***
Первым самостоятельным заданием, которое семья доверила Киллуа, стала Тень с Китового острова. Не разочаруй меня, сказал напоследок Иллуми. Не разочаруй всех нас, услышал Киллуа. И только холодно кивнул, в последний раз проверяя содержимое рюкзака. Путь предстоял неблизкий.***
Тревожных вестей с этого отрезанного от суши клочка земли не поступало уже долгое время. По крайней мере, матросы с единственного рейсового судна, перевозившего туристов на Китовый остров, лишь непонимающе пожимали плечами на осторожные вопросы Киллуа. Разумеется, ему не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Киллуа прекрасно помнил все наставления Иллуми и не собирался раньше времени раскрывать свою истинную цель прибытия. Мало кто сейчас верил в призраков, беспокойные души и прочую сверхъестественную муть. Киллуа совсем не хотелось становиться первым Золдиком, по собственной неосторожности угодившим в сумасшедший дом. Тем более, что наверняка оттуда не отпускали за просто так. Корабль причалил к острову ранним утром. Насыщенный влагой воздух с первым же вздохом прохладой кольнул изнутри легкие. Не выспавшийся толком от качки Киллуа только с третьего раза смог подцепить непослушными, озябшими пальцами язычок молнии и поднять ее чуть ли не до самого горла. Перепады температур он всегда переносил не слишком просто, а к тропическому климату и вовсе привычен не был. Толпа захлестнула со всех сторон, стоило только сойти с трапа. Люди обступили его, бесконечно галдя о своем и пихая плечами или руками замешкавшегося Киллуа — ему едва хватило сил удержать равновесие и не растянуться на земле. От стольких голосов и бесконечного мельтешения вокруг быстро разболелась голова, но сопротивляться тянущему за собой потоку не было никакого смысла. По выработанному плану первое время Киллуа все равно должен был потратить на освоение местности, так зачем нужно было оттягивать неизбежное? Рыночная площадь не уступала порту по многолюдности, несмотря даже на такое раннее время. В конце концов, спешно напомнил себе Киллуа, люди жили здесь собственным трудом. Китовый остров не был местом, куда можно легко добраться и уж тем более доставить хрупкие и скоропортящиеся товары. И все, что давал людям этот крошечный клочок суши, использовалось в полной мере: прилавки ломились от свежих фруктов и овощей, подвешенная за хвосты рыба еще не успела обсохнуть под солнечными лучами. Такое изобилие было редкостью и для большого города. Возможно, решил про себя Киллуа, Китовый остров и в самом деле можно назвать маленьким раем. Или же, он станет таковым, сразу же после того, как Киллуа выполнит свое задание. Сомневаться в успешном исходе в их семье было попросту не принято.***
— Я знаю, зачем вы пришли. В дом, который Киллуа решил проверить прежде чем что-то предпринять, его не пустили даже на порог. По полученной от местных информации стоящий на окраине дом принадлежал семье Фриксов. А, копнув несколько глубже, Киллуа обнаружил, что именно этот дом около полугода назад посетила смерть, унеся с собой жизнь совсем еще мальчишки, возможно, даже ровесника самого Киллуа. Остановившая его женщина выглядела уставшей, но еще сильнее — злой. Киллуа видел ее мельком на рынке, за рыбным прилавком, и уже тогда поразился с какой силой и ловкостью эти хрупкие руки могут управляться с тяжелым даже по меркам мужчин тесаком. Это явно стоило помнить. Тем более, что наживать врагов среди родни расхаживающей по острову Тени Киллуа совершенно не хотелось. Сотрудничество с ними было одним из самых важных условий. — Госпожа Мито, — осторожно начал он, стараясь говорить легко и убедительно, несмотря на внутреннее смятение, — я от всей души соболезную вам в вашей потере. И я… — Бесполезно, — Мито резко качнула головой. Выбившаяся из тугого пучка рыжая прядь упала ей на лицо, на испещренный первыми морщинами высокий лоб. — Я знаю, кто вы, Господин Чистильщик. И зачем вы пришли тоже знаю. А теперь — разворачивайтесь и убирайтесь отсюда немедленно. От меня вы ни слова не узнаете. Холодок пробежал по спине. Киллуа сглотнул, нервно стиснув в кулаки ладони, но усилием воли все-таки взял себя в руки. Нельзя, нельзя показывать слабину после первого же отказа. Он должен был предвидеть такой вариант событий и быть морально готовым к нему. — Право, Госпожа Мито. Раз вы слышали о нас, то должны понимать, что ничего плохого мы не делали. Возможно его улыбка вышла чересчур искусственной. Мито усмехнулась, по-взрослому надменно и холодно, а затем взглянула так, что Киллуа понял сразу — на его возраст не делали скидку ни на секунду. И с самого начала воспринимали только как врага. — Даже после смерти он остается моим племянником, — с какой-то едва ощутимой мягкостью произнесла она, но тут же вся ощетинилась, надежно спрятав от Киллуа всего на мгновение приоткрывшуюся сердцевину, чувствительную и нежную, как и должно быть у каждой женщины. — Вам здесь не рады и не будут. Не смейте приходить больше. На захлопнувшуюся перед ним дверь Киллуа еще долго смотрел с непониманием. Пожалуй, он совершенно не был готов к тому, что все в этой миссии пойдет не так с самого начала.***
Большая часть Китового острова не была приспособлена для жизни. Всего несколько десяток шагов за пределами города — и дороги назад будто бы не существовало вовсе, деревья смыкались за спиной ровной зеленой стеной. Киллуа сложно было сказать, как долго он сам плутал по этому бесконечному коридору. Первое время он старался мысленно подмечать какие-то детали — обломленные ветки, яркие цветы, странной формы камни — но затем понял, что все это попросту бесполезно. Китовый остров совершенно не желал с ним считаться. Или же это было нечто иное? Он устроил привал у поваленного дерева, настолько сильно заросшего мхом, что в него при должном желании можно было завернуться как в покрывало. Киллуа откинулся спиной на ствол, вытянув гудящие ноги, и первым же делом потянулся к верхнему карману рюкзака — небольшая бутыль с питьевой водой должна была лежать поверх остальных вещей. Благо, догадливости пополнить запасы воды в городе ему хватило, а значит судорожно метаться по густым зарослям в поисках хоть какого-нибудь источника не придется. Как и умирать от обезвоживания. Неба над головой практически не было видно — все застилали кроны высоких деревьев. Многие из них, судя по всему, стояли рядом так долго, что успели накрепко сплестись ветвями, будто нити двух спутанных клубков. Киллуа сделал несколько больших глотков, смачивая пересохшее горло. Если к вечеру он не сможет найти хоть какое-нибудь место, над которым будут светить звезды, то может и вовсе никогда отсюда не выйдет. А с приближением ночи шанс столкнуться с Тенью лишь увеличивался. Неудивительно, что в таком месте кто-то погиб. Тем более, ребенок.***
С Тенью Киллуа встретился, когда лес погрузился во мрак, будто бы очутившись под гигантским колпаком. Киллуа всегда сносно ориентировался в темноте, не боялся глухих шорохов и странных звуков — семейная печать защищала его от любого слабого потустороннего воздействия. Однако, назвать таковым молодую Тень язык не поворачивался. Киллуа вспоминал старинные книги и записи на пожелтевшей от времени бумаги. Именно от них он узнал, как важно уничтожить Тень в пределах первого полнолуния, пока она еще только накапливает силы, осваивается, привыкает. И чувствует себя как никогда живой. Возможно, даже намного живее, чем когда дышала одним воздухом с другими людьми. К удивлению Киллуа, Тень не делала ничего. Следила, высматривала, раздражающе витала неподалеку, но, тем не менее, не нападала. И это уже казалось странным! Киллуа такое положение дел ни капли не нравилось. Охотник никогда не должен чувствовать себя загнанным в тупик, мелькнуло в голове одно из самых последних наставлений отца перед уходом из дома. И бояться собственную добычу — тоже не должен. Иначе роли поменяются так быстро, что он в конечном итоге этого даже и не заметит. Действовать было необходимо сейчас. Пока Киллуа не выдохся окончательно и не потерял из виду Тень. Киллуа остановился у перекошенного дуба, в который раз слишком поздно заметив, что снова сделал круг. Он скинул на землю рюкзак, потянулся одной рукой к язычку молнии, делая вид, что снова хочет промочить горло. А сам — торопливо и тщательно осматривал пространство перед собой. В идеале Киллуа хватило бы всего пары секунд, чтобы начертать сковывающее заклинание. Еще одна потребовалась бы на то, чтобы заклясть кровь, пара пузырьков которой надежно крепилась к поясу. При менее благоприятных обстоятельствах Киллуа легко мог воспользоваться своей собственной, но доводить до этого не хотелось. Боли Киллуа не боялся. Он боялся уязвимости. Кто знает, какие еще существа выйдут на след, привлеченные запахом ритуала. — А ты смешной! — звонко произнесли откуда-то со стороны. Киллуа скрипнул зубами, медленно повернулся на голос. Он не мог поверить, что несмотря на все усилия, Тени все-таки удалось застать его врасплох. И фактически беззащитным — дотянуться до самого крайнего пузырька Киллуа так и не успел. Оставалось ориентироваться по ситуации. Тень умостилась на один из низко висящих суков. Она сидела, то и дело болтая в воздухе ногами, худыми, полупрозрачными, и улыбалась, так широко и светло, что Киллуа на какой-то миг стало неловко. С таким искренне детским любопытством на него не смотрела ни одна Тень. Да и вообще… никто не смотрел. — Я путал тебя весь день, — с нескрываемой радостью сообщили Киллуа и снова заболтали ногами, будто бы восхитившись собственной смекалкой. — Я даже и предположить не мог, что ты окажешься настолько упрямым! Просто невероятно! Именно такого друга… — Я не собираюсь становиться твоим другом, — холодно отрезал Киллуа. Первое удивление прошло, и эта наигранная детскость начала откровенно раздражать. Тень замерла, округлив и без того невозможно большие глаза. — Разве ты не пришел сюда, чтобы поиграть со мной? — уже более осторожно уточнила она. И снова улыбнулась, но уже — легко и будто бы извиняюще. Неужели перед Киллуа? Что за глупости! — Нет, — вспылил Киллуа. Эмоции бурлили, как кипяток, мешая соображать и без того утомленному сознанию. — Я не буду с тобой играть! Я вообще собираюсь… Он резко осекся и замолк, прикусив кончик языка. Как глупо! Глупо и неосмотрительно. Нельзя, ни в коем случае нельзя предупреждать Тень. Эй, здравствуй. Ты видишь меня в первый раз, но, знаешь, я именно тот, кто сейчас убьет тебя. И, на этот раз, уже навсегда. Ты же не возражаешь? Тень ответно замолчала, будто бы прочитав по лицу Киллуа всего его мысли. Или же — просто почувствовав. Не нужно обладать особыми способностями, чтобы ощутить приближающуюся опасность гибели. Правда, намного более страшной нежели в самый первый раз. — О, я кажется понял, — медленно произнесла Тень. Ее лицо, всего несколько мгновений назад лучившееся искренним дружелюбием, в единый миг стало холодным и жестким, до жути напомнив Киллуа выражение госпожи Мито, не позволившей нежеланному гостю пересечь порог ее дома. Наверное, это и можно было назвать кровным родством, семейным наследием, оплетшим их подобно стелющимся по земле древесным корням. Киллуа сам был таким, взращенным заботливыми родственниками, будто редкое, невероятно ядовитое растение, при неосторожности способное уничтожить себя самого. И порой ему было страшно даже предполагать, что в нем не осталось ни капельки того, что являлось Киллуа, что делало его — собой, а не просто еще одним сыном могущественной семьи Золдик. Киллуа хотелось свободы, хотелось пробить сковывавшие его годами рамки, как разбивает стенки горшка уже взрослое растение, чтобы начать, наконец, полноценно расти. Киллуа многое нравилось в этой жизни. Но посвятить ее служению идеалам семьи он не хотел. Всем сердцем не хотел, пусть Киллуа и не пришлось ни разу по-настоящему убить кого-то, но ощущение неправильности происходящего надолго впечаталось под кожу. Пусть Тень с Китового острова станет его последним заданием. Первым и единственным. — Знаешь, — снова сказала Тень, резким, но и одновременно плавным движением поднимаясь на ноги. Темнота обступила ее со всех сторон, сделав облик обычного мальчишки отчего-то невероятно зловещим, — я все же дам тебе один совет напоследок. Скоро начнется буря. И лучше бы тебе к ее началу быть подальше от леса. Резкий порыв ветра откуда-то сверху ударил Киллуа в лицо, взметнув охапку жухлой листвы — он едва успел крепко зажмуриться и пригнуть голову. А когда снова распрямился — рядом никого не было. Ни Тени, ни какого-либо иного потустороннего присутствия. Темнота вокруг сгустилась плотным коконом. Где-то в вышине оглушающе зазвенел гром, и тут же на нос Киллуа приземлились первые, пока еще редкие капли дождя. Похоже, о надвигающейся грозе Тень и в самом деле не солгала. Но какой ей вообще толк помогать Киллуа? Тем более, зная теперь, зачем он вообще прибыл на этот остров. Какие же странные порой бывали Тени.***
Киллуа не сразу сообразил, почему местные с такой тревогой всматривались в облака — тогда, над торговой площадью, их, тяжелых, будто бы напитавшихся влагой комьев ваты, скопилось слишком много. Тогда это показалось ему просто предрассудками, излишней предусмотрительностью, и Киллуа не стал ни у кого уточнять, что на самом деле таилось за поведением подобного рода. О, если бы он только знал, то ни за что бы не отправился охотиться на Тень именно в эту ночь. Дожди у его родной горы Кукуро шли редко, но обильно. Киллуа привык, что спустя всего пятнадцать минут тучи рассеивались и в образовавшихся небольших лужицах вновь начинало блестеть солнце. Но здесь, на Китовом острове, все было совсем иначе. Киллуа больше не обращал никакого внимания ни на запахи, ни на окружающее пространство — все закрыли собой потоки воды. Она просачивалась сквозь узкие листья, лилась Киллуа за шиворот, текла по щекам и шее вниз. Он промок насквозь так быстро, словно с головой нырнул в наполненную до краев ванну, выбраться из которой, увы, нельзя было так просто. Когда через какое-то время Киллуа все-таки набрел на небольшую пещеру в отвесной скале, он едва ли мог дышать ровно. Зуб на зуб не попадал, челюсть будто бы двигалась сама, грозя больно прикусить язык при первом же слове. Но этот риск сводился к минимуму, говорить-то Киллуа было не с кем. Но действительно ли этот факт был благом? Он рухнул как подкошенный на неровный каменный пол и тут же подтянул к груди колени в слабой попытке согреть онемевшее, продрогшее тело. Запасная одежда, лежащая в рюкзаке, навряд ли могла помочь, да и шевелиться сейчас Киллуа хотелось меньше всего. Он сжался в комок, будто бы пытаясь стать как можно меньше, как можно незначительнее, когда стекающая по скалам вода подобралась совсем близко ко входу в пещеру. Киллуа понимал — еще немного, еще совсем немного, и она окажется внутри, подберется так близко, что снова коснется его ног, омоет их нежеланной лаской. И Киллуа, совсем обессиленный долгими поисками, ничего не сможет с этим поделать. Где-то на самом дне рюкзака должны лежать спички, припомнил он и отчего-то совсем не обрадовался открытию. Ведь для того, чтобы развести огонь, нужна была древесина. Разве в этом лесу остался хоть один сухой сучок, хоть одна веточка? Киллуа глубоко вздохнул, обхватив себя руками. Веки налились тяжестью, как бывало порой, когда он не спал по двое или трое суток, и от этого держать глаза открытыми становилось сложнее с каждой секундой. Наверное, это все перенапряжение, подумал Киллуа и тут же зевнул против своей же воли. Ну, ничего. Ничего страшного, если он отдохнет совсем немного. А потом обязательно выберется наружу, найдет хотя бы немного веток и попытается согреться. Но не сейчас. Только не сейчас.***
Чужой голос, не переставая, звенел в голове. Киллуа сморщился, ткнулся лицом в собственные руки, надеясь, что тот, кто бы сейчас не стоял над ним, передумает его будить и попросту уйдет. Двигаться не хотелось. Дышать — тем более. Каждый глоток воздуха отдавался тупой болью, беспощадно жалил, как если бы у Киллуа внутри находился целый маленький рой диких пчел. Какая жалость, что его все-таки разбудили. Во сне так больно не было. Во сне вообще не было ничего и это… было лучшим, что могло произойти с Киллуа в эти самые минуты. Но голос над ним не умолкал, продолжая повторять что-то раз за разом, раз за разом, тем самым мешая вновь провалиться в спасительное небытие. Его звали, неожиданно осознал Киллуа, его звали, пусть даже не по имени, но всеми силами пытались разбудить. Но… почему? Усилием воли Киллуа разомкнул накрепко слипшиеся веки. И не сразу понял, почему склонившийся над ним человек такой… прозрачный. Почему сквозь него видны потоки дождя, краешек леса и черная поникшая листва. Тень, которую он собрался убить своими же руками, видимо, решила все-таки прийти за ним. А Киллуа даже сделать ничего не сможет, чтобы помешать ей. Уголки губ сами собой поползли вверх. Какая нелепость, подумал Киллуа, как же так. Неужели он и в самом деле умрет здесь, вот так, подобно какой-то полуживой падали. Неужели он не вернется домой, не расскажет о своем успехе семье, а затем — собранно и холодно откажет ей во всем, дабы получить шанс начать все заново. Начать все по-другому. Заметив его улыбку, Тень будто бы просветлела, улыбнулась в ответ, растянув широкий, тонкий рот. — Я так рад, что все-таки нашел тебя, — спешно произнесла она и тут же бухнулась на колени рядом с Киллуа. — Я и не думал, что ты заберешься так далеко! А ведь должен был! Сам же сегодня восхитился такой упертости… Границы расплывались, сложно было сказать, где заканчивалась Тень и начиналась окружающая их двоих действительность. Киллуа с трудом моргал, а что-то сказать в ответ даже и не пытался — язык едва-едва шевелился во рту. Его бы даже не услышали — Я… — тяжело выдохнула Тень и тут же помотала головой из стороны в сторону, будто бы едва находя слова для дальнейшего разговора, — мне очень жаль, что я отпустил тебя одного. Я ведь вырос здесь, я знаю, какими опасными могут быть бури, тем более для приезжих. И я… я совсем этого не хотел! Чтобы умер кто-то еще! То, что он сам погиб при таких же обстоятельствах, Тень кажется ни капли не волновало. Он — Киллуа и не понял в какой момент стал воспринимать Тень как человека, а не нечто… больше не присущее этому миру — совсем не боялся Киллуа. Не воспринимал его как угрозу, как кого-то чужого. Только как человека, которому еще можно помочь, еще можно спасти. И которого, несмотря ни на что, не будут ждать день за днем в одиноком домике на холме потерявшие сон и покой бабушка и тетка. Киллуа хотелось бы утешить его. Хотелось бы приподнять руку, коснуться плеча, легко и вместе с тем ободряюще похлопать. Но все тело казалось таким тяжелым, таким чужим, будто бы до краев наполненным водой — она до сих пор стекала по коже, Киллуа чувствовал, от невыжатой одежды. Он не сможет выбраться отсюда, вернуться в деревню и переждать непогоду. Да даже при ясном дне Киллуа не смог найти верную тропу! Что стоит говорить о дождливой ночи, когда собственная рука, казалось, по локоть увязала во мраке. Чужая ладонь, легкая, невесомая, легла Киллуа на грудь и замерла так. Мальчишка не двигался, хотя легко мог бы надавить, скользнуть еще глубже в грудную клетку, обдав еще что-то чувствующего Киллуа мертвенным холодом. — Ты первый за все это время, кто увидел меня, — с едва ощутимой грустью прошептал он. — Я… я возвращался домой. Я пытался поговорить с ними. Попросить, чтобы они больше не плакали. Но никто не слышал меня. Я словно… словно оказался за что-то наказан. Я до сих пор не могу понять, за что… Он снова тряхнул головой, будто бы отгоняя прочь все сомнения. Пальцы, едва касающиеся Киллуа, сжались в крепкий кулак. — Впусти меня, — так просто попросил, нет, потребовал мальчишка. — Я знаю, что смогу спасти тебя. Я помогу тебе выбраться отсюда. Я знаю каждую тропинку здесь, каждое дерево! Ну же, только впусти меня. Заключи со мной контракт. Если бы только у Киллуа были силы и время, то он бы рассмеялся. Громко, судорожно, до слез. Тень сама предлагала ему контракт, сама отдавалась ему во служение, пусть даже не понимая этого. В их кругах это не было чем-то необычным или странным. Тени часто выступали в качестве хранителей, воспитателей, в каком-то смысле, помощников. И тогда между ней и заклинателем заключался договор, с особой формой, особым содержанием, предусматривающий все возможные исходы и варианты событий. Нельзя так просто привязать к себе Тень. Нельзя так просто впустить ее внутрь. Многие слишком неопытные заклинатели не справлялись — теряли сначала контроль, а затем и тело, навсегда отдаваясь во власть того, кто оказался сильнее… хитрее. Сложно сказать, что обычно возобладало. Как и сложно предположить, что обычно двигало такими Тенями. Жажда еще раз почувствовать себя по-настоящему живым? Грудь свело судорогой, когда Киллуа вспомнил о доме и о том дне, когда сам лишился одного из братьев, одного из самых дорогих ему людей, которого до сих пор не смогли вернуть обратно. Неужели он тоже станет таким? Пустой оболочкой. Куклой. Живым мертвецом. — Впусти меня, пожалуйста… пожалуйста… — умоляюще шептали над ним так, что защипало в глазах. Умрет ли Киллуа здесь, умрет ли немногим позже — он не терял ничего. А лишняя пара месяцев не сыграла бы счету. — Да… да… — цепляясь за последние крохи сознания, выдохнул он одними губами, боясь, что его ответ не услышат, не разберут. Что стук капель окажется чересчур громким. Но этого не случилось, все вышло, с облегчением понял Киллуа, прежде чем тьма подсознания сомкнулась над ним. Того, как сами собой приподнялись вконец потерявшие чувствительность руки, он уже не ощутил.***
Киллуа снился дом. Но не тот, холодный и мрачный на самой вершине горы Кукуру, с множеством комнат, которые ему и сейчас нельзя было видеть, а совсем другой, гораздо скромнее и меньше. Полностью деревянный, стоящий особняком от всех остальных таких же домишек на высоком холме — от одного только вида с него каждый раз захватывало дух. Киллуа снилась череда дней, светлых и теплых, похожих друг на друга, как травинки на лужайке перед домом. На ней можно было растянуться во весь рост, подставляя лицо жарким солнечным лучам. А порой — за это начинала отчитывать тетушка, так строго, но, вместе с тем, едва сдерживаясь от улыбки. В этих снах госпожа Мито выглядела намного спокойнее, намного счастливее. И, как будто, даже немного моложе. В этих снах она смотрела на Киллуа с теплом и добротой, а не так, как было в момент их первой встречи. В этих снах она звала Киллуа Гоном, просила быть поосторожнее и не задерживаться на улице допоздна. Как жаль, что тот, кто и в самом деле носил имя Гон, ее предостережений не услышал.***
Проснулся Киллуа в тепле, на мягкой чистой постели. Первые несколько секунд он не двигался, наслаждаясь покоем и тишиной и невольно думая о том, как же все-таки хорошо, что он решил задержаться в местной гостинице и никуда не идти. А потом — воспоминания прошедших событий ударили в голову, и Киллуа вспомнил, что натворил. Он резко распахнул глаза, вытянул из-под одеяла руку, чтобы пальцами разгладить слипшиеся ресницы. Точнее, попытался сделать это — тело до сих пор ощущалось каким-то не своим. Возможно, из-за пребывания Гона в нем? Киллуа невольно сглотнул. Ощущение того, что в своих снах он забрел немного дальше дозволенного, не покидало его. Но и продолжать звать душу, чей жизненный путь Киллуа увидел своими собственными глазами, просто Тенью язык не поворачивался. Все-таки, именно благодаря Гону он и остался жив. Киллуа вспомнил эту комнату, пусть даже ни разу в ней не был. Он помнил каждую вещь, даже самую маленькую, самую, казалось бы, незначительную — все лежало на своих местах так, будто бы их хозяин вот-вот вернется домой. О том, сколько времени прошло в пустом ожидании, Киллуа думать не хотелось. Гораздо сильнее его волновали иные вопросы: почему он здесь? Почему ему позволили остаться? И зачем все это время заботились, как если бы Киллуа и вовсе не был для них чужим? Голову прострелило болью, стоило только ненадолго оторвать ее от подушки. Киллуа слабо охнул, снова откинулся на спину, раздраженно поджав губы — ему не нравилось чувствовать себя настолько беспомощным, настолько слабым. Благо, что даже такое слабое шевеление смогло привлечь внимание. — Наконец-то ты очнулся, — произнесли совсем рядом, а в следующий же миг над ним склонилась госпожа Мито. — Как ты себя чувствуешь? В этот раз она улыбалась, совсем как во сне, подумал Киллуа. И смутился еще больше, не зная, что ответить женщине, племянника которой он совсем недавно собирался стереть из этого мира. Госпожа Мито, однако, рассерженной совершенно не выглядела. Даже… напротив, будто бы какой-то умиротворенной. Успокоенной. — Все это время… — немного помявшись, сказала она, присев на краешек кровати Киллуа, — я ждала, что придет кто-то из вас. Так всегда было, бабушка многое мне рассказывала. Мы всегда были слишком привязаны к своим корням… к своей семье… Ты ведь понимаешь меня, правда? О, Киллуа понимал. Но смотреть ей глаза все еще, отчего-то, не мог. — Зачем вы тогда впустили меня? — рискнул он задать вопрос, мучавший его все это время. Она помолчала, задумчиво теребя в руке краешек одеяла. А когда снова повернулась к Киллуа, ему показалось, что она вот-вот готова заплакать. — Потому что Гон попросил меня об этом, — прошептала госпожа Мито и все же, украдкой, утерла глаза тыльной стороной ладони. — Когда я увидела тебя на пороге, мокрого насквозь, белого, как мертвеца, я… я подумала, что все это просто глупый розыгрыш. Я не поверила, я рассердилась еще сильнее, чем прежде. Но это и в самом деле был Гон. Наш Гон… пришел попрощаться с нами… С каждым словом она говорила все тише и тише, и в какой-то момент Киллуа перестал разбирать ее слова. Но ему больше не было тяжело даже просто находиться рядом. Он был рад, правда, искренне рад, что они сумели поговорить. Сумели попрощаться. Даже несмотря на то, что ради осуществления этого маленького желания, сам Киллуа едва не умер. — Я не сумела ему отказать, — пожала плечами Мито и снова просияла улыбкой. — Он так беспокоился за тебя. Как будто вы успели подружиться. Киллуа не сумел сдержать смешка. — Это было первое, что он вообще сказал мне, — произнес он, смущаясь еще больше, уж слишком сильно растрогала его чужая благодарность, пусть даже не выраженная словами. Но, тем не менее, обнял Мито так, как никогда не обнимал свою собственную мать, обхватив свободной рукой насколько позволили силы. А она, склонившись совсем низко, еще долго просила присмотреть за Гоном. Даже после смерти он все еще нуждался в чьей-то опеке.***
Проснувшись в следующий раз, Киллуа с облегчением понял, что больше не испытывает былой слабости. Он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, точно целую неделю посвятил отдыху и себе. В распахнутое настежь окно дул ветер, прохладный и свежий, качая из стороны в сторону цветастые занавески. Гон сидел на подоконнике, свесив ноги вниз, совсем как во время их первой встречи. Но, заслышав Киллуа, тут же развернулся. Глаза его сияли радостью. — Как спалось, Киллуа? — поинтересовался он и улыбнулся так широко, что Киллуа задохнулся от возмущения. И это он-то мучился от вторжения в чью-то личную жизнь! — Сносно, — наконец, ответил он, возможно чуть более резко, чем того требовалось, и, отбросив в сторону одеяло, поднялся на ноги. Комната на секунду дрогнула, поплыла, но Киллуа удержался на ногах. Размял руки, потянулся вверх и вниз, проверяя ощущения тела. И удовлетворенно кивнул своим мыслям. — Надеюсь, ты готов уйти за мной? — спросил он, с мстительным удовольствием наблюдая за тем, как удивленно вытянулось лицо Гона. — Уйти? — медленно переспросил Гон. — Но куда? Ты все-таки решил прогнать меня? Киллуа усмехнулся, поймав на себя на мысли, что совсем не прочь наведаться к родителям со своим новым приобретением — расторгнуть их с Гоном контракт они все равно не смогут, даже если очень этого захотят. А перед этим он сможет показать Гону, как велик и прекрасен мир, от которого когда-то отделился крошечный Китовый остров. Мир, о котором Гон даже при жизни знал так ничтожно мало. — Всему свое время, — не сдержав улыбки, произнес Киллуа. И тут же осекся, только-только вспомнив о кое-чем не менее важном. — Собирайся, Гон. Путь предстоит неблизкий. Только вот, сначала, мы должны найти для тебя новое тело… Пожалуй, таким путешествием и сам Киллуа смог бы насладиться.