Same

Покачивая головой в такт четкому ритму песни в наушниках, Илья сидел на нижней полке и смотрел в окно на размытые от скорости движения поезда пейзажи. Сидящие на полке напротив друзья весело переговаривались, смеялись, шутили. Мирон то и дело подкалывал Рудбоя, Ваня же, в свою очередь, придумывал ответные меткие фразы, а Рикка время от времени делал снимки с верхней полки, ведь самые живые фотографии получались только совершенно случайным образом. Рядом, практически касаясь своим плечом плеча Мамая, сидел смуглый португалец Вийера, с легкой улыбкой что-то листая в телефоне. Он, наверняка, и не понимал смысла шуточек, но был заложником ситуации, так что часто просто заражался смехом и веселился за компанию. Эта способность иногда приходилась очень кстати, ведь когда настроение было, откровенно говоря, не самым лучшим, но не настолько, чтобы не выходить из четырех стен, Порчи мог лишь каким-то внутренним чутьем вникнуть в суть веселого разговора своих друзей, и вроде бы мир снова становился чуть менее серым, и вроде он не был одиноким, и вроде бы жизнь налаживалась. Илья заводилой в компании был, собственно, только глубоко в своей душе. Разговоры он предпочитал тет-а-тет, был достаточно спокойным, но ни в коем случае не скучным собеседником, скорее, наоборот, притягивал своей холодной натурой пылкого компанейского Порчи, который всеми силами пытался подобраться к директору агентства поближе, узнать получше. Мамай вдохновенно прикрыл глаза, одними лишь пухлыми губами подпевая исполнителю, которого, явно, понимал сейчас всей душой. Вийера прекрасно осознавал, что на его взгляд сейчас никто не обратит внимания, даже сам Илья, так что, не стесняясь, он наблюдал. В туре должно было быть очень круто. С этими ребятами Илья ездил всегда с огромным удовольствием, так что, несмотря на усталость, он ловил кайф даже от самого факта путешествия и преодоления огромных дистанций по пути к следующей точке на их карте «захваченных» городов. Он прекрасно изучил странные повадки Федорова, узнал много непонятных слов из лексикона двух фотографов — Эрик и Ваня постоянно что-то обсуждали, познал практически на своем опыте настоящие пылкие южные отношения, как в испанских сериалах, поскольку часто слушал рассказы пьяного битмейкера о его девушках на ломанном (из-за количества алкоголя) английском. Тет-а-тет, и он держал все секреты, загадочно улыбался и спокойно выдыхал. Ощутив на себе сосредоточенный взгляд, Мамай вытащил из одного уха наушник и вопросительно взглянул на Порчи. — Ты что-то хотел? Жестом португалец попросил один. Странное, конечно, желание, но почему бы и нет. Илья поделился с битмейкером наушником и снова прикрыл глаза, уже не настолько глубоко погружаясь в музыку. Все равно ведь Вийера решит его как-то разговорить. Что за интерес к его особе? Он не мог понять. Холодный петербуржец всегда поражался умению темпераментного португальца настолько умело и незаметно вторгаться в зону комфорта. На то и их различие. Многие говорили, мол, Илюха, нашел ты себе полную противоположность. Порчи снова смеялся за компанию, а Мамаю становилось не по себе. Охра пожелал всем людям в купе спокойной ночи, а потом, поправив очки, встал и вышел. Время было позднее, так что стоило до утра расходиться, дабы шумом не мешать людям в соседних купе. На фотографа в отряде не спящих стало меньше, профессиональные дискуссии стихли: «ретуши», «виньетки», «выдержки», «экспозиции» и прочих терминов не было слышно. Эрик уснул; последний фотограф покинул их изрядно подуставший отряд. Илья выдохнул, провожая взглядом Мирона. Он направился в уборную, накинув на одно плечо небольшое белое вафельное полотенце. Оставаться наедине с Порчи Мамай сейчас очень не хотел. Ловить на себе его заинтересованный взгляд было странно, он напоминал младшего брата, который донимал подростка и хотел втянуть его в свою детскую игру, причем, зная, что у старшего совсем другие увлечения. Илья не раздражался, он просто не понимал, зачем так резко понадобился Порчи. Что за приливы внимания? Возможно, Мирон и Ваня настолько приелись, что хотелось разнообразия. По-другому он не мог объяснить произошедшее во время последнего получаса. Или часа. Или вообще всего сегодняшнего дня. Пора было и ему стелиться. Место на нижней полке было его, так что Илья осторожно потрепал за плечо Вийеру. Немного растормошил его, чтобы не заснул у него на плече под спокойную музыку в наушнике. Покачивание поезда располагало именно к такому окончанию дня. Мамай не позволил себе стать заложником ситуации. Он не хотел смеяться за компанию, не хотел идти со всеми, а еще чутье подсказывало, что с Порчи лучше объясняться без намеков и сразу. Деликатность, конечно, не дала Илье спросить, откуда столько внимания, но он вежливо попросил мужчину встать и дать ему постелить. Порчи почему-то с энтузиазмом помог Илье. Натянул на подушку наволочку, а после протянул ее. Мамай лишь удивленно поднял бровь и с каким-то странным холодом поблагодарил битмейкера за помощь. Когда вернулся Мирон, стало спокойнее. По крайней мере, кроме них двоих (спящий Эрик не в счет) кто-то находился в купе. Илья со спокойной душой разделся и лег, наконец-то, на полку, кутаясь в белую прохладную простынь. Порчи оставил на небольшом столе снепбек, коих, кстати, скопилось достаточное количество. Охра забыл кепку — Илья же снял свою, как только зашел в купе — и теперь рядом с парой одиноких бейсболок красовалась еще одна — черная, с белой буквой «П» над козырьком. Общество людей, которые хоть чем-то, но связаны с рэп-индустрией. Что еще здесь сказать?.. Вийера забрался на верхнюю полку, Федорову же осталось закрыть дверь и погасить свет. Порчи с очень смешным акцентом пожелал всем спокойной ночи, и после недолгого смешка все затихли. Илья отвернулся к стене лицом, зажмуриваясь. В полумраке белых ночей даже с закрытой шторой засыпать было нереально, но только не тем, кто эти самые белые ночи видел каждый год по месяцу. Привыкаешь быстро — пусть и сквозь ненависть — так что даже Порчи засыпал быстро. Хотя, может, влияла усталость, кто знает? Но даже утомленность не дала Илье заснуть быстро: его мучили сомнения и мысли еще долгое время после полуночи. Утром ни с кем разговаривать не хотелось. Все были сонными, одевшись, допивали чуть остывший утренний чай, из соседнего купе не навещали — наверное, тоже собирались. По иронии судьбы на остановке Илья опять остался наедине с Порчи. Тот снова сидел рядом, снова любопытно разглядывал, снова мимолетно касался плечом плеча. Что за цирк? Почему тот не вышел покурить вместе с остальными? Да, кажется, Мамай сам скоро захочет сделать пару затяжек от этой напряженной атмосферы. Он ждал возвращения хоть кого-нибудь с такой надеждой, будто бы наедине Порчи мог сделать что-то, что определенно не будет Илье по нраву. Между ними дистанцию держал только провод от наушников. Илья лишь на минутку закрыл глаза, а открыл лишь тогда, когда чья-то горячая рука трясла его за плечи. Главное, нежно, но все равно действуя на нервы. Мамай разлепил глаза, а после все-таки понял, что сейчас, на плече Порчи, он доспал еще нужных минут сорок. Как же стало стыдно. Он пару раз извинился, а на вокзале, где всей дружной командой они сели в такси, Илья постарался избежать любого контакта с битмейкером. И зрительный, и тактильный контакты вызывали какую-то тревогу. Мамай нутром чуял, что это кончится нехорошо, что бы он не вкладывал в понятие «этого». После безумно удачного концерта возвращение в отель стало счастьем. Как типичные семейные ценности. Примерные семьянины восторгались ждущими дома женами и детьми, но для уставшего и морально опустошенного артиста счастьем являлась лишь теплая постель и большое количество выпивки, даже если и не алкогольной, то хотя бы создающей особое настроение. Еще немного, и чаша терпения Ильи наполнится до краев, и как только капелька из нее выльется, этот безумно крепкий сосуд треснет, разобьется, разлетится по частям, а вода превратится в кипящую лаву. Кажется, сегодня это настанет. Пикник-афиша — до безумия людный фестиваль, так что если до выступления Илья мог затеряться в толпе или же примкнуть к любому человеку в гримерке, лишь бы не быть с Порчи, то на сцене они остались фактически наедине, пусть в метре и выступали Мирон и Охра, а Эрик записывал все на видео. Чего уж говорить об огромном количестве народа, что наблюдало за происходящим на сцене. Порчи включал треки, миксовал их на диджейском пульте, а Мамай старался держать дистанцию и достаточно спокойно танцевать под далеко не самые спокойные строчки. Что-то рвалось наружу, но он держался, испытывая прочность чаши своего драгоценного терпения снова и снова. Кажется, сейчас это настало. Порчи завораживающе глянул ему в глаза, а потом нечаянно (нечаянно ли?) пролил немного воды прямо на его футболку. Засмотрелся? Не оправдание. Илья нервно свел дрожащие от раздражения и негодования брови к переносице, а после, под извинения Вийеры, вышел из гримерки, направляясь в примыкающую к ней ванную комнату. Порчи шел за ним и даже в ванную проскользнул сразу следом. — What is wrong with you? — Мамай был возмущен. Он уже подключил фен к розетке, чтобы просушить футболку. Но, наверное, стоило для начала все выяснить с Порчи. Раз тот не понимает намеков, потому что имеет другой менталитет, либо потому, что совсем другой по темпераменту, либо просто потому, что адски тупой. Других объяснений Илья найти просто не мог. Он отложил фен, а после обернулся, желая увидеть своего собеседника. — Porchy, if it will... Его попросту никто не слушал. Терпение у пылкого португальца тоже не было резиновым, так что, закрыв дверь в ванную, чтобы уж точно никто не мог войти, он прижал к стене директора, фиксируя руки у него на плечах. Тот не мог уйти хотя бы первые секунд десять. Пять секунд отходил от шока, а последующие пять длился горячий, влажный, но слишком односторонний поцелуй. Илья сам виноват, что от удивления приоткрыл рот, давая Порчи, надеявшемуся на что-то куда более пикантное, проникнуть языком внутрь. Мамай подарил ему эту самую пикантность звонкой пощечиной, а после оттолкнул, в более чем некультурном шоке выбегая из комнаты. Он не знал, можно ли этим с кем-то делиться? И нужно ли? Поэтому просто надеялся, что больше никогда не останется с Порчи наедине. Уже было плевать на мокрую футболку и расспросы Мирона, Вани, Эрика, было не плевать только на то, где сейчас Порчи и где у него будет теоретическая возможность снова прижать его к стене. Отношения со всеми стали напряженными. Илья не мог ни с кем нормально общаться, мысли и апатия стали такими сильными, что просыпалось отвращение ко всему окружающему миру. В туре он лишь выполнял свои сухие обязанности — занимался организацией, а еще стоял на проверке билетов перед концертом. После непрерывной дороги и ежедневных концертов наконец-таки появились два дня отдыха. Илья никуда не хотел выходить гулять и не хотел ни с кем тусоваться. Телефон в руке завибрировал, Мамай нервно взглянул на экран. Прекрасно, Порчи решил сам объявиться и все объяснить. Сначала хотелось его очень грубо послать, но раз уж он пообещал держать дистанцию, то, наверное, надежда на что-то могла быть. Порчи не вышел на прогулку со всеми, не стал снова идти на поводу у Мирона. Он решил наладить конфликт, который и ему, и Илье попросту не давал спать. От стука в дверь Мамай дернулся, а потом, завязав покрепче пояс на махровом белом халате, собрал всю силу воли в кулак и пошел открывать. Вийера выглядел серьезно настроенным, но раз пообещал держать дистанцию — так держи ее. Илья не пожал ему руку из-за апатии к тактильным контактам. Усевшись на мягкой постели, он отодвинулся от гостя на расстояние, которое могло бы вместить еще двоих таких же людей. Обычно Илье делали больно мысли о том, что чье-то сердце могло разбиться из-за его равнодушия, но сейчас о сердце Порчи он даже и думать не хотел. После недолгих объяснений Порчи пододвинулся ближе, снова сокращая расстояние, преодолевая барьер. Мамаю было просто некуда отодвигаться, а от горячего прикосновения ладони португальца по всему телу пошла дрожь. Он хотел скинуть его руку, вот только в дружеском объятии за плечо вроде и не было ничего такого. А ведь тот поцелуй мог быть таким же дружественным. Может, в Португалии принято? Может, в Португалии нет ничего зазорного в поцелуе двух парней? — We’re the same. — Порчи внимательно посмотрел в глаза Ильи. Такие же карие, как и у него. Кожа одинакового цвета. Их связывала не только внешность, но и недосказанность, а еще этот странный конфликт, дошедший до игнора и какого-то еще более неприятного холода. — We’re different, Porchy. — Илья отвел взгляд. Куда делась его былая уверенность? Что вообще между ними сейчас? Он — холодный, спокойный, северный, а Порчи — горячий, вспыльчивый и очень южный. Что вообще у них общего? — Why do you think so? Вийера попросту нарушил все свои обещания, притягивая к себе мужчину и завлекая в еще более жаркий, чем в тот раз, поцелуй. Илья сразу же отстранился, оттолкнул настолько самонадеянного южанина, а после замахнулся для того, чтобы дать ему очень сильную пощечину. Рука коснулась щеки. Но уже без шлепка, без звонкого удара. Мамай решил не бить. Наоборот, он погладил колючую щеку Порчи, не давая тому себя поцеловать, удерживая таким образом в узде. — Get out. — Илья убрал ладонь со щеки португальца, окидывая холодом своего строгого взгляда, пробирающего до самых костей. Порчи без возражений поднялся с кровати, затем медленно побрел к двери. Смешались все чувства, и он попросту не мог понять, чего от него вообще хочет и ждет Илья. А после тот его окликнул: — Why do you think so, Dario? — Вийера почти вышел из номера, когда услышал тихий, но очень вкрадчивый голос Ильи. Он уже хотел было что-то ответить, но не стоило говорить лишних слов. Порчи переступил порог, и за ним закрыли дверь. Илья впервые назвал его по имени. Он и так все понял.