Проси

Джокер сказал — Харли сделала. Это было нерушимое правило, непреложный обет. Ослушаешься — лови пулю в лоб. И это правильно. Да и ей самой нравилось, ведь он не просил невозможного. Прикончить пару людей? Легко. Заложить бомбу в торговый центр? Как раз плюнуть. Вытирать ему пот со лба в то время, как он кого-то пытает? Это ей нравилось больше всего остального. Под крики и проклятия очередной жертвы и безумный смех мужчины. А когда он уставал, то позволял и ей пару раз провести ножом по чужому телу, вырезать какой-нибудь ненужный орган. Это ей нравилось. Один раз Джей сказал написать список всех мужчин, что неё были. И тут Квинн правда стало не по себе. Кто знает, может ему уже не нужен использованный материал? Ведь у неё было их совсем немало, если учесть всех профессоров, с которыми она спала за оценки. Но девушка была не идиоткой — таких Джокер рядом не держит. Она составила два списка: один озаглавила именем Харлин Квинзель, другой — Харли Квинн, где было всего одно имя. Джей оценил её идею, усмехнулся своим мыслям и задумчиво вышел, сжимая в руках бумажку. Вернулся под утро, с порванной одеждой и кровью — конечно, не его. Харли уже и думать забыла о той его странной просьбе, но спустя две недели он кинул перед ней её список: смятый, где все имена, кроме одного, были перечеркнуты. Девушка непонимающе взглянула на мужчину.  — В мире только один человек имеет право обладать тобой, — оскалился Джокер. — И это я, ты меня поняла? Несколько секунд Квинн молчала, а потом, рассмеявшись, кинулась к нему на шею. Вцепилась в его волосы, притягивая к себе, и страстно поцеловала. Ей понравилось, то что он сделал. Даже больше, её привело это в дикий восторг. Он убил всех, залил её прошлое тягучей кровью. Словно выписал на всей жизни, что она принадлежит ему — Королю Готэма. Ей нравилось, что он не позволял никому на неё даже взглянуть. Она специально надевала все короткое, блестящее и облегающее. Привлекала взгляды, чтобы Джей застрелил очередного дурака, дерзнувшего взглянуть на его собственность. К её ногам сыпалось куча безделушек, ценою в миллионы долларов. Стоило Харли сказать одно слово — и она получала всё. Всё, кроме сердца Джокера. Их ночи, наполненные страстью и безумством, доводили до экстаза. Квинн буквально вылизывала тело мужчины, оставляя метки от укусов, засосов, ногтей. Он вбивался в её тело с рыком, вышибал весь дух, чаще всего даже не доходя до постели. — Тебе нравится это, да? — брал он её со спины возле стены. — Нравится ведь? — тянет за волосы, поворачивая лицо девушки к себе. — Да, — выстанывает она, пытаясь цепляться руками за стену. — Проси меня, — шипит в её ухо. — Проси. — Прошу тебя, — чуть ли не кричит Квинн. — Прошу! Секс у них был отменный. Миссии вместе — превосходные. Всё было идеально. Кроме Джокера, который позволял ей всё, но не подпускал к своему сердцу. Сразу после секса он уходил, оставляя измученную девушку одну. Он постоянно пропадал, не предупредив. Один раз Харли попыталась спросить. — Пирожочек, куда ты постоянно уходишь? И почему не берешь меня с собой? — обиженно надувая губки, сказала девушка. — Что? — прищурил глаза мужчина. — Ты хотя бы предупреждай, я же волнуюсь, — простая просьба, ничего сложного. — Предупреждать? — непонимающе спросил Джокер, а потом расхохатался. — Предупреждать, — все еще смеясь, он подошел к Харли. И схватил ее за волосы, припечатывая головой о стену. — Вот моё предупреждение, тыковка, — сладким голосом шепчет в её ухо. — Еще раз посмеешь что-то такое мне сказать — и очень сильно пожалеешь. Квинн была умна, Квинн быстро усваивала уроки. Она быстро усвоила, что нельзя его беспокоить в своем кабинете — об этом напоминал маленький шрам на плече. Она быстро усвоила, что присутствие других женщин — это нормально. Об этом напоминал уже не такой маленький шрам на бедре. Но это было неважно — большинство из них сразу же умирали. Если не от руки Джокера, так от её собственной. Это всё было неважно, ведь рядом с ним позволено было находиться только ей. Только ей позволено было называть его пудингом, только ей позволено при всех кусать его за шею. Только ей одной Джей доверял все свои планы, только ей позволял командовать своими подчиненными. Но почему-то её грызло изнутри ощущение, что ей мало. Ей чертовски мало мужчины. Ебучее чувство недостаточности тяжело сидело в груди, стачивая терпение и силы. Мысли о том, что со временем Джей станет мягче, становились все более призрачными с каждым днем, пока совсем не канули в лету. И ей до одурения просто хотелось ласки от мужчины. Не той, напускной, которую он показывал каждый день. А той, настоящей, когда точно знаешь, что он помнит о том, сколько ложек сахара ты добавляешь в чай. Ведь это было важно. Харли стала реже смеяться, юбки стали длиннее, а каблуки короче. Чужая смерть уже не приносила такого удовольствия, как раньше. Она корила себя. В конце концов, у неё есть всё то, что никто не может получить. О чем мечтает каждый: власть и деньги. Но от сосущего чувства пустоты избавиться не получалось. И один раз девушка не выдержала. После очередного жесткого траха, он встал, натягивая штаны, но его остановила тонкая рука. Мужчина медленно повернулся к обнаженной Квинн, непонимающе приподнимая бровь. — Останься, — тихо произносит Харли. — Прошу тебя. Она готова к язвительному смеху, к едким замечаниям, к удару по лицу. Ко всему, кроме того, что он делает. Джей молча ложится обратно и притягивает Квинн к себе. И, конечно, это безумие, но в её груди снова рождается надежда. Надежда на то, что не только её сердце принадлежит ему, но и его ей. — Я буду верить в нас, — шепчет она, когда мужчина рядом засыпает. Это становится её нерушимым правилом, её непреложным обетом. И это — правильно.