Letting Go

Брайан казался парнем красивым. Был ли он таковым от рождения или лишь казался, потому что был счастлив? Ведь такие светлые эмоции, как радость, воодушевление, восторг, так одухотворяют наши лица. У него был орлиный нос с высокой переносицей и небольшой горбинкой, узкие, с ординарным веком глаза под широкими дугами бровей. Не самое классическое сочетание черт лица. Его глаза становились еще уже, а кожа у уголков покрывалась неровной сетью морщинок, когда его губы растягивались в улыбке, но всё это делало его очаровательным и привлекательным в глазах смотрящего. Одна улыбка, широкая и счастливая, наделяла его особым очарованием, а грусть в глазах, цвета молочного шоколада, порождала лишь еще больше вопросов. Он с восторгом следил за игрой своего друга. Шел уже второй час съемок клипа, было ужасно жарко, многочисленная аппаратура и провода инструментов путались под ногами и вот-вот грозили повалить какого-нибудь неудачливого растяпу на светлый пол съемочного павильона. И, зная участников своей группы, он был уверен, что тем самым растяпой станет их лидер. Несмотря на все трудности съемок в виде жары, духоты и уже прилично затянувшегося процесса, ему захотелось рассмеяться от счастья, что он собственно и сделал. Неожиданно и от всей души, тем самым испортив работу оператора, режиссера и одногруппника, который в это время с грустным выражением лица на камеру должен был наигрывать на гитаре несуществующую мелодию. И уж точно довольное и смеющееся лицо Брайана никак не вписывалось в кадр, который, по идее, должен был получиться символичным на фоне разбитых инструментов и полным лирики, ведь после завершения основной части работы на видеоряд потом наложат музыку, которую с таким усердием «наигрывал» одногруппник и которая отлично вписывалась под грустное выражение лица гитариста. Все с удивлением оглянулись на него, а он все никак не мог остановиться, согнувшись, в тщетных попытках, он сделал лишь хуже — гриф бас-гитары больно впился в живот и струны Джейн, любимой гитары (у всех свои причуды, и у музыкантов в том числе), обиженно и глухо загудели. Режиссер, понятливо кивнув, объявил пятиминутный перерыв. Участники группы собрались вокруг него, прижимая к себе инструменты. В их глазах, как бы противоречиво не звучало, одновременно застыл вопрос и понимание того, почему он смеялся. Еще раз, счастливо оглядев свою группу, Брайан перестал смеяться и лишь печально улыбнулся. Как и положено любой другой нормальной группе, они имели одного барабанщика, басиста, в его лице, двух соло-гитаристов и двух клавишников. Точнее, имели до недавних событий. Воспоминания минувших дней окончательно стерли улыбку с его лица. Будто почувствовав его настроение, мемберы, как один, опустили глаза. О том, что их уже пять, а не шесть, они решили больше не говорить. Все, что могло быть сказано и сделано, произошло. Брайан с содроганием вспоминал тот день, когда один из них уже был безвозвратно утерян для них, для их группы. Раздражение, бессильная злость, ненависть, сожаление — все те негативные эмоции, которые их охватывали, как волны огромного цунами, вновь накатили на него. Такие же разрушительные и неизбежные. Каждый переживал случившееся по-своему. Он вспомнил, каким мрачным и безмолвным стал их лидер, обычно такой жизнерадостный и болтливый. Другие запирались в себе или в комнатах, в обнимку с инструментами и не выходили оттуда днями. Его же это событие толкнуло на написание этой песни. Вся боль, скорбь, сожаление, грусть и злость вылились в мелодию и текст их новой песни. Клип которой они сейчас и снимали. Съемки, которые он своим смехом прервал. На секунду Брайану стало стыдно, но лишь на секунду, а потом он вновь засмеялся. Им всем требовался перерыв, не только сейчас, пятиминутный, но и тогда, после тех событий. На его смех обернулся гитарист, который до этого момента был занят лишь своей любимицей Мэри — гитарой, которой трепетно до блеска натирал деку. Он вопросительно поднял брови, но Брайан лишь покачал головой, любовно прижимая к себе свой бас. Причина смеха была не в истерике, как, наверное, подумал режиссер, но уж точно не подумали остальные участники. Каждый из них знал, что повод для счастья есть всегда, и причина этого смеха не истерика, а именно — счастье. Несмотря на все плохое, что произошло, происходит и будет происходить с ними, каждый из них нашел свою причину быть счастливым, улыбаться и радоваться. Для них это - их музыка, поклонники и они сами. Жаль, что одному из них этого было не достаточно, и он теперь не с ними. И эта горечь всегда будет оседать на кончике языка, когда, исполняя свои старые песни, их партии уже будут разделены по-новому, с учетом отсутствия одного участника. Каждый раз, оглядывая своих друзей, он будет чувствовать отсутствие кого-то важного для них, а потом будет приходить понимание, и эта горечь будет оседать на сетчатке глаз — он никогда не вернется. Эта горечь ложится на них, на их песни, на название их группы, на инструменты, поклонников, словно опавшая листва по осени; но ведь даже в опавшей, неживой листве есть своя прелесть. Лицо, казавшиеся вначале красивым от счастья, сейчас было как застывшая маска, с печатью печали и грусти, но даже так, оно невольно притягивало взгляд. Скорбь, боль и горечь потерь имеют обыкновение искажать лица людей, «уродуя» их, но лицо парня оставалось таким же прекрасным, несмотря на все эти эмоции. Почему же? Может, дело в прощении, что они дали «ему»? Отпустили «его»? Уже понимая безвозвратность всех мечтаний, им оставалось лишь холить свои светлые воспоминания и искать новые в своем будущем. Отпустить свою боль. Эти пять минуть прошли для них недаром, как и те несчастья, что они пережили. Режиссер, будто почуявший нужный момент, дал отмашку начать прерванные съемки. Каждый из них посмотрел друг другу в глаза. Весь диалог этих пяти минут прошел абсолютно без слов, но казалось, каждый из них подумал об одном и том же. Несмотря на то, какие несчастья постигают людей, всегда нужно уметь находить силы не опускать руки и двигаться дальше.