Сказ о вредных братьях, рефератах и пэрсиках

— Раздвоенная борода Салазара, — сказал Хуан, и стена мягко отодвинулась в сторону, пропуская его в гостиную Слизерина. И никаких тебе препирательств с нередко пьяной и болтливой дамочкой! То есть, простите, Дамочкой. Которая еще его и недолюбливала: Хуан окрестил отважную хранительницу входа в гостиную Гриффиндора своей сладкой помпушечкой, и теперь она грозилась, что некий влюбленный в нее рыцарь непременно вызовет его на дуэль. Хуан только хохотал: уж не Почти Безголовый ли Ник ее кавалер? — а Помпушечка шла пятнами от возмущения и, бывало, по часу не пускала его в гостиную. То ли дело Слизерин и их восхитительная, безмолвная стена! Ну почему его братцу так повезло с факультетом? Войдя, Хуан тут же нашел Чезаре глазами. Тот сидел за своим излюбленным дубовым столиком под светильником и играл в шахматы с тощим бледным парнишкой, как бишь его, Ноттом. Больше в гостиной никого не было. — Братишка! — радостно взревел гриффиндорец, направляясь к игрокам с раскрытыми для объятий руками. — Конь, эф-пять... Здравствуй, — Хуана одарили теплой улыбкой. — Как тренировка? — Ерунда, размажем мы этих барсучат, как морских свинок. — Хуан придвинул к столику еще один стул и оседлал его, с любопытством наблюдая за доской... и тут же ловя на себе чуть ироничный взгляд. В шахматы юноша почти не играл. Конечно, знал правила, но чтобы всерьез увлекаться, тратить на эту чепуху свободное время? Ну нет, это для зануд вроде его братца. И все же некий интерес к шахматам он испытывал. — А у тебя что? — Сам видишь... Левый фланг не разработан, половину фигур загнал в тупик. В трех ходах от мата. — Да не слушай ты этого прохиндея! — засмеялся Нотт. — Выигрывает он, мое положение описывает. Хуан не обиделся, напротив, засмеялся и хлопнул смеющегося же брата пятерней о пятерню. — Юху! Борджиа всегда побеждают! — Итальяшки хреновы... — проворчал Нотт. — Эй! — Вот тут Хуан разозлился. Привстал со стула, сверкая глазами, лицо мгновенно налилось кровью, шея побагровела. — А ну повтори, что сказал... — Юноша засучил было рукава, явно намереваясь безо всяких палочек начистить самодовольному британскому индюку рожу, но его привычно схватила за плечо знакомая рука и силой усадила обратно. — Успокойся, — настойчиво велел ему Чезаре. — Сел и выдохнул. Тео просто пошутил. Хуан все еще походил на кипящий вовсю допотопный чайник, но на стул все-таки сел, впрочем, в любой момент готовый вновь подорваться. — Пошутил он... Нотт с нарочито-надменной рожей изучал доску. Чуть постукивал по ее краю чрезмерно красивыми, как у девицы, пальцами. Демонстративно заламывал бровь, не иначе как у Снейпа выучился. Ухмылялся чуть уловимо: — Если высокочтимый макаронник желает отстоять свою честь — я всегда к его услугам. — Прям как твоя матушка? Оба мгновенно взвились на ноги. Хуан холодно ухмылялся, но глаза его горели огнем; лицо Нотта застыло озлобленной маской, а лицо Чезаре на один миг приняло выражение «ну что за идиот...». Хуан очень хорошо знал это выражение: он был первопричиной его появления. Нотт стремительно выхватил волшебную палочку, яростно сверкнув серыми глазами, но в следующий миг Чезаре властно перехватил его руку. Второй он крепко держал за плечо Хуана. — Тео, — сказал старший как можно мягче и проникновеннее, — мой брат имел в виду не это. Он сожалеет о своих необдуманных словах и просит прощения... А если он сейчас скажет какую-нибудь глупость... — Чезаре по-крокодильи ухмыльнулся, медленно оборачиваясь к брату. — Я превращу его в огромную бородавчатую жабу. Хуан сдавленно зарычал. Ну вот какой толк в школе-интернате вдали от родителей, если рядом эта кудрявая версия их маман?! Кстати, Ваноцца тоже кудрявая. Ох, неспроста это, неспроста... — Мы уходим. Еще раз просим прощения. Идем, Хуан. — Да, мамуля, — пробормотал гриффиндорец, но возражать, в самом деле, не стал. Он и вправду погорячился и теперь это осознавал. Отходил от гнева Хуан так же легко, как и заводился, а Теодор, в общем-то, был неплохим человеком. Хуану нравилось его чувство внутреннего достоинства и умение изящно держать себя; пожалуй, его и впрямь можно было бы назвать истинным британцем. Только бы не начал дуться, ради Мерлина, Хуан-то обо всем этом забудет уже через пару часов. Братья вышли в коридор. У Чезаре все еще было выражение лица, безмолвно обвиняющее Хуана во всех грехах против разума и рассудительности. Еще один любитель дуться. Ничего, этот поотходчивее, сейчас съязвит пару раз и успокоится. Хуан беззаботно улыбнулся и закинул руки за голову. Настроение, несмотря ни на что, у него было преотличнейшее. — Тебе обязательно позорить меня перед однокурсниками? — Конечно. Я же твой брат. — Хуан белозубо улыбнулся. — Скарамучча должен хвастаться и бояться собственной тени, Коломбина* быть очаровашкой с ветром в голове, а я... — Хуан сгреб Чезаре за плечи, бесцеремонно обслюнявил и грубо взъерошил ему волосы. — Позорить моего ненаглядного братца. С лицом, полным отвращения, Борджиа-старший демонстративно вытер щеку. Мог бы и не делать такие глаза, между прочим, Хуан об его щетину весь искололся! — Ты знаешь, какая у меня репутация среди них, по твоей милости? Еще одна белозубая улыбка, веселые и ехидные глаза, нарочито-постная физиономия и сложенные в молитвенном жесте ладони. — Знаю. Матери Терезы, которая держит на своих плечах всю семью. Но ты учти, что девчонки все равно любят плохих парней! Фух, отошел! Сдержался, конечно, но Хуан-то видел, как по его лицу пробежала тень не прозвучавшего смеха. Видел — и рассмеялся вместо него, снова, на этот раз мягче и приятней, ероша ему волосы. Теперь братья зашагали рядом куда расслабленнее, было видно, что им приятно общество друг друга. — Ладно, я чего зашел... — Хуан нырнул рукой в карман. — Будешь Берти Боттс? Ну и хрен с тобой. Мне Снейп доклад задал, про златоглазок... — Нет. — ...А Синистра — про созвездие Андромеды и его влияние на... на... на что-то там. Помоги мне? И как их сестра умудряется делать такие милые глазки, что ей все прощают, все за нее делают и все спускают на тормозах? Пускай открывает факультатив, Хуан первым запишется! Потому что в этом у него явно нет никаких способностей. Чезаре смотрит на него, приподняв бровь (это у всех слизеринцев врожденное, что ли?) и явно не собирается подрываться ради любимого брата прямо сейчас в библиотеку. — Позволь мне уточнить. Ты хочешь, чтобы я помог тебе. Под этим ты подразумеваешь, что я должен самолично собрать материал. Потратить на это свои силы и время, испортить себе зрение, сидя над книгами, общаться с мадам Пинс, которую ты сам же и назвал огромной злобной крысой, сделать для тебя идеальный доклад, при этом подделавшись под твой стиль работы, чтобы никто не заподозрил, наложить соответствующие чары, поскольку, открою тебе секрет, Синистра, а особенно Снейп, не дураки... А ты в это время будешь хлестать сливочное пиво в «Трех метлах», обжиматься с девушками и в целом бездарно прожигать жизнь. Я правильно тебя понял? Хуан лучезарно улыбался и радостно кивал на каждое его слово. — Ага! Все в точности так! Ну, спасибо за понимание, — чмок в щеку, — я пошел! — Не смею задерживать. — Настала очередь Чезаре лучезарнейше улыбаться. — Только делать этого я не буду. Еще секунду назад Хуан нахальной походочкой удалялся прочь, а теперь уже круто развернулся обратно к брату и, сложившись пополам для пущей униженности, сделал плачущее лицо. — Ну Чезаре! Ну пожалуйста! Ну оно же вкусное! — Кто? — Пиво! Такое сладкое сначала, но терпкое на донышке, немного пьянящее, но в меру, с карамельной пенкой... — Вот пусть пиво за тебя рефераты и делает. — Чезаре похлопал его по плечу. — Я пошел. А ну стоять! Хуан схватил брата за полу мантии и притянул обратно, для верности прижав к стене, чтобы точно никуда не делся. — Ну Чезаре. — Нет. — Ну братик. — Не-е-ет. — Ну братишечка! Ну братулечка! Брателлочка! Братухуеллочка! Ага, рассмешил, пол-дела сделано! — Я все слышу! — Конечно, слышишь! Ты же у нас самый чуткий, самый добрый, понимающий... — Мимо. — ...красивый, обаятельный, ну пэрсик, пэрсик! — Давай еще раз? — ...умный, решительный, прям все девчонки твои... ну блин, Борджиа, хорош чесать мной свое самолюбие! Чезаре таки не выдержал и рассмеялся в голос. Глаза его потеплели и весело заискрились, в уголках губ так и застряла улыбка. Хуан мысленно поздравил себя: считай, реферат уже у него в кармане. — Что, совсем делать неохота, да? — посочувствовал брат. Хуан немедленно сделал лицо, преисполненное печали и раскаяния, мол, ничего с собой поделать не могу, женские округлости и их отсутствие у метел в разы интереснее всяких там златоглазок! — Ну хорошо. Будет тебе реферат. Один даже бесплатно. Хуан уже приготовился радостно парить к потолку и кидаться брату на шею с воплем «ты лучший, чувак!», но вовремя спохватился. — Так, а второй? — А второ-ой... — Ой, не нравится мне эта улыбочка... — Второй после того, как выиграешь у меня в шахматы. Да мерлиновы же кальсоны! (Хуан со всей дури припечатался головой о стену. Где-то на фоне звучало злодейское хихиканье Чезаре.) — Ну-ну, не плачь, возлюбленный мой брат, — посмеивался он, похлопывая брата по спине, — в конце концов, я же пэрсик. У пэрсиков интеллект как... ну, как у пэрсиков. — Спасибо, утешил! Вот на кого я, спрашивается, трачу талант и лучшие годы жизни?!