Неловкий момент

      Полковник Рогозина еще раз просмотрела резюме и подняла взгляд на претендентку. Чтиво было, безусловно, интересное – практически роман, если к датам и названиям добавить немножко подробностей. Татьяна Михайловна Анисимова, возрастом несколько старше сорока, родом была из Львова, где окончила музыкальное училище. Потом, очевидно, перебралась в Москву, где поступила в «гнесинку», вышла замуж. После работала то там, то здесь художественным руководителем. В девяностые, когда спрос на худруков явно был не очень, резко сменила профиль – курсы то секретаря-референта, то кадровика, то бухгалтера. Снова работала то там, то тут, меняя место каждые три-четыре года, иногда по причине ликвидации предприятия, но чаще, как призналась сама Анисимова в ходе душевного собеседования, в поисках нового круга общения и, может быть, перспектив.       Внешность у Татьяны Михайловны была не менее интересной. Черное платье в лучших традициях Коко Шанель было дополнено ожерельями в несколько рядов, браслетами и брошкой в виде цветка. На лице в первую очередь в глаза бросались губы, накрашенные помадой вишневого цвета; глаза были подчеркнуты тонкой черной подводкой; брови выщипаны в ниточку и подведены черным карандашом. Прическа – высокий пучок – была бы самой консервативной частью образа Анисимовой, если бы не цвет волос – черные с темно-красными прядями. Хотя больше всего Галину Николаевну поражала деталь, которой она сейчас не видела под столом – колготки с рисунком из красных роз. Забыть их было невозможно.       Самым удивительным было то, что если немного привыкнуть, Татьяна Михайловна совершенно не смотрелась вульгарно. Ярко, немного необычно, привлекая внимание – но не переступая тонкой грани дурного вкуса. Поразительное чутье, практически искусство, которым владеют очень и очень немногие женщины.       Рекомендации с предыдущих мест работы были сплошь замечательные: ответственная, доброжелательная, душа коллектива, прекрасно справляющаяся со служебными обязанностями…. Еще больше веса им придавало слово одного большого чина. Когда Рогозина, что называется, «в курилке» посетовала на текучку кадров на должности секретаря-референта – после Семенчук мало кто выдерживал больше полугода, при том что обычно на «воспитание» очередной молодой сотрудницы уходило около месяца – ей ответили, что, мол, есть кое-кто на примете. Однако образ, нарисовавшийся в голове, был несколько строже, чем звенящая многочисленными браслетами и ожерельями реальность.       – Ну что ж, Татьяна Михайловна… – Рогозина выдержала паузу. Анисимова смотрела прямо, заинтересовано, не кокетничая – «Просто Таня, пожалуйста». Полковник вздохнула. Текучка была действительно ужасной. Последняя секретарша собралась замуж, написала заявление на увольнение вместе с заявлением на отпуск – не желая задержаться даже на положенную пару недель. И замена нужна была срочно, желательно с опытом работы и пониманием специфики учреждения. Ну, подумаешь – колготки цветные. – Когда вы можете приступить к своим обязанностям?       Майор Лисицын привык, приходя в ФЭС, видеть на ресепшене молодую особу лет двадцати-двадцати пяти. Правда, после Аллочки порою не успеешь даже имени запомнить – а опять новенькая Маша-Катя-Аня. Все как на подбор – молодые, стройные, симпатичные. Нет, любил-то майор жену-красавицу, не менее молодую, не менее стройную. Но работа отдельно, личная жизнь – отдельно. Ну, просто приятно, когда придешь в контору – а тебя встречает улыбающаяся девушка. Должно же быть в такой работе хоть что-то приятное.       Этим утром дежурная улыбка была в наличии, а вот молодость… Нынче на ресепшене хозяйничала… дама… сложноопределяемого возраста. Чем-то она Константину Львовичу напоминала одну свидетельницу в деле о двойном убийстве и самоубийстве на одном… как же ж у них это называлось… перфомансе о смерти. Жутко болтливая, эмоциональная, разнаряженная как попугай, разукрашенная… Нет, дама на ресепшене совсем такой же не была, но… что-то было в ней… похожее.       – Здрасьте, – бросил он, подойдя и пододвинув к себе журнал, чтобы отметиться.       – Доброе утро… – отозвалась дама, но через секунду почему-то повторила настойчивее: – Доброе утро, говорю!       – А? Так я ж поздоровался, – поднял взгляд сбитый с толку майор и уперся в бейджик с именем: Татьяна Михайловна Анисимова.       – Ну да, – ничуть не смутилась та, – но утро же доброе! Или не доброе?       – Нормальное утро, – пожал плечами мужчина и наконец-то расписался в журнале. – Обычное.       – А должно быть доброе, – наставительным тоном изрекла Татьяна Михайловна, как лозунг выдала; развернула журнал к себе и прочитала, разбирая почерк: – Ли-си-цын… – затем посмотрела на мужчину, видимо, предлагая представиться полностью. Ну, пожалуйста.       – Майор Лисицын, Константин Львович, – он даже корочку автоматически предъявил.       – Оч-чень приятно, Костенька, – еще шире разулыбалась мадам. – А я Татьяна. Новый секретарь, – даже ручку протянула, тыльной стороной вверх. Намекает, видите ли.       – Да, я уже понял, – вздохнул майор. А ручку просто пожал. Он мог, конечно, разыграть из себя галантного кавалера, но в этот раз как-то не тянуло – уж больно ошарашен был этим настойчивым «добрым утром». Какое же оно доброе, если жена четвертый день в командировке, а новое дело в ФЭС, как правило, начинается с нового трупа? Да еще этот резкий переход на уменьшительно-ласкательное «Костенька»…       – Жена-то как к вашей работе относится? Все хорошо в семье, спокойно? – спросила секретарь, вдруг повернув рукопожатие так, что рука мужчины с кольцом на безымянном пальце оказалась сверху. Ишь вы какая. И какое ваше дело?       – Да нормально все... нормально относится, – пожал Константин Львович плечами, высвобождая ладонь. – У нее у самой такая же. А что?       – Просто интересно, – успокаивающе замахала рукой Татьяна Михайловна. – Знаете, я сама была замужем за полковником. ФСБ.       – Да вы что? – протянул Лисицын и уточнил, по профессиональной привычке зацепившись за «была»: – Развелись?       – Овдовела, – немного театрально вздохнула мадам.       – Соболезную. – Константин решил, что пора бы вернуть разговор в рабочее русло: – Рогозина у себя?       – Нет, Галина Николаевна предупредила, что с утра будет в министерстве.       Ну, хоть полковника называет по имени-отчеству. Майор заметил, что Татьяна Михайловна намеревалась продолжить разговор, и собрался уже быстренько и не очень вежливо убраться в буфет подобру-поздорову, как его спас телефонный звонок.       – Да, Юленька? Да вот, только в контору приехал, – и прикрыв трубку ладонью, шепотом сообщил навострившей ушки женщине: – Жена.       И с чистой совестью оставил Татьяну Михайловну бдеть и скучать на ресепшене. Общения с подобными дамами ему хватало при опросе свидетелей, спасибо. Выдерживать такое еще и в конторе каждый день никаких нервов не хватит. А нервные клетки, между прочим, не восстанавливаются!       Вопли были слышны еще за дверями лифта, а уж когда тот открылся… Однако Татьяна Михайловна лишь бросила взгляд на новоприбывших, убедилась, что буянящий гражданин прибыл в сопровождении сотрудников и в наручниках, и вернулась к изучению своего маникюра. Надо к Люсеньке записаться. Гель-лак держится, конечно, хорошо, даже слишком – так что надоедает. Да и ногти отросли. И попросить сделать в этот раз не френч, а лунный…       – Во вторую допросную его, Сереж, – пропустила вперед напарника с сопротивляющимся «клиентом» капитан Соколова и, подойдя к стойке ресепшена, потянулась за ручкой.       – Щас мы его! – прорычал в ответ Майский. – Ну, пошел, пошел, чего кобенишься?!       – Сереженька, не забудьте потом отметиться! – окликнула его секретарь.       – Не волнуйтесь, Татьянмихална, как только, так сразу, – пропыхтел тот и скрылся с подозреваемым за поворотом коридора.       – Ох, Юленька, – вздохнула женщина, – и нервная у вас все-таки работа! И как ты вот здесь?.. Ведь и красавица, и умница, солнышко прямо – ну что ты в «гнесинку» не пошла? Помню, когда я там училась…       Соколова только улыбнулась, расписываясь в журнале. После многих лет пререканий с родителями лично ее эта тема уже не трогала, и капитан с олимпийским спокойствием относилась к разглагольствованиям секретаря о любимой альма-матер. Вообще за пару недель к Анисимовой попривыкли все, хотя женский состав все еще не мог удержаться от улыбок при виде очередных фиолетовых колготок или крупных цветочных сережек. Новый секретарь просто обожала цветы, и еще ни разу ее внешний вид не обошелся без них. Все привыкли и к Ванечкам, Сереженькам и прочим заинькам и лапочкам. Правда, Круглов вот при обращении «Коленька» как-то странно хмыкал себе в усы. И когда Татьяна Михайловна обратилась в подобном стиле к нагрянувшему генералу, у многих основательно пошатнулись устои и затрещали шаблоны. А генерал, кстати, нормально отнесся, у него даже ни один мускул на лице не дрогнул. Это потом уже Татьяна Михайловна рассказала всем, кто после подвернулся под руку, что генерал – давний друг ее покойного мужа.       Только, пожалуй, полковник оставалась у нее Галиной Николаевной. Хотя нет-нет, да проскакивало у нее то «Галочка Николаевна», то «Галиночка Николаевна». Обычно за глаза. Впрочем, одного движения брови ненароком слышавшей это Рогозиной было достаточно, чтобы подобные нежности вяли на корню – правда, ненадолго.       – Муж-то твой не против такой работы? – все не замолкала словоохотливая мадам.       – Ой, – отмахнулась Юля, – можно подумать, у него лучше! Да и был бы категорически против – не выходила бы за него.       – И что, – округлила всегда по обоим векам подведенные глаза – татуаж у нее, что ли, – Татьяна Михайловна, – совсем-совсем за тебя не волнуется?       – Ну, волноваться и не пускать на работу – это же немного разные вещи, – улыбнулась тепло Соколова, кокетливо поправила челку. – Волнуется, конечно…       – Уф, все, в допросной сидит, – подошел шумный как медведь Майский. – Пошли, Юлька, чайку попьем, с утра ничего не ел. А этот пусть помаринуется.       – А Рогозиной доложить? – попыталась состроить ответственность во плоти капитан.       – А Галиночка Николаевна сама на обед ушла буквально пять минут назад, – вмешалась Татьяна Михайловна. – Так что время у вас есть.       – О! – поднял указательный палец вверх Сергей. – Слыхала? Есть! Время есть… и будет есть. Люблю, когда все удачно складывается!       Соколова рассмеялась, но тут же, ойкнув, принялась выуживать из кармана затрезвонивший мобильник.       – Але? Костик, – нежно улыбнулась она невидимому собеседнику. – В офисе, а что? Что? Серьезно? Ты прямо угадал! Ладно-ладно, сейчас буду. Сереж, – сбросив вызов, обратилась она к майору, – прикроешь, а? Меня муж на обед приглашает.       – Ну, куда мне против законного мужа, – с деланным разочарованием развел Майский руками и тут же хитро подмигнул: – Не вопрос! – когда же напарница умчалась прочь, он другим глазом подмигнул Анисимовой: – А знаете, в чем секрет, Татьянмихална?       – В чем? – ожидаемо насторожилась та, хотя очевидно не понимала про какой именно секрет идет речь.       – В мужской, товарищеской и офицерской договоренности, - провозгласил майор и, не снисходя до объяснений, развернулся и двинулся в буфет.       – Татьяна Михайловна, ответ еще не приходил? – даже не дойдя до стойки, поинтересовалась Амелина.       – Нет, Ксюшенька, – улыбнулась та. – Я бы сразу тебе переслала.       – Да что ж такое-то? – расстроилась девушка. – Я же только их и жду. Чертова разница во времени…       – Так и шла бы домой, милая!       – Ну, не знаю…       Тут к ресепшену подошли явно собравшиеся отчалить Лисицын и Соколова, и Амелина досадливо поджала губы. Может, Татьяна Михайловна права, и ей тоже пойти? Ведь ничего особо не изменится, если она прочтет это письмо не сегодня, а завтра утром. Просто… просто очень не терпелось узнать ответ!       – Ты чего такая кислая, Оксан? – поинтересовалась Соколова, оставляя роспись в журнале.       – Да так… – качнула головой та. – А вы, значит, домой? В кои-то веки вместе уходите?       – Да, – Юля передала Косте ручку, – случаются в нашей жизни такие моменты. Ну, все, пока! До свидания, Татьяна Михайловна.       – Пока-пока.       – До свидания.       – Счастливо, – махнул Костя, взял Соколову под руку и повел на выход.       Но как только дверь лифта за ними закрылась, над Амелинским ухом прозвучало:       – Стыд-то какой!       – А? Что? – подскочила от неожиданности девушка. – Вы о чем?       – О Костеньке с Юленькой!       – И… что с ними не так?       – Ну как что?! – отчаянно вплеснула руками Анисимова. – Он же женат, а она замужем! И роман на работе… крутят! Сегодня в буфете я их видела, – сообщила она доверительным тоном, – и знаешь, сразу все было ясно и понятно. Это всегда видно, когда у людей отношения далеко не рабочие, поверь моему опыту, даже если они… ничего такого не делают. Сейчас вот под ручку ушли… Нет, Ксюшенька, я конечно понимаю – времена, нравы, все такое… Но здесь же – Федеральная экспертная служба! Вслушайся только – Федеральная! Не шарашкина контора какая-нибудь…       – Успокойтесь, Татьяна Михайловна! – наконец прорвалась сквозь поток слов Амелина. – Что вы так завелись-то? Все у Лисицына с Соколовой нормально. Он женат на ней, она – замужем за ним. Господи, неужели вам за целый месяц никто не сказал? – Оксана нервно захихикала. Конечно, коллеги все уже привыкли, сплетничать об этом спустя год после свадьбы было совсем не интересно, да и эти двое не выставляли свои отношения напоказ. Хотя и не шифровались особо. Было дело – занимались делом, каждый своим, как правило, по отдельности. Выдавалась свободная минутка вместе – могли и поворковать даже в стенах службы.       Но неужели до этого дня совсем-совсем ничего не намекнуло?       Секунд пять Анисимова смотрела на девушку круглыми глазами, а потом все с тем же возмущением выдала:       – А что ж Юленька фамилию мужа не взяла?! Стыдно должно быть, людей так в заблуждение вводить!