Сторибруковка

...Улыбающаяся Эмма сидела на подойнике и слушала, как за тонкой дощатой стенкой колхозного сарая сонно вздыхают спящие коровы. Над головой уже зажглись первые звезды, а из-за горизонта, игриво посверкивая острыми рожками, медленно выплывал тонкий серп месяца. Несмотря на то, что было еще лишь начало мая, ночь стояла удивительно теплая, уютная. В воздухе еще не звенели комары, и от этой умиротворяющей тишины вокруг губы сами собой растягивались в довольной усмешке. Хорошо было сидеть вот так, не думая ни о чем, глядя на стремительно разгорающиеся серебряные точки наверху. Засунув в рот травинку и поудобнее перехватив старое отцовское ружье, Эмма глубоко вдохнула запах коровьего навоза, который всегда действовал на нее умиротворяюще, и уже хотела было прикрыть глаза, чтоб покемарить часок, пока никто не видит, как вдруг резкий оклик заставил ее вздрогнуть, сбрасывая сладкую паутинку сна. — Лебедева! Ты шо тута? Спишь, окаянная? — над ней Немезидой возвышалась тень Регины Мельник — самой красивой и, к тому же, незамужней доярки во всей Сторибруковке. Ох, и ухлестывали же за этой разведенкой мужики, да вот только каждому она давала от ворот поворот. То есть нет, конечно, были у нее полюбовники, а то как же без этого, дело-то молодое, но замуж Регина ни за кого не шла. "Ишь, фифа! Гордая слишком стала!" — шипели бабы от зависти, когда Мельник, нарядившись в свое красивое белое платье в крупный красный горох, приходила в сельский клуб на танцы. Злились, за спиной кости ей перемывали, да сделать ничего не могли — не чета им была Регина. Как будто прекрасная роза вдруг выросла среди обычных желтых одуванчиков и, конечно же, уже оттого, что она роза, затмевала всех их вместе взятых. — Никак нет, товарищ майор! — бодро отрапортовала Эмма с ухмылкой, поднимаясь с земли и без надобности отряхивая свои, надо сказать, порядком засаленные, пузырящиеся на коленях армейские штаны. В солдаты она ушла пять лет назад не по своей воле, так уж сложилось, что мелкой соплей попала по уголовке за кражу, так что выбор был невелик — или колония для несовершеннолетних, или служба. Сначала было трудно, но потом втянулась и прослужила на границе целых пять лет, вернувшись в родную Сторибруковку совсем недавно, да так и осталась тут, на должности сторожа при колхозе. Старое отцовское ружьишко, оставшееся еще чуть ли не с дореволюционных времен, все ржавое и часто не дающее искры, конечно, и рядом не лежало с горячо любимым калашом, но Эмма все равно была рада заниматься тем, что умела лучше всего. И жизнь ее, в принципе, устраивала, все в колхозе к ней относились хорошо... Ну, почти все. Эмма уже отошла от испуга, вызванного неожиданностью, когда спросонья на нее накинулась Мельник, и теперь вновь острила. Она знала, что ужасно раздражает Регину, только не могла понять, почему. Ну, да, были у них как-то терки из-за местного парня, охотника, но так ведь то дело давнее, а кто прошлое помянет, тому глаз вон. — А шо энткая краля тут так поздно забыла? Уж, часом, не со свиданки ли крадешси? — сострила сторожиха. От ее слов Регину аж перекосило всю. Буркнув какое-то ругательство, женщина стремительно промчалась мимо веселящейся Эммы, оставив ту глядеть вслед ее быстро удаляющейся аппетитной пятой точке. Даже в серой хламиде, которую обычно носили доярки, после двух рабочих смен Мельник умудрялась выглядеть не просто красиво, а так, что даже у Лебедевой вставало все, что только могло встать, а что не могло, то усиленно пыталось. — Хороша-а-а... Черти б ее взяли! — сторожиха сплюнула в песок и вздохнула. Пошарила во внутреннем кармане брезентового плаща, нащупывая коробочку с махоркой. Двумя пальцами оторвала кусочек от лежавшей в том же кармане "Комсомольской правды", насыпала на бумажку порцию плохого табаку и любовно его разровняла, затем обслюнявила по краю и методично скатала цыгарку, завязав конец. Завершив ритуал в священном молчании, Лебедева засунула цыгарку в рот и, пару раз чиркнув спичкой, зажгла. Жадно затянувшись, она с наслаждением выпустила в темное небо облачко сизого дыма. Где-то за невидимой в ночи рекой коротко залаяла собака. Коровы за стенкой продолжали шумно дышать, изредка почесывая рога о стойло, они видели сны... Эмма неторопливо курила, с наслаждением втягивая в себя горький смолистый дым, и ни о чем не думала. Кончик ее цыгарки коротко вспыхивал в темноте красным огоньком. Эх, хорошо-то как весной в Сторибруковке... Хорошо...