позабыла о важных папиных делах. В любом случае, папа вернётся быстро, он даже из города быстро возвращается.       Тренировки тоже прошли слишком уж быстро, а Адериен даже не успела заметить, как раннее утро превратилось в полдень. Взяв у папы фляжку с водой, она быстро осушила половину и оглядела тренировочную поляну. Эту же поляну она часто видела во сне, здесь волчонок отдыхал вместе со стаей, замечая украдкой между деревьев светлый мех белого оленя. Почему-то, когда ему хотелось погнаться за ним, старшие недовольно рычали и отгоняли малыша от леса. Адериен один раз подумалось, что олень этот какой-то очень особенный, и на эти её мысли он обернулся и заглянул волчонку прямо в глаза.       Вспомнив эту часть сна, девочка вздрогнула и чуть не выронила фляжку.       — Что ты там рассматриваешь, волчонок?       — Папа, — вдруг оглянулась на него дочь. — А белые олени — они особенные?       Фигура папы заметно напряглась, он странно посмотрел на ребёнка.       — Ты видела белого оленя?       Адериен замялась от неожиданной реакции и неосознанно соврала:       — Н-нет. Плосто вспомнила, как баба Нанна лассказывала о белых волках, лисицах, клоликах и медведях. А если есть они, то почему нет белых оленей?       Взгляд папы чуть потеплел, он потрепал дочь по голове и неловко улыбнулся, сглаживая углы после резких слов.       — Может они и есть, волчонок, но я их не видел. Возможно, однажды мы с тобой на охоте поймаем такого! Хотя, — он с задумчивым видом пригладил бороду, — в детстве мама говорила мне, что таинственного зверя сумеет изловить только опытный охотник… — он выдержал паузу, а когда дочь зачарованно замерла, внимая его словам, усмехнулся. — И я верю, что ты станешь таким!       — П-плавда?! — взвизгнула девочка, подскакивая на ноги. — Плавда-плавда, папочка?!       — Конечно, — заулыбался он. — Или ты сомневаешься в себе и во мне, как учителе, Дерри?       — Нет, ни за что! — Адериен подскочила и от переполнившей ее радости набросилась на папу с объятиями. — Мы будем самыми сильными охотниками во всём миле!       — Точно, волчонок! Вот это настрой моей доченьки!       Вскоре папа ушёл, напомнив напоследок о том, чтобы Адериен не выходила из дома без крайней необходимости, особенно после заката. Это правило она помнила и успешно его обходила. Необходимость ведь у неё была да ещё какая — она продолжала тренировки на поляне! А о закате и речи не шло — она возвращалась домой до того, как солнце скроется за деревьями! Это был её маленький идеальный план и большой секрет. Она делала это не в первый раз и, в конце концов всё повторилось вновь: стоило папе уйти, она быстро взяла своё оружие и осторожно пробралась на поляну для тренировок и принялась за дело.       — Сдавайтесь, плотивный дядя! — девочка направила своё оружие на грозного противника и победно улыбнулась. — Аделиен Несо… Несокул… Как же там было?.. — она чуть опустила меч и нахмурилась. У неё плохо выходила эта часть, вечно забывалось слово. — А! Пусть будет так! Аделиен Сильнейшая! Да! Аделиен Сильнейшая побьёт вас! И отплавит к стлажникам! Йа-а-а-а!       И вот маленький воин ринулся на большое чучело и повалил его, продолжая бить мечом и грозно «лычать». Как учил папа.       — Сдавайтесь! Сдавайтесь! И никакой магии! Папа говолил, что она для жуликов! А жулики — плохие! — уже с другим чучелом она угрожающе надвигалась на противника, не сводя с него глаз. Как учил папа. — А-а-а! Магия беспомощности! «Ву-и-и-и! Я сильнее Аделиен Сильнейшей! Мва-ха-ха!» Жулик! А-а-а-а!       Адериен никогда не встречала магов, но по рассказам папы именно такими они должны были быть: хитрые и коварные! И обязательно с заклинанием беспомощности! Иначе как ещё сделать воина беспомощным? Именно поэтому она выронила меч и рухнула на траву, продолжая изображать бессилие.       — Одолею! Обязательно победю, плохой дяденька! — уже наводя порядок, приговаривала девочка. — И папа увидит! И Тлинн тоже! Всем покажу!       Так на поляну незаметно прокрались первые признаки заката. Адериен, глядя на темнеющее небо, нахмурилась и прислушалась. Кроме неё тут не было никого, лишь иногда в лесу каркал ворон. Главное — нет папы. Поймай он её за этими играми в героя — ей было бы жутко стыдно.       — Вот знаете, дядя, мой папа такой сильный, хлаблый. Он — гелой. И я его дочка! Поэтому я обязательно стану как он! И мы вместе будем гелойствовать! Но сначала! Я одолею вас!       Снова бросив взгляд на небо, она хмыкнула и прижала к груди оружие. Где-то в лесу каркнул ворон, ветер стремительно пронёсся по поляне и разволновал кроны деревьев.       — Но чуть позже! Я ещё лучше научусь и обязательно! А пока… увидимся потом, плохой дядя!       Деревья отбрасывали причудливые тени на траву, в чаще слышались шорохи. А у девочки в голове всё вертелось: пора домой. И в груди сердце билось быстро-быстро. Папа должен прийти. Скоро-скоро должен. Отругает, если не найдёт. «Успею!» — подумала она, ускоряясь.       — Беги-беги, дитя.       Она набегу обернулась и тут же, запутавшись в ногах, свалилась и покатилась кубарем.       — Адериен!       Большие сильные руки подхватили её и прижали к тёплой груди. Сердце всё ещё колотилось, и девочка закашлялась.       — П-папа?..       — Во имя Восьмерых, что с тобой? От чего ты вообще так неслась и почему ты не в доме?!       Адериен подняла глаза — такие же, как у папы, — на него и осмотрела каждую чёрточку. Папа ворчал, но не злился. Был напуган, но не ругался. А в голове всё ещё звучал незнакомый голос. Обвив папину шею ручками, девочка прижалась к его щеке.       — Всё холошо, пап. Я плосто… снова не послушалась. Плости…       Он замер, а затем облегчённо, со смешком выдохнул:       — Ох, Дерри, только ты, наверное, можешь так прямо сказать о том, что ты непослушная. Напугала ты меня, вон — все волосы в грязи, но как на тебя такую злиться?.. Смотрю и прямо сразу твою маму вспоминаю…       Адериен немного напряглась и стиснула папину рубаху в ладошках. О маме папа говорил теперь ещё реже, это её даже радовало, но если всё-таки упоминал, девочка чувствовала себя не очень. Она ведь так хорошо старается с мечом, как папа. Почему же он видит в ней маму? Она же…       — Как папа!.. Я… — Адериен отпрянула и прикрыла рот ладошкой от неожиданности, снова вызвав папин смех. — Я как ты. Ты тоже непослушный! Ты сказал, что велнёшься до ночи, а сейчас даже солнце не опустилось! Ты не послушался себя!       Папа притворно удивился и взялся одной рукой за голову, сокрушаясь:       — Ох, горе мне, родная дочь устыдила! — а потом они вместе долго и заразительно смеялись, вернувшись в дом.       — А теперь надо тебя искупать!       — Не-е-е-ет! — со смехом завизжала дочка, понарошку колотя папу кулачками. — Только не ванна-а-а-а!       — Ты сделал лаботу? — спросила девочка, сидя с папой на его большой кровати, пока он осторожно расчесывал её непослушные влажные волосы.       — О да, малышка, всё выполнил в лучшем виде. А взамен мне дали пару бутылочек мёда. Особого! — мягко засмеялся он, прочёсывая прядь за прядью. — Поэтому завтра мы вернёмся к тренировкам после полудня, папе надо немного отдохнуть.       Адериен слегка повернула голову и посмотрела на две бутылки с приятно пахнущей водичкой, которую папа называл «мёдом». Слегка надувшись, она спросила:       — Папа, а мне можно этот мёд? Ты его часто пьёшь, но не делишься!       Папа усмехнулся и мягко отвернул голову дочери от бутылок, помолчал и наконец ответил.       — Понимаешь, волчонок, этот мёд пьют взрослые. Вот вырастешь — может быть и выпьем с тобой по… по пол-кружечки. А пока давай договоримся: если хочешь мёда, я могу из какого-нибудь улья в лесу принести. Хорошо?       — У-угу, — кивнула она, силясь бросить взгляд на бутылки и всё ещё не совсем понимая.       В тишине хижины девочка рассматривала комнату и привычные глазу, очень родные осколки бутылок, подвешенные под потолком. С её кровати за ними даже интереснее наблюдать, чем с папиной: ночью лунный свет так красиво играется с ними. С младенчества эти осколки были её любимыми побрякушками, даже всякие украшения в доме Клары не так её интересовали: так ей говорила сама тётя, правда при этом почему-то ворчала.       Наконец, когда волосы были причёсаны, девочка спрыгнула с папиной постели и, подхватив пару игрушек, упала на свою кроватку, вдыхая запах лаванды. Затем повернулась к папе и улыбнулась ему, озорно прищурившись, а папа ответил тем же. Адериен не видела себя со стороны, но очень надеялась, что у неё папина улыбка.       — Приятных тебе снов, волчонок, — папа подошёл к ней и мягко поцеловал её в лоб.       Нос защекотал слабый запах горноцветов, и девочка, не сдержавшись, звонко чихнула. Это было так неожиданно для двоих, что в комнате на секунду воцарилась тишина.       — И-и… пчхи! И тебе, папочка, — проговорила она в нос, утерев рукавом рубахи лицо.       — Ха-ха, волчонок, а чихаешь как мышонок! — засмеялся папа.       Пригладив её волосы, он погасил свечу, освещавшую комнату. Затем он поднял с пола бутылки и вышел из комнаты, прикрыв дверь.       Адериен в полумраке оглядела стены и окно, в которое заглядывал лунный свет, иногда скрываясь за облаками и набрасывая на комнату тени. Спать ещё не хотелось, но и шуметь было нельзя. Так, маленькая озорница села на кровати и принялась тихо-тихо играть в своих зверюшек. Но она всё-таки пару раз немного увлекалась и тогда папа заходил в комнату, отправляя её спать. И вот наконец она уснула в окружении игрушек и с мечом в руке, но ненадолго.       Её разбудил грохот, от которого девочка даже подпрыгнула на кровати. Спросонья перепугавшись, она тем не менее быстро сообразила: из руки просто выскользнул меч и упал. Папу он не разбудил, его храп в подушку был куда громче. Беззвучно зевнув и протерев сонные глаза, Адериен взялась за одеяло и хотела, укутавшись, продолжить смотреть сон, как уже за стенкой грохнулось что-то другое, при этом ещё и что-то пролилось.       «Папина бутылка так?..» — подумала было она, но увидела в лунном свете те самые бутылки около кровати. Ни о каком сне и речи не могло быть, девочка осторожно соскочила с кровати и, подняв свой меч, медленно подошла к двери. Перед глазами возник образ той ночи. В нос ударил запах, который она слышала в городе и в деревне, когда рядом проходила собака: сырой, неприятный, грязный запах. По ногам пробежал холодок. Мелко задрожав, девочка обернулась на кровать, где крепко спал папа. Внутренний страх подначивал подойти, растолкать и, почти плача, сказать о звуке за дверью. В этот раз папа дома, он защитит!       Но другая часть, что вечно храбрится и гордо говорит «я всё сама!», заставила малышку отвернуться от папы, расправить плечи и — снова вздрогнув — открыть эту большую дверь. За дверью её ждала привычная комната, а не та пугающая всепоглощающая тьма, в которой пряталось чудище.       — Ну вот, а ты боялась! — шепнула она сама себе с укором.       Снова оглянувшись на папу и убедившись, что он спит, девочка вышла из спальни. Подойдя к столу, на одном из шагов она почувствовала что-то мокрое на ноге и услышала хлюпанье. Отдёрнув ногу в приступе отвращения, присела перед лужей и с настороженностью принюхалась. Запах был знакомый, но непонятный, и ребёнок, оценив ситуацию, быстро обмакнул в луже ладошку. Водичка была немного густоватая, но не неприятная, чуть липкая. Девочка, недолго думая, сунула пальцы в рот и облизнула их.       И тут же скривилась.       — Бе-е-е-е! — вздрогнув всем телом, редко поднялась и стала отплёвываться от внезапно горького привкуса. — Что это за гадость? Если папа пьёт это, то я такое точно пить не собилаюсь! У взлослых такие стланные вкусы! Ой! — спохватившись, Адериен прикрыла рот ладошкой, но почти тут же отдёрнула её. На языке тлел след прежней горечи, а рука душила запахом.       Прислушавшись к храпу папы, она поняла, что не разбудила его. Быстро отыскав на столе тряпку, бросила её на лужу и как следует потопталась на ней. Рядом валялась наполовину пустая бутылка, но трогать её не хотелось, поэтому девочка быстро набросила на неё другую тряпку и отступила на шаг. Пряный запах стал ещё резче и, рассеявшись по комнате, ударил малышке в нос.       — В комнате так… душно… — она покрутила головой и приоткрыла окно, а потом и входную дверь; воздух дурманил мысли.       Но сквозняк мало помог, в лесу не было и намека на ветерок. Поэтому девочка, снова проверив папу, прихватила свой меч и вышла в мамин садик. Свежесть леса тут же выветрила дурман от медовой воды, и Адериен часто-часто задышала, будто хотела поглотить всю эту свежесть. А потом наклонилась к цветам и глубоко вдохнула аромат лаванды.       Ночь для Адериен всегда была временем сна, но сейчас о нём не могло идти речи. Как уснуть в окружении того удушающего запаха? Она огляделась, вгляделась в чащу и прислушалась. Где-то бегал заяц, а ещё громко копошился в траве и топал ёж; где-то далеко завыл волк. Небо с россыпью белых красивых точек приковывало к себе взгляд, но шея быстро затекла и ребёнок не нашёл ничего лучше, кроме как лечь на траву.       Мысли теснились в её голове, при этом ни о чём конкретном она не думала. Ей просто хотелось, чтобы папа тоже проснулся и полежал вот так — рядом с ней, рассказывая своим хрипловатым голосом истории и небылицы. Ведь ночь, оказывается, такое подходящее для этого время.       — Весёлый напиток — мёд. Такой противный, а люди почему-то продолжают в нём топиться…       — Ч-что? — в испуге Адериен села и, повертев головой, не поднимаясь попятилась в сторону дома.       Вокруг не было ни души, ночь оставалась такой же тихой. Но Адериен уже знала, что это неправда.       — К-кто здесь? Я-я слышала голос!       Впереди по тропинке от дерева отделилась тень, зашуршала и забрякала, топча влажную землю. Девочка была готова поклясться папиными Восьмерыми, что у тени были оленьи рога, но это точно был не зверь.       — К-кто вы? Я закличу и папа побьёт вас! — снова попятившись, произнёс ребёнок.       Тень снова шевельнулась, издавая брякающий звук, будто несколько вещей с силой ударились друг о друга. Рога двинулись в сторону и вроде как даже развернулись, а значит развернулась и тень.       — Ох, правда?       — Да! — с вызовом произнесла она, расправив маленькие плечи и попытавшись напугать. — По-поэтому ух… уходите, а не т!..       — Что же твой папа не побил то чудище, дитя осени и зимы? Ты так кричала, а папа не прогнал его, верно?       Адериен задрожала всем телом, и тянущая боль прошлась по казалось бы уже зажившему плечу.       — О, эта метка такая чудесная и уникальная, тебе правда стоит ею гордиться, зверёныш. Мало кто может похвастать такой в твоём нежном — даже по смертным меркам — возрасте. Хотя из твоих глупых взрослых сородичей тоже мало кто смог такую заслужить.       — Кто вы?       — Опять этот вопрос! Как скучно, неужели ты ещё не достаточно освоила речь? Только и можешь, что повторять одно и то же. Так давно хотела встретиться и даже не узнаёшь меня, мой охотник. Что же, хочешь узнать — иди за мной следом, как ученик за учителем.       — Папа говолил не лазговаливать с незнакомыми дядями и не гулять ночью.       Тень тихо засмеялась и слегка повернула голову к собеседнице. В темноте сверкнули два желтоватых глаза, тускло выделяя странные черты лица. Внутри девочки поселилось странное чувство, совсем не похожее на страх. Оно было почти такое, как когда она общалась с Тринном: интерес.       — Смертные дети также же глупые, как их взрослые собратья. Ты уже говоришь со мной и ты уже покинула дом. Не считаешь, что поздно вспоминать о правилах?       Её молчание, видимо, не очень понравилось тени. Силуэт снова развернулся к ней всем телом и медленно пошёл навстречу.       — Не доверять незнакомцам — это правильно. Но с тобой говорит не незнакомец, маленький охотник. Давай же наконец познакомимся как полагается.       Лунный свет вырвал высокую фигуру из мрака, и в горле девочки замер крик. Страх парализовал её, но пальцы до онемения сильно стиснули траву.       Перед ней стоял странный дядя, совершенно не похожий на всех папиных гостей и жителей города. На нём не было ничего из одежды, кроме какой-то шкуры на бёдрах. На этой шкуре была связка из пожелтевших костей — они и издавали брякающий звук. Такие же кости были и на его руках и на шее, как причудливые жутковатые украшения. Волосы в лунном свете она определить не могла, но они были грязные и висели отдельными толстыми прядями, в них были натыканы различные перья; девочку папа непременно бы поругал, если бы её волосы были в подобном состоянии.       Но страшнее всего в незнакомце была его голова. На ней была оленья голова — череп с пустыми глазницами и массивными рогами, украшенный рисунками из красной краски. Желтоватые глаза тлели в пустых отверстиях, как угольки в камине, и неизвестно какое страшное лицо пряталось за этим ужасным образом.       Адериен сглотнула, когда он подошёл ближе. Казалось, весь лес замер и сузился до размеров этого куска земли, где находились двое. Прищур жёлтых глаз напомнил ей ту снежную ночь, но леденящего душу страха не было. Она почувствовала, как к ней возвращается способность двигаться, онемевшие пальцы закололи много-много маленьких иголочек. Но она не отводила взгляд и к своему собственному удивлению произнесла:       — В-вы… Отец Охоты?       Мужчина наклонился, и грубая ладонь схватила её подбородок. От его руки пахло гарью, грязью и сырым мясом. Запахи эти напоминали ей о снах.       — Отец Охоты, Зверолюд, Охотник Принцев, Перевёртыш, Великий Олень. Вы, смертные, придумали так много имён, а суть их — одна. Как меня не назови, я — это я. Но если тебе так проще — используй то имя, что услышала, дитя.       Адериен смела вместе бровки и, когда мужчина отпустил её, тут же затараторила:       — Это пло вас говолили папа и баба Нанна? Папа же поэтому стал учить меня? Чтобы я стала охотником? Вы же Отец Охоты и все охотники вас слушаются? Значит, я плавильно учусь? Я стану охотником?       Глаза за за черепом прищурились, мужчина резко выдохнул и снова — уже крепче — сжал её подбородок, большим пальцем прикрывая источник шума.       — Сколько бесполезного шума, зверёк, для того, кто не хотел нарушать правила. Твои вопросы смешны и совершенно не к месту, им не нужны ответы. Ты должна научиться задавать правильные вопросы. И когда ты будешь готова — я дам на них ответы. Но твой отец бесполезно растрачивает твоё время и уникальность твоего положения. Возможно… ох, да, он просто не осознаёт всей прелести.       Отец Охоты отпустил её и, поднявшись, бросил взгляд на две луны в небе. Взглянув на ребёнка в последний раз, он медленно пошёл прочь.       Когда он скрылся во мраке чащи, Адериен услышала его голос так близко, будто он всё ещё стоял рядом:       — Похоже, мне придётся взять твою подготовку в свои руки, раз этот смертный ни на что не годен. Но ты учись и держи всё в тайне. Таков приказ, мой уникальный зверёныш.       И только эти слова прозвучали, как девочка распахнула глаза и села на кровати. Комнату заливал мягкий утренний свет, а в своей кровати папа, зарывшись лицом в подушку, слабо дёргал ногой и похрапывал.       Новый день наступил.