Salve, amica mea! С латинского «доброе утро, любовь моя»
Падение. Ветер в ушах. Ветки деревьев бьют по лицу. Падение. Вечное падение без малейшего шанса на приземление — ступить на твёрдую землю невозможно. Может, потому что пропасть эта ведёт в седьмое пекло — бесконечную бездну, а может, потому что Бранну не суждено встать на ноги. Падение, мало похожее на обещанный трёхглазым вороном полет продолжалось. И вот, уже ветки деревьев становятся белее и белее от налетающих хлопьев снега — метель забивает рот и глаза, мешая даже разглядеть тот ужас, что творится вокруг. Но снег вскоре теплеет, превращаясь в горячий кровавый дождь, омывающий ветви деревьев и оставляющий алые листья на них. Бранн будто бы падал с верхушки огромного чардрева. Ветер не стихал, а вокруг него стали рассекать на своих черных крыльях вороны. Они кружились, глухо каркали и выглядели, как живое воплощение смерти. Среди этого шума было тяжело что-то разобрать, но Бранн хоть и с трудом расслышал, о чем кричали птицы. Это звучало, как песня: будто старая притча, которую положили на чарующую мелодию. В ней пелось о короле, который сначала был мудр и справедлив, но со временем стал подозрителен и чересчур осторожен. О его лучшем советнике — старом друге, который принёс процветание стране. Пелось о красавице-жене советника с золотыми волосами, о их златовласых детях — прекрасных близнецах. Как мелодия была бы прекрасна, не состояла бы она из шума седьмого пекла, так и песня была бы замечательна, не будь в ней столько горя. Король полюбил прекрасную жену друга и однажды взял её силой. Женщина плакала, вырывалась, но ничего не смогла поделать. Вскоре она родила сына-карлика с белыми волосами и разномастными глазами, заплатив за его жизнь своей. Советник был в ярости: он хотел сбросить со скалы маленького уродца, убившего его любимую женщину, но не смог, ибо все считали карлика его сыном, и убить его — означало бы запятнать честь семьи. Поэтому он возненавидел бастарда и всеми способами отравлял ему жизнь. Песня закончилась, её сменил плач двух златовласых близнецов — девочка винила карлика в смерти матери, а мальчик пытался переубедить сестру. Внезапно дети повзрослели, и женщина упала в лужу собственной крови, а мужчина встал на колени, воздел руку к небу и принялся молить всех богов, чтобы ему помогли разобраться в своей судьбе и судьбе своих близких. — Бранн, Бранн, милый, очнись, Бранн, это просто кошмар, — голос Миры привёл древовидца в чувство. — Мира, я. У меня было видение — Тише, тише, всё закончилось, я с тобой, — девушка прижала жениха к себе и нежно поцеловала в лоб — Мне нужно поговорить с одним человеком, — глаза Бранна продолжали смотреть в пустоту***
Солнце заливало восточное крыло замка, и никакие шторы не могли защитить глаза от этого жгучего удара. Птицы пели необычайно весело и громко, а распускающиеся под окнами цветы наполняли воздух сладким ароматом. Мускулистая рука лежала на её грудной клетке, прижимая девушку к себе. И ничто не могло омрачить это чудесное утро, кроме, пожалуй того, что Бриенна проснулась в чужой постели и нисколько не жалела о проведённой ночи, что противоречило и рыцарским понятиям о чести, и негласному кодексу чести благородных дам. — Доброе утро, моя леди***
Топ-топ-топ. В коридоре слышалось шарканье маленьких ног. Топ-топ-топ. Звук шагов уже доносился со стороны узкой винтовой лестницы. Топ-топ-топ. А вот и дверь в башню десницы. Топ. Топ. Тирион наконец-то на месте. Больше всего он боялся опоздать на собрание лордов, которое должно было начаться с минуты на минуту, ибо ночью карлик был весьма далеко от Красного Замка. Тирион лично ездил в Королевский лес, и теперь плоды своего путешествия он ставил в вазу, дабы они не умерли и продолжали источать прелестный запах морозного утра, запах того первого снега, который вызывает меланхолические улыбки на лицах даже самых суровых людей. Запах, в котором отпечаталось лишь самое прекрасное, что есть в зиме; в котором нет ни намёка на долгую ночь или изнурительную войну с Иными. — Доброе утро, — в дверях раздался звенящий голос — Доброе утро, Дени, — Тирион был весьма удивлён, что Королева не опоздала, как это случалось обычно — Что здесь делают зимние Розы? Их аромат, кажется, можно услышать в любой части замка — Это подарок, — замялся десница, — скорее, дань уважения моей бывшей жене — А я и не догадывалась, какой ты, оказывается романтик, — Дейенерис засмеялась, и в эту же секунду в зал вошли Джон Сноу, сестры Старк и Бастард Роберта; почти сразу же за ними вошли Яра Грейджой, Арианна Мартелл и Уиласс Тирелл. Последним в зал въехал на кресле Зяблик. Все расселись за столом. Чувствовалось настолько сильное напряжение, что сначала даже никто не заметил отсутствие Джейме Ланнистера, который, опоздав, буквально влетел в зал и своей «пунктуальностью» немного разрядил обстановку. Тирион даже подумал о том, что ранее он был своеобразным клоуном, а сейчас его место занимает неугомонный старший брат.***
Тирион официально поприветствовал всех присутствующих и начал свою длинную речь о прошедшей войне, великих потерях, наступающей весне и туманном будущем. Дени вовсе не слушала его. Она смотрела на Джона Сноу и не могла думать ни о чем другом. Казалось, где-то далеко от неё Арианна говорила об объединении Простора и Дорна, о столице и Дорнийском порядке наследования, которому стоит распространится по всему материку. Королева лишь кивала, не вдумываясь в слова. Она влюблялась в черные, как воронье перо, волосы Джона. Затем Санса выступила в поддержку своего дяди Эдмара Талли, который вошёл в зал и принёс присягу Королеве. Дени едва ли слушала его, затем сказала, что за его верность она жалует ему Риверран, но совсем забыла упомянуть то, что Талли вновь стали гранд-лордами Речных земель. Но Эдмару было довольно и того, что он наконец-то смог беспрепятственно вернуться домой и прожить там остаток своих дней в окружении семьи. Затем вновь звучали слова присяги, на этот раз от Джендри Уотерса, который поднялся с колен уже Баратеоном. Дени это было безразлично. Её не интересовало ничего, кроме глаз Джона Сноу. На мгновение она почувствовала на себе неодобрительный взгляд Тириона, который заметил невнимательность юной Королевы, но все же девушка даже не попыталась вовлечься в дела государства и продолжила наблюдать за своим идолом. Ни одно его движение не проходило мимо взора Дени: подергивание мускулов на лице, опускание уголков плотно сжатых губ, закрытие и открытие век, поднятие плеч при дыхании — всё это виделось ей идеалом, живым воплощением мужественности, героем грёз, который, казалось, своим нежным взором скользил по её струящимся волосам и раскрасневшимся щекам. Или ей это просто показалось. Размышления прервало всеобщее удивление, если не сказать ужас, выраженные тяжелыми вздохами. Зяблик только что просил у Королевы разрешения на передачу Долины Аррен после его скорой, по прогнозам лекарей и мейстеров, смерти.Сансе Старк, ибо именно она — последний оставшийся в живых человек, который по-настоящему был добр к нему и искренне любил несчастного больного ребёнка. Дейенерис, занятая своими мыслями, по инерции сказала, что даёт на это своё королевское согласие, хотя даже не слышала его слов. — Ваше Величество, — голос Тириона заставил Королеву очнуться от дневных грёз, — мы можем завершать заседание совета? — Да. Благодарю всех вас. Думаю, мы разрешили все проблемы. А теперь позвольте, мне нужно идти. Девушка выпорхнула из зала, как птичка из клетки, и полетела в свои покои, ибо в эту секунду ей хотелось одновременно смеяться от безумного счастья и рыдать от разрывающего на части горя.