Я мог бы быть кактусом на её подоконнике и наблюдать за её сном или ниточкой на её запястье, чтобы всегда чувствовать биение её сердца, или её клетчатым шарфом (обнимать за шею и греть, когда холодно). Я мог бы быть кем угодно, но стал рассказчиком этой истории. Она — история — на самом деле банальна до безобразия; она уже была озвучена и описана в миллионах фильмов/песен/книг, и даже то, что я в данный момент пытаюсь доказать вам её обыденность — такое было и до меня. Но есть всё-таки кое-что в этом особенное: главная героиня.
Элиан Ру — так её зовут. Мне было десять, когда я впервые её встретил. В тот день я вышел из дома раньше обычного, чтобы не опоздать в школу, и столкнулся с ней в дверях пекарни, где работала моя мама. Элиан, конечно, улыбнулась, держа в руках бумажный пакет с круассанами, а я, конечно, смутился и опустил взгляд, так что даже не запомнил цвет её глаз. Но что я точно хорошо разглядел тогда — это её платье в горошинку и белоснежные туфельки. Как сейчас помню, я был очарован и ещё долго после того, как она убежала, вдыхал её вишнёвый шампунь.
С тех пор я больше ни разу не наткнулся на неё. Ни в маминой пекарне, над которой я жил вместе с семьёй, ни в книжной лавке через дорогу, ни в цветочном магазине мадам Бастьен (этой ворчливой старушки) в конце улицы, ни даже в своей школе, где Элиан должна была учиться с вероятностью в девяноста девять процентов по моим расчётам. Я искал её везде, где мог, и однажды я просто сдался.
В конце концов мне было всего десять лет, и встреча с Ру была единичным случаем, так что я очень скоро всё забыл, решив, что мне привиделась эта странная девочка, и продолжил жить как раньше: тянуть за косички симпатичных одноклассниц; воровать персики у месье Дюпона, который был слишком старым, чтобы хоть раз догнать меня и моих друзей; листать комиксы с фонариком под одеялом и незамедлительно реагировать на тяжёлые папины шаги в коридоре, пряча чтиво под подушкой и притворяясь спящим. Меня лишь однажды поймали так, и это был не отец, а мой вездесущий старший брат, но мы с ним условились, что он никому ничего не расскажет — взамен на то, что я буду съедать его порции овощей на обед и ужин.
Думаю обо всём этом сейчас и понимаю: золотое было время. Вернуться бы лишь на мгновение, чтобы снова почувствовать вкус краденных персиков или той самой тревоги, разливавшейся по венам всякий раз, стоило послышаться шагам за закрытой дверью.
Но мне больше не десять лет. Так же, как и Элиан — больше не весеннее наваждение. Она реальный человек, она — сгусток страхов и терпких эмоций; она живёт за стенкой, в квартире по соседству, и живёт так, что не позавидуешь.
Нет, Элиан не бьют, не морят голодом — на самом деле она единственный ребёнок в семье, и её действительно любят, даже если она приёмная. Её родители — коренные французы, которые всегда мечтали о дочери, о собственном крохотном комочке тепла. Именно поэтому, когда стало известно о бесплодности мадам Ру, они не принялись линчевать, а отправились прямиком в приют, где познакомились с Элиан и сиюминутно оказались ею очарованы. В тот момент она обрела семью, а они — её семья — обрели счастье.
Мне кажется, это чудесная история, верно? Так случается в сказках: принцесса несправедливо страдает и ждёт не дождётся наступления того самого «момента», когда всё исправится точно по мановению волшебной палочки. Но у каждого магического заклинания, у каждой «абракадабры» есть побочный эффект. У Элиан он к десяти годам принял вид агорафобии.
На самом деле, насколько я понял из всяких статей, мало какие дети получают в придачу к другим неудачам жизни эту агорафобию: она обычно проявляется у людей в двадцать-двадцать пять. Однако Элиан Ру — она особенная, я уже говорил. И поэтому в десять лет, вместо того чтобы бегать по улочкам Парижа и есть клюквенное мороженое, она спряталась в своём доме, как в коконе, и больше никогда его не покидала.
(Теперь-то мой рассказ приобретает серые краски, а?
Не всегда всё так солнечно, как вам хочется думать).
Если честно, мне жаль её. Элиан из тех, кто пыхтит от гнева, когда различает сквозящее сострадание в чужих словах, но она всё же нуждается в этом. Потому что иначе можно совсем засохнуть — зачерстветь как буханка хлеба, которую оставили без внимания на долгое время. Любому человеку нужно внимание, как бы он ни отнекивался. И даже если он, подобно Элиан Ру, кичится собственной независимостью, независимой от того, где он обитает двадцать четыре на семь.
Мне повезло, что я столкнулся с ней случайно на просторах интернета и что она оказалась достаточно открытой, чтобы пересказать мне свой адрес. Мне повезло почти сразу догадаться, с кем я переписываюсь, и стать спасением для девочки, которая улыбнулась мне однажды весной и убежала, осев в памяти запахом вишни и стуком белоснежных туфелек.
Мне повезло, потому что мне было уже далеко не десять лет, но я всё ещё нуждался в Элиан Ру. Моя жизнь катилась под откос: отец ушёл из дома, брат последовал его примеру спустя пару лет, и мы с мамой остались одни в большой пустой квартире. Где-то в семнадцать я стал курить, увлёкся кражами — уже всерьёз — и приноровился ночевать в полицейских участках.
А Эли — при всей своей начитанности — ни с чем из того, чем я дышал, не была знакома, оттого и верила свято в то, что я человек хороший, пусть и грубоватый временами. Она позволила мне вспомнить, что бывает и по-другому, а не только так, как привык я, и я даже завидую ей немного: её наивность — настоящий дар.
Её наивность и незнание того, какими прожжёнными придурками могут быть электронные собеседники.
Само собой, я не признался ей в том, что живу в квартире по ту сторону стены. Да и кто бы стал? Она бы тогда точно расстроилась, понимая, что человек, которому она может рассказать обо всём на свете, так близко и одновременно так далеко, что не дотянуться. Никогда бы не подарил ей эту возможность устроить себе вечер меланхолии и молчанок в Фейсбуке.
Всё-таки Элиан Ру — мой лучший друг… и да, я самую малость в неё влюблён… и да, это хреново, так что тем более. Один из нас и так плох — незачем нам обоим через это проходить.
❀
«Чихо».
«М?»
«Может, ты научишь меня корейскому? Раз уж мы оба корейцы…»
«Может».
«Тогда начнём? Прямо сейчас!»
«Хорошо. Для начала я дам тебе имя… хм…»
«Чжинри. Пойдёт?»
«А что это значит?»
«Истина. Или правда. Это уж как тебе самой больше нравится :)»
«Чжинри… Это ты классно придумал. Спасибо!! Люблю тебя!»
«Я сильнее Я знаю».
❀
Я пытался учить её не только корейскому языку, но и жизни в целом: тому, как нужно пить, чтобы не пьянеть каждый раз до состояния «пиздец»; тому, как распознавать ложь; некоторым
плохим словам, которые отчего-то звучат красиво по-французски; способам оставаться в тонусе, даже если не спал пару ночей кряду. Чжинри говорила, что я интересно рассказываю, а ещё — что хочет когда-нибудь услышать, как я шепчу ей на ухо. Это всегда было как удар под дых: больно и неизбежно, — но я терпел и поддакивал, потому что боялся её ранить. Она как-то слишком быстро стала для меня всем, стала волновать меня и задевать какие-то струнки в моей душе, заставляя размякать и становиться похожим на доброго плюшевого мишку.
У Чихо — плюшевый мишка. Умора, конечно, но это превратилось в мою реальность, и я больше не могу представить себя тем Чихо, который был до Элиан Ру.
Элиан Ру… Звучит прямо как название болезни: болезни души, когда всё вроде как заебись, а вроде как элианру разъедает сознание по швам.
Да уж, я совсем спятил. Кажется, и правда болею чем-то неизлечимым и отупляющим.
Эли — Элиан/Чжинри/Ру — однажды сказала, что я придаю ей смелости, и именно в то мгновение, кажется, всё пошло наперекосяк. Она загорелась идеей выйти из дома. Не то чтобы она не пыталась до этого, но теперь у неё была стоящая цель: услышать мой голос. Я бы, конечно, мог поболтать с ней по телефону, однако Эли твердила, что это не то, что ей нужен я настоящий. И я был благодарен с одной стороны, потому что она была, наверное, единственной, кто во мне нуждался, но с другой — вместе с навязчивым желанием у Ру появилась нелепая храбрость, а также участились приступы. И меня убивала мысль, что я абсолютно ничем не мог ей помочь.
Думаю, было бы не так больно, если бы я жил где-нибудь в другом городе: я бы оправдывался тем, что Чжинри слишком далеко, — а так я, получается, обыкновенный мудак и лгун.
На самом деле наша с ней ситуация глупее некуда: мы соседи, переписывающиеся по интернету, но ни разу не говорившие по сотовой связи или вживую; она страдает агорафобией, я — природными тупизмом и трусостью; мы лучшие друзья. А ещё — у моей истории нет конца. Она останавливается на тот моменте, когда Элиан начинает мне врать, или недоговаривать, или лукавить, и я нахожу это странным.
И я нахожу это до смешного банальным: два электронных приятеля, чрезвычайная близость, позволение дарить друг другу сокровенные мысли и… такая пропасть между сердцами.
И стук. Один, другой, третий…
Я поднимаюсь с кровати без особого желания, плетусь к двери в квартиру, даже не спрашиваю «Кто там?», не гляжу в глазок — просто отворяю её.
— У Чихо. Я так и знала!
Утыкаюсь в чужую макушку, хлопая ресницами, и вдруг различаю запах вишни. Тот самый.
— Элиан Ру?
Она отстраняется от меня и часто-часто кивает, широко улыбаясь, буквально изнывая от желания рассказать, как у неё всё это вышло. У неё большие лучащиеся глаза (ореховые, я догадывался), пухлые губы и родинка на кончике носа, её волосы по-прежнему волнами раскиданы по плечам и спине, а на ногах у неё… о боже… белоснежные туфли!
В этот момент я вдруг понимаю, что совсем ничего не знаю о болезни свой души, но у меня есть возможность наверстать упущённое, потому что вот же она — элианру — в кольце моих рук, теплится и смеётся, и её смелость, которой я сулил крах, совсем больше не кажется нелепой.
— Я сделала целых пятьсот шагов сегодня, так что сейчас мне, пожалуй, пора обратно домой. Но жди меня завтра, мой друг, я обязательно дойду до твоего дивана! — она хихикает и уже собирается откланяться, когда я уверенно ступаю вперёд, крепче обвивая одной рукой её талию. Пальцами другой я зарываюсь в её локоны, пахнущие вишней, пока губы тянутся к чужим нетерпеливо. И только расстояние сокращается до миллиметров — я выпускаю из объятий Элиан, уже зажмурившуюся и знающую, что обычно происходит дальше, по моим рассказам. — Желание услышать мой голос мотивировало тебя до сих пор, — говорю я, — но теперь ты его услышала, и тебе нужна новая цель. Жду тебя завтра для продолжения, — я подмигиваю ей, немного опешившей, захожу обратно к себе в квартиру и закрываю дверь, ёжась от холода.
Это Элиан придала мне смелости, как я ей когда-то: я подумал, что если она смогла преодолеть себя и сделать столько шагов, то и я должен собрать волю в кулак, и просто… сделал это.
А теперь, я думаю, нас с Ру ждёт абсолютно новая история, но с такой же совершенно особенной главной героиней.
