Сексуально озабоченные

Порой Нино казалось, что все же он не дает Алье того самого нужного и необходимого всем парам, уже давно состоявшихся в отношениях. Секса. И секса не обычного, что у них происходил на протяжении двух недель, после посещения сексшопа, ежедневно с парой-тройкой повторений, а какого-то… неординарного, что ли. Порой Нино казалось, что удовлетвори он однажды Алью на полную катушку - она отцепится ото всех тех, не имеющих бурной фантазии или простого сексуального опыта. Однако Сезер, стоило ему затронуть эту тему, тут же фыркала, мол, «не отделаются так просто». И дело было даже не в том, что он плохой парень или партнер. Дело было в самой Алье, что сколько его уламывала на эти чертовы качели, эти удушения, эти стянутые в жгут волосы и фиолетовые засосы – хоть Нино считал себя очень нежным партнером, и подобные извращенные изыски ему не нравились – она всегда, чуть-чуть поигравшись, соскакивала с него, отскакивала в сторону и искала нечто новое, более будоражащее. Порой Нино казалось, что заберись Алья на потолок, и совокупись там с ним, и это не спасет Маринетт от этого гневно-раздосадованного шага обнаженной Сезер, что отмеряла комнату раз десятый за вечер. - Надо что-то с этим делать, Нино, - она поворачивается к нему, а он краснеет, подобно мальчишке, от вида голой груди, будто не он только пятнадцать минут назад ее выпустил изо рта и рук. - Если ты про занозы на моей спине от кухонного стола, то согласен, - он пожимает плечами чувствуя, как последствия его позиций «снизу» на нелакированной поверхности дают о себе знать. - Что? – она сначала даже не понимает, о чем он, но тут же отмахивается. – Да я не про то! Адриан с Маринетт уже две недели не разговаривают – и меня это не устраивает. Надо что-то придумать – какую-нибудь совместную ситуацию, в которую попадут оба, начнется взаимодействие и… должны же они в конце концов помириться? И почему в ушах Нино это звучит как: «Должны же они в конце концов потрахаться»? Он воздевает глаза к небу, что-то шепчет одними губами и уже хочет отвернуться от этой сумасшедшей на другой бок, как ловит ее взгляд – немного потерянный, но с теплящейся надеждой. Она взывает к нему с немым вопросом в глазах и на блестящих губах – и он не может идти против нее. - Ладно, хорошо, - она будто бы облегченно выдыхает. – Что ты предлагаешь? - Нужно создать план, подключить генератор идей, и чтоб поизвращенней, - она осекается, поворачиваясь к Нино спиной, что уже на лицезрении ее бедер с синяками от его пальцев, перестает ее слушать. – Вернее, чтоб попрактичней и попроще, но действенный. Нино теряется в мыслях, когда она поворачивается к нему лицом и упирает руки в бока. Закусывает губу, когда мягкий свет лампы освещает ее растрепанные волосы, покрасневшие щеки и блестящие губы. Ощущает натянутость в низу живота, напряжение, когда взгляд касается округлых форм, мощных бедер, лишенных целлюлита, и плоского живота. Он стучит пальцами по губам, вспоминая, что стол на кухне они умудрились-таки сломать, и оставшиеся несколько минут продолжали на его развалившихся кусках и на полу. - Ты со мной или как? – она ведет плечом, отчего крепкая грудь колышется, а он судорожно выдыхает, протягивая к ней руку и утягивая на постель. Порой Нино казалось, что в его жизни слишком много секса: как озабоченных людей, как извращений в виде игрушек, как самих поступательных движений, фрикций. Он касается ее шеи губами, стоило ей опуститься на кровать к нему, кусает нежную кожу. Но кое-чего ему будет всегда мало. Сезер откидывает в довольном стоне голову и улыбается, прикрывая глаза. Альи. Он с шумом зарывается в ее волосы, вдыхает запах тела, пота и довольно облизывается. Кажется, он нашел свой фетиш, и теперь Сезер ни за что сразу после секса не попасть в душ – нет, для начала он будет наслаждаться ей, слово набирающийся сил хищник. Нино выдыхает терпкий запах девушки, чем доводит ее до красноты, растягивает губы в улыбке, целуя в щеку. - Ну, разумеется. *** - Вы понимаете, что мы уже больше на сектантов смахиваем, чем на простых друзей? – Адриан переводит взгляд с радостной Альи на скептичного Нино и обратно, отодвигаясь от, казалось бы, еще недавно таких адекватных и нормальных людей, но сейчас… сейчас он их побаивался. - Да какие сектанты? – хмурится Алья, упирая руки в бока. - Поверь, я ей это уже не первый день говорю, - Нино начинает, но стоит только медовым глазам впериться в него со всей возможной колкостью и огнем, испепеляющим в мгновение, как парень затихает. - Мы не сектанты, Адриан, - возобновляет Алья, упираясь руками в парту парня и не замечая того, как Агрест сжимается в комочек на стуле. В кабинете никого не осталось после урока, а поэтому они могли спокойно поговорить наедине. По крайней мере, так считала Сезер. – Мне просто не нравится, что вы с Маринетт не разговариваете уже две недели! Она скрещивает руки на груди, кидая гневный взгляд на Нино, что поднял руку в поправлении ее слов, но тут же осекся, откашлявшись и вообще отвернувшись. Да Адриан и сам понял, что именно не устраивает блоггершу. Понял и невольно покраснел. - Так бывает, Алья. Друзья иногда ссорятся, - скромно начинает он, надеясь, что хотя бы его речи вразумят девушку. - Друзья, - Алья гримасничает, фыркая. Такой расклад «друзей» устраивал ее на протяжении трех лет в отношениях Маринетт и Адриана. Но сейчас это переходило всяческие границы тупости и скромности – а уж после выходки Маринетт в кабинете на глазах у директора… они не могли оставаться больше ими. Они были уже чем-то большим, раз знали о том, кто чего извращенного хочет, и кто куда за этим желанным ходит. - Да, друзья. И я считаю, что рано или поздно мы все же возобновим наше общение, - Адриан пожимает плечами, вспоминая, что не говорит с ним только Маринетт, отчаянно краснея на его приветливую улыбку и убегая в другую сторону. - Да не нужно мне ваше «рано или поздно»! Мы с вашим «рано или поздно» состаримся быстрее! – выпаливает она ему едва ли не в лицо, отчего только расслабившийся Агрест, вновь сливается в одно состояние со стулом. - От меня-то ты чего хочешь? Она будто бы ждала этого вопроса, судя по растянувшимся пухлым губам и тому, как Нино хлопнул себя по лбу и покачал головой. Видимо, Агрест сам того не желая, уже на что-то подписался. А ведь он только спросил. - Как это «чего»? Она перед тобой провинилась, - кажется, Нино испускает вой где-то на заднем плане. – Она опозорила тебя перед всем классом и учительским составом, выпотрошила пакет с довольно интимным содержимым на виду у всех… От воспоминаний того дня и всей той немой сцены, у Адриана пересохло в горле и желание дать себе контрольный в голову вновь разгорелось в груди. Вот, зачем она это делает? - Да, но мы ведь уладили это дело, - заступается Нино, и Адриан кивает. Нино с Альей быстро сориентировались тогда и захохотали, собрав все вещи, что разбросала Маринетт, свели все на запоздалую первоапрельскую шутку, жестокий юмор и подколки. Пусть тогда присутствия в кабинете директора всем четверым не удалось избежать, а Хлоя до сих пор кидает на него странные взгляды и закусывает губу, предлагая опробовать «что-нибудь эдакое» - это не ушло дальше лицея. И лишь этому Адриан был чрезмерно благодарен. - И что? Маринетт все равно виновата перед ним, - Алья сейчас, в представлении как Нино, так и Агреста, била все рекорды свинства относительно их крепкой дружбы с Маринетт, обвиняя ее перед ним, а не защищая. И Адриан бы даже разозлился на нее за это, осудил бы во всем, на чем стоит свет… если бы не знал, что подобных обвинений Сезер не выдаст, не имея второго смысла в буйной голове. И именно это Адриана и удерживало от того, чтобы не встать и закричать на нее, - лишь желание услышать то, что уготовила ему напоследок эта суматошная и сумасбродная девица. Аргументы Нино в словесной секундной перепалке разбились, и он лишь воздел руки к небу, а Алья повернулась к нему, Адриану, вернувшемуся из своих мыслей. Он поднимает брови в немом вопросе, а Алья усмехается все больше, все шире, чем напоминает зверя, загоняющего жертву – или сразу двух? – в свою ловушку. - Она должна извиниться перед тобой. Так что, требую всех тех извращенных примерчиков того, как ты себе это представляешь, и как тебе желалось бы ее увидеть, - она протягивает к нему ладонь в надежде, что он тут же достанет ручку и блокнот – желательно, в сто сорок листов – и начнет судорожно строчить условия и цели, задачи для особо буйной Альи и строптивой Маринетт. Но Адриан все так же остается неподвижным, смотря то на Алью, что слабо шевелила пальцами, обозначая выход его извращенной фантазии относительно стройной фигурки Маринетт, что должна извиваться – изгибаться, наклоняться? – в извинениях. То переводя взгляд на Нино, что махал руками позади Сезер в знаке отрицания. - Извиниться? – тихо переспрашивает он. – Но за… Она прикладывает палец к его губам, пресекая всяческие вопросы со стороны Агреста и доставая свободной рукой телефон из заднего кармана, что отчаянно вибрировал. За что извиняться Маринетт? Да, она вспылила перед ним. Да, она вывернула перед ним этот чертов пакет со всякими извращенными штуками, но извиняться-то ей зачем? Они свели все на шутку, и пусть отделались малым, и никто не поднимал между ними этот вопрос на протяжении двух недель – только Алья что-то поздновато взъерепенилась – Адриан знал, каково было на самом деле Маринетт, что убегала каждый раз от него. Адриан под видом Кота Нуара и раньше частенько заглядывал к Маринетт, но после этого случая двухнедельной давности – зачастил конкретно. И Нуар знал и видел ее слезы и всхлипы относительно того стыда, что накрывал Дюпэн-Чен с головой за свершенный проступок. Знал и утешал – и пусть об этом ни Нино, ни Алье не расскажешь, но Адриан уже давным-давно простил Маринетт, и поэтому все эти улыбки, что направлялись ей едва ли же не на следующий день после, были для того, чтобы хоть как-то наладить контакт. Хоть какой-то. И поэтому извинений Агрест не то чтобы не ждал, но хотя бы не требовал. Заявление Альи по поводу извинений было в какой-то степени и логичным, да, но и нет. В зависимости от того, с чьей стороны посмотреть на ситуацию, и какими знаниями при этом обладать. - Эй, чувак, - Нино подошел к нему, стоило бушевавшей с кем-то на другом конце Алье отойти. Голос его был тихим и немного нервным, да и сам парень не внушал особой точности в собственном порядке как тела, так и рассудка. – Согласись на ее предложение. - Что? – на тон выше, чем того хотел, спрашивает Адриан, тут же закрывая рот руками и оглядываясь на Алью, но та была полностью вовлечена в гневный монолог. – Мне казалось, что ты против этой затеи. - Я и против. Но, посуди сам, если ты задашь ей невероятные условия, и она поймет, что не сможет их удовлетворить, то отцепится от этой идеи, и вы сможете с Маринетт нормально поговорить. Без третьих лиц, - Нино, казалось бы, единственный из их пары понимал, что именно терпение и время нужны были как Агресту, так и Дюпэн-Чен, чтобы разобраться во всем грядущем и имеющимся уже в памяти. И поэтому предлагал сейчас, едва ли не сидевший на корточках перед его партой и смотрящий на него просящими глазами, довольно-таки хороший план. - Ну и все, значит! Я согласна, везите! – Алья оборачивается на Адриана, и Нино шарахается в сторону, но девушка этого не желает даже видеть, шире улыбаясь и напоминая Агресту Хлою, что с точно таким же оскалом и завершением какого-то диалога-монолога умудрилась сегодня заказать секс-машину и веревки для шибари. И Адриан нервно сглатывает, надеясь, что не с ней разговаривала Сезер. - Адриан, - начинает она, качая головой и вроде бы пытаясь вспомнить, о чем из того насущного, что ее всецело интересует, они разговаривали. - Я согласен, - немного нервно выдает Адриан. – Согласен на твое предложение относительно извинений Маринетт. Он мысленно чертыхается, понимая полностью, что влипает в гораздо большую историю, чем умудрилась вытворить Маринетт, расшвыряв по парте кляп с анальной смазкой. Но так же он понимает и то, что не согласись он сам, то Сезер начнет прикапываться к самой Маринетт. И так как у Альи влияния на нее больше, то черт знает вообще, чем закончится эта история. А так, у него хоть какой-то контроль будет. Он, по крайней мере, на это надеялся. - Я хочу, чтобы она была в костюме горничной, - Адриан облизывает пересыхающие губы, даже не осмеливаясь представить тонкую фигурку в черно-белой форме с кружевными оборками. Но видя то, как Нино тяжело выдыхает, он собирается в кучку на стуле. – Коротенькая юбка, чулки там, знаешь… Алья кивает под его слова, которые с каждой буквой легче вылетают с его губ, и в какой-то момент он даже начинает ловить с этого какое-то извращенное удовольствие. Молодец, Агрест, дожил. - Хочу, чтобы была она без лифчика, - он выпаливает не думая. Вернее, думая, но не о том, и слабо надеясь, что захотел этого лишь потому, что знает, что Маринетт на это не пойдет, а не потому, что… захотел. – Также, чтобы была не одна, а с какой-нибудь игрушкой любопытной. Да, в этих составлениях условий было определенно что-то такое, эдакое. Нет, не так – что-то «эдакое». И от этого у Адриана прошли по спине мурашки предвкушения. И близящегося разочарования, поражения Альи – она не сможет этого сделать, а если и сможет, то только не… - И чтобы это было все сегодня, - на заднем плане даже Нино отвлекается от ругательств на жизнь, извращенную на сюрпризы и извращения, и оборачивается к Алье, что должна была выдать реакцию на список желаемого. Одну разбитую надежду и сожаление, будьте добры. Но под пристальным взглядом Агреста и парня Алья лишь усмехается и кивает, чем повергает в шок. - Будет сделано, - она что-то набирает на своем телефоне и разворачивается на выход. - Горничная? Чулки?! – едва ли не взвизгивает Нино, когда Алья покидает кабинет, нависая над Агрестом и желая то ли изорвать в клочья, то ли окончательно сдаться, разревевшись. – Я просил тебя задать ей что-нибудь сверхсложное, а не фантазию юного школьника озвучить! Адриан краснеет, чувствуя засуху в горле и не в силах что-либо сказать в противовес. А Нино тем временем продолжает, в желании опрокинуть как его парту, так и еще парочку других. - Да лучше б ты попросил, чтоб она тебя трахнула членом настоящим, что только при операции по смене пола дарится в комплекте к новым документам! – он видел, как глаза Адриана расширяются от ужаса, но его, казалось, уже никто не мог остановить. – Это хотя бы заняло чуть больше времени, чем обычный щелчок пальцев. Кружева, черт его дери, без лифчика… - Нино? - в проеме двери появляется Алья, на первых минутах воодушевления вообще забывшая, что работает с подельником в лице своего парня. Она берет его за руку и тот не вырывается, лишь гневно буравя во лбу Адриана дыру для того контрольного, что так и не выстрелил две недели назад. - Бред это все, Адриан! - он отходил все дальше, видя, как все ниже по стулу опускается друг. – И ты еще заказывал у Альи вагинальные шарики?! Да твой максимум – наручники с пушком, принцесса ты наша! Извращенец фигов! Дверь за разгневанным парнем закрывается, и Адриан даже свободно выдыхает, в смутной радости, что избежал смерти. Кажется, последний адекватный человек в их четверке откинул коньки хладнокровия и разумности. Земля ему пухом, спокойному Нино, – добро пожаловать в секту гормонально нестабильных. Но дверь вновь приоткрывается в скрипе, и от одного вида темной руки Агресту уже хочется слиться с партой и стулом в одно состояние, стать древесиной, бревном. - Я тебя запомнил, Адриан! – и в этот раз уже сам парень захлопывает за собой дверь, чертыхаясь в коридоре и оставляя Агреста наедине с шоковым состоянием и осознанием того, что он нехило так подставил друга только что. *** - Напомни, Алья, почему я должна надеть это? – Маринетт и сама особо не поняла, как так получилось, что стоило ей моргнуть и вместо привычных серого кардигана и розовых брюк на ней образовалось черное короткое платье с белым передником и кружевными оборками. Она пальцами ухватилась за края юбки, будто проверяя ткань на низкое качество, и вновь посмотрела на подругу, что уже во всю чему-то улыбалась. - Помнишь, года два назад я давала тебе на присмотр хомячка? – Маринетт моргнула пару раз, пытаясь вспомнить. Не вспомнила, но все же кивнула головой. - Но я же вернула его тебе в целости? - А потом он умер через три дня, - Сезер скрещивает руки на груди, смотря на непонимающую Маринетт. – Считай твой костюм своеобразной местью за твой проступок. Я хочу, чтобы ты проносила его целый день. - Но, Алья, твоему хомяку было четыре года, - слабо нахмурилась Дюпэн-Чен, вспоминая частично этот облезлый комок, именующийся тогда «Мистером Самплом». – Это при условии, что хомяки, максимум, живут три, - он должен был просто взять однажды и умереть. Казалось бы, человеку мстившему должна была эта информация принести хоть какую-то каплю боли, но Сезер даже плечом не повела – только бровью в немом вопросе. - Да и вообще, сейчас время – обед. Для чего-то подобного надо было выбирать время в выходные или хотя бы с утра, - Маринетт не замечает, как сама поправляет складки на пышной юбке и перевязывает бантик от передника на спине. - Ну, ты же мне вернула его в целости тогда? - Алья лишь пожимает плечами, а логика где-то внутри Маринетт разбивается, заставляя девушку хлопнуть себя по лбу. – Лучше дай мне поглядеть на тебя. Маринетт фыркает в довольно скептической фразе о том, что «смотреть здесь не на что», как прерывается на полуслове резким толчком, отлетая к стене. - А-Алья? – запинается она, видя широту ухмылки подруги и то, как довольно тянет к ней руки Сезер. - Я просто посмотрю, - ангельским голоском заверяет она, касаясь челки Маринетт, поправляя ее, заправляя выбившиеся пряди за ухо, кончик которого покраснел. – Как ты выглядишь. Маринетт вжимается в стенку, втягивая шею, когда мягкие пальцы Сезер проходятся по мочке того самого покрасневшего ушка, задевают чуть сережки, опускаются вниз по шее, что содрогнулась от нервного сглатывания краснеющей девушки. Алья лишь умиленно приподнимает брови, сводя губы трубочкой в то время как розоватые губы Маринетт начали подрагивать. Как и пальцы, касающиеся холодной плитки и пытающиеся хоть как-то остудить хозяйку. Алья проходится руками по выступам ключиц, сминает молодую грудь под белой хлопковой тканью с кружевной оборкой и кивает мысленно тому, как та подросла и как понравится Адриану. - Алья! – не то гневно, не то нервно восклицает Маринетт, пытаясь дернуться, но Алья оказывается в разы сильнее и ближе, чем того ожидала брюнетка. Будто скала, будто чего-то жаждущая скала. Девичьи пальцы сжимают молодую грудь, доводя Маринетт до исступления, а соски - до твердости. - Тише, - Алья приближается к ее уху, одним пальцем отбирая у приоткрытых губ право голоса. – Вместе с этим костюмом ты должна будешь кое-что сделать… кое-чему подчиниться, поняла? Маринетт замирает в мгновении, в нерешительности того, готова ли она соревноваться с безумием Альи, чтобы отстаивать собственную невинность и невиновность в предстоящих действиях, но ощущает, как щеки предательски воспламеняются, стоит темной руке опуститься на ее бедро, ощупав фибру белых чулок, и подняться до подола юбки, до кружев. Стоит ей проникнуть под юбку. Маринетт запрокидывает голову, жмурясь и закусывая нижнюю губу до боли, до крови. *** Алья выскакивает из женского туалета, будто бы ошпаренная. Тут же хватает Нино, что уже начал сердиться на растянутость «подготовки» и хотел было высказаться на эту тему. За руку утягивает бегом по коридору с безумной улыбкой и холеричным взглядом, полным непонятного блеска. Маринетт медленно моргает в пустоту, ощупывая бледной рукой бедро, где длительными минутами ранее до нее касалась Сезер в непозволительных к подруге движениях. - Алья, что ты...? – Нино замечает, как в одной руке болтается он, а в другой – одежда Маринетт вместе с маленькой сумочкой. – Что ты сделала? Неужели, ты…? Ее пальцы скользят под юбку, ощупывают кожу бедра, натыкаются мягкими подушечками на косточку таза, не ощущая лишь одного – необходимого предмета. Она спускается по стене вниз, горько усмехаясь и прикрывая холодными ладонями горячее лицо. Все вышло из-под контроля и слишком далеко зашло. Чертовски далеко. - Что? Что я? – она останавливается, едва ли не сбивая какую-то девушку с ног. – Отвлекла Маринетт и, пока она витала в облаках, я… Под мандраж слов она раскрывает кулак, где лежало что-то темно-зеленое и распрямляет довольно милое и аккуратное нечто на обозрение Нино и всех тех единичных одноклассников, которых не затронул звон начавшегося занятия. - …стащила ее трусы? - Трусы-то тебе мои зачем, безумная женщина? - Да! – выпаливает она, растягивая на пальцах трусики-танго и не замечая того, как перекашивает Нино не то в омерзении, не то в ужасе. С кем он встречается?! - Ты с ума сошла?! – пешит он. – Зачем?! - Что значит «зачем»? – срывается она психованно на визг. - Затем, чтобы, когда осознание всего ужаса ситуации до нее дойдет, она не смогла нас догнать и убить! Она делает страшные глаза и кривит губы, и Нино испускает стон, возводя глаза к небу. Боже, за что? – Пошли, нам нужно еще найти Адриана! *** Когда Нино с Альей не пришли на урок, Адриан подумал, что все же заставил их хоть немного попотеть, и уже довольно выдохнул. Однако стоило зайти в класс Маринетт, облаченной в костюм для откровенных ролевых игр, как внутри у него все сжалось. Она действительно сделала это – Алья действительно запихнула свою лучшую подругу в костюм горничной, дабы потешить и приласкать его самолюбие. Черт возьми, сумасшедшая! Адриан пялился на Маринетт во все глаза, не понимая даже совсем, к кому именно относилась его последняя мысль – то ли к Сезер, что пренебрегла их дружбой, то ли к Маринетт, что сама пришла в кабинет, на урок, и попала под его пристальный взгляд. Впрочем, как и под взгляды всех остальных учеников. - Надо же, служанка наконец приняла свою истинную сущность, и оделась ей в тон, - хохотнула Хлоя, но Адриан не заметил ни ее смешка, ни фырканья кого-то позади – лишь выворачивал шею, не переставая смотреть на Маринетт. Которая, казалось, ни на кого и ни на что не обращала внимания, ровно вдыхая и выдыхая, сжимая тонкие пальцы в кулаках и смотря себе под ноги. - Я проиграла пари, - она оборачивается на учительницу, что только открыла рот от ее вида. – И вынуждена оставшийся урок просидеть так. Извините меня. Она делает глубокий вдох и отчаянно переводит взгляд на ступеньку, что разделяла ее от собственной парты. Маринетт поняла, зачем Алье необходимы были ее трусы, как только покинула женский туалет – поток воздуха при обычном быстром шаге, и края юбчонки тут же взметались вверх, призывая остановиться. И все оставшееся пребывание в этом идиотском костюме и без нижнего белья ей оставалось лишь контролировать собственные ноги, что, как знала сама Маринетт, обычно всегда ее подводили. Мысль о том, чтобы превратиться в ЛедиБаг, отобрать у наглой подруги собственную одежду, ее конечно посетила, как, в последствии, и осознание того факта, что Сезер оставила ей только портфель с учебниками, унесясь в далекие дали вместе с сумочкой, где спала Тикки. Логичная цепочка умозаключений в какой-то секунде подала Маринетт даже надежду на то, что Алья отважится все же прийти на урок – без трусов-то Маринетт все равно до нее не доберется. Это факт – чисто физически не добежит. Однако, видимо, Алья придерживалась иного мнения – и отчасти правильно – ведь только заполучи Маринетт возможность нормально не то чтобы бегать, но хотя бы прибавить едва ходу в мелких и медленных шажках, и Сезер станет трупом горячего копчения. О том, как Маринетт пробиралась в костюме горничной сквозь толпу ошарашенных взглядов, направленных исключительно на нее, и все те пошлые мыслишки, до которых доводили ее чулки в их головах, она предпочитала не думать и не вспоминать. Казалось, убегая со всех ног от нее, Алья еще и кричала при этом: «Смотрите, Маринетт Дюпэн-Чен без трусов, в костюме для ролевых игр! Бесплатно, без регистрации и смс – только руку протяни, да потрогай!». Маринетт едва ли не ломает ручку холодными пальцами, стискивая зубы, но тут же остужающе выдыхая, прикрывая глаза. Сейчас главное – отсидеть оставшийся урок, ровно и правильно, контролируя движения каждого волоска на голове, каждого пальца, каждой складки юбки, умудриться сесть на стул без происшествий. Маринетт сводит колени вместе, выпрямляясь в спине и смотря на телефон, на ту тонну сообщений, на которые Алья не то, чтобы не отвечала, но которые даже не просматривала – для собственной безопасности. Ну, ничего. Маринетт еще отомстит этой взбалмошной девице. Сполна отомстит. Адриан находит себя на мысли, что надо ободрить Маринетт, заявить, что Алья совершенно слетела с катушек, и даже порывается, даже оборачивается к ней, поднимая голову, но замирает с глупейшей улыбкой и самой умнейшей из мыслей. Ведь он и есть виновник разнообразия во внешнем виде Маринетт. И если Алья сделала все в точности, как он хотел, - и что-то ему подсказывало, что абсолютно все она сделала так – то это означало, что под белой хлопковой тканью, натягивающейся от каждого размеренного вдоха… ничего нет. Он отворачивается быстрее, чем то успевает заметить Маринетт, холодными побелевшими пальцами прижимаясь ко рту и пытаясь остудить вспыхнувшие вдруг щеки. Так вот, что имел в виду Нино, когда сказал, что необходимо было придумать что-то посложнее, чем простой щелчок пальцев? Адриан, ты идиот! Он стискивает зубы, надеясь, что хотя бы друг придет ему на помощь и поможет советом, но понимает, что звонок прозвенел уже давно, а ни его, ни взбалмошной Альи у входа в кабинет не наблюдалось. Они оставили как угрызения совести, так и бедную девушку, облаченную в несуразное нечто, на его душу, и смотались в четком знании, что ему это понравится – он это заказал и получил. Заказал и получил – да – но фантазировать в надежде на провальное исполнение это одно, а видеть мучения в чрезмерной сосредоточенности Дюпэн-Чен – другое. Карандаш трещит в его пальцах. Необходимо было сообщить Алье о том, что они прекращают спектакль. Ему не сдались извинения Маринетт в подобном наряде и при подобных условиях. *** Со звонком Адриан слышит звуковой сигнал сообщения, пришедшего на телефон Маринетт, после чего, девушка, насколько позволяла ей короткость юбки и нервозность шага, проходит на выход, игнорируя как учительницу, так и очередную колкость от Хлои. Маринетт почти не замечает всех тех взглядов что на нее так и кидают еще не видевшие ее ученики, вперившись глазами в два предложения, доводящие ее шаг до нервозного, почти до бега. «Я в кабинете математики, жду тебя. Приходи одна». - Будто я могу позвать кого-то еще, - девушка фыркает, закатывая глаза и следуя до третьего этажа по лестнице. И пусть ненависть к Алье в наглости подобного поступка поднялась внутри Маринетт где-то на пролете между первым и вторым этажами, то, спустя пятнадцать минут ровного и спокойного поднятия по ступенькам, спустя столько придерживаний судорожными дрожащими пальцами края юбки и оглядываний назад, к третьему этажу она опять полностью улеглась. Ну, или по крайней мере ей, отвлеченной на кружева, так казалось. В кабинете математики было пусто. Ни учеников, ни учителя, ни Альи – лишь записка на столе учителя и небольшая коробочка с красочным бантиком. - Что это? – Маринетт вскидывает брови, раскладывая записку со знакомым тонким почерком и скользит взглядом по такому… недвусмысленному предложению. – «Скоро буду, займи себя!»? Ее брови сводятся к переносице, и отчего-то в душе колышется такая определенная догадка, но Дюпэн-Чен все еще надеется, что Алья не настолько безбашенная, не настолько сумасшедшая и бессмертная, чтобы в коробке оказалось то, о чем она думает… Тонкие пальцы скрючиваются, а губы – искривляются. Маринетт слышит, как ее зубы стискиваются, а в горле рождается рык. Это не должно было быть то, о чем она подумала, но Алья била все рекорды по беспутству и распутству. И именно желание получить медаль в сомнительных соревнованиях между ей и ей, подкинули ей идею стянуть с лучшей подруги трусы, накинуть на нее нелепый наряд горничной, а также подсунуть в коробку тридцатисантиметровый резиновый фаллоимитатор черного цвета с винтажной росписью. «Кот Нуар». Губы Маринетт кривятся в горькой ухмылке, а пальцы сжимаются на имитации вены едва ли не в сгибе игрушки пополам. - Вот же ж… Алья, - она чувствует, как кровь давит на виски, а костяшки пальцев белеют с каждым более сильным нажимом на вибратор. Голос ее сиплый, почти бесшумный, а глаза – налиты кровью и ненавистью. Она подходит к окну если не за тем, чтобы закричать о том, что ее подруга – дура, то хотя бы за тем, чтобы распаленные щеки остудил поток ветра, и она смогла судорожно, нервно и ненавистно вздохнуть, все еще сжимая в руках черное нечто. Ничего. Она еще отомстит. Ох, как отомстит. Ее плечи подрагивают, а сама она заходится тихим смехом, полным представления и страсти в том, каким будет лицо подруги, когда… - Маринетт, я тут… - дверь распахивается, и позади слышится знакомый голос. Ну, давай, Сезер, подходи. Звук шагов разносится по классу, а холеричный блеск закрадывается в глаза Маринетт. Язык скользит по губам в судорожном движении. Ближе, еще ближе. Ты ведь хочешь узнать, как Маринетт умеет «занимать себя» с игрушками такого рода? Пальцы впиваются в черный фаллоимитатор, а края юбки взметаются вверх в резком развороте девушки. - Чтоб тебя! – выкрикивает она и в нечто смазанное расфокусировкой взгляда кидает со всей силы вибратор. И она ей это покажет. Со всеми красками и оргазмами, черт ее дери! *** Обыскав первые два этажа на предмет как Альи с Нино, так и Маринетт, убежавшей в неизвестном направлении с неизвестной ему скоростью, Адриан уже даже не надеялся встретить их, как вдруг неожиданный выкрик его имени отвлекает от избегания столкновения с чем-то маленьким. - Ой, прости. – он слабо улыбается какой-то девчонке, тут же залившейся краской, и подходит к выглядывающим из-за угла Сезер и Ляйфу. – Где вы были? - Ой, где мы только не были, - театрально закатывает глаза Нино, вспоминая, как первые десять минут после кражи трусов Маринетт, они таились за стеллажами в библиотеке, в мужском туалете в одной кабинке. Алья умудрилась даже закинуть его в кладовую в истеричном писке, завидев какую-то девушку с двумя хвостиками и в короткой черной юбке, идущую по коридору. - Мы – прятались, - без тени стыда проговаривает Алья, выпрямляясь в спине и понимая, что Маринетт нет на этаже, смотрит во все медовые глаза на Адриана. Внутри Агреста отпало сразу два вопроса: «Зачем?» и «От кого?» - последний, правда, еще и напомнил о том, зачем вообще был устроен им обыск лицея. Маринетт… - Слушай, Алья, я искал тебя с начала перемены, и хотел кое-что сказать. - О, мы тоже тебя искали и тоже хотели кое-что сказать, - она загадочно потирает ладошки и уже опускает руку в карман, чтобы достать оттуда нечто поразительное и заставляющее краснеть, Адриан в этом был уверен. Но ее перебивает он же. - Заканчиваем концерт – мне не сдались такие извинения Маринетт. Верни ей одежду, и давай поговорим все вместе? – он переводит взгляд на довольно усмехнувшегося Нино, а потом возвращается к Алье, что скривилась в губах, и немного потухла в глазах. - Что значит «заканчиваем»? Адриан, она перед тобой не извинилась! – ее голос набирал силу. - И что? Алья, если я и захочу от нее извинений – а я их не хочу – то не таким способом. Она меня скорее возненавидит за то, что я заставил тебя напялить на нее этот идиотский костюм горничной, стянуть с нее лифчик, - тут где-то на заднем фоне Нино тихо пропевает: «И не только лифчик» - но Адриан не замечает, со все большей злостью смотря на Сезер. – Я хочу поговорить с ней сам! Пожалуйста, дай мне это сделать. Алья будто бы в некоторой нерешительности отводит глаза и через секунду, стоит только моргнуть, отдается визгом в ушах. - «Сам», говоришь? Не даю ничего тебе сделать?! – слишком театрально, слишком эмоционально, но достаточно для того, чтобы Адриан поверил в этот топот ногой, в эти сведенные к переносице брови и искривленные губы. – Раз не нравится, тогда сам и возвращай ей эти трусы – я больше ничего делать не буду! Она вкладывает в его раскрытую ладонь комочек из темно-зеленой ткани, разворачивает того в противоположную сторону и слабо толкает в спину. - Давай, я жду! – скрещивает руки на груди и незаметно для блондина растягивается в ухмылке несостоявшегося еще пока, но уже предчувствующего победителя. Адриан так и замирает с этим почти невесомым презентом, медленно переваривая как слова Альи, так и смысл вложенного, буквально, в его руку. Оно было без кружев – Адриан это мог сказать почти сразу, - из обычного хлопка, без изысков. Небольшим и тоненьким. Но доводящим до красноты его щеки и до тряски тело где-то не то в груди, не то в паху. Злость распалялась быстрее обычного, а воспоминания о сжатых коленях Маринетт заставляли стиснуть зубы вместе, как и ноги. Выходит, все это время она была еще и без тру… Он дает себе мысленную пощечину от представления того, что было бы, упади Маринетт на ступеньках или сядь она более расслабленно, чем насаженная на штырь кукла. Что было бы, скользни ткань юбки по чулкам… Вторая мысленная пощечина сотрясает сознание, а кулак сжимается, кожа ощущает мягкость материала, и пальцы неосознанно пробегают по швам. - Вот и верну, сумасшедшая, - выдыхает он, срываясь с места. - Третий этаж, кабинет математики! – едва ли не пропела Алья, вслед смотря удаляющемуся Агресту. – Они такие наивные, я не могу. - Ну, или ты – коварная, - Нино не успевает договорить, даже пожать плечами, уже не надеясь на то, что что-то все же пойдет не по плану Альи, как вдруг резко утягивается ее тонкой рукой. - Пошли, посмотрим на этот цирк. *** В какой-то момент Адриан даже останавливается в быстром шаге, проткнутый вопросом о том, каким именно способом и с какими словами он вернет Маринетт предмет одежды, но тут же качает головой, вновь набирая темп. Потом он разберется с этим. И с этим, и с тем, что эти двое сумасшедших – Алья и Нино – по пятам следуют за ним. И если один идет спокойно, то лихорадка и мандраж второй были ему непонятны и даже слегка настораживали. Что Алья может выкинуть еще? Впрочем, это тоже неважно. Сейчас важно было увидеть Маринетт, что наверняка находилась в кабинете математики в не самом лучшем расположении духа… впрочем, как и тела. В нервозе представления, он сглатывает, цепляясь за ручку слишком сильно, распахивая дверь довольно громко и едва ли не влетая в кабинет. - Маринетт, я тут… - он натыкается на ее тонкую фигурку у окна, замечает остротой зрения трясущиеся плечи и невольно останавливается, подбирая слова, как видит вдруг резкий разворот и гневное лицо, искаженное не то болью, не то окончательным сумасшествием. - Чтоб тебя! – он видит, как нечто черное рассекает воздух и с тупой болью врезается ему в лоб, скулу и щеку одновременно. Как так получилось и что она в него швырнула – он не особо понял, да и не это сейчас ему было важно – лишь ноющая боль, отдающая по всему лицу, а также бьющая, острая, по копчику, ибо умудрился он от этого удара упасть на задницу знатно. - Адриан?! – она давится воздухом, а неподдельное удивление едва ли не кричит о том, что представляла она мишенью явно не его. - Офигеть! – только и восклицает пораженно Алья, появившись в дверном проеме и, заприметив метающую взглядом молнии Маринетт, тут же закрывает дверь кабинета, еще и поворачивая ключ в замке. – Ты это видел, Нино? Она с безумными глазами оборачивается на парня, пока тот прикидывает в голове, откуда у Альи мог появиться ключ от пустого кабинета математики. - Где ты его раздобыла? Ключ где взяла? - Она кинула в него членом… Что? – она отвлекается от собственных мыслей только тогда, когда парень трясет ее за плечо. – Я просто совершенно случайно и совершенно ненадолго стала представителем нашего класса, а им, знаешь ли, ключи выдают на раз-два. Она пожимает плечами, а он хмурится, точно зная, что даже представителям класса заполучить эти ключи чертовски сложно. Но их чертовски просто выкрасть у вечно спящего охранника – это Нино тоже знал. И именно поэтому он упирает руки в бока, что-то шипя о том, что им прилетит от директора, ибо воровство — это не вагинальные шарики на парте у ученика. - Это – административная ответственность, - но она его не слышит. - Да какой там, административная ответственность? Мы выкрутились, толкнув анальную смазку как крем от прыщей. Ты думаешь, нам и в этот раз не удастся избежать наказания? – она отмахивается от него, вновь увеличиваясь в глазах. – Ты лучше подумай о другом: Маринетт кинула в Адриана член, который я ей купила. Она прикладывает ладонь ко лбу, повторяя эти слова вновь и вновь, пробуя их вкус словно экзотический деликатес. Впрочем, для Альи, как и для самой Маринетт, это действительно было чем-то экзотическим. - Маринетт Дюпэн-Чен кинула резиновым черным членом в лицо Адриану Агресту! Это же насколько надо быть злой на него, чтобы вот так просто… - А ты уверена, что на него? – резонный вопрос заставляет свести брови к переносице. Но тут же залиться смехом и вновь махнуть рукой. Кажется, в этом жесте, Нино не раз замечал Хлою – и та вероятность, что Сезер постепенно мутирует в нее, его печалила. - Вряд ли, Маринетт кинула бы его в меня. Мы – подруги, а поэтому она ни за что так со мной не поступит, - и Нино не может уже понять: то ли это инфантилизм вместе с оптимизмом ей мир красят, то ли все же идиотизм впился в голову, пресекая генерацию логических цепочек на корню. В любом случае, даже его закатившиеся глаза и тихие слова о том, что и Алья не должна была поступать так с Маринетт, прошли мимо Сезер, что окончательно припала ухом к двери, вслушиваясь в краткие диалоги в кабинете. *** Маринетт в своей голове уже двести пятьдесят раз помогла Адриану встать с пола. Она смотрит на то, как он кряхтит, пытаясь подняться с зажмуренными от боли глазами, ощупывая себя и все вокруг. Маринетт сорок три раза спросила у него, в порядке ли он. Его пальцы натыкаются на вибратор, а Маринетт нервно сглатывает. Но Маринетт ни разу ни в голове, ни в жизни так и не убрала вибратор с пола, чтобы тот не поднял его, вылупившись, как на второе пришествие в кабинете математики. Она отходит к окну, зажимая себе рот рукой, чтобы не заорать. Все было плохо. Очень плохо. - Мари… - начинает он, а она резко опускает руки, рассекая ими воздух, как птица. Птица, идущая ко дну собственного достоинства и краху положения в социуме. - Это не мое! – только и находит она. – Это вышло случайно, он выскользнул. Он готов поспорить, что сжимающаяся в кулак рука так и хотела хлопнуть ее по лицу. Кстати о лице – что-то начало у него уже опухать или ему кажется? - Да нет, я просто хотел узнать, за что и кому ты так захотела отомстить, - он и без ее пояснений это знает, предполагает, готов указать пальцем на виновницу. Но пусть его слова и довели ее до гневного судорожного дыхания, потряхивания плеч - это было всяко лучше, чем ее бегство от него по всему лицею. Маринетт давится в смешке от глупости подобных вопросов, качая головой. За что? Кому? За что, мать твою?! Кому, черт ее дери?! Несусветной дуре, игравшей в ее жизни роль съехавшей с катушек лучшей подруги, которая стянула с нее всю одежду, а с ней и нижнее белье, натянула на нее этот дурацкий костюм горничной, заставила бегать туда-сюда, вверх и вниз по лестницам, попутно при этом рассказывая всем о том, что «на Маринетт нет трусов, всем смотреть обязательно!». Она стащила сумочку, в которой находилась ее квами, а поэтому напади акума на людей - она останется беззащитной, ибо даже Нуара с его членом не было – вернее, член-то был, но резиновый и такой же бесполезный, как и его кошачьи каламбуры. А так как Бражник не настолько глуп, чтобы дважды вестись на шуточки о резиновом члене вместо меча, то все было еще хуже. Быть может, он бы ее понял и отпустил? Увидел бы, что ей и без того плохо? Ей и так плохо! Но Алья так не считала, додумавшись запереть ее с объектом пожизненного обожания, при этом доведя Маринетт до ручки в виде расшвыривания предметов сексуальных игрищ на парте Адриана при директоре, а сейчас – до разбивания симпатичной мордашки членом имени Кота Нуара, который, по хорошему, уменьшить бы раза в два, чтоб походил на правду, но не суть. И за это все она готова была швырнуть в нее резиновым членом? Серьезно? Адриан был прав в своем вопросе. Члена мало – ей нужен грузовик. - Неважно, - она старается скрыть нарастающий в горле стон и силу в ногах, что готова была уже раскрошить и дверь, и стену, и чье-то наглое лицо – Альи или Адриана, она еще не решила, но заплатят оба. Маринетт едва ли сдерживается от резкого разворота и очередного выпада, разглядывая из окна веселящихся студентов, и тяжело вздыхает. Как же хорошо, когда у тебя есть нормальные друзья. И как жаль, что Маринетт этого не знает. - Неважно? Ты кинула в меня членом… - Адриан крутит в руках вибратор, пока глаза не натыкаются на почерк Сезер. – …на котором еще и что-то написано. «Кот Нуар» - он сглатывает, косясь на девушку. - Точно не твое? И Маринетт не может понять, то ли это действительно досада вперемешку с несостоявшейся надеждой просквозила в его голосе, то ли ей уже мерещится. - Нет, не мое, - она поджимает губы. - Ясно, просто захотел тебя поставить в немного неловкое положение, - Адриан готов себе дать по лбу еще раз этим самым членом, если бы лицо уже и без того не приняло достаточно лиловый цвет. - Для этого тебе придется поставить меня раком, - она огрызается, понимая только сейчас, что действительно – уже больше ничего не может запугать или смутить Маринетт сильнее. Сегодняшняя доза из стыда, смущения, обиды и ненависти была настолько ударной, что страшнее будет только наклонись она перед Адрианом в короткой юбке без трусов. Он усмехается ее язве, тихо радуясь, что хотя бы в иронии над судьбой они сходятся. - Извини, но я - не Алья, чтоб «раз-два» и все в присяде, - он откладывает игрушку в сторону, не замечая, как белеет Маринетт. Вот черт. - Тише, - голос Альи разрезает тишину кабинета в сознании Маринетт, заставляя нервно дернуться. – Вместе с этим костюмом ты должна будешь кое-что сделать… кое-чему подчиниться, поняла? Ее тонкие пальцы дрожат, впившись в кружевные оборки юбки, а саму девушку начинает трясти. Телефон в руке едва ли не скрипит от натиска нервоза. - Как только ты услышишь мое имя, произнесенное любым человеком, то твой милый ротик… Она ощущает невидимые пальцы на своих губах, закусывает их до боли, но и это не помогает отрезвиться. – Лишится права голоса, а сама ты застынешь в довольно интересной позе… Ты наклонишься перед тем, кто его произнес. *** - Она тормозит! – Нино видит, как Алья опускается на колени и припадает лицом к полу, пытаясь высмотреть в маленькой щели под дверью, что в чем-то Маринетт сбавила скорость. – Нино, она тормозит! Она не выполняет мои команды – план летит к чертям! И все бы ничего – он бы и дальше смотрел на этот упругий зад, что рассекал в нервных движениях воздух перед его лицом, он бы и дальше не реагировал, если бы не понял одной замечательной, просто ужасной вещи. Адриан был прав. Они реально стали похожи на сектантов: одни ждут, пока потрахаются другие, чтобы потом потрахаться самим. Нет, в Алье лихорадочной и заведенной, были конечно и свои прелести, но ее невозможность угомониться, как в стоячем, так в сидячем и лежачем положениях была слегка… некомфортной. Относительно входа. Ну, и поступательных движений «вперед-назад». Ладно, Нино соврал: это было просто невозможно – угнаться за ней, когда ее что-то припекало в определенных местах. И в неопределенных тоже. Алья вообще была страшной женщиной. Жаль только, что понял это он не сразу. - Вот, все, она наклоняется, - она щелкает затвором камеры телефона и чему-то гаденько ухмыляется. – А если Адриан выпил еще свои витамины, то вообще все прекрасно! Ты молодец, что подменил их виа-грой. Что-что он сделал? - Я тебе их положила в сумку, и забыла сказать, но ты просто идеален: ты читаешь мои мысли, и именно поэтому сейчас все пойдет по плану! – Алья будто бы и не с ним разговаривает, вновь возвращаясь к лицезрению зрелища в щели под дверью. А Нино замирает не то с вопросом о том, как он умудрился бы это сделать, чтобы его не запалил Агрест, не то с отрицанием, ибо… Адриан вообще никаких ни витаминов, ни таблеток не принимает. И поэтому, что на что он должен был поменять – тот еще интересный вопрос. Однако идеальный план Альи не был бы таким идеальным, если бы не ее идеальный парень, что должен был идеально прочитать ее мысли и идеально подменить несуществующие таблетки на те идеальные, синенькие, которые достал он из своей сумки, стоило лишь покопаться. И Нино уже не знал, не понимал и даже не хотел понимать, кем он приходится в этой ситуации – то ли идеальным другом, не подставившим Агреста, то ли идеальным кретином, не умеющим читать мысли собственной девушки. - Я… - но понимал он одно: Нино знал Алью. И если сейчас начать задавать вопросы и выдать себя в том, что таблетки не были сменены, то Сезер найдет им другое применение. Другое идеальное применение вместе с ним. – Ну да, конечно, я их подменил. Он спокойно убирает их обратно в сумку, фыркая и усмехаясь лишь одной вещи, в которой он был поистине идеальным. Беспалевность. *** В какой-то секунде Маринетт даже замирает с четким осознанием того, что может и не подчиняться вовсе. Альи здесь нет, и поэтому сделает она приказанное – с чего она вообще должна это делать? – или нет, Сезер все равно не узнает. В какой-то секунде Маринетт кивает сама себе, распрямляясь в спине с довольной ухмылкой, но тут же ощущает вибрацию в телефоне. Сообщение. «Не наклонишься, и Адриан узнает, что ты без белья». В какой-то секунде Маринетт хочет взвыть о том, что вместо подруги у нее имеется личный бес, и она даже подумывает выставить его на продажу на Ебэй для мазохистов, потому что с нее хватит. В какой-то – Маринетт понимает, что и одного грузовика для мести будет мало – нужно три. И она их закажет. Встанет только ровно, выйдет из этого кабинета, лицея, жизни и обязательно закажет. Агресту нужно произнести лишь слово. Одно идиотское слово. Чертово имя. Сезер. - Маринетт, ты чего? – Адриан делает к ней шаг вперед, в то время как она, наклонившись, отступает назад, мысленно чертыхаясь. Окно слишком низко, а ее юбка - слишком высоко, отчего теплый ветер ласкает не только кожу бедер, но и… Она сочно краснеет, мотая головой. - Опять эти идиотские шуточки? Я убью Алью. Становись в очередь, красавчик. Первым делом за ее тонкую шею с хрустом возьмется Дюпэн-Чен. Она кусает собственные губы, чтобы не взвыть от обиды и горечи, от конкретного неудобства в ситуации, но тем больше пугает Адриана, молчаливая. - Маринетт, ты можешь сказать? – его глаза расширяются, а бурная фантазия подкидывает прелестные зарисовки того, что будет, обойди он девушку вокруг и остановись сзади. Он краснеет, а она все больше, больнее цепляет зубами нижнюю губу. Она качает отрицательно головой и делает какой-то смешанный жест рукой. Вроде и крутит кистью, а вроде и на что-то соглашается. Адриан надеется уследить в этих пальцах хоть какую-то логику, но напрасно. - Алья! – он оборачивается на выход из кабинета, не замечая того, как Маринетт начинает активно кивать головой. Парень силится не ударить дверь ногой, надеясь, что звуковая или физическая волна дойдет и до Сезер. Чтоб ее бесы рвали пополам. – Опять твои штучки?! Я же сказал, чтобы больше ничего не было такого! Хватит с нее! Где-то внутри Маринетт, кажется, что-то даже теплеет от его слов и защиты, однако очередной поток ветра и слишком громкий смех где-то с улицы заставляют вновь дернуться. Она понимает, что до третьего этажа ничьи глаза не достанут, – о Нуаре, вдруг решившем заглянуть на огонек, она вообще думать сейчас не хотела – однако стыд и девичья невинность накрывали с головой, и поэтому девушка била все рекорды по красноте щек, кончиков ушей и даже шеи. Адриан на нее не смотрит, все повторяя и повторяя имя подруги, пытаясь докричаться, но не обращая внимания на то, как отчаянно Маринетт пытается подать ему сигнал, что мыслит-то он правильно. Вот только смотрит не туда. - Мгхм! – она понимает, что нарушает правила и в любой момент может раздаться одна вибрация телефона Агреста, и весь мир ее пойдет прахом. Однако Маринетт понимает и то, что как и разрушить, так и воскресить его может тоже только Адриан. - Мари? – он вновь оборачивается к ней с явным непониманием ситуации – долбежка в дверь была безрезультатной, никто так и не ответил - раунд засчитан за Альей. – О господи, что мне сделать? Но кроме пошлых мыслишек о том, чтобы подойти сзади и всу… вручить ей трусы, у него в голове ничего не наблюдалось. Тишина и пустота, мычание Маринетт и ее пристальный взгляд исподлобья, который никак не разряжал обстановку, никак не помогал, а лишь электризовал воздух, напрягал парня в штанах. Она двигает рукой, крутит кистью в воздухе, но он не знает, как это расшифровать. Ее пальцы впиваются в юбку, что-то пытаются с помощью натягивания ткани пояснить, но все, что приходит Агресту на ум – это только применение его собственных пальцев где-то там, под кружевами. Но вряд ли она имеет в виду именно это. Стоп. Что она вообще может иметь в виду? Она тыкает указательным пальцем в экран телефона, вынуждая его подойти поближе и рассмотреть, что там высвечивается, но тут же что-то вспоминает и делает шаг назад, помотав головой. Агрест едва не воет, а она – ежится, сводя колени вместе и рвано выдыхая. Кажется, листик с дерева огладил ее по кромке чулок. Маринетт крючится, пытаясь в неудобном состоянии ему что-то написать на телефоне, но из-за складок юбки, немного выросшего бюста получается плохо – Алья может увидеть, и тогда три слова полетят вмиг на телефон Агреста, открывая ему ее всю. Влажные пальцы, скользкая поверхность телефона – Маринетт должна была еще с утра понять, что, ну, не ее это день, и дома сиделось бы ей лучше. Но сейчас, когда осознанности утром не произошло, а она осмелилась завязать с Сезер какое-то дело относительно давно умершего хомяка, ей остается только следить за тем, как единственная надежда падает на пол плашмя и, кажется, разбивает себе экран. Она едва ли не всхлипывает, не понимая, от чего больше: то ли от того, что она такая криворукая и уронила свое спасение, или из-за того, что телефон новый и уже крякнулся, не выслужив даже гарантийных двух недель. Адриан слышит, как тяжело она дышит, видит, как ее губы кривятся, а сама она начинает жмуриться. Она вот-вот заплачет. - Тише-тише, я подниму, - он понижает голос до шепота, понимая, что не просто так она пыталась что-то настрочить ему в быстром порядке и прятала это едва ли не под юбкой. Парень проводит пальцем по экрану, но видит лишь блокировку и необходимость в четырех цифрах пароля. Секунды, когда он поворачивает к ней телефон и когда она в резком движении пытается тыкнуть пальцем, соединяются, разражаясь по кабинету очередным звоном упавшего мобильника. Маринетт закатывает глаза, мысленно чертыхаясь, что «в полку косоруких прибыло», но тут же указывая рукой на, казалось бы, трещину в экране. Вернее - теперь на две трещины. - Телефон? – Адриан поднимает мобильный, а Маринетт качает головой. Тонкие девичьи пальцы стучат по корпусу в руках парня, и перед голубыми глазами вновь встает мигающий экран блокировки. Видя фото с подругой перед собой, Дюпэн-Чен готова запищать от счастья. Так оно даже лучше. Ее пальцы делают круговое движение, в онемении приказывая Адриану посмотреть на него. - Так, ваше фото, - отчитывается он тихо, вслушиваясь в то, что творится за закрытой дверью – Нино с Альей, кажется, успели поругаться. Ну, или заняться сексом – он ничего толком не смог понять по этому полустону друга и рыку девушки. Маринетт стучит пальчиком по левой стороне. – Ты? Это связано с тобой? Маринетт на секунду замирает, понимая, что у Адриана все отражается зеркально, и указывает на правую сторону. На вопрос об Алье она кивает. - Так, Алья.. – начинает он, убирая телефон в сторону и понимая на краях сознания, что именно с ней что-то должно быть связано и что именно он должен это произнести. Но тут же замирает, чертыхаясь, - с девушкой может быть связана не одна тысяча вещей, и что именно он должен сказать – до парня так и не дошло. – Ты знаешь эту вещь, что… должна тебя разогнуть? Алья ее тебе говорила? Маринетт бы ему сказала, что «эта вещь» ее должна не только разогнуть, но еще и согнуть окончательно, вбив в крышку гроба последний гвоздь, но это было бы слишком неприлично даже при ее виде и позиции. Поэтому она просто молча кивнула головой. Игра в «Угадай-ку» с Агрестом началась. *** Вопрос о том, как можно быть таким идиотом, посетил душу Маринетт где-то на минуте третьей и даже не от того, что спрашиваемая информация у Агреста варьировалась от «Это связано с ее хобби?» до «Когда у нее умер хомяк?», а что после них он начинал спрашивать у нее цифры. У нее, что даже «Да» или «Нет» не особо могла показать. Цифры. «Когда они начали встречаться с Нино?», «Сколько существует ЛедиБлог?» - и ведь он, действительно, с самым серьезным выражением лица ждал от нее ответа. Ждал, ждал, а потом переключался на что-то другое, решая где-то в пустой голове, что спросил он не шибко нужное. На вопрос о том, сколько они занимались с Нино сексом, Маринетт не выдержала и все же посмотрела на него как на душевнобольного. - Может, это все же как-то связано… с сексом? – Адриан был готов поставить всю свою карьеру модели на кон, что Алья, не такая уж простая на душу, загадала Маринетт что-то, связанное со случаем двухнедельной давности. А так как наглости у него хватило лишь на то, чтобы придержать трусы Маринетт у себя в кармане еще ненадолго, совесть давила на все остальное, заставляя подбираться к этой теме с такого же расстояния, как от Парижа до Китая. Дюпэн-Чен вновь переминается с ноги на ногу, сдувая челку с глаз и закусывая губу. Если так посудить, если так подумать, то да - оно связано с сексом. Они все – Алья, Нино, сам Адриан – связаны с сексом. Они трахают ей мозг уже битых две недели, и не просто трахают, а еще и соревнуются в оригинальности идиотизма и извращенности фантазии! Все эти покупки членов, смазок и наручников, костюмы горничной, игры в «Угадай-ку» - Маринетт так и видит их довольные рожи в предвкушении победы на фоне ее накаленных нервов и нехватки терпения. … и хоть бы кто додумался для разнообразия взять и если не отвалить полностью и бесповоротно, то хотя бы трахнуть вместе с мозгом еще и тело. Действо было бы почти таким же, вот только удовольствие получили бы обе стороны, ибо выть об отсутствии подходящих батареек для фаллоимитатора имени Агреста она уже устала. - Это связано с костюмом? С какой-то деталью, что она на тебя надела? «Или сняла?», - у Адриана не хватает духу озвучить интересующий его вопрос, а у Маринетт – выразительности закатанных глаз, чтобы дать полностью понять, какой Агрест, мать его, идиот. Вопрос за вопросом, Мари чувствует, как шея с такими темпами скоро отвалится, а платье от натиска гнева порвется. Ее распирает от злости, и осознание того, что тупее душки-Адриана может быть только Кот Нуар, не делает ситуацию краше. Даже мысленное чертыханье, представление в расчлененном состоянии всех их, сектантов гормонально нестабильных, не помогают. Костяшки пальцев белеют, а сама Маринетт закусывает губу едва ли не до крови при очередном «невтемном» вопросе Адриана. Она убьет его. Нежно, со всей любовью. Насадит на член Кота Нуара. А потом найдет Алью, отберет у нее сумку, и еще и член имени Агреста ему в рот засунет. Пусть он и без батареек, не вибрирует, но затыкать им можно. До смерти. Как и говорил сам Нуар когда-то давно. Тык-тык. Адриан слышит хруст ткани позади себя и считает его очередным отрицательным ответом на вопрос, который Маринетт даже не услышала. Тык-тык. В легких разгорается пожар, а волна гнева проходится от ступней до самой макушки, заставляя колени дрогнуть. Тык-тык. В подушечки каждого пальца будто бы впиваются иголки, Маринетт чувствует, как от злости ее ногти заостряются, превращаются в когти, которыми она вот-вот порвет мальчика-паиньку, любовь всей своей жизни, идиота Адриана Агреста. Тык-тык. Смешок Кота Нуара, будто заевшая пластинка, отмеряет количество капель до конца ее терпения, количество глупых слов, оставшихся парню на конец жизни, количество ее убийств, предполагаемых на сегодняшний день. Тык-тык. Она покарает. Их всех. Тык-тык. - Не могу я больше так! – окончательно психует Адриан, резко дергая рукой с черным фаллоимитатором, который взял как ядро для пожарного случая, открой по глупости Сезер дверь. – Ну, не могу я придумать ничего, что могло бы быть связано с Альей, хоть убей! Все не то и не так, постоянно! Ты не могла бы хотя бы на телефоне, как задумывала это ранее, написать, что именно от меня требуется сказать?! Он хватает рвано воздух ртом и в нервном движении проводит пятерней по волосам. - Постоянно: «Нет, нет, нет, нет»! Ты сама попробовала бы вот так просто сказать что-то, например, про того же Нино! Верно - ты бы ничего не сказала, ибо это – мой друг. А Алья – твоя подруга, и именно поэтому я не могу про нее ничего такого знать! Я тупой, ясно?! Если она хотела именно это показать этой тупой игрой, то победила! – он чувствует, как легкие горят, щеки наливаются гневным румянцем, а скула вновь начинает остро колоть. – Два - ноль, Сезер, молодец! А теперь можешь идти в задницу вместе с Нино – тоже мне, друг нашелся. Подстрекатель несчастный! Сезер. На этой фамилии Маринетт будто воскресает, с громким стоном-рыком втягивая в себя воздух и разгибаясь в едва ли не сломанном позвоночнике. Глаза ее наливаются не то счастливым гневом, не то гневным счастьем. Скрюченные пальцы, неподдающиеся, деревянные, отцепляются от порванных оборок платья, а сама девушка делает шаг вперед в самом остром из острейших желаний ее жизни. - Как… - ее голос хриплый, пониженный и оттого не менее угрожающий, чем неровность позы, сведенные к переносице брови, убийственный взгляд, направленный прямиком на повернувшегося Агреста. – Как можно быть таким идиотом?! Адриан давится облегченным выдохом, кашляя и пытаясь не потерять глаза, готовые вывалиться из орбит. Она назвала его идиотом? За что? За его попытки ей помочь? - Сезер! Вот – это слово, что помогло бы мне! Ты раз пятнадцать назвал ее имя, но фамилию – ни разу. Зато да, про секс и какие-то незначительные цифры – в обязательном порядке! Ведь именно это тебя и интересует – возможность посмотреть на то, как я, не имеющая права разговаривать, попыталась бы тебе показать, рассказать и объяснить, сколько раз и в каких позах они занимались сексом! Ведь я – знаток, гуру камасутры, черт тебя дери! – она кричит на него так же громко, как если бы в лесу кричала о помощи. С такими же закрытыми глазами, горящими щеками и трясущимися коленями, во все голосовые связки. Так, чтобы до всех дошло, в кого угораздило ее влюбиться. – Идиот! - Идиот? Я еще и идиот, да с какого перепугу, Маринетт? С того, что пытался помочь тебе, задавал вопросы, чтобы подобрать слово-разгадку на какую-то дурацкую игру в «Прикажи и повинуйся», что вы тут в тайне ото всех раскрутили с Альей?! – он давится воздухом, чувствуя, как начинает кружиться голова, а в груди разгорается огонь. По-хорошему, Маринетт бы успокоиться и понять, что Адриан прав, извиниться перед ним, однако щемящее чувство горькой обиды за все пережитые две недели и сегодняшний «особенно впечатляющий день», давят на сознание сильнее, заставляя губы неосознанно, не разбирая выплевывать слова. - Не смешивай меня с ней! Она – одна такая сумасшедшая, да и ты не лучше! Поставил меня раком и давай изгаляться, придумывать вопросы – один тупее другого, и в тайне усмехаться от того, в какой позе меня скрючило! – она топает ногой, раскрывая глаза, полные детской обиды и злости, кривит губы. - Я-то изгалялся?! – Адриан давится в нервном смешке, повышая тон голоса и совершенно не заботясь о том, что их могут услышать даже с третьего этажа. – Это не я сам себе кинул членом в лицо, чтобы отомстить буйной подружке за вызывающие наряды! - Вызывающие наряды?! – Маринетт хочется рассказать о том, что это все, наверняка, из-за Адриана и было подстроено Альей, для их «примирения». Да вот только, рискни она, и избежать подробностей про отсутствие белья ей не удастся, а поэтому она не находит ничего лучше, чем вновь упрекнуть его в уже известном, но с другим контекстом хотя бы в голове. – Тот наряд - хотя бы не опошленное желание поставить невинную девушку раком! - Да тебя никто не видел, зато мой фингал размером во все тридцать этих чертовых сантиметров будет виднеться еще очень долго! – Адриан психованно отшвыривает в сторону фаллоимитатор, смотря горящими глазами на Маринетт, что распалилась не хуже него. Где-то в глубине души он понимает, что виноват в большинстве ее бед, в том числе и в приказе Альи ей встать в вызывающую позу. Но те оскорбления, что она, пусть и не осознанно, уже вывалила на него, накрывали раздражением. – Если это так и планировалось, показать всем, что Агрест «чем-то не тем» занимается во внеурочное время, то кинув в меня членом, ты это показала! - Ты поставил меня раком! - Ты кинула в меня членом! Им бы извиниться и разойтись. Остыть и понять, что у всей ситуации был виноватый, и он находился по ту сторону кабинета, не внутри. Однако души, трепещущие в отчаянии и досаде, хотели высказаться, и пусть детали останутся в их головах, но все те интонации и подтексты, с которыми будет срываться вновь и вновь одна и та же фраза, должны повиснуть в воздухе, подарив такую долгожданную свободу. - Ты поставил меня раком! – «Из-за тебя меня заставили просидеть целый урок без трусов!». - Ты кинула в меня членом! – «Из-за тебя мне теперь еще долго будут сниться сны с твоими плотно стиснутыми коленями!». - Ты поставил меня раком! - «Из-за тебя и нежелания умирать у меня утащили сумку с моей квами и украли нижнее белье!». - Ты кинула в меня членом! – «Из-за тебя и нервного психоза в поражении меня заставили взять твои трусы и отдать их тебе лично!». - Ты поставил меня раком! – «Из-за того, что я не могла заговорить с тобой две недели, меня заставили надеть этот идиотский костюм горничной!». - Ты кинула в меня членом! – «Из-за того, что ты две недели боялась со мной заговорить, меня заставили написать список отзывов и предложений по твоим извинениям!». - Ты поставил меня раком! – «Из-за тебя я две недели плакала, не зная, как искупить свою вину за то…». - Ты кинула в меня членом! – «Из-за тебя я мучился, не знал, как помочь и остановить твои слезы из-за того…». «…что я раскидала все эти вещи по твоей парте». «…что ты раскидала все эти вещи по моей парте». - Ты… ты… - она жмурится, не видя, как замирает Адриан, мысленно подобравшийся к их начальной точке отправления в совместной истерии и тому случаю, который он обязался никогда и ни при каких условиях ей не ставить в укор. – Да ты… Ты заставил меня… И он никогда не позволит ей самой это поставить себе в укор вновь. Хватит с нее, пора прекращать. - Ты заставил меня вывалить… Заставил… - он слышит, как дрожит ее голос от застывших в зажмуренных глазах слез и не находит ничего лучше, чем взять ее пылающее лицо в руки и притянуть к своим губам. Неаккуратно, немного смазано прижаться и смять, оборвав на полуслове. Маринетт замирает перед ним, пытаясь переварить все то случившееся и оставшееся невысказанным. Слова, укоры и давления на его совесть застывают в горле, она не может вздохнуть и хватается пальцами за его плечи, боясь упасть из-за предательски дрогнувших коленей. Вся злость и раздражение смешиваются с удивлением и облегчением, радостью, в груди начинается буря, от которой становится невыносимо, хочется отстраниться и закричать, схватиться за голову, упрекнуть Адриана в том, что он не дал ей высказаться и поставил все с ног на голову. В какой-то момент она даже порывается, дергая плечом, но тут же расслабляется в напряжении тела - светлые чувства перебивают все то темное и низкое в ней, оставляя место только желанию поддаться искушению, которое дарил ей Адриан, с каждым разом все увереннее сминая ее губы. Она набирается смелости, отвечая на поцелуй скромно, но бессовестно этим легким движением подрывая в нем волну рассыпающегося в прах гнева и напряжения, прогоняя их с самых низов до его груди. Внутри Агреста все отзывается трепетом, когда она касается крошечными пальчиками до его ладоней, сжимающих все еще ее лицо, заставляя нервно выдохнуть в поцелуй. - Прости меня, пожалуйста, - он отстраняется, соприкасаясь с ней лбами и прикрывая глаза, выдыхает ей в губы, ловит ее дыхание. Воспоминания о ее сжатых в коленях ногах, осознание того, что он оглядывался на нее, сидящую без трусиков и лифчика, что именно он стал причиной этого, мешают воодушевленно-расслабленное чувство с отвращением к самому себе. До судорожного выдоха и дрожащих пальцах на ее лице, до попытки отстраниться, которую она пресекает, почти невесомо касаясь его губ. - Прости, - только и успевает он сказать, как она качает головой и, прерывая его в извинении и раскаянии, целует уже сама, убивая омерзительное чувство внутри. Она выдыхает в поцелуй, что-то бессвязно бормочет, ощущая, как Адриан притягивает ее к себе за талию, как прижимает, оглаживая ладонями спину. Он осторожно углубляет поцелуй, заставляя ее задыхаться и чувствовать головокружение, ватность ног, заставляя ее сходить с ума. Она ворошит пальцами его светлые волосы, приподнимаясь на носочках и немного неловко касаясь своим языком его. В секундах он хватает ртом воздух, пытается вдохнуть, но ничего, кроме покалывания в легких не ощущает – кислород не доходит до них, рассыпается в теле, обжигая. Он опускается на шею, опаляя дыханием кожу и оставляя на ней влажный след от губ. До ушей долетают слова, что она пыталась ему высказать раньше, но не получалось. Из-за гордыни, из-за эго, самолюбия. - Господи, прости меня, - она выдыхает, отчаянно краснея и запрокидывая голову. Она прикрывает глаза, надеясь, что так же и он не увидит ее смущения, не услышит дрожи голоса. Маринетт судорожно сглатывает, вздрагивая от каждого прикосновения его губ, языка, что в небольшой неловкости выписывает узоры, медленно опускаясь до ключиц. – Прости за то, что было тогда в кабинете. Прости за эти игрушки, я не должна была… Он опаляет дыханием ложбинку груди, останавливаясь в нерешительности, и тут же поднимается дорожкой из поцелуев к ее уху. - Я давно тебя простил, - он ворошит причудливые хвостики пальцами, стягивая аккуратно резинки, и зарывается ими в темные пряди, слабо сжимая в кулаке и тут же отпуская. Он вновь целует ее, притягивая за затылок, а она, едва отрываясь, чтобы сделать глоток воздуха, испускает первый стон в его губы. Его тело содрогается, а память пронзает та театрально-обиженная, злая пародия на стон, что она испустила, закатив глаза и скривившись. Остервенелая, травящая пародия, которую, с того самого момента в лицее, он прокручивал у себя в голове раз за разом, передергивая плечами от неприятного холодка. Но сейчас - сейчас она стонала тихо, немного сдавленно, но так откровенно, что невольно Адриану, покрасневшему до кончиков ушей, хотелось услышать его вновь. Он целует ее в ямочку за ухом, касаясь языком мочки и знакомых черных сережек, очерчивая линию челюсти и вновь впиваясь в кожу на шее, в пульсирующую жилку, отчего Маринетт вздрагивает. Ее колени подгибаются, и ей приходится прижаться к нему сильнее, чтобы не упасть, а он, смелея, хватает ее под бедрами, позволяя повиснуть на себе, словно рюкзак, сцепив лодыжки на его поясе. Но тут же чертыхаясь, ощущая, как футболка предательски задралась, обнажив живот, и прижимающаяся Маринетт, сейчас опаляет его жаром не только поцелуя, но и касаний, от которых внутри все переворачивается, а руки сжимаются на ее бедрах сильнее, сминая складки короткой юбки. Он задыхается, но она, будто бы не ощущая связи и контакта, целует его в висок, охлаждая пальцами жар наливающейся синим скулы, и вновь вышептывает извинения в его губы. - Мари… - начинает Адриан, понимая, что еще пара мгновений, и он не сможет остановиться. Слишком близко, слишком желанно. - Адриан, - молвит она ему в такт, выдыхая в легкий поцелуй и смотря на него невидящими глазами, мутными и потемневшими, говорящими без слов. Она касается маленьким пальчиком его губ, слабо усмехается, заразительно, и опускается на шею, впиваясь ладонями в его волосы. – Адриан… Он чувствует, как из легких будто выбивают весь кислород, она выгибается в спине, прижимаясь к нему ближе. Она рвет ему сознание в немного неловком движении бедер, ерзает и чувствует, как содрогается тело парня рядом с ее, как он чувствует ее. Как желает ее. И с губ слетает стон. Стон с его именем. Она поддается вперед и заставляет его рухнуть на колени, отбить их, содрать джинсы до дыр и слабо взвыть от боли в ее губы, но тут же извинительно целует. В губы, щеки, в шею, вороша все так же его волосы и чувствуя, с какой нежностью он укладывает ее на пол в кабинете. Он смотрит на нее – такую раскрасневшуюся, смущенную, с небесным взглядом, полным томной поволоки, с красными припухшими губами, вышептывающими его имя, и невольно краснеет сам, нервно сглатывая. Маринетт тянет к нему руки, и он склоняется над ней, целуя вновь в губы, легко и нежно, опускаясь на уже изведанные шею и ключицы и испрашивая одними глазами на разрешение большего, на то, что так сокровенно хранится под белым хлопком дешевого костюма. Когда он целует ее в шею, она с шумом втягивает в себя воздух; когда он опускается на ключицы – она закусывает нижнюю губу, боясь опустить глаза. Но когда он касается ложбинки ее груди, в ней что-то переключается, и пальцы, тонкие, девичьи, впиваются в его плечи, Маринетт отчаянно краснеет, стоит его языку пройтись по впадинке, и выгибается, смотря потерянными и такими безумными голубыми глазами в его зеленые. Поджатые губы, подрагивающие ресницы и отчаянная краснота щек. Она отводит взгляд, и он все понимает. Понимает, языком скользя по ложбинке молодой груди и видя, чувствуя где-то подбородком, как твердо стоят соски. Такие манящие и желанные. Он облизывает пересохшие губы и целует скромно в один бугорок, рукой сминая вторую грудь и выбивая судорожный вдох Маринетт, извивание в спине, собственное имя, повисшее в воздухе эхом ее голоса. Она пытается отстраниться, но свободная рука обхватывает ее поперек спины, ограничивая в действиях, и немного жесткие пальцы, цепляются за оборку белого верха костюма, оттягивая вниз и обнажая молодую грудь. Что как во всех его мыслях, ерзаньях на сегодняшнем уроке, была обнажена. Со всей нежностью он целует один сосок, обхватывая, медля, его губами, проходится по нему языком, опаляя жаром рта и слабо стискивая зубами. Она дергается, отчего он чувствует удар по своим ребрам ее бедрами, но не обращает на это внимание – лишь на ее пальцы, что судорожно впиваются в его плечи, стискивают рубашку, лишь на эти губы, что она кусает вновь и вновь. Он выпускает размякший сосок, после чего переключается на другой, проходясь языком по розовому ореолу и вбирая его в рот, уже увереннее сжимая зубами и отчетливее видя реакцию – она запрокидывает голову, хватая губами воздух, как рыба. Он утыкается в молочную кожу носом, опаляет дыханием, и ее колени разъезжаются. Он выдыхает в ложбинку грудей, и она заставляет сотрястись от очередного, не прикрытого уже ничем, стона, Адриан вбирает в себя воздух судорожно от лицезрения тех бисеринок пота, что образовались под его ласками и нежностью. Его руки опускаются с ее груди, проходятся по животу, что втягивается нервно под его пальцами, и останавливаются на бедрах, где от неудобства позы складки юбки съехали, открывая вид на кромки белых чулок и заставляя фантазию буйно бить по вискам в представлении того, что скрывается под чернотой ткани. Адриан медлит, языком смачивая пересыхающие губы и краснея до кончиков ушей от осознания того, что под ней ничего нет – ведь то, что должно быть, лежит до сих пор в его кармане. Зеленое, без кружев, простое и аккуратное – скомканное в его кармане, а не на хозяйке. Он нервно сглатывает, поднимаясь по бедру вверх до колена и вздрагивает, когда Маринетт невольно расставляет их шире и отводит взгляд, прикрывает лицо ладонями, жмурясь от стыда. Она рвано выдыхает, когда его губы целуют ее сквозь белую микрофибру, касаясь языком, хоть и понимая, что через ткань чулок она не прочувствует всего того, что он хочет передать. - Мари, - зазывательно, он усмехается ей в колено, припадая к нему щекой и выглядывая реакцию девушки на собственное имя. Она качает отрицательно головой, и ему приходится опуститься с поцелуем ниже, выбивая дрожь не только ее тела, но и своего. Ткань юбки всколыхнулась, и что-то в его штанах неудобно, до боли, напряглось. Третий поцелуй, и она убирает руки с лица, с вызовом, сжатыми губами и буйной синевой глаз смотря прямо на него. Кислород из легких будто ударом под дых выбивается, и на миг он даже перестает дышать, так и оставаясь с приоткрытым ртом, но быстро находится, сталкиваясь с ней взглядами, изучая ее. Он видит лишь скромность, зардевшуюся в ее лице, лишь безумный взгляд направленный на него, лишь судорожно поднимающуюся и опускающуюся грудь от быстрого дыхания, лишь растрепанные волосы, что не так давно сжимал в своих руках сам. Всего лишь… Но и этого достаточно, чтобы сойти с ума. И осмелеть. Она слышит звук расстегивающейся ширинки его штанов и нервно сглатывает. Пытается что-то сказать ему, мотает головой, но язык будто прилипает к небу, и лишь очередной стон разрывает тихий шепот кабинета. Он прижимается к ней, льнет к ее шее носом, вдыхает аромат легких духов и терпкий запах кожи, дурманящий окончательно. - Сейчас будет немного больно, но ты знай, что никогда… - он проводит языком по сухим губам. – Никогда больше я не причиню тебе боли, Принцесса. Это было настолько нежно и настолько влажно – его поцелуй после этих слов, что она даже не разбирает собственного прозвища, сорвавшегося с губ не того человека. Она прижимает его голову к себе ближе, путаясь пальцами в его волосах и медленно сходя с ума с его судорожного дыхания, его попыток смочить губы вялым языком, касающимся и ее кожи. Она чувствует, как он стаскивает с себя штаны, и расслабленно выдыхает, носом утыкаясь во впадинку на шее, прикусывая кожу от облегчения. Она содрогается от ощущения чего-то твердого, скользящего по ее бедру, дергается от касаний пальцев Адриана, задевающих голую кожу чуть выше чулок, и рвано выдыхает, ощущая это в себе. Толкающееся и твердое, не приносящее боли, а лишь облегченное наслаждение. Как моральное, так и физическое – он совершает толчок, а она запрокидывает голову, жмурясь и закусывая губу - теперь не будет слез от того, что не знавшая поначалу Маринетт, глупенькая маленькая девочка, лишила себя девственности фаллоимитатором имени Адриана Агреста. Не будет утешений Альи о том, что, «возможно, и Адриан станет ее первым мужчиной». Не будет ничего, ведь Алья оказалась права – так оно и случилось. Пусть не в постели, полной лепестков роз, пусть – не после шампанского, а после какой-то глупой истерии, которая теперь непонятно, почему вообще началась. Зато сейчас он рычит так, утыкаясь в ее шею, зарываясь носом в волосы, что и пересказать будет не так страшно. Теперь, и у нее есть один оттенок серого из пятидесяти. Теперь и у нее есть стонущий в кожу Адриан. Он двигается сначала медленно, прислушиваясь и всматриваясь невидящими, помутненными глазами в состояние Маринетт, ее черты милого лица, что только отдавались нежностью и страстью, и наращивает темп, ощущая отдачу не только физическую, но и моральную. Он чувствует влажность тела Маринетт, чувствует, как мягко и тепло внутри нее. Как жарко она дышит, как громко стонет, стоит ему, чуть приподняв бедра, упереться в какую-то точку, от которой она закатывает глаза и сжимает мышцы в напряжении и удовольствии. Она обхватывает его всего, чем выбивает рык и падение в ее шею, заставляя уткнуться в волосы, задохнуться ее духами и попытками вздохнуть, но продолжать двигаться, наращивать темп. Она сцепляет ноги за его спиной, обвивает руками шею, прижимая к себе ближе и разделяя одно дыхание на двоих, будто бы желая стать к нему еще ближе, желая слиться с ним в одно-единое целое, которым они стали и без того. Она шепчет его имя на ухо, облизывает собственные губы, искусанные в кровь, бисеринки с которых слизывает он жадно, подобно вампиру, которому не хватало и этого. Ему не хватало ни ее судорожного дыхания, ни его имени на ее губах, ни такта бедер, ни самого себя внутри Маринетт. Увлекшись и забывшись, он почти выходит из нее и тут же резко входит, выбивая из груди полустон-полурык и понимая, что окончательно лишился кислорода в легких. Маринетт мотает головой из стороны в сторону, кусает его за шею, до синяков впивается ногтями в спину. Она чувствует, как пик наслаждения, зарождающийся еще на первых минутах его действий внутри нее, рассыпается по телу и проходит теплой волной будоражащего чувства, от которого сжимаются даже пальцы на ногах. Она пытается уцепиться за что-то руками, куда-то их деть, но не находит ничего, кроме его волос, сжимая их в кулаках. Он ускоряется до максимального темпа, понимая, что конец близок и скоро, совсем скоро его сотрясет это тело, его доведет до безумия Маринетт. Он вновь утыкается в ложбинку ее груди, судорожно дышит в нее, задыхается, цепляясь белыми пальцами до синяков в ее спину, до царапин сквозь дешевую ткань костюма и рычит. Последний толчок. Секунда. Они растворяются друг в друге. Маринетт разбивается на миллионы осколков, выгибаясь в дуге спиной, оглушаемая собственным стоном, собственным криком, и на мгновения потерявшая способность видеть, чувствовать, ощущать, дышать и жить. Адриан рычит в ее кожу, отчего по телу проходит импульс, содрогаемый всем телом от ее крика и потряхивающими движениями изнутри. Ласкаемый расслабляющимися мышцами Маринетт и приятной судорогой собственных мышц. Он падает на спину рядом с ней и пытается привести дыхание в порядок, но не получается - он лишь слышит, как тяжело дышит она. Проводит точно таким же вялым языком по собственным искусанным губам и смотрит невидящим взглядом в потолок, не верящий, что это произошло. На задворках сознания он понимает, что где-то там, за закрытой дверью, Алья с Нино все слышали, и потом ни он, ни Маринетт не смогут избежать этих косых взглядов и откровенных улыбок, но… ему было наплевать. Сейчас ему важно лишь одно: вот так просто полежать вместе с Маринетт, не беспокоясь даже о том, что их застанут учителя или кто похуже. Они выбрались из переделки с анальной смазкой и вагинальными шариками перед директором – выберутся и из этого! - Никогда бы не подумал, - он утыкается носом в тонкую шею, слыша, как восстанавливается ее дыхание. – Что ты способна на такое, Принцесса. Маринетт несколько раз моргает, на мгновение замирая и пытаясь осознать, что и кто ей только что сказал, и давится воздухом, вдыхая слишком много и удивленно смотря на светлую макушку. Принцесса? Адриан? Что? Одна-единственная мысль зарождается в темной голове и, сквозь все смущения и нервы, от осознания возможного неизбежного она скользит рукой по его груди, касается тазобедренных косточек и обхватывает пальцами член у самого основания, доводя Агреста до сиплого и судорожного выдоха. - Мари? Что ты?.. – он чувствует, как ее пальцы с легким нажимом скользят по длине, и чертыхается, закатывая глаза. Боже, что она творит? «Но я тебе предлагал всегда и предложу сейчас живые семнадцать сантиметров в длину и три пальца в обхвате! Не отказывайся, Леди, я - лучше игрушки с батарейками!» Где-то на задворках сознания отдается знакомый голос, что две недели назад раздражал ее пошлыми шутками и откровенными наглостью и хамством. Она отчаянно пытается отогнать от себя эту мысль, что впилась в ее мозг, въелась, сдавила виски, и размеренно, под судорожное дыхание, отсчитывает те заветные… - Шестнадцать, семнадцать, - тихо вышептывает она, соскальзывая тонкими пальцами с головки и закусывая губу, чтобы не закричать в предательской истерике. Это не мог быть он. Попросту не мог. «Сейчас будет немного больно, но ты знай, что никогда… Никогда больше я не причиню тебе боли, Принцесса…» Адреналин подскакивает в крови ровно настолько, чтобы вскочить на ноги и успеть себе зажать рот рукой, прежде чем громко, слишком громко, воскликнуть о том, что она догадалась. Догадалась о личности Кота под маской. - Нуар? – нервно сглатывает она, все же возвращая себе контроль над голосом и тряской тела. – Адриан, ты – Кот Нуар? Агрест сначала пешит с ее состояния и резкого вскакивания на ноги, а после – замирает. Как? Как она догадалась? - Мари, - он поднимается с пола, облизывает высохшие в нервах губы, но девушка его не слушает, отворачиваясь и прижимая руки к лицу в ужасе. Лишь один человек называл ее так. «Принцесса», – с улыбкой в голосе, нотками наглости и умиления, с придыханием на гласных. Называл, спасая от беды – выпендриваясь при этом, но не суть – утешал точно так же, как и обычно, на протяжении всех двух недель. И ни разу не попрекнул, не сказал, что она действительно была виновата в этой чертовой выходке с этими чертовыми игрушками на этом чертовом открытом уроке литературы. Ни разу, хотя был в полном праве накричать на нее, обидеться, порвать все отношения не только между Адрианом и Маринетт, но еще и между Маринетт и Котом Нуаром. Был в полном праве, но не сделал этого. Не пожелал. Простил. - Да, это так, - Адриан отзывается тихо, надеясь, что понижение голоса позволит им поговорить наедине, и пресечет попытки Альи с Нино их подслушать. Внутри Маринетт будто бы что-то рвется и возрождается тут же. Плечи ее опускаются в судорожном выдохе, а глаза упираются в пол, губы шепчут о неверии, невозможности принять как данность. А в душе все же что-то теплится, загорается. - Я – Кот Нуар, - она вздрагивает от каждого его слова, поджимая губы в мыслях о том, какой же глупой была все это время, не узнавала его по схожей внешности, физического сложения, но… узнала по размеру члена. Молодец, Маринетт, браво. Она умудряется закатить глаза, мысленно себе поаплодировав, но столкнувшись в развороте с его серьезным лицом, тут же тушуется, краснея. - Но, если тебе это не нравится, - что он несет? – То ответь хотя бы на вопрос? Она поворачивается к нему с дрожащими губами и пристальным взглядом, сжимающимися в кулаки руками. Втягивает в себя воздух, смотря на это спокойствие, что под маской Кота поднималось со дна души только в самые отчаянные моменты, в моменты опасности. Смотря на это все, и надеясь, что, подобно ему - подобно герою Парижа, которым в тайне и являлся, - он растянет губы в усмешке и скаламбурит. Надеясь… Она сминает губы в нерешительности и кивает на вопрос Адриана. - Разве это плохо, что я – Нуар? – он поднимает на нее глаза, и она теряется. Теряется в них, в себе, в мыслях и воспоминаниях о том, что еще несколько минут назад эти глаза, этот парень сошел с ума над ней, отдал всего себя ей. Так же, как и она себя - ему. Разве это плохо? Она качает головой, пытаясь откинуть рой мыслей относительно него и ее. Разве это плохо? Она чувствует что-то теплое в собственной груди и то, как дико и быстро оно разгоняется по крови, впивается в мышцы, давит на виски. Но не тяжело – облегченно. Разве это плохо? Она хрипло втягивает в себя воздух, а губы нервно подрагивают. Она улыбается. Разве это плохо? Она делает маленький шаг вперед, видя то, как он в отсутствии ответа косит взгляд влево. Разве это плохо? Она подходит ближе, вжимаясь в его грудь своим носом и обнимая, что хватало силенок под видом слабой Маринетт, его за спину, опаляя дыханием кожу. - Нет, - он переводит взгляд на нее, и усмехается, проводит одной рукой по светлым волосам, скидывая щекочущие пряди со лба. – Это хорошо. Она втягивает в себя запах его тела, одеколона, закусывая губу и нежно утыкаясь в шею, отчаянно краснея и… отчаянно надеясь, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не спросит у нее о том, каким именно образом она подтвердила свои догадки относительно его личности супергероя. *** - Ну вот и все, - спокойно выдыхает Нино, слыша, как ругань постепенно перетекает в слабые постанывания, и переводит взгляд на безумно довольную Алью. – Твоя душенька, наконец, успокоилась? - Да, но не совсем, - она тут же вскакивает с корточек, рассекая коридор в бодром шаге. – Еще надо будет им купить пару игрушек, костюмы для ролевых игр, а также – возможно – и пару примочек для БДСМ-сессий! Нино хлопает себя по лбу, чувствуя, как тонкая девичья ладонь проскальзывает в его широкую, и утягивает куда-то. - О боже, - он воздевает свободную руку к небу, начиная верить в божеский черный юмор относительно его судьбы. – Я встречаюсь с помешанной! - Прости? – она останавливается, а парень едва ли не прикусывает себе язык, когда взгляд медовых глаз становится пристальным. - В смысле… - Я не помешана, к твоему сведению. Так, просто заинтересованная! - Да ты озабоченная, - выпаливает он, видя, как ни одно из определений Алью особо не заботит. – Давай будем реалистами, Алья? Озабоченная! - Сексуально озабоченная, - довольнее чем нужно поправляет она. Даже немного фанатично. – И озабочена именно тем, чего не хватает нашей четверке. Нашему… кружку по интересам. - Это называется «секта», Алья, - он выдыхает, видя то, как девушка не сбавляет шаг. - Да ну вас: и тебя, и Адриана с вашими сектами! Больше ни с чем помогать не буду, достали! – Нино бы выдохнул спокойно на этом моменте, поверив в бога и поблагодарив того, но… Алья была бы не Альей, если бы слезла с подобной, очень щепетильной, темы так легко и просто, убив в своей фантазии все советы, выбросив все игрушки, да и вообще. Нет, ни он, ни Маринетт, ни Адриан так просто от этих медовых глаз, пошлого взгляда и наглой ухмылочки не отделаются – они увидят, - через пару часов Алья вернется с еще большим запасом шуточек, штучек, примочек и советов. Нино в этом абсолютно уверен. И именно за это он и любит ее: за неимоверный оптимизм, упорство, чрезмерную пошлость… и разломанный кухонный стол. Пожалуй, за последнее – больше всего. *** Алья просыпается в горячем поту, пухлыми губами жадно хватая воздух и сначала даже не понимая, где она и что. Темнота потолка говорит о глубокой ночи, а тихое посапывание слева – о том, что она в квартире Нино. В попытке сесть на кровати она ловит неслабое головокружение, и мысли, изначально несобранные, разбежавшиеся, впиваются в нее резкими осколками особо странного сна. - Нино? Нино, проснись! – она понимает, что он не обязан выслушивать ее ночные бредни, что он может преспокойно отвернуться от нее и продолжить спать дальше, но отчаянное желание поговорить именно с ним давило на сознание. – Нино! Она забирается на него верхом, обнаженная и упирается бедром в небольшой бугорок, отчаянно краснея, но при этом усмехаясь. Размеренное дыхание Нино меняется – проснулся-таки. - Нино, у тебя эрекция! – будто бы впервые видя, восклицает она, смотря на то, как забавно слипаются в полусне глаза парня. - Что? – сдавленно бормочет он, сводя брови к переносице. Ему требуется несколько секунд, чтобы обрести себя и ношу сверху в пространстве и подобрать слова. – Это нормальное состояние для… боже, Алья, три ночи! - Знаю, но мне такое приснилось! - она слабо прыгает на нем, надеясь, что мужские инстинкты пустят бурный поток крови не только к паху, но еще и в мозг, окончательно пробудив Нино. – Мне приснилось, будто Маринетт – это ЛедиБаг, а Кот Нуар – Адриан. И что на одной из битв ей выпал от Леди Удачи розовый фаллоимитатор, представляешь? Розовый! Не красный в черный горошек, а именно розовый! Нино выдыхает сбито, а Алья в потоке бурного рассказа уже перестает замечать, что активно раскачивает бедрами, создавая имитацию полового акта через одеяло. - И потом Кот Нуар начал пошло шутить, ЛедиБаг - вернее Маринетт - начала ему отвечать, а в итоге, в конце оказалось, что это я подарила этот розовый – розовый, представляешь! – фаллоимитатор на восемнадцатый день рождения. А потом мы были в магазине интимных принадлежностей – я была такая вся из себя извращенка, а ты - такой хороший… - она ласково касается его щеки рукой, тут же вновь вскидывая взгляд к потолку и продолжая глупо улыбаться безумству сна. – Потом Маринетт застряла головой в ведре, и ты ее начал вытаскивать. Но самое забавное знаешь, что? Он довольно наблюдает за тем, как упругая грудь колышется перед ним. - М? – нечленораздельный звук при членораздельном желании ухватиться за мягкость второго размера. Он едва ее слышит. - Самое забавное, что именно Адриан попросил у меня купить все эти пошлые вещички: анальную смазку, вагинальные шарики, кляп – и то, что Маринетт, будто подмененная, в гневе выпотрошила все это на его парту во время урока! При директоре! Она останавливается в движениях, тут ж вскидывая руки и прижимая их к груди. - О господи, - тихо выдает Нино, вслушавшись в смысл только последних слов. - Именно! А потом они две недели не разговаривали – я придумала план по этому исправлению, и, представляешь, она кинула в него членом. Маринетт Дюпэн-Чен кинула огромным черным тридцатисантиметровым членом в лицо Адриану Агресту, ты только представь! Боже! Ее удивление и пораженность данным апофеозом нелогичности были настолько живыми и эмоциональными, что Нино невольно улыбнулся. - А потом они занялись сексом в кабинете. Прямо в кабинете! – она запинается на полуслове и глаза ее расширяются в безумии идеи. – О Боже, Нино… я должна купить фаллоимитатор! Ляиф давится воздухом, выразительно-непонимающе на нее смотря. Он что-то пропустил? - Зачем? – он чувствует, как вес девушки с его тела пропадает, и эту легкость, свободу в количестве кислорода он не одобряет – уж слишком нравилась ему эта поза. Алья останавливается на мгновение, смотря на него, как на идиота, не принимающего гениальность еще не озвученной мысли. - Как это «зачем»? Маринетт скоро восемнадцать лет, я не знаю, что подарить ей на день рождения, и… Вдруг это окажется правдой?! Я должна этому посопутствовать, во всех смыслах этого слова и даже если придется скупить весь магазин интим товаров! Она выбегает из комнаты, оставляя Нино наедине со скепсисом, слабым воображением и чутким воспоминанием о том, что Алья любит спать голой. Абсолютно голой. Шкаф стоял в комнате, а девушка проигнорировала его, убежав так, как была. Голая. - Эй! – он подрывается с кровати, пытаясь остановить Сезер от отчаянного поступка хотя бы в коридоре. - Давай ты будешь выбегать из квартиры с количеством одежды побольше, чем простое ничего? Он ловит ее в коридоре в потугах натянуть туфли и фыркает, закатывая глаза. Конечно, без одежды, но в туфлях – типичная женщина. Она останавливается, вскидывая на него медовый взгляд. - Точно, - она произносит это тихо, но настолько, чтобы Нино смог поразиться. Чтобы Алья Сезер впервые услышала его с первого раза? Чтобы впервые послушалась обычной просьбы? Да, ну, бред! - Побольше… Повторяет она, тут же загораясь еще более гениальной идеей, чем осенило ее в комнате. – Ты прав, Нино, чертовски прав! В этот раз надо купить вибратор на два сантиметра больше - чтоб наверняка! Нино испускает мученический вздох, но девушка этого не замечает, впиваясь в него глазами, полными азарта и надежды, вскидывая руки. - Ну так что, ты со мной или как?