забудь вчера

чонгуку не нравятся парни. он пытается в них не влюбляться. он пытается любить девушек; их мягкие волосы, их улыбки, их голоса. он смотрит телеигры и развлекательные шоу и старается представить себе милых девушек и – не может. у него не получается. горло сводит судорогой, он представляет себе, как прикасается к девушке, и у него ничего не выходит. от мыслей, которые лучше бы было оставить, его голова ходит кругом, но он продолжает думать и думать и о боже мысли ранят, они ранят, они снова – он убеждает себя, что ему не нравятся парни. больше нет. в старшей школе он убеждал себя, что нет ничего такого в том, что тебе нравится парень – сейчас он пытается сказать себе, что лучше ни в кого не влюбляться совсем. сорок процентов от его счётов – это счета за воду. он принимает душ дважды в день. он никогда не чувствует себя чистым. / это случилось на первом году колледжа. чимин знал, что ему нравились парни. чимин знал, что ему нравились низкие голоса, и сиплый смех, и широкие плечи. чимин затащил его в гей-клуб в итэвоне, поцеловал его в щеку и сказал: - ты мой лучший друг, я люблю тебя, и ничего ты не можешь с этим поделать. то же самое чимин сказал ему после того, как он признался своим родителям, что он гей. в клубе было громко, грязно и темно. пахло алкоголем и поддельным дорогим парфюмом. здесь были девушки в шортах, парни в прозрачных майках и танцоры на сцене. чонгук ненавидел всё это. чимин любил; он любил всё связанное с музыкой, танцами, светом. он не пил. он взял воды и пил её не спеша почти весь вечер, чувствуя себя не в своей тарелке в майке чимина (надетую под низ собственного пиджака) и в узких чиминовских джинсах (он сложил ногу на ногу, поэтому никто не мог увидеть его тело). он чувствовал себя не в своей тарелке. будто бы он во сне. потом какой-то парень подсел к нему. он был выше, с парочкой шрамов, с тёмными волосами и раскосыми глазами. поначалу он не разговаривал с чонгуком, но после бокала или двух, он бормотал краткие комментарии в сторону танцоров, и чонгук тихо смеялся над его замечаниями – они начали болтать. чонгук особо много не рассказывал, держа язык за зубами. когда пришёл чимин, дабы ненадолго украсть его, то не заметил парня, который что-то влил в его воду. с того момента всё было как в тумане. / когда он признался в своей ориентации, его отец посмотрел на него так, как будто бы он не узнавал человека, на которого так пристально смотрел. мама обняла его, поцеловала в лоб и сделала любимое блюдо; сказала, что он её дитя, из её утробы, которого она вырастила сама. ей было все равно, кого он любил, пока он безраздельно любит их. его отцу понадобилось больше времени, чтобы сказать ему то же самое. в конечном итоге, он сказал, но чонгук не может забыть тот момент неопределенности, будто бы он висел на волоске. когда он рассказал своему брату, чонхён пристально посмотрел на него с невозмутимым видом, прежде чем сообщить о том, что если его парень хоть что-то сделает с волосами чонгука, то кто-то умрёт. / чонхён узнал тремя месяцами позже. чонгук больше не звонил домой, не писал маме или выкладывал фотографии в инстаграме. как будто он исчез. иногда он чувствует, что скоро станет таким худым, что сможет проскользнуть между дверными трещинами и раствориться. он не отвечал на звонки чонхёна, просто ходил в школу и возвращался домой в бесконечный монотонный круговорот. его старший брат вломился в квартиру, когда чонгук тупо уставился в телевизор. он увидел в каком состоянии была когда-то блещущая чистотой квартира брата: вещи раскиданы по всему дивану, гостиная, нетронутые кухня и ванная, вид спальной комнаты – пусто, пыльно, холодно. когда он решил положить руку на плечо чонгука, его младший брат закричал. - не трогай меня, - всхлипнул чонгук, свернувшись калачиком в угол дивана. чонхён увидел его кости, его локти, его ключицы. никогда они так не были заметны, не с того момента, когда чонгук в старшей школе боролся с истощением и неуверенностью в себе. – не трогай меня, прошу, я не хочу, я не хочу… - нет, - чонхён засипел, он слышал прежде эти слова – их схожесть напугала его. он подбежал к чонгуку и взял его лицо в ладони, приложившись губам к виску – его лихорадило. это было бесполезно; чонгук застрял в собственном кошмаре, снова и снова проигрывающемся в его голове. чонхён мог лишь ждать, пока он не перестанет дрожать. - х-хён? – когда чонгук наконец заговорил, его голос ломался. он звучал так, как будто чонгук часто кричал, всё время, на себя. он звучал так, как будто он кричал и продолжал кричать какое-то время, даже когда никто его не мог услышать. – ч-что ты… - как его звали? – выпалил чонхён, руки тряслись. он никогда не был так зол: ярость выросла в нём неожиданно и ужасающе жестокой. – как его… - нет, - отстранился чонгук, глаза широко раскрытые, взгляд стеклянный и потерянный. – нет, я… не знаю, о чём ты говоришь. у чонгука был шрам на щеке. чонхён провел пальцем по нему и после уложил младшего брата спать, вспоминая как раньше он просил чонхёна отнести его в кровать, отвезти его домой, отвезти его в школу. как раньше он клал в карман чонхёна леденец перед началом экзаменов, и как он делал вид, что не плачет, когда чонхён уехал в колледж. чонгук спал, не шевельнувшись. его лицо было бледным, будто бы он увидел привидение. чонхён переместился на другую сторону дивана и впервые заплакал с того момента, как его девушка покончила с собой. / чонгук никому не рассказывал. вернее, они сами всё выясняли. чимин слетел с катушек, когда понял, что чонгук пропал. протрезвел по щелчку пальцев; он схватил все свои вещи и бегал вверх и вниз по улице до тех пор, пока не увидел блюющего чонгука в переулке. его шея была в синяках. его кисти были в синяках. его лицо в кровоподтёках, губа разбита, и выглядел он, как будто бы плакал. на нём не было штанов, в которых он пришёл. кровь струилась вниз по бёдрам, засохшая и свежая. с тех пор чимин себя возненавидел. / когда чонхён рассказал своим родителям, они приехали из пусана. пять часов непрерывной езды и беспокойства. отец чонгука был первым, кто зашёл в дом. он вцепился в чонгука и обнял своего сына, крепко прижав к груди. он казался таким маленьким в его руках, ничего не воспринимающего. тихо, почти не слышно прошептал, дрожащим и разбитым голосом: - я убью этого сукина сына. его мама случайно порезалась, пока пыталась приготовить чонгуку обед, её руки сильно дрожали. она готовила его любимое блюдо. но это уже было неважно: когда он увидел кровь, он заперся в ванной. они могли слышать, как его тошнило в течение часа. чонхён похлопал маму по спине и прошептал: - он не всегда такой. иногда с ним всё в порядке. большую часть времени он рассказывает, как прошёл его день, говорит обычным будничным тоном, иногда улыбается, улыбка смутно проблёскивает. но чонхён понимает, что чонгук слишком исхудал – кожа натянута на кости. он кричит во сне. его взгляд становится стеклянным и устремлён куда-то вдаль. иногда он доводит себя до приступов паники так, что не может дышать. иногда что-то незначительное напоминало ему те ужасные события, и он уже не мог сбежать от них. чонхён вынужден перестать бить кулаками стены так часто. он чувствует себя беспомощным. он проводит пальцами по кольцу в своём кармане и думает только не снова, только не снова, только не он, только не он тоже. он прячет все острые предметы, электрические розетки, таблетки. неизвестные люди, распустившие руки, забрали его девушку; они не заберут и его младшего брата. / - мы должны… мы должны заявить в полицию, - говорит его мать, стоя на своём. его отец поворачивается и кивает головой, хотя в его глазах промелькнула тень. они обязательно сообщат в полицию, любой ценой. ценой стигматизации, терпимости, неверия. сарказма. желания донести важное. они обращаются с чонгуком так, как будто бы это его вина. чонхёна чуть не посадили за то, что тот ударил одного из полицейских прямо в лицо. по крайней мере, они не заставили его пережить это вновь. / чонхён отвозит его в школу и обратно. чонгук спрашивает его: - тебе работать не надо? его брат долгое время не отвечает. он просто везёт его домой, покупает ему мороженое и исчезает в спальне чонгука, не сказав ни слова. чонгук не спал там пять месяцев. часом позже, он возвращается оттуда, пока чонгук делает домашнюю работу. он спрашивает: - как ты способен всё это выносить? чонгук делает вид, что не слышал. / они отводят его к терапевту. достаточно аккуратная женщина, со степенью, полученной за рубежом, и теплой улыбкой. чонгуку она нравится, хоть он и не может посмотреть ей в глаза. - всё нормально, - первая вещь, которую она ему говорит. она кладёт свою руку на его. – могу я поведать тебе историю? и чонгук кивает. это лучше, чем рассказывать его. / чимин сейчас мягок с ним. он не хватает его за шею или осыпает внезапными объятиями. он не бьёт его плечу или смеётся слишком громко в присутствии чонгука. он намыливает чонгука мягко и с любовью и никогда, никогда не дотрагивается до его лица. то, что чонгук помнит с той ночи… / что ж, он много чего помнит. звук тикающих часов, руку на его лице. мир размыт и подернут дымкой сквозь его полуприкрытые веки, вес кого-то тяжелого и грузного, пальцы на его горле. его дыхание, липшее к пищеводу. какая-то боль внутри него, сильная и безжалостная, что-то скользящее по внутренней стороне его бёдер. тик. тик. стон. дыхание у самых щёк, горькая соль слёз. чонгук помнит крики, ладонь, прикрывающую рот, заставившая его умолкнуть. но он помнит крики, он помнит. крики прошу, крики нет, крики хватит. ему интересно: услышал ли кто-нибудь его или же им было наплевать. / у него на щеке шрам. он тщательно прикрывает его с помощью макияжа. однажды он сможет взглянуть на себя без надобности стереть себя полностью. / в душе он чувствует свои руки повсюду. пальцы-призраки у живота, его рук, подколенных ямок. воркование голубков и порхание крыльями лишь жалкая пародия на близость. он упирается о кафельную плитку и делает воду настолько горячей, насколько возможно, так, что она сможет выжечь прикосновения на его коже. сколько понадобится времени, чтобы каждое подобие его стёрлось с кожи? сколько ещё? сколько ещё? / как-то он сидит в кофейне со своим братом, когда кто-то врезается в него. - чёрт, - ворчит парень, а чонгук инстинктивно отступает назад. на полу что-то мокрое – разлитый кофе. - прости, - заикается он. он вечно всё портит. чонгук прячет трясущиеся руки в карманы. – я… я могу купить тебе… - забудь, это я виноват, что врезался в тебя, - парень отмахивается. у него вид человека родом из сеула, пепельный цвет волос, очки в широкой оправе, ленивый взгляд. – я куплю себе другой, небольшой. - прости ещё раз, - повторяет чонгук. парень странно взглянул на него. - я сказал, всё нормально, малец. чонхён подходит в этот момент, встает за чонгуком и кладет руку ему на плечо. не понимая происходящее, он поначалу пристально смотрит на парня с пепельными волосами. - что ты сделал? пепельный блондин презрительно усмехается, еще больше не понимая происходящее. – я ничего не сделал, лады? это была просто случайность. - хён, - чонгук дёргает его за куртку, и чонхён оставляет его в покое. - живей тогда, твои занятия уже скоро начнутся, да? – чонхён тащит его к выходу. они оставляют незнакомца позади. / чонгук весь во внимании на занятии. впервые он не чувствует, будто кто-то следит за ним. в его квартире глаза везде; каждый угол – очередной шанс быть забранным в темноту. на уроке он сидит посреди кабинета и всегда между двумя девочками. иногда они пытаются заговорить с ним, но когда они замечают, что он не отвечает, он расслабляется. / утренняя остановка чонхёна – кофейня. занятия чонгука сегодня начнутся двумя часами позднее, но он не хотел оставлять его дома одного. в кофейне пахнет ванилью, молотыми зернами и свежеиспеченными булочками. ему здесь нравится. чисто, опрятно и всё на своём месте. хорошо освещено и большие окна с видом на улицу. чонгук просит горячий шоколад и датскую сдобу. чонхён покупает ему два. он оставляет еду на стойке и говорит ему, что ему пора на работу. - хорошо, хён, я буду здесь. - делаешь домашнее задание? - нет, - говорит чонгук упрямо. чонхён улыбается, будто бы знает правду. он ерошит волосы чонгука и демонстративно уходит. чонгук наблюдает за ним до тех пор, пока он не уходит совсем. он открывает ноутбук и принимается за работу. может быть он и делает сейчас домашнюю работу, откуда его брату знать? у него была вечно плохая привычка делать домашнюю работу перед занятиями, которая сохранилась у него аж до самого окончания колледжа. пока он печатает свой доклад, кто-то подходит и садится напротив него. он поднимает глаза, а это тот вчерашний парень. - не против, если я сяду здесь? – спрашивает он. чонгук оглядывается – пять свободных столов. он мотает головой «нет». пепельный блондин устраивается со своим ноутбуком, парой книг и наушниками. рядом с ним кофе в собственно украшенной черно-белой кружке. чонгук не может отвести взгляда: по всей кружке цитаты, закрученные вокруг от самого дна до черной крышки наверху. незнакомец замечает, как он смотрит на кружку и говорит: - нравится? чонгук вздрагивает и не отвечает, опуская взор на свой ноутбук. никто из них не говорит и слова за всё время, что они здесь. чонгук кивает, когда ему нужно было уходить на занятия, но парень даже не замечает, поглощённый собственной работой. / однажды он находит банки от таблеток на самом верху полки, докуда обычно он не достаёт. болеутоляющие. таблетки от боли в животе. снотворное. он высчитывает: раз, два, пять, десять, пятнадцать. он не кладёт их в рот, но складывает в пригоршню и припрятывает в ящик прикроватной тумбочки. он ставит банки существенно легче, чем раньше. нужна ли смелость, чтобы выпить их? чонгук не знает: похоже на проигрыш, останься он здесь или нет. / - мне нравятся парни, - говорит он терапевту, которая тихо смеётся и вручает ему карамельку. – зачем мне это? - когда тебе кто-то понравится, - говорит она ему, - я дам тебе мороженое. / он по-прежнему чувствует себя грязным. / - меня зовут мин юнги, - говорит незнакомец на второй неделе посиделок напротив чонгука. – а тебя? - чон чонгук. - хорошо, - отвечает он, прежде чем уйти на работу. / ещё один месяц. чонхён больше не провожает его до школы. он чаще ходит в спортзал бить кулаками по всему. чонгук ловит его ночью, когда он рассматривает кольцо, которое должен был взять, чтобы сделать предложение своей девушки. они до сих пор живут вместе. таблетки в ящике чонгука. ему ничего больше не снится. ни плохое и ни хорошее. вода в душе всегда недостаточно горячая. ещё один месяц. чонгук наклоняется, попивая горячий шоколад, и спрашивает: - над чем ты работаешь? - а? – говорит юнги, изогнув бровь, переводя взгляд от экрана. – я занимаюсь музыкой. я недавно начал работать над парочкой текстов песен. - ого, - отвечает он, облокачиваясь на стул. - да, - продолжает юнги, возвращаясь секундой позже к экрану, - пытаюсь подредактировать тексты так, чтобы они могли звучать также как гитара. у этой песни есть фундамент… чертова акустика, я прав? / когда чонгук приходит домой, он смотрит на гитару, к которой не притрагивался больше года. он хотел улучшить свои навыки игры ещё давно, но после –после, он просто больше никогда не брал её в руки. сейчас он вытирает пыль и бренчит по струне. звучит расстроенной. он откладывает её. / когда он шёл спать, ему снились тело, нависшее над ним, люди, толкающие его в коридорах. ему снилось то, как он смотрит в зеркало, как забывает поесть и выблёвывает всё из своего желудка, ибо в его животе будто бы камни. он чувствует себя обременённым и увязшим печалью, отчаяньем, беспомощностью в трясину. уязвимость. сейчас же он спит и ничего. это облегчение. / - я могу играть на пианино, - рассказывает чонгук как-то юнги, тихо, себе под нос. юнги старается изо всех сил услышать. - чего? - я могу играть на пианино, - повторяет он. – мне нравится петь. - да? – юнги усмехается. – споёшь для меня, как-нибудь? чонгук, собравшись с силами, смотрит на него, и юнги смеётся, громко и заливисто. низко и сипло. - прости, прости. просто… ты всегда до этого был таким тихим, и едва ли мог мне в глаза взглянуть. кто знал, что у тебя такой осуждающий взгляд? – юнги прячет свой смешок, скрестив руки и облокотившись. он вытягивает ноги, и чонгук чувствует его обувь, которая касается его ботинок. - я создаю музыку, поверь. я знаю, что хорошо звучит. - я никогда не говорил, что ты не знаешь, - говорит ему чонгук прямо, и юнги моргает, перед тем как фыркнуть. / раньше его голос был скрипучим и грубым от неиспользования. до этого, от криков. / - кто это? – чонхён кивает куда-то в сторону за ним. - кто? - парень, что машет тебе. чонгук поворачивается и замечает юнги, который лениво машет ему. вопреки себе, чонгук улыбается. юнги переминается с ноги на ногу, его уши горят, а улыбка чонгука слегка тускнеет в смущении. - друг, - наконец говорит он, махая в ответ. / чимин иногда покупает ему мороженое и новые вещи. иногда он плачет, когда чонгук спит, бормоча под нос прости прости прости. чонгук принимает его подарки и даёт понять, что они ему нравятся. чимину нужно усвоить, что по-прежнему чонгук любит его тоже. / - я думаю, мне кое-кто нравится, - рассказывает чонгук своему терапевту, накручивая края футболки на пальцы. - да? – терапевт улыбается. – какое хочешь: шоколадное или клубничное? - мне страшно, - говорит он. - почему? - а если я ему тоже нравлюсь? – спрашивает чонгук. – что мне тогда делать? я… сломлен. - ничто в тебе не сломлено, - заявляет она. – когда он трогал тебя, чонгук, он не сломал тебя. он пытался, но ты всё еще здесь, не так ли? / чонгук поначалу не верит ей. это тяжело. это нелегко. он засыпает в слезах чаще и слишком много времени тратит в душе. ему не нравится, когда люди касаются его. часы выводят его из себя. у него случаются панические атаки, и он не может уже больше ходить в бары неподалёку. юнги снова сидит напротив него, в этот раз с двумя кружками кофе. обе из них пригодны для повторного использования. в дополнение к черно-белой кружке юнги, он ставит белую кружку с чёрной крышкой перед чонгуком. - моя кружка вся в цитатах, написанных рукой моих сраных друзей, - объясняет он. он дотягивается до своей сумки и выуживает оттуда чёрный маркер. – когда мне было девятнадцать, да, моя мама покончила жизнь самоубийством у меня на глазах. она дала мне эту кружку, чтобы я мог помнить всё, что они мне когда-то говорили, чтобы поддержать меня. он выглядит безучастным, когда произносит это, не обращая внимания на чонгука, удивлённо уставившегося на него. он высовывает язык, как только начинает писать в самой середине кружки. его почерк петельный и широкий. он передаёт её чонгуку и вновь опускает взгляд на ноутбук, отказываясь поднять глаза. ты милый, когда улыбаешься. чонгук улыбается. осторожно он берёт кружку юнги и маркер и переворачивает, найдя единственное свободное место слева внизу. он аккуратно пишет. ты мне нравишься. / вместо снов о нём, чонгуку снится юнги. ничего такого. они опять сидят в кофейне, у юнги гитара, чонгук поёт, они смеются, и это лучшее, что он испытывал за это время. / - я правда не сломлен? – спрашивает он, тихо и скромно, сердце колотится в груди. - ты ничего плохого не сделал, - говорит ему терапевт. она гладит его руку. – ты ничего плохого не сделал, чонгук. это не твоя вина. он закусывает губу. - я вам не верю. она кивает, как будто бы этого и ожидала. - однажды поверишь. / кофейня пуста, никого кроме них. чонгук не знает, что это. он боится. он боится себя. боится открыться, чтобы вновь кто-то причинил ему боль. боится уязвимости. боится прикосновений, тиканья часов, баров. но всё же он глубоко дышит и ждёт до тех пор, пока юнги, щёлкающий мышкой на ноутбуке, решительно не опускает взгляд на собственный экран. - ты сказал, что видел, как твоя мама покончила с собой. юнги поднимает взор, встревожен. он колеблется, немного обеспокоенный, но после кивает. - да. чонгук облизывает губы. - скучаешь по ней? юнги молчит какое-то время. затем: - иногда. мгновение. кофемашина работает. колокольчик на двери звякает. - когда мне было девятнадцать, меня изнасиловали. впервые он говорит об этом вслух себе. юнги протягивает руку и берёт его руку в свою. слова тяжёлым грузом висят в воздухе, но…. но по крайне мере, они не висят грузом на нём. / чонхён узнаёт об этом три месяца спустя. он заходит в квартиру чонгука, чтобы увидеть своего младшего братца, спящего на диване, развалившегося поперёк диванных подушек, лежащего на животе. он с любовью улыбается: чонгук продолжает спать на диване какое-то время. телевизор ещё включён, поэтому он подходит, чтобы выключить его. его младший брат недавно стал испытывать отвращение спать с другими людьми, хоть помладше он прижимался к чонхёну. как только он идёт к кофейному столику, то что-то замечает – точнее, кого-то, - на полу. голова с пепельными волосами. он спит на полу, на одеялах и диванных подушках. одна рука на груди, другая протянута к дивану. прямо в ту сторону, где безвольно свисает рука чонгука. их пальцы едва касаются, но выглядит так, как будто перед сном они легко касались друг друга. чонхён оставляет их наедине и ставит завтрак, который он купил для чонгука, на кухонную стойку. уходя, он закрывает дверь. делает в голове пометку отточить навыки запугивания. он не видел такую улыбку у спящего чонгука, казалось, целую вечность. он хочет сохранить её хоть немного подольше. /