bookends

      В эту церковь он приходил нечасто. Хотя, если быть честным, не приходил совсем. Чендлер и сейчас понятия не имел, что он потерял в этом Богом забытом — надо же, какая ирония, — месте, но на данный момент парень ощущал какое-то невесомое, парящее умиротворение. То самое чувство, которое искал уже очень давно, но все никак не мог найти. Само здание отдаленно напоминало очередной памятник культуры, скажем, в Риме. Ветхие стены церкви отдавали лёгким холодом, характерным для подземелий или для очень старых Европейских замков. Солнце пробивало сквозь скромные витражи на пыльных, где-то треснутых, стёклах, из-за чего засохшая трава вокруг переливалась разными цветами. В колокола здесь уже как несколько лет не били, службы перестали проходить. Церковь была заброшена, только сколько лет она уже стоит без дела — один дьявол знает. На замок вход не запирают, видимо, это место никогда не пользовалось популярностью у прихожан. Да и ценного внутри почти не было и нет, двери мало того, что не были закрыты — они распахнуты настежь и приглашают зайти. Мол, приходи, бери, что хочешь, а точнее, что найдёшь. Если найдёшь, конечно, хоть что-то. И Чендлер заходит. Ему не нужны позолоченные иконы или подобная ерунда. Ему бы спокойствия немного, и он уйдёт, прикрыв за собой двери и тихо поблагодарив всевышние силы. По большому счёту, Чендлер не мог назвать себя религиозным человеком. На проповеди он не ходил, а Библию вообще считал чем-то нелогичным: человеческой книгой, явно не божественной. Вряд ли Бог, после создания мира, сел бы писать подробную инструкцию. Чендлеру, как и большинству, до недавнего времени, нужны были доказательства. Слепая вера мало кого привлекает, хотя порой именно она и спасает человека от неминуемой, на первый взгляд, гибели. Эта самая гибель совсем недавно обошла нашего героя за пару миллиметров от него самого, задев только рукав рубашки. Недавнее событие и послужило причиной всему этому: когда Чендлер попадает в аварию он неосознанно обращается к Богу. Тихо шепчет: «Пожалуйста, дай ещё попытку». И у Бога, видимо, прекрасный слух — потому что он даёт. Даёт, и Чендлер отделывается переломом руки и сотрясением. Очнувшись в больнице месяц назад он твёрдо решает, что посетить первую попавшуюся церковь сразу после выписки просто обязан. Ему не столько нужен Бог, сколько способность здраво мыслить и разобраться в себе, хотя, будем честными, кому она не нужна. Церковь внутри весьма скромная: потолки высокие, красиво расписанные разными библейскими сюжетами, хотя стол из «Тайной Вечере» уже пошёл трещинами: коричневая краска, скорее всего, самая старая и была нанесена одной из первых. Все те же кое-где разбитые стекла с витражами, правда холодный пол здания не блестит и не переливается, как трава. В этой церкви вообще очень темно и как-то сыро, иконы запылились, а деревянные скамьи слегка проламываются. Странное впечатление производит это место: жутковато здесь, но Чендлеру нравится. Он, почему-то, чувствует себя на своём месте, будто бы его специальным магнитом притянуло именно сюда, именно на это поле, именно в эту одинокую церквушку, Бог знает, кем, когда и зачем построенную. Он медленно подходит к большому, массивному кресту, аккуратно садится на колени и опускает взгляд. Где-то (вдали, а, может, близко, Чендлер не особо воспринимает мир сейчас и не удивляется этому), начинают звонить колокола. Их ритм совпадает с биением сердца мужчины, и все это кажется чересчур естественным. Ему спокойно и он знает — тут нечего бояться. Тут хорошо. Тут правильно. Мужчина вздыхает и аккуратно поднимает взгляд. Чендлер в ступоре, но он знает — говорить не стоит, сейчас как никогда нужны мысли. Мысли, которых он боялся сильнее всего. Мысли, которые сжигали его заживо каждую ночь, перерастая в отвратительные и очень тяжёлые сны. Мысли, которых он вовсе не стыдился — хотя, о, надо бы. Ему было пять, когда он впервые проснулся от кошмара. Ещё ребёнком, Чендлер толком и не понял, что ему снилось, но одно парень знал — во сне не было воздуха, а чёрные змеи медленно обвивались вокруг его шеи, когда кроваво-красное солнце садилось за горизонт, и весь свет исчезал. Тогда ему было страшно, но по сравнению с тем, что Чендлеру пришлось испытать позже, тот, первый сон — всего лишь последствия слишком мрачной сказки на ночь. Кошмары посещали мужчину и наяву, стоило ему закрыть глаза и вдохнуть… Он снова отрывисто глотает воздух — паника медленно наступает, но потрёпанные церковные стены служат верным, и, на удивление Чендлера, надежным щитом. Мысли медленно наполняют его разум, но юноше больше не страшно, нет. Тут есть защита. Тут все под контролем. Колокола звонят. Сердце бьется. Чендлер все ещё на коленях — они саднят, но мужчина не чувствует. Солнечный свет пробивается сквозь трещину в стекле и луч теряется где-то в волосах Чендлера. Свет ему не к лицу. Он вспоминает свою сестру, маленькую, улыбчивую Ти. Она не любила своё полное имя и забавно морщилась, когда слышала строго сказанное «Таиса!». Чендлеру тоже больше нравилась короткая версия и с сестрой они быстро нашли компромисс. Они вообще никогда не ссорились. Спорили — да, препирались — да, но до настоящей, крупной ссоры не доходило… И не дойдёт, ведь очаровательную, добрую Ти давно отняли у него. Безжалостно и неожиданно — ворвались и забрали всю вселенную, которая слилась в голубых глазах светловолосой сестрёнки. Девочке было 12, когда её нечаянно толкнули под проезжающий поезд метро. С тех пор Чендлер не спускается под землю и отчаянно хочет, чтобы его кремировали после смерти. Солнце попадает на железный крест и отсвечивает на стену церкви. Мужчина ложится на холодный каменный пол и улыбается. Сердце бьется. Колокола звонят. Лёжа, Чендлер пытается вернуться во времена, когда смысл ещё присутствовал в его жизни, а отец был с ними и мать не пила. Мужчина пытается вспомнить Таису, пытается вспомнить семейные ужины, ещё когда-то счастливых мать и отца. Чендлер пытается вспомнить Эмму, его лучшую подругу и духовную сестру — единственную девушку, которая была для него на одной ступеньке с Ти. Когда им с Чендлером было по пятнадцать, Эмма пообещала, что никогда не бросит его. Когда им было по двадцать пять, Эмма пожала плечами и уехала жить в Швейцарию, никак это толком и не объяснив. Чендлер не хочет вспоминать Ника. Его лучшего друга, человека, который просто был рядом, Николаса, которого, ах, какое совпадение, тоже отняли. В какой-то подворотне, поздно вечером. Это было 12 сентября, Чендлер думает, что эту дату можно записывать в его свидетельство о смерти. Ник тогда всего лишь вышел заплатить за интернет и купить кофе. Мужчина открывает глаза и опять видит потолок старой церкви. Трещины на росписях становится все отчетливее видно. Что-то будто бы светится изнутри и не даёт юноше оторвать взгляда или закрыть глаза. Краем глаза он замечает пыльный, черный орган. Чендлер снова закрывает глаза и задерживает дыхание. Он ничего не вспоминает и улыбается. Ему кажется, что бояться нечего. Колокола не звонят. Все хорошо.