Море

      А нам остался всего лишь миг. Тридцать шесть секунд до точки невозврата и твоя рука в моей — как нечто самое дорогое в этом дешёвом, потасканном мире.       Мы сидим на корме, и над нами бескрайнее небо. Вечное и немое. Я глядел в него каждое утро, растворяя клубы пара в стылом воздухе под звуки плачущего будильника, молился ему, проклинал его. Я смотрел в него столько лет, но здесь, за двадцать восемь секунд до конца света, я вижу его впервые.       «Двадцать четыре, двадцать три…»       Твои губы медленно двигаются, твой голос эхом разносится в подсознании, но ты молчишь. И твоя рука в моей — как единственное доказательство твоего существования.       Но существование конечно.       И нам остался лишь миг — девятнадцать секунд до точки невозврата и воспоминания о том, какие горькие на вкус твои слёзы. Ни цвета глаз, ни остроты ногтей, ни голоса истерик — не помню ничего, лишь привкус боли где-то на губах от тихих всхлипов про себя. Прости, прости, прости. Шепчу, но ты не слышишь.       Мы сидим на корме, и под нами безумное море. Дикое, необузданное. Не такое уж оно и чёрное, как говорят, но куда более холодное, чем можно представить. И твоя рука в моей — жертва едва ощутимой дрожи отчаянного смирения.       «Одиннадцать, десять, девять…»       Твои губы всё медленней, секунды быстрее. Ты замолкаешь, когда вода подбирается к тонкой шее, и вдруг твои пальцы слабеют в моих ладонях. Нет, не отпускай, ни за что не отпускай. «Вместе. Навсегда», — шепчу надрывисто и горько сквозь плеск неумолимых волн. Ты улыбаешься мне также чисто, как и несколько лет назад, и я счастлив. «До бесконечности», — тихо колыхнулся твой голос в памяти, и я с полуулыбкой закрываю глаза. Наша бесконечность заканчивается через три… два… один…