Мой мальчик. Моя девочка?

Несмотря на включённый кондиционер, в комнате всё равно жарко. Испарина мелкими каплями течёт вниз, достигая подбородка, потом капая на пол, ну или стекая дальше, к ключицам, очерчивая хорошо видные кости, попадая в яремную впадинку. А если повезёт — то под корсет, впитываясь прямо в ткань, слегка грубую по краям. Хосок стоит так уже минут десять. Да, может это и немного, но сейчас для него каждая секунда была равна более, чем сотне лет. А всё почему? Потому что Юнги сидел сзади и шнуровал этот самый корсет, затягивая всё сильнее и сильнее, вызывая тихие стоны и рваные вздохи у Чона. — Хороший мальчик, — шепнул на ухо Мин, специально касаясь губами ушной раковины, когда завязал тугой узел на последней «косточке». — Теперь чулки. Блондин потянулся к уже лежащим на кровати тёмным капроновым чулкам с рюшами и ухмыльнулся. «Чёрт подери, как же это классно», — подумал он про себя и запрокинул голову и, чтобы не показать слабины, сделал вид, что разгонял кровь. Младший тем временем повернулся и поднял ногу, касаясь лодыжкой колена партнёра. Он сжал кулаки и закрыл глаза, ожидая того, что его будут одевать. Юнги облизнулся, разглядывая перед собой Чона. Затем взял в руку его ступню и начал потихоньку натягивать оставшуюся часть одежды. И спустя пару мгновений перед ним стояла почти что девушка. — Может мне теперь стоит называть тебя по-другому? Хорошая девочка, например, — старший чуть посмеялся и поправил подол юбки, чтобы пышные складки лежали чуть лучше. Хосок фыркнул, отводя взгляд, пытаясь сконцентрироваться на чём-то ином, чтобы абстрагироваться от этой ситуации — настолько она казалась из ряда вон для него. Где-то в дальней от него части комнаты горел светильник, освещая комнату тёмно-красным. Цвет, больше похожий, будто бы ткань абажура искупали в тазе крови, чем просто покрасили. — Или плохая? Блондин просовывает один палец под корсет, где-то в районе грудины, где он и заканчивается, и тянет парня напротив на себя, заставляя повернуть голову в свою сторону. Облизывает нижнюю губу, вызывая негодование от такой нежности у младшего, чуть прикусывает её, заставляя открыть рот, и проникает языком в него, нежно целуя. Сегодня хён будет нежнее, чем обычно? Значит и шатен может позволить себе больше, чем обычно, — он поднимает и кладёт руки на плечи, смыкая пальцы замочком за головой. Неспешно двигая руками, Юнги потирает ладонями поясницу, затем ведёт вниз, поднимая пышные складки, сжимая ягодицы. Затем заставляет сесть Чона прямо к себе на колени, не отворачиваясь от него. Прекращает поцелуй и трётся носом о щёку. — У меня красивая девочка. И от этих слов у Хосока просто сносит крышу. В ответ он что-то бессвязно мычит, чувствуя, как под боксёры просунули слегка холодную ладонь и массируют мышцы. — Моя девочка сегодня сделает папочке хорошо? — Мин шепчет на ухо таким же властным тоном. Таким, что хочется подчиняться. Даже немного шепелявые буквы не делают слова менее приказными. Чон слегка тушуется, но затем кивает, отводя взгляд в сторону. — А сегодня ты молчалив. — Не хочу сказать ничего лишнего папочке, — ответил младший, выделяя последнее слово, затем замирая, так как встретился с Юнги взглядом. — Вот и славно, — «папочка» тянется к шатену, проникает юрким языком под верхнюю губу, задевая им уздечку, и посасывает бугорок. Младший стонет в поцелуй и прикрывает глаза. Сейчас его хён бесцеремонно массирует колечко мышц, и контраст температуры — холодные, несмотря на кажущуюся какой-то адски высокой для Чона температуру, пальцы у разгоряченной кожи. Вводит палец на сухую на одну фалангу и тут же выходит, вспоминая, что это приносит дискомфорт. Потом Мин тянется назад за лежавшим недалеко лубрикатом, убирая одну руку из белья и, убрав вторую руку, чуть выдавил на ладонь и размазал по пальцам — трём сразу. Растяжка для него была уже больше каким-то ритуалом, чем необходимостью. Юнги стягивает бельё с шатена, оголяя кожу и заставляя партнёра чуть проскулить — оно начало чуть сильнее давить на возбуждённый член. Старший ввёл сразу два пальца, особо не церемонясь и двигая ими в быстром темпе, чем вызывал скулёж и сдавленные стоны у Хосока, который уткнулся ему в шею или плечи — не так важно — обдавая горячим дыханием кожу, согревая теплом своего тела. Подол юбки в данный момент более чем мешал, натирая кожу в области предплечья и внутренней части локтя, сдавливала бока Чона, ровно, как и корсет, который, кажется, уже мешал нормально вздохнуть так, чтобы насытиться кислородом, сжимая мышцы на животе. Затем Юнги ввёл третий палец и, чуть растянув, четвёртый — мизинец, тем самым вызвав первый стон из-за неожиданно нахлынувшей несильной боли. — Мой мальчик обещал сделать мне хорошо. Потерпи и расслабься, — Мин прикусил мочку уха, зная, что это эрогенная зона Хосока, тем самым притупив боль. Второй привстал, чтобы старшему было легче и потом сжал его рубашку, предварительно расцепив свои пальцы, давая «зелёный» сигнал своему доминанту. — Хороший мальчик. Юнги вытащил пальцы, вызывая еле слышно мычание у младшего, и вытер их о ткань постели рядом с собой. — Ты знаешь, что делать, — он шепнул на ухо шатену, вызывая у того мурашки. Чон поднялся с колен, отпуская блондина, но пошатнулся (скорее даже чуть не упал), хотя Мин даже бровью не повёл. Затем Хосок сел коленями на кровать, прополз чуть дальше от края кровати, к противоположному, встал в коленно-локтевую позу, правда упираясь щекой, и завёл руки за спину. — Прекрасно, — прошептал и прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы как можно незаметнее выразить свой восторг от такого беспрекословного подчинения. — И чего ты хочешь? — Чтобы папочка заставил меня стонать, — почти отточенная фраза, которую каждый раз шатен произносил с каким-то новым оттенком в тоне, что делало её только лучше. Словно он тренировался перед зеркалом, чтобы делать это как можно сексуальнее и вложить побольше похоти. — А как надо попросить папочку? — может, стоит немного поиздеваться над донсеном? — Сделай мне, а-ах, — парень сорвался на стон. Он не успел заметить, что Юнги уже стянул одежду с бельём и залез на кровать, зажимая его запястья одной рукой, что уже собирался войти в него. — Приятно… пожалуйста, — последнее слово было прошёптано. — Хороший мальчик, — блондин медленно вошёл, давая и себе, и Хосоку привыкнуть. Получив в ответ тихий одобрительный стон, он начал двигаться, второй рукой складывая юбку так, чтобы она не мешала. Часто выходил наполовину, что было странно — обычно Мин не старался делать особо приятно своему мальчику (или уже девочке). Затем он стал двигаться быстрее, выбивая рваные стоны и вздохи у податливого шатена. Потянул за руки на себя Чона и коснулся губами места, где шея переходила в плечи, оставляя алую метку, которая с каждым мигом становилась краснее, наливалась кровью, расцветая, словно какой-то цветок на бледной коже. — Мальчик ведь только мой? — он облизывал сделанную собой же гематому, сдерживая свои стоны. — Только… — очередной срыв на стон, — папочки. Юнги снял бельё с Хосока полностью, оставляя его где-то в коленях, и коснулся возбуждённой плоти, не переставая двигаться, тем самым заставив младшего закинуть голову ему на плечо, прогибаясь в спине. Обхватил её пальцами, сделав подобие кольца и сделал пару движений не в темп толчкам, но шатену хватило, он кончил с именем своего партнёра на устах, обессилено дыша, быстро и неглубоко, влажным дыханием опаляя ухо блондина. — Прекра-асно, — сказал Мин, тщетно пытаясь скрыть свой финальный стон, прижимаясь губами к хосоковой шее, облизывая его адамово яблоко сбоку. Семя старшего теплом разливалось в организме Чона, и тот закусил губу от столь привычных, но до дрожи в коленях приятных ощущений. — Мой мальчик хочет спать? — спросил Юнги, выходя из партнёра с пошлым хлюпом, отпуская его и одевая обоих обратно в бельё. — Очень, — шатен прикусил губу, поправляя одежду на себе, и хмыкнул из-за давящего корсета. — Хочешь снять? — поинтересовался второй. — Если можно… — Тебе всё можно, — ответил блондин, начав расшнуровывать бант.