Сакаци, 3-его дня Летних Волн
Ваша светлость! Трагические известия о герцоге Окделле, которые недавно получил аббат Олеций, заставили меня вспомнить об обещании, данном моему несчастному другу, когда он гостил в монастыре св. Гермия. Тогда Ричард настоятельно просил меня написать вам. Его тревожила не столько своя, сколько моя судьба, но вышло так, что теперь я должен обелить его имя. Ваше чувство справедливости, герцог (о котором я знаю не понаслышке), не позволит вам судить превратно о вашем оруженосце, какие бы страшные ошибки не разделяли вас и ваши фамилии. Я виделся с Ричардом 18 дня Летних Скал в окрестностях Граши. Наш разговор напрямую касался вас, поскольку мы говорили главным образом о его службе… Прошу простить мне некоторую бессвязность: я слишком сильно потрясен, что Дикон, такой юный и добрый – в чем бы он ни был виноват перед вами – навсегда оставил этот мир. Самое меньшее, что я могу сделать в память о нем – честно рассказать вам о нашей последней встрече. Прежде всего, я знаю о причинах, заставляющих вас плохо думать о герцоге Окделле – он сам откровенно поведал мне о них. Я не намерен оправдывать его, да и сам он не искал себе оправданий. Но я прошу вас помнить, как он был молод и доверчив, а также о его великодушии, хотя в этом вы, конечно, вольны не согласиться со мной. К несчастью, его уверили, что в столице готовится заговор против королевы и Людей Чести и что за этим заговором якобы стоят ваши близкие друзья. Боюсь, что недавние беспорядки в Олларии произвели на него слишком тягостное впечатление. Увы! Последние события показывают, что он был не так уж и не прав. Я постарался, как мог, убедить его не верить козням известной вам особы, которую он считал другом семьи. В этом я преуспел. Дикон так искренне тревожился за вас, герцог! Возможно, это покажется вам смешным и нелепым, но это правда. Подумайте, в каком трудном положении он находился. Ведь ему приходилось выбирать между вами и всеми, кого он считал близкими людьми. Он признался мне, что пытался откровенно поговорить с вами – ему и самому не верилось, что вы можете быть причастны к чьим-то интригам – но убедился, что вы относитесь к нему безо всякого доверия. Дикон приехал в Граши, следуя вашему приказу. Он настойчиво уговаривал меня написать вам просьбу о прощении и помиловании. Он даже советовался об этом с магнусом Ордена Милосердия кардиналом Левием, не понимая истинных ваших намерений. В отличие от него я догадываюсь, что вашей целью было отправить в изгнание юношу, в котором вы разочаровались. Но Ричард – настоящий Окделл. Он не мог допустить, чтобы Надор попал в руки Колиньяров или Манриков – или кому там предназначает эти владения господин кардинал Талига. Дикон наивно надеялся, что я примирюсь с короной Олларов при вашем посредничестве. Я не стал разочаровывать его, хотя понимаю, что это невозможно. Во-первых, я связан дружбой с Альдо Раканом, а во-вторых, я отнюдь не уверен в вашем расположении ко мне, на которое Дикон рассчитывал. Я так подробно рассказываю вам об этом, герцог, чтобы стало ясно: Ричард Окделл не имел намерения встречаться в Сакаци с принцем Раканом, и, если эта встреча и состоялась, то только из-за моей неосмотрительности. Дикон горячо просил меня не сообщать принцу о его приезде, но я, к несчастью, невольно выдал тайну. Мой государь немедленно настоял на визите в монастырь св. Гермия. Эта встреча прошла вовсе не так, как он надеялся: герцог Окделл отказался служить ему, ссылаясь на клятву оруженосца, данную вам. Вы вольны сказать, герцог, что слово изменника и предателя ничего не стоит, но я клянусь вам: все произошло именно так. Теперь я должен взять на себя тяжелую обязанность и сообщить вам об обстоятельствах гибели вашего оруженосца. Это отчасти и моя вина. В Агарисе Дикон получил сведения о причинах ссоры между Раканами и Святым Престолом, а я неосторожно подтвердил их. Речь шла о гальтарской магии. Дикон решил выяснить все досконально и, пользуясь предоставленной вами свободой, отправился в Гальтары в сопровождении только одного телохранителя. Признаюсь, тогда я не счел эту поездку особо опасной и не стал отговаривать его. Сейчас я горько жалею об этом – так же, как и о многом другом! Дикон уехал в начале месяца Летних Ветров. Неделю назад пришло известие, что в Гальтаре его захватила шайка бандитов. Мерзавцы не постеснялись потребовать выкуп у аббата Олеция. Однако днем позже до монастыря добрался еще один разбойник по прозвищу Жан-коновал. Он принес ужасающие новости. По его словам – которым у меня, к сожалению, нет основания не доверять, поскольку этот несчастный немыслимо напуган и кается во всех прошлых грехах – бандитов подкупили «важные господа» из Приморской Эпинэ с целью убить Ричарда, переодетого паломником. Не сомневаюсь, что за этим подлым делом стоит кто-то из Колиньяров. Разбойник, о котором я говорю, признался нам, что опознал в Диконе эория и, убоявшись гнева Ушедших богов, помог ему бежать через катакомбы. Однако его товарищи быстро поняли, куда пропали пленники, и бросились в погоню. Спасаясь, Ричард и его телохранитель попали под обвал. Мне больно думать о том, что причиной их смерти стала стихия, которую языческие легенды приписывают Повелителю Скал. Все произошло ранним утром двенадцатого дня Летних Ветров. Говорят, они умерли сразу. Бандиты оставили их тела, раздавленные камнями, в одном из подземных коридоров. Гибель Дикона стала предвестником другой беды. В ночь на тринадцатое Гальтарах произошло чудовищное землетрясение. Жан-коновал утверждает, ничего подобного не было уже несколько кругов. Все бандиты, кроме этого Жана, погибли, а катакомбы, в которых похоронено тело бедного Ричарда, вероятно, обрушились навсегда. Добрый аббат Олеций сообщил мне, что намерен послать нескольких братьев оказать поддержку верующим и заодно навести справки. Не сомневаюсь: их миссия окажется очень печальной. Прощайте, герцог. Надеюсь, вы забудете прежние вины вашего оруженосца и защитите его доброе имя и осиротевшую семью перед кардиналом Сильвестром и королем. Мне остается только заверить вас словом дворянина: Ричард Окделл всегда был честен с вами и верен Талигу до последнего вздоха.Ваш покорный слуга, Робер Эпинэ.