Cпасение

Канеки кажется, что стерильная повязка, которой он пытался скрыть свой левый глаз от всех и даже от самого себя, прожигает сквозь кожу, мышцы, кости и клетки мозга в его голове дыру. Он бы и снял её, но боится посмотреть в зеркало и увидеть полную красную луну на фоне чёрного неба, а не спокойные дождливые тучи в своих глазах. Канеки ощущает, что стоит на развилке дорог. Они все путаются множеством переходов лабиринта без выхода, в котором он оказался случайным узником и чужой мир, так радостно принявший его в свою историю, больше ни за что не отпустит. Потому Канеки отдаётся ему целиком и полностью, забывает вкус нормальной жизни и пытается задушить в себе второе "я", но сдаётся под тяжелым градом несчастий и пыток. Лабиринт превращается в узкую тропинку, а тропинка — в тонкий канат, и Канеки шагает по нему, стараясь держать равновесие, чтобы не впадать из крайности в крайность и не ощущать себя самоубийцей. Но он и сам знает, что только оттягивает неизбежное. Рубашку теребит слабый ветер и благодаря лёгким касаниям ткани Канеки всё ещё ощущает себя живым, а яркое солнце над головой перебирается за спину и оказывается совсем рядом, но очень быстро исчезает за горой непрочитанных сообщений и непринятых вызовов. Канеки осознаёт, что вот так обрывать приятную сердцу связь — непростительная ошибка. Ошибка, за которую он платит кровью и рассудком. Он совершил её ещё в тот момент, когда согласился на встречу с Ризе. Хиде отражается в грязной воде — защитная форма CCG ему совершенно не к лицу. В канализации солнце не живёт, не греет, а гаснет. Хиде похож на огромный костёр, в котором заканчивается запал и тепло, и Хиде не жалко отдать последние крохи ему — недостойному, обречённому, мёртвому. Он мягко улыбается и треплет его белые волосы, а сердце Канеки обрастает колючими кустами терна. Хочется прыгнуть в солёную воду и навсегда остаться в её власти, но Канеки не смог бы сдаться так просто. Именно Канеки отбирает у него жизнь и уже не сможет вернуть её обратно, но Хиде, кажется, на это плевать, он успокаивает его и даёт обещания, которым не суждено сбыться. Солнечный Хиде гладит его по волосам, говорит, что так ему тоже очень хорошо, но с чёрными было лучше. Яркое и всепоглощающее, сконцентрированное в одном человеке, Солнце улыбается — Он всегда улыбается — и просит быть сильным и потерпеть ещё чуть-чуть, а потом Канеки ощущает у себя во рту вкус амброзии, а на своих губах — чужие сухие губы, которые поят его этим чудом. Чуда нет. Канеки проклинает жизнь, которая отбирает у него всех раз за разом — отца, мать, человечность, спокойствие, чувства и Солнце. Он проклинает мерцающие образы, что проносятся у него перед глазами и смешиваются в чёрно-белый хаос, вспыхивают во тьме золотыми миражами и оседают каплями на коже. Канеки может только молить о прощении и спасении, и Хиде крепко сжимает его ладонь, а потом подносит ему ко рту свои руки и говорит всего одно слово. И Канеки слушается, как пленник или раб, подчиняется чужому приказу и ощущает как его горло скребут полулунная и трёхгранная кости чужого запястья. Спасения нет. Канеки хотел бы просто вернуться домой, но из этих подземелий для него только один путь, и никаких других вариантов. Когда он приходит в себя, то ощущает во рту сладкий вкус крови, а перед ним расцветает белое поле цветов с самой красивой смертью внутри. Канеки ясно слышит свой пульс, и за минуту тот отбивает ровно семьдесят ударов. Канеки ещё жив, но к Ариме он приходит мёртвым, потому что канат, по которому он шёл к своему концу, оборвался под его ногами чуть раньше, чем должен был. Канеки не смог удержать равновесие. Здравствуй и прощай, гуль.