Использовать шанс

Отец и папа не были истинными. Потому с самого детства Ирвин Стейтс знал, что папу потеряет. И всё равно было больно. Отвратительно больно приходить в больницу к впавшему в глубокую кому родному человеку и видеть, как через силу улыбается отец, пытаясь убедить сына, что всё хорошо. С самого детства Ирвин знал, насколько всё плохо, и что папа никогда не проснётся. Человечество придумало лекарства от многих болезней. Победило холеру и тиф, уничтожило оспу, чуму и проказу. Но с вирусами, которые придумали сами люди, справиться оказалось намного сложнее. Уже давно все забыли о войне, о её причинах, победителях и проигравших. Забыли, кто создал смертельный вирус, от которого пострадали все. Сотворённый учёными штамм мутировал, превращаясь в особо устойчивый ко всем известным способам лечения мор. Болезнь назвали Литией от греческого слова «забвение», и она уничтожала омег. После полового созревания омеги постепенно начинали впадать в летаргический сон. Сначала на пару часов, потом всё дольше – и к тридцати, реже позже, замирали обездвиженными телами под капельницей. Распространившаяся по всему миру чума выкосила почти половину первого поколения, столкнувшегося с вирусом. Но даже их подрастающие дети спасения не нашли и тоже должны были уснуть навеки. Многие предпочитали отключать своих детей или мужей, но были и такие, как отец Ирвина – он до последнего надеялся на лекарство... Единственное спасение от болезни – волшебное чудо – это встреча с истинной парой. Соитие со сцепкой и метка истинного останавливали развитие болезни или полностью её излечивали. Некий набор гормонов или сказочные флюиды, которые объединяли людей в пары, спасали омегу от смерти. Попытки воспроизвести этот гормон лабораторно ничего не дали, видимо, были ещё во вселенной тайны, не поддающиеся науке. В прогрессивном обществе многие в истинные пары не верили, и встречались они всё реже, так что человечество стало постепенно вырождаться. По прогнозам демографов через пару поколений уже некого будет спасать, и все изо всех сил пытались найти выход. В большинстве стран открывали центры по поиску пары. Определить истинных можно было по рисунку на запястье, и их заносили в базы, чтобы через каталоги по всему миру искать спасительную половинку. Но везунчиков были единицы. Ирвин, потерявший папу в десятилетнем возрасте, до ужаса боялся повторения истории для своей семьи, и потому, когда его очередной, несомненно, любимый, парень – Мелони Пайпс - предложил узаконить отношения и завести детей, Ирвин ему отказал. Выгнал беднягу к родителям и строго посоветовал найти истинного партнёра. Потому что только так можно было спастись. Он бы не выдержал смотреть, как медленно угасает и впадает в кому его супруг. Лучше сразу ножом по живому, пока они оба смогут справиться и выжить. Но расставание не спасло и не исправило качнувшийся маятник саморазрушения. Ирвин чувствовал себя предателем. И ощущал в сердце горечь, от которой не помогали ни успокоительные, ни алкоголь. И с этим нужно было что-то делать... С самого детства Ирвин был уверен, что будет учёным. Найдёт способ бороться с недугом и спасёт папу. А потом и миллиарды других страдающих от неизлечимой болезни жителей планеты. В Химико-Биологическом университете, обучаясь на бакалавра, он думал, что близок к открытию; в магистратуре он уверился, что ещё пару шагов, и получит желаемое. Но в докторантуре, защищая диссертацию, он резко высказывался об устаревших способах разработки вакцины и о том, что нужно идти совершенно иным путём. Благодаря выдающейся внешности, что досталась ему от папы, изящным аристократическим чертам лица и мощи альфы, он легко привлекал внимание и никогда не стеснялся пользоваться своим обаянием. На курсе Ирвин Стейтс был самым соблазнительным ботаном, но на омег смотрел с жалостью, что не способствовало нормальным отношениям. Ирвин пытался о них заботиться, даже если попадались стервозные и наглые, выказывал уважение и трепет, а потом очень быстро от них сбегал, не выдерживая. И к тридцати был уверен, что в любви ему категорически не везёт. Зато ему везло в бизнесе. Ирвин всегда был умным и сообразительным мальчиком и ещё на последних курсах университета открыл с товарищами свою фармацевтическую компанию. Среди друзей и успешных выпускников они собрали штат и теперь почивали на лаврах своей продуктивной деятельности. Но у Ирвина руки чесались самому забраться в лабораторию с головой и добиться, наконец, того, чего не могли получить уже несколько десятилетий другие учёные. Так что после болезненного разрыва с Мелони Ирвин Стейтс решил исполнить старую мечту - найти хорошего соруководителя проекта и подобрать в личную лабораторию специалистов. Его компаньоны идею одобрили и предложили взять на себя филиал в соседнем графстве – всё равно они планировали расширение. Снять офис и подобрать основной персонал не составило труда. Ирвин с радостью перебрался на новое место жительства, оставляя детство, отца и спящего папу далеко за спиной. Впереди его ждало великое открытие, которое спасёт человечество и вознесёт Ирвина на пьедестал. За пару дней Ирвин арендовал квартиру в деловом центре с дорогим ремонтом и купил электромобиль. Ещё через неделю пожилой бета занял место руководителя филиала, и осталось лишь найти тех, кто поможет ему сотворить чудо. По объявлению им прислали сотни резюме, на собеседование были приглашены микробиологи, биохимики, эпидемиологи и бактериологи. Желающих работать – хоть отбавляй, выбор был большим. Но Ирвин предпочитал молодых специалистов, недавних студентов, которых можно убедить делать всё иначе, не по старинке. На место генетика он выбрал омегу – парень окончил университет с высшим баллом и не имел опыта работы. В его резюме вообще не было написано, чем двадцатисемилетний мужчина занимался до этого, но причины безработицы омеги Ирвина не интересовали, главное, что человек желал двигаться дальше. Встреча была назначена на шесть, после сотни других претендентов, но Ирвину этот кандидат показался самым перспективным, поэтому перед его приёмом он сделал небольшой перерыв, выпил кофе и позвонил отцу, чтобы дежурно пообщаться и узнать о состоянии папы. К тому моменту как его новый, очень симпатичный секретарь с кокетливой родинкой у губы сообщил о приходе посетителя, Ирвин уже отдохнул и был готов к знакомству. Говорят, что первое впечатление самое важное. Так вот, Корри Эванс Аддингтон вошёл в его кабинет с высоко поднятой головой, но, сделав всего пару шагов, рухнул на пол. От неожиданности Ирвин опешил, уставился, открыв рот на замершее тело, не зная, что можно предпринять и куда стоит бежать. Хотелось думать, что это дурная шутка или такой специфический способ привлечь к себе внимание. Но прошла минута, потом две, а омега не подавал признаков жизни. — Эй, с вами всё хорошо? — Ирвин до ужаса боялся больных. С детства он проводил слишком много времени в больницах, а потом начитался про них в университете, и любая болячка казалась ему чем-то жутким и смертельным. Потому, взяв в руки салфетки и прикрыв рот рукавом, он осторожно перевернул туловище лицом вверх. Корри выглядел старше своих лет. Бледная, немного неровная кожа, синяки под глазами и впалые щёки. На правом плече из-под рубашки была видна метка альфы, немного растянутая и, похоже, давняя. Волосы тёмные, жёсткие, скрученные в тугой пучок на затылке. Серый строгий костюм прикрывал худощавую фигуру с узкой впалой грудной клеткой и длинными, неуклюже разбросанными конечностями. — Вы живы? — снова повторил Ирвин и ткнул парня в сонную артерию. Пульс был, и, отодвинувшись, Ирвин связался с секретарём, требуя вызвать скорую. Дожидаясь медиков, он нервно постукивал пальцами по столу, смотрел на своего предполагаемого сотрудника и прокручивал в голове его резюме. Омеге остались считанные месяцы, если повезёт – годы, на висках и шее тёмными пятнами проступили признаки болезни, запах совсем тусклый, скоро пропадёт и вовсе, а внезапный обморок – признак последней стадии. Корри – несомненно, отличный кандидат, потому что, узнав об истинной цели его работы, будет вкалывать, стараясь спасти и себя. Только придётся повесить на него датчик, чтобы в случае очередного падения можно было бы его найти и вызвать спасателей. Ведомый любопытством, Ирвин осторожно отодвинул рукав на запястье и уставился на сложный рисунок из петелек и кружков, который обвивал кисть Корри. Удивлённо поморщившись, он взглянул на свой рисунок. Орнамент был похож. Даже слишком. Те же закорючки под большим пальцем и даже несколько ниточек, уходящих к ладони. Всё ещё сомневаясь, Ирвин приложил свою руку к прохладной руке омеги. От пробившего его удара, словно разрядом тока, он дёрнулся, отпрыгнул в сторону и потёр болезненно ноющее место. Его узор истинных слегка пульсировал, стал ярче и приобрёл синеватый оттенок. Сомнений не было... Медики появились через пять минут, водрузили тело на носилки и попросили данные больного. Ирвин решил сопровождать их, беспокойство о состоянии омеги за несколько минут от полного равнодушия скакнуло к нервному коллапсу. Отпускать Корри не хотелось, он чувствовал себя ответственным за его жизнь, здоровье и будущее. Пока они ехали до больницы, неприятными волнами накатывали воспоминания: о папе, который улыбался, целовал ему щёки и говорил, что всё наладится; о его последней пассии – Мелони, который, не прекращая, названивал и жаловался на разбитое сердце, и даже переехал в то же графство, всё ещё на что-то надеясь. О своих собственных переживаниях, которые терзали Ирвина с младенчества и теперь сложились в неприятную картину бессилия – если Корри вскоре не очнётся, возможно, это не случится уже никогда. Омегу отправили на исследования, Ирвин же прорвался к его врачу и устроил допрос с пристрастием. — Вам повезло, Аддингтон поздно созрел, и болезнь его пока не убила. Но больше года я ему дать не могу... Разговор был недолгим, но вымотал до предела. Ирвину хотелось вернуться в палату, убедиться, что Корри пришёл в себя и согласен на дальнейший контакт. Хотя бы ради изучения их связи и создания необходимых условий для спасения его жизни. В голове всё звучало достаточно красиво, но когда он попытался отрепетировать речь, сразу захотелось выпить и посоветоваться с отцом. Ирвин к своему судьбоносному омеге пришёл минут через двадцать. Вооружившись цветами и конфетами, он удивлённо уставился на опустевшую койку. Его пары не было, а, расспросив персонал, он узнал, что Корри сбежал, не закрыв регистрацию, не оплатив лечение и не позволив продолжить общение. В первое мгновение Ирвина охватила злость – он тут с ума сходит, пытается решить их судьбу, спасти совершенно незнакомого омегу... но потом он успокоился и решил дать Корри время всё обдумать и вернуться. В конце концов, именно Корри должен быть заинтересованным в их отношениях. Но прошло несколько часов, потом наступил вечер. А от омеги не было ни слуху, ни духу. Полночи Ирвин названивал на его мобильный, указанный в резюме, но номер не отвечал. Под утро он решил съездить на квартиру и поговорить уже лично. Внутреннее нетерпение подстёгивалось постоянным зудом на запястье, а ещё пугающими мыслями, что Корри втихаря окочурился. Квартира в дешёвом районе заставила поморщиться. Хорошая жизнь разбаловала, и Ирвин забыл, каково ютиться в узкой комнатушке, пока сам не начал зарабатывать и снимать хорошее жильё. Под дверью Аддингтона лежала кипа старой почты и кто-то оставил мусорный пакет. Снова скривив лицо, Ирвин вынес мусор, подобрал газеты и стал настойчиво звонить. — Простите? — отвлёк его голос за спиной. Резко развернувшись, Ирвин выронил бумаги из рук, и вместе с вернувшимся домой омегой они кинулись их собирать. — Зачем ты пришёл? — Ирвин не успел ответить, как Корри продолжил: — Активировал мою отметину, а теперь сам явился. Чтоб ты знал – спать я с тобой не собираюсь даже ради выживания! От столь откровенной и агрессивной речи Ирвин опешил. Но быстро взял себя в руки, поправил галстук и прочистил горло: — Я пришёл пригласить вас на работу. Вы оказались лучшим кандидатом. — Никакого секса! Ясно? Мне хватило альф с головой, — Корри гордо вскинул голову и, открыв квартиру, прошёл внутрь. Но дверь не захлопнул, что, как догадался Ирвин, было приглашением. В квартире оказалось намного уютнее, чем он представлял. Чисто, минималистично и скромно. Корри проводил его на кухню и предложил чай. — Чтоб ты знал, я в обморок не от твоего запаха упал. — Корри дёрнул носом, пытаясь незаметно вдохнуть аромат альфы, и тут же сердито свёл брови, недовольный, что Ирвин это заметил. — Всего лишь очередной приступ. — Мне врачи объяснили... — Вынюхивал? — Беспокоился. — От работы не откажусь, сейчас очень нужны средства. Но при малейших посягательствах накатаю на тебя жалобу. Я учёный, а не проститутка! — Корри всё время прищуривался, словно оценивая посетителя, и гремел посудой, а Ирвину просто нравилось смотреть на его суетливые движения, неуклюжие длинные ноги и тощий зад. — Контракт на два года подпишу сразу. — Врач сказал, что ты проживёшь не больше года... — А вдруг проживу? — резко оборвал его Корри. — И не надо меня жалеть, вижу по твоей противной лощёной морде, что жалеешь! Меня моя жизнь устраивает и даже то, что от неё немногое осталось, тоже не беспокоит! Ирвин с трудом переваривал информацию, всё ещё не понимая причины такого поведения и агрессии. Корри не желал спасения, не хотел соединиться в пламенном экстазе в первую же секунду встречи, да и вообще сближения не хотел. В голове всплывал забытый курс по психологии общения с больными пациентами, но ничего, кроме «отрицание, гнев, торги, депрессия, принятие», он вспомнить не мог. И, похоже, Корри был в перманентном состоянии гнева. — Тебе даже неинтересно, чем мы будем заниматься? — решил он успокоить омегу и перевести тему. — Очередной феромон для усиления полового запаха? Или гормональные для контроля течки? Мне всё равно, я специалист широкого профиля... — А отсюда подробнее. Почему в твоём CV ни слова о прошлом месте работы? — Потому что, — внезапно снова вспылил Корри и начал размахивать руками так, что небольшой заварник забулькал и выплеснул часть содержимого на пол, — мой прошлый начальник – озабоченный мудак! Он считал, что раз я омега, то не могу ему отказать и должен нагибаться над каждым столом в лаборатории, отсасывать по щелчку и играть роль послушного дебила в его обществе, не оспаривая идиотские идеи и устаревшие теории. И после трёх лет образцового труда этот урод выставил меня с чёрным листом! — Корри перевёл дыхание и поставил чайник на стол. — Не понимаю, почему ваша компания меня пригласила... — Мы в этом графстве всего ничего, наверное, твой бывший начальник не успел внести тебя в наши чёрные списки, — Ирвин попытался придать лицу равнодушное выражение. Так Корри меньше на него бросался, а если задавать правильные вопросы, то омега всё выкладывал. — А метка откуда? — Замужем был. В колледже влюбились – расписались. Пожили вместе три года. Разлюбились – разбежались, — он вздохнул и подвинул к гостю чашечку с вареньем и печенья. — И давно разошлись? — Лет пять назад... может, больше, — Корри задумчиво закусил губу, словно вспомнил что-то неприятное. — А почему метку не удалил? — Это напоминание о том, насколько альфы вероломны и непостоянны! — сердито ответил он, но тут же сменил гнев на милость, расслабился и стал тянуть чай. — Мне интересно, чем я буду заниматься на работе, но даже если это действительно глупый парфюм или противозачаточные, то мне всё равно, я согласен. — Вообще-то основной филиал этим и занимается. Но этот отдел будет исполнять мою детскую мечту и искать лекарство от Литии. — Шутишь? — Корри чуть не поперхнулся и, закашлявшись, стал большими глотками пить чай из кружки. Ирвин, подскочив, попытался постучать его по спине, но тот недовольно посмотрел и притронуться к себе не позволил. — Нет, не шучу, у меня остались мои университетские наработки, многие формулы ошибочны, кое в чём я разочаровался, но теперь у меня есть деньги, большая фирма и одобрение моих компаньонов. Я могу потратить средства на современное оборудование, начать новые исследования, и генетик мне очень пригодится. — Ты ведь в курсе, что сотни учёных десятилетиями борются с этой болячкой, но до сих пор нет результатов? — У них просто не было меня и моей команды, — улыбнулся Ирвин, и Корри рассмеялся, растягивая тонкие губы, становясь потрясающе привлекательным, так что взгляд от него отвести стало трудно. Но, заметив на его шее расползающиеся пятна болезни, Ирвин скис. Какой-то его истинный был неправильный – любой омега мечтает о встрече своей пары, ведь найти её действительно сложно – попробуй отыщи среди миллиардов альф единственного с идентичным рисунком на запястье. Конечно, истинных привлекал и запах, но с развитием косметологии и фармацевтики изменить свой запах не составляло особого труда. Корри же повезло – он встретил свою пару и по идее должен был кинуться Ирвину в объятья и благодарить судьбу за встречу, ведь это его шанс на спасение. И чтобы излечиться, всего лишь требовалось позволить Ирвину поставить метку и оплодотворить. Но Корри изображал неприступность. — Скажи, когда мне приходить? — Разговор быстро сошёл на нет, и хозяин стал выпроваживать назойливого гостя. — Через пару недель лаборатория будет готова, но ты можешь начать завтра. — Приду через пару недель. *** Корри Эванс Аддингтон оказался хорошим работником. Увлечённый, он мог сидеть до утра, погружённый в расчёты или исследования. Легко принимал изменения, продвигал идеи и щёлкал задачки. Но вот омегой он был конфликтным. Колким, саркастичным. На все попытки Ирвина начать отношения или просто общаться отвечал грубым отказом, если по работе они пересекались, то Корри хамил начальнику, другие сотрудники от него тоже натерпелись, но как-то уживались, а вот Ирвину доставалось больше всех. Уже через месяц, поняв, что голыми руками омегу не взять, Ирвин немного отступил. Да и устал сражаться с этой колючей непробиваемой стеной. Корри был неприступен и этим непередаваемо соблазнителен. А может, Ирвину просто нравился подобный типаж – жёсткий, уверенный и знающий себе цену. С таким омегой можно было бы и в огонь, и в воду, но Ирвину с каждым днём всё сильнее хотелось в постель. Стараясь быть к Корри хоть немного поближе, он активно занялся исследованиями, выбрал место в лаборатории недалеко от своей пары и тщательно изучал вопрос. Если не удастся спасти Корри традиционными методами, то хотелось спасти его хотя бы лекарством. По вечерам они оставались одни. Даже самые усердные сотрудники вежливо прощались и сбегали после восьми, но Ирвин никого не удерживал, напротив, с нетерпением ждал, когда все уйдут, и можно будет насладиться чуть заметным запахом истинного, его копошением у исследовательской панели, полюбоваться на узкие плечи и длинные узловатые пальцы. Ему нравилось даже просто смотреть, хотя многие считали, что в Корри нет ничего привлекательного. — Мне кажется, мы совершенно не там ищем, — через два месяца Корри впервые сам с ним заговорил. — Этот вирус уже давно изучили вдоль и поперёк. Он изворотлив, маскируется получше, чем канцер01 и 02, и невероятно живуч. Мы долбим его то одним, то другим средством, а он мутирует, развивается и продолжает убивать. В то время как слюна и сперма истинной пары разрушают вирус за пару часов. Чем эта слюна и сперма так исключительна? — Истинные пары – божественное проявление... — Бла-бла, — отмахнулся Корри, — мы учёные, а не фантасты. У нас есть две определённые черты – рисунок на запястье и запах. Запах пары более приятный, чем ароматы других людей. Чем это обусловлено? Максимальным различием в наборе генов, соответствующем идеальному сочетанию для будущего поколения. А что собой представляет рисунок на запястье? — Магия, — вздохнул Ирвин. Корри поднял тонкий, длинный палец, чтобы возразить, но так ничего и не сказал. Наука смогла разложить человека на атомы и изучить его со всех сторон, но так и не смогла ответить на вопрос, как действуют рисунки на коже, и почему при соприкосновении с наиболее подходящим партнёром они начинают менять цвет. — Тогда отложим рисунок и вернёмся к запаху и набору генов. Нам нужно узнать, как ДНК-метилтрансфераза влияет на уровень метилирования. Замерим экспрессию, проведём секвенирование и создадим лекарство, которое будет способно изменить выделения альфы под необходимый набор хромосом. Корри погрузился в размышления, заваливал незнакомыми терминами и увлечённо что-то про себя просчитывал. Ирвин зевнул. — Ты меня вообще слушаешь? — Я на биолога учился и занимался всегда немного в другой отрасли. — Ирвин поднялся и мечтательно улыбнулся. — Но когда ты рассказываешь об этом, то выглядишь невероятно сексуальным. — Сосредоточься! — Корри хлопнул ладонью по столу. — Найди мне истинную пару, не прошедшую стадию купирования вируса, мне потребуются наглядные материалы. — Мы вообще-то могли бы экспериментировать на себе, — Ирвин сделал ещё один осторожный шаг к омеге, но тот схватил скальпель, и ему пришлось отступить. — У нас под рукой достаточно материала, чтобы не сходить с ума и не совершать глупости. Я уже говорил, что не завожу романов на работе. И вообще меня отношения не привлекают! Мы работаем вместе, и когда лекарство будет закончено, я хочу спокойно уйти! — Почему, Корри, чем я тебе не угодил? — он с несчастным видом посмотрел в спину омеге. — Альфы – предатели, сначала влюбляют в себя, а потом бросают, — тихо произнёс Корри и опустил плечи. — Твой единственный неудачный опыт с мужем не должен влиять на всю твою жизнь... — Не только с мужем! — вспылил Корри. — Каждый раз, когда альфа начинал за мной ухаживать, я надеялся на что-то серьёзное, влюблялся, доверял, а альфы... — омега угрожающе сжал кулаки. — Они просто рассчитывали на быстрый секс и, поняв, что я в постель по их первому зову не прыгну, сбегали, унизив или уволив... От такой яркой, выразительной речи Ирвин расстроился. Конечно, ему тоже не везло в любви, и отношения не складывались, а когда что-то стало выходить с Мелони, он сам всё испортил. Но ведь из хороших побуждений, и это столкнуло его с Корри, в которого он меньше чем за месяц без памяти влюбился. — Я тебя просто не понимаю, — покачал он головой. — Даже если я для тебя непривлекателен, и ты мне не доверяешь, то хотя бы мог просто использовать мой материал для того, чтобы выжить. Моя метка и сперма спасут твою жизнь. Я даже согласен на ЭКО, отдам тебе семя и не буду трогать... — Бесполезно, — буркнул Корри, — у меня слишком низкая вероятность для беременности. Да и слюна твоя тоже вряд ли поможет. — Он тяжело вздохнул, и во взгляде появилась тоска. — Десять лет назад, когда я с родителями возвращался домой на машине, нас подрезал грузовик, и автомобиль смялся в лепёшку. Мои родители погибли на месте. У меня же был шанс спастись, но срочно требовалась пересадка повреждённых органов. И единственными подходящими донорами на тот момент оказалась моя семья. У меня лёгкое отца и матка папы. Я – химера, генетический гибрид, и как учёный, нахожусь в замешательстве оттого, что наши рисунки среагировали друг на друга. Они не должны были изменить цвет, потому что биологически я не тот человек, которым родился. И по моей теории ни метка, ни вязка меня не спасёт. Потому я и сбежал тогда из больницы – не хотел тешить ни тебя, ни себя бесполезными надеждами. — Но ведь можно попробовать... — попытался Ирвин. — Тебе всё лишь бы на постель перевести, — разозлился Корри и отвернулся, прячась за своими колбами. Стало очень горько и обидно. В чём-то Корри был прав, мучить себя иллюзиями жестоко. Но Ирвин спешил перевести их отношения на другой уровень. Точнее, хоть на какой-то, потому что сердце без пары одинокими ночами начинало ныть, ему хотелось тепла и понимания. И он очень надеялся вылечить важного для себя человека уже известными методами. Признание Корри подточило веру в божественное спасение и в то, что, будучи истинной парой, Ирвин может ему помочь. Хотелось верить, что сможет, пусть не традиционным способом, а вакциной. Но что будет, если они не успеют с лекарством? Точнее, если Ирвин не справится? Ведь разработки Корри подразумевали, что себя он своим изобретением не спасёт, и вся ответственность ложилась на Ирвина... На следующий день, перебарывая свою гордость и выслушав несколько колких и неприятных замечаний, он смог всё же уговорить своего сотрудника сходить вместе на обед. Рядом с лабораторией находилась небольшая удобная столовая, но Ирвин потащил Корри в итальянский ресторан. С заказом немного переборщил, а на удивлённый взгляд омеги удобно выкрутился: — Мы работаем допоздна, поставим в холодильник и будем подкармливаться по мере необходимости. Тебе не помешало бы поесть нормально, а то скоро из костюма своего выпадать будешь. Корри не обиделся, кокетливо улыбнулся и притянул к себе полную тарелку. Оказалось, что в еде он непривередлив, и на следующий день Ирвин уже не усердствовал, а потом Корри и сам стал выбирать, соглашаясь на обед без лишних споров и капризов. Внезапно эти совместные обеды их сблизили. Корри, несмотря на худощавую фигуру, любил хорошо поесть, и постепенно их молчаливые застолья стали преображаться. Заглатывая очередной кусок лазаньи или наматывая спагетти на вилку, Корри громко обсуждал обнаруженные общие маркеры и нуклеотиды в цепях пар. Он искал поражённые участки и надеялся понять, как они восстанавливаются после связи с истинным. К сожалению, добровольцев, желающих свою первую вязку провести под наблюдением врача, не нашлось. Но было много доноров, которые сдавали материалы – кто кровь, кто сперму. Точных результатов они пока не получили, но даже воодушевление Корри было отличным прогрессом. Исследования Ирвина снова зашли в тупик, и он старался не нервничать, не срываться на других и придумывал новые решения. Только чем дальше продвигалась их работа, тем больше он верил в правильность доводов Корри. И не только потому что тот был потрясающе умным, интересным собеседником и соблазнительным омегой. Но и потому что другие сотрудники, наслушавшись воодушевлённых речей Аддингтона, приходили к подобным выводам, и через три месяца работы у него скопилась целая кипа бумаг от разных отделов, которые настаивали на разработке лекарства для альф, а вовсе не для омег. — Не хочешь вечером в кино сходить? — осмелился предложить Ирвин, прерывая яркую речь о каких-то транспортных рибосомах, которые могли бы послужить для дупликации и дивергенции генов. — Кино? Какое кино? — свалился со своих научных небес на землю Корри. — Обыкновенное. Фантастику любишь? Сейчас идут «Венерианские страсти» – про омегу из раскрепощённого общества, который соблазнил очень скромного альфу. Альфа оказался принцем омегоархальной планеты, и их насильно поженили... — Что за бред? — Корри поморщился, раздражённо постучал вилкой по столу и вытащил свой планшет. — Пойдём лучше на «Жизнь в океане» – это научно-познавательная лента об океанических гейзерах и микроорганизмах. Ирвин хотел раскритиковать его предложение, но вовремя опомнился – ведь Корри сам пошёл на контакт, согласился сходить в кино, и не важно, что они будут смотреть, если сидеть на последнем ряду и вдвоём. — Отличная идея, — с энтузиазмом закивал он головой и, перехватив у омеги планшет, выбрал места. Последний сеанс наискучнейшей картины шёл в маленьком зале, и зрителей почти не было. Корри взял попкорн и колу, расслабленно расположился на широком кресле и поверх своих окуляров для чтения нацепил 3D очки. Ирвин чуть наклонился в его сторону, почти не смотрел на экран, а любовался тонкими губами, которые чувственно подрагивали и манили, а когда Корри слизывал с них крошки попкорна, у Ирвина начинала обильно выделяться слюна, приходилось прикрывать ладонями стояк и прикладывать массу усилий, чтобы удержаться от поцелуя. Когда всё было съедено и выпито, Корри сел ниже, косолапо расставил ноги, и его тощая коленка упёрлась Ирвину в бедро. От этого прикосновения внутри всё стягивалось, а рисунок на запястье жёг почти до болезненных ощущений. Что происходило на экране, он совсем не запомнил, но когда омега, задремав, засопел, не смог удержаться и положил руку ему на плечо, притягивая к себе поближе, а потом несколько раз поцеловал в высокий лоб, на котором медленно проступал характерный пигмент. Болезнь прогрессировала, и времени у них оставалось всё меньше... После сеанса Корри выглядел усталым и помятым, пришлось проводить его до туалетных комнат. Пока дожидался омегу, столкнулся в холле со своим бывшим – Мелони Пайпсом. Тот изобразил наигранное удивление, а потом бросился на шею целоваться и обниматься. — Как ты, Ирвин? Давно не виделись! — Работаю, вот выбрался в кино... — На «Страсти» ходил? Я тоже оттуда. Ничего кинцо. — Не, на «Жизнь в океане». — Ох, один? — глаза у Мелони кокетливо сверкнули. — Нет, я своего истинного встретил. — Вот как, — омега сразу расстроенно сжался. — Что ж, счастлив за тебя. Надеюсь, и мне повезёт... пока ещё не слишком поздно, — он стал всхлипывать и мелко подрагивать. — Знаешь, как страшно спать ложиться? Каждый вечер уснуть не могу – боюсь, что больше уже не проснусь... — Ты ещё молод, не переживай, — попытался его успокоить Ирвин, но омега расплакался и повис у него на плече. — У меня эти пятна уже по груди пошли. Учитывая мою невезучесть, я просто не успею спастись... — Ну, тихо, тихо, — Ирвин погладил несчастного по голове, утешая и успокаивая, — я работаю над лекарством, обещаю, если у меня что-то получится, сообщу тебе одному из первых. — Спасибо... Корри вышел из туалета и стоял в сторонке, нахохлившись, но подходить ближе отказался. Пока Ирвин вызывал для Мелони такси и убеждал, что надежда есть, Корри присел на скамейке и, кажется, снова уснул. — Тебе тоже такси? — проводив бывшего, Ирвин присел рядом и погладил истинного по плечу. — Да, так спать хочется, — Корри по-детски забавно зевнул и положил ему голову на колени. От его тела шло тепло, и сразу стало хорошо и спокойно на душе. Хотелось сидеть так вечно и не думать о мирских проблемах. — Тот парень, что весь твой свитер слезами залил, тебе кто? — Бывший. У него возраст поджимает, обещал поспешить с созданием лекарства. — Зачем ты раздаёшь пустые обещания... пока прогресса никакого. — Я должен. И не только для него, — Ирвин сжал губы, чувствуя, как накатывает тоска. Не в Мелони было дело, от мысли, что время Корри тоже уходит, становилось невыносимо больно. Он осторожно поправил выбившуюся прядку и провёл пальцами рядом с заползающим на скулы пигментом. Сколько ещё осталось?.. Может, Корри сейчас уснёт и больше уже не проснётся... До такси Ирвин его донёс, цепляя по дороге длинными руками и ногами омеги за всё. Уложил на кожаные сиденья и прикрыл своей курткой. Корри выглядел мягким и покорным, пока спал, и очень хотелось, чтобы он спал с ним рядом. Но когда они добрались до его квартиры, Корри проснулся, стал ворчать и выставил Ирвина за дверь. *** На следующее утро для Корри вызвали скорую. Омега свалился посреди лаборатории, даже не добравшись до рабочего места. Их химик перенёс сотрудника на диванчик в прихожей и сидел рядом, обмахивая полотенцем. При виде этой картины у Ирвина внутри всё вскипело, и он беднягу чуть ли не с кулаками прогнал. — Я просто хотел о нём позаботиться, — возразил химик. — Ещё раз к нему подойдёшь или хотя бы посмотришь, я тебя уволю! Когда гипотетический соперник скрылся в лаборатории, Ирвин занял его место. Сел рядом, рассматривая бледное лицо омеги, густые неаккуратные брови, длинный нос и думая о том, что красивее никого и никогда не встречал. Потому что внешние недостатки затмевались внутренними достоинствами. И каким бы неуклюжим и костлявым Корри не был, Ирвину нравилось мечтать о чём-то интимном, представлять простые семейные бытовые сцены и очень необычные сексуальные пируэты. Для Корри выделили место в общей палате, сказали, что если тот не проснётся через месяц, будут класть под капельницу, а потом уже ждать ответа от родственников, как долго позволить омеге спать. Но Ирвин знал, что у Корри нет родственников. А бывший муж вряд ли будет печься о его состоянии. Несколько дней он сидел рядом, неотрывно смотря на неподвижное тело, а потом, разозлившись на себя, на упрямого Корри, притащил в больницу свой рабочий компьютер, частично перенёс лабораторию и стал работать. — Даю тебе месяц, Корри, — повторял он каждый раз, как его очередная теория заходила в тупик, — а потом помечу насильно! Но омега проснулся через две недели. Со стоном приоткрыл глаза и уставился на обросшего щетиной и лохматого начальника. От радости Ирвин кинулся его обнимать, столкнув стаканчик кофе со стола. Корри вяло похлопал его по плечу, а потом отстранился. — Ты воняешь, Ирвин, как стадо горных козлов. — Прости, сейчас же побегу в душ! — от счастья он чувствовал прилив энтузиазма, хотелось сделать что-то, и поскорее. — Подожди, — остановил его омега, и тот послушным пёсиком сел рядом, — сколько я спал? — Триста сорок два часа, — отрапортовал Ирвин, сверяясь со своими записями. — Плохо, — Корри попытался встать, но снова обессиленно упал на подушки, — совсем мало времени осталось, а результатов нет... — Корри, пожалуйста, дай мне шанс попробовать. Ты не должен противиться, ведь мы можем просто попытаться. Если тебя останавливает этическая сторона, то у меня есть к тебе чувства! И подойди к вопросу практично! Если ты будешь здоров, то сможешь продолжать работать! — Искусству соблазнения ты, видимо, по учебникам химии обучался, — фыркнул омега и отвернулся. — Тебе всего двадцать семь, даже если у тебя не будет детей и семьи, ты мог бы пожить для себя. Увидеть в этой жизни что-то ещё кроме генетики, съездить к морю, совершить кругосветное путешествие. Что угодно, Корри, жизнь ведь такая длинная и может быть потрясающе прекрасной. Можно не смотреть себе под ноги, а поднять голову и увидеть небо, полететь к звёздам или спуститься на дно океана. Я бы был рядом, поддерживал, остался бы твоим другом, если ты не хочешь большего. Но только позволь мне тебя спасти... Корри не отвечал, сжал губы, но Ирвин заметил, как из его глаз потекли слёзы. На плечи обрушилось чувство вины и собственной некомпетентности. Если бы он старался больше, если бы не потратил пять лет на бизнес-проекты и развитие фармацевтической компании, а остался в университете и работал над вакциной, то сейчас, возможно, Корри не лежал бы на постели в ожидании необратимого. — Корри, Корри, — прошептал он, наклоняясь к сжатым до белизны кулакам, — прости меня, пожалуйста. Корри отдёрнул руку и посмотрел с прежней уверенностью. — Хорошо, мы попробуем. — Серьёзно? — Ирвин от удивления по-детски захлопал глазами, а омега покраснел и рассердился. — Почему мне нужно повторять? Да, мы попробуем меня вылечить и зафиксируем весь процесс, соберём анализы и продолжим исследования! — Серьёзно? — снова повторил Ирвин с ещё большим изумлением и огрёб от разозлённого истинного по шее. — Вот идиот! Конечно, серьёзно! В лабораторию добровольцев мы так и не дождались, но мы можем сделать всё сами, проверим результаты изменений на мне. Возьмём точные пробы до и после метки, поищем, есть ли индуцированные мутации в соматических клетках... Но тебе придётся побриться! И душ принять! — рыкнул он напоследок и, всё ещё красный, спрятался под одеяло. Ирвин закивал как болванчик, помог Корри подняться и собрать вещи, а потом помчался домой приводить себя в порядок. Омега решил всё сделать в тот же день. Пока не передумал. И ждал Ирвина в лаборатории после девяти. Сначала Корри хотел пригласить на исследование микробиолога, но, к счастью, передумал, приняв уверения Ирвина, что он сам справится. На всякий случай альфа купил для романтического вечера букетик цветов, закусок и бутылочку хорошего вина. И коньяка. И водки. На всякий случай. Но Корри встретил его весь обмазанный йодом, в резиновых перчатках и облепленный датчиками. Взглянув недовольно, с криком потребовал убрать цветы из лаборатории. — Я сделал уже несколько биопсий старой метки и чистых тканей, йодом обозначил тебе место укуса, после того как твоя слюна попадёт в кровь, тебе нужно будет сделать несколько мазков выходящей сукровицы и взять анализ тканей, пока меняется уровень меланина. — Можно мне хотя бы тебя поцеловать? — со вздохом спросил Ирвин. Корри изумлённо распахнул глаза, неуверенно пожал плечами, но потом резко замотал головой и рявкнул: — Не отвлекайся, от результатов эксперимента могут зависеть миллионы жизней. Пришлось согласиться. Ирвин для Корри был готов на многое, но всё равно стало обидно, что омега просто использует его как генетический материал. Приоткрыв шею, Корри занял место на больничной кушетке, направил на затылок зеркало и пододвинул сканер. Он был готов, а Ирвин мучился от несправедливости. Возможно, обида или желание заставить Корри хоть что-то чувствовать, подтолкнула его укусить не там, где Корри ему указал. Он сам выбрал место, где посчитал, метка будет лучше всего видна и украсит плечико пары. Зубы сомкнул так сильно, что аж челюсть свело, а несчастный Корри вскрикнул и чуть не свалился со своего сиденья. — Садист, — пробормотал он, вручая Ирвину приборы для биопсии и подставляя пробирки и стёклышки. — Я никогда этого не делал, не знал, как рассчитать силы, — попытался оправдаться он, но омега только отмахнулся. — Ждём пять минут и делаем новую пробу. Последнюю, когда метка полностью потемнеет. Ещё одну сделаем завтра, чтобы проверить результат изменений. — Ладно, — устало согласился Ирвин, достал бутылку коньяка и, плюхнувшись на диванчик, глотнул из горла. Конечно, он рассчитывал на что-то большее, чем просто метка. Хотел нежности, любви. Секса, наконец. Он даже подбрился везде, где достал, и зубы минут двадцать чистил. А в результате Корри засел за свои приборы, гремел склянками и вводил данные в компьютер. — Может, сыр хочешь? Или виноград? Я купил немного... — Да? — Корри тут же встрепенулся, вспомнил, что две недели питался через зонд, и на рабочем кресле подкатил к дивану. — Давай! Следом за виноградом, сыром, салями и шоколадом пошло вино. Потом коньяк. И даже водка пригодилась. Корри, довольный и счастливый, перебирал все взятые пробы, насвистывал что-то весёлое и не брыкался, когда Ирвин, словно случайно проводил по его острым коленкам или поглаживал пальцами шею. — О, вот смотри... то, что надо... Это именно оно... видишь, то... это... — Корри пьяно махал руками, тыча в монитор и рассказывая что-то на более человеческом, чем обычно языке. С заплетающимся языком и счастливой улыбкой первооткрывателя он выглядел потрясающе милым, и, дождавшись, когда он, наконец, отвернётся от своих исследований, Ирвин перехватил его руки, притянул к себе и жадно поцеловал. Вкус его губ был винным, Ирвин и сам был пьян, но близость пьянила в сотни раз сильнее, чем алкоголь. Стало казаться, будто запах Корри усилился, что он поддался на ласки и отвечает на поцелуй. Но омега замер столбом, открыл рот и выпучил глаза. А потом внезапно оттолкнул Ирвина и бросился к компьютеру. — А, понял... я сообразил... вот чего... что мы пропустили... — он активно застучал по клавишам, а Ирвин глотнул ещё водки. Под утро, уставшие, они уснули на диванчике, зябко кутаясь под одним халатом и используя куртку альфы вместо подушки. Явившийся первым на работу биохимик откашлялся, попинал тело начальника, а потом сел на своё место и занялся работой, забыв о существовании парочки. Для Корри же утро оказалось недобрым. Он мучился похмельем, рычал на всех, и Ирвин из любви к человечеству отвёз его пораньше домой. Напросившись на чай, он смотрел, как тот жмурится от яркого света, готовит себе чифирчик и почёсывает свежую метку. — Через неделю сделаю последний анализ, и тогда попробуем вторую часть, — сказал он, усаживаясь напротив альфы и опуская печенье в чёрный чай. — Какую вторую часть? — Вязку, конечно! — возмутился его непониманием Корри. — Предположительно метка на время останавливает болезнь. А вязка закрепляет результат. Я вряд ли смогу забеременеть, но мы можем проверить исходящие и конечные данные после сцепки. — Это будет секс в лаборатории под запись приборов и постоянные тычки иголками? — мрачно спросил Ирвин. — Нет, лучше всё сделать у меня. Я привезу необходимые для сбора данных материалы. Через семь дней – подходящее время, тогда я все анализы с метки успею собрать. Запланируй, пожалуйста, на пятницу после семи нашу встречу, — голос у омеги не дрогнул, но Ирвин заметил, что тот отводит взгляд и понемногу краснеет. — Спасибо, — от души поблагодарил он, понимая, что это будет уже не просто научный эксперимент, а нечто большее и, несомненно, продуктивное... Вскоре Корри сказал, что хочет поспать, и выставил Ирвина из квартиры, но перед этим альфа успел прижать его к себе и легонько поцеловать в губы. Корри замер, не ответил, но снова покраснел и поспешил захлопнуть за ним двери. *** — Я нашёл сегмент, разрушаемый Литией. В течение жизни Лития действует как мутаген, образуя в ДНК тиминовые димеры. Слюна истинного, попадая в лимфоузел, устраняет из цепи дефект и расщепляет вирус. Но это лишь останавливает развитие болезни, и эффект может быть временным, — Корри торжественно улыбнулся, заканчивая презентацию на совете компании. После того как он нашёл источник проблемы и стал работать над лекарством, ему потребовались средства, и Ирвин собрал своих компаньонов, чтобы пересмотреть бюджет. — То есть вы сможете создать средство для восстановления повреждённой цепи? — Я смогу сделать ковалентный модификатор для экспрессии генов альфы, чтобы его слюна метилировала недостающий цитозин в последовательности. — Что он сказал? — зарылся в бумаги один из компаньонов. — Мы это на третьем курсе проходили, — напомнил второй. — Корри говорит, что изменит слюну любого альфы так, чтобы она заменила слюну истинного. Мы продолжим исследования и с вязкой, — добавил он, ловя смущённый взгляд Корри, — и тогда будем иметь все исходные данные для создания вакцины. Но для его синтеза требуются большие средства. Компаньоны переглянулись, начали перешёптываться, а Ирвин напомнил – если они создадут столь революционное средство, то исследования окупятся с лихвой. В итоге, Корри получил финансирование, а Ирвин одобряющую улыбку пары, что, несомненно, для него было ценнее любых денег. К пятнице Ирвин готовился так тщательно, как не готовился ни к одному свиданию в жизни. Хотелось, чтобы всё вышло идеально, Корри понравилось, и он согласился бы стать его парой. А потом и больше. Ирвин уже планировал свадьбу, выбрал кольцо и даже растрепал отцу о возможном визите с будущим супругом. Осталось известить об этом самого супруга... Корри встречал его в лёгком шёлковом халате, был суетливым и дёрганым. Пригласил на кухню и споткнулся о свой порожек, чертыхался, махал руками и уронил принесённые Ирвином цветы. Не хотелось его торопить, но и тянуть не было сил, потому, стараясь сохранить вежливый тон и профессионализм, он предложил приступить к задуманному эксперименту. Корри разволновался ещё сильнее. Провёл его в спальню, стал заикаться и краснеть. В комнате свет был приглушён, на столах стояли некоторые приборы из лаборатории, но когда Корри начал объяснять, что с ними делать, Ирвин твёрдой рукой отодвинул всё в сторону и прижал омегу к себе. Тот с трудом дышал, пытался отводить взгляд и дёргал сползающие на нос очки. — Успокойся, — мягко произнёс Ирвин, беря всё в свои руки. — Человечество справлялось с этим делом веками. — У меня после мужа никого не было, — промямлил Корри, — да и последний год с ним тоже... не очень выходило. — Он судорожно выдохнул и потянул поясок халата. — Я сам, — остановил его Ирвин и положил его руки себе на ремень, — лучше помоги мне... Он ещё никогда не видел Корри таким дёрганым, из-за волнения руки у него дрожали, он хватался то за пуговички на рубашке, то за ширинку брюк, а когда Ирвин снял с него халат – медленно, сопровождая каждое движение поцелуями в плечи и шею – Корри стал стеснительно прикрывать себя ладонями. — Ты очень красивый, — прошептал ему альфа. Корри отрицательно покрутил головой, спеша спрятаться под одеяло. Тело у него было тощее, совсем без мышц, на бёдрах и животе начал скапливаться жирок. Но разве внешность имеет значение, когда от одного его присутствия у Ирвина счастливо внутри всё пело? Он лёг рядом, прижимая омегу к себе и продолжая осыпать поцелуями. — Это ты очень красивый, — со вздохом произнёс Корри, — ты просто воспользуешься мной, как и остальные, и сбежишь... — Какие ещё остальные? — тут же возмущённо спросил альфа, но Корри вместо ответа только сжался. — Не сбегу я никуда, мне и тут удобно. — Мой бывший муж тоже так говорил, — снова вздохнул Корри, но Ирвин заткнул его поцелуем и раздвинул коленом ноги, укладывая свою к его промежности – там было невероятно горячо и влажно. Захотелось запустить внутрь пальцы или что-нибудь побольше и покрепче, но сначала альфа стал поглаживать ему член, водить по стволу вверх-вниз, немного пережимая у основания. Корри от подобных телодвижений сперва сжался, а потом задышал глубоко, стал шарить руками по обнажённому телу альфы. Добравшись до его члена, уверенно обхватил его ладонью и стал усердно дёргать. — Не спеши, — Ирвин, перегнувшись через край постели, вытащил из кармана брюк три вида смазки. — Не надо, — Корри выглядел совсем красным, но от этого ещё более привлекательным, — у меня течка, смазки хватит. — Супер, — радостно облизнулся Ирвин, уже планируя остаться на ночь в этой постели. Корри сам под него лёг, устраиваясь поудобнее и раскидывая тощие ноги на кровати. Запах его действительно стал ярче, и у альфы глупая улыбка не сползала с лица. Ему безумно нравился аромат пары, нравились его стеснительность и наивное смущение. И ещё сильнее понравилось, когда Корри обхватил его руками и притянул к себе. Пальцы легко входили в тёплую дырочку, скользили по смазке и растягивали податливые стеночки. Корри щурился, прикрывал глаза, привыкая к ощущениям, и временами тихо постанывал. Когда Ирвин стал в него входить, он широко распахнул глаза и испуганно посмотрел на него, пугая самого альфу, но стоило Ирвину остановиться, тут же стал ворчать и подгонять. Когда альфа вошёл до конца, Корри ахнул и замер изумлённым воробушком, а потом, резко выгнувшись, кончил, забрызгав Ирвину грудь. Видя, как омега удивлён своей реакцией, Ирвин тихо рассмеялся. И пообещал себе показать Корри все прелести секса, чтобы тот больше не пугался своих оргазмов. Дав ему полминутки, чтобы прийти в себя, он снова стал двигаться, постепенно наращивая темп и приподнимая Корри бёдра, делая проникновение глубже. Омега уже не сдерживался, стонал в голос, временами вскрикивая и выгибаясь. Теперь его удивлённое лицо вдохновляло, Корри настолько отвык от секса, что изумлялся любым приятным ощущениям. Стало ясно, что если омега начинал таращиться, значит, Ирвин двигается в правильном направлении. Первый раз альфа кончил без сцепки. Корри попытался вскочить и побежать за своими колбочками, но Ирвин его удержал, с силой завалил, растягивая ноги в стороны, и прижался губами к члену. Омега вздрогнул, а потом стал сам задавать темп, забыв про науку. Стонал громко, притягивал его голову к своему паху за волосы и кончил ярко, почти отрубаясь после оргазма. Размякшее тело Корри больше не надо было удерживать, и Ирвин с наслаждением оттянулся, вытрахивая его за всё время своего воздержания. Узел уже давно набух, и хотелось поскорее затолкнуть его глубже, но альфа выжидал, желая насладиться своим омегой подольше. От нетерпеливых толчков тот постанывал, пытался выгибаться и страстно царапал спину. На лице Корри расплывалась удовлетворённая улыбка, и хотелось её целовать, жадно впитывая ставший совсем ярким запах и наслаждаясь податливостью любимого человека. Перед сцепкой Ирвин уложил Корри на живот, чтобы тот не вздумал сбегать, прижал всем телом и резкими толчками протолкнул внутрь омеги узел. Удовольствие тут же ярким оргазмом затопило разум, а Корри, распластавшись под ним, тихо заскулил. — Тебе больно? — Немного странно, — Корри поёрзал и снова захныкал, — вроде больно, а вроде и приятно, подрочи мне... Ирвин тут же с готовностью перевернул их на бок и стал гладить ему член, размазывая по головке выступающий предэякулят и сильно оттягивая кожицу. Чувствовать, как любимый человек кончает в твоих руках – особенное удовольствие, и пока длилась сцепка, Ирвин довёл Корри раз пять до оргазма, не отпуская и не давая передохнуть. Вытащив член из совершенно обессиленного тела, он заботливо протёр его полотенчиком и прикрыл одеялом. Корри устало зевнул, раскинул руки на подушке и засопел. Ирвин уснуть не мог. Смотрел на своего истинного, любовался, уверенный, что он у него самый красивый и, несомненно, самый умный. Только тревожили наползающие на плечи и грудь пятна болезни. Обычно после метки истинного болезнь отступала, а вязка могла полностью исцелить, но что если Корри прав, и из-за перенесённых в детстве операций они больше не подходят друг другу как настоящая истинная пара? Стараясь сдержать в себе рвущиеся переживания, Ирвин подтянул к себе омегу поближе, крепко сжал и поцеловал в румяные щёки. Это разбудило Корри, он проморгался, вскочил и бросился к своей лаборатории. Взял кровь из вены, мазок из ануса, а потом, краснея, попросил Ирвина взять образец эпителия из матки. Пока альфа с расширителем и устройством для взятия проб из полостей тела ковырялся в его заднем проходе, омега стоял раком, и у него покраснела даже пятая точка. Ирвин же, как только закончил осмотр, тут же отбросил инструменты и сменил холодное железо своим горячим членом. Корри выгнулся, застонал, упираясь руками в стол, и стал активно подмахивать. От удовольствия, от того как податлив был Корри, Ирвин на инстинктах притянул к себе его голову и вонзил клыки в свою уже поджившую метку. Проваливаясь в очередной оргазм и почти теряя сознание от блаженства, он шептал омеге на ухо слова любви. Следующим утром вставать не было никакого желания. Корри храпел, закинув на него длиннющие конечности, сопел в подушку и пускал слюни, как ребёнок. Ирвин улыбнулся от умиления и подложил ему под щёку салфетку. Так они продрыхли до середины дня, а потом Корри вскочил и как заведённый снова стал собирать анализы и делать пробы. Его воодушевление поднимало настроение, и Ирвин приготовил им завтрак, покормил своего непоседливого учёного, посмотрел его результаты и снова утянул в постель. На работу они вернулись через три дня. Корри, затраханный и довольный, даже ворчать перестал. С головой погрузился в работу и даже забывал есть. Ирвин крутился рядом, осторожно обнимал, чтобы не нарваться на возмущение, приносил еду из полюбившегося ресторана, а потом сам засел за исследования, вспоминая забытый университетский курс генетики и изучая новое. Через неделю он уже легко понимал заумные словечки Корри, ещё через одну стал с любопытством вникать в процесс, наблюдать за синтезом и искать свои решения. Работа кипела по всем фронтам, собранных данных было достаточно для прорыва, и каждый в лаборатории пытался внести свою лепту в общее дело. Исследования шли семимильными шагами, и когда приехали компаньоны проверить, куда уходят их деньги, то остались очень довольны – лекарство в теории было почти готово. Корри работал на износ, погрузился в науку и был счастлив каждому маленькому шажку. Ирвину он тоже был рад и уже не отбивался, если тот обнимал или оставлял целомудренные поцелуи на щеках. Когда же омега находил очередной повреждённый сегмент в ДНК, который восстанавливался после метки или сцепки, то, радуясь, сам обнимал Ирвина, целовал, скакал по лаборатории и визжал как ребёнок. Команда на подобные проявления любви улюлюкала, аплодировала и загоралась работать ещё сильнее. Так что чем дальше шёл процесс, тем больше времени они проводили на работе. Но на ночь, спать и не только, Ирвин увозил Корри к себе. Омега не противился, с песенками намывался в навороченной душевой кабинке, с удовольствием занимал большую просторную постель в фешенебельной квартире начальника, а потом громко стонал, отдаваясь своему альфе. Обстановка и дома, и на работе была потрясающе тёплая, и Ирвин чувствовал эйфорию, мечтательно покупал любимому цветочки и вкусняшки, заказал дорогущее кольцо и повесил в спальню новые гардины в звёздочках. Радовала и генетика, которая легко наложилась на его знания биохимии, и теперь он проектировал на своём компьютере возможную формулу для будущего лекарства. В лаборатории кипела жизнь, каждый участник чувствовал себя создателем чего-то потрясающего, грандиозного. А потом Корри потерял сознание. Прошло больше двух месяцев с момента обновления метки, и Ирвин был уверен, что всё наладилось, болезнь отступила, и впереди их ждала долгая и счастливая жизнь. Но, видимо, всё оказалось не так просто, и для Корри спасения не было. Пока они ехали в больницу на скорой, Ирвин сидел рядом, держал любимого за руку, целовал прохладные длинные пальчики и плакал. Ему не было так больно, даже когда папа в очередной раз попадал в больницу. Даже когда врачи сказали, что он больше никогда не проснётся. Потому что папа, воспоминания и любовь к нему остались в детстве, а Корри – вот он, здесь и сейчас, самый нужный и любимый... Им выделили отдельную палату, врач позвал Ирвина поговорить, но он боялся отпустить руку любимого. Боялся, что, если он отойдёт, тот уже никогда не проснётся, потому отмахнулся от медика и остался подле Корри. Гладил его бледные щёки, обнимал застывшее тело и просил не умирать. Страх потери лишил его разума, и Ирвин из взрослого самодостаточного альфы превратился в маленького мальчика, рыдающего у постели единственно нужного человека. — Как же я без тебя, солнышко, жить-то буду... и лекарство ещё не доделано... — И чего ты канючишь, поспать не даёшь, — раздалось недовольное. Ирвин изумлённо поднял голову на лежащего с закрытыми глазами Корри. — Я на тебя уже почти год пашу без отпусков и выходных! Где мои премиальные? — О, Корри, любимый, ты очнулся! — Ага, как про премию заговорил, так сразу любимый... — заворчал он ещё обиженнее. — Ты бы ещё сказал, что свою прибавку я в постели получил. — Ты, главное, не волнуйся, миленький, я буду стараться и найду, как тебя вылечить! — Да не надо меня лечить. И так всё прошло, вот, полюбуйся! — Корри распахнул рубашку на груди, и Ирвин завис, смотря на красивую молочную кожу и чуть припухшие тёмные сосочки. — Хватит слюни пускать, у меня все пятна болезни ушли, я тебе давно хотел сказать, но только раздевался, как ты меня на кровать заваливал и трахал! А когда я тебе распечатал свою последовательность нуклеотидов в кодирующей лигазу ДНК, ты в неё цветы завернул! — Значит, всё прошло? — засиял Ирвин от счастья. — А я-то как заволновался... — Ага, работа-то ещё не доделана. Но если тебе от меня только лекарство и нужно, то отвяжись уже, наконец, и прекрати доставать, — Корри перевернулся на бок, отворачиваясь от Ирвина, и прикрылся одеялом. Альфа опешил, смотрел на скрутившегося в большой угловатый комок Корри, и не мог понять, чем тот так недоволен… — Не знаю, чем тебе я не нравлюсь, — пробормотал он, опуская руки и голову, — стараюсь изо всех сил, а тебе всё не так. Корри сжался ещё сильнее, выпирая острыми позвонками и рёбрами, как дикобраз иголками. — Но отстать не могу, — сердито продолжил Ирвин и резко повернул к себе омегу. Тот выглядел страшненько – глаза покраснели, большой нос опух, и он им хлюпал, — ты мне нужен, и сопротивление бесполезно. Вот, я кольцо купил, и рано или поздно заставлю стать моим мужем. — Воспользовавшись замешательством омеги, Ирвин нацепил ему подарок на палец. — И детишек заведём, не можешь родить – возьмём в приюте. Двоих, а лучше троих! — Не надо приёмных, — снова всхлипнул Корри, рассматривая бриллиантик на своём обручальном кольце, — я и так беременный. — Правда?! Когда ты узнал? — Пару дней назад. Может, потому и в обморок упал… Но альфы всё равно мудаки и сволочи. И если ты вздумаешь потом развестись, так и знай – развод я тебе не дам! — Так ты не против свадьбы? — Ирвин радостно рассмеялся и обнял любимого так крепко, что он аж крякнул. — Так, молодой человек, отпустите омегу, ему нагрузки противопоказаны, только лежачее положение, — в палату заявился врач, так и не дождавшись появления Ирвина. — Из-за большого количества спаек в матке есть вероятность выкидыша, и мы оставляем его на сохранение. Минимум месяц, а дальше будет видно. — Месяц? А как же моя работа? — распереживался Корри. — Я тебе всю лабораторию сюда привезу, главное, не волнуйся, — успокоил его Ирвин. — Спасибо, — улыбнулся Корри и кокетливо стрельнул глазками, — и мне бы пара помощников не помешала. — Всё, что пожелаешь! Несмотря на состояние Корри, работа стремительно шла вперёд. Через три месяца был готов первый образец, и компания подала заявку на тестирование. Пока они ждали разрешения, Ирвин решил рискнуть и пригласил отца в лабораторию. Собрав материал папы, он приготовил лекарство для родного человека. Пусть это было незаконно, но заставлять его ждать ещё несколько лет, прежде чем медкомиссия одобрит вакцину, он не мог. — Лекарство гормональное, временно изменит цепочки, отвечающие за жидкости, — пояснял отцу Корри, решившись наблюдать за первым использованием своего изобретения. — Вы с мужем станете истинными, но это лишь на три недели. Если по истечении этого срока не удастся провести вязку, мы повторим процедуру. — Почему вы не делаете изменения постоянными? — удивился отец. — Мы можем генетически превратить одного человека в другого, но неизвестно, как это его изменит психологически. Мы не боги, чтобы создавать истинные пары в лаборатории, — холодно заметил Корри, становясь на работе собранным и грозным. — Хорошо. Я готов! Отец стоически выдержал недельный курс гормональных уколов, и все втроём они поехали в больницу к папе. Корри не слишком вежливо до и после метки взял пробы у спящего омеги и сказал, что биопсию придётся делать и после вязки, заставляя Ирвина краснеть за своего нетактичного жениха. Папа долго не просыпался, заставляя всех понервничать, но через восемь дней пациент, проспавший в летаргическом сне больше двадцати лет, внезапно открыл глаза. От радости все обнимались и прослезились. И даже Корри смахнул скупую мужскую слезу, желая своим свекрам счастья. — Следующий, кому мы поможем – Мелони, — твёрдо заявил Ирвин. — Ну да, а кто будет ему истинного заменять? — недовольно, с нотками ревности, спросил Корри. — Уверен, у Мелони кто-то точно есть на примете. — Ладно. Но сначала свадьба! — собственнически обнял его Корри и страстно поцеловал. Через неделю папа с отцом провели вторую часть лечения, и болезнь отступила. Корри заставил пожилую пару приехать в лабораторию и сделать все анализы, а потом подписать бумаги о неразглашении. Папа будущим зятем остался доволен, сказав, что сыну достался сильный омега, который сможет держать его в ежовых рукавицах. Отец же от Корри отворачивался и ворчал, что у такого не забалуешь. Но Ирвин уже имел своё мнение насчёт будущего мужа, и мнение родителей его не беспокоило. Ещё через неделю Корри представил препарат на встрече с компаньонами. К сожалению, производство лекарства было очень дорогим и делалось индивидуально под каждого человека, но Ирвин всё запатентовал и обещал и супругу, и своим компаньонам большие дивиденды. После презентации у Корри отлегло, и он стал всеми силами готовиться к свадьбе и рождению малыша. Разрешение на эксперименты они получили уже после рождения сына. У них родился прекрасный омега, очень красивый и здоровый, но, к сожалению, в его организме присутствовала Лития, а значит, их малышу в будущем придётся сражаться за свою жизнь. К тому моменту Корри обещал изобрести более простое лекарство. Когда омега вернулся к работе, они уже заканчивали с тестированием и готовились представить результаты комиссии, но Корри был всем недоволен и хотел продолжить исследования. Разросшаяся компания без труда выделила ему средства, и омега принялся за работу, обещая закончить через год. Но Ирвин с некоторым удовлетворением понимал, что Корри будет работать всю свою жизнь, потому что это делало его любимого счастливым. После окончания тестирования лекарство сразу поступило в продажу. Стоило оно невероятно дорого, но всё равно привлекло огромное количество омег, желающих спастись. Ирвин в качестве свадебного подарка пригласил Мелони и его жениха провести процедуру за счёт компании. Лекарство подействовало на удивление быстро, и омега от радости рыдал у Ирвина на плече. Ему тоже хотелось плакать, ведь его детская мечта осуществилась, и теперь в его руках была возможность спасти всех важных и дорогих людей. Это был прорыв в науке, но Корри так не считал, он мечтал сделать всё ещё лучше, работать больше и усерднее. Ирвин же был уверен, что это огромный шаг к их общему счастью. 20 августа 2016