POV Кайл Брофловски.
Яркие солнечные лучи нагло просачивались сквозь шторы, разливаясь по всей комнате теплым светом, приятно грея кожу и болезненно ослепляя, вызывая невероятное желание уткнуться носом в подушку и поспать еще хотя бы пару минут. Увы, именно этот невыносимый удар по глазам и означал то, что пора вставать, и уснуть снова уже никак не получится. На календаре не написано ничего ни про субботу, ни про воскресенье, и сегодня не начинались каникулы, и я бы подумал, что сегодня очередной школьный день, если бы никому из наших учителей не пришло в голову сделать его наоборот. Эта традиция жила с нами с первого класса, и, признаюсь, она вносила разнообразие в череду скучных будних дней; несмотря на глупость и нелепость, все почему-то соблюдали ее. Мальчики в девчачьих нарядах, с бантами, еле повязанных на коротких волосах, с синяками на ногах и под глазами, и девочки в комбинезонах и кепках, не умеющие пользоваться даже рогаткой или делать самолетики из бумаги — если это не вызывало искренний смех, то хотя бы ухмылку на лицах. С течением времени мой наряд не успел измениться — с четвертого класса по сегодняшний день это было легкое платье на бретельках, некогда большое мне. Правда, этим утром оно вдруг оказалось мне впору, как выразилась мама. Немного потертое и слегка выцветшее платье наконец-то перестало постоянно путаться под ногами, а его подол болтался где-то чуть ниже колен. Будь моя талия чуть уже, а плечи миниатюрнее — девочки бы обзавидовались и умоляли бы меня отдать им это старое несчастное платье с таким замечательным фасоном. Ещё в четвёртом классе это платье надежно прятало за собой даже мои ступни, а сейчас из-под него торчали длинные худые ноги и острые коленки. Отражение в зеркале четко давало понять — как же глупо и смешно ты выглядишь в этом девчачьем наряде, Кайл Брофловски! Но именно эта мысль и заставила меня улыбнуться. Утренняя рутина даже в день наоборот не представляла собой ничего необычного — когда мои зубы были начищены, наряд надет, портфель собрал, а желудок полон, я обулся и бросился на остановку в предвкушении увидеть наряды своих друзей. Обычно они не отличались разнообразием и смотрелись на них так же нелепо, как и на мне, но почему-то это зрелище всегда веселило нас. Было дело, когда мы переодевались в костюмы девочек из класса, и это было настоящее шоу — перед ними представали живые карикатуры на них самих, ужасно раздражающие, но зато правдивые. К тому же, это невероятно веселило мальчиков; после этого девочки, пожалуй, перестали обожать этот праздник и ждали его теперь с меньшим трепетом. Я посмотрел вдаль — судя по трем темным силуэтам, все ждали только меня. Ускорив шаг, я двинулся вперед с неудержимым желанием броситься навстречу друзьям, пока вскоре не настиг их, оказавшись там, где я бывал каждое утро с понедельника по субботу — на автобусной остановке. — Привет, ребят, — по привычке произнес я, и тут же мои слова застряли у меня в горле. Мои одноклассники с недоверием оглядели меня, будто видели в этом наряде первый раз в своей жизни — я оглядел их с тем же подозрением, которое они подарили мне. Ни длинных платьев, ни дурацких ленточек; все стояли, как вкопанные, в своих обычных куртках и штанах. — Что это за хрень? — раздраженно бросил я. — Сегодня же день наоборот, вы забыли? Сегодня все мальчики переодеваются в девочек! — Вообще-то мы еще в девятом классе все решили, что это ужасно тупо, — с серьезным лицом ответил на мой вопрос Стэн, чем вызвал у меня еще большую бурю негодования. — Девочки и так могут абсолютно спокойно носить брюки, джинсы и штаны, зачем мы тогда будем позориться и надевать юбки и платья? — Почему я слышу об этом в первый раз, Стэн?! — Ты же болел в прошлом году. — Да, но можно же было меня предупредить, чтобы я не выглядел и не чувствовал себя сейчас так глупо? — Я подумал, ты сам догадаешься, — Марш пожал плечами. — Кстати, Кенни тоже переоделся. Может быть, тебе будет не так одиноко. Я перевел взгляд со Стэна на Кенни — и ничто меня не удивило в том, что я увидел. Что еще можно ожидать от Кенни в день, когда можно переодеться в девочку, и никто тебе ничего не скажет, кроме дешевого сексуального костюма? На этот раз им оказался халат медсестры и процедурная маска — очень оригинально, Маккормик! — Господи, да это же Кенни, у него всегда были с этим какие-то проблемы, — возмущенно пробормотал я, стараясь не привлечь внимание сексуальной медсестрички. — Он бы так и в Хэллоуин вырядился. Может, мне пойти переодеться, чтобы не позориться? Прежде чем Марш успел что-то мне ответить, мое внимание привлек тихий едва сдерживаемый смех, словно кто-то смеется себе в руку за спиной у моих друзей. Я уже не слышал ничьих слов, полностью сконцентрировав весь свой гнев, негодование и презрение на одном лишь человеке, который не давал мне спокойно жить чуть ли не с самого начала. Человек, который преследовал меня в детском саду, в школе, и с которым мне не посчастливилось дружить, если наши отношения можно было так назвать. Он стоял, отворачиваясь и тихо хихикая себе в перчатку, снова и снова заливаясь хриплым смехом, стоило ему только повернуться и посмотреть в мою сторону. Смотреть ему в глаза и взывать к состраданию (или хотя бы пониманию) было абсолютно бессмысленно — вся ситуация только забавляла его, и подобное повторялось вновь и вновь, из года в год, лишь менялись инциденты. Удивительно, но он всегда выходил победителем из каждой истории, какая бы ни приключалась с нами — и мне ужасно трудно поверить в это до сих пор, хотя что-то внутри меня настойчиво твердит уже очень давно: «не связывайся с Эриком Картманом». Но я не мог просто стоять и смотреть, как надо мной потешается человек, перед которым я меньше всего хотел предстать в таком виде в одиночестве. Я бросился навстречу Картману, поддавшись своей ненависти — такое происходило уже не впервые. Тот лишь бесконтрольно рассмеялся, абсолютно не стесняясь моего присутствия; еще несколько лет назад я бы с легкостью сшиб его с ног сразу же, но сейчас это стало практически невозможно. Никогда бы не подумал, что жиртрест вымахает выше нас всех! Лишь в порывах безудержного негодования я рвался в драку, которой было не суждено случиться. И даже сейчас, когда кровь в моих венах вновь закипела от злобы, я не остановился. — Господи, Ка-а-айл, не смеши меня еще сильнее, — едва переводя дух и смахивая слезы с красного лица, бросил мне Картман. — Какого черта, жиртрест?! — крикнул ему я, вцепившись в ту же самую красную куртку, которую я лицезрел в течение всех лет, которые мы проводили вместе. — А что, Кайл? Это ведь не я тебя не предупредил. Кстати, тебе идет, — еще более истеричный смех последовал за этими словами. Едва я замахнулся на одноклассника, Картман ловко схватил меня за руку — клянусь, если бы не рост, я бы смог вырваться в любой момент! — Мог хотя бы снисходительно промолчать. — Не припомню, чтобы я хоть раз в своей жизни так делал, — ухмыльнулся Эрик, болезненно стискивая в руке мое запястье. Наверное, худшее, что произошло с ним за последние годы — это половое созревание. — Блин, Картман, отпусти его уже, — вмешался Стэн. — Извини, Кайл, я как-то не подумал. — Стэн, я уже напялил на себя это дурацкое платье, — вздохнул я, вырывая руку из ослабшей ладони Картмана. — Я, наверное, быстро переоденусь… — Ой, смотрите, автобус едет, — вновь раздался голос Эрика, срывающийся на смех. Уже развернувшись в сторону дома, чтобы поскорее стянуть с себя этот глупый наряд, который пришелся так некстати, я услышал долгий гудок за спиной. Подумав буквально несколько секунд, как поступить лучше, я нехотя повернулся обратно к остановке и шагнул в автобус, не в силах поверить самому себе — как можно было так опозориться? — Брофловски, морда жидовская, давай пошевеливайся там, — позади меня раздался голос Картмана, а вслед за ним — громкий шлепок и жгучая боль в ягодице. Гордость не позволила мне оставить этот поступок безнаказанным — я уже приготовился вытолкнуть одноклассника из автобуса прямо на снег, при особой удаче тем самым сломав ему хотя бы руку. Один резкий рывок — и Картман схватил меня сзади, подняв над землей, точно жених невесту в день свадьбы; я затрепыхался в тщетной попытке выбраться из цепкой хватки. — Эй, мужики! Зацените наряд Брофловски! — крикнул он, мгновенно привлекши внимание всего автобуса. — Жиртрест, пусти меня! — со злости я был готов вцепиться ногтями в его лицо; вместо этого я лишь занес руку и с громким хлопком дал однокласснику пощечину. Картман, явно не ожидая такого действия, пошатнулся и схватился за поручень, выронив меня, но продолжая держать одной рукой за талию — далее вырваться не представляло труда. Насмешливый взгляд Эрика преследовал меня прямо до сиденья; одноклассники перешептывались и тихо посмеивались. — Не переживай, Кайл, — попытался успокоить меня Стэн, сидевший рядом. — Я не понимаю, за что мне это, Стэн, — тяжелый вздох вырвался из моей груди. — Уже столько лет прошло, а он не может успокоиться. Он все время издевается надо мной и делает все наперекор мне, делает все, чтобы победить. Может быть, ты мне объяснишь, что с ним не так? — Чувак, это Картман. Он поступает со всеми одинаково мерзко. — А вот и нет, Стэн. Подумай сам — он ненавидит меня больше всех остальных; даже если он делает что-то, чтобы помочь мне, он делает это ради того, чтобы продолжить подымать меня на смех. Будто ему это нравится. Но я ведь не Баттерс, чтобы постоянно разыгрывать меня из-за моей наивности. С каждым разом он придумывает что-то еще более изощренное, чем в прошлый раз, и он постоянно выходит победителем! Зачем столько усилий, Стэн? На что ему сдался именно я?! — Кайл, успокойся, — Марш положил руку мне на плечо, стараясь утихомирить — его взволнованный голос смог унять меня на какое-то время. — Знаешь, таких придурков, как он, очень много. Но это не повод так психовать. Просто не обращай на него внимания, и ему это надоест. — Ох, Стэн, я очень надеюсь, что ты прав, — я устало откинулся на сиденье, бросив злобный взгляд в сторону Картмана, который, казалось бы, смотрел на меня в упор все это время. Нечто жуткое плескалось в его зрачках, нечто, похожее на одержимость; глубина и прозрачность его светлых глаз пугала и запутывала. Мое отражение слабо сверкало на поверхности оконного стекла автобуса. Мозг отказывался оправдывать и искать объяснения невыносимым поступкам Картмана, но я продолжал думать об этом, даже если не хотел, даже если ощущал на себе этот пронзающий взгляд, полный внимания и влечения. Порой мне казалось, что будь его воля, Эрик сожрал бы меня целиком, но его «голод» имел другую природу — я был в этом полностью уверен.***
Громкий звонок в коридоре пронзительно затрещал, знаменуя конец урока; минут пятнадцать я смогу отдохнуть от сдавленных смешков за своей спиной — их я слышал на протяжении всего учебного дня. Перед тем, как покинуть класс, я оглядел одноклассников — как я и думал (и на что надеялся), комментарии по поводу моего платья стихли на какое-то время, а смех перестал раздаваться. Разве что Кенни, ужасно раздосадованный полным отсутствием внимания к своей персоне, подошел ко мне и пробормотал сквозь процедурную маску нечто вроде «повезло тебе» — я лишь усмехнулся; как бы мы оба были счастливы, если бы весь ажиотаж был вызван Кенни, а не мной! Мы вместе вышли на перемену, задавшись важным вопросом, что сегодня подадут на ланч. Спустя какое-то время я начал даже забывать, что я выгляжу, мягко говоря, несуразно, — подумаешь, какой-то мальчик переоделся девочкой! — и даже смог расслабиться и не думать о том, что мой внешний вид будут обсуждать еще не один урок. Но на всякий случай я старался проводить время на переменах вдали от одноклассников — мое самолюбие не позволяло мне появляться в настолько людных местах в таком виде, да еще и позорить этим друзей. За мной захлопнулась дверь туалета для мальчиков — как ни странно, на переменах он пустовал, а вот на уроках он буквально кишел любителями скоротать время или откосить от самостоятельной работы. Надписи, оставленные на стенках кабинок перманентным маркером, лаконично рассказывали истории самых разных людей. — Эй, еврейская потаскуха, — внезапно раздался позади меня до боли знакомый голос, — так и не успела переодеться? Смена до утра затянулась? Я уже было открыл рот, чтобы оспорить такое оскорбительное высказывание в мою сторону, но тут же слова Стэна пришли мне в голову: «просто не обращай на него внимания». Это давалось мне почти с непосильным трудом — желание наброситься на Картмана и заткнуть его одолевало меня. — Ого, наша шлюха принимает заказы, — самодовольно усмехнулся Эрик, — ведь молчание — знак согласия, верно? С каждым произнесенным словом мое терпение истончалось, словно кто-то убивает мои нервные клетки одну за другой. Но я молчал, не зная, поможет это или нет, сохраняя надежду на то, что мое безразличие и будет ключом к решению этой проблемы, которая преследовала меня еще с детских лет. — Ка-а-айл, а ты возьмешь у меня в рот? Будет удобно, потому что на сей раз принцесса без помады… — Заткнись, жиртрест, — злобно прошипел я, так и не сумев удержать себя в руках. — Мне осточертели твои выходки и то, что ты там рассказываешь одноклассникам за спиной. Тебе все равно никто не верит, так что ты зря стараешься, пытаясь заодно вывести меня из себя. Что я такого сделал тебе? Чего ты так ко мне прицепился? — Я не цеплялся, я просто не против дешевого секса с симпатичной шлюхой. Редко встретишь шмару, которая берет мало, да еще и лицом удалась! — Замолкни, скотина, — я старался пропускать мимо ушей все, что он говорил. Громкий щелчок двери заставил меня вздрогнуть — я огляделся и не увидел никого рядом. Видимо, Картману действительно надоело трепать жертву, которая перестала реагировать на его провокации. Вздох облегчения вырвался из моих легких. Зеркало, отражающее одного меня, и прохладная вода из-под старого крана, ударившая по моим ладоням, сделали свое дело — я наконец почувствовал себя в безопасности. Импульсивный ребенок, такой, как я, никогда не мог спокойно выслушивать бредни Картмана — каждый раз меня превозмогал порыв продемонстрировать ему, насколько глупы и низки его попытки самоутвердиться. Но даже в те редкие случаи, когда мне удавалось одолеть его в споре, он никогда не останавливался, словно он жил, постоянно подставляя мне ногу. Мне до сих пор сложно понять это удовольствие, приходящее вместе с гневом или досадой друга — Картман же упивался этим чувством. Ни к кому он не проявлял такого пристального внимания, как ко мне, и никто никогда не дарил мне таких неотрывных взглядов. Никто никогда не забирался ко мне на задний двор по ночам, и уж тем более, не вскрывал замки на окнах, чтобы забраться в комнату. Да, чаще всего мне казалось, что Эрик просто вставляет мне палки в колеса, — неясно, за что и почему. Возможно, из-за моей национальности, внешности, семьи, но разве это настолько важно даже для такого человека, как Эрик Картман? Я оставлял при себе другую версию событий, которую не озвучивал при друзьях, и которую зачастую выгонял прочь из моей головы — но она крепко засела у меня под черепом. Насколько правдоподобна была теория о том, что Эрик Картман попросту влюбился? Она была так же логична и обоснованна, как и все его выходки, но отрицать ее было невозможно. Посреди ночи меня иногда будил его силуэт, а следующим вечером я уже покупал жалюзи, которые пропадали в тот же день. Надежда на то, что все его эскапады прекратятся тогда, когда он найдет иной способ притянуть к себе внимание, ушла еще до перехода в старшие классы. Никто никогда не ставил под вопрос тот факт, что Картман чертовски умен и дьявольски хитер настолько, что его боялась почти вся школа — не боялся его лишь тот, кто не знал его. И, пожалуй, я. Какого бы зла ни желал мне Эрик, он вытаскивал меня из любой передряги, даже если сам затянул меня в нее. Парадоксально, но его защита оберегала меня даже тогда, когда он пытался меня убить. И даже сейчас, когда ручка двери предательски не двинулась под моей ладонью, я не сомневался — он не причинит мне вреда. — Твою же мать. — Кайл, а тебя оплатить сразу на два часа вперед, или отдать деньги уже непосредственно после? — тень Картмана, упавшая на меня, накрыла меня полностью. — Черт возьми, Картман, это было чересчур предсказуемо и неумно с твоей стороны, — я потянулся к щеколде, но тут же его пальцы крепко схватили меня за предплечье. — Не так быстро, Кайл. Если это было предсказуемо, чего ты не вышел сразу? Денег хочется, да? — Отпусти меня, Картман. Говорю тебе по-хорошему. И сотри эту надменную улыбку с лица. — А что мне может сделать хрупкая еврейка из воспитанной семьи, вставшая на путь разврата? С глумливой физиономией Эрик крепко схватил меня за щеку и потрепал, как ребенка — это стало последней каплей. Я резко оттолкнул его и сделал попытку отодвинуть щеколду, но ответом мне стал резкий толчок в бок — я врезался в стену. Удар оказался безболезненным, но путь к двери теперь оказался отрезан. Надо мной, как над беспомощной жертвой, навис Эрик. — Слушай, авансом я заплатил тебе терпением. Сейчас оно кончилось. Обобрал ты меня до нитки, Кайл. Я поднял голову и бесстрашно посмотрел ему в глаза — былой огонек задора погас, но ненадолго. «Сейчас он меня ударит», — пролетело у меня в голове. Но вместо этого он лишь придавил меня плотнее к стене, прижавшись как можно ближе к моему телу. Я нервно дернулся, желая моментально отпрянуть — но бежать было некуда. Картман схватил меня за шею, требовательно повернув мою голову в свою сторону — его прикосновения взбудоражили мое сознание. Живот свело от незнакомого ранее оцепенения — я не подозревал, что пустота может наполнять, и уж тем более, дарить такое сладкое пьянящее чувство. В какой-то момент мне даже стало наплевать на то, какие пакости устраивал Картман — никто до этого не дарил мне подобного. Его лицо сверху меня, его властный холодный взгляд, высокомерная ухмылка победителя — захотелось ощутить его горячие тонкие губы на своих, полностью и беззаветно отдаться ему. Красная краска разлилась по моей коже, я загорался изнутри, зрачки расширились от неожиданного удовольствия. Я не мог не заметить этого ни сейчас, ни раньше — Картман обладал львиной долей харизмы, а то, что он делал, сводило меня с ума. Кровь стучала по венам, а в трусах стало гораздо меньше места — это не могло остаться без внимания Эрика. — Знаешь, Кайл, плюс того, что у тебя есть член, это то, что ты не сможешь имитировать. Все сразу понятно, — усмехнулся Картман, медленно задрав подол платья — его ладонь скользнула по оголенной коже, остановившись на бедрах. Из моего рта вырвался тихий истомленный стон, я мечтательно прикрыл глаза, наслаждаясь давно желанными прикосновениями — Картман откровенно лапал меня. Его рука плавно двигалась под платьем — пальцы приятно впились в ягодицу, вырывая из меня еще один протяжный стон, потом двинулась выше, поглаживая талию. Осознав, что ему нечего опасаться, Картман присоединил вторую руку, задрав платье кверху, любуясь моими бедрами. — Знаешь, Кайл, я где-то слышал, что девушки с такими широкими, округлыми и аппетитными бедрами падки на анальный секс, — я заметил, как легкий румянец появился на его довольной физиономии. У меня больше не было желания сопротивляться или огрызаться — я обмяк под его руками, прижимаясь к нему лишь сильнее. Его мерзкие фразы и грязные слова, которыми он меня называл, только сильнее заводили. Ладони скользили по моему телу, исследуя каждый миллиметр моей кожи — порой Картман останавливался, чтобы ущипнуть меня, заставляя в очередной раз вздрогнуть и застонать. И, господи, каждое прикосновение отзывалось чем-то сладким внизу живота — это невыносимое чувство заполнило меня целиком. Я перестал давать себе отчет в действиях — даже когда в дверь кто-то постучал, ответом ему стал лишь долгий стон. Когда рука двинулась к внутренней стороне бедер, ласково поглаживая нежную кожу, я резко открыл глаза. В моей голове царил медленно рассеивающийся туман, голова кружилась от резкого выброса дофамина в кровь. Что у нас следующим уроком? Химия или биология? И когда уже прозвенит звонок? А, неважно — Эрик Картман лапает меня в мужском туалете! Но едва он коснулся моей промежности, я резко оттолкнул его, сам не зная, специально или случайно я это сделал. Эрик отшатнулся, не ожидав такой бурной реакции. — Брофловски, ты чего, опух? Шлюха захотела поиграть в недотрогу? — оправившись от удивления, Эрик вновь приблизился ко мне. — Как лапать его, так он стонет во все горло, а как все доходит до самого дела, так сразу «не трогай меня, отойди, отвали». Обижаешь, Кайл! Можно подумать, тебе не понравилось. Я с трудом перевел дух и подбежал к зеркалу. Весь красный и растрепанный, я спешно приводил себя в порядок — вернул спавшую бретельку на платье на место, смочил лицо холодной водой и руками уложил волосы. — Торопишься к очередному клиенту? — хмыкнул в стороне Картман. — Заткнись, тупая ты скотина, и не смей даже приближаться ко мне после этого, — я схватил портфель с пола и ткнул одноклассника в грудь указательным пальцем, удерживая его хоть на каком-то расстоянии от себя. — Как ты смел такое со мной сделать?! Мерзкий извращенец! — Ну, я по крайней мере не отдаюсь мужикам в туалетах за бесценок, — Эрик пожал плечами и издевательски усмехнулся. — Да пошел ты. — Глупый, несносный жид, тебе ведь так понравилось. Слышал бы ты, как ты орал от наслаждения!.. — начал Картман, но его словам было суждено остаться без ответа — я выскочил из туалета и понесся в класс, оставляя его в одиночестве. Звонок спас меня — я в смятении начал готовиться к уроку, надеясь, что учеба позволит мне отвлечься от мыслей о произошедшем.***
Я сидел за партой, уткнувшись взглядом в тетрадь, абсолютно не обращая внимания на урок, лишь тупо записывая под диктовку термины и определения. В голове раз за разом возникала картинка того, что случилось всего каких-то десять или пятнадцать минут назад. Я не мог думать ни о чем другом. Единственное, на что я отвлекся, был Эрик, вошедший в класс гораздо позже, чем это сделал я. Он безразлично выслушал замечание по поводу опоздания, и сел на свое привычное место — прямо за мной. Мои глаза закрылись сами собой, а по телу прошла неприятная дрожь — господи, только не это. Еще не хватало, чтобы этот придурок начал вытворять что-нибудь прямо на уроке на глазах у всех одноклассников. В мою спину врезался маленький скомканный кусок бумаги в клеточку — я сразу же повернулся назад и зло посмотрел на Картмана. — Чего тебе, жидяра? Это не я, — раздраженно шепнул тот. Я отвернулся, оставив листочек нетронутым. Еще бы я стал поддаваться на провокации Эрика после того, что он сделал со мной в туалете! Урок все шел, минута ускользала одна за другой, казалось, что череда незнакомых ранее терминов тянется бесконечно. Но я оставил зубрежку на потом, и полностью погрузился в размышления. Несомненно, Картман был прав. И это не первый раз, когда я мысленно соглашался с этим. Мне не нравилось то, что он делал — я тащился от его действий. Я с трудом мог заставить себя не прокручивать в голове сцены того, как он прижимает меня к стене, лезет под платье, гладит бедра. Я топил эти мысли под одним-единственным утверждением: «Я ненавижу Эрика Картмана». Но оно было настолько слабое и неаргументированное, что я порой с ужасом задумывался — а могу ли я доверять самому себе? Даже несмотря на все те дни, когда он портил мне жизнь, он оставался моим другом. Я общался с ним после того, как он обманывал и предавал меня, хотя моя гордость никогда не позволила бы мне терпеть такое обращение, будь это кто-то другой. Эрик Картман — из-за одного этого имени у меня сводило конечности. Ужаснее всего было то, что я не мог разобрать, из-за чего — из-за ненависти или чего-то другого? Я боялся назвать то, что я чувствую к нему, любовью. Боялся, что если поддамся, я не смогу выкарабкаться из того омута, куда он меня затащит. Боялся, что если позволю ему приблизиться, он потеряет всякий контроль. А может, это была лишь часть одного большого затянувшегося розыгрыша, чтобы опозорить меня перед всем классом? Но зачем тогда он сам позорится, устраивая такие нелепые выходки и проявляя неподдельное внимание к моей личности? В спину снова прилетел клочок бумаги. — Картман, отстань, — устало шепнул я через плечо. — Блин, Брофловски, это не я, это Баттерс тебе бумажки кидает, — сердито ответил мне Эрик. Я наклонился и начал ощупывать пол — благо, мистер Гаррисон что-то возбужденно доказывал, активно иллюстрируя свои слова на доске. Мне пришлось даже слезть со стула, встав почти на колени, чтобы дотянуться до закатившегося за мою парту жалкого клочка бумаги. Вернувшись в исходное положение, я развернул листок на парте. «Привет, Кайл! Я обычно не кидаю бумажки на уроках, но сейчас кинул аж дважды!» — я всмотрелся в почерк. Невероятно аккуратный, похожий на девчачий — Картман бы такой никогда не подделал. Я повернулся в сторону Баттерса — тот непринужденно улыбнулся, нервно оглядываясь по сторонам. Бедняга боится даже обменяться записками на уроке! «В чем дело, Баттерс?» — я передал листочек через несколько парт. Через пару минут мне вернулся ответ: «Я такое сегодня увидел в мужском туалете!» — о, господи, только не это. Я продолжил читать: «Я тебе после урока обязательно покажу. Только не уходи никуда!» Я нервно заерзал на стуле. Наверняка Баттерс писал мне совсем не о том, о чем я подумал — ведь я был абсолютно уверен в том, что в туалете не было ни души, кроме нас с Картманом. Но я все равно повернулся и кивнул мальчику (у меня не поворачивался язык назвать его юношей), скомкал листочек и запихнул его себе в пенал. Когда уже началась перемена, я дождался Баттерса, который сдавал последним свою самостоятельную работу, случившуюся прямо в конце урока за несколько минут до звонка — видимо, он не знал, что в такой школе, как у нас, все списывают без зазрения совести. — Ну, что ты мне хотел показать? — обратился я к Стотчу, поймав себя на мысли, что не могу обращаться с ним иначе, как с ребенком. — Сейчас покажу, — беспокойно ответил мне юноша, будто был чем-то озадачен. «Это же Баттерс. Что он сделает, даже если там что-то ужасное?» — постарался успокоить себя я. Мы прошли тот же маршрут, что и я на прошлой перемене — это было невыносимо тяжко. С каждым шагом я придумывал новый вариант произошедшего. Но ведь Баттерса так легко впечатлить! Все тот же скрип двери, все тот же грязно-белый кафель. Все та же щеколда, отделявшая меня от спасения в прошлый раз. — И что ты хотел мне показать? — я скептически вскинул бровь, стараясь выглядеть наиболее непринужденно. — Ну… Тут что-то такое должно быть… Было, то есть, — Баттерс начал заикаться и лихорадочно заламывать себе пальцы. — Ты мне скажешь или нет? — я почуял неладное. Прежде, чем я что-то замечу, может, стоить надавить на мальчишку? — Ты видел здесь что-то или нет? — Да, Кайл! — испуганно пискнул Стотч. — Я… так испугался, что… забыл, что я видел. Пришлось брать ситуацию в свои руки — догадаться о том, что здесь что-то не чисто, было проще простого, и я задумывался об этом на пути к «месту преступления». Стена, к которой меня какой-то час назад прижимал Картман, моментально привлекла мое внимание — и я не ошибся.«Кайл Брофловски — гладко выбритая шлюха!»
— гласила свежая надпись, сделанная черным перманентным маркером. Под ней — номер моего сотового телефона. Я застыл. Я читал много таких «интересных фактов» на стенках кабинок, на партах, и ни один из них никогда не говорил обо мне. Дыхание сперло от унижения и несправедливости. — Господи, Кайл, это что, правда?! — испуганно вскрикнул позади меня Баттерс. — Так ты впервые видишь эту надпись, да? — поникшим голосом спросил у него я. — Ну… Вообще-то да, — расколоть Стотча было проще простого. — Вообще-то я понятия не имею, зачем Картман попросил мне тебе написать и отвести сюда. Я думал, тут что-то интересное будет! — А зачем ты вообще выполнил его просьбу?! — я начинал впадать в истерику. — Но я не могу не выполнять важных просьб! Нужно помогать людям по возможности… — Какая еще важная просьба? — Ну, он сказал, что ему очень важно сфотографировать твою попу или что-то такое, — у Баттерса на глаза навернулись слезы от испуга. — Кайл, не дави на меня, пожалуйста! Я стоял, упершись взглядом в стену, перечитывая раз за разом:«Кайл Брофловски — гладко выбритая шлюха! Кайл Брофловски — гладко выбритая шлюха! Кайл Брофловски — гладко выбритая шлюха!»
— Я убью эту сволочь! — в сердцах закричал я, с силой толкнув дверь туалета. Я зло вцепился в ручку портфеля так, что костяшки пальцев побелели от напряжения, и я быстрым шагом бросился к выходу из школы. — Кайл, не надо убивать Эрика! — взмолился Баттерс, догоняя меня. — Что ты делаешь?! Сейчас же будет физкультура! — Мне плевать, — отмахнулся я. — Не хочу целый урок бегать, прыгать, и уж тем более, сверкать задницей, когда этот придурок пялится на меня со скамейки освобожденных. Клянусь тебе, я его убью! — Кайл, стой! — воскликнул он, но было уже поздно. Проигнорировав все замечания старост, я промчался к большим дверям, отделявшим школу от свободы, оставив Баттерса далеко позади себя. Я выскочил на улицу и изо всех сил понесся от школы к невысоким домам, в которых мы с друзьями жили с самого рождения. Будто умалишенный, я бежал, не останавливаясь, широко раскрывая рот и глубоко вдыхая холодный воздух, не заботясь о последствиях. Дверь ярко-зеленого дома послушно отворилась под моей рукой — благо, ни у кого из соседства нет привычки закрываться на ключ, уезжая на работу или по делам. В доме было непривычно тихо и пусто — я редко бывал здесь в отсутствие Лиэн или ее ненаглядного поросеночка. Бита, стоявшая у порога, сразу бросилась мне в глаза — ее я и схватил в качестве оружия. Какая все-таки глупость ставить такой тяжелый предмет прямо у входа в дом! В крови кипела ярость, которую я жаждал выместить сначала на всем, что дорого Картману, а затем и на нем самом. Удивлением для меня стало то, что Эрик даже не поставил снаружи замок на свою комнату — как такой подозрительный и предусмотрительный человек живет без возможности запереть все свои секреты подальше от посторонних глаз? В гневе я влетел в его обитель, замахнувшись битой. Лампа, стоявшая рядом с кроватью, так и велела мне разбить ее. Я бы начал с нее и закончил бы дорогущей приставкой. Но я так ничего и не тронул. Какое-то странное, отвратительное чувство накатило на меня изнутри — как бы сильно я ни желал разбить или уничтожить что-нибудь, я не мог. Рука не поднималась разрушить что-то здесь. Совесть уколола меня в самое неподходящее для этого время. Я почувствовал себя обманутым не кем-то, но самим собой. Случилось ли бы это все, если бы я наконец-то поддался в том толчке? Случилось ли бы это все, если бы я умял свою безграничную гордость и просто позволил себе насладиться моментом? «Конечно нет, я Кайл Брофловски, чувство собственного величия мне превыше всего», — отвечал мне глумливый голос Эрика Картмана в голове. Бесполезно вытравливать эти мысли. Чем сильнее я вглядывался в комнату Картмана, тем быстрее я приходил в шок. На мгновение мне показалось, что я попал в бюро находок — на кровати Эрика аккуратно лежало теплое голубое одеяло, которое он мне так и не вернул после того, как я спас его от жидокабры. На прикроватном столике — мой плюшевый слоненок, которого я «потерял» в детском саду; Картман всегда пытался у меня его отнять. У меня случилась истерика, когда я не нашел его у себя в шкафчике, и до сих пор я слоненка не видел. Я сел на кровать и принялся рыться в небольших ящиках прикроватного столика, выдвигая их один за другим до упора. Целая куча различных вырезок из школьных газет, каждая из которых обязательно содержала имя «Кайл Брофловски». В ошеломлении я уперся рукой в подушку — под моей ладонью что-то приглушенно хрустнуло. Оставив ящики на потом, я залез под наволочку в поисках предмета — им оказалась маленькая деревянная рамка, самая дешевая и не самая крепкая. Стекло на ней слегка треснуло по моей неосторожности. Я внимательно вгляделся в фотографию, сначала не узнав ее. Неаккуратно вырезанный клочок глянцевой бумаги меньше самой рамки расположился прямо в ее центре. Этой классной фотографии не хватало еще полторы дюжины учеников — на ней были изображены только я и Картман. Странно, но я напрочь забыл о ее существовании — видимо, мне не понравилось то, как я на ней выгляжу. Сердитый мальчишка с непослушной копной рыжих волос, чей взгляд был направлен прямо в камеру, будто обвиняя фотографа во всех самых худших прегрешениях, выглядел скорее забавно, нежели устрашающе. Я помню, как злился в тот день — из всего класса именно меня поставили рядом с Эриком Картманом! Тогда я еще не задумывался ни о чем, и мысли о зорком внимании мальчика из моего класса не посещали меня так часто, как сейчас. Я злился на всех подряд — на мистера Гаррисона, который не разрешил мне поменяться местами, на фотографа, который очень долго возился и заставил нас всех снять шапки, на самого Эрика, который занимал так много пространства, что мне было тяжело стоять. Тогда еще никому из нас в кровь не ударили гормоны, и я был полностью уверен, что Эрик Картман не передергивает на меня по ночам. Мы все толкались, а класс злился на нас из-за того, что мы тратим столько времени на то, чтобы сделать одну-единственную фотографию. Я старался не смотреть на лицо Эрика в те моменты. И вот она — одна-единственная наша совместная фотография, которая наверняка валяется где-то у меня в комнате, забытая и заброшенная. Я внимательно посмотрел на Картмана. Удивительно, но его лицо сияло от неподдельного счастья и радости — не от того злорадства, которое посещало его так часто. Тогда я не заметил в его голубых глазах огня, который вспыхивал, когда он смотрел на меня. Я не знал и больше никогда не видел Эрика Картмана таким, каким увидел на этой фотографии много лет спустя. А он хранил ее под подушкой и затер чуть ли не до дыр. — Поразительно, жидяра, — внезапно возникший голос сверху заставил меня вздрогнуть. — Почему все мои вещи еще в целости и сохранности, а я стою без сломанного носа? Я медленно поднял взгляд и не увидел перед собой никого иного, как Эрика Картмана. Я застыл; я не знал, что сказать ему. Первое, что пришло в голову, было извиниться, но это было бы чрезвычайно глупо и никак бы не спасло мое положение. Лицо защипало от стыда, щеки неприятно жгло от румянца. Я бы предпочел умереть на этом самом месте, нежели вести какую-либо беседу с Картманом. — Почему? — только и смог выдавить из себя я. — Сам подумай, — хмыкнул тот. — Я не знаю, что мне об этом думать, Картман. — Ну-ну, ты же у нас самый умный мальчик в классе, — Эрик наклонился надо мной и потрепал за щеку — я даже не стал сопротивляться, — пошевели своими мозгами. Я прикрыл глаза буквально на несколько, как мне тогда показалось, секунд. — У тебя на лице ровно двадцать шесть веснушек. А на этой фотографии всего четырнадцать. Получается, каждый год у тебя прибавляется еще по шесть веснушек. М-да, ты с каждым разом все рыжее. Картман никогда не скрывал своего исключительного внимания ко мне, но то, что он сказал, повергло меня в оцепенение. Даже просто смотреть на него мне было нелегко. Его пристальный взгляд, упершийся прямо в меня, одновременно притягивал и отталкивал. Искорки задора утонули в глубине бесстыжих голубых глаз, уступив место какому-то тяжелому чувству. — А еще у тебя небольшая родинка на ребрах. И твое одеяло пахнет твоим гелем для душа, будто ты укрываешься им сразу же, как выходишь из ванны. Кайл, я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь, — Картман приблизился, и я почувствовал знакомые нотки напряжения между нами, витавшие в воздухе перед тем, как он прижал меня к стене. — Почему именно я, Картман? — собравшись с силами, выдал я. — Потому что ты — рыжий мерзкий еврей, такой мерзкий, что такого же в мире больше не сыскать. Я едва подавил беззлобный смешок, подступивший к горлу — теперь я был более чем уверен, что Картман не затевает очередную игру и не пытается развести меня на эмоции. — Давай я задам тебе один вопрос, а ты, как главный умник, должен будешь дать мне на него правильный ответ. — Стой, — остановил его я, — я первый. — С чего бы? — возмущенно хмыкнул тот. — Ладно, даю тебе шанс. Валяй. Я уткнулся взглядом в пол. Вопрос был невероятно простым, но задать его было чрезвычайно тяжело. Ладони вспотели от гнетущего чувства неизбежности — я не мог и не хотел спрашивать что-то другое. То, что произойдет через несколько секунд, может кардинально изменить мою жизнь в одну из сторон — хорошую или плохую. Я знал, что был готов — но не думал, что сам момент окажется таким долгим и мучительным. Решиться на это уже было подвигом для меня. — Тебя заело что ли? — вывел меня из раздумий раздраженный голос. Я поднял к нему голову и заглянул в его глаза, наконец отпустив от себя вопрос, давно стоявший поперек горла. — Ты любишь меня, Эрик? Картман едва заметно вздрогнул, услышав свое имя из моих уст. Он отпрянул от неожиданности и густо покраснел. — Господи, какой же ты тупой, — Картман поднес ладонь ко лбу, скорчив скептическую физиономию. — Ответь мне, пожалуйста, — требовательно произнес я. — Твою мать, сколько можно трепаться, — резко прервал он меня. — Заткнись ты уже. И ответь мне на мой вопрос, поганый жид. Кайл Брофловски… можно мне тебя поцеловать? Я застыл в нерешительности. Сказать «нет» значило бы остаться верным своей гордости, сказать «да» — поддаться соблазнению тонких губ, позволить теплым рукам вновь прикоснуться к моему телу. Голова отказывалась работать — выбор стоял мучительный. Я смотрел в упор на губы Картмана — уголки слегка приподняты в кривой ухмылке. Я представлял, какие они на вкус и ощупь — солоноватые и шероховатые, но страстные и горячие; в них так и хотелось то впиться, то нежно и медленно прикоснуться, выждав долгую паузу. Никогда еще трещинки на чьих-то губах не были такими притягательными. Никогда еще меня так не манило к человеку, которого я, казалось бы, ненавидел. Никогда еще я не вставал перед подобным решением, и еще никогда размышления не были так невыносимы. С одной стороны — гордость и чувство собственного достоинства не позволяли мне резко притянуть Картмана к себе, но с другой… Я мучился этим так давно. Просто смотреть на губы Эрика стало пыткой. — Мог бы и не спрашивать, — я резко схватил Картмана за куртку и притянул к себе.***
Перед тем, как это произошло, мы оба застыли в нерешительности лицом к лицу буквально на долю секунды. За этот ничтожно маленький отрывок времени я увидел, как глаза Картман пылают, словно он приблизился вплотную к своей заветной мечте. В моей голове умерли последние мысли о неправильности происходящего, и я позволил Эрику нежно накрыть мои губы своими. Мелкая дрожь пробежала по телу, руки и спина покрылись мурашками; я чувствовал, как пульсируют его горячие губы от прилившей крови. Приоткрыв крепко зажмуренные глаза, я посмотрел на лицо Картмана так близко, как никогда раньше — он густо покраснел, его ресницы слегка подрагивали. Мои веки потяжелели, и я медленно закрыл глаза, наслаждаясь долгожданным поцелуем. Теплая рука Эрика аккуратно и неспешно легла на мою талию — я дрогнул от неожиданности. Приятная слабость разливалась по телу, опуская меня к кровати, и Картману приходилось наклоняться все ниже, пока моя голова не оказалась на его подушке. Не разрывая поцелуй, тот нежно поглаживал мою шею и щеки, будто гладил не кожу, а языки пламени; вторая его ладонь мягко придерживала меня за затылок, пальцы зарывались в густой копне рыжих волос. Внезапно его зубы впились в мою нижнюю губу, заставив меня громко и недовольно простонать — я слегка прослезился от резкой боли. — Ты чего творишь, скотина? — срывающимся голосом прикрикнул я на Картмана. — Я просто хотел, чтобы этот поцелуй был особенным, — хищно проговорил Эрик мне на ухо. — Я слишком сильно хочу тебя облапать и оттрахать, как полагается, никак не могу себя сдерживать, уж прости, жидяра. Прежде чем я смог возразить, Эрик облизнул мою шею и впился в нее губами, посасывая и покусывая нежную тонкую кожу. Я зажмурился и тихо промычал от удовольствия, пока тот отрывался от одного места и переходил к другому, оставляя на ключицах и шее яркие следы засосов. Спустившись чуть ниже, Эрик запустил руку под нежную ткань платья. — Поможешь мне стянуть с тебя это дурацкое платье, принцесска? — ухмыльнулся тот, щипая меня за бедра. Я послушно сел на кровати и начал очень медленно и неторопливо снимать бретельку за бретелькой, жутко краснея и отворачивая голову. — Господи, моя комната — не стриптиз-клуб, — раздраженно бросил Картман, как можно быстрее стянув с меня старое платье и грубо бросив в сторону, оставив меня почти голым. — Не помню, чтобы ты так же стеснялся в том толчке. Кстати… классные трусы, Кайл. — Придурок, ты же их уже видел. Ты мою задницу сфоткал, когда я наклонился, идиот, — злобно буркнул я в ответ на это. — Так Баттерс тебе настучал, да? — с напускным разочарованием сказал Картман, жадно изучая взглядом мое тело. Он снова прильнул губами к моей шее, вцепившись руками в мои запястья и с силой вдавив их в кровать, чтобы я не смог даже шевельнуться под его напором. Поцелуй за поцелуем, он спускался ниже, сводя меня с ума сильнее, подключая горячий, весь мокрый от слюны язык. — Стой, Картман… — я попытался остановиться, хотя прекрасно знал, что уже слишком поздно. Мой голос превратился в протяжный стон — от возбуждения на глаза аж наворачивались слезы. — «Стой»? Кайл, ты это серьезно? — Картман прервался и возмущенно на меня посмотрел. — Ты уже второй, мать его, раз за день жмешься ко мне, как шлюха. Знаешь, через несколько минут ты будешь умолять меня тебе вставить, и тогда посмотрим, как ты закричишь свое «стой, Картман»! Я ничего не ответил ему, а лишь крепко зажмурил глаза. До сих пор я не мог поверить, что это происходит именно со мной. Пару лет назад мы — заклятые враги, а сейчас он вжимает меня в кровать в комнате, в которой мы порой играли, когда были еще совсем маленькими. Но сейчас я не мог думать абсолютно ни о чем, кроме Эрика Картмана, который усердно исследовал и пробовал на вкус каждый миллиметр моей кожи. Раньше я бы ни за что не позволил ему прикоснуться к себе даже кончиком пальца, а сейчас я был готов отдать все, лишь бы он продолжал; я не имел ни малейшего понятия о том, что произойдет в следующие минуты, но я ждал этого, как ничего в своей жизни. Картман целовал уверенно, так, словно я уже принадлежал ему безвозвратно, но так нежно, будто в каждую секунду он мог снова меня потерять. — Эрик… — сквозь стоны я с трудом обратился к Картману, когда тот начал щупать меня сквозь ткань, медленно стягивая резинку трусов. — Давай быстрее. Не веди себя, как стереотипный актер гей-порно, господи. — Ого, вот это заявление, — казалось бы, Картман даже опешил, но ухмылка лишь сильнее преобразила его лицо. — Кто бы мог подумать, что Кайл, мой Кайл, самый умный, красивый и скромный мальчик класса, смотрит гейскую порнуху? Не ожидал от тебя, Брофловски… — Заткнись, Картман, — процедил я. — Может, покажешь, что ты выучил за все то время, как залипал на трахающихся парней? — О чем ты? — тяжело выговорил я. — Отсоси мне, Кайл. Я кивнул, даже не успев осознать, на что соглашаюсь. В порыве страсти случалось такое, на что я бы никогда в жизни не пошел — но я все же согласился, будто боясь, что если отвергну его просьбу, я расторгну ту близость, которая образовалась между нами за этот ничтожный отрезок времени. — Чего же ты ждешь? — усмехнулся юноша, глядя на мое озадаченное лицо. Я соскользнул с кровати, краем глаза следя за тем, как Картман пересаживается на ее край — судя по тому, как топорщились его штаны, тот тоже был на пределе. Я оказался перед ним на коленях. Еще несколько лет назад я счел бы это за самое унизительное оскорбление, а сейчас я добровольно подношу свою голову к его ширинке. Мои пальцы сами расстегивают сначала ремень, потом — молнию, Картман разве что помогает мне стянуть с себя штаны. Мне хочется закрыть глаза от нахлынувшего стыда, но не хочется пропустить ничего, и я старательно держу их открытыми. Немного неуверенно я стягиваю с него трусы — в ответ я слышу лишь тяжелый стон сверху. — Картман, — ошарашенно начал я, — у тебя же пару лет назад член был микроскопический. — Ты идиот, Брофловски? Я же вырос, — самодовольно ухмыльнулся Эрик, покрываясь румянцем. Я неуверенно прикоснулся к головке — горячая смазка потекла по губам. Едва удержавшись, чтобы не отпрянуть от неожиданности, я слизнул жидкость — на вкус абсолютно не противная, не такая, какой я ее себе представлял. Это придало мне немного уверенности, и я приоткрыл рот, посасывая самый кончик. — Кайл, я жизни не поверю в то, что у тебя рот не открывается шире, чем сейчас, — с этими словами он крепко схватил меня за волосы на затылке, буквально заталкивая свой член все глубже в меня. Я крепко зажмурился. Не потому, что не хотел ничего видеть — само осознание того, что происходит, не давало мне покоя. Я? На коленях? Перед Эриком Картманом? Это я еще мог понять. Но нет, черт возьми — я сосу у него, как последняя шлюха, а этот еще позволяет себе трахать меня в рот, и я не чувствую ничего, кроме предельного возбуждения; невероятно хотелось запустить руку в штаны. — О чем задумалась, шлюшка? — я открываю глаза и обнаруживаю его взгляд прямо на своем лице. Я хотел было огрызнуться, но рот у меня был занят — это явно позабавило Картмана. Кажется, он нашел идеальный способ заставить меня перестать ему перечить. Во рту скопилось столько слюны, что член Эрика скользил во мне чрезвычайно быстро, а Картман все норовил затолкнуть его глубже. И чем лучше у Эрика это получилось, тем невыносимее становился процесс — из глаз у меня струились слезы, а все потому, что о глотку то и дело стучалось что-то очень большое. Но Картман абсолютно не обращал на это внимание — он тяжело и часто дышал, впившись мне в затылок, насаживая меня с каждым разом сильнее. Весь красный от смущения и слез, я взмолился о том, чтобы Эрик поскорее кончил — я подключил язык, активно проводя им по стволу и головке. Картман взвыл сверху меня — это ожидание тоже было ему невыносимо, но он будто специально растягивал удовольствие. Спустя некоторое время я наконец почувствовал, как тело Эрика подрагивает от наступающего оргазма, и что юноша больше не может себя контролировать — он крепко сжал мою голову, не давая мне даже шевельнуться, и изогнулся. Он тихо и низко зарычал надо мной, и я почувствовал, как нечто горячее и жидкое наполняет рот, оседая на языке и глотке. Я мгновенно отстранился, прежде чем осознание того, что Эрик кончил в меня, пришло само. Вместо гневных слов из моего рта вырвалось лишь невнятное мычание, и мне ничего не пришло в голову умнее, чем просто сглотнуть семя. — Какого черта ты кончил мне в рот? — разъяренно крикнул я, вытирая рот рукой. — Знаешь, Кайл, я часто думал, глотаешь ты или сплевываешь, — Картман залился звонким смехом, — но, видимо, ты сам решил ответить мне на этот вопрос. А я ведь даже не успел тебе его задать! У тебя и правда пытливый ум, Брофловски. — Какая же ты сволочь, Картман. — Кайл, хватит врать самому себе. Ты думаешь, я совсем слепой? И что я не вижу ни твоего стояка, ни твоей раскрасневшейся от смущения морды? Отрицать это было бессмысленно. Я не мог, я не сумел сдержаться, но я никогда не был уверен в том, что протяну до конца жизни, утаивая правду. Картман схватил меня за волосы и заставил встать с пола — ноги подкашивались, колени болели. Я тяжело упал на кровать рядом с Эриком, не в состоянии противиться или брыкаться. — Эрик… — вяло возмутился я, когда тот неспешно стягивал с меня трусы, оголяя нетронутые участки тела. Картман остановился на какое-то время — видимо, чтобы впиться взглядом в самое стыдливое место, внимательно рассматривая его. Я отвел глаза — смущение не давало мне смотреть вниз. Легкое, но уверенное прикосновение заставило меня вздрогнуть — Картман провел пальцем от головки до основания, будто чересчур любопытный ребенок. Я крепко зажмурился. Я чувствовал себя так, словно сейчас потеряю сознание: возбуждение брало надо мной верх, руки и ноги сделались ватными, голова отказывалась думать и осознавать, а глаза — видеть. Все в комнате Картмана будто стало мутным. Я не чувствовал ничего, кроме желания — ни беспокойства, ни тревоги; ничего, кроме сладкого волнения и предвкушения. Внизу все болезненно пульсировало, кожа покрылась мурашками; каждое прикосновение было ближе предыдущего, и мне неустанно хотелось большего. Картман предупредил меня, что сперва будет неприятно — я крепко зажмурился и отвернул голову, положив щеку на подушку. Сначала один смазанный палец внутри меня — я лишь тихо зашипел и вцепился руками в покрывало, затем — два... На лице выступил пот — таким невыносимым и болезненным было ожидание. После этого я увидел лицо Эрика так близко, что наши носы почти соприкасались друг с другом. В его глазах будто плескалось само безумие, или, скорее, ужасный голод, который могла утолить лишь одна вещь — я. Уверен, мой взгляд отражал подобную же жажду. Картман медленно опустил веки, словно не желая отрываться от созерцания моего лица в таком близком и непривычном (пока) ракурсе. Его горячее дыхание опалило мои губы — нежная кожа едва ощутимо соприкасалась с моими устами, пока плавно прикосновение не перешло в долгий поцелуй; Картман, не стесняясь, использовал язык. Я почувствовал резкий толчок в области таза; я был готов взвыть от боли, но Эрик не давал мне разорвать поцелуй, и вместо этого я лишь протяжно простонал ему прямо в рот. Я намертво впился руками в спину Картмана. — Расслабься, жид, — насмешливо шепнул мне прямо в ухо юноша, легко укусив острыми зубами за мочку. Еще пара плавных толчков — и боль начала постепенно угасать. Когда тьма, обволокшая все пространство до этого, начала отступать, я смело открыл глаза. Лицо Картмана передо мной одновременно успокаивало и будоражило кровь. Он тяжело дышал, в упор смотря на меня, стараясь не пропустить то, как меняется мое лицо от того, что он делает. Он внимательно слушал каждый стон, который я издавал, и от этого краснел лишь сильнее. С каждой новой фрикцией я чувствовал его все глубже, а пульсацию — сильнее. — Господи, какой же ты тугой… — только и смог прошипеть Эрик, хватая меня за шею и крепко зажмуриваясь от новой волны удовольствия. Картман становился все увереннее, совершенно позабыв о том, что ему стоило бы быть как можно более нежным в мой первый раз. Но я не обращал внимания на такие мелочи — важнее было просто чувствовать его внутри себя. После всех тех бессонных ночей, проведенных за тяжелыми размышлениями и мастурбацией, невозможно было отказаться от такого соблазна. Он ускорял темп, активно двигая бедрами — спустя какое-то время я даже начал подаваться ему навстречу, пока его член не вошел в меня целиком. Долгий стон вырвался у меня изо рта, щеки сделались мокрыми из–за слез. Мне казалось, что после меня у Картмана на спине останутся кровоточащие раны — так сильно порой я впивался в его кожу. Мы оба тяжело дышали; воздух в комнате сделался вязким и горячим. Не переставая трахать меня, Эрик положил руку мне на член, активно двигая ладонью вверх и вниз, заставляя меня стонать с каждым разом все громче и протяжнее; я не смог больше сдерживать наступление оргазма. Я крепко зажмурился, почувствовав, как по телу проходит приятная теплая волна, согревая все мое существо, как горит лицо, как бешено колотится о стенки грудной клетки сердце. В тот же момент что-то наполнило меня изнутри — Картман сверху низко зарычал, прижимая меня к кровати, пока я извивался под ним, стараясь кончить. Еще буквально несколько долгих томительных секунд, несколько судорог — и я излился самому себе на живот. Как только я вздрогнул в последний раз, я утомленно закрыл глаза и без чувств распластался на кровати; у меня не было сил даже на то, чтобы думать о том, что произошло. Мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание — голова сделалась легкой, будто пушистое облако, а в теле царила приятная болезненная усталость. Рядом со мной тяжело рухнул Картман. На протяжении долгого времени мы молчали — в действительности, мы не заговаривали лишь первые десять минут, но это время казалось мне вечностью. Я лишь сладко потягивался в его кровати, утыкаясь носом в подушку Эрика, ворочаясь на простыне. Приподняв веки, я видел расслабленного Картмана прямо перед собой, чей одурманенный взгляд был направлен на меня. Когда приторный туман в голове начал постепенно рассеиваться, а это произошло довольно быстро, я нашел в себе силы не провалиться в сон, а вместо этого даже широко распахнуть глаза. — Господи, — тяжело пробормотал я, словно очнулся с ужасным похмельем, — господи… — Сразу побежишь, или на прощение поцелуешь? — пробурчал Картман, за талию притягивая к себе. — Я не могу поверить, — дрожащим голосом еле ответил ему я. — Во что? Это рано или поздно произошло бы. Уверен, ты сам об этом думал не раз, — хмыкнул тот. Эрик почти вплотную приблизился губами к моим ушам — его немного сбитое горячее дыхание успокаивало меня, как ничто другое. — Эрик… прости за то, что не хотел с тобой фотографироваться, — стыдливо прошептал я, внезапно ощутив болезненный укол совести, стоило мне вспомнить о фотографии в разбитой рамке. — Знаешь, это не первая и не последняя вещь, за которую ты должен передо мной извиниться, — с напускной обидой ответил мне Картман. Сначала мне показалось, что он говорит серьезно, но тень улыбки была заметна на его лице. — Ну, может, я могу как-то искупить вину? — я мягко улыбнулся ему в ответ. — Господи, Кайл, дай мне перевести дух… — Я не про секс, придурок. — А про что тогда? Я задумался. — Может, мы сделаем новую совместную фотографию? — робко предложил я. — Ну… Я, конечно, ждал, что ты предложишь снова перепихнуться, но эта идея мне тоже нравится, — вздохнул Картман. — Только когда? — я мысленно начал подбирать подходящую дату и место, чтобы никто не заметил нас вместе. — Прямо сейчас. — Сейчас?! — встрепенулся я. — Но я же абсолютно голый! — Не переживай: все твои сокровенные части никто, кроме меня, не увидит, — успокоил меня Эрик, потянувшись за телефоном в рюкзак. Я прижался поближе к Картману, чувствуя необъятный стыд за то, что я делаю. Только прыгнул в кровать к однокласснику — и уже делаю с ним компрометирующие фото! Но было уже поздно брыкаться — я сам предложил эту идею. Взгляд в камеру, неловкая улыбка, несколько щелчков затвора. Мое лицо казалось розоватым то ли от румянца на щеках, то ли из-за плохой камеры — самое главное, что Эрик остался доволен результатом. — Как думаешь, куда лучше поставить — на экран блокировки или экран «Домой»? — рассудительно пробормотал он, разглядывая получившиеся фотографию. — Можешь делать с этой фоткой, что хочешь, но не ставь ее на заставку, умоляю, — буркнул я. — Что ж, как скажешь, — и Картман хитро ухмыльнулся. Я присоединился к нему, внимательно всматриваясь в свое лицо на фотографии — вроде бы выгляжу прилично, если не считать взъерошенные волосы, красные щеки и полное отсутствие одежды. Но спустя буквально минуту мое внимание привлекла другая вещь — часы на экране. — Картман… Сейчас уже три часа дня?! — всполошился я. — А ты думал? Время в кровати проходит незаметно. — Господи, моя мама думает, что я сейчас уже иду домой из школы! В тот же миг я сел на кровати, озираясь по сторонам в поисках платья — сейчас я был рад любой одежде. По глупости я решил сократить себе путь — просто «перешагнуть» через Картмана и достать злополучный кусок ткани, но Эрик удачно схватил меня за бедра, и я неловко упал, оказавшись на нем в позе наездницы. — Может, останешься ненадолго? — юноша хищно ухмыльнулся, исследуя взглядом голое тело. — Жиртрест, пусти! — я с трудом вырвался из его рук, спешно натягивая на себя платье. — Так ты поцелуешь меня на прощание? — Эрик скорчил печальную и обиженную физиономию. Я заметался в поисках рюкзака — кажется, я оставил его у дверного проема, когда врывался в комнату Картмана. Перекинув его через плечо, я секунду посмотрел на Эрика. Тот расслабленно лежал — казалось, он выжидал того, что я подойду к нему и, возможно, действительно «ненадолго останусь». Но я не мог, и вместо этого, не задумываясь, я подбежал, наклонился над кроватью и долго поцеловал его, думая о том, что, конечно же, не в последний раз касаюсь его губ.***
Яркие солнечные лучи нагло просачивались сквозь шторы, разливаясь по всей комнате теплым светом, приятно грея кожу. Я быстро очнулся — казалось, со вчерашнего дня прошла целая вечность, которая перевернула мою жизнь с ног на голову. Сон не давался мне всю ночь, и я удивился тому, с какой легкостью и непривычной бодростью я встал с кровати. Проклятый день наоборот остался позади — я кинул злобный взгляд в сторону приоткрытого шкафа, из которого торчало, словно усмехаясь надо мной, платье на бретельках. Прикосновение знакомой теплой ткани к коже после вчерашнего дня казалось каким-то божественным подарком. Надевать штаны еще никогда не было так радостно. Я посмотрел на себя в зеркало с каким-то приятным чувством облегчения и безмятежности — все, как и должно быть, на своих местах. Последние мысли о вчерашнем дне улетучились, как только я перестал прокручивать в голове все события, случившиеся вчера, от самых маленьких до самых грандиозных. В конце концов, я должен был снова сосредоточиться на школе — эта идея отвлекла меня от назойливых непристойных дум. Входная дверь за мной захлопнулась, и я со спокойной душой пошел к остановке. Мысль о том, что ничего не могло стать хуже за ночь, утешала меня. — Здоров, мужики, — поздоровался я как можно более непринужденно, будто вчера ничего такого не произошло. Честно говоря, после того, что сделал со мной Картман, смотреть на друзей, как ни в чем не бывало, стало сложно. Ответом мне стало долгое пронзительное молчание; Стэн и Кенни вопросительно уставились на меня. — Ребят, в чем дело? — я заглянул Стэну в глаза — я так и не понял, что он пытается мне сказать этим укоряющим взглядом. — Кайл… Вот то, что ты сделал вчера, это вот совсем не круто, — Марш посмотрел на меня с долей сожаления и непонимания. — Стэн, о чем ты? — я наклонил голову. Нет, никто не мог узнать о том, что было вчера; это невозможно! Что могло произойти за то время, пока я спал? Обзвони Картман весь город, никто бы ему попросту не поверил — я пользовался большим авторитетом, чем он, хотя его, несомненно, многие боялись. Он мог записать наш разговор на диктофон, но мог также запросто подделать мой голос. У него не было никаких доказательств произошедшего! Или были?.. Я вспомнил о той фотографии, которую мы сделали вчера, и тут же все встало на свои места. Все в моем организме будто перестало функционировать на долю секунды, и я замер сначала от шока, а потом от накрывшего меня пылкого стыда. Какой позор! Как было глупо и опрометчиво оставлять его с неопровержимыми доказательствами, и как жаль, что я понял это слишком поздно — фотография теперь красовалась в профиле Картмана на фейсбуке. — А, любуешься новой фоткой? Поставь лайк, пожалуйста, — Эрик буквально вырос у меня за спиной, заставив меня вздрогнуть сначала от неожиданности, а затем от непреодолимого чувства ненависти к нему. Он залился громким смехом, который пробирал его почти до слез, а я был готов уничтожить Картмана прямо здесь. Я доверился ему, а он выложил фото на всеобщее обозрение! — Какого. Черта. Ты. Это. Сделал?! — отчеканил я, ощущая то, как гнев закипает все сильнее с каждым сказанным словом. — Ну, ты же сказал, что я могу делать с ней все что угодно, — тот засмеялся еще громче. Странно, но я не мог понять, злюсь я на него за это или нет. Я не мог понять, ненавижу его или люблю за то, что он со мной делает. Не мог понять, что движет мной — желание разорвать его на куски, пытаясь вырвать из его рук телефон, или потребность снова прижаться к его телу. Как бы я ни старался, Картман все равно мог меня обхитрить. Но одно я знал точно — Эрику Картману, несмотря на все его ужасные поступки и отвратительные деяния, Кайл Брофловски был необходим, как воздух. И будь это лишь извращенная форма любви, я был готов в нее поверить — хотя никогда не думал, что буду счастлив рядом с таким человеком.