Я убил Бога

Я убил Бога. Сегодня в пять. После смены. Он стоял у конвейера, понурый, в хламиде серой. Бутылки стеной идут одна за одной, а Бог взмахнёт тяжело иссохшей рукой — и вода вином обратится, алеет, искрится, и вода — горькая, грязная, из трубы ржавой, становится песней, молитвой — одинокой и жалкой. В каждой бутылке — искра молитвы. Бог знает, не будет победы в битве, в давней битве за людские души, так пусть хоть вино печали заглушит. Доброе, крепкое, не то, что сам: в мир не вписался, с небес упал, хотел нести сильное, вечное, светлое. Оказалось — не нужно, стёрты заветы. Ушла надежда, не попрощавшись, куда приткнуться Богу уставшему? Теперь он здесь, хоть кому-то нужен, смена за сменой — на скудный ужин. Делай, что можешь — и будь, что будет, и Бог простирает худые руки в прожилках вен — снова и снова: вино так вино, коль не слышат слова. Я вижу, здесь нет больше надежды. Бог сдался, уже не сможет как прежде. Глаза выцвели, сердце стылое, венец терновый осыпался пылью. И я стреляю, три выстрела — бам, бам, бам. Грязным мешком оседает к ногам — Бог. Не жалею, знаю — простил, Знаю, о смерти давно он молил. Сегодня в пять, после длинной смены Я стану Богом. Новым, железным. Ствол — заряжен, решение — взвешенно. Я в глотку вобью вам любовь и безгрешие.