Плагиатор

Откуда мне было знать. Я думал, все это к лучшему, думал, таблетки сделают свое дело и назавтра ей будет лучше, что самое худшее уже позади. Я даже чувствовал так, что вот эта ее болезнь к лучшему, потому что, если бы она не заболела, было бы опять много всего такого, что раньше было. Я что хочу сказать, я хочу сказать, что это все случилось для меня неожиданно. Я знаю, то, что я назавтра сделал, было ошибкой, но до самого этого дня я думал, все, что я делаю, – к лучшему, и считал, что я в своем праве. Джон Фаулз «Коллекционер». 18 октября (день). «Изверг уехал, оставив меня одну. У меня было мало времени. Часа три или четыре. Более того, он в любой момент мог снова выйти со мной на связь, как вчера. Так что времени сидеть и размышлять, у меня не было. Вчера при осмотре второго этажа, я поняла, что выхода отсюда нет. Нужно было искать его либо на первом этаже, а для этого нужно было ломать дверь, либо через чердак, для этого тоже нужно было выломать дверцу, да ещё и вскарабкаться туда, потому что дверь на чердак была сделана прямо в потолке. Итак, шаг первый. Тёплые колготки, удобные джинсы, вязаный свитер, не стесняющий движений, кроссовки, чудом попавшие в мой гардероб. Потому что в случае удачи, у меня может быть просто не быть времени, для того, чтобы переодеться. Почти сорок минут у меня ушло на то, чтобы попытаться снять с петель дверь второго этажа. Никаких острых предметов на втором этаже не было, даже ножниц. Пилочка для ногтей сломалась при первой же попытки приподнять петли. Впрочем, оно и понятно, если бы двери были открытыми, всё что нужно было бы сделать: приподнять створку, чтобы снять её с петель. Я вся взмокла, пытаясь открыть дверь, пыталась её так же протаранить, но так же безрезультатно. Мой вес дверь выдерживала с лёгкостью, а стул я разбила в щепки, но дверь снова устояла. Брать в качестве тарана что-нибудь более тяжёлое, я побоялась. Во-первых, я не знала, подключена ли к этой двери сигнализация, с Лекса стало бы. А во-вторых, в случае полного провала мне предстояло объяснить Лексу происхождение трещин и вмятин на двери. А он не из той категории мужчин, которые покупаются на невинное хлопанье ресниц и излюбленную женскую отговорку: «Прости, милый, ты ведь всё равно будешь любить меня». Лекс не такой. Шаг третий, нужно было отдышаться. Я села прямо на пол, в коридоре второго этажа, прямо под дверь чердака и пока восстанавливала дыхание и чёткость мыслей, смотрела на дверцу чердака и прикидывала, как до неё добраться. Вчерашний осмотр показал мне, что почти вся мебель привинчена к полу. Память услужливо подсказывала мне, что тут была лестница, когда мы были в этом дома в прошлый Новый год. И судя по свежим следам, она на самом деле здесь была, кто её отсюда убрал и зачем понятно и так. В кабинете Лекса стоял тяжелый письменный стол из дуба. Это был единственный стол, который не был намертво зафиксирован на месте. Его-то я начала толкать в коридор. А оттуда, к чердаку. Я толкала этот неподъёмный громоздкий стол, обливаясь потом и молясь про себя, чтобы Лекс не пришёл именно сейчас. Я не знаю, как бы я смогла ему что-то сейчас объяснить. Господи, да у меня бы не хватило сил сопротивляться ему, если бы Лексу вздумалось меня наказать или оттащить моё ослабевшее в неравной борьбе с тяжёлой мебелью, тело в подвал. Я молила бога, чтобы мне хватило сил сделать это! Потому что я могла бы объяснить, хоть как-нибудь, появление царапин на двери, но глубокие борозды на паркете я никогда не смогу объяснить ему. Как и появление его стола под дверцей чердака. К счастью, сил у меня на это хватило. Всё-таки в человеке скрыты огромные резервы, просто для их высвобождения нужны экстремальные условия. Вскарабкавшись на стол, я выпрямилась во весь рост и чуть не застонала: мне не хватало каких-то сантиметров до замка. Я устало сползла на пол и поплелась за книгами, больше ничего передвижного не было, стул я сломала ещё час назад. Доставая с полки книги, я посмотрела на часы и обмерла. Было почти три. Да, я, конечно, повозилась со столом, он не пролезал в дверной проём, поэтому мне пришлось его укладывать на бок, протаскивать, потом вновь ставить на все четыре ножки. Учитывая то, что он весит примерно столько же, сколько вешу я… да, я позволяла себе несколько коротких передышек. Но я представить не могла, что прошло столько времени. Уложила книги на стол и проверила, прекрасно достаю. Четвёртый шаг, я должна была раздобыть что-то тяжёлое и прочное, чтобы выбить эту проклятую дверь или сорвать замок. Прикинув свои силы, возможности и расположение двери, поняла, что лучший способ – сломать замок. К моему счастью, он был навесным, удерживая две железные дужки и не давая двери открыться. Подобрав отломанную ножку стула, я вставила её в защёлку замка и резко дёрнула, стараясь из последних сил. Один раз, второй, третий. На четвёртый раз палка в моей руке переломилась, соскользнув и ткнув горячим от трения о железо, обломанным концом мне в руку. Брызнула кровь, но я не вскрикнула. Больше всего меня удручала потеря такого важного инструмента, как палка-открывалка. Впрочем, нет худо без добра, гвозди с одной стороны поддались, недолго думая, я буквально повисла на нём, зажав замок в ладонях. Я повисала на нём, дергала изо всех сил, сдирая кожу на ладонях, которые адски горели. Мускулы на руках сводило от перенапряжения, рана увеличилась, хлестала кровь, но я сейчас была в таком состоянии, что ни на что не обращала внимание. Только иногда пугалась от звериного рычания, которое нет-нет, да и слетало с моих губ. Наконец, упрямое железо поддалось и замок слетел с одной стороны, с силой толкнув дверцу вверх, я вползла на чердак и откатилась от люка на пару метров, почти теряя сознание. Я была близка к свободе, очень близка. Прикрыв глаза на несколько минут, я приводила в порядок мысли, оценивая своё состояние. Да я была опустошена этой эпопеей, во мне ныла каждая косточка и каждый мускул. От дикого напряжения тряслись руки, но я сделала это, сделала! Собрав последние крупицы сил, я пододвинула старенький шкаф, стоящий в углу чердака и заббарикадировала им люк. Только после этого открыла окно, на котором, к счастью, не было решётки. Меня немного шатало, но времени у меня было мало. Я села на подоконнике, осторожно спустив ноги вниз. Было немного высоковато, мои ноги не касались крыши. Я знала, что она железная и скользкая из-за снега, понимала я так же и то, что снег должен смягчить моё падение, хотя его и не так много, чтобы прыжок с третьего этажа был совершенно безопасным для меня. Но выхода у меня не было. Осторожно спустив ноги ещё ниже, я коснулась кончиком кроссовка крыши и аккуратно перенесла вес с усталых рук на ноги. Как оказалось, зря. С визгом страха, я падала вниз, скользя по железной крыше и сметая своим телом снег с неё. Как я и предполагала, снега было не так уж и много, разумеется, к своим кровоточащим ладоням я добавила вывих кисти (приземлялась я на руки) и рассечённую бровь. Впрочем, мне было не до подсчётов своих потерь. Кое-как поднявшись на ноги и дождавшись, когда всё вокруг меня перестанет кружиться, я медленно двинулась в обход дома. Лекс мог приехать с минуты на минуту, и я была бы полной дурой, если бы сейчас попыталась штурмовать ворота. Как я взгромоздилась на стену, с трудом подтягиваясь на руках и ломая ногти, я не помню. Помню безотчётный ужас, который подгонял меня, толкал вверх, на стену. К счастью, никакой проволоки здесь не было, иначе я бы отсюда не выбралась. Ужас перерос в неконтролируемую панику, когда позади меня прозвучал низкий, почти неузнаваемый от гнева голос Лекса: - А ну стой! – я уже свисала со стены, когда услышала этот крик. Самое ужасное, то, чего я боялась больше всего, всё-таки произошло. А я надеялась, что у меня есть ещё немного времени! Разжав руки, я во второй раз упала с высоты в снег. Нет, сознание я не потеряла, но вот руку, кажется, сломала, потому что резкая боль прошила её всю от запястья до локтя. Вскочив на ноги, я бросилась бежать в лес, зная, что по дороге здесь машины едут редко, а полный сил Лекс меня догонит очень быстро. Нырнув под елки, я стала углубляться в хвойные дебри как можно глубже, стараясь идти параллельно дороге. Первый этап моего побега был завершён, наступал второй этап». 18 октября (16:22). «Я был так зол, что почти не заметил, как преодолел стену. Руки точно сами по себе хватались за трещинки, а ноги отталкивались от них. Адреналин бурлил, температура тела повысилась. Очутившись на земле, по ту сторону стены, я скинул с себя куртку, чтобы она не мешала движениям. Холода я сейчас не чувствовал совершенно, алкоголь испарился. Всё, что я хотел – догнать, вернуть мою номер семь. У меня не было таких мыслей: ах, она обманула меня! Ах, она сбежала от меня! Ах, она лгала мне, когда говорила, что любит меня. Напротив, осознание её побега пробуждало во мне безумие, ярость. Тёплое, тягучее и приятное ощущение, которые я испытывал вблизи Даши, превратился в садящий жар, ослепляющий мой разум. Любовь вмиг превратилась в ненависть. Я бежал за ней следом, ведомый отпечатками её ног на снегу. Даша была умна: она не стала уходить по дороге, а петляла среди деревьев, как заяц. Я с трудом различал её тонкий серо-зелёный свитер. Я был зол на неё, на себя! Как я мог быть таким глупцом, поверил ей?! Ей?! Женщине?! Сделав отчаянный рывок в сторону, я почти нагнал её, схватил за руку, но она с неожиданной для такого хрупкого существа силой оттолкнула меня, даже не замедляя бега. Меня по инерции занесло, но в следующую секунду я повалил Дашу на снег. Она отчаянно отбивалась от меня, оставляя кровавые следы на моей рубашке. Наверное, ей было больно, но видимо уровень её адреналина, так же, как и мой, зашкаливал. Заломив ей руки, что вызвало у неё дикий вопль боли, я прижал её к снегу, а когда заговорил, сам не узнал собственного голоса - Ты и в правду думала, что сможешь сбежать, милая?!» 18 октября (16:47). «Он догнал меня слишком быстро. Я брыкалась, как могла, преимущественно целясь в голову, но для него мои удары были, как комариные укусы! Лекс заломил мне руки и прижал их к снегу над моей головой. Острая резкая боль вновь прошила предплечье. Боль была такой сильной, что я не сдержала крика, перешедшего в всхлип, когда увидела его лицо. Замолчала я скорее от страха, потому что никогда не видела такое безумие в глазах человека. Буквально в несколько секунд тот Лекс, которого я знала, интеллигентный, обаятельный, галантный, исчез. Весь налёт цивилизации слетел с него, как труха, обнажив его ужасную, порочную сущность. Это был не Лекс, это был зверь. - Ты и в правду думала, что сможешь сбежать, милая? – зашипел он змеёй. Я закрыла глаза, инстинктивно ожидая удара, но вместо этого меня дёрнули за руки, поднимая с земли. Кричать от боли в переломанной кости я побоялась: злить Лекса сейчас ещё больше слишком опасно. Я могла этим разбудить другие инстинкты, дремавшие в нём. В конце концов, в каждом из нас есть тяга к насилию. А тем более, когда оно так и останется безнаказанным. Ещё мгновение и меня перекинули через плечо, как тряпку, я осмелилась открыть глаза. Лекс шёл с потрясающей скоростью. Сейчас, когда я почти выдохлась, у него как раз был пик астенического аффекта, который и вскрыл его внутренние резервы. Но смириться с тем, что моя долгожданная свобода так близка, а до неё не дотянуться, я не могла. Пользуясь тем, что мои руки свисают с его спины, я впилась всеми оставшимися ногтями в его поясницу. Хорошо впилась, у него пошла кровь. Лекс вздрогнул и буквально отшвырнул меня от себя, выругавшись сквозь зубы. Таких слов я от него никогда не слышала. Да я вообще такого никогда не слышала, хотя всю свою жизнь проработала бок о бок с мужчинами! Нет, я и раньше слышала мат, мой отец иногда вставлял крепкое словцо, когда злился, но сейчас это было как-то по-другому! В устах Лекса, это звучало не просто угрозой, а свирепой клятвой. Я рванула снова, на этот раз, выбегая на дорогу. Несколько минут я неслась вперёд, но затем вильнула обратно в лес, когда краем глаза заметила Лекса, догоняющего меня. Я не выдержу долго, я знаю это. Усталость наваливалась, замедляя движения. Я была в отчаянье, мне нужно было пройти ещё порядком. Пару километров до Сосновки или развернуться обратно и бежать до Рублёвки. Но это дальше. Позади меня послышалось сдавленное ругательство и шум падения тела. Мобилизовав оставшиеся силы, я нырнула под ели, знаю, что прятаться там бесполезно, меня выдаст сбивчивое, рваное дыхание, которое на морозе превращается в пар, но тут, под деревьями у него меньше шансов найти мои следы. На пространстве я уже не ориентировалась, заблудившись окончательно. И так как я неслась, не глядя себе под ноги, не обращая внимания на ветки деревьев, хлеставшие по лицу, я оступилась и полетела на снег. Пропахав по инерции несколько метров телом, я замерла, чувствуя, как сердце колотится где-то у горла. Кровь шумела в ушах, я судорожно ловила ртом воздух, глаза застилала красная мгла, нервные окончания точно разом умерли, поэтому некоторое время я вообще не воспринимала происходящее вокруг. Организм надрывно требовал покоя, сна. Но уснуть здесь и сейчас – означало свести на нет все мои усилия. К тому же, даже если бы мне повезло, и Лекс бы меня не заметил, я рисковала замёрзнуть насмерть. А это было последним делом, которое я бы хотела для себя. Впрочем, через пару минут моё дыхание начало выравниваться, вдоволь насытившись кислородом. Пульс более или менее стабилизировался, глаза стали чётче видеть, а мысли начали проясняться. Звук леса обступили меня со всех сторон. И на фоне звуков природы, скрип снега под его ногами был самым отвратительным. И самым страшным было то, что он был где-то рядом. Меня закрывали нижние лапы ели, которая простояла тут достаточно долго, чтобы разрастись ввысь и вширь. Видимо, упав, я инстинктивно заползла сюда. Я в страхе закрыла глаза: следы. Мои следы. Шаги звучали всё ближе и ближе. Я открыла глаза и осторожно потянулась на руках, чуть не вскрикнув от боли. Нет, рука точно сломана!» 18 октября (17:13). «Падение меня немного охладило. Я стал рассуждать более здраво. С трудом поднявшись на ноги, видимо, вывих, я прохромал несколько метров, пытаясь отыскать её следы. Даша каким-то образом ухитрилась пройти практически у самых стволов деревьев, под которыми было уже темновато. Так что теперь найти её было проблемой. Я похлопал по карманам, отыскивая зажигалку. При этом старался мыслить логически. Для того, чтобы выбраться из дома через чердак, ей пришлось, как минимум, сорвать замок к двери и спрыгнуть с третьего этажа. Потом стена вокруг дома и бег по пересечённой местности. Хотя, должен признать, бежала она со скоростью достойной марафонца. Если принять во внимание все эти факторы, то можно прийти к выводу, что она почти выдохлась. Уж кто-кто, а я знаю, что состояние аффекта не длиться долго. Она сейчас должна быть где-то рядом, где-то близко. Ей нужно остановиться, чтобы передохнуть. К тому же, меня почему-то очень беспокоил её крик, когда я дёрнул её за руку. Возможно, перелом. И почему я до сих пор переживаю за эту предательницу? Привычка? Следы я нашёл не сразу, но когда нашел, ускорил свои шаги, несмотря на сильную боль в щиколотке. Всё-таки, бегать по лесу в дизайнерских туфлях – последнее дело для городского человека. Мало того, что снег набился в обувь, растаял, и теперь в туфлях хлюпало не хуже, чем в болоте, но и бежать в них неудобно. Не рассчитаны они на такое. Мои мысли снова вернулись к Даше. Да я был страшно на неё зол и прощать не собирался. Ближайшие двадцать лет в подвале без права увидеть дневной свет – это самая мягкая мера наказания для неё. Но при всей своей злости, я не мог не восхищаться ею. Как ловко она меня провела, Господи, да я же до последнего не верил, что она это может сделать. А главное, каким образом? Я попробовал представить, как она дотянулась до двери на чердак. Немыслимо, если только, она не подставила стол в моём кабинете, но его я с трудом могу передвигать! Откуда в этой девушки столько сил? Я остановился, потому что следы таинственным образом обрывались, точно Даша умудрилась вырастить на бегу крылья и улететь. Я сделал ещё несколько шагов, задумчиво рассматривая высокую ель. Она была не просто большой, она была огромной. Примерно метров пять в обхвате, если не больше. Могла ли Даша спрятаться под нижними ветками, которые росли почти у земли? Я обошёл дерево, разглядывая снег. Стоп, вот тут явные отпечатки человеческих рук и кровь. Я постоял секунды три, прислушиваясь и собираясь силами для болезненного рывка, а потом резко нырнул под хвою. Боль в ноге стала нестерпимой, и я сжал зубы, сдерживая себя. Во всяком случае, она была здесь. Бессильно опираясь спиной о ствол дерева, Даша обречённо смотрела на меня. На какую-то долю секунды меня немного отпустило. Бедный ребёнок, и ведь это я сам довёл её до такого состояния: грязная, дрожащая, покалеченная, исцарапанная, с огромным синяком на скуле. Но в следующую же секунду меня вновь затопило яростью. А так ли уж я в этом виноват? Ей ведь было хорошо со мной! Она была окружена заботой и вниманием, что ещё нужно женщине? Я всегда готов был выслушать её, всегда готов был поддержать. Чего ей не хватало? Если уж так всё плохо, на кой согласилась выйти за меня замуж? Зачем лгала? - Поднимайся и пошли. – коротко бросил я. Даша отрицательно покачала головой. Я сидел на корточках примерно в двух шагах от неё, выпрямиться выше мешали тяжёлые еловые лапы. В такой позе, борьба будет тяжёлой и болезненной для нас обоих – Я сказал, выбирайся отсюда и домой. – я уже начинал злиться от её упрямства. - Я скорее здесь насмерть замёрзну, чем вернусь в этот кошмар! – почти выплюнула Даша. Я застыл. Почему? Почему они всё так это воспринимают? Разве предназначение женщин не сидеть дома и следить за порядком? Чёртова женская эмансипация! Я тяжело опустился на колени и протянул ей руку, стараясь пока говорить с ней мягко: - Дашенька, милая, пойдёт. Ты простудишься, у тебя куча ссадин и ушибов. К тому же, ты, кажется, сломала руку. Тебе холодно, ты устала. Пошли, попьём горячего кофе и погреемся, а потом поговорим. – почему-то на её глазах сверкнули слёзы. Чёрт, ну как мне завтра объяснять Гаррику, что свадьба откладывается на неопределённый срок? Если Стокгольмский синдром не сработал, придется морально ломать её. Ох, как я этого не хотел! Но мы слишком далеко зашли. Я протянул к ней руку и мягко позвал – Милая, пошли домой? – и тут она отмочила финт. Я даже не понял, что произошло. Она вдруг резко подалась ко мне, мелькнула её ладошка, и на лицо обрушился камень. Пошатнувшись, я с трудом удержал равновесие, мысленно обругав девушку всеми словами, которые знал на трёх языках. Из разбитого виска сочилась кровь, нижняя губы тоже закровоточила, по ней прошлись её ногти. Пока я пытался удержаться на краю сознания, она ловкой змейкой шмыгнула в просвет между елями, вновь ускользая от меня. И вот это разозлило меня окончательно. Дальше, всё как в тумане. Точно это не я. Точно не со мной. Возможно, я изначально был безумен, с детства. Просто это что-то дремало во мне и сейчас… сейчас оно выплеснулось на неё. Я не думал, что так получится. Я не хотел этого остатками здравого смысла, она была дорога для меня, я любил её. Она была единственной, кто был для меня на самом деле важен в жизни. Но всё случилось, как случилось. Мой прыжок следом за ней, её отчаянный крик, когда она неловко увернулась и полетела на землю под моей тяжестью. Как мы барахтались на снегу до тех пор, пока камень во второй раз не обрушился на мою голову, а затем, тьма… пустота…вдох-выдох». 18 октября (17:27). «Я не могла поверить, Лекс был обездвижен. Из уголка его рта сочилась кровь, на затылке, куда пришёлся мой удар, кровь, на виске кровь. Он не шевелился и даже не дышал. Это кончилось! На самом деле кончилось. Я выползла из-под его тела, ставшего вдруг просто неподъемным. Отползла на пару шагов, в шоке не замечая ни опухшей сломанной руки, ни царапин и ссадин, которые сейчас дружно заныли. Это конец, я его убила! Убила! Удар был слишком сильный, я вложила в него всю силу, что оставалась, потому что понимала, больше шанса он мне не предоставит. На камень я наткнулась случайно, но… я никогда не была так благодарна какому-то неживому предмету! Но нужно было ещё выбираться из лесу. Сил у меня не было, и я не знала, где нахожусь. Можно, конечно, было найти дорогу обратно по своим собственным следам. Но, во-первых, всё ещё шёл снег, а во-вторых, я не смогла бы доползти! Да, именно доползти, потому что ноги уже не держали. Я на четвереньках приблизилась к нему, проверила карманы, в поисках мобильного телефона. Не уверена, что он тут будет работать, но попытаться стоило! Сначала позвонить Фёдору, дать приблизительные координаты, а потом попытаться найти дорогу обратно. Я не слышала, как подъезжала машина Лекса, значит, она где-то на дороге! Мобильник нашёлся только со второй попытки. Сейчас мне было отвратительно прикасаться к нему, хотя мы уже две недели были физически близки. Но труп есть труп. Вытащив мобильник, который к счастью не особо пострадал, я негнущимися пальцами набрала номер. Чёрт, нет антенны! Но я не хотела теперь, когда всё закончилось, сдаваться. Не для этого я жила в подвале маньяка больше месяца, не для этого я совершила свой отчаянный побег. С трудом поднявшись, я сделала несколько шагов, подняв мобильник вверх, в поисках сигнала. Я была на опушке, так что мне пришлось отойти от Лекса шагов на десять, когда мобильник пиликнул, показывая, что готов к соединению. Рисковать и опускать телефон я не стала, хотя рука затекла и готова была повиснуть плетью вдоль тела. Фёдор взял трубку через несколько гудков. - Алексей? – его голос был немного удивлённым. Но, боже, как я обрадовалась, услышав его! Свобода! Свобода! - Фёдор! – мой голос сорвался на жалобный всхлип, всё напряжение сегодняшнего дня прорвалось в слезах счастья. - Господи, Даша? – неверяще переспросил он, я закивала, начисто забыв, что он меня не может сейчас видеть. Он умолк на секунду, а потом буквально взорвался вопросами. Голос у него был встревоженный и испуганный одновременно – Боже мой, где ты? Ты цела? Почему звонишь с телефона Корина? Где ты была? Что случилось? Где Алексей? - Фёдор, Федь, помолчи чуток. – остановила я словесный поток – Я тебе всё объясню, но потом. Сейчас я хочу, чтобы вы приехали на дачу Корина. Я в лесу, недалеко от неё. – я ведь не могла на самом деле далеко убежать? – Это очень серьёзно, я боюсь, что дача заперта, я не смогу снова перелезть через забор. Но возможно, на дороге осталась его машина… - Стоп! – крикнул Фёдор, я могла определить по звукам на заднем фоне, что он движется – Как это снова перелезть? Ты что всё это время была с ним? Где он сейчас? - Он… он… - почему-то мне стало тяжело говорить об этом – он мёртв, но суть не в этом. Запомни, его дача недалеко от Сосновки, и чем быстрее, тем лучше. - Мы будем так быстро, как это возможно. – он кому-то что-то неразборчиво сказал мимо телефона, а потом обеспокоено спросил у меня – Ты в порядке? - Не знаю. – призналась я – Всё это очень тяжело. – он глубоко вздохнул. - Это ты его убила? – ну зачем он это вспоминает? Ну, зачем? Я невольно оглянулась на Лекса, к которому стояла спиной и замерла. Моя рука медленно опустилась, разрывая сигнал с Фёдором. Машинально я приложила трубку к уху и широко открытыми глазами смотрела на то место, где ещё пару минут назад лежал серийник. Меня мелко затрясло. - Федя, мне страшно. – почти беззвучно прошептала я в молчащий телефон, закрывая глаза и готовясь к неизбежному, и именно в этот момент почувствовала на своей шее холодные пальцы…» Эпилог. Снег был крупный. Он летел с неба, кружась в воздухе, засыпая всё вокруг на многие километры. Лес тихонько шумел, прислушиваясь к собственным звукам. Небо темнело, солнце почти садилось за линию горизонта, окрашивая снег и лес в нежный розовой цвет и мягкий золотистый. Возле пустой дачи с распахнутым чердачным окном стояло несколько машин с солдатскими взводами. Разом постаревший, совершенно седой, генерал тихонько плакал, глядя, как исчезают в лесу солдаты с овчарками. Рядом с ним молча курил патологоанатом, хмуро оглядывая фасад здания своими янтарными глазами. Он отказывался верить в правду, он ведь так хорошо знал своего Лёшика! На опушке леса лежало сломанное девичье тело, холодное, безжизненное, а где-то по шоссе ехал верный друг Гаррик, чтобы забрать зверя с собой. А сам зверь, в одной рубашке и джинсах, шёл по шоссе, по встречной, сжимая и разжимая руки, плача и смеясь одновременно. Аффект.