The fire between us.

Холодное темное небо, почти безоблачное, освещено яркой луной и усыпано звездами. Снующие люди, бредущие по своим домам, где их ожидает семья или питомцы, некоторых и одиночество. Юноша тяжело вздыхает, зная, что его тоже ждут. И это «никто». Пустота, скрашенная яркими стенами и криками соседей, в старом жилом доме. Он сам своя семья и одиночество, с кистями в рюкзаке. Натянуть капюшон на голову и кутаться в старое пальто, в надежде спрятаться от ветра, что больно бил в лицо. Шумно выдыхать и кидать завистливые взгляды на счастливых людей. Сегодня его картины опять никто не купил. Зря только время потратил. Как обычно зайти в магазин у дома, виновато улыбнуться пожилой продавщице, принимая из теплых женских рук домашнюю выпечку и тихое «спасибо» под «совсем себя не бережешь». Зайти домой, разуться, одежду скинуть, достать мольберт и кисть, прикрыть глаза. В полнолуние всегда фантазия играет. Линия, одна-другая. Больше красок. Взгляд совсем неживой, подправить бы немного. Спустя полночи, потереть глаза испачканными пальцами и устало опустить голову на подушку, вновь забывая про ужин. И тихо:  — Хочу встретить счастье.  — Эй. — едва слышно и юноша даже внимание не обратил. Причудилось наверное.  — Даже не укрылся. — бурчание, копошение и восемь утра. Противная трель будильника, душ и завтрак. На учебу пора. Только странный взгляд на дверь.  — Я вроде оставлял окно открытым и плед с собой не брал. — тихо сам себе и беглый взгляд на картину. — Ты красивый. Жаль, что не живой. Обуться, выйти и не услышать тихое:  — Мне тоже жаль. *** Очередной набросок, даже не задумываясь, карандашом в тетради и с, когда-то чистого, листа красивый парень улыбается едва заметно, но несомненно волшебно, тем самым заставляя улыбнуться юного художника в ответ, заставляя Бёна в пол-уха слушать преподавателя и делать пометки, выводя красивым почерком буквы. Понедельник день хороший. Можно провести вечер в окружении своих картин, ведя с ними разговор.  — А потом, представляете, этот самый мяч летит ему прямо в лицо! Ха-ха. Боже, выражение его лица в тот момент было таким эпичным! — юноша смеется, заполняя маленькую комнатушку своим смехом, — Представляете? Продолжая смеяться, парень едва не падает со стула, держась за живот и через пару секунд его смех подхватывает еще один. Тихий, бархатный. Впитывается в стены и, кажется, даже в саму кровь художника. Юноша вздрагивает и поднимает взгляд на ночную картину, замечая, что парень на ней в самом деле смеется.  — Пора завязывать с этим. Кажется, мои мозги начинают атрофироваться или же я просто схожу с ума. Уже живые картины мерещатся.  — А я и есть живая картина. — смех прекращается и вслед за ним, по маленькой комнате, разносится слишком приятный на слух голос, и, если бы голос можно было потрогать, то он бы был слишком мягким и теплым. А на вкус сладким, кофейным. Художник подходить ближе, чуть ли не впритык к парню и тычет пальцем в глаз, отскакивая после на несколько сантиметров, так как голос вещает, что художник идиот и это было больно.  — Твою мать… — только и говорит парень, ероша свои черные, как перо ворона, волосы. Тяжело вздохнув, художник слабо улыбается и все же отвечает на поставленный вопрос.  — Сегодня 28 ноября 2015 года. Бён Бэкхен. *** Бэкхен устало выдыхает и поднимает взгляд на юношу, сидящего напротив него, что пил ромашковый чай. Тёмные волосы парня были в беспорядке и создавалось впечатление, что тот уснул с мокрой головой. Но сей беспорядок ему определенно шел.  — Эй, Бэк, в чем дело? Ты совсем помятый. Не ходи сегодня никуда, погода ужасная. — приятный голос ласкает слух и художник слабо улыбается.  — Ты прав, хён, отдохну сегодня. Брюнет обхватывает ладонями чашку, согревая ладони.  — До, а вот что если бы ты увидел живую картину? — начинает Бён и закусывает губу. Брюнет, услышав вопрос, хмурится и опускает взгляд, задумываясь, а после лучезарно улыбается.  — Думаю, я бы очень офигел, но был бы рад увидеть такое. Почему спрашиваешь?  — Да так. Просто. — отмахивается парень и делает глоток ромашкового чая.  — Не хочешь сегодня остаться у меня? — художник говорит тихо, но знает, что блондин его слышит.  — Тогда, нужно взять пиво? Ведь так?  — Да, много алкоголя. Очень много. *** Брюнет тянет юношу за собой, криво улыбаясь, и парень крепче сжимает в своей ладони, маленькую ладошку художника.  — Мы давно уже вот так не сидели у тебя. — кивает Кёнсу.  — Уже несколько месяцев. Ох, эта учеба. Художник открывает дверь своей квартиры и пропускает друга, заходя следом и замыкая дверь.  — Ты чего так поздно? Мне даже скучно стало. — слышится бурчание из комнаты и До хмурится.  — Ты не один? — парень проходит в глубь квартиры и громко выдыхает.  — До-до, это маленький секрет. Ладно?.. — Бён строит щенячьи глазки и смотрит на старшего.  — Как это понимать? Юноша оседает на пол, достает бутылку пива из пакета и, открыв ту, залпом пьет.  — Я сам не знаю. Просто. Он говорит. И движется. Я сошел с ума? Да?  — Если так, то мы вдвоем тю-тю. Старший поднимается и подходит к картине, пристально смотрит, а после тычет пальцем в глаз, взвизгивая, услышав весьма нецензурную лексику.  — Твою мать. — выдыхает темноволосый, ероша свои волосы. Бён лишь нервно улыбается и падает на диван. *** Время было давно за полночь. Часов, наверное, четыре или пять. Молодые парни сидели на диване, пялясь на картину и большими глотками вливали в себя обжигающий алкоголь. Из непонятной картины доносился храп, и блондин искренне недоумевал, как, существо, кому принадлежал этот самый храп, мог пять минут назад ржать как лось.  — Бек, а мы точно не свихнулись? Может мы давно не алло? — тихо говорит старший, толкая сонного друга в бок.  — Точно. Твой удар мне в ребро тому подтверждение. Больно же! — дует губы художник и делает глоток спиртного.  — А может.  — Нет. Это определенно живая, мать твою, картина. — брюнет толкает картину ногой и та падает с грохотом и младшему, всего на секунду, показалось, что парень с холста выбрался из-под толстого слоя листа.  — Эй, ребят, поднимите меня. — слышится бурчание снизу, — Больно же. Вы чего деретесь? Сперва идет гробовая тишина, а после в по всей комнате проносится визг младшего.  — Твою мать, он правда говорит! По комнате разносится смех и парни едва не плачут. Слишком смешно. Либо от выпитого алкоголя, либо от поехавшей крыши, но им весело. Подняв картину, парни рассматривают ту.  — Эй, начинает младший, — А имя у тебя есть? Картина, потупив взгляд, хмурит красивые брови и отрицательно качает головой.  — Не знаю. Не помню. — отвечает парень и Бён замечает в холодных глазах грусть. Шумно выдохнув, брюнет плетется на кухню, где открывает настежь окно и, достав сигарету из помятой пачки, подносит ту ко рту, закуривает, выпускает из красивых губ сизый дым.  — Опять куришь? — тихо говорит младший со спины обнимая Хёна.  — Не опять, а снова. — язвит младший и откидывает голову на плечо юноши, прикрывая глаза.  — Я устал, Кёнсу. Правда устал. — говорит парень и вновь заполняет легкие дымом.  — Переезжай ко мне. А? Ну правда ведь, сколько уже можно? — брюнет целует художника в плечо и крепче обнимает.  — Не сейчас. Ладно? Бён тушит окурок в пепельнице и, развернувшись к парню лицом, касается его губ своими в легком, совсем невесомом поцелуе. Через мгновение слышится копошение и парни, повернувшись на звук, удивляются. На пороге стоит тот самый парень с картины, наблюдая за друзьями.  — О Сехун. *** Время быстро летело вперед, сбивая с пути тех, кто следил за ним. Минуты сменялись часами и днями, порой даже забирая возможность вдохнуть полной грудью. Небо льет слезы, подобно водопаду и вышедший на него ненормальный, сию минуту же становился частью этого водопада, словно просило захлебнуться в своем потоке. Юноша устало потер глаза перепачканными в красках пальцами и только после смотрит на очередную картину, поджимая губы.  — А мне нравится. — тихий шепот в плечо и крепче обнимает, невесомо целуя.  — Хун, дай спокойно поработать. — тихо возмущается брюнет, но все же крепче обнимает юношу.  — Не хочу.  — Ну, Сехунни.  — Просто возьми из того что есть. Художник удивленно смотрит на парня, поражаясь его гениальности и своему кретинизму.  — Точно. О, ты гений! Бён целует юношу в щеку и убегает в другую комнату, откуда через несколько минут слышится довольный визг. Сехун, тяжело вздохнув, идет в на звук, где находит художника, обнимающего картину, на которой изображен он сам.  — Тебе меня мало, так ты еще и мой портрет решил зацеловать? — обижается парень и подходит к брюнету, улыбаясь.  — Я покажу ее. — кивает Бён и тянет О на себя, растворяясь в поцелуях. Юноша откидывается на подушки и рядом лежащий Сехун тут же обнимает художника, целуя оголенное плечо и ведя губами выше. Нависая сверху, покрывая красивое лицо поцелуями и слабо улыбаясь. Водить руками по желанному телу, что отзывается на каждое прикосновение и ловить губами тихие стоны. Проникать глубже в податливое тело, стонать в унисон и шептать глупости в красивое ушко. Одно дыхание на двоих. Одно сердце на два влюбленных разума. Одно целое. Бэкхен сгорал в прикосновениях. Сехун сгорал в Бэкхене. *** Художник нервно теребил рукава на пиджаке. Сегодняшний день был очень важным в жизни брюнета. Первая выставка с известными судьями. Бэкхен стоял у своей картины и нервничал, тихо матерясь про себя. О наблюдал за юношей, находясь в двух шагах от старшего и, улыбаясь, машет рукой, что-то говоря одними губами. Бен не разбирает, хмурясь и качая головой. Блондин подходит к старшему ближе, аккуратно обнимая юношу и целует в щеку.  — Я рядом. — тихо шепчет О, немного отстраняясь. Художник заглядывает в холодные глаза, замечая в них огоньки пламени. Сехун сам был как огонь. Яркий и горячий. Если подойти слишком близко, можно обжечься, но только не ему, Бэкхену. О согревал художника. Блондин выходит вместе с Бёном на улицу. Выставка подходит к концу и совсем скоро художник сможет облегченно выдохнуть. Он закуривает и слабо улыбается, деля несколько шагов вперед, оставляя О у входа.  — Сехунни, я. — но парень не успевает закончить фразу. Мощный взрыв за спиной и художник со страхом поворачивается. Здание окутало пламя и дым, вызывая у брюнета панику. Сильные руки разворачивают Бёна спиной к огню, обнимая. И брюнет рыдает, прижимаясь к другу. Кёнсу не дает художнику возможности повернуться и побежать в здание, прижимая того к себе. «Я люблю тебя.» - художник заливается слезами, ведь те тихие слова, что говорил О были признанием. Дождь начался совсем неожиданно, скрывая слезы брюнета. Бэкхен сгорал в словах Сехуна. Сехун горел в огне.