Восхищаясь Санкт-Петербургом

– Я люблю тебя, – тихо произнесла она, вглядываясь в знакомые мрачные черты. Ответом ей было лишь завывание холодного северного ветра с Балтики. Разве она могла услышать ответ? Ответ от этих стен, домов, каналов, этого мрачного города раскинувшегося на берегах Невы. Она влюбилась в него с первого взгляда, как только ступила на платформу и вдохнула влажный воздух, как только порыв прохладного ветра ударил в лицо и отбросил волосы назад. Еще больше была очарована им, когда медленно шла по одному из проспектов, под проливным дождем, капли которого стекали за шиворот, просачиваясь сквозь частично дырявый зонт. Шла ради того, чтобы увидеть Неву, не могла утерпеть и подождать, пока хотя бы прекратиться дождь. Она дошла до набережной и остолбенела, опершись руками о гранитный парапет. Огромная река медленно и степенно несла свои воды мимо нее, едва видимый из-за пелены дождя другой берег казался далеким и призрачным, словно ненастоящим. В немом восхищении она смотрела вдаль, не в силах оторваться. Прекрасные дворцы и музеи пригородов оставили в ее сознании неизгладимые впечатления. Длинные тенистые аллеи Павловска словно заставили переместиться в другую реальность, в волшебный мир, так не похожий на все то, что ее окружало ранее. Но все же больше дворцов ее поразил сам город. Она могла часами бродить по его улицам и набережным и словно не чувствовать усталости. Могла подолгу стоять на мосту и просто смотреть вдаль, и видеть то, чего не видят другие, какой-то свой, особенный мир, свои фантазии. Те несколько дней, что она провела в этом городе, заставили ее сначала влюбится в него, а потом полюбить крепко-крепко. Для нее этот город был хорош в любое время года. И зимой, когда снег своим покрывалом укутывал улицы, дома, дороги, слепил глаза и ложился тонким слоем на одежду. Когда от порывистого холодного ветра не было спасения вне помещения, она все равно любила гулять. Смотреть на скованную льдом Неву, представлять себя кем-то особенным в этом царстве снега и холода. Любила весной, когда под ногами хлюпала жидкая грязь, снег таял медленно, словно нехотя, но солнце уже начинало потихоньку пригревать. Оно как добрый волшебник касалось золотистыми лучами всего-всего и словно заставляло улыбаться мрачные дома. Отражаясь в лужах, солнечные лучи разбивались на миллиарды осколков, как драгоценные камни. А деревья протягивали голые еще ветви к небу и словно ждали, когда на них появится листва. Любила летом, когда все вокруг покрыто зеленью, и для нее, приезжей из другого города, нет той утомительной жары. Она гуляла по берегу Финского залива, любовалась скользящими на горизонте кораблями и яхтами, вечером – огнями Кронштадта. Казалось, она могла ходить там вечно, превратится в некого странника вне времени. Любила осенью, которую воспело множество поэтов. Но осень она больше любила вне города. Достаточно было приехать в какой-нибудь пригород: Гатчину, Пушкин, Павловск, увидеть аллеи с древними деревьями, чьи листья еще не осыпались, а превратились в золото и медь – полыхающие под яркими лучами солнца. Смотреть, как ветер срывает листья, кружит их хороводом над головой или под ногами, а потом, словно ребенок, которому надоела игрушка, бросает их в воду. – Я люблю тебя, – тихо произнесла она, вглядываясь в знакомые мрачные черты.