***
А.Р.Г.У.С. говорит красивые слова о раскаянии, и искуплении, и исправлении, и прощении, но Тактическая Группа Икс существует лишь для того, чтобы рисковать жизнями плохих парней, вместо хороших. Америка слезам не верит, Аманда Уоллер – тем более, да и сам Лоутон в искупление грехов и исправление не верит. Какое, нахрен, может быть исправление ошибок, когда ты перебил толпу народа? Можно спасти сотни, тысячи людей, но тех, кто умер, уже не вернёшь, как ни старайся. Единственное искупление, которое ему светит – это постараться умереть геройской, а не позорной смертью.***
Он на своей восьмой миссии, когда к ним присоединяется Джон Диггл. Диггл – настоящий герой, с чётко проставленными моралями и принципами; Лоутон не может им не восхищаться, а также, не может не удивляться, что такой героический человек всё ещё топчет эту бренную землю, а не пал смертью храбрых. Они – абсолютные противоположности, и Флойд находит небольшое утешение в том, что, возможно, все его злодейства вселенная уравновешивает героизмом Джона. Тот настолько благороден, что приходит спасти его, убийцу своего брата, от неминуемой гибели. Это настолько удивляет, шокирует даже, как будто все понятия и представления об окружающем его мирe, переворачиваются в голове у Флойда с ног на голову; это настолько удивляет, что он даже не противится и позволяет бывшему агенту себя спасти. В Джоне Диггле героизма – настоящего, без грамма фальши – через край, в Дэдшоте героизма ни капли – он просто пытается самоубиться покрасивее, и если это ещё спасёт десяток-другой жизней, то, что ж, будет приятным бонусом. Флойд слушает слова Диггла о нём и об А.Р.Г.У.С.е и вздыхает, мотая головой – то, что говорит Диггл уже пересекает черту доброты и становится откровенной глупостью. Дэдшот – преступник, убийца, в нём благородства нет почти, уж Диггл-то должен бы знать. Хотя в нём благородства всяко больше, чем в Аманде Уоллер.***
Только после встречи с Джоном Флойд замечает тенденцию: на каждом задании он идёт прямо в руки смерти с распростёртыми объятьями, попутно выполняя задание и спасая людей, но, почему-то, смерть упрямо отказывается обнимать его в ответ, и заканчивается всё тем, что он выглядит… героем, почти. Он словно персонаж тупого детского мультика: всё гоняется за мышью, и гоняется, но никак не может её поймать. На миссии – Какой по счёту? Двадцатой? Тридцатой? – он сдаётся и плюёт на мысли о геройской кончине, и просто сбегает, надеясь на непреклонную Уоллер и её никогда не дрожащий палец на кнопке запуска бомбы. Он получает всего одно предупреждение, чтобы вернулся, но бомба не взрывается ни через километр отклонения от курса, ни через пять. Вдалеке еле слышны выстрелы и крики людей, и Флойд чертыхается и разворачивается обратно – завершать миссию. После, он умудряется поймать момент, когда они с Уоллер относительно одни – он не идиот, понимает, если они одни, значит она так захотела, и вопроса этого ждала – и спрашивает, почему она не взорвала его к чертям собачьим. - Я знала, что ты вернёшься, - невозмутимо отвечает та, и окидывает его взглядом, подозрительно лишённым презрения, которое она обычно выказывает членом Тактической Группы Икс. – Ты – солдат, Лоутон, солдат с уникальными навыками, которым трудно найти замену. И, чтобы ты ни говорил, желание спасти людей в тебе сильнее, чем желание погубить себя. Располагаясь поудобнее на койке в своей камере, Флойд размышляет о невероятности того, что даже сама Железная Леди считает его чёртовым героем.***
Лоутон завязывает с попытками себя убить после того разговора, и потихоньку начинает открывать для себя маленькие радости жизни. Он понимает, что ему нравится, когда по воскресеньям на ужин дают пудинг – шоколадный, его любимый, а по праздникам – печенья, очень вкусные. Он честно не знает, дают ли их всем заключённым, или он такой особенный, но он наслаждается. Он понимает, что ему нравится писать письма Зои, хоть он и знает, что она их никогда не получит – разве что, кто-нибудь передаст их ей, когда его уже не станет. Он понимает, что ему нравится благодарность в глазах людей, когда они видят, что это он их спас, или облегчение, когда они избегают верной смерти благодаря его меткому выстрелу с крыши противоположного здания. Чёрт, ему нравится даже их беспечная непринуждённость, когда они и не подозревают, что над ними висела опасность – главное в этом его собственное чувство морального удовлетворения, потому что он знает, что он их спас. Ему, чёрт побери, нравится жизнь. Ему нравится как теплеют взгляды Джона и Лайлы, когда они смотрят друг на друга, или когда они говорят о малышке Саре. Это – и есть жизнь, в самом прекрасном её проявлении, эта бесконечная любовь, и семья, и у Лоутона немного щемит в груди от белой зависти, потому что у него этого никогда не будет, но желание защитить эту их любовь гораздо сильнее. Стоя на крыше больницы, в ожидании неминуемого взрыва, Флойд понимает, как же сильно он, мать её, любит жизнь, во всех её проявлениях. Ирония не ускользает от него, заставляя его губы растянуться в горькой усмешке с последним взглядом на фотографию дочери и жены. Любовь – это пуля, застрявшая в мозгу, и так получается, что его любовь к жизни становится причиной его смерти.***
Он просыпается от боли и противного писка медицинских аппаратов – глаза открываются с трудом, будто кто-то склеил веки, и Флойду очень хочется провалиться обратно в блаженную тьму, но ему просто необходимо знать… Какого хрена он всё ещё жив? Расплывающиеся пятна перед глазами приобретают форму синих стен, белого света от ламп и Аманды Уоллер сидящей на стуле рядом с его кроватью с такой прямой спиной, будто она проглотила кол. - Нам пришлось объявить всему миру, что ты был ответственен на террористическую атаку в Каснии, - говорит она, глядя в стену за ним, без сомнения зная, что он проснулся, хотя он ещё даже не успел моргнуть или сделать нормальный глубокий вдох. - Политический скандал, связанный с сенатором США, устроившим терракт в другой стране, никому не нужен абсолютно. Значит, все его надежды на геройскую смерть рухнули к чертям – для всего мира он совсем не герой, да и со смертью тоже как-то не сложилось. Чёрт, его дочь всю жизнь будет считать его террористом. Уоллер, наконец-то, поворачивается к нему лицом, и, несмотря на обычное для неё непроницаемое выражение, Флойд видит в её глазах жалость и сочувствие, и, даже, теплоту. - Мы рассказали правду об… обстоятельствах твоей дочери и жене, - продолжает она, и у Лоутона почему-то возникает чёткое ощущение, что она имеет ввиду не «мы», а «я», - с подпиской о неразглашении, естественно. Она продолжает смотреть на Флойда тем же странным взглядом, который – он уверен – никто другой, не приученный улавливать малейшие изменения ветра, и не заметил бы. Наверное, это цена за близкую работу с Амандой Уоллер на протяжении года – начинаешь понимать, что за железобетонным фасадом и льдом вокруг сердца тоже кроется человек. Ей повезло, что таких людей всего двое – Лайла Майклс, да он – единственный из всех «смертников», с которыми Уоллер обычно работает лично, продержавшийся в мире живых всё это время. У Флойда сотни вопросов: Почему он жив? Зачем было его спасать? Что случилось с Дигглами? Всё ли в порядке с заложниками? – но он всё ещё не может выдавить из онемевшего горла ни звука, а Аманда уже встаёт со стула, гордая и величественная, и поворачивается, чтобы уйти. - Не затягивай с выздоровлением, Дэдшот, - говорит она напоследок. – Тактической Группе Икс всё ещё требуются твои навыки. Глядя ей в спину, Флойд не сразу понимает, что она выделила последнее слово, потому что имела ввиду вовсе не его умение стрелять.