За окном бушевала непогода: дождь барабанил по крыше и стенам здания, не давая сосредоточиться ни на чем другом, кроме сильного шума, ветер протяжно завывал и задувал за деревянную облицовку окон. Где-то в области Замоскворечья, еле видного из-за тумана, уже во всю бесновалась гроза. Настенные часы, отсчитав двенадцать, протяжно то ли закрякали, то ли издали ещё какой животный звук, оповещая о том, что надобно было посетить магазин.
Я аккуратно потянулся, отодвигаясь от стола: деревянная табуретка, сделанная мною ещё во время учебы в школе, неприятно заскрипела по паркету, оставляя на нем ещё более глубокие борозды, чем были до этого. После осторожно переложил листы и, накрыв их для верности недавно отпечатанным четвертым изданием толкового словаря, медленно поднялся. Бегемот, до этого вальяжно устроившийся на перинах у изголовья кровати, вскочил и заинтересованно стал рассматривать изменившуюся обстановку, водя розовым носом по столешнице.
Поправив на себе рубашку, я потянулся вниз, доставая лакированные ботинки — мою гордость — из-под кровати. Когда-то давно, когда ещё был жив мой дед, я устроился на подработку в кофейный ларек на Чистых прудах. Я, несмотря на всю свою, как это нынче модно говорить, заниженную самооценку, всё же считал, что готовлю отменный напиток. Это подтверждали и завсегдатаи заведения, всегда оставляющие большие чаевые. Набрав около сорока рублей, я и купил эти ботинки. С работы вскоре пришлось уволиться, впоследствии я перестал выходить из дома вообще, избрав жизнь молчаливого затворника, а от прошлой жизни осталась только эта квартира, ставшая мне пристанищем, и обувь, что было забавно.
Вдруг кот начал протяжно мяукать и указывать толстой мордочкой в окно, вырвав меня из воспоминаний: я поглядел сквозь пыльные стекла вниз, во двор, но не увидел ничего особенного. Разве что худого человека в черном свитере и таких же брюках, удобно уместившегося под кронами елей, прямо на крашеной скамье. Я хмыкнул — в моем доме жило полчище чудаков, поэтому подобное времяпрепровождение загадочного человека не казалось чем-то выходящим из ряда вон.
Не знаю, то ли это была судьба, то ли Вселенная устала от моей аморфности и захотела показать что-то незаурядное средь серых будней, но в следующий миг, когда я уже было отвлекся на ещё более зашедшегося в крике Бегемота, молния ударила в ель во дворе. Молодое дерево во мгновение ока обуглилось, а затем, в дыму, его крона и вовсе рассыпалась. Тут то моя челюсть и хотела последовать за бедной верхушкой дерева: на лавочке, явно почерневшей с борта, сидел тот же мужчина. Не шелохнувшись, разве что задрав голову к небу, словно ловя губами тяжелые капли дождя. Мне вмиг стало нехорошо. Покачнувшись, я схватился за край стола.
Из небытия меня вывел Бегемот: шершавым языком он облизывал мою кровоточащую ладонь. Осторожно убрав её от кота, я натянул на лицо очки, рассматривая маленький шрамик, из которого тонкой струйкой текла алая кровь, капая на светлый паркет. Я потянулся за баночкой таблеток в углу стола, но та, даже когда я, решив окончательно убедиться, потряс её, всё так же оказалась пуста. Кот попытался ударить меня лапой, поэтому я отошел к окну и невольно глянул в свой двор. Мужчины уже не было.
***
Он стал приходить каждый день. Сначала сидел на лавочке, но через неделю домоуправление заменило её на стенд с то ли информацией для жителей, то ли ещё какой дребеденью, но этот человек всё так же, пусть и стоял, но находился на том месте. Иногда он, оторвав свой взор от земли, глядел в небо. В эти моменты мне не нужно было рассматривать его лицо, не закрытое серыми волосами: мне казалось, что мы были знакомы слишком долго, что я мог с точностью сказать о шраме на переносице, о темно-карих глазах с европейским вырезом, и о родинке над губой. Слева.
***
Я сидел на лавочке в одном из парков: все куда-то спешили. Кто за покупками, кто с партийного собрания устремлялся домой; но среди этой суматохи можно было заметить сладостное предвкушение Нового Года. Снег ещё не выпал, но лужицы покрылись хрустящей коркой, и пешеходы были вынуждены неуклюже передвигать ногами, чтобы устоять и продолжить свой путь в правильном направлении, но все они улыбались друг другу, кто-то весело хохотал и поздравлял с наступающим праздником. На виднеющихся за деревьями кирпичных домах впервые развесили подсветку, издающую теплый желтоватый оттенок и освещая, пусть и слабо, даже сердце парка.
На соседней лавочке, аккуратно устроившись в углу, сидела синица. Она заворожено наблюдала за людьми, которые представляли ей интерес. В основном это были неуклюжие прохожие. Мужчина в толстой шапке из овчины вдруг выронил из рук коробки в красивых фиолетовых и голубых обертках, начиная судорожно их собирать, тем самым спугнув желтогрудую птичку. Я повернул голову вправо, вмиг теряя интерес к неуклюжему человеку, и видя, всё в том же черном свитере не по погоде, без шапки, Его. Он смотрел прямо на меня, а я без интереса отмечал его родинку над губой. Она действительно была слева.
