Crown and fangs

Реджина ни к кому не привязывается и подводит губы красным. Реджине никто не нужен. Реджина проклята. Когда Алира видит её в первый раз, то понимает, что перед ней птица отнюдь не низкого полёта. Эта женщина фельдиперсово разодета, вульгарно накрашена и от неё исходит запах падшей женщины, — терпкий тяжёлый аромат вседозволенности, распущенности и прямо-таки опьянения собственной властью. Эта женщина лярва. И из неё получилась бы неплохая невеста для Владислава, но Дракула же ровным счётом не делает никаких поползновений и даже намёков об этом в сторону королевы. Рыжей кажется, он её опасается. Не боится — он ведь Князь Тьмы, — а осторожничает, прощупывает почву. Понятно, почему, — она действительно проклята. Возможно, не меньше, чем граф. Но она, кажется, понятия об этом не имеет. Она прибывает в их замок уже несколько недель подряд, каждый раз неожиданно появляясь из пустоты. Не предупреждая. Не приветствуя. С вечно застывшей снисходительной улыбкой-ухмылкой на красиво очерченных алым губах. Реджина — одиночка. Люди с таким средоточием власти в руках (а властностью от неё несёт почти что так же, как тяжёлыми амбровыми духами) знают, что чем меньше слабостей ты имеешь, тем труднее тебя схватить за все подробности. Это плата. Когда ты настолько силён, тебе никто и не нужен. Наверное. Месяц тому назад граф представил Реджине одного человека —низкорослого робкого блондина, чьи повадки дружно вызывали у невест не иначе как насмешку. Мистер Франкенштейн. По уверенным и настойчивым рекомендациям Владислава, он тот, кто сможет воскресить её, мм, друга? Алира осторожно выглядывает из-за колонны в главном зале и становится свидетельницей нелегковесного разговора: — Хотите сказать, граф, вы даёте мне полную гарантию того, что Дэниэл воскреснет? — её красивые губы кривятся. На лице лёгкая печать сомнения. — Что я и хотел сказать, так это то, что стоит попытаться, дорогая Реджина. — голос Влада бархатный, хриплый, обволакивающий; словно он хочет очаровать её. Та же раздражённо отмахивается. — Вы утверждали, что ваши дети воскресли, но этого всегда хватало не надолго. Мне же нужен постоянный результат. Если всесильная королева, владеющая магией, не способна воскрешать, то значит, магия не так уж и всесильна? Алира хмыкает. Оба оппонента оборачиваются. Хозяин не считает нужным посвящать невест в дела, но что-то скрыть здесь не вполне реально, да и очевидно всё донельзя: это сделка. Дракула помогает воскресить её зверушку, а королева.. Алира почти вскрикивает от экзальтации: она собирается дать жизнь их детям с помощью магии! Ах. Это было бы невероятно. Больше не нужно неделями извергать из себя отнюдь немаленькие мешки со слизью в надежде, что это больше не повторится. А каждый раз страдать от гибели собственного чада? Физическая инфернальная боль, но лишь толика ада, в который ей светит попасть после окончательной смерти. Верона обрадуется новости, Маришка обрадуется.

***

— Кто он? — любопытствует Алира, подкараулив Реджину, когда они остаются одни, прежде чем та успевает исчезнуть. — Этот Дэниэл. Миллс рассеянно оборачивается и цепко выхватывает во тьме взглядом женскую субтильную фигуру. Та приближается ближе, и ведьма видит сверкающее золото в свете пламени. Чуть приглядевшись, она понимает, что это волосы, — янтарные ухоженные завитки, обрамляющие круглое красивое лицо. В свете факела оно кажется восковым, идеальным, будто вылеплено-выточено искусным скульптором, но.. оно невероятно искусственное. Неживое. Наверное, так и должно быть. Учитывая её сущность. — Старый недруг. — обыденно отвечает брюнетка, разворачиваясь к женщине, желая её получше рассмотреть. Она никогда прежде не разглядывала женщин графа. У сына Дьявола хороший вкус. А с первого взгляда определить, кто перед ней наверняка, было довольно проблемно, ведь две невесты были особенно схожи. — Я хочу оживить его и снова вдоволь поиздеваться. — Не верю. — вампирша обольстительно улыбается и вдруг оказывается позади неё. Реджина при этом лишь вздрагивает, но не поворачивается. Рыжая с упоением втягивает ноздрями запах её волос и кожи, чуть ли не утыкаясь носом ей в шею. Теперь, когда она так близко, Алире непременно хочется узнать, какова ведьма из другого мира на вкус. — Женское чутьё не обманешь. — У тебя есть женское чутьё? — Миллс, казалось, позабавила последняя реплика вампирши. Если какое чутьё и имеет место быть, то только околопотустороннее. Ничего общего с человеческим. — Думалось мне, существа вроде вас уже не чувствуют себя ни женщиной, ни мужчиной, ни человеком вообще. — Ошибаешься. — сладко протягивает нечисть и мягко касается грубой ткани платья Реджины, обводя пальчиками линию лопатки. — Всё только обостряется. Хотя, и правда, это состояние не человека, — сверхчеловека, скорее. — Верю. — лаконично кидает колдунья, размышляя о перспективе поскорее убраться отсюда, из почти что объятий женщины Владислава. Та кажется настойчивой в своих попытках не только докопаться до истины. Видимо, гости здесь бывают не так часто, а регулярных набегов на деревню рядом становится мало для того, чтобы удовлетворить потребность в общении. А есть ли у существ вроде неё такие потребности? — Ты ведь ненавидишь нас, разве нет? — проницательно протягивает невеста, становясь перед собеседницей, отнюдь не робко скользя взглядом к её достаточно глубокому декольте. Реджине становится не по себе. И это странно, если учесть, что отдалённое подобие смущения одолевало её ещё немногое время спустя потери родителя и обретения невероятной силы, когда уже ничто не сдерживало её желаний и возможности их удовлетворить. Фрустрацией она больше не страдала. Что ж, это странно и по-своему ново. — Я вижу маску брезгливости на твоём прекрасном лице всякий раз, когда ты входишь в нашу обитель. Миллс позволяет повиснуть фразе в воздухе, делая молчание риторическим, соглашающимся. Пусть та сделает какие угодно выводы и даст ей пройти. Любопытство удовлетворено, а перспектива стать добровольным донором для этой дамочки Реджину не очень привлекает. Да, определённая доза брезгливости всё же имеет место быть. И это сложновато объяснить. Тут, вероятно, смесь настороженности и даже толики страха перед неизведанным. Брезгливость в реальности лишь как законченная форма отражения этих невысказанных эмоций. Если что-то хоть вполовину так же сильно как ты, не показывай того, что признаёшь это. Высмей это. Если не имеешь возможности сделать это, презирай это. (с) Своеобразный кодекс Реджины. — Выходит, он тебе и правда дорог. Дорог? Реджина хмыкает. Дэниэл как символ давно утерянной внутренней чистоты и беззаботности. Теперь, когда ей бывает пусто на душе (в последнее время всё чаще), Реджина лелеет мысль о том, что присутствие в жизни призрака из прошлого поможет почувствовать себя более... живой? Ах, это патетично. Она в любом случае не питает иллюзий насчёт так называемой любви, но быть может, её привязанность к этому конюху, к тому, с кем она собиралась сбежать из под гнёта матери, согреет её. — А ты? Ты не ненавидишь Дракулу за то, что он навсегда лишил тебя, мм, человеческой жизни? — надо же, ей и правда любопытно. Эта женщина (на вид молодая девушка, правда) не возникла из пустоты, не низвергнулась из пучин ада, — она совершенно точно когда-то была человеком. Да, она видела её в ином обличии, с инфернально искаженной жуткой мордой, с землистым, как у покойника цветом кожи, с кожистыми, как у летучей мыши крыльями и огромными когтями, и.. Это не отменяет того факта, что когда-то, быть может, даже века назад, она имела абсолютную принадлежность к роду человеческому. — Шутишь? — Алира испускает сардонический смешок. — Это лучшее, что случилось со мной в моей земной жизни. Зачем мне одно мгновение, когда я могу наслаждаться всем и вся веками, будучи вечно молодой? — Быть может, проклятье заставляет тебя так думать. — тихо замечает Миллс, зачарованно вглядываясь в ставшие белёсыми глаза девушки. — Это проклятье. — Это и проклятье, и подарок. — поспешно с лукавой улыбкой парирует вампирша. — Знаешь, в чём различия между нами двумя? — выдыхает ей в губы рыжая, приближаясь максимально близко. — Ты страдаешь от своего проклятия, а я же своим наслаждаюсь. Женщины с мгновения оценивающе смотрят друг на друга. Действительно. Алиру полностью устраивает её сущность и даже более того. Хотя возможно, она забыла, кем когда-то была и что вообще утратила. Миллс в любом случае не понять, да пытаться не нужно. — А ты? Какого быть ведьмой-узурпаторшей? Ты убила отца, потрясающе. Какого чувствовать себя виноватой в его смерти, но при этом наслаждаться плодами от власти, которую он дал тебе своей гибелью? Как ощущается твоё проклятие? Реджина сглатывает от словесной подсечки. Это было неожиданно. Надо же. Чтобы узнать о ней, той достаточно было посмотреть в глаза. Впечатляюще. Рыжая облизывает губы и лукаво щурится. Бесспорно, эта — самый интересный экземпляр среди остальных. Возможно, Алира лукавила насчёт себя, ведь не она стала для Дракулы утешением от его давно почившей и любимой супруги Елизаветы, а Верона. Не она очаровала графа своими навыками в искусстве, а Маришка. И Алира понимает, что потеряла: болезненную старость и утраченную юность в браке с каким-нибудь стариком, от которого бы терпела побои и унижения. Бесправная, связанная долгом и стереотипами, с несколькими детьми на руках и навеки заключённая в домашний быт. Нет. Это решительно не имеет смысла. Теперь, когда она невероятно сильна и кровожадна, вольна делать что угодно и когда угодно (ну или почти), она свободна. Чем бы приятным человеческая жизнь не сулила — ласкающим тёплом солнечного света, сильными эмоциями и вкусом свежей выпечки на языке, — всё бы заглушилось всем остальным, сопутствующим тому невежественному и жестокому времени, в котором она жила, а впрочем живёт и сейчас. Это было подарком. Проклятьем была человеческая жизнь. «Как ощущается это проклятье, Реджина»? — спрашивает саму себя женщина, но решительно не находит для ответа словесного выхода. Вместо него ведьма требовательно, но мягко обхватывает лицо девушки и с нажимом впивается ей в губы. Алира целуется искусно. Её руки тут же принимаются блуждать по пояснице и плечам колдуньи, а Миллс зарывается пальцами в волосы цвета алеющей вишни, с трудом не позволяя себе наслаждаться происходящим, ведь губы девушки тёплые, на удивление, и невероятно умелые. Вампирша позволяет себе испустить протяжный и невероятно грязный стон, ведя молчаливую, но усердную борьбу своим языком с её. Реджина прикрывает глаза: это так сладострастно. — Вот так это и ощущается. — холодно резюмирует королева, через мгновение отталкивая от себя нечисть. — Как.. ничто. Как то, что не стоило того изначально. Краткий миг удовольствия, сменяющийся пустотой. «Как высокопарно», — думает Алира, глядя на то, как женщина испаряется в воздухе. — «Пожалуй, я могу научить её наслаждаться своим собственным проклятием».