***
Утро началось не со вкусного завтрака, а с подгоревшей яичницы и отключенной горячей воды. Через несколько дней после знакомства с соседом бабушка засобиралась к другой своей знакомой, которая жила у черта на куличках, и поездка к ней по обыкновению занимала целых два дня: пока на электричке туда, потом посиделки и разговоры, дела и так же обратно. — Обязательно ешь, к моему приезду чтоб в холодильнике пусто было, — давала наставления бабушка, ласково гладя омегу по голове. Так и оказалось — кушать было нечего, разве что пара морковок и хлеб с маслом и сахаром. Все эти дни Льюис думал о Норане, ему даже такие сны стали сниться, что после он чувствовал себя в странно-возбужденном состоянии, и до сих пор у юноши тянет внизу живота. Несколько раз они пересекались на лестничной клетке, да омега ни одного слова вымолвить от позора не мог. Почему? Во-первых, споткнулся о банку с сигаретным пеплом, во-вторых, при элегантном, как он сам представлял, спуске по ступенькам подвернул ногу и чуть не пропахал носом площадку, в-третьих, по привычке назвал свой этаж, когда они вдвоем ехали в лифте — ну не дурак? А он только глупо хлопал ресницами и делал улыбку на грани оскала — по-другому не умеет. Сегодняшний день выступает вишенкой на торте, заключительной частью маленьких эпизодов позора. Сонный Льюис, в спешке собирающий сумку, ищет учебники по всей квартире, носки, чистит зубы в холоднючей воде и, даже не взглянув на себя в зеркало, выбегает из квартиры — опаздывает. — Подождите, — видит закрывающиеся створки кабины и просунутую между ними носок туфли. — Спасибо вам, — немного запыхавшись, произносит он. Внутри стоит Норан, как всегда, прекрасно выглядит: перекинутая через плечо сумка на длинном ремешке, раскрытый ворот кожанки, лукавый прищур и блестящий хвост. — Не за что, — Норан нажимает на кнопку с цифрой один и заинтересованно осматривает Льюиса. Собственно, этим он занимался каждый раз, как только в поле зрения ему попадался сосед. Забавное и довольно умилительное зрелище. — Я не настолько старый, мне даже двадцати пяти нет, так что привет, — отливающий красным цветом хвост как-то даже игриво качается из стороны в сторону. Юноша отметает мысли о том, что ему это не кажется, заправляет несуществующую прядку, выпавшую из-за уха, слегка прищипывает его кончик за короткие волоски и, когда понимает, что ему все не снится, проявляет хоть какую-то реакцию. А то Норан что-то немного беспокоится, замечая отстраненный вид соседа. — Угу, — смутившись, отвечает омежка. — На учебу? — интересуется альфа. Льюис молча кивает. — А разве там принято в халатах и тапочках ходить? — сдерживая смех, Норан прихватывает цветастый рукав, поверх которого надет пиджак, и с какой-то нежностью проводит пальцами по внутренней части руки вниз, до ладони. С Льюиса тут же слетает вся сонливость, и он покрывается пятнами от щек до шеи. Из-за вида почти что смеющегося над ним объекта обожания резко перекрывает кислород. Юноша с трясущимися губами и подступающими слезами начинает расстегивать пуговицы и упирается головой в стенку, прикрывая глаза, — вот-вот заплачет. Это ж надо умудриться. Крылья носа расширяются, с жадностью вдыхая воздух, в котором повис аромат жгучего перца — вдруг захотелось чихнуть. Тут Люьис неожиданно понимает, что у него повысилась чувствительность. Он ощущает усиливающуюся боль в паху и влагу между ягодиц, вместе с головокружением. «Что со мной?.. — ему становится жарко и душно, словно он простудился и с высокой температурой зашел в метро в час пик. Такого раньше не было, Льюис пугается и не знает, что делать, особенно оставшись наедине с альфой в замкнутом пространстве с повышенной активностью стен — то расширяются, то сужаются, а лицо Норана и вовсе приближается, но отдаляться не спешит. — Как стра-а-нно! Его глаза удивительны», — кажется, там целый космос: синяя поверхность Нептуна и потоки желтого звездопада. Омега слишком часто и прерывисто дышит, не в силах контролировать свое состояние. В ушах шумит, во рту пересохло, ослабшие ноги покалывает, словно он их отлежал. Хочется и свернуться в комочек в углу, и прижаться к мужчине — Льюис никогда не позволял себе такого, так что на данный момент он совершенно не понимает, что с ним происходит. — Мне плохо и… — юноша всхлипывает, — и страшно, — коленки подгибаются, и стоять нет сил. — Льюис, — альфа заботливо подхватывает подмышки съезжающего по стеночке омегу и прижимает к своей груди, всматриваясь в его лицо. — Малыш, — вырывается у него, впрочем, так ему хотелось назвать его с самого начала общения, — посмотри на меня, слышишь? — Норан немного наклоняется к юноше и улавливает нотки горького апельсина и имбиря, слишком резкие, каких раньше не было. — Не переживай, просто ты становишься настоящей омегой, это хорошо и значит, что ты сможешь родить детишек и обзавестись семьей. Для твоего возраста это нормально, понимаешь? — одна рука на пояснице, вторая — на затылке, мягко придерживает голову и поглаживает большим пальцем. Норану нравится видеть зардевшегося и неловкого Льюиса, особенно приятно знать, что он таким становится, стоит ему только появиться рядом. Когда юноша потирает шею или трет нос, неосознанно расправляет плечи и пушит шерстку, чтобы казаться красивее, у него возникает желание приласкать омегу, пропустить между пальцев прядки светлых волос и укусить за ухо, пометить его. Юноша тяжело выдыхает, прикусывая нижнюю губу, как будто сдерживая порыв что-то сказать, но не выдерживает и прикладывает ладошку к щеке мужчины, смотря на него из-под полуприкрытых век, и видна лишь кромка серой радужки и расширившийся зрачок: — У тебя такие красивые уши… — со слишком влюбленным взглядом произносит то, что давно хотел сказать. Как омеголог*, Норан знает, что такое течка, все ее признаки и как она проходит, поэтому ему стоит поскорее отправить Льюиса домой и по возможности напичкать слабыми лекарствами, однако это крайне нежелательно делать в первую течку, особенно с тем, у кого есть истинная пара — сам Норан. Догадался он до этого еще в тот день, когда они втроем с покупками поднимались в лифте. Стоило бы сразу поговорить о том, что истинность пар не зависит от их возраста или социальных слоев с бабушкой Льюиса, объяснить ей все и потихоньку начать сближаться с юношей, однако Норан хотел дать омеге привыкнуть к его обществу. Вот только молодой организм омеги слишком остро среагировал на своего альфу…***
Сил сдерживаться больше нет, как и преград между ними, есть сильное возбуждение обоих и несколько слоев одежды, впрочем, от последнего легко избавиться. Норан захлопывает дверь в свою квартиру и, откидывая в сторону рюкзак Льюиса вместе со своим портфелем и обувь, спешит положить Льюиса на кровать. Тот льнет к Норану, то прижимается всем телом, то дрожит, робко покрывая поцелуями его щеки и уголки губ. Мужчина подается вперед, захватывает нижнюю губу, всасывает и покусывает ее, проникает языком между зубов и поглаживает им десны, нёбо, не закрывая глаза и смотря на подрагивающие ресницы омеги. — Малыш, — Норан целует нежную кожу щечек, шеи с пульсирующей венкой, трется носом в ямке между ключицами, отвлекается, чтобы подтолкнуть под поясницу Льюиса маленькую подушку, спускает брюки и трусы юноши, сжимая мягкую ягодицу и оставляя засос рядом с пупком. Омега выгибается, ерзает и скрещивает ноги, окольцовывая спину любимого. На ткани подушки образовывается темное пятно, Норан направляет головку члена в расширившийся даже без растяжки анус, чувствуя, как с первым толчком сокращается сфинктер омеги. — Теперь потерпи, — альфа медленно двигает бедрами, ускоряясь, когда Льюис перестает морщиться и глядит на него с мольбой продолжить. За окном бушует гроза, тяжело грохочет гром, отдаваясь эхом в небе, стучат по карнизу капли шуршащего дождя. Свет от промелькнувшей молнии в окне, позади Норана, на пару секунд будто бы обволакивает сиянием его фигуру. Он тянет вверх Льюиса, приподнимая его и теснее прижимаясь к нему, закидывает голову и издавая гортанный рык. Льюис кончает вместе с ним, оставляя жемчужные капли на животе. Норан практически накрывает собой хрупкую фигурку юноши, замирает и не сводит глаз с его лица: раскрасневшееся, на лбу прилипшие пряди вкусно пахнущих волос, двигающийся вниз-вверх кадык и капелька засохшей зубной пасты на подбородке. — Пожалуйста, — Льюис сглатывает, переводя дыхание, и рукой закрывает лицо, — не смотри… я не, ах-х, красивый, — Норан убирает «заслон», прижимает ладонь к постели, скрещивая между собой пальцы. — Не неси чушь, котенок, ты самый милый и самый застенчивый омега, — юноша рвано выдыхает и криво, но счастливо улыбается. — А еще очень неуклюжий, — слегка дует он в серое ушко и прикусывает, оставляя метку. По комнате гуляет холодный осенний ветер, пришедший из открытой форточки, Льюис жмется к своему альфе, довольно урча. Уже лежа под теплым одеялом, они сплетают свои хвосты, и Норан думает, что не зря переехал сюда: здесь он нашел свое маленькое счастье.