Часть 1
17 декабря 2012 г. в 21:47
– Привет, Сэм. Давно не виделись, правда?
Маленькая дрянь стоит прямо перед его кроватью, сжимая в руках своего поганого клоуна. Сэм вопит и падает с кровати, путаясь в одеяле и чувствуя, как подскакивает пульс. Он забивается в угол, тяжело дыша, и говорит:
– Ты ненастоящая. Ты – плод моего воображения.
Девочка подходит ближе, снова нависая над ним, и говорит:
– Бедный Сэмми. Ты так ничего и не понял, верно? Здесь все ненастоящее. Нам стоило таких трудов вытащить тебя отсюда, и посмотри, что ты наделал? Послушай, что ты натворил, Сэм.
Радио взвывает на высокой частоте, и сквозь хрипы и помехи доносятся слова:
«Сэм Тайлер, мужчина, тридцать семь лет. Поступил в госпиталь в критическом состоянии с серьезными ушибами, множественными переломами и повреждениями внутренних органов после попытки самоубийства. Последствия травматического шока удалось устранить, в настоящий момент состояние пациента можно охарактеризовать как стабильно тяжелое. Следующие двадцать четыре часа будут решающими и покажут, каким будет исход битвы врачей за его жизнь: улучшение состояния и возвращение в сознание, продолжительная кома или смерть. А теперь к другим новостям спорта».
Радио захлебывается в помехах, и Сэм подскакивает к нему в один прыжок.
– Нет, это не было самоубийством! – орет он, колотя по радио рукой. – Там все было ненастоящим, тот мир был ошибкой! Я ничего не чувствовал!
Радио воет в последний раз и затихает. Сэм останавливается, тяжело дыша, и единственным звуком в комнате, кроме его тяжелого дыхания, становится теперь пронзительный писк телевизора. На экране маленькая девочка улыбается, рисуя крестики-нолики со своим игрушечным клоуном. Сэм падает на кровать и облегченно выдыхает, закрывая глаза и до боли надавливая ладонями на веки. Это значит, что она больше не вернется мучить его, только не этой ночью.
Когда он открывает глаза в следующий раз, в окно ослепительно светит солнце, а у него над головой разрывается телефон. Сэм приподнимается над кроватью, его рука, занесенная над телефонной трубкой, чуть подрагивает. Так не может больше продолжаться, думает Сэм, злясь на себя за это секундное колебание. Он не может продолжать бояться услышать с того конца провода эти монотонные больничные звуки, издаваемые индикаторами сердцебиения и машиной жизнеобеспечения, он сыт этим по горло. Сэм резко срывает трубку и прикладывает ее к уху.
– Слушаю.
– Тайлер, тащи свою задницу в участок, – отвечает трубка резким голосом Джина Ханта. – У нас дело.
Старший детектив-инспектор необычайно лаконичен, и что-то в его голосе заставляет Сэма понять, что дело обещает быть серьезным.
Форд Джина Ханта взвизгивает колесами и замирает, люди отскакивают в стороны, бросая на них дикие взгляды. Здание банка окружено копами, репортерами и зеваками. Джин Хант прокладывает себе дорогу в этом людском море, будто крейсер, методично раскидывая в стороны не успевших уйти с его дороги людей. Его команда движется следом, и Сэм чувствует, как к его лицу против воли прилипает извиняющаяся улыбка, которую он адресует каждому, попавшему под тяжелую руку Ханта.
В здании банка стоит духота, в липком воздухе висит запах пороха и чего-то еще, Сэм понимает, чего именно, когда они доходят до крошечной каморки со стеклянной дверью. Стекла в ней сейчас выбиты и переливаются на полу мелкой крошкой, и когда Сэм проходит вперед, чтобы заглянуть внутрь, к его горлу подступает тошнота: на полу в разных позах лежат люди, пять человек, работники банка, судя по форменной одежде. У всех связаны руки и завязаны рты, и все они застрелены. На полу расплываются еще не успевшие высохнуть кровавые пятна, жирные черные мухи ползают вокруг, погружая в них свои хоботки.
– Черт подери! – ругается Крис Скелтон, оглядывая страшную картину. – Только не говорите мне, что это…
– Ты еще ничего не знаешь наверняка, – обрывает его Хант, отступая от каморки и направляясь в следующую комнату, к сейфу. – Черт подери! – восклицает он, остановившись на пороге, и Сэм спешит следом, заглядывая начальнику через плечо.
Сейф распахнут настежь и пуст. В углу, привалившись к стене, полусидит молодая женщина, ее связанные руки сложены на груди в защитном жесте, а между бровей багровеет дырка от единственной пули. Стену над головой женщины украшают две кровавые буквы – DB, и Сэм недоуменно пялится на них до тех пор, пока Джин Хант с низким рыком не выходит из комнаты, направляясь к выходу из банка.
– Это все, ты уходишь? – кричит Сэм ему вслед. Хант останавливается, но не разворачивается к нему лицом, так что Сэму приходится разговаривать с его напряженной спиной. – Ты не собираешься все здесь осмотреть, опросить возможных свидетелей?
За какую-то секунду Хант стремительно разворачивается и сгребает его в охапку, прикладывая о стену с такой силой, что у Сэма искры летят из глаз.
– Ты еще не понял, Тайлер? – зло спрашивает он, встряхивая Сэма за шкирку, как котенка. – Все твои свидетели мертвы. Вот, смотри.
Он силой подтаскивает Сэма к каморке с разбитыми стеклами, и Сэм в ужасе хватается за деревянные перекрытия двери, не обращая внимания на врезающиеся в пальцы осколки, потому что какую-то секунду он уверен, что Хант собирается зашвырнуть его внутрь. Но тот отпускает, отступая в сторону, и Сэм разворачивается к нему, тяжело дыша, почти готовый броситься вперед, чтобы нанести ответный удар.
– Я знаю, чьих это рук дело, – вдруг говорит Хант, закуривая, и Сэм решает, что отплатить боссу можно будет и в другой раз. – Это сделал Дэниэл Бойл.
– Так ты уже во всем разобрался, можем брать плохого парня? – саркастично спрашивает Сэм, расправляя помятую Хантом куртку. – Можно сказать, что дело закрыто?
– Дело не будет закрыто до тех пор, – говорит Хант, глубоко затягиваясь и выдыхая в лицо Сэму клуб едкого сигаретного дыма, – пока я не пойму, как Дэнни Бойлу удалось застрелить шесть человек и ограбить банк, не выходя из окружной тюрьмы города Манчестер.
* * *
Когда они выходят из здания банка, репортеры окружают их со всех сторон, словно стервятники.
– Старший детектив-инспектор Хант, прокомментируйте, что происходит? Это имеет какое-то отношение к Дэниэлу Бойлу? Что намерена делать полиция?
– Уберите отсюда этих паразитов, – брезгливо бросает Хант первому попавшемуся полицейскому в форменной одежде, помогающему сдерживать напор толпы. – Осмотрите все вокруг еще раз и увезите тела.
– У полиции уже есть версии того, кто причастен к ограблениям? – спрашивает полноватый одышливый репортер, нагоняя их уже у самой машины. – Что вы намерены делать?
– Прямо сейчас я намерен заткнуть тебе рот своим кулаком, если ты не заткнешься сам, – говорит Хант, садясь в машину и захлопывая перед носом репортера дверь.
Крис и Рэй разражаются малоприятным смехом, и машина взвизгивает колесами, резко трогаясь с места.
– Кто такой Дэниэл Бойл? – спрашивает Сэм, разрывая повисшую в салоне машины тишину, пока они едут в сторону участка.
Рэй презрительно фыркает, качая головой:
– Откуда ты свалился, парень? До вас в Гайде, должно быть, доходит, как до жирафов. Какой коп может не знать про то, что творил в свое время Дэнни Бойл?
– Он грабитель, его банда орудовала в Манчестере и Ливерпуле четыре года назад, – сухо говорит Хант, игнорируя реплику Карлинга. – Нападали на небольшие банки и почтовые отделения, делали это быстро и без шума. Бойл совершал несколько ограблений подряд, оставлял свои инициалы на стенах из тщеславия, залегал на некоторое время на дно, а потом все повторялось снова. Их считали неуловимыми, потому что они не оставляли никаких следов. Ублюдки оставляли после себя только трупы, никаких свидетелей, никого живого.
– Это бойня, – вырывается у Сэма. Копы одновременно смотрят на него, Скелтон с жалостью, Карлинг и Хант – насмешливо, но Сэм уже не может остановиться. – Эти люди были безоружны и связаны. Та девушка сама открыла им сейф, и они все равно застрелили ее, они застрелили всех.
– Именно поэтому мы не остановимся, пока не загоним их, как бешенных псов, и не засадим в тюрьму на пожизненное, – выплевывает Хант, снося мусорные баки возле участка своим автомобилем.
В участке Хант первым делом запирается в своем кабинете и названивает оттуда в окружную тюрьму, чтобы узнать, не пропадал ли у них Дэнни Бойл. Сэм приказывает ребятам и приветливо улыбающейся ему Энни поднять старые записи на банду грабителей, а затем отзывает в сторону Криса.
– Если этот Бойл такой неуловимый, как его в конце концов поймали? – спрашивает он. – Это сделал Хант?
Скелтон задумчиво перекатывает во рту жвачку, очевидно припоминая тот случай, а затем качает головой:
– Нет, его схватила полиция Ливерпуля после одного из ограблений здесь, в Манчестере.
– Что Бойл сделал не так, где он наконец прокололся?
– Он оставил свидетеля, двадцатилетнюю пташку, – хмыкает Крис и добавляет: – Слепую. Сьюзен Райт. Она ничего не видела, но многое слышала, она дала нам верную наводку, и ублюдка поймали, как и еще троих из его банды. Если кто-то из них и остался на свободе, то нам об этом ничего не известно, потому что как ливерпульские копы ни наседали, никто из четверых не заговорил. Так или иначе, Бойл был их головой, без него ограбления прекратились.
– До сегодняшнего дня, – говорит Сэм, и Скелтону нечем это крыть.
– Дэнни Бойл по-прежнему в тюрьме, ровно там, где ему и положено быть, – рычит Хант, возвращаясь из своего кабинета и хлопая дверью с такой силой, что сверху сыпется штукатурка. – Подлый мерзавец.
Он стаскивает со спинки стула сэмову кожаную куртку и швыряет ему в руки.
– Шевелись, Тайлер, нас ожидает чудесная прогулка до тюрьмы. Там мы немного побеседуем с малышом Дэнни, сгладим острые углы…
Сэм не делает ни шагу, потому что ему не дает покоя одна мысль, имя, вскользь брошенное Скелтоном.
– Сьюзен Райт, где она? – спрашивает он, стараясь не замечать, как в груди начинает ворочаться дурное предчувствие.
Полицейские переглядываются между собой.
– Какого черта я должен это знать? – спрашивает Хант. – Она подсказала, где искать плохих парней, полиция выполнила свою работу, все остались довольны.
– Она единственный оставшийся в живых свидетель, – говорит Сэм. – Бойл оказался в тюрьме только благодаря ей. Скажи мне, Хант, у тебя не мелькнула мысль, что если кто-то решил возродить Дэнни Бойла и ради этого хладнокровно уничтожил шестерых человек, он не захочет отомстить ей?
* * *
Джин Хант ведет машину так, словно за ним гонятся черти, но он делает это всегда. Сэм откидывает голову на сиденье, чувствуя дурноту, и радио говорит:
«Ткани срастаются хуже, чем мы ожидали, нам придется увеличить дозы препаратов, иначе инфекция распространится дальше…»
Сэм дергается и подается вперед, резко вырубая радио, и перехватывает в зеркале заднего вида удивленный взгляд Ханта. Сэм спрашивает себя, сделал ли он правильный выбор. Он спрашивает себя, где он на самом деле: здесь, в семьдесят третьем году, страдающий от слуховых галлюцинаций, вызванных несчастным случаем, которого он даже не помнит, или там, в две тысячи шестом, умирающий на больничной койке после попытки суицида. И ему нестерпимо хочется сделать что-то, хоть что-нибудь, прямо сейчас, чтобы снова почувствовать себя живым.
Сьюзен Райт живет в маленьком домике на Брайтон-стрит. Они поднимаются по скрипящим деревянным ступеням и останавливаются напротив двери. Хант что есть силы молотит в дверь и кричит:
– Полиция, откройте!
Из дома не раздается ни звука, и Хант делает пару шагов назад, чтобы с разбегу высадить дверь плечом. Они вваливаются внутрь, и Сэм тянет куртку наверх, закрывая нос, потому что в доме стоит невыносимая вонь. Хант тоже поднимает воротник своего коричневого пальто и делает несколько шагов вперед, оглядываясь по сторонам.
Они находят тело Сьюзен в гостиной, распростертое на полу, и единственное повреждение, видное на первый взгляд – небольшая аккуратная дырочка между бровей девушки, по ее телу уже расползлись трупные пятна. Рядом лежит собака, светлый лабрадор, с простреленным черепом. Хант грязно ругается сквозь зубы, делая солидный глоток из своей фляги, а Сэм молча вываливается из квартиры и опирается на деревянный поручень крыльца, ожидая, когда дурнота отступит. В ушах нарастает искусственное дыхание машины жизнеобеспечения, и Сэм несколько раз встряхивает головой, пытаясь отогнать его прочь.
Хант выходит из дома некоторое время спустя, опираясь на поручень рядом с ним.
– Я позвонил, чтобы забрали тело, – говорит он, затягиваясь сигаретой. – Проклятье, они пристрелили даже ее собаку, гребанные мерзавцы.
Сэм ничего не отвечает, только бросает на Ханта мрачный взгляд исподлобья.
– Что? – раздраженно спрашивает Хант. – Технически, мы ничего не могли сделать. Ты видел тело? Она мертва уже несколько дней, поэтому даже если бы мы поехали сюда сразу после того, как нам сообщили об ограблении…
– Технически, – саркастично начинает Сэм, ставя ударение на это слово, – вы могли защитить ее. Включить в программу защиты свидетелей, это тебе о чем-нибудь говорит? Но ты этого не сделал, Хант, хотя у полиции были подозрения, что не все члены преступной группировки были пойманы, ты не сделал ничего, и теперь эта девушка мертва. И не говори мне, что полиция здесь ни при чем!
Сэм уже орет на Ханта, и тот сжимает челюсти так, что гуляют по скулам желваки, и его ноздри гневно раздуваются, когда он говорит:
– Прошло четыре года, Сэм. Как ты себе представляешь, что кто-то из моих людей будет четыре года присматривать за свидетелем по делу мерзавца, которого уже давно упекли в тюрьму?!
– Вы могли спрятать ее! Новый город, новое имя. Ради Бога, неужели никто здесь не знает, как это делать правильно?
– О, верно, ты один все знаешь лучше всех, умник, ведь вы все такие правильные в этом вашем чертовом Гайде! – рокочет Хант, нависая над ним. – Но я вот что тебе скажу, Тайлер. Этих мерзавцев уже упекли однажды только благодаря нам, и теперь мы сделаем это снова. Поэтому хватит причитать, словно баба, пора уже наконец заняться настоящим делом. Тащи свою задницу в машину, мы едем в окружную тюрьму!
– Это ничего не даст, – упрямо говорит Сэм. – Крис сказал мне, что полиции Ливерпуля ничего не удалось вытащить из этих парней. Ты думаешь, у тебя получится лучше?
– А ты в этом сомневаешься? – фыркает Хант, который кажется задетым самим фактом, что Сэм поставил его в один ряд с копами Ливерпуля. – Бойл запоет у меня, как недорезанный петух, которому наступили на яйца.
– Мы должны действовать осторожно, – возражает Сэм. – Понаблюдать за Бойлом в тюрьме, посмотреть, кто приходит повидать его, был ли выпущен на свободу кто-либо из тех заключенных, которые с ним общались. Нельзя спугнуть его. Нападения повторились четыре года спустя, это не случайность. Мы должны понять, что их спровоцировало, последовательно раскрыть всю цепочку событий, чтобы действовать наверняка. И быстро, потому что если этот подражатель копирует Бойла во всем, нас ждет сразу несколько ограблений, следующих одно за другим.
– О, рад, что ты это отметил! – с притворным восторгом восклицает Хант. – Раз уж у нас так мало времени, Тайлер, может быть, ты перестанешь наконец чесать языком и займемся делом?
Сэм пожимает плечами и возвращается к машине, потому что, видит Бог, бесполезно переубеждать Ханта, если он что-то твердо для себя решил. По дороге в тюрьму они не разговаривают: Хант свирепо ведет машину, а Сэм листает файл со старыми записями о банде Бойла, которые дала ему Энни, и свои собственные записи с комментариями экспертов, которые он успел наспех накарябать, пока они были в банке и осматривали место преступления.
В окружной тюрьме их встречает Том Мортон, который оказывается начальником тюрьмы и давним приятелем Ханта.
– Джин Хант, мой добрый друг, – говорит он, когда встречает их у ворот тюрьмы. – Ты, как я смотрю, молодцом, ни капли не изменился, по-прежнему нос по ветру и безошибочное чутье на мерзавцев. Половина моих подопечных здесь – твоя заслуга, я так тебе скажу.
Том Мортон высокий и худощавый, у него блеклые невыразительные глаза и губы настолько узкие, что делают его похожим на рептилию. Он еще далеко не старик, но что-то есть в его внешности, вызывающее ассоциации со старостью, что-то, слишком резко бросающееся в глаза в контрасте с вечно фонтанирующим агрессивной энергией Хантом.
Они обмениваются сердечными рукопожатиями, обнимаются, хлопая друг друга по спинам, и Сэм нетерпеливо оглядывается по сторонам, ожидая, когда Хант перейдет к делу.
– Сэм Тайлер, – первым говорит он, протягивая руку, когда Хант наконец оборачивается и открывает рот, чтобы представить Сэма своему приятелю. – Мы пришли увидеть Дэниэла Бойла, заключенного в окружную тюрьму города Манчестер четвертого марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года.
– Боюсь, вряд ли смогу устроить, этот Бойл та еще заноза в заднице, – говорит Том Мортон, разводя руками. – Вчера в шестом блоке заключенные устроили потасовку, Бойла сильно помяли, он отлеживается сейчас в медицинском корпусе.
– Плевать я хотел на его недомогание, мы помнем его только слегка сильнее, – говорит Хант, предвкушающе разминая кулаки. – Мы немного застряли в расследовании этого ограбления на Гамильтон-роуд, но что-то подсказывает мне, что после разговора с Бойлом у нас наметится прорыв.
– Извини, Джин, я бы рад помочь, – говорит Том Мортон, – но от Бойла сейчас мало толку, он почти не может говорить, ему повредили челюсть. Впрочем, ты можешь потолковать с Марком МакФлинном, его приятелем.
– МакФлинн, – задумчиво протягивает Хант, затем его лицо проясняется, – один из банды Бойла! Этот нам подходит. Что, кстати, с остальными двумя, мы можем допросить их?
– Погибли четыре года назад, драка заключенных, – сухо говорит Мортон. – Следуйте за мной, я проведу вас к комнате для допросов и прикажу привести МакФлинна.
Они идут по серым и извилистым, как катакомбы, коридорам тюрьмы довольно долго, но им не встречается никого из заключенных. Несколько тюремных офицеров в форменной одежде проходят мимо, приветливо улыбаясь Мортону и поглядывая на Ханта и Сэма с любопытством.
– Чувствуйте себя как дома, – говорит им Мортон, отворяя скрипящую железную дверь с врезанной дверцей-окошком и впуская их в комнату со столом и четырьмя стульями. Из освещения здесь единственная лампочка под самым потолком, стекло в которой давным-давно пожелтело от сигаретного дыма.
С этими словами он разворачивается и выходит за дверь неслышной, змеящейся походкой, очевидно, чтобы приказать привести к ним заключенного.
Сэм не может удержаться от смешка, услышав последнюю фразу Мортона, но садится тем не менее на ближайший стул. Хант бросает на него странный взгляд и затягивается сигаретой, нетерпеливо поглядывая на часы.
– Мы пропустили обед со всей этой кутерьмой, – раздраженно говорит он. – Закончим здесь поскорее и вернемся в участок, я возьму себе в столовой отбивную размером с мамонта.
Ты и сам как мамонт, думает Сэм, глядя, как Хант разминает костяшки пальцев в предвкушении предстоящего разговора с Марком МакФлинном. Доисторическое животное, свирепое и непредсказуемое, пережиток времени. Уму непостижимо, думает Сэм, что такие, как Джин Хант, до сих пор служат в полиции, стоя на страже безопасности и покоя городских жителей.
Ничего из этого Сэм, разумеется, не говорит.
Дверь открывается, и двое охранников вводят в комнату рыжеволосого МакФлинна, одетого в серую тюремную робу, усаживают его за стол напротив Ханта и Сэма и делают несколько шагов назад, к стене и в тень, замирая неподвижно, как каменные изваяния.
– Всегда недолюбливал шотландцев, – задумчиво произносит Хант, туша окурок в пепельнице на столе и изучающе глядя на МакФлинна. – Есть в вас что-то такое, что делает мразью каждого второго.
МакФлинн глухо рычит, исподлобья глядя на Ханта, и того эта реакция очевидно забавляет.
– Вот к примеру ты, МакФлинн, – говорит он, – твоя шотландская матушка разве не учила тебя, что убивать людей плохо? Надеюсь, твои сокамерники преподают тебе этот урок лучше, чем она.
– Я уже в тюрьме, чего вам еще нужно? – зло спрашивает МакФлинн, с ненавистью глядя на них обоих.
– Нам нужно знать, кто работает по вашей схеме, – говорит Сэм. – Преступления повторяются, это значит, что кто-то из банды остался на свободе и, переждав, когда страсти вокруг этого дела улягутся, принялся за старое. Нам нужны имена.
– Почему вы думаете, что кто-то из банды Дэнни остался на свободе? – спрашивает МакФлинн, передергивая плечами. – Кто угодно мог подстроить это, чтобы запутать полицию. Что ж, похоже, это удалось им на славу.
– Слишком много совпадений для подделки, – качает головой Сэм. – Тот же калибр оружия, та же методика при поиске объекта для грабежа, ограбление было продумано и спланировано идеально, так, как мог бы сделать только профессионал, кто-то, кто уже делал это раньше. Плюс, ничем не обоснованная жертва, девушка, которая помогала в поимке Бойла, убита в собственной квартире. Это преступление на почве мести. Слишком многие нити ведут к банде Бойла, потому мы и здесь.
МакФлинн чиркает зажигалкой, закуривая, и откидывается на стуле.
– Я рад бы помочь полиции, но мне ничего не известно об этом, простите, парни, – говорит он, разводя руками и ухмыляясь.
– Довольно! – взрывается Хант, с грохотом обрушивая руку на стол и выдергивая у МакФлинна изо рта сигарету. МакФлинн вздрагивает, и Сэм вздрагивает тоже. – Ты запоешь у меня, и запоешь немедленно, если не хочешь пожалеть, что вообще появился на свет!
Он хватает лежащую на столе руку МакФлинна и тушит об нее сигарету. Сигарета шипит, оставляя темный ожег на коже, МакФлинн воет дурным голосом, и Сэм отводит взгляд в сторону, морщась, будто бы от боли, будто бы это об его руку Хант тушит сейчас чертову сигарету.
– Кто был с вами?! – орет Хант, прикладывая МакФлинна лицом о столешницу, а затем еще раз, и еще один. – Кто участвовал с вами в ограблениях и не сел в чертову тюрьму? Говори, ну же, говори со мной, проклятый ублюдок!
Когда он останавливается, тяжело дыша, неотрывно глядя на МакФлинна, у того идет кровь из обеих ноздрей и рассеченной губы. Он сплевывает в сторону выбитый зуб, и это оказывается уже чересчур. Сэм со стуком отодвигает стул в сторону и не говоря ни слова выходит за дверь.
Оказавшись снаружи, он с силой проводит руками по лицу и волосам и упирается руками в колени, согнувшись и тяжело дыша, словно бежал без остановки три мили. Его тянет блевать, но вместо этого он опирается спиной о стену рядом с дверью, выравнивая дыхание.
«Лекарства сделали свое дело, инфекция отступает, – говорит голос в его голове, мешаясь со звуками, издаваемыми машиной жизнеобеспечения, вдох-выдох, вдох-выдох, и Сэму не хватает воздуха, потому что эта поганая штука дышит сейчас вместо него. – Ткани срастаются, но хуже, чем мы ожидали, тело не реагирует на внешние раздражители. Он в коме».
Сэм в коме, Сэм заперт в этом мире, потому что ему казалось, что он и правда может что-то изменить, может сделать здесь какое-то отличие. Позади него, за закрытой дверью, слышатся звуки борьбы и сдавленные стоны МакФлинна, но они доносятся до него словно издалека, они не такие громкие, как искусственное дыхание машины жизнеобеспечения.
Кто-то окликает его по имени, выдирая из этого психоза, и Сэм вскидывает голову, натыкаясь взглядом на Тома Мортона, который зовет его из дальнего конца коридора. Сэм цепляется за эту возможность сбежать подальше от двери, за которой Хант методично и жестоко выбивает ответы из заключенного, и подходит к начальнику тюрьмы.
– Вам не нравятся его методы, – говорит Мортон, кивая на запертую дверь, и это больше утверждение, чем вопрос.
– Их едва ли можно назвать цивилизованными, – кивает Сэм. – Вы не собираетесь вмешаться?
– А вы не собираетесь, детектив-инспектор Тайлер? – спрашивает в ответ Мортон, и Сэм прикусывает язык. – Его методы дают результаты, – говорит начальник тюрьмы секунду спустя, и это в точности та фраза, которой Сэм обыкновенно оправдывает Ханта в мысленных диалогах с собственной совестью.
– Все методы хороши, когда цель оправдывает средства, верно? – едко спрашивает он, выступая в этот раз для разнообразия на стороне совести, но Мортон лишь равнодушно пожимает плечами вместо ответа.
– Я могу посмотреть записи о заключенных из банды Дэниэла Бойла? – спрашивает Сэм, и начальник тюрьмы кивает, приглашая его пройти к архиву.
Заспанный смотритель тюремного архива недовольно роется в пыльных ящиках в поисках записей о банде Бойла, а затем обрушивает на стол перед Сэмом несколько коробок с бумагами за разные годы.
– Должно быть где-то здесь, – равнодушно сообщает он, и Сэм тяжело вздыхает, призывая все свое терпение и мысленно проклиная то, что рядом нет милой терпеливой Энни, которая могла бы помочь ему продраться через эти бесконечные записи, выполненные чьим-то небрежным корявым почерком. Или, еще лучше, компьютера с тюремными архивами и волшебной кнопкой «Поиск», которую он явно недооценивал, пока не застрял в семьдесят третьем.
Это, наверное, чистая удача, но нужные ему записи находятся довольно скоро. Он проводит в архиве еще некоторое время, сопоставляя найденную информацию между собой, а затем врывается к Мортону. Тот болтает все это время с архивариусом в соседней комнате, ожидая, когда Сэм закончит, чтобы в целости и сохранности привести его обратно к Ханту.
– Их намеренно убили здесь, в тюрьме, это не было просто дракой заключенных, – гневно сообщает он, тыкая листами из архива Мортону в лицо. – Четверо из банды Бойла, с тяжелыми повреждениями от побоев, через неделю после ареста. Двое из них погибли, не приходя в сознание. Никаких записей о других раненых в тот день.
– Чшш, – спокойно говорит Мортон, прижимая палец к своим узким губам и осуждающе глядя на Сэма, и тот на миг столбенеет под его невыразительным взглядом. – Поберегите дыхание, детектив-инспектор Тайлер. Я расскажу вам все, что вам следует знать.
Подслеповатый архивариус дружелюбно улыбается Мортону, провожая Сэма и начальника тюрьмы из архива и закрывая за ними дверь. Том Мортон приводит Сэма в свой кабинет, обставленный не без шика, по моде времени, и Сэм презрительно фыркает, оглядывая добротный лакированный стол из темного дерева, глубокое кожаное кресло, дорогой виски в серванте и щегольские сигары на столе.
– Располагайтесь, сэр, – говорит Том Мортон, кивая Сэму на темный кожаный диван у стены и опускаясь в свое кресло. – Виски, сигару?
Сэм отрицательно качает головой на оба предложения сразу, и Мортон пожимает плечами, мол, как угодно, а сам раскуривает сигару.
– Я еще не был начальником этой тюрьмы четыре года назад, когда к нам привезли Бойла и его банду, – неторопливо начинает он, выпуская клубы терпкого дыма. – Я был старшим руководящим офицером сектора «Б», а Бойла и его ребят определили в сектор «А», и так уж вышло, что я с ними никогда не сталкивался. Но слухи ходили по тюрьме, неприятные слухи. Банда Бойла нагоняла ужас на город долгие месяцы, люди боялись выходить из домов, оставлять своих детей играть на улицах. Поэтому когда грабителей наконец поймали, полиции нужны были доказательства, что это все, угроза полностью устранена, больше никаких нападений. Обстоятельства их поимки были смутными, в полиции не были уверены, что никто из банды не остался на свободе, они пытались выяснить все, что можно, у пойманных грабителей. Они в какой-то момент перестарались, вот и все. Остальное вам и самому известно. Что скажете, детектив-инспектор Тайлер? Не слишком-то загадочная история, верно?
– Полицейские перестарались на допросах, избив двоих заключенных до смерти, и вы говорите, что это в порядке вещей?! – спрашивает Сэм, повышая голос. – Суд приговорил их к пожизненному, а вы пошли дальше и привели в исполнение смертный приговор!
– Они принесли смерть многим другим людям, – жестко говорит Мортон, – не говорите, что они этого в конце концов не заслужили.
Сэм хватается за голову, которая давно уже идет кругом от парадоксального мышления людей, заполняющих этот мир, людей, которые в силу своего статуса отвечают здесь за чужие жизни, которые являются здесь законом и потому воображают, что сами они стоят над законом. И Сэм в сотый, наверное, раз цепляется за правила, нормальные правила цивилизованного человеческого общества, как за спасительную соломинку.
– Правосудие не работает таким образом, мистер Мортон, – говорит он. – Вы не можете решать, чего заслужили или не заслужили эти люди, это решает судья и присяжные, а вы обязаны только приводить их решение в исполнение. Поэтому полицейские, которые избили заключенных до смерти, заслуживают наказания не меньше, чем рядовые преступники.
– Дело давнее, дело темное, – разводит руками Мортон, пожимая плечами. – Виновных уже не найти, но вы ведь приехали не за этим, верно? Кстати, вы еще не надумали проведать своего старшего детектива-инспектора?
Сэм ругается сквозь зубы, потому что до него вдруг доходит одна вещь, которая дошла до Мортона уже давно, судя по той ироничной улыбке, в которой на мгновение искривляются его змеиные губы, пока он наблюдает за сменой эмоций на лице Сэма. Он оставил Ханта выбивать из шотландца информацию… сколько времени назад? Полчаса, час? Достаточно для того, чтобы превратить его в отбивную. Только вот история содержания под стражей ребят из банды Бойла как нельзя более наглядно свидетельствует о том, что такими методами он вряд ли чего-либо добьется. И Сэм, который даже не попытался его остановить, который просто ушел, еще читает Мортону мораль по совершенно аналогичному случаю.
– Я буду рад показать вам обратную дорогу, детектив-инспектор Тайлер, – говорит Мортон.
Когда они возвращаются в маленькую комнату для допросов, МакФлинна и двоих охранников там уже нет. Хант сидит за столом и курит, взмыленный и недовольный, его одежда в беспорядке, а костяшки пальцев сбиты в кровь.
– Наконец-то, – восклицает он, увидев на пороге Сэма, – где тебя черти носят, Тайлер?
Том Мортон заходит в комнату вслед за Сэмом своей неторопливой змеящейся походкой и говорит:
– Я устроил детективу-инспектору Тайлеру экскурсию в местный архив, подумал, это может оказаться небесполезным. Какие новости у тебя, есть результаты?
– Ноль! – раздраженно рявкает Хант, с досады стукая по столу кулаком. – Никакого проку от этих шотландцев. Позвони нам, как только Бойл оклемается, может быть, он окажется сговорчивее своего дружка.
Мортон кивает, сочувственно хлопает Ханта по плечу, и на этой ноте они прощаются с начальником тюрьмы.
Хант явно не в духе, он ведет машину еще более отвратительно, чем обычно. Он тормозит у придорожной забегаловки так резко, что Сэм едва успевает схватиться руками за приборную доску, чтобы не влететь в лобовое стекло.
– Обед! – провозглашает Хант, вываливаясь из машины. – Я подыхаю с голоду.
Забегаловка уставлена искусственными цветами, на столах клеенчатые скатерти, а из радио вопят горячие хиты семьдесят третьего. Здесь неплохо, решает для себя Сэм, когда им приносят ароматную горячую еду. Хант напротив вгрызается в цыпленка с таким видом, словно голодал неделю, и Сэм прячет усмешку, утирая салфеткой рот. Хант берется за свою кружку пива и немного морщится, глядя на разбитые костяшки.
– Марк МакФлинн был хотя бы в сознании, когда ты с ним закончил? – вырывается у Сэма, который просто больше не может удерживаться от этого вопроса.
– Утри сопли, Дороти, он выживет, – равнодушно отвечает Хант. – Черт подери, как не вовремя! Придется ждать, когда Бойл оклемается, чтобы с ним потолковать. Возможно, он не посвящал МакФлинна во все свои дела и шотландский подонок действительно не знает, кто из приятелей Бойла остался на свободе.
– Ты ничего не добьешься, – говорит Сэм. – Я просмотрел архивы, полицейские уже допрашивали парней из банды Бойла, двое из них умерли в ходе этих допросов, и из них не удалось вытянуть ни слова. Ты попусту теряешь время.
– О, так может, у тебя есть идеи получше, умник? Давай, просвети меня, не терпится услышать!
– Вообще-то, у меня есть одна идея, – говорит Сэм. – Мы можем работать под прикрытием, под видом заключенных. Наблюдать за Бойлом, узнать, с кем он общается и чем живет, следить за каждым его шагом, и рано или поздно он выведет нас на преступников. Я уверен в этом, слишком многие нити на нем завязаны.
– Ни за что, – коротко говорит Хант, залпом допивая свое пиво.
– Шеф, послушай… – начинает Сэм, но Хант не позволяет ему закончить, со стуком обрушивая пустую кружку на стол.
– Какую часть «ни за что» ты не понял, Тайлер? – раздраженно спрашивает он. – Я сказал, никогда, нет, этому не бывать, только не в моем участке! Не смей больше обсуждать со мной это, вопрос закрыт!
Он не глядя кидает деньги за обед на стол, снимая со спинки стула свое пальто, Сэм тоже рассчитывается и торопливо идет вслед за Хантом, раздосадованный и удивленный.
В участке их встречает утомленная мозговым штурмом команда. В их взглядах, обращенных на старших детективов, читается надежда.
– Ну как, шеф, вы задали трепку этому Бойлу? – спрашивает Карлинг. – Есть результаты?
– Полный крах, Раймондо, – говорит Хант, и детективы заметно мрачнеют. – Эта линия расследования бесповоротно зашла в тупик. Что у вас?
Они обсуждают детали дела и копаются в бумагах до самого вечера, но не получают никакого результата. Сэм идет в паб вместе со всеми, оттягивая момент, когда ему придется возвращаться назад в свою квартиру, где он будет один и беззащитен против призраков, наполняющих его мир с наступлением ночи. Детективы смотрят по телеку спорт, горланят и перебрасываются низкосортными шуточками, сопровождая их взрывами смеха, Сэм сидит у барной стойки, накачиваясь скотчем и чувствуя себя более чужеродным здесь, чем когда-либо прежде.
– В чем дело, брат? – спрашивает Нельсон, протягивая ему следующий стакан.
– Я думаю, что совершил ошибку, когда вернулся сюда, – говорит Сэм.
Вот так вот запросто. Сэму плевать, что Нельсон не понимает, о чем он говорит, Нельсон будет слушать его и давать советы, покуда Сэм платит за свою выпивку.
– Никогда не поздно все изменить, – говорит Нельсон, доверительно наклоняясь к нему. – Хорошенько подумай о том, чего на самом деле хочешь, и добивайся этого.
Сэм хмыкает, делая глоток, и говорит:
– Хотел бы я, чтобы все было так просто, Нельсон.
Рядом с ним останавливается заметно наподдавший Хант, который окидывает его скептическим взглядом и говорит:
– Только не смей пить молоко с такой рожей, Тайлер, оно непременно скиснет от твоего вида.
Он хватает Сэма за плечо своей лапищей и силой усаживает его за стол в углу, садится напротив, знаком подзывает Нельсона и кричит:
– А ну-ка, подлей еще нашему парню, он никак не дойдет до нужного состояния!
– Прости, не могу разделить вашего веселья, – с сарказмом говорит Сэм. – Похоже, меня одного здесь по-настоящему беспокоит, кто стоит за ограблением на Гамильтон-роуд и что мы можем сделать, чтобы помешать этому повториться.
– Ты слишком много думаешь, Тайлер, в этом твоя проблема, – не вполне трезво говорит Хант, постукивая Сэма пальцем по виску, тот раздраженно морщится и отбрасывает его руку в сторону. – Мы работали над этим гребанным ограблением весь день, теперь мы имеем право расслабиться. Верно я говорю, парни, мы ведь можем позволить себе расслабиться? – кричит он в толпу подвыпивших детективов, и ответом ему становится одобрительный гул голосов. Хант самодовольно смотрит на Сэма, словно выиграл у него спор.
– Какой прок от того, что мы работаем весь день, если мы застряли в исходной точке? – раздраженно спрашивает Сэм. Он хватает Ханта за руку, лежащую на столе, и говорит быстро, почти шепотом: – Послушай, шеф… Пожалуйста, просто дай мне попытаться. Бойл наш единственный шанс, но он не сработает, только не твоими методами. Если бы мы могли…
– О, да заткнись! – восклицает Хант, отнимая руку, в его голосе мешаются злость и досада. – Опять ты о своем прикрытии. Ты не понимаешь, правда? Так вот, я разъясню тебе, умник: это тюрьма! Кого из моих детективов ты собираешься засадить туда, чтобы шпионить за Бойлом? Ты представляешь, чем это может обернуться, если заключенные узнают, что рядом с ними переодетый коп? Это смертный приговор, Тайлер. И даже если, заметь, Тайлер, я сказал слово если, даже если этого не произойдет, ты представляешь, что такое жизнь арестанта в тюрьме? Тому, кто пойдет туда под прикрытием, придется покупать новую задницу прежде, чем он успеет вытянуть из Бойла слово «отъебись»!
– Я могу пойти под прикрытием, – говорит Сэм, и Хант ржет до тех пор, пока не понимает, что Сэм не шутит.
– Я знаю, что тебе всегда нравились жесткие штучки, Дороти, но поверь мне, это слишком даже для тебя, – отрывисто бросает он.
– Ты пойдешь со мной, – говорит Сэм, и прежде, чем Хант успевает отойти от шока, вызванного этим неслыханным предположением, и дать Сэму кулаком в нос, Сэм поспешно добавляет: – Как конвойный. Будешь держать руку на пульсе и придешь мне на выручку, если дело запахнет жареным, что скажешь?
– Я уже все сказал, Сэм, – говорит Хант, глядя на Сэма, как на неизлечимо больного. – Нет.
Больше они к этому разговору не возвращаются.
* * *
Следующая неделя оказывается напряженной и бессмысленной. Они хватаются за все подряд, пытаясь нащупать хоть малейшую зацепку, но грабители словно в воду канули. Сэм ходит невыспавшимся и злым, его персональные демоны возвращаются, чтобы мучить его по ночам. «Ты сделал ошибку, Сэм, – говорят они. – Зачем ты вернулся, если ничего не можешь здесь изменить?» Сэм здесь чужой, он знает это, знал с самого начала. И с самого начала его стена из правил и нерушимых законов, которой он оградился от этого безумного мира, начала давать трещину, рушиться по кирпичику с каждой вещью, которую Сэм делал вопреки своим принципам, поддавшись настойчивости Ханта или просто потому, что так было проще для него самого. Иногда ему казалось, здесь он прогнил изнутри, и ему больше не было места и там, в две тысячи шестом, с его новой двойной правдой, не было просто потому, что Джин Хант каждый день совершал вещи, которые не должен делать полицейский, и Сэм позволял ему. И теперь он словно застрял между этими двумя мирами, нигде не чувствуя себя так, словно находится на своем месте.
В конце недели, уставший от бесплодных поисков и собственного бессилия, уставший бороться со своими внутренними демонами, Сэм бросает все и едет в Гайд, чтобы повидаться с Фрэнком Морганом. Они договариваются встретиться в парке Виктория. Когда Сэм приезжает, Морган уже дожидается его на скамейке, кормя голубей. Птицы разлетаются при приближении Сэма, хлопая крыльями, и Морган провожает их долгим взглядом.
– Итак, ты понял свои заблуждения? – спрашивает он, когда Сэм садится рядом с ним, нервозно растирая ладони. – Хочешь вернуться обратно в Гайд?
– Это вы заблуждались, когда хотели позволить четверым детективам умереть, чтобы что-то кому-то доказать, – жестко говорит Сэм. – Я пришел сюда не за этим.
– Так зачем ты пришел? – спокойно спрашивает Морган, кажется, совершенно не задетый резким ответом Сэма.
– Когда я принес вам те записи с доносами на Ханта… – нерешительно начинает Сэм, – я говорил вам, что этот мир, что он ненастоящий, что на самом деле я попал в аварию в две тысячи шестом и нахожусь в коме.
Он замирает, подбирая слова, не зная, как продолжить.
– Припоминаю, – вежливо говорит Морган. – Так это прошло, теперь все в порядке?
– Не совсем, – выдыхает Сэм. – Послушайте, когда вы пытались доказать мне, что моя жизнь здесь реальна… Вы привели меня к могилам. Вы рассказали мне, что мои родители погибли, и показали мне их могильные камни. Я имею в виду, неужели это все? Неужели вы не могли показать мне что-то… что-то из жизни? Дом, в котором я живу, моих друзей, родных, девушку… Что угодно, что доказало бы мне, что здесь у меня действительно была – есть – жизнь.
Некоторое время Морган ничего не отвечает, и Сэм уже думает, что он не собирается с ним разговаривать, но тот все-таки говорит:
– Сэм, я думаю, что тебе нужно показаться врачу, возможно, ты серьезно болен, та авария…
Его голос звучит немного надтреснуто, будто бы он сдерживает сильные эмоции, и Сэм смотрит на него с интересом.
– Так вы расскажете мне, кто такой Сэм Уилльямс? – перебивает Сэм, делая ударение на фамилию, которая перекатывается на языке незнакомо и чуждо.
– Я не знаю, могу ли говорить тебе что-либо, если твоя память повреждена. Врачи могли бы помочь… – начинает Морган.
– Вы, верно, шутите, – отрывисто говорит Сэм. – Я не собираюсь идти в госпиталь и рассказывать им, что я в коме в две тысячи шестом, у меня нет желания провести остаток жизни в комнате с белыми стенами. Я просто пытаюсь отыскать правду.
– Если ты хочешь правду, – говорит Морган, – то слушай. Я был очень дружен с твоим отцом. После смерти твоих родителей ты жил у своей тети, но когда ты вырос, то захотел самостоятельности и съехал от нее. В поисках работы ты пришел ко мне, и я дал тебе возможность служить в полиции. Ты всегда был смышленым малым, быстро схватывал, дорос до детектива–инспектора, и это задание с Хантом было тем, что отделяло тебя от должности старшего детектива–инспектора. У тебя есть небольшой дом на Кларендон-роуд. Послушай, я плохо знал тебя вне работы, поэтому не знаю, что еще можно рассказать, но все в участке тебя любили и уважали, и я тоже, поэтому пожалуйста, Сэм, хватит этих игр. Я был неправ, рискуя жизнями людей Ханта, я признаю это. Но я стар, и сейчас, уходя на пенсию, я хочу, чтобы ты стал тем, кто займет мое место. Но и это не вся правда. Я по-настоящему беспокоюсь за тебя, мы все беспокоимся. Я не знаю, что за жизнь у тебя была вне работы, но работа была для тебя почти как дом. Пожалуйста, Сэм, я прошу тебя, вернись домой.
– Я… я не могу, Фрэнк, – говорит Сэм, его руки немного дрожат, потому что голос Моргана звучит искренне, ему хочется поверить, но Сэм знает, что не сможет сделать этого еще раз, не сможет опять начинать все заново. – Простите, я должен идти. Меня ждут дела.
Он выходит из парка быстрым шагом и так ни разу не оглядывается назад до тех пор, пока парк, скамейка и Фрэнк Морган не остаются далеко позади.
На обратной дороге в Манчестер начинается дождь, крупные капли срываются с тяжелого серого неба и падают на ветровое стекло. Сэм крутит переключатель радио, пытаясь отвлечься.
«Сэмми, мальчик мой, – говорит радио сквозь помехи. – Это я, твоя мама. Я… я не, знаю, зачем ты сделал это, но мне так ужасно больно, Сэм, так больно видеть, что ты с собой сделал. Пожалуйста, вернись домой».
Сэм дергается, вырубая радио, машина виляет в сторону на мокрой дороге, и встречный грузовик оглушительно гудит, едва не врезаясь в автомобиль Сэма.
– Мудила! – кричит ему водитель сквозь дождь, высовываясь из окна.
Сэм судорожно вцепляется в руль, выравнивая автомобиль и тяжело дыша от внезапного прилива адреналина. Какого черта, думает он про себя, какого черта он едет сейчас в единственное место, куда его никто не просит вернуться.
Филлис связывается с ним по рации, когда он только-только пересекает черту города.
– Не заезжай в участок, Сэм, поворачивай сразу же на Бридж-стрит, – говорит она. – Там новое ограбление, шеф рвет и мечет.
Дождь уже хлещет вовсю, когда Сэм приезжает на Бридж-стрит. Несмотря на плохую погоду и приближающийся вечер, улица полна народу. Сэм видит припаркованный на обочине форд Ханта и останавливает свою машину неподалеку, торопясь в здание банка. Он показывает свой значок полицейским у дверей и входит внутрь.
Картина здесь очень напоминает то, что Сэм видел на Гамильтон-роуд: четверо работников банка и трое посетителей находятся за стеклом в операционном зале, связанные и застреленные. Когда Сэм находит комнату с сейфом, то видит, что сейф пуст, на полу рядом с ним лежит юноша с аккуратно простреленным черепом и нелепо раскинутыми руками, на дальней стене красуются буквы DB, намалеванные красной краской. Над телом стоят Хант, Карлинг и Скелтон, изучающе разглядывая его.
– Где ты шляешься, Тайлер? – набрасывается на Сэма Хант, едва увидев его на пороге. – У нас тут восемь трупов. Этот город захлебнется в преступности, если все копы будут такими же безответственными, как ты.
– Прости, не очень хорошо себя чувствовал, заезжал в аптеку, – врет Сэм, чувствуя, что это не лучшее время, чтобы сообщить Ханту, что ездил повидаться с детективом из Гайда.
– О, надеюсь теперь ты чувствуешь себя лучше, зная, что мы проглядели чертово ограбление века! – саркастично восклицает Хант. – Проклятье, завтра все газеты будут пестреть статьями о возвращении Дэниэла Бойла. Нам придется выступать перед прессой, этими чертовыми стервятниками.
– И что ты ответишь им, когда они спросят, что делает полиция? – спрашивает Сэм, но Хант одаряет его взглядом настолько убийственным, что Сэм предпочитает заткнуться.
На этот раз Хант не торопится убраться в участок.
– Разберите это место по кирпичику, если потребуется, – говорит он своей команде. – Мне нужно что угодно, любая зацепка, которая наведет нас на след. Марш, марш, за работу!
– Будет сделано, шеф! – бодро говорит Крис и поворачивается к Сэму: – Итак, с чего начнем, босс?
– Отпечатки пальцев в районе сейфа, гильзы на полу, следы от обуви, – монотонно перечисляет Сэм, оглядываясь вокруг, пока его взгляд не падает на кровавые буквы. – Постой, краска! Нам нужен эксперт, чтобы определить точный состав. Если это редкий вид краски, мы можем попытаться отследить покупателей, но это дает нам очень маленький шанс, потому что им не нужно закупать ее в промышленных масштабах, чтобы рисовать на стене пару букв после каждого ограбления.
Это оказывается чертовски долгий вечер, который включает в себя осмотр места преступления под руководством Сэма, распугивание журналистов в исполнении Ханта и много беготни и разговоров со стороны всех остальных. Когда Сэм возвращается домой, его сил хватает только на то, чтобы рухнуть в кровать и заснуть, и на удивление этой ночью он спит крепко, ни разу не просыпаясь.
* * *
– Ты полный профан по части осмотра места преступления, – сообщает ему Хант, когда Сэм приходит на следующее утро в участок. – Пришло заключение эксперта по отпечаткам. У них нет ничего, ноль, пусто! Мне нужны зацепки!
– Я не могу дать тебе зацепок, если эти грабители не оставляют следов, – раздраженно говорит Сэм.
– Чушь! Не бывает преступников, которые не оставляют следов.
– Но у нас есть один след, – говорит Сэм, – и если только ты позволишь мне…
– Стоп! – кричит Хант, предостерегающе поднимая руку. Сэм оглядывается вокруг и замечает, что остальные детективы в комнате замерли и внимательно прислуживаются к их разговору. – В мой кабинет, живо!
В кабинете Хант ощутимо прикладывает его о стену, схватив за лацканы куртки. Краем глаза Сэм видит, что за стеклом полицейские наблюдают за тем, как Хант его мутузит, и обмениваются ухмылками и шуточками. Сэм морщится, хватая Ханта за руки и пытаясь высвободиться из захвата, но тот держит крепко, наклоняется к нему и яростно шипит:
– Я не знаю, почему эта идея так засела тебе в голову, Тайлер, но поверь мне, сейчас не лучшее время играть у меня на нервах, особенно после того, как я провел все утро, общаясь с чертовой прессой. Но я повторю тебе, снова, немного громче, на случай, если с первого раза ты недопонял. Итак, НЕТ! – оглушительно орет он Сэму в лицо, брызжа слюной и для убедительности прикладывая его затылком о стену. – Черт побери, нет! Я не собираюсь отпускать одного из моих детективов в тюрьму под прикрытием арестанта, как овцу под волчьей шкурой в стаю голодных волков, тебе ясно? Потому что волки чуют овец. Потому что это слишком большой риск, а я не собираюсь рисковать жизнями своих детективов. Даже твоей, Тайлер, хотя, видит Бог, ты та еще заноза в заднице и это сделало бы мое существование намного проще.
Закончив на этой проникновенной ноте, он наконец отпускает Сэма из захвата. Получив свободу, Сэм с силой толкает Ханта в грудь, и от неожиданности тот делает несколько шагов назад, пошатнувшись. Сэм идет следом, возмущенный, и тыкает в Ханта указательным пальцем:
– Ты, Хант, просто боишься рискнуть, вот о чем все твои многословные речи! – обвиняющим голосом говорит он. – Но я скажу тебе, почему так зациклился на этой идее: потому что у нас уже пятнадцать трупов. Пятнадцать, Хант, считая Сьюзен Райт! И мы не делаем ничего! И ты просто дожидаешься, когда Дэниэл Бойл в тюрьме оклемается настолько, что ты сможешь отдубасить его на славу, не рискуя убить его первым же пинком, но я уже говорил тебе, это ничего не даст! Сейчас самое подходящее время, чтобы пойти под прикрытием, пока Дэниэл Бойл болен и уязвим, пока к нему можно подобраться на его же территории. Пока трупов не стало двадцать, шеф, мы должны действовать!
Они яростно сверлят друг друга глазами, Сэму кажется, сам воздух потрескивает от напряжения в перекрестии их взглядов.
– Каков в точности твой план? – наконец раздельно спрашивает Хант, и Сэм чуть слышно выдыхает, борясь с самодовольной улыбкой, потому что победа еще не окончательна и ему слишком рано демонстрировать превосходство.
– Я отправлюсь в тюрьму под видом арестанта, – говорит он. – Мы придумаем для меня подходящую легенду и попросим Тома Мортона помочь провернуть все так, чтобы никто ничего не заподозрил. Охранники в тюрьме тоже не должны ничего знать, чем меньше людей знает, тем лучше для нас. У них там камеры на двоих, так что мы попросим Мортона поместить меня в одну камеру с Бойлом…
– Бойл размажет тебя по стенке, – коротко говорит Хант.
– Ты забываешь, что Бойл сейчас не в лучшем своем состоянии, я смогу с ним справиться, если возникнет такая необходимость.
– Он не в лучшем состоянии после драки заключенных, – с нажимом произносит Хант. – Если ты попадешь в одну из них, тебя прихлопнут как муху и не заметят.
– Мы попросим Мортона усилить под каким-нибудь предлогом охрану, пока я буду там, – пожимает плечами Сэм. – И, как я уже говорил, ты тоже можешь пойти туда под прикрытием, под видом конвойного, и вытащить меня в случае, если что-то пойдет не так.
– О, прекрасно, теперь ты перекладываешь всю ответственность на меня! – закатывает глаза Хант.
– Потому что я доверяю тебе, – твердо говорит Сэм, глядя Ханту прямо в глаза, будто бы приманивает дикого зверя, когда очень важно не прерывать зрительный контакт. – И я уверен, что если мы сделаем это вместе, сообща, у нас все получится. Я подберусь к Бойлу, и так или иначе он выведет нас на преступников. Что скажешь, шеф?
Хант тяжело садится за стол и мрачно закуривает, у него такой вид, словно весь мир вдруг опустился ему на плечи.
– Я поговорю с Мортоном, – наконец произносит он, и Сэм готов прыгать от радости. – Но Сэм, если что угодно, какая-нибудь малость, мельчайшая ерунда пойдет не так, мы немедленно вытаскиваем тебя оттуда. Слишком большой риск.
Что-то есть в словах Ханта такое, что улыбка превосходства на лице Сэма так и не появляется.
Когда они выходят из кабинета, Хант делает два звучных хлопка в ладоши, привлекая внимание детективов, и те окружают их с Сэмом, готовые выслушивать указания.
– Давайте смотреть правде в глаза, – мрачно начинает Хант. – У нас нет зацепок. Мы теряем время, но не приближаемся к поимке этих мерзавцев. Пришло время сменить тактику. Похоже, наша единственная зацепка – это Бойл, который не собирается так запросто раскалываться. Поэтому нам остается только подобраться к нему на его же территории. План таков: один из наших детективов отправится в тюрьму под видом заключенного, чтобы следить за каждым шагом Бойла и вывести его на чистую воду. Несколько других обеспечат этому детективу защиту под видом конвойных. Что скажете?
Детективы переглядываются друг с другом, обмениваясь такими взглядами, словно думают, что Хант сошел с ума.
– И кто будет изображать арестанта? – ошалело спрашивает Крис, округлив глаза и даже переставая на время жевать свою жвачку.
– У нас есть доброволец, – говорит Хант, похлопывая Сэма по плечу, и тот растягивает губы в деревянной улыбке.
– Лучше пожалей свою задницу, босс, – говорит Карлинг, обращаясь к Сэму. Он делает руками неприличный жест, изображая акт совокупления, и разражается лошадиным смехом, к нему присоединяются остальные детективы. Энни посылает Сэму жалостливый и обеспокоенный взгляд.
– Заткнись, Раймондо, – говорит Хант. – Это будет твоя прямая работа – охранять задницу Тайлера, и я очень рассчитываю на то, что ты ее не провалишь.
Позднее Хант подзывает Сэма к себе и говорит, что Том Мортон сам приедет к ним в участок в конце дня, после работы, чтобы обсудить все детали, потому что им лучше сейчас не светиться в тюрьме, если они твердо решили исполнить задуманное. Сэм кивает, и остаток дня они не разговаривают об этом больше необходимого, только уединяются один раз в кабинете Ханта, чтобы обсудить прикрытие для Сэма.
– Ты будешь мелким жуликом, ограбившим продуктовый магазин и застрелившим в панике продавца, – говорит ему Хант и быстро продолжает, видя, что Сэм собирается протестовать: – Поверь мне, на что-то большее ты не тянешь. Мы не будем менять твое имя, оно и так никому не известно, зато у тебя не будет лишнего повода запутаться и выдать себя. Со мной все будет немного сложнее, потому что многие из тех, кто находится сейчас в тюрьме Манчестера, лично со мной знакомы. Но я договорюсь с Мортоном, чтобы всех их изолировали или перевели в другой сектор тюрьмы на то время, пока мы будем там. Тебя доставят в тюрьму в обычном порядке, вместе с остальными заключенными, поместят в камеру с Бойлом, и после этого не рассчитывай на поблажки. Ты будешь в точности одним из них, и все вокруг будут обращаться с тобой соответственно. Я, Раймондо и Крис будем приглядывать за тобой по очереди под видом конвойных, но не станем вмешиваться без острой необходимости. Вопросы?
– Как мы будем обмениваться информацией? – спрашивает Сэм. – В случае если мне нужно будет что-либо тебе сообщить?
– Это я беру на себя, – говорит Хант. – Кроме того, мы можем устроить тебе свидания, скажем, с Картрайт, в дни посещений, она будет изображать твою девушку, которая навещает в тюрьме такого жалкого типа, как ты. В крайнем случае, напиши ей романтическое письмо и передай через охрану, это будет сигнал, что у тебя есть сведения, которыми ты хочешь поделиться.
Сэм кивает, и больше до конца дня они к этой теме не возвращаются.
Когда рабочий день заканчивается и все начинают расходиться, Энни отзывает его в сторону и спрашивает:
– Сэм, неужели это единственный способ найти этих грабителей? Это так опасно. Ты знаешь, они убьют тебя, если догадаются, что ты полицейский. Представь, как они, должно быть, относятся к копам, сидя там, за решеткой.
– Я знаю, – говорит Сэм. – Но у меня хорошее предчувствие на этот счет, я думаю, у нас все получится. Энни, милая, не переживай обо мне, ладно? Все будет хорошо.
Он берет ее нежное лицо в ладони, ободряюще улыбаясь, и ему кажется в этот момент, что эта улыбка могла бы убедить и его самого. Энни улыбается ему в ответ, так, что проступают ее замечательные ямочки на щеках, хотя беспокойство из ее глаз так и не уходит. И Сэм думает, что вот прямо сейчас, если он слегка наклонится, чтобы поцеловать ее, она позволит ему, несмотря на то, что все между ними так неясно в последнее время, несмотря на то, что со всеми своими кошмарами и психозами Сэм боится, что не сможет выполнить обещание, которое дал ей, не сможет остаться здесь навсегда. Он чуть склоняет голову, приближаясь к Энни, а она чуть приподнимается на носочках, когда тянется к нему в ответ, слегка приоткрывая свой аккуратный маленький рот.
– Кончайте миловаться, голубки, Мортон уже здесь, – рявкает Хант, выглядывая в коридор, и они испуганно отпрыгивают друг от друга. – Тайлер, мы ждем только тебя.
– Пока, Энни, – говорит Сэм и улыбается ей на прощание ласково и ободряюще, а затем скрывается за дверью вслед за Хантом.
Мортон уже сидит за столом в кабинете Ханта, когда Сэм заходит внутрь. Они обмениваются рукопожатиями, и когда все рассаживаются, Мортон говорит:
– Джин немного ввел меня в курс дела, и я хочу сказать следующее. Детектив-инспектор Тайлер, вы либо глупы, либо невообразимо отважны, если готовы пойти на такой шаг.
– Скорее первое, чем второе, – вполголоса фыркает Хант.
– Но если отговаривать вас бесполезно, – продолжает Мортон, – то я готов оказать посильную помощь. Другие офицеры тюрьмы ничего не должны знать, я согласен с этим решением. Но я составлю расписание детективов, которые будут изображать надзирателей, таким образом, чтобы кто-то из них всегда был поблизости от вас. Поскольку время играет здесь ключевую роль, мы можем доставить вас в тюрьму завтра утром. Я уже отдал кое-какие распоряжения по поводу перевода заключенных, имевших дело с Джином, в другие отделы тюрьмы, так что это не будет проблемой. Мы поместим вас в одну камеру с Бойлом. Его уже перевели из медицинского отсека в камеру, но его здоровье по-прежнему слабо, он не будет представлять для вас опасности. Однако в камерах заключенные проводят несколько часов свободного времени в течение дня и всю ночь после отбоя, в остальное время вам придется питаться, гулять, работать и проводить время вместе с другими заключенными. Я прошу вас быть с ними предельно осторожными. Я усилю охрану, насколько это возможно, но вы должны твердо уяснить, что никто не должен узнать в вас полицейских. Они убьют вас, в лучшем случае. В худшем – устроят бунт, мы не можем позволить этому произойти. Это мое единственное требование. Вы сделаете все, что от вас зависит, чтобы поддержать легенду. Когда все закончится, мы вывезем вас всех из тюрьмы быстро и без шума, и ничего из этого не будет предано широкой огласке. По рукам?
Сэм и Хант обмениваются короткими взглядами и соглашаются, потому что правило не выдать себя ни при каких обстоятельствах и так было частью их плана с самого начала. Они еще некоторое время остаются в кабинете Ханта, обсуждая детали, распивают завалявшуюся у Ханта бутылку виски, а затем готовятся расходиться по домам.
– Мой вам совет, детектив-инспектор Тайлер, – говорит Мортон, пожимая Сэму руку на прощанье, – хорошенько выспитесь сегодня и наберитесь сил, потому что они вам еще понадобятся. И что бы ни происходило, когда вы окажетесь там, ни в коем случае не бойтесь, потому что они как собаки, они чуют страх. Удачи вам.
От слов начальника тюрьмы у Сэма по спине расползаются мурашки, но он находит в себе силы улыбнуться, пожимая руку Мортона в ответ, и сказать:
– Спасибо, сэр, я это учту.
Он пытается поймать взгляд Ханта, но тот выглядит непривычно задумчивым и не смотрит на Сэма в ответ.
Ночью Сэм долго ворочается в кровати, пытаясь уснуть, слишком взволнованный предстоящим днем. В глубине души ему сильно не по себе, но вместе с тем он уверен как никогда в жизни, что поступает правильно, что это их единственный шанс разоблачить тех грабителей, спасти жизни людей, сделать какое-то отличие. Сэм не знает, почему это так важно для него – доказать себе и остальным, что он имеет здесь какое-то значение, что он может изменить этот мир к лучшему, даже если на другой чаше весов находится все остальное.
– Ты боишься, Сэм, – раздается детский голос над его кроватью, и Сэм цепенеет, впиваясь в подушку до боли в пальцах, оттягивая момент, когда ему придется обернуться и столкнуться с призраком взглядом. – Но это правильно, ты должен бояться. Потому что если ты умрешь здесь, Сэм, ты умрешь насовсем. Разве ты не хочешь вернуться домой, к своей мамочке?
– Проваливай! – орет Сэм, запуская подушку в сторону, откуда раздается детский голос. – Вон! Я ничего не боюсь!
Но когда он оборачивается, готовый столкнуться с ней взглядом, в комнате уже никого нет. Телевизор тоненько пищит, маленькая девочка ехидно улыбается ему с мерцающего экрана. Сэм поднимается с кровати и с мясом выдергивает провода из электрической розетки.
* * *
Утром Сэм просыпается от того, что в его комнату с треском врывается Джин Хант.
– Подъем, Дороти, сегодня у тебя большой день, – сообщает он, поигрывая наручниками, пока Сэм дико оглядывает его черные брюки и белую рубашку с многочисленными карманами – форменную одежду офицеров манчестерской тюрьмы. – Одевайся, если не хочешь заявиться в тюрьму в пижаме, вряд ли твои будущие друзья это оценят.
Сэм натягивает брюки и рубашку, влезает в свою кожаную куртку, наспех перехватывает под недовольным взглядом Ханта вчерашний бутерброд из холодильника и сообщает, что готов идти.
– Ты забываешь одну маленькую деталь, – с удовольствием сообщает ему Хант, тряся у него перед носом наручниками для наглядности. – У меня есть для тебя браслеты.
– Да ладно тебе, – закатывает глаза Сэм. – Ты не собираешься выводить меня в наручниках из моего собственного дома, правда? Соседи и без того на меня уже косо смотрят, особенно учитывая, что ты с завидной регулярностью выносишь мою дверь.
Хант непоколебимо качает головой, не убирая наручники.
– Ну уж нет, Сэмми-бой, – говорит он. – Мы с тобой сделаем это по всем правилам.
Он припирает брыкающегося Сэма лицом к стене, заламывая ему руки за спину, и ловко защелкивает на его запястьях наручники.
– Вот видишь, совсем не страшно, – говорит он, выталкивая хмурого Сэма за дверь.
Они сталкиваются на выходе из дома с престарелой соседкой Сэма, которая несет пакеты с молоком из супермаркета.
– Доброе утро, мэм, – галантно приветствует ее Хант, пиная Сэма к выходу, и соседка пораженно охает, провожая их взглядом и прикрывая рот рукой от изумления.
– Спасибо, шеф, век не забуду, – бормочет Сэм, когда Хант заводит его в заднюю дверь серого тюремного фургончика с решетками на окнах и усаживает на скамью.
– Всегда пожалуйста, Тайлер, – с показной услужливостью отвечает Хант, закрывая заднюю дверь на замок, а сам усаживается на водительское сиденье. – Ты там держись за что-нибудь, прокатимся с ветерком.
Сэм едва не сваливается с узкой скамьи, когда фургон взвизгивает колесами и трогается с места. Они отмахивают квартал за кварталом, и не успевает Сэм оглянуться, как за фургоном уже со скрипом закрываются высокие ворота манчестерской тюрьмы.
– Джин Хант, в фургоне арестант Сэм Тайлер, тридцати семи лет, осужденный на четыре года тюрьмы за ограбление и убийство, – слышит он приглушенный голос Ханта, когда автомобиль останавливается на пропускном посту.
Вот оно, начинается, понимает вдруг Сэм, и его сердце отчего-то припускает, как сумасшедшее, так что ему приходится сделать несколько размеренных вздохов, чтобы успокоиться.
После этого машина снова трогается, они едут еще немного по территории тюрьмы, а затем еще раз останавливаются, уже окончательно. Двери фургона распахиваются, и Сэма выводят наружу двое надзирателей. Хант приветливо машет им рукой и трогается с места, чтобы отвезти фургон на тюремную стоянку. Сэм остается один. Он делает глубокий вдох, когда один из конвойных грубо толкает его в плечо и говорит:
– Пошевеливайся, красавчик, мы не собираемся торчать здесь с тобой весь день, – и его ведут в сторону входа в тюрьму.
Надзиратели приводят его в нечто вроде приемной и удаляются в противоположенную дверь. Сэм оглядывается по сторонам, отмечая, что помещение довольно большое, в общей сложности из него ведет три двери, считая ту, через которую они только что вошли, и у всех выходов дежурят вооруженные охранники. У стены Сэм видит и других арестантов в наручниках, их довольно много. Среди них есть как верзилы с каменными физиономиями, так и совсем еще мальчишки, явно меньше двадцати, которые глазеют по сторонам с нескрываемым страхом. По другую сторону от той части комнаты, где толпятся заключенные, располагаются многочисленные стеллажи, которые тянутся почти до самого потолка, как на складе. Стеллажи отделены невысокой деревянной стойкой, похожей на те, что отделяют гардеробы в общественных местах, только немного выше. Там хранятся вещи заключенных и тюремные робы, понимает Сэм, когда видит, как люди в форме надзирателей то и дело подходят к деревянной стойке, передавая из рук в руки пачки прозрачных пластиковых пакетов с вещами заключенных и забирая взамен комплекты одинаковой грязно-серой одежды, и скрываются за одной и той же дверью, справа от Сэма. Люди вокруг непрестанно перемещаются, занимаясь какой-то непонятной на первый взгляд, но слаженной работой, здесь шумно и накурено, где-то в глубине помещения, за деревянной стойкой и стеллажами, впустую надрывается телефон.
Один из надзирателей оттесняет Сэма к стене, прибивая его к группе заключенных, и приказывает оставаться на месте, пока его не позовут.
Проходит какое-то время, когда дверь справа в очередной раз распахивается, и из нее выходят пятеро заключенных, все в одинаковых тюремных одеждах, серых и мешковатых, их руки сложены за спинами и скованы наручниками. Они молча направляются в сопровождении двоих конвойных в сторону, противоположенную от входа, и скрываются за железной дверью. Из комнаты высовывается тюремный надзиратель и, сверившись со списком, называет пять имен. Пять арестантов из тех, что окружают Сэма, отделяются от остальных и скрываются за той дверью, из которой только что вышли их предшественники.
Сэм нервничает, ожидая, когда назовут его имя, каким-то образом это ожидание кажется ему даже хуже, чем если бы он уже был там, в камере, наедине с Бойлом. Неизвестность его пугает. Заключенные рядом с ним ведут себя, как животные, они переругиваются, клянчат у надзирателей сигареты. Здоровый бритоголовый кабан, стоящий почти рядом с Сэмом, по-собачьи клацает зубами на перепуганного светловолосого мальчишку лет шестнадцати и сразу несколько из них разражаются смехом, когда мальчишка отпрыгивает в сторону от страха. Сэм сжимает зубы и отворачивается, он говорит себе, это меньшее из того, что он здесь увидит, ему следует научиться опускать голову и отводить глаза, потому что он не имеет права лезть на рожон, не имеет права подвергать опасности себя и остальных детективов.
Мальчишка делает несколько шагов в сторону и опирается на стену рядом с Сэмом.
– Я Майк, Майк Райан, – доверительно сообщает он, наклоняясь к Сэму, и тот чувствует досаду, потому что не желает, чтобы мальчишка искал защиты у него, ведь он и сам здесь не в безопасности.
– Сэм Тайлер, – тем не менее представляется он, окидывая мальчишку неприязненным взглядом и отворачиваясь.
Он наблюдает за тюремными офицерами и охраной, суетливо снующими по комнате, не обращая на мальчишку внимания, но тот не торопится уходить и просто стоит рядом с Сэмом. Так проходит довольно много времени, в комнату успевают войти и выйти обратно в тюремных робах несколько групп заключенных, но имя Сэма по-прежнему не называют.
– Что ты здесь делаешь, Майк? – в конце концов спрашивает Сэм, замаявшись от скуки.
– То же, что и все, наверное, – говорит мальчишка, передергивая костлявым плечом. – Попал в неприятности.
– Какого рода неприятности? – не унимается Сэм. – Уличная банда? Ограбление? Убийство? За что тебя осудили по полной мере?
Мальчишка ничего не отвечает и отворачивается, надувшись, и Сэм оставляет его в покое.
Толпа заключенных порядком редеет, когда называют имя Сэма. Он заходит в комнату в компании еще четверых заключенных, среди которых оказывается неприятный бритоголовый верзила. В комнате им приказываются выстроиться в ряд напротив лысеющего полноватого мужчины в очках, который называет каждого из них по имени, сверяя по фотографии со своими бумагами, и приказывает идти дальше по коридору, переодеваться. Он внимательно изучает лицо Сэма, сверяясь со своей папкой, а затем удовлетворенно кивает, и Сэм представляет, что перед этим человеком лежит сейчас папка с его фотографией, в которой есть запись: «Сэм Тайлер. Вооруженное ограбление и убийство».
Они идут немного дальше по коридору, где их уже ожидают пять тюремных офицеров. Возле каждого из них стоит невысокий стол, на котором высятся стопки одинаковой тюремной одежды и пластиковые пакеты с вещами заключенных, которые были здесь до них.
– Ты – ко мне, – отрывисто приказывает ему один из надзирателей. Сэм поворачивает голову и узнает в назвавшем его имя офицере Ханта.
Хант поворачивает замок, с щелчком освобождая руки Сэма от наручников, и тот машинально потирает запястья, потому что руки у него за это время чертовски затекли.
– Руки за голову, ноги на ширине плеч, – коротко приказывает ему Хант и без лишних церемоний раздвигает коленом его ноги, когда Сэм мешкается.
Сэм складывает руки за головой, со странным чувством ожидая, когда Хант закончит его досматривать. Тот быстро проводит руками по плечам, подмышкам, животу, бокам и спине, охлопывает ноги и спускается к лодыжкам, затем выпрямляется и отступает на шаг.
– Раздевайся, полностью.
Сэм знает, что это игра, что все должно быть именно так, чтобы их прикрытие сработало, но отчего-то чувствует унижение, пока методично избавляется от одежды под безразличным взглядом Ханта. Голый, он вкладывает свои вещи в протянутый Хантом пластиковый пакет. Тот кивает ему на круглый металлический медальон, болтающийся на шее.
– И это тоже.
Сэм стягивает медальон через голову и вкладывает его в руку Ханта, его пальцы чуть подрагивают.
– Одевайся, живее, – говорит ему Хант, вкладывая в руки Сэма грязно-серую одежду из саржи и комплект чистого нижнего белья.
Сэм подчиняется, избегая встречаться с Хантом глазами, и облачается в мешковатые штаны и рубашку, которые кажутся ему на размер больше, чем нужно. Хант кивает и пишет на пакете черным фломастером: «Сэм Тайлер». Затем он снова защелкивает за спиной у Сэма наручники, и в колонне остальных заключенных, одетых так же, как он, Сэм движется под конвоем к тюремным камерам, чувствуя себя странно обезличенным.
Камеры тянутся вдоль всего коридора, уходящего вдаль, и за каждым новым поворотом оказывается лишь очередная полоса однообразных дверей, так что пока они идут вперед, у Сэма создается впечатление, что эта тюрьма бесконечна. У камер сплошные железные двери, только наверху вырезаны небольшие зарешеченные окошки, сквозь которые видно заключенных, которые валяются на тюремных нарах, курят или смотрят на них. Из некоторых камер заключенные лают на них, словно собаки, заливаясь смехом, если кто-то из них вздрагивает, и кричат: «Свежее мясо! Свежее мясо!».
– Этого сюда, – говорит идущий впереди колонны надзиратель, кивая на Сэма, когда они останавливаются возле очередной камеры.
С него наконец-то снимают наручники и толкают в спину внутрь камеры, закрывая за ним дверь. Сэм оборачивается, когда слышит скрежет запираемого замка. Бритоголовый верзила, который шел следом за Сэмом все это время, отчего-то подмигивает ему сквозь решетку, ухмыляясь, прежде чем колонна арестантов продолжает свой путь по коридору.
Сэм все еще прислушивается к их отдаляющимся шагам и улюлюканьям заключенных, когда у него за спиной раздается отчетливый стон. Сэм подпрыгивает от неожиданности, разворачиваясь, и видит, что на нижней койке лежит человек. Он делает несколько неуверенных шагов вперед, подходя к койкам вплотную, и вглядывается в его лицо. Это Дэниэл Бойл, по крайней мере, должен быть он. Несмотря на то, что Сэм видел его на фотографии, он не узнает его, да и вообще серьезно сомневается, что сейчас Бойла узнала бы и родная мать. Его нижняя челюсть, та самая, которая по словам Тома Мортона пострадала во время драки, воспалена и сильно опухла, занимая чуть ли не половину лица. Сэм вздрагивает, когда замечает, что Бойл смотрит прямиком на него, но потом понимает, что тот вряд ли по-настоящему его видит, потому что в его глазах застыло бессмысленное и болезненное выражение. Он сильно болен, это видно невооруженным глазом, но Сэм все равно протягивает руку, опуская ее на влажный лоб Бойла, и тут же отдергивает ее: лоб кажется раскаленным. Бойл издает еще один мучительный стон, его кадык тяжело перекатывается под кожей, а дыхание кажется частым и поверхностным.
Сэм чувствует, что начинает паниковать, нехорошими словами припоминая Мортона. Он совершенно не готов к этому. Мортон говорил, что Бойла перевели в камеру из медотсека, что ему стало лучше, но сейчас Бойл выглядит так, словно готов отдать концы в самое ближайшее время.
– Офицер! – вопит Сэм, подлетая к двери. – Офицер! Здесь человеку плохо!
Из нескольких камер доносится издевательский смех и грубые комментарии заключенных, из камеры справа Сэма посылают куда подальше, но он продолжает молотить по двери кулаком и орать, пока к его камере не подходит один из надзирателей. Его рябое лицо оказывается в точности напротив Сэма, когда он заглядывает в зарешеченное окошко, врезанное в дверь.
– Чего тебе, урод? – скучающим голосом спрашивает он, окидывая Сэма неприязненным взглядом блеклых светло-голубых глаз.
– Мой сосед сильно болен, ему нужна срочная медицинская помощь, – говорит Сэм, пятясь в сторону, чтобы у надзирателя был обзор, и кивая на Бойла. – Вы должны позвать кого-нибудь.
– Да что ты говоришь, я должен? – переспрашивает его офицер, ставя ударение на последнее слово.
– Пожалуйста, – говорит Сэм. – Если вы ничего не сделаете, он может умереть.
Надзиратель вздыхает и звенит ключами, отворяя дверь в камеру и заходя внутрь.
– Спасибо, – говорит Сэм, отступая в сторону, чтобы дать надзирателю возможность беспрепятственно подойти к Бойлу. – Спасибо вам.
Но вместо того, чтобы подойти к Бойлу, офицер делает шаг по направлению к Сэму и с силой бьет его дубинкой под дых, так что от неожиданности и боли Сэм складывается пополам, хватая ртом воздух. Надзиратель обхватывает его голову, притягивая к себе, и говорит прямо в ухо:
– Запомни, урод, здесь никто тебе ничего не должен. Ты кто, врач? Думаешь, лучше других знаешь, что нужно этому типу? Бойл переведен в основной блок по приказу начальника тюрьмы, поэтому он останется здесь. Ты должен радоваться, что Бойл сейчас слегка не в форме, потому что таких, как ты, он жрет на завтрак. Так что мой тебе совет: забирайся на верхнюю койку и не шуми. А если тебе не хватает острых ощущений, так я могу организовать, чтобы тебе поменяли соседа на кого поживее, и посмотрю, как ты будешь бегать от него по камере. Тебе все ясно?
Сэм с усилием кивает, и надзиратель наконец выпускает его голову из захвата.
– Скажи, что все понял, – приказывает он.
– Я все понял, – сквозь зубы говорит Сэм и получает ногой по ребрам, что заставляет его снова согнуться пополам.
– Ты должен говорить мне сэр, – с издевательской ухмылкой сообщает ему офицер. – Повтори, как надо.
– Я все понял, сэр, – с ненавистью шипит Сэм, выделяя последнее слово. Надзиратель хмыкает и выходит из его камеры, со скрипом поворачивая ключ в замке.
– Черт, – говорит Сэм, держась за отчаянно ноющие ребра и нетвердой походкой возвращаясь к мечущемуся в горячке Бойлу. – Черт подери!
Он с ненавистью бьет кулаком по тюремной койке, задаваясь вопросом, где прохлаждается Хант, когда он так необходим. Но проходит, наверное, час, Сэм не знает точно, потому что у него нет часов, а за ним еще один, но ни Хант, ни кто другой из переодетых надзирателями детективов так и не появляется. Сэм находит несвежее полотенце и смачивает его в раковине, расположенной за небольшой перегородкой в дальнем углу камеры, рядом с сортиром, и кладет полотенце Бойлу на голову, чтобы сбить жар. Он чувствует себя странно, будто бы совершает нечто преступное одним только тем, что заботится сейчас об этом отморозке, убившим столько народу, делавшим в точности такие же вещи, которые Сэм видел на Гамильтон-роуд и на Бридж-стрит. Едва эта мысль закрадывается ему в голову, как Сэм одергивает самого себя и говорит себе, что затем он это и делает, чтобы не дать подобному повториться, потому что если Бойл умрет здесь, их единственный след будет потерян. Повязка нагревается быстро, и Сэм успевает сменить ее несколько раз, прежде чем снаружи начинается непонятный шум и суета, звуки голосов и скрипы открываемых камер.
Гул нарастает, пока не доходит и до камеры Сэма. Он беспокойно оглядывается, когда дверь его камеры открывается нараспашку. Рябой надзиратель, тот самый, что дубасил Сэма, говорит, чтобы он пошевеливался, если не хочет остаться без обеда. Сэм кидает короткий взгляд на находящегося в полубессознательном состоянии Бойла, но голод оказывается сильнее беспокойства, что Бойл сдохнет, пока Сэма не будет рядом, так что он выходит из камеры и попадает прямиком в шеренгу заключенных, сопровождаемых тюремными офицерами. Дезориентированный, он наступает на кого-то, и его грубо толкают несколько раз с разных сторон, пока он наконец не приноравливается к шагу остальных заключенных.
Столовая оказывается большой и ярко освещенной, здесь стоят тяжелые столы и скамьи, будто бы специально рассчитанные на то, чтобы никто не мог оторвать их от земли. У каждой стены дежурит по несколько вооруженных охранников, пристально наблюдающих за арестантами. Повторяя за остальными, Сэм берет поднос и становится в очередь на раздачу. Ему подают плошку непонятной дурно пахнущей массы, и с ней Сэм усаживается за один из столов, убедившись, что сидящие поблизости арестанты не выглядят совсем уж отмороженными.
Сэм голоден, но попробовав немного тюремного угощения, он непроизвольно кривится, со стуком бросая ложку обратно в миску, и бормочет:
– Боже!
Сразу несколько заключенных рядом с ним перестают жевать, и Сэм застывает.
– В чем дело, принцессе не подходит угощение? – спрашивает здоровый кабан напротив Сэма, ухмыляясь и демонстрируя несколько выбитых зубов. – Если тебя что-то не устраивает, дорогуша, так и скажи.
Остальные заключенные ухмыляются и смотрят на Сэма с любопытством в ожидании его ответа.
– Отвали, – равнодушно бросает Сэм и возвращается к еде, стараясь игнорировать огромный нервный ком в груди, от которого у него начисто пропадает всякий аппетит.
– Мне нравятся твои манеры, – не унимается кабан, кивая на то, как Сэм держит в руке ложку. – Можно подумать, тебя учили обращаться с посудой на курсах при школе благородных девиц.
Кабан раскатисто ржет, у него изо рта вываливаются куски пищи и разлетаются по столу, остальные подхватывают его смех, и Сэм чувствует, что звереет. Дикое напряжение этого дня дает знать о себе, требует выхода, подпитываемое агрессией этого места, и руки Сэма будто бы сами по себе сжимаются в кулаки. Адреналин растекается по венам, но вместе с тем у Сэма в голове вдруг наступает момент кристальной ясности. Он вдруг понимает, что ему нужно делать с Бойлом.
– Еще одно слово, и ты узнаешь, как я обращаюсь с ложкой, когда она окажется у тебя в глазу, – предупреждающе говорит он.
Как он и ожидает, после этих слов кабан перестает ржать, поднимается из-за стола и без лишних слов стягивает Сэма с его места, перетаскивая через стол и целясь кулаком ему в голову. Однако благодаря Ханту у Сэма есть некоторый опыт обращения с противниками, которые крупнее его, поэтому он уклоняется от удара и, опираясь о стол, со всей силы дает кабану ногами в живот. От неожиданности тот отступает назад, покачиваясь и задевая заключенного за соседним столом. Тот поднимается и без лишних вопросов дает кабану кулаком в лицо, и дальнейшие события уже плохо поддаются чьему бы то ни было контролю.
Во всеобщей суматохе Сэму попадает несколько раз, а затем, видимо, поспевает охрана, потому что в какой-то момент потасовки Сэм обнаруживает себя лежащим на полу, и кто-то наседает на него сверху, до боли заламывая руку ему за спину. Сэм стискивает зубы и с усилием расслабляет мышцы, показывая, что больше не намерен сопротивляться, и чужая хватка чуть слабеет. Но ему все-таки прилетает несколько существенных ударов, а потом его вздергивают с пола наверх, с силой заламывая руки за спину. Сэм кривится от боли, изворачиваясь и поднимая взгляд на своего мучителя, и с огромным возмущением обнаруживает, что это чертов Хант.
– А ну-ка, иди сюда, парень, я покажу тебе, как завязывать драки, – приговаривает Хант, с силой пиная Сэма и выволакивая его за дверь. Прежде, чем за ними захлопывается дверь столовой, Сэм видит, как остальные надзиратели увлеченно избивают заключенных, которые также принимали участие в драке.
Хант волочит его дальше по коридору, по-прежнему заламывая ему руки за спину, и Сэм шипит от боли и вырывается всю дорогу, пока Хант не заталкивает его в какую-то комнату. Там Сэм растирает пострадавшие места, во все глаза глядя на Ханта.
– Какого черта ты творишь, Тайлер? – возмущенно шипит на него Хант.
– Какого черта ты творишь? – с еще большим возмущением восклицает Сэм.
– Прекрати хныкать, мягкотелый хлюпик, ты сам на это подписался, – жестко говорит ему Хант. – Разумеется, я должен был приложить силу, чтобы наш уход выглядел правдоподобно.
– Кстати, где это мы? – вдруг обеспокоенно спрашивает Сэм, оглядываясь по сторонам. – Здесь безопасно?
– Это старая комната охраны, уже не используется. Том открыл ее специально для нас, чтобы в случае необходимости мы могли переговорить. Не стоит злоупотреблять этим, если не хочешь заработать себе репутацию стукача. Так в чем дело?
Сэм вспоминает, зачем хотел переговорить с Хантом, и его возмущение просыпается с новой силой.
– Дело в твоем дружке, Томе Мортоне! – зло сообщает он. – Который выпустил Бойла из медотсека, проигнорировав тот факт, что он серьезно болен. Ему нужны медикаменты, лечение. Если он умрет сейчас, от него не будет никакого толку, тогда все это будет напрасным.
– Тайлер, я допускаю, что ты немного медленный, поэтому обращу твое внимание на одну вещь, – говорит Хант. – Это, мать твою, чертова тюрьма! То, что Бойла выпустили из медотсека, означает, что они сделали все, что могли, а не то что ему подарили вторую жизнь. Казна Ее Величества небезгранична, и поверь мне, они не будут растрачивать все деньги на тюремную медицину. Бойл выкарабкается, либо подохнет, но такова жизнь, поэтому кончай разводить сопли. Если он собирается сдохнуть, то в твоих же интересах не тратить время на истерики, а вытягивать из него информацию!
– Так не пойдет, Хант, – качает головой Сэм. – Бойл должен выкарабкаться, иначе мы ничего не получим от него, весь план полетит к чертям. Послушай, мне нужны лекарства. Жаропонижающее, болеутоляющее, противовоспалительное. Самые сильные, какие найдешь. Сможешь достать?
Хант смотрит на него, как на идиота.
– Сэм, если надзиратели найдут у тебя колеса, тебе несдобровать, я надеюсь, это ясно? Ты отправишься в изолятор скорее, чем успеешь перднуть, и даже Том ничего не сможет для тебя сделать. Поверь мне, это не самое приятное времяпровождение, которое ты можешь для себя придумать.
– Значит, я постараюсь не попадаться, – пожимает плечами Сэм.
Хант смотрит на него долгим тяжелым взглядом, будто бы от одного только взгляда Сэм собирается передумать, но в конце концов молча кивает, а затем выволакивает Сэма за дверь и ведет обратно, к остальным заключенным.
Подходит время прогулки, и их всех выгоняют на улицу, на просторный внутренний двор тюрьмы, огороженный высокими серыми стенами с колючей проволокой. Здесь тоже повсюду дежурит охрана, но когда внимание Сэма привлекает небольшое столпотворение у одной из тюремных стен, где несколько заключенных кого-то избивают, агрессивно гогоча, охрана ничего не предпринимает, чтобы помешать, и лишь отводит глаза в сторону, словно не замечая происходящего. Сэм нервно оглядывается по сторонам и ловит на себе сразу несколько внимательных взглядов других заключенных. Он здесь новенький, и это слишком бросается в глаза, так что Сэм прекращает торчать у входа во двор, таращась по сторонам, а направляется через двор наискосок к восходящим скамьям, расположенным несколькими ярусами, на которых заключенные курят, рассматривают журналы, содержание которых вполне очевидно для Сэма, судя по похабному смеху и грубым шуточкам, или просто глазеют по сторонам. Он пробирается мимо площадок, на которых заключенные гоняют мяч, мимо скамей и столов, за которыми идет оживленная игра в карты или кости.
– Эй, красавчик, присоединяйся к нам! – кричит кто-то из игроков вслед ему, а может быть, кому-то еще из заключенных, Сэм не оборачивается, чтобы проверить. – Если у тебя нет денег, не беда, для начала ты можешь поставить на кон свою задницу!
Группа играющих взрывается смехом, и Сэм ускоряет шаг, делая вид, что ничего не слышал.
Он садится на скамью с краю, в стороне от других заключенных. Здесь все в основном курят, разбившись на группы по каким-то неуловимым на первый взгляд признакам. Есть и одиночки, как Сэм, но их немного.
Он видит Майка Райана еще издалека. Тот идет через двор, ссутулившись и не глядя по сторонам, его светлые волосы, немного более длинные, чем нужно, падают на глаза. Его лицо проясняется, когда он замечает Сэма: он ускоряет шаг и движется к нему. Когда Майк подходит ближе, Сэм отмечает, что скула и губы мальчишки расцвечены свежими синяками.
– Привет, Сэм, – говорит он, садясь рядом с ним на скамью и явно стараясь вести себя увереннее, чем на самом деле чувствует. – У тебя есть закурить?
Сэм качает головой:
– Я не курю. Что с тобой произошло?
– Не поладил с сокамерником, – цедит мальчишка сквозь зубы. – А что произошло с тобой?
Ах, да, думает Сэм. У него и самого наверняка вид далеко не цветущий после нападок того надзирателя и того, как его мутузил Хант, чтобы поддержать их прикрытие.
– Не поладил с надзирателями, – с усмешкой говорит Сэм.
Мальчишка усмехается в ответ, словно слова Сэма его каким-то образом приободрили.
– Так за что они тебя сюда упекли? – по-деловому интересуется он.
– Я задал тебе этот вопрос первым, – говорит Сэм, испытующе глядя на него. – Так что, я получу ответ?
– Отвали, – лаконично говорит Майк, и Сэм ничего не отвечает.
Некоторое время они молчат, мальчишка оглядывается по сторонам, говорит:
– Я мог бы сейчас убить за сигарету.
Сэм закатывает глаза, усмехаясь.
– Как насчет того, чтобы отсосать мне за сигарету? – спрашивает широкоплечий коротко стриженный арестант с татуировками на обеих руках, который вдруг останавливается возле них, выдыхая мальчишке в лицо клуб сигаретного дыма. – Как тебе такое предложение, бой?
Майк весь ощетинивается и подбирается, будто кошка.
– Я уже сказал тебе, отъебись от меня, – цедит он сквозь зубы.
– Какой ты вдруг стал смелый, щенок, – с притворным восхищением протягивает арестант. – Это свежий воздух ударил тебе в голову, или на тебя твоя подружка так действует?
Он делает шаг вперед, и Майк перемещается на скамье немного ближе к Сэму, словно ищет его защиты. Сэм чувствует, как его лицо каменеет.
– Не приближайся ко мне, урод, – панически говорит Майк.
Татуированный заключенный делает твердый шаг вперед, сгребая мальчишку за ворот тюремной робы, и говорит ему в лицо:
– Я посмотрю, как ты запоешь сегодня вечером, когда мы вернемся в камеру, щенок. Хочешь, чтобы я еще немного разукрасил твое прелестное личико?
Майк зажмуривается, и Сэм не может больше этого вытерпеть. Он поднимается со скамьи и встает между ними, кладя одну руку на мальчишку, а другую на татуированного арестанта, и с силой толкает, избавляя Майка от его хватки.
– И кто, черт побери, ты? – спрашивает арестант, отцепляясь от мальчишки и разворачиваясь к Сэму. – Хочешь занять его место? Могу тебе устроить.
Сэм невесело усмехается и отступает на шаг, почти решив бросить это, не вмешиваться, не брать на себя этот бессмысленный риск. Почему ему должно быть дело до какого-то мальчишки? Он проводит руками по лицу, отвернувшись в сторону, но потом резко разворачивается назад и врезается кулаком в подбородок заключенного. Тот пошатывается, его голова дергается от удара, затем он приходит в себя и с рыком бросается на Сэма. Некоторое время они сосредоточенно колотят друг друга, пока их не разнимает тюремный офицер. Он грубо заезжает дубинкой сначала татуированному верзиле, а потом Сэму, растаскивая их в разные стороны. Сэм поднимает голову, сплевывая кровь, и видит ухмыляющееся лицо Карлинга, перекатывающего во рту жевательную резинку.
– Спокойно, парни, потише, если не хотите провести ночь в изоляторе, – говорит он, поигрывая своей дубинкой. В его глазах Сэм видит жестокость, и думает, что роль тюремного надзирателя подходит Рэю.
Верзила примирительно вскидывает руки:
– Не пори горячку, босс, мы просто болтаем, – говорит он, – ну, по-дружески. Никакого изолятора, у меня знаешь ли есть дела сегодня ночью в камере.
Он подмигивает Майку и удаляется, Карлинг смотрит на Сэма в упор и говорит:
– Не лезь на рожон, парень, или окажешься в медотсеке скорее, чем успеешь позвать свою мамочку.
После этого он возвращается к стене, продолжая осматривать двор.
Сэм бросает обеспокоенный взгляд на Майка, который понуро опускает плечи, словно из него выпустили весь воздух.
– Спасибо, что пытался помочь, – бесцветно говорит он.
– Это тот тип, о котором ты говорил, твой сокамерник?
– Он самый. Джон Уолтер, так его зовут. Загремел в тюрягу за то, что обдолбался наркотой и удавил свою подружку. Зашибись, как мне повезло, да?
– Ты можешь попросить защиты, – говорит Сэм. – Перевести тебя в безопасный отсек или в другую камеру.
– Ну да, – фыркает Майк, – как же. Ты сам знаешь, они ничего не станут делать, пока не найдут однажды мой труп на полу камеры.
Сэм отводит глаза в сторону, потому что несмотря на то, что он здесь впервые, он уже имеет достаточное представление об этом месте. Он знает, что Майк говорит правду.
Сэм видит Ханта снова уже вечером перед ужином, когда они проводят время в общей комнате, в которой есть столы, шкафы с книгами и даже телевизор. Их разделяют по разным комнатам по каким-то признакам, так что народу не очень много. Большинство арестантов смотрят спорт по телевизору, смоля сигаретами. В телевизоре нет звука, но они все равно проявляют интерес, живо комментируя происходящее, не хуже, чем ребята в пабе у Нельсона. Многие играют за столом в карты и другие настольные игры, кое-кто листает журналы и газеты. Сэм не видит здесь Майка, зато видит Джона Уолтера, который сидит в компании еще шестерых заключенных за карточным столом.
Сэм стоит в стороне, делая вид, что пялится в экран телевизора и бросая время от времени взгляды на Ханта: ему до ужаса интересно, достал ли тот лекарства для Бойла. Он знает, что Хант вмешается, если он влезет в драку, и скорее всего уведет его куда-нибудь, где Сэм сможет узнать про лекарства, но его тело уже тупо ноет от избиений, которые он перенес за этот день, и он совершенно не горит желанием получать новые синяки. Но ему, наверное, придется, с тоской думает Сэм, когда Джон Уолтер поднимается из-за карточного стола и направляется к нему.
– Сыграй со мной в карты, – говорит он.
– Я не играю в карты, Уолтер, – неприязненно говорит Сэм, оставляя невысказанным «с такими шулерами, как ты».
– Не спеши отказываться. Тебе даже не интересно, что за ставка?
– Знаешь, нет, мне не интересно, – говорит Сэм, начиная раздражаться. – Мне ничего от тебя не нужно.
Уолтер поднимает брови в притворном изумлении.
– Уверен? – спрашивает он. – А что насчет мальчишки, давай сыграем на твоего щенка?
– В каком смысле? – угрюмо интересуется Сэм.
– Ты знаешь, в каком, – ухмыляется Уолтер. – Я собираюсь задать ему жару этой ночью. Но не стану, если ты выиграешь. Сможешь обыграть меня, и он твой, что скажешь?
– Почему в первую очередь ты решил, что мне есть до него дело?
– Потому что это правда, и маленький ублюдок знает, что это так, потому он и пришел к тебе. Ну что, сыграем на его задницу?
Он ловко перебрасывает карты из одной руки в другую, и Сэм машинально провожает их взглядом, чувствуя себя пойманным в ловушку.
– Что будет, если выиграешь ты?
На лице Уолтера расползается широкая ухмылка.
– Ты будешь мне должен, – говорит он.
– Брось, я не играю вслепую, – фыркает Сэм. – Я буду должен что?
– В чем дело, у тебя проблемы с самооценкой? – поддевает его Уолтер. – Настроен на проигрыш?
– Я не играю вслепую, – повторяет Сэм.
– Хорошо, – говорит Уолтер. – У меня слабое здоровье, так что давай сделаем так: если ты проиграешь, то достанешь мне лекарство, что скажешь?
– Ты хочешь, чтобы я достал тебе наркотики, – говорит Сэм, и Уолтер предупреждающе прижимает палец к губам.
– Ну так что, по рукам?
Сэм садится за игральный стол, и Уолтер раздает карты. Они играют вдвоем, и Сэм внимательно следит за каждым движением противника.
– Три раунда, – объявляет Уолтер. – Два из трех считается победой.
Сэм выигрывает первый, но делает это так легко, что у него создается впечатление, что ему позволили победить. Следующий раунд выигрывает Уолтер, но Сэм почти уверен, что видел несколько раз, как он достает откуда-то карту, которой не должно быть. Поэтому когда он пытается проделать то же самое на третьем раунде, Сэм замечает очередное едва уловимое движение, когда он тянется за картой, и цепко хватает его за рукав тюремной робы. Из рукава на стол падает, плавно вращаясь в воздухе, червовый король.
– Ты смухлевал! – возмущенно восклицает Сэм, тыкая в карту пальцем.
– Да ну? – в притворном изумлении разводит руками Уолтер, издеваясь. – А ты не такой придурок, каким кажешься.
– Я победил, признай это.
Уолтер качает головой:
– Два из трех, таков был уговор, – говорит он, ухмыляясь. – Если выйдешь из игры сейчас, сделке конец.
– Черт побери, я не собираюсь иметь никаких сделок с тем, кто ведет нечестную игру, – говорит Сэм, со стуком отодвигая стул и поднимаясь из-за стола. – В конце концов, где гарантия, что ты сдержишь обещание?
– У тебя нет гарантий. Но если ты выходишь из игры, я забираю мальчишку.
Сэм смотрит в его насмешливые глаза, и понимает, что для него это лишь развлечение. Он водит Сэма за нос, и что бы он не сделал сейчас, это не изменит того, что этот урод собирается сделать с тем мальчишкой, который почему-то решил, что Сэм сможет ему помочь. Уолтер просто втягивает его в игру, которую невозможно выиграть. Взбешенный, Сэм с рычанием бросается вперед, не задумываясь о том, что в этом бое он тоже вряд ли сможет одержать победу. Но Уолтеру даже не приходится давать ему сдачи: Сэм не успевает нанести удар, потому что прежде, чем он успевает достигнуть Уолтера, кто-то уже заламывает ему руки за спину, заваливая грудью на стол.
– Тебя предупреждали насчет драк, парень, – раздается у него прямо над ухом хриплый голос Ханта, и у него на запястьях щелкают наручники. – Я могу повторить урок, если с первого раза ты не запомнил.
Он бьет Сэма несколько раз, отчего Сэм звереет еще больше, потому что он почти уверен, это доставляет ублюдку удовольствие, он всегда был не прочь отвесить Сэму пару пинков. Поэтому он сопротивляется по-настоящему всю дорогу до комнаты охранников, и когда Хант освобождает его от наручников, Сэм поворачивается к нему, тяжело дыша, стискивая руки в кулаки.
– Держи себя в руках, Сэм, – предупреждающе говорит Хант, увидев его состояние. – Я принес лекарства для Бойла.
Сэм глубоко вдыхает и выдыхает несколько раз, чтобы прийти в себя, с силой проводит руками по лицу и спрашивает у Ханта почти нормальным голосом:
– Что тебе удалось достать?
– Все, что ты просил, – говорит Хант, передавая Сэму пакет с круглыми таблетками. – Вылились мне в нехилую сумму, но не переживай, я вычту это из твоей зарплаты.
Сэм берет таблетки и задирает рубашку, закладывая пакет за резинку штанов. У него по ребрам уже растекается крупный багровый синяк после утренней стычки с надзирателем, и Хант смотрит на него со странным выражением лица, но ничего не говорит.
– В камерах могут устраивать осмотр вещей, если это случится, постарайся, чтобы таблетки не нашли, – говорит Хант, и Сэм молча кивает вместо ответа.
Сэм набрасывает просторную рубашку и убеждается, что пакет с таблетками не проступает сквозь одежду, а потом еще некоторое время просто продолжает стоять там, чувствуя себя в безопасности в этой заброшенной каморке охранников, рядом с Джином Хантом, и до тошноты не желая уходить.
– Готов? – спрашивает Хант, когда пауза затягивается.
Сэм кивает еще раз, и Хант выводит его наружу.
Во время ужина Сэм старается вести себя неприметно, и на этот раз ему удается остаться в стороне от неприятностей. Он не может дождаться, когда наконец окажется рядом с Бойлом, чтобы начать лечить его, потому что чем быстрее Бойл встанет на ноги, тем скорее Сэм сможет вытянуть из него что-нибудь. Тем скорее они поймают тех грабителей, и Сэм вернется к нормальной жизни.
Когда ужин заканчивается и их возвращают по камерам, Сэм первым делом бросается к Бойлу, чтобы проверить его состояние. Тот выглядит плохо, но не хуже, чем когда Сэм его оставил, и он облегченно выдыхает. Убедившись, что снаружи не шастают надзиратели, Сэм достает сразу три разных таблетки – обезболивающее, противовоспалительное, жаропонижающее. Он немного колеблется, сомневаясь, стоит ли давать все сразу, но затем вкладывает Бойлу в рот все три и вливает собранную пригоршней водопроводную воду, приподнимая ему голову. Бойл проглатывает таблетки и пьет жадно, проливая воду на постель, так что Сэму приходится набрать воду еще дважды, и это хороший признак, это значит, что рефлексы работают, как положено. Бойл допивает все до капли, и его лицо расслабляется, будто бы ему немного полегчало. Сэм снова кладет влажное полотенце Бойлу на лоб, как утром, и опускается на пол рядом с его койкой, чувствуя, что этот день вытянул из него все силы.
Он не знает, сколько проходит времени, прежде чем в камерах с щелчками гаснут лампы, а по коридору проносятся крики надзирателей:
– Отбой, все по койкам. Отбой!
Сэм забирается на верхнюю койку, головой вглубь камеры, подальше от двери, потому что в коридоре лампы так и не выключают, и они продолжают освещать камеру своим тусклым, слегка подрагивающим светом. Надзиратель проходит мимо, проверяя, закрыта ли дверь. Затем он заглядывает в камеру, направляя внутрь свет фонаря, и убедившись, что все в порядке, двигается дальше. Сэм лежит, пялясь в потолок, прислушиваясь к тяжелому и неровному дыханию мечущегося в горячке Бойла. Последние шаги надзирателей стихают, и тюрьму наполняют другие звуки: раскатистый храп заключенных, шорохи, тихие голоса, и, Сэм уже не может перестать замечать их, как только улавливает в мешанине других звуков – звуки учащенного хриплого дыхания, ритмичный скрип тюремных коек и приглушенные болезненные стоны. Сэм перекатывается на бок, подтягивая колени к груди и накрывая подушкой голову, не желая слышать ничего.
* * *
Утром Сэм выбирается из койки еще до подъема и первым делом проверяет Бойла. Отек на его нижней челюсти за ночь заметно спал, и теперь она выглядит почти нормально. Сэм наклоняется над Бойлом, привычно опуская ладонь на лоб, чтобы проверить температуру, но тут же отдергивает руку, натыкаясь на пристальный взгляд карих глаз.
– А ты кто еще такой, мать твою? – хрипло спрашивает Бойл.
– Я Сэм. Мы с тобой вроде как… застряли в одной камере, – неловко поясняет Сэм.
Бойл прикрывает глаза и говорит едва слышно:
– Пить.
Сэм подходит к раковине и набирает горсть воды, возвращается к Бойлу и вкладывает ему в рот таблетки. Тот кривится, пытаясь выплюнуть их обратно, но Сэм не позволяет ему, несильно зажимая рот рукой, говорит:
– Выпей их, тебе станет легче.
Бойл кажется слишком слабым, чтобы сопротивляться, и подчиняется. Он выпивает всю воду, и Сэм приносит еще. Кадык Бойла перекатывается под кожей, пока он жадно глотает, а затем он откидывает голову на подушку и почти мгновенно засыпает.
Сэм подходит к раковине и сам напивается холодной водой, умывает лицо, проводя руками по жесткой щетине, и привычно говорит самому себе фразу, которую он повторяет словно мантру каждый день с тех пор, как попал в семьдесят третий:
– Это настоящее.
Сегодня один из таких дней, когда Сэм действительно в это верит. По крайней мере, мир кажется ему настоящим здесь, в манчестерской тюрьме, где все его чувства напряжены до предела в ожидании опасности, которая может настигнуть его в любой момент и с любой стороны.
– Подъем! – раздаются голоса тюремных офицеров, они идут по коридору и гремят по железным дверям своими дубинками. – Поднимайте свои задницы, время идти на завтрак!
Камеру Сэма открывает одетый в форменную одежду тюремного офицера Крис Скелтон, который посылает ему мимолетную улыбку, прежде чем принять хмурый вид и вытолкать Сэма за дверь. Сэм снова оказывается в длинной шеренге заключенных, которые разминают на ходу руки, шеи и плечи и выглядят недовольными ранним подъемом.
– Шевелитесь, – прикрикивают на них тюремные офицеры, пуская в ход дубинки, когда думают, что заключенные недостаточно расторопны.
За завтраком Сэм утыкается в свою тарелку и методично сметает с нее еду, не глазея по сторонам больше необходимого и стараясь сохранять лицо непроницаемым, и время проходит без происшествий. Затем их снова выстраивают в шеренги и ведут в рабочий цех – огромное помещение, в котором больше вооруженных надзирателей, чем Сэм видел за все время, что провел в тюрьме. Надзиратель толкает его к одному из столов, и Сэм ошалело смотрит на ящики, полные кожаных ремней с металлическими пряжками, и на устрашающие инструменты, прикованные к столам и похожие на дыроколы, только намного больше.
– Ты должен делать в ремнях дыры, – говорит ему стоящий рядом заключенный, перехватив его растерянный взгляд. – За сотню ремней получишь пенс.
Некоторое время Сэм наблюдает за остальными заключенными. От них требуется закладывать в дырокол круглые металлические колечки, затем сжимать дыроколом ремень, и в результате в ремнях получались окруженные небольшими металлическими ободками дыры. Сэм приступает к работе, отмечая, что для того, чтобы сжать дырокол, требуется приложить больше усилий, чем кажется со стороны. Дырокол издает неприятный скрежещущий щелчок каждый раз, когда смыкает свои металлические челюсти на ремне, и этот звук резонирует по всей комнате, отражаясь от высоких потолков и каменных стен.
Гора ремней постепенно растет, и Сэм задается вопросом, кому они вообще нужны в таких количествах. Он морщится, как от боли, когда резкий скрежещущий звук раз за разом врезается ему в уши, а руки от однообразной и требующей усилий работы очень скоро устают и начинают тупо ныть.
В какой-то момент в ушах Сэма начинает нарастать совершенно другой звук – тревожный писк дефибриллятора, усиливающийся до тех пор, пока не перебивает все остальные звуки в комнате, и Сэм слышит в своей голове:
– Разряд!
Его грудь пронзает острая боль, и Сэм тяжело опирается руками о стол, хватая ртом воздух, пронзительно-белый свет ослепляет его сквозь плотно закрытые веки.
– Есть пульс! Сэм, ты слышишь меня, Сэм? Ты должен бороться! Мы постараемся снова тебя стабилизировать, только не ускользай!
– Какого черта? Ты сделал это специально? Отвечай мне!
Сквозь белый свет Сэм видит лицо тюремного офицера, который трясет перед ним испорченным ремнем. Офицер оттесняет его в сторону, приказывая ближайшим арестантам перестать пялиться и возвращаться к работе, и хлещет Сэма ремнем по лицу – его голова дергается от удара, а на щеке алым распускается боль. Мир возвращается к нему, красочный и реальный, в ушах методично щелкают сотни дыроколов, и Сэм хватается за грудь, втягивая воздух, и не может, не может, он просто не может вдохнуть.
– Оставь его, Шон, я сам разберусь, – говорит непонятно откуда взявшийся Хант, подхватывая Сэма и подмигивая другому надзирателю, прежде чем вывести Сэма из цеха.
Сэм виснет на Ханте и цепляется за него всю дорогу, и это просто чудо, что никто не попадается им на пути. Хант заталкивает его в комнату охраны и закрывает за ними дверь, Сэм видит его лицо совсем близко, но оно меркнет во вспыхивающем перед глазами свете, ослепляюще-белом и обжигающем.
– Чертов скачок электричества, все системы накрылись... Почему аварийное обеспечение подключилось с задержкой? В легких скапливается жидкость, кто-нибудь, дайте шприц. Есть! Капельницу сюда, живо! Он стабилен. Сэм, сожми мой палец, если можешь слышать меня. Сэм Тайлер!
– Тайлер! – кричит Хант, хлопая его по щекам, и Сэм с шумом втягивает в легкие воздух и открывает глаза, моргая, пока зрение не проясняется окончательно.
Он лежит на полу, возле стены, и над ним нависает Джин Хант, хлопая по щекам, и лицо у старшего детектива-инспектора необычайно бледное.
– Тайлер, какого черта с тобой происходит?
– Я в порядке, – бормочет Сэм, поднимаясь на ноги и тяжело опираясь на стену. – Мне было нехорошо, но теперь все в порядке.
– Уверен? – спрашивает Хант, окидывая его тревожным взглядом, и Сэм кивает. – Сможешь продолжать?
– Да-да, могу, – говорит Сэм. – Только… дай мне минуту, ладно? Одну минуту.
Он немного отворачивается от Ханта, по-прежнему опираясь на стену, и прячет лицо в ладонях – единственный элемент приватности, который он может позволить себе в этом месте – и крепко зажмуривает глаза, восстанавливая дыхание и выравнивая ухающее где-то в ушах сердце. Это было не по-настоящему, говорит он самому себе. Он здесь, в семьдесят третьем, а отголоски две тысячи шестого у него в ушах – галлюцинации, последствия той аварии. Они не могут убить его.
– Как там Бойл? – вдруг спрашивает Хант. – Лекарства работают?
Сэм вскидывает голову, натыкаясь на его пристальный взгляд, и пожимает плечами:
– Ему лучше.
– Хорошо. Сэм… – Хант слегка запинается, у него такой вид, словно все происходящее ему глубоко претит, но потом продолжает: – Постарайся просто вытянуть из него поскорее все, что можно, и покончим с этим, идет? У меня от этого места переворачивается в желудке. Не заставляй меня пожалеть о том, что позволил тебе втянуть меня во все это.
– Я делаю все, что могу, – говорит Сэм, начиная раздражаться.
– Я знаю. Просто удостоверься, что этого достаточно.
* * *
Руки Сэма все еще немного подрагивают, когда он сидит на скамьях во дворе вместе с другими заключенными во время прогулки, так что он стискивает ими колени и смотрит вверх, на солнце. На него падает тень, и Сэм переводит взгляд на Майка Райана, который приближается к нему неуловимо изменившейся походкой, ссутулившись и заталкивая руки глубоко в карманы тюремных штанов. Он опирается на перила скамьи рядом с Сэмом, и у мальчишки такой взгляд, словно в его душе пролегла бездна. У Сэма сжимается сердце.
– Майк, – пораженно выдыхает он, не зная, что сказать, и мальчишка не выдерживает: его губы горько искривляются, подрагивая.
– Не надо, – говорит Сэм. – Не давай им этого. Ты должен оставаться сильным.
Мальчишка кивает, сердито шмыгая носом, достает из кармана сигарету, закуривает.
– Будешь?
– Я не курю, – качает головой Сэм. – Это Уолтер дал тебе сигареты?
– Он получил мою задницу, почему я не могу получить его сигареты? – горько фыркает он.
– Майк, мне так жаль, – говорит Сэм, испытывая острейшее раскаяние. Сэм думает, если бы он продолжил играть вчера с Уолтером, если бы не вспылил, смог бы он победить?
– Да ладно, ведь и тебе несладко. Я выживу.
На секунду Сэм чувствует себя сбитым с толку.
– Что ты имеешь в виду, что и мне несладко? – переспрашивает он.
– Прекрати, ты думаешь, я не видел? Тот надзиратель, в цехе, он ведь положил на тебя глаз, верно? Выручает тебя от заключенных и других офицеров и утаскивает куда подальше. Думаешь, я не знаю, как это работает? Но, наверное, здесь и должно быть так. Мелкие рыбешки, которые не могут сами за себя постоять, попадают на ужин более крупной рыбе. Нам просто не повезло.
Сэм чувствует, что краснеет, когда понимает, что идея не лишена смысла. Что еще могли подумать остальные, когда Хант уволакивал его в укромное место? И чертов ублюдок знал об этом, понимает Сэм, вот откуда его ухмылка и подмигивание, адресованные другим офицерам, когда он уводил Сэма из цеха. Он использовал это, как прикрытие, и даже не удосужился разъяснить это ему. И Сэм с удивлением обнаруживает, что сама мысль не откликается в нем и десятой долей того возмущения, которое он должен бы испытать, потому что извращенная логика этого места уже каким-то образом успела вгрызться в него слишком глубоко.
– Это все неправильно, – в конце концов говорит Сэм. – Даже близко не подошло.
Майк пожимает плечами:
– Но может быть, все должно быть именно так, Сэм, ты не думал об этом? Люди находятся здесь не без причины. Возможно, это место и должно быть невыносимым для таких людей.
– Ты несерьезно, правда? Ты не можешь считать, что заслужил этого. Никто не заслуживает такого, даже преступники.
– Но ведь бывают совершенно разные преступления, – говорит Майк.
– Что ты мелешь? – раздраженно спрашивает Сэм. – Тебе сколько, шестнадцать? Что ты мог сделать в шестнадцать лет, чтобы заслужить такое... такое... – Сэм задыхается, не найдя слов, чтобы продолжить.
– Во-первых, мне семнадцать, – говорит Майк. – И ладно, я скажу тебе, что сделал, если тебе действительно так хочется знать. Я связался с одними ребятами... По правде говоря, я связался с бандой. Они спросили, хочу ли я заработать, и я сказал, что хочу. Они дали мне наркотики, много, и я стал продавать их в школе, друзьям, ребятам на углу. Это был амфетамин, ничего серьезного. Те ребята, что снабжали меня, забирали большую часть выручки, но и я оставался не в накладе. А потом что-то случилось, порошок, который они достали, он был не в порядке. Свинец, там был свинец, так мне потом сказали. Я ничего не знал, продолжал продавать его, и вначале все было вроде бы как обычно, врачи потом говорили мне, что свинец, он не действует сразу. А потом они начали попадать в больницу, один за другим, все, кто покупали из той партии. Никто не знал, что происходит, и я тоже, я до последнего говорил самому себе, что порошок, который я им продал, тут ни при чем. А потом они начали умирать. Врачи сказали, отравление было слишком серьезным, даже если бы они знали с самого начала, то вряд ли бы могли что-то сделать. Ты можешь себе вообразить? Мои одноклассники, друзья, мой сосед из дома напротив... Многие из них умерли, умерли из-за меня. Поэтому... Я не знаю, Сэм. Может быть, поэтому это место должно быть именно таким.
– Оно должно быть таким для тех уродов, которые дали тебе наркотики, в первую очередь, – взбешенно говорит Сэм, не в силах больше терпеть на себе этот раненый взгляд, выносить эту покорность, потому что вчера этот мальчишка огрызался на мир, словно волчонок, и искал у Сэма защиты, а сегодня он смотрит на Сэма взглядом пустым и мертвым, и это означает, что Сэм проиграл. – Но дело в том, что ты сел вместо них, и в этом все правосудие. Так что не говори мне, что все именно так, как должно быть, потому что это самая несусветная чушь, какую я только слышал. Не ищи здесь справедливости.
– Твоя подружка говорит дело, бой, – говорит Джон Уолтер, который подходит к ним, лениво потягиваясь и жмурясь от солнца. – Не ищи здесь справедливости, потому что она здесь только на стороне сильных парней, если ты понимаешь, о чем я.
Он подмигивает мальчишке, и Майк уже не огрызается, как вчера, он не реагирует вообще никак, только цепенеет, и Сэма окатывает бешенством. Он подскакивает со скамьи к Уолтеру и шипит ему в лицо:
– Зачем ты пришел, хочешь подраться со мной? Так давай, чего ты ждешь? Покажи, насколько ты крут на самом деле.
Он толкает Уолтера в грудь, вынуждая напасть, но тот только хватает Сэма за ворот рубашки и притягивает к себе, чтобы сказать угрожающим шепотом:
– Думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Хочешь вынудить меня набить тебе морду под присмотром твоего дружка, чтобы убрать меня с дороги, верно? Но я скажу тебе, чем плоха дружба с надзирателями, малыш: надзиратель не всегда будет рядом. Что ты будешь делать, когда останешься со мной один на один? Оглядывайся, Тайлер, оглядывайся чаще, когда его не будет рядом. Потому что однажды ты оглянешься и увидишь перед собой меня.
Он неприятно скалится и толкает Сэма на перила лестницы, прежде чем развернуться и уйти. Сэм смотрит ему вслед, и его почти трясет от бешенства.
– Чертов ублюдок.
– Но он прав, Сэм, – говорит Майк. – Будь осторожнее с Уолтером. У него здесь банда, не самая авторитетная, но весит достаточно, чтобы он возомнил себя неприкосновенным. Ты не можешь всегда полагаться на офицеров, они подведут, рано или поздно.
– О, зато ты всегда можешь положиться на Уолтера, верно?
– Как будто бы у меня был выбор! – возмущенно восклицает Майк, и на какой-то миг Сэм снова видит в его глазах вызов.
– Как я говорил, – пожимает плечами Сэм. – Иди к начальнику тюрьмы, напиши официальное заявление, попроси защиты. Ты несовершеннолетний, они должны сделать скидку. Юридически, они не имеют права тебе отказать. Ты мог бы хотя бы попытаться.
– Да пошел ты, – говорит Майк. – Сам иди к начальнику тюрьмы и напиши заявление, чтобы чертов надзиратель был помягче с твоей несчастной задницей. Юридически, они не имеют права тебе отказать.
Он разворачивается и уходит, Сэм фыркает, наполовину развеселенный ответом мальчишки, наполовину взбешенный им, как и всей ситуацией с Уолтером, которая разрастается вокруг него, словно снежный ком. Это не должно было усложняться, это должно было касаться только Бойла, таков был план. Главное – не лезь на рожон, Тайлер, так говорил ему Хант, когда они все только просчитывали, и теперь Сэм, похоже, с треском проваливал эту часть их замысла.
Оставшуюся часть отведенного на прогулку времени Сэм просто шатается по двору, стараясь привести мысли в порядок. Он незаметно бросает несколько взглядов на Криса Скелтона, который стоит у стены вместе с другими надзирателями и курит, очевидно маясь от скуки и время от времени перебрасываясь с офицерами шуточками, судя по смеху всей компании. Сэм пытается понять, как обстоят дела там, за стенами. Новых ограблений пока не было, скорее всего, нет. Они бы дали ему знать, так или иначе. Сэм вздыхает, его мысли перетекают в другое русло. Ему до ужаса хочется увидеть Энни, которая может вселить в него силы одной своей волшебной улыбкой. Хант обещал, что она будет приходить в тюрьму на свидания под видом его девушки, так что он непременно увидит ее. Но следующий день для посещений только завтра, а это значит, что ему придется немного подождать, хотя Сэм и подозревает, что это будет не так уж просто, потому что один единственный день в этом месте идет за месяц.
Погода в этот день лучше, чем накануне, поэтому их оставляют шататься по двору до самого ужина вместо того, чтобы завести в комнаты отдыха. Сэм украдкой наблюдает за странной жизнью этого места, за тем, как группы арестантов собираются вместе, неслышно что-то обсуждая, кто-то кулаками выясняет отношения под равнодушно скользящими по двору взглядами надзирателей, в углу двора под азартный гогот заключенных происходит какая-то свалка, Сэм не может сказать точно, что именно, потому что совершенно ничего не видно за спинами арестантов, обтянутыми одинаковыми тюремными рубашками, грязно-серыми и мешковатыми. Почти все курят, и сигареты наверное здесь нечто вроде универсальной валюты, потому что на них играют в карты, на них делают ставки и ими отдают долги.
Сэма несколько раз пытаются втянуть в какие-то дела, но он держится особняком, и его оставляют в покое без особых неприятностей, ему даже не приходится полагаться на помощь Криса. К вечеру Сэм вздыхает немного свободнее, уже устав быть в постоянном напряжении, теперь остается только ужин, прежде чем он наконец-то вернется в камеру и займется делом, займется наконец тем, из-за чего он здесь.
Но после того как ужин заканчивается, их выстраивают в шеренги по несколько групп и кричат:
– Живее, шевелите ногами, чем быстрее вы построитесь и пойдете, тем больше у вас будет времени, чтобы отмыть свои вонючие задницы!
Их ведут в душевые, понимает Сэм, нервничая, потому что знает, что чертов Уолтер где-то неподалеку. Шеренгу, в которой оказывается Сэм, замыкает насмешливо ухмыляющийся Карлинг, который пинает дубинкой незнакомого Сэму арестанта, идущего позади Сэма, и покрикивает, чтобы тот пошевеливался. Сэм крепко сжимает челюсти, будто бы это его ударил Карлинг, и движется вслед за остальными.
В душевой им всем выдают по пахнущему сыростью полотенцу, безопасной бритве, одноразовому шампуню, небольшому куску хозяйственного мыла и комплекту сменного нижнего белья.
– У вас десять минут, – говорит один из надзирателей, сверяясь с часами.
Они избавляются от одежды и вешают вещи и полотенца на перекладину у противоположенной стены, а затем идут под душ. Никто ни на кого не пялится и почти никто не разговаривает между собой, чтобы не терять попусту время, так что это оказывается проще, чем Сэм ожидает. Он отворачивает кран, подставляя тело под струи воды, немного более холодной, чем нужно, так что его кожа в мгновение ока покрывается мурашками. Напротив каждого арестанта висит зеркало, чтобы у них была возможность нормально побриться, и Сэм невесело усмехается, когда видит в этом зеркале свое отражение – лицо все в свежих синяках и ссадинах, а под глазами залегли болезненные круги. Он наспех бреется, избавляясь от осточертевшей щетины и наблюдая краем глаза в зеркало за тем, что происходит вокруг.
Надзиратели стоят там, у выхода, за их спинами, не сводя с арестантов внимательных взглядов, чтобы удостовериться, что все в порядке. В зеркале Сэм сталкивается с насмешливым взглядом Карлинга, который пялится прямиком на Сэма, будто бы его это забавляет. Сэм давит поднимающееся в груди раздражение. Все так, как и должно быть. Сэм под прикрытием, а Рэй его защищает. Нет повода, чтобы чувствовать себя униженным. Тем не менее, он отводит взгляд от Карлинга, больше не желая сталкиваться с ним глазами, и ловит на себе взгляд еще одного надзирателя – неприятного типа с рябым лицом и блеклыми невыразительными глазами, который врезал Сэму дубинкой, когда он впервые оказался в камере и звал помощь для Бойла. Тот смотрит прямиком на Сэма и подмигивает ему, так мимолетно, что Сэм мог бы подумать, что ошибся.
– Десять минут истекло, – сообщает им офицер, еще раз сверяясь со своими часами, и Сэм встряхивает головой.
Заключенные заворачивают краны с водой, наспех вытираются и натягивают на себя одежду. Сэм чувствует, как с плохо высушенных полотенцем волос ему на затылок и спину стекает вода и передергивает плечами, чтобы избавиться от ощущения липнущей к коже одежды.
В камеру его заводит Карлинг. Он заталкивает Сэма внутрь и уже собирается уходить – Сэм слышит, как он звенит ключами, запирая дверь – когда Сэм делает шаг вперед и смотрит на Бойла, который как обычно лежит на своей койке. Но стоит ему присмотреться внимательнее, и Сэм чувствует, словно у него земля уходит из под ног: лицо Бойла кажется неестественно бледным, рядом с ним на постели растеклось пятно от рвоты, и он не дышит, определенно не дышит, его грудь не поднимается и не опускается.
– Черт подери! – восклицает Сэм, бросаясь к Бойлу.
Сэм проверяет пульс и начинает лихорадочно делать массаж сердца, с силой надавливая на грудь Бойла. В окошке с решеткой появляется встревоженное лицо Карлинга.
– Он ускользает, нужна помощь, срочно! – говорит сквозь зубы Сэм, не переставая ритмично давить на грудную клетку.
Карлинг кивает и стремительно скрывается из виду. Сэм не прекращает усилий и вскоре чувствует, что сердце под его ладонями начинает биться, медленно и будто неохотно. Бойл делает короткий вдох и открывает глаза, смотрит некоторое время мутным взглядом на Сэма, затем его глаза снова начинают закатываться. Сэм бьет его по щекам, говорит:
– Ты можешь слышать меня, Бойл? Не закрывай глаза, оставайся со мной. Помощь уже близко.
Сэм пропускает момент, когда в камере появляются тюремные медики. Они оттесняют Сэма от Бойла и заваливают эту тушу на носилки, унося его в медицинское крыло. Сэм остается один в воняющей рвотой камере и прислоняется спиной к стене, тяжело дыша и утирая пот со лба, чувствуя, что у него буквально голова идет кругом от происходящего.
Проходит совсем немного времени, прежде чем снаружи раздается звон ключей, и кто-то открывает его камеру. Внутрь заходят трое надзирателей, двое из них сразу же налетают на Сэма и бросают его на стену, заламывая руки за спину и защелкивая за спиной наручники, обыскивая его, как обыскивал Хант, когда Сэм впервые сюда попал, а затем разворачивают к стене спиной, удерживая на месте. Третий офицер тем временем методично скидывает с коек вещи, осматривая их.
Он находит в матраце Сэма пластиковый пакет с таблетками и тычет этим пакетом Сэму в лицо. Сэм прикрывает глаза, чувствуя злость, он готов в этот момент удавить Бойла голыми руками, потому что в пакете меньше половины таблеток, и не нужно быть знатоком, чтобы понять, что больше всех не хватает именно обезболивающих.
– Бойл передознулся этой дрянью, – говорит ему офицер сквозь зубы, в то время как двое других продолжают крепко удерживать его за плечи с обеих сторон, мешая пошевелиться. – Он не выходил из камеры и у него не было возможности достать дурь. Значит, остается только один из вас. Итак, где ты их взял?
Сэм ничего не отвечает, и надзиратель отвешивает ему пощечину. Голова Сэма дергается в сторону, он чувствует во рту металлический привкус, чувствует, как из уголка рта по подбородку тонкой струйкой стекает теплая кровь.
– Говори, – приказывает офицер.
– Я впервые их вижу, – цедит сквозь зубы Сэм, и надзиратель бьет его в живот. Сэм болезненно стонет, он согнулся бы пополам от боли, если бы двое других офицеров не удерживали его на месте.
В этот момент дверь камеры еще раз открывается, и внутрь заходит Джин Хант.
– Что здесь происходит? – деловито спрашивает он, окидывая надзирателей и Сэма безразличным взглядом.
– Пытаемся выяснить, где этот урод достал колеса, – говорит надзиратель и задумчиво смотрит на Сэма, будто бы примеряясь, куда еще его можно ударить.
У Ханта такое выражение лица, будто бы он что-то припоминает.
– Кажется, у нас есть инструкции на такой случай, разве нет? – спрашивает он.
– Не волнуйся, Хант, мы оттащим его в изолятор, когда как следует намнем ему бока, – говорит надзиратель, ухмыляясь.
– У меня такое чувство, Кертис, что в этот раз нам следует поступить по инструкции и оттащить ублюдка прямиком в изолятор, – говорит Хант. – Не стоит оттягивать для него этот момент. К тому же, здесь не самое приятное место для болтовни.
Он намекает на ужасный запах, и надзиратели равнодушно пожимают плечами, выволакивая Сэма из камеры. Они минуют несколько длинных коридоров, один раз спускаются по лестнице вниз, и в конце концов приводят его в изолятор – крошечное полутемное помещение, где стоит одинокая тюремная койка, не покрытая даже матрацем, а температура кажется на несколько градусов ниже, чем в остальной тюрьме. Сэм чувствует, как от холода у него легонько приподнимаются волосы на затылке. Надзиратели уходят, остается только Хант, Сэм чувствует его дыхание над своим ухом, пока он грубо и зло избавляет Сэма от наручников.
– Прекрасный план, Тайлер, – шипит Хант Сэму в ухо, и мурашки у него на затылке усиливаются. – Теперь ты застрял здесь, а Бойл в отключке в медицинском блоке. Прошу тебя, в следующий раз, когда тебе в голову придет какой-нибудь гениальный план, просто вспомни этот момент и вовремя передумай.
Он сдергивает с Сэма наручники и отстраняется, Сэм разворачивается и смотрит на него снизу вверх, испытывая раскаяние, потому что Хант, в сущности, прав, вот куда завел их его замысел. Они не продвинулись ни на дюйм с Бойлом, и в конце концов Сэм сделал все только хуже.
– Прости меня, – выдыхает он, и Хант от его слов слегка морщится, будто бы от боли.
– Лучше подумай о своей шкуре, если все еще намерен продолжать, – ворчливо говорит он. – Ты проведешь здесь почти сутки, до завтрашнего вечера. Кто-то из нас, я, Раймондо или Крис, всегда будем снаружи, но мы вряд ли сможем слышать тебя с той стороны двери. Тебе дадут немного воды и совсем не дадут еды. Не шуми и не возмущайся, если не хочешь застрять здесь дольше.
Он выходит за дверь, запирая ее с той стороны, даже не пожелав Сэму удачи прежде, чем уйти. Сэм раздраженно бьет кулаком по стене, потому что все идет наперекосяк. Он пробует улечься на койку, чтобы скоротать время во сне, но она оказывается холодной и неудобной, железные пружины немилосердно врезаются в тело, и Сэм заканчивает тем, что скрючивается в углу, обхватив себя руками в попытке хоть немного согреться, и опускает голову на грудь.
– У тебя ничего не выходит, Сэм, – говорит детский голос, и Сэм со стоном зажмуривается и закрывает уши руками, не желая видеть чертову галлюцинацию. Но голос проникает даже сквозь зажатые уши, словно звучит прямиком в его голове – впрочем, так оно и есть, думает Сэм, голос маленькой дряни действительно звучит у него в голове. – Но ты и сам знаешь, почему так происходит, верно? Тебя не должно быть здесь, тебе здесь не место. Вернись домой.
«Вернись домой, Сэмми, мальчик мой, вернись, пока не случилось нечто ужасное», – прорывается сквозь помехи рыдающий голос его матери, и Сэм резко вскидывает голову, но здесь, конечно же, нет никакого радио, здесь нет даже чертовой девочки с ее клоуном, Сэм совершенно, полностью, абсолютно один, запертый в этой комнате и запертый в этом мире.
Он зло смаргивает слезы, стараясь унять дрожь, вскакивает на ноги и делает несколько резких, сердитых движений в тесной комнате, разминая руки и ноги и чувствуя, как сердце бьется сильнее, разгоняя по телу теплую кровь. Он мечется некоторое время, словно зверь в клетке, не обращая внимания на то, как ноет тело после многочисленных избиений, которые он перенес с тех самых пор, как попал сюда. И если бы его кто-то увидел его сейчас, он решил бы, что Сэм псих, он и сам кажется себе психом, когда говорит себе, впиваясь ногтями в ладони почти до крови, чтобы чувствовать, потому что здесь – он чувствует, он говорит самому себе раздельно и громко в гнетущей тишине камеры:
– Это – настоящее.
Он задается вопросом, сделал ли он правильный выбор. Он спрашивает себя, где он на самом деле: здесь, в семьдесят третьем году, страдающий от слуховых галлюцинаций, вызванных несчастным случаем, которого он даже не помнит, или там, в две тысячи шестом, медленно умирающий на больничной койке после попытки суицида.
И ему нестерпимо хочется сделать что-то, хоть что-нибудь, прямо сейчас, чтобы снова почувствовать себя живым.
* * *
Сэм ловит себя на том, что воет, словно животное, пока сидит в изоляторе. Его персональные призраки начинают пожирать его с новой силой, узкие стены словно смыкаются, поглощая его мир, так что он мечется из угла в угол, фонтанируя бессмысленной энергией, но чувствует вокруг только стены. Это сводит его с ума.
Сэм знает, что снаружи всегда дежурит кто-то из детективов: Хант, или Карлинг, или Скелтон. Два или три раза они открывают сплошное железное окошко двери, чтобы поставить на поддон стакан воды, но никогда не заглядывают внутрь, чтобы обменяться с ним взглядом, и Сэм думает, возможно, они дежурят по двое, и рядом есть кто-то еще из тюремных офицеров, поэтому они так осторожны.
– Наконец-то, – вполголоса бормочет Сэм, когда дверь в конце концов открывается, потому что от голода у него давно уже подкашиваются ноги, и он серьезно подозревает, что если проведет здесь, взаперти и совершенно один, оставленный на растерзание внутренним демонам, еще хотя бы немного времени, то это закончится для него шизофренией.
Так что Сэм испытывает облегчение, когда дверь наконец-то со скрипом отворяется, и в дверном проеме, который кажется Сэму почти белым от гораздо более яркого освещения снаружи, появляется фигура человека в форме тюремного офицера. Однако надзиратель не выводит Сэма наружу, а вместо этого запирает за собой дверь и разворачивается к Сэму лицом, и Сэм видит, что это тот самый неприятный тип с рябой рожей и тусклыми глазами, который избил его в первый день в тюрьме.
Сэм поднимается с корточек по стенке, по-прежнему облокачиваясь о стену спиной, и недоуменно пялится на надзирателя, ожидая, когда тот разъяснит, зачем пришел.
– Я все ждал, когда ты попадешь сюда, – говорит офицер, поигрывая ключами на пальце и неприятно ухмыляясь. – Такие, как ты, рано или поздно всегда попадают, слишком строптивые, даже когда пытаетесь держать голову опущенной, верно я говорю?
Сэм ничего не отвечает, просто тупо смотрит на него, недоумевая, к чему все это. Надзиратель делает несколько шагов вперед, сокращая расстояние между ними, у него на лице расползается широкая улыбка, неприятная Сэму до содрогания. Она издевательская, да, но в ней есть что-то еще, нечто опасное и почти осязаемое, что уже расползлось по комнате, как дурное предчувствие, заполнив каждый угол, так что Сэму нечем дышать.
Он инстинктивно вжимается в стену, когда надзиратель приближается к нему, чувствуя, как от страха, природы которого Сэм не может пока понять, учащается сердцебиение.
Том Мортон говорил ему, что нельзя бояться. Они как собаки, они чуют страх, так он сказал, просто Сэм тогда не понял, что его слова относились к заключенным и к надзирателям в одинаковой мере. Но сейчас Сэм не может, этот страх кажется другим после страха призраков, блуждавших за ним в полутьме, и этот реальный страх, страх из жизни, промораживает теперь Сэма до самых костей.
– Отсоси мне, – коротко приказывает надзиратель, загоняя его в угол, и Сэм столбенеет.
Он словно со стороны наблюдает за тем, как надзиратель подходит еще немного ближе, хотя ему кажется, что пространства между ними не остается совсем.
– Ну же, тебе должно быть совсем не сложно, – продолжает офицер, обдавая лицо Сэма зловонным дыханием, – ведь ты делаешь это для того надзирателя, который вечно спасает твою задницу, Хант, кажется, верно я говорю? И не строй из себя святую невинность, люди болтают об этом здесь и там, – добавляет он, увидев выражение лица Сэма.
Он протягивает руку и кладет ее Сэму на шею, с силой надавливая, утягивая его голову вниз, вынуждая упасть на колени. Но Сэм вырывается и вместо этого наоборот подается вверх, врезаясь надзирателю головой в переносицу.
– Ах ты, сукин сын! – гнусаво орет тот, хватаясь за лицо, у него из носа сквозь ладони хлещет кровь. – Гребанный сукин сын!
Он налетает на Сэма, с силой впечатывая его в стену, так что у того на миг перехватывает дыхание, а затем бьет коленом в пах. Сэм сгибается пополам, беззвучно крича от боли, у него из глаз летят искры, и надзиратель пользуется этим моментом, чтобы схватить руки Сэма и сковать их наручниками спереди. Затем он дергает за эти наручники вниз, и Сэм, потеряв равновесие, падает на пол. Надзиратель бьет его ногами несколько раз, вымещая злобу, Сэм изворачивается и рычит, но ничего не может сделать, и эта беспомощность страшнее всего, она сковывает его хуже наручников, так что когда офицер прекращает избивать его ногами, Сэм просто лежит на полу, тяжело дыша, не желая открывать крепко сомкнутые веки.
– Ну как, стал сговорчивее? – спрашивает надзиратель, хватая Сэма за волосы и приподнимая его голову, так что Сэму приходится открыть глаза и столкнуться с его лихорадочно горящим взглядом. – Что скажешь на мое предложение теперь?
Неожиданно он поднимает вторую руку, по-прежнему не отпуская его волосы, и просовывает пальцы Сэму в рот, размыкая зубы, как хищнику. Возмущенный, Сэм от души впивается в эту руку зубами. Надзиратель воет, с силой отнимая укушенные пальцы, и наотмашь бьет Сэма по лицу, так что его голова мотается в сторону, ударяясь об пол. Сэм втягивает воздух сквозь зубы, чувствуя, как по щеке и подбородку алым разливается боль.
– Ты у меня получишь, – озлобленно шипит надзиратель, снова вцепляясь Сэму в волосы. – Вздумаешь еще раз пустить в ход зубы, и я выломаю их тебе один за другим, ты будешь захлебываться кровью. Подумай, красавчик, как ты этого хочешь: по-хорошему или по-плохому?
Он наклоняется ближе к Сэму, воняя несвежим дыханием, и Сэм отворачивает голову в сторону, чувствуя тошноту.
Он не знает, не думает даже, чем это может в конце концов обернуться для него, у Сэма перед глазами давно уже пляшет красное марево вместо мыслей, непроглядно-алое, как раз то, что нужно, чтобы защитить его от того, что происходит с ним в маленьком душном изоляторе.
Надзиратель берет Сэма за горло, не слишком сильно, не до удушения, но достаточно крепко, чтобы он почувствовал дискомфорт, и притягивает его ближе к себе. Затем берется за ремень, и в это время ключ в замке поворачивается во второй раз, замок скрипит, медленно поддаваясь.
– Черт подери, вы можете подождать хотя бы пять минут? – раздраженно спрашивает надзиратель, поворачивая голову на шум и убирая руку с ремня брюк.
В этот момент дверь распахивается под двойным напором Ханта и Карлинга, и надзирателя буквально сметает с Сэма, унося в сторону и впечатывая в стену.
Сэм облегченно выдыхает, опуская голову и улыбаясь, выравнивая бешено колотящееся сердце. Это было близко, но Сэм говорит себе, что не было нужды бояться, потому что он даже мысли не допускает, что все могло быть как-то иначе, что Хант позволил бы чему-то подобному случиться с Сэмом в чертовом тюремном изоляторе.
– В этом месте существуют определенные правила, – слышит он над своей головой свирепый голос Ханта, когда тот обращается к другому надзирателю, – и ты будешь следовать им, хочешь того или нет. Просто прийти и избить арестанта в изоляторе – не слишком-то блестящая идея, тебе так не кажется? Впрочем, неплохая тема для обсуждения с начальником тюрьмы.
– Брось, Хант, я просто учил ублюдка уму-разуму, – отвечает надзиратель. – Время от времени можно позволить себе выйти за границы правил, и ты знаешь, о чем я говорю, верно? Так что бывай.
Сэм поворачивает голову и видит, как он подмигивает Ханту и вываливается из изолятора. Карлинг наклоняется над Сэмом, избавляя его от наручников, и выражение лица у него при этом виноватое.
– Сейчас шесть часов, скоро время ужина, – говорит Хант, бросая взгляд на часы. – Давай-ка вытащим тебя поскорей отсюда, Сэм.
Он вздергивает Сэма наверх за тюремную робу легко, словно тряпичную куклу, и ставит его на ноги, а потом они с Карлингом ведут его в ту самую заброшенную каморку охранников, которую Том Мортон открыл специально для них. Сэма ощутимо колотит всю дорогу, он не знает, оттого ли, что он почти сутки ничего не ел, или промерз в чертовом изоляторе, или из-за того, что едва не случилось между ним и тюремным офицером, но он не может унять эту дрожь, как ни пытается.
– Раймондо, – неторопливо говорит Хант, стоя спиной к ним и закуривая, когда они оказываются в безопасности, вдали от посторонних глаз, – то, что только что произошло, я называю оставлением старшего детектива в опасности под прикрытием. Мне интересно, что ты можешь сказать в свое оправдание? Потому что мне казалось, что инструкции предельно ясны: стоять перед чертовой дверью, охранять Тайлера, никуда, черт подери, не уходить!
Он разворачивается к ним и уже орет во весь голос, сверкая глазами, так что Сэму становится даже немного жаль Рэя.
– Прости, шеф, – сокрушенно бормочет Карлинг. – Черт, если бы я знал, что Тайлеру надерут задницу, я бы никуда не ушел. Просто… тот надзиратель показался мне неплохим парнем, а в медотсеке без меня пропадали такие сиськи, такие великолепные сиськи...
– Вон! – рявкает на него Хант, и Карлинга словно ветром выносит из комнаты.
Сэм остается наедине с Хантом, и они просто молчат, и Сэм задается вопросом, догадывается ли Хант, что чуть было не случилось с Сэмом, знает ли он, чем это было на самом деле? Или Хант считает, что тот надзиратель просто хотел избить его?
– Это неправильно, – говорит в конце концов Хант, выуживая из какого-то кармана флягу и делая большой глоток. – Черт подери, Тайлер, это просто неправильно – видеть тебя здесь. Я знаю, мы во многом расходимся, но ты лучший коп, чем многие, кого я знаю, и держать тебя здесь, с этими отморозками, видеть, что с тобой происходит в этом месте... это хуже, чем я думал. Может быть, пришло время послать все нахер и покончить с этим маскарадом?
Это оказывается странно слышать от Джина Ханта.
Сэм медлит, потому что мысль кажется ему соблазнительной, но если он скажет да, то все, через что он прошел здесь, все время, которое они потратили на эту работу под прикрытием, окажется напрасным.
– Что с Бойлом? – спрашивает в конце концов Сэм. – Он по-прежнему в медицинском блоке?
Хант качает головой.
– Ублюдка откачали, и ему мгновенно полегчало. Он вернулся в камеру и выглядит сейчас получше тебя.
– В таком случае, я остаюсь, – говорит Сэм, задумчиво постукивая пальцами по губам, просчитывая дальнейшие шаги.
– Тайлер, я серьезно, он выглядит получше, чем ты, – повторяет Хант. – Если вздумаешь с ним поссориться, тебе несдобровать.
– Но я не собираюсь с ним ссориться, – говорит Сэм, натыкается на протестующий взгляд Ханта и продолжает: – Послушай, шеф, дай мне закончить. Мы слишком далеко зашли, чтобы повернуть назад, ладно? Так что я не отступлюсь. Только не теперь.
Некоторое время Хант просто смотрит на него, словно пытается просмотреть насквозь, а потом кивает.
– Только не вздумай снова вляпаться в неприятности, – предупреждающе говорит он. – Я не всегда буду поблизости, чтобы вовремя спасти твою задницу.
Но куда ты денешься, думает Сэм, привычно складывая руки за спиной и позволяя Ханту надеть на себя наручники.
– Черт, это просто нездорово, – вполголоса бормочет Хант, щелкая у него за спиной наручниками, и знакомым жестом тянет их немного вниз, проверяя, как они держатся на запястьях Сэма.
Сэм понимает, о чем он говорит: просто дико, что все происходящее превратилось для них в рутину. Так что Сэм понимает, чего боится Хант, он понимает, почему старший детектив-инспектор так настаивает на том, чтобы прекратить это поскорее.
Хант приводит его в столовую как раз вовремя, чтобы он присоединился к шеренге других заключенных и вошел туда вместе со всеми. Сэм набрасывается на еду с таким чувством, словно ничего лучше в жизни не ел, и сидящие рядом заключенные обмениваются с ним беззлобными шутками касательно того, каково это – просидеть денек в изоляторе без еды.
Сэм на подъеме, он чувствует себя неплохо, но атмосфера в столовой неуловимо меняется, когда в дверь заходит Дэниэл Бойл. Крупный и широкоплечий, с черными вьющимися волосами, отпущенными почти до плеч, он похож на медведя гризли. Он перенес тяжелую болезнь, это видно по тому, каким изможденным и бледным кажется его лицо, но даже так он выглядит угрожающим и свирепым, и все будто бы ненадолго затихают, пока Бойл обводит столовую своим тяжелым взглядом. Сэм испытывает странное желание втянуть голову в плечи, когда Бойл равняется с его столом, неся свой поднос, но тот проходит мимо, садясь в отдалении от Сэма. Впрочем, облегчение более чем временное, потому что после того, как ужин закончится, Сэм окажется с Бойлом в одной камере, и он очень надеется, что природный дар убеждения не изменит ему в самый неподходящий момент.
– Черт побери, Бойл все-таки выкарабкался, теперь начнется, – говорит вполголоса сидящий рядом с Сэмом арестант – суховатый мужчина уже в годах, лет шестидесяти, и Сэм смотрит на него с интересом, ожидая продолжения. Тот видит в Сэме благодарного слушателя и продолжает: – Ты, наверное, недавно здесь и не знаешь, но Бойл тот еще громила. У него здесь банда. Он как-то не поладил с Джоном Уолтером, и тот устроил ему несчастный случай, но теперь, когда Бойл снова на ногах, я бы на месте Уолтера схватился за свою задницу обеими руками, да покрепче!
Сэм сглатывает, но ничего не отвечает и старается не пялиться на Бойла до самого конца ужина. Затем их привычно выстаивают в шеренги, чтобы рассадить по камерам. Сэм попадает в камеру первым: Крис шепотом желает ему удачи, зашвыривая внутрь и запирая дверь, и Сэм опаляет его недовольным взглядом, потому что не дело Скелтону лишний раз рисковать их прикрытием, просто чтобы сказать Сэму пару ободряющих фраз.
Дверь со скрипом отворяется во второй раз, и в камеру заходит Бойл. Сэм стоит, привалившись спиной к стене, и смотрит на него настороженно, исподлобья, не зная, чего следует ожидать. Бойл подходит к нему неторопливой походкой и цепко хватает за ворот тюремной робы, приближая к себе. Сэм шумно выдыхает сквозь стиснутые зубы, сглатывая, глядя на Бойла и вцепляясь в его сомкнутые кулаки в бесполезной попытке ослабить хватку.
– Итак, кто ты такой, черт тебя дери? – спрашивает у него Бойл, на его лице расползается угрожающая ухмылка, и Сэм думает, черта с два он справится с этим громилой даже сейчас, пока он болен и уязвим – так он говорил об этом Ханту, когда уговаривал на всю идею этого прикрытия, – и неважно, что еще пару дней назад тот был на пороге смерти.
– Сэм Тайлер, я уже говорил тебе, – выдыхает он сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как ворот тюремной рубашки потихоньку начинает душить его, все плотнее обхватывая шею. – Меня привезли в тюрьму три дня назад.
– Три дня, – задумчиво повторяет Бойл, не сводя с него подозрительного взгляда. – Где ты был этой ночью?
– Отпусти, – просит Сэм, задыхаясь, и Бойл наконец ослабляет хватку, выпуская Сэма из своих рук, но не отступает в сторону, по-прежнему продолжая нависать над ним, словно скала.
– Ночью я был в изоляторе, – говорит Сэм, зная, что просто так Бойл его не оставит. – Ты устроил себе передозировку обезболивающими, пока валялся здесь один, и надзиратели закономерно предположили, что таблетки принадлежат мне. Они заперли меня на сутки.
– Интересно, – говорит Бойл, наконец отступая от него и садясь на свою койку, и Сэм потихоньку издает облегченный вздох. – Так это был ты.
Сэм бросает на него вопросительный взгляд, и Бойл продолжает:
– Это ты дал мне те таблетки, и ты сидел со мной, когда смерть уже держала меня за горло, все это время это был ты. В таком случае, полагаю, что обязан тебе жизнью?
Он вопросительно поднимает брови, и Сэм нервно улыбается, не зная, как реагировать. Бойл разражается смехом, глядя на него.
– Не трясись, парень, расслабься, – говорит он. – Я тебя не съем. Итак, раз уж эта чертова тюрьма настолько переполнена, что они снова решились подсадить кого-то в мою камеру, я думаю, что нам следует установить некоторые правила, что скажешь?
– Правила какого рода? – спрашивает Сэм, когда Бойл делает паузу, ожидая его ответа.
– Личное пространство, – говорит он. – Все дело в личном пространстве, тут все вращается вокруг него. Скажем прямо, это не то место, где тебе удается проводить много времени наедине с собой. Поэтому, без обид, но все, кто делил со мной эту камеру до тебя, заканчивали переводом в медотсек. Расслабься, – добавляет он, глядя на напрягшегося Сэма, – для этого я и заговорил про правила. Мы ведь не хотим, чтобы это повторилось с тобой, верно? Итак, правило номер один: нижний ярус – мой. И я говорю не только про койку. Я серьезно, парень, не желаю видеть тебя шляющимся по камере без нужды. За тобой будет верхняя койка, и я ожидаю, что большую часть своего времени здесь ты будешь проводить именно на ней. За исключением, конечно, того времени, что ты будешь проводить вот здесь, на полу, на коленях, отсасывая мне.
Сэм каменеет, и Бойл разражается смехом, глядя на его лицо.
– Да успокойся, это шутка, я не трону тебя и пальцем, красавчик. Просто сиди на своей койке и не высовывайся лишний раз, об этом я говорил серьезно. Нет, я не против иногда перекинуться словом-двумя, ты знаешь, но если ты видишь, что я, к примеру, сижу на сортире или дрочу, лучше притворись, что тебя вовсе нет, идет?
Моральных сил Сэма после этой речи хватает только на то, чтобы оторопело кивнуть и без лишних слов забраться на верхнюю койку. Бойл удовлетворенно хмыкает, и больше они не разговаривают этим вечером.
Вскоре лампы гаснут с резкими щелчками, и камера погружается в полутьму. Сэм лежит на спине, пялясь в потолок, слушая, как тюрьму наполняют ночные звуки, и думает, вот оно, они наконец-то приближаются. Бойл не убил Сэма и не покалечил, и все идет нормально, и теперь они на верном пути. Сэм расслабленно выдыхает, слушая раскатистый храп Бойла на нижней койке, и спит спокойно этой ночью.
* * *
Сэму снится, что он лежит в больничной палате, сияюще белой, такой белой, что это причиняет боль. В изголовье кровати сидит его мать, которая сжимает его руку – Сэм чувствует это, чувствует ее теплые пальцы на своем запястье, хотя смотрит на них обоих сейчас со стороны, и она говорит:
– Сэмми, мальчик мой, я люблю тебя. Они советуют мне отключить тебя, они говорят, шансы минимальны, ты продолжаешь ускользать все дальше с каждым днем, но они говорили мне то же самое и в прошлый раз, верно? Но ты уже выбрался оттуда однажды, ты выбрался, мой милый мальчик, и я знаю, что у тебя получится сделать это снова. Я верю в тебя, Сэм.
Машина жизнеобеспечения издает свой равномерный шум, вдох-выдох, вдох-выдох, и свет становится еще ярче, хотя ярче кажется просто невозможным. Сэм зажмуривается изо всех сил, закрывая глаза рукой, и просыпается с резким вдохом.
Некоторое время он лежит неподвижно, не понимая, где находится, а потом вспоминает – Манчестер, семьдесят третий год, окружная тюрьма.
Еще очень рано, офицеры не начинали свой утренний обход, так что Сэм переворачивается на другой бок, собираясь снова заснуть. Но его будто бы что-то отвлекает, и он приподнимает голову, прислушиваясь к ощущениям. Койка немного подрагивает, определенно из-за какого-то движения со стороны Бойла, пружины равномерно скрипят, и Сэм слышит его дыхание, рваное и тяжелое, и еще повторяющийся влажный звук, не оставляющий и намека на двусмысленность, не дающий Сэму ни малейшего шанса притвориться, что это не то, чем кажется. Он прикусывает язык, едва удерживая готовое сорваться с губ ругательство. Чертов ублюдок дрочит на нижней койке, нисколько не смущаясь присутствия Сэма. Он откидывает голову на подушку, вспоминая слова Бойла о приватности и делая вид, что ничего не происходит. Дыхание Бойла учащается, как и скрип пружин, он издает приглушенный удовлетворенный звук, а затем все затихает. Сэм крепко зажмуривается и отворачивается к стене, чувствуя, что у него пылают щеки.
– Тайлер, ты уже проснулся? – хрипло спрашивает у него Бойл несколько минут спустя. Сэм ничего не отвечает, но тот поднимается, чтобы опереться как ни в чем не бывало локтями на койку Сэма, и смотрит прямиком на него, так что притворяться спящим уже бесполезно. – О, ты уже не спишь, отлично, – продолжает он, ловя настороженный взгляд Сэма. – Я хотел спросить, ты знаком с Джоном Уолтером?
– Сталкивался с ним пару раз, – неопределенно говорит Сэм, пожимая плечами.
– Я собираюсь натравить на него своих ребят, чтобы жизнь медом не казалась, – говорит Бойл. – У меня к нему большой должок.
– И что ты хочешь от меня? Чтобы я приготовил заточку и пырнул его в темном закутке? – хмыкает Сэм.
Бойл смеется, затем говорит:
– А ты мне нравишься, парень, хорошее чувство юмора. Но ты знаешь, для подобной работенки у меня есть и более подходящие кандидаты. Я просто хотел узнать, как дела у мерзавца, чем он сейчас занимается, думая, что избавился от меня. Люблю изучать своих врагов.
Сэм садится на койке, свесив ноги вниз, задумчиво трет переносицу.
– Я, наверное, не лучший вариант для таких расспросов, – говорит он в конце концов. – Я здесь всего три дня, один из которых провел в изоляторе.
– Просто расскажи все, что знаешь, – нетерпеливо перебивает его Бойл.
– Хорошо. Я... познакомился тут с одним парнем, он поступил в тюрьму в один день со мной. Майк Райан, так его зовут. Хороший парень, мы болтали с ним о разном. Так вот, его поместили в одну камеру с Уолтером.
Бойл присвистывает.
– Черт побери, да ты просто находка, – говорит он. – Как думаешь, сможешь узнать для меня больше о Уолтере через этого своего друга?
Сэм качает головой:
– Я не думаю, что Майк поможет. Он напуган Уолтером и не встанет у него на пути.
– Так твой дружок – жалкая подстилка Уолтера? – разочарованно протягивает Бойл. – Девчонка, которая ублажает его по ночам?
– Ради Бога, ему семнадцать! – резко восклицает Сэм. – Так что не говори об этом в таком тоне. Что, по-твоему, он мог противопоставить типу вроде Уолтера, оказавшись с ним в одной камере?
Бойл задумчиво смотрит на Сэма, затем кивает:
– Ладно, твоя правда. Итак, Уолтер привязан к мальчишке?
Сэм смотрит на Бойла, сбитый с толку.
– Привязан? Нет, ничуть, для Уолтера он как вещь, просто что-то, чем он обладает.
– Но мы все привязаны к своим вещам, разве не так, Сэм? – говорит Бойл, и Сэм не может найтись, что на это ответить. – Что ж, отлично, мы можем на этом сыграть.
Бойл умывается, насвистывая себе под нос и явно находясь в приподнятом настроении, затем ложится на пол камеры и делает несколько отжиманий, после этого поднимается и закуривает.
– Будешь? – спрашивает он, протягивая Сэму сигарету, но тот отрицательно качает головой. Бойл вздыхает: – Послушай, ладно, не принимай слишком близко к сердцу то, что я вчера сказал о личном пространстве. Если тебе нужно вниз, чтобы, там, умыться или сходить в сортир, не стесняйся. Я не пытаюсь сделать твою жизнь невыносимой.
Сэм пожимает плечами и спрыгивает вниз, с хрустом разминает шею и плечи, которые немилосердно затекли на жесткой тюремной койке. Затем он подходит к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Он спиной чувствует пристальный взгляд Бойла, но когда разворачивается, тот уже смотрит в другую сторону, в зарешеченное окошко двери.
– Псы проснулись, – говорит Бойл, к чему-то прислушиваясь. Сэм тоже напрягает слух, но не может разобрать ни звука. – Сейчас пойдут будить.
Через секунду по тюрьме действительно разносятся резкие крики надзирателей:
– Подъем! Подъем, подонки, солнце светит, пора отрывать свои морды от подушек!
Они колотят своими дубинками по железным дверям, и начинается рутинная суета перед завтраком.
Сэм заходит в столовую вместе с Бойлом, и когда им на подносы кидают по тарелке с загустевшей овсянкой и Сэм собирается опуститься за первый попавшийся стол, Бойл берет его за плечо, направляя к столу в дальнем углу, заключенные за которым отнюдь не кажутся Сэму приветливыми. Впрочем, при виде Бойла они мигом раздвигаются в стороны, уступая ему место, и перекидываются приветственными фразами. Взгляды, которые они бросают при этом на Сэма, сложно назвать дружелюбными.
– Это Сэм Тайлер, он новичок, делит со мной камеру, – говорит Бойл, указывая на Сэма с таким видом, будто бы едва не забыл о его присутствии. – Он клевый, так что двигайте свои задницы, дайте парню разместиться.
Один из заключенных, тот, что ближе всех к Сэму, высокий жилистый парень со спадающей на глаза челкой, двигается и говорит с ухмылкой:
– Ну, раз уж ты с Дэнни, то садись, красавчик.
Бойл молча сгребает его за ворот рубашки своей лапищей, и все вокруг замолкают, напряженно глядя на них.
– Я сказал тебе, Эд, он клевый, – негромко говорит Бойл, не выпуская его из хватки, и в его глазах есть что-то такое, что на месте другого заключенного Сэм сейчас не стал бы ему перечить. – Ты проявишь уважение, да?
После этого он отпускает Эда из захвата, тот смотрит на Сэма и говорит:
– Извини, приятель. Размещайся.
Сэм садится вместе с ними, и никто из других заключенных больше не бросает ему вызов. Вот так вот запросто, просто потому что Бойл так сказал им. Впрочем, один из них, широкоплечий смугловатый тип с коротко стриженными черными волосами, не сводит с Сэма неприязненного взгляда. Когда завтрак заканчивается и их собираются вести в цех, работать, этот тип отзывает Бойла в сторону, пытаясь ему что-то сказать, но Бойл нетерпеливо отмахивается и говорит:
– Время и место, Марко, – и тот оставляет его в покое.
Коротко стриженому Марко удается отозвать Бойла на разговор только во время прогулки. Сэм не знает точно, о чем они говорят, но после этого разговора Бойл мрачнеет, и взгляд, который он бросает на Сэма, не предвещает ничего хорошего.
– Ты – со мной, – коротко говорит он, хватая Сэма за плечо и куда-то утаскивая. Сэм судорожно скользит взглядом по двору в поисках детективов, и Бойл сжимает его плечо до боли и ехидно шипит прямо в ухо: – Ищешь кого-то?
Он открывает неприметную дверь в углу и зашвыривает Сэма внутрь. Должно быть, это прачечная: в комнате высятся горы белья, стоит несколько стиральных машин и резко пахнет порошком для стирки. Бойл без церемоний припирает Сэма к стенке, упираясь локтем ему в горло. Его глаза сощуренные и злые, и в этот момент Сэму становится по-настоящему страшно, потому что он вдруг вспоминает, что Бойл и его банда без сожаления убили десятки людей, прежде чем попасть за решетку. Ему в глаза сейчас смотрит монстр, который всегда сидит в Бойле, просто иногда, когда тот в правильном расположении духа, монстр дремлет. А теперь Бойл в ярости, и Сэму остается только открыто смотреть ему в глаза снизу вверх, стараясь не выдать ни единым мускулом, насколько ему не по себе.
– Итак, – рычит Бойл, надавливая Сэму на кадык немного сильнее. – Ты не говорил мне, что путаешься с надзирателями, Сэм. Расскажи-ка об этом поподробнее.
– Можно подумать, ты спрашивал меня об этом, – огрызается Сэм и сипит, когда Бойл прижимает локоть к его горлу еще немного сильнее. Увидев, что перегибает палку, тот немного ослабляет давление, и Сэм продолжает: – Один из надзирателей, он оказал мне услугу, вот и все.
– О, он оказал услугу и получил взамен маленького преданного доносчика, я прав?
– Я ничего не рассказывал ему, – выдыхает Сэм. – Он не расспрашивал ни о чем.
Бойл некоторое время смотрит на него, сузив глаза, словно вычисляет что-то, а потом говорит:
– Черт подери, ты знаешь, что единственная вещь в тюрьме, которая хуже, чем стать чьей-то подстилкой – это стать подстилкой надзирателя? Рано или поздно он прекратит защищать тебя, и тогда ты станешь подстилкой для всех остальных. От этого не отмоешься, Сэм. За это он вытаскивал тебя из драк, но это еще не все, правда? Что за услугу он тебе оказал?
Сэм смотрит Бойлу в глаза, чувствуя, что ступает на тонкий лед.
– А как ты думаешь, кто принес для тебя лекарства? – спрашивает он.
– Он принес тебе лекарства, – медленно говорит Бойл. – Но ты не наркоман. Ты не наркоман?
Сэм качает головой, и Бойл продолжает со все возрастающим подозрением:
– Значит, ты просил у него лекарства специально для меня. И на кой черт, любопытно узнать, тебе это было надо?
– Отвали, – говорит Сэм, дергаясь, но Бойл никуда его не отпускает, и тогда Сэм орет ему в лицо: – Я не хотел видеть, как кто-то подыхает со мной в одной камере, ясно?! И нет, я связался с тем надзирателем не потому, что так хотел спасти жизнь полному незнакомцу, просто… иногда вещи случаются, Бойл, они просто случаются, помимо твоей воли, ты знаешь? И я не думаю, что он оставил бы меня в покое в любом случае, но это был подходящий момент, чтобы попросить у него чертовых таблеток!
Бойл наконец отпускает, и Сэм сгибается, держась за горло, бросая короткий взгляд на мерзавца, пытаясь понять, поверил ли он в то, что Сэм ему подсунул.
– Ладно, я понял, – говорит Бойл, оглядывая Сэма с головы до ног. – Здесь непросто парням вроде тебя, и ты просто уцепился за то, что тебе предложили. И, пойми меня правильно, я привык аккуратно рассчитываться по своим долгам, но в этом я тебе не помощник. Ты останешься с тем, во что вляпался, потому что так работает это место.
Сэм не успевает ничего ответить, потому что дверь прачечной открывается, и внутрь заглядывает Джин Хант собственной персоной. Он обводит их яростным взглядом и говорит:
– Парни, вы в курсе, почему это время называется прогулочным?
Они молчат, и Хант сам же рявкает в ответ на свой вопрос:
– Потому что его положено проводить во дворе, черт подери! Марш, пошли, если не хотите себе неприятностей!
Он хлопает в ладони, подгоняя их, и Бойл с кривой ухмылкой подчиняется. Сэм движется следом, а последним идет Хант, который скручивает Сэму руки за спиной, как только они выходят из прачечной, и говорит:
– А ты пойдешь со мной.
Бойл бросает ему взгляд, нечто среднее между почти сочувствием и самоуверенным «я же говорил», и ничем не препятствует Ханту вывести его вон.
– Этот кретин Крис упустил тебя из виду, – говорит ему Хант, когда они оказываются наедине. – Черт подери, когда-нибудь эти оболтусы доведут меня до могилы. И ты тоже, Тайлер, ты больше всех, со своими самоубийственными идеями. Что произошло у тебя с Бойлом?
– Ничего, – пожимает плечами Сэм. – Все нормально, он не собирался меня убивать. Он обратил внимание, что один из надзирателей – я говорю о тебе, Хант – проявляет ко мне слишком большой интерес, и хотел поболтать об этом.
– И? – нетерпеливо подгоняет его Хант, когда Сэм замолкает.
– Бойл думает, что ты меня трахаешь.
Произнести это вслух оказывается ох как непросто.
Хант тяжело вздыхает и закуривает, Сэм молчит, ожидая от него хоть какой-то реакции.
– Пойми меня правильно, Тайлер, – довольно резко произносит Хант после некоторой паузы, – но я зову тебя Дороти не просто так. Поэтому не дай тебе Бог попасть как-нибудь в тюрьму по-настоящему, потому что парням вроде тебя в таких местах не сопутствует удача. Ты похож на чертового щенка, которого выкинули на улицу, а это, знаешь ли, не слишком-то по-мужски.
Сэм на миг замирает, разрываясь между желанием врезать Ханту или схватиться за голову и заорать.
– Я сейчас даже не желаю тебе объяснять, насколько испорчено это общество, если все вокруг говорят о такого рода отношениях в стенах тюрьмы, как о норме, – наконец цедит он сквозь зубы в полнейшем бешенстве. – Но надеюсь, что твой друг Том Мортон задумается, насколько правильно потворствовать устоявшимся порядкам, когда тюрьмы Британии станут чертовыми рассадниками эпидемии СПИДа, которая будет полыхать по всей стране страшнее чумы.
Взгляд Ханта ничего не выражает, как и любой другой раз, когда Сэм говорит что-то, что его мозг просто не в силах осознать, поэтому Сэм машет на все рукой.
– Ладно, к черту, неважно, что думает Бойл, – раздраженно говорит он, перебивая самого себя. – Главное, что сейчас он доверяет мне, и я смогу подобраться к нему. Он готовит месть для Джона Уолтера – того парня, который повинен в его избиении – но не думаю, что нам стоит вмешиваться без лишней необходимости. Очень важно не спугнуть Бойла сейчас.
Хант кивает, спрашивает:
– Ты уверен, что в безопасности рядом с ним?
– Это… сложно, – выдыхает Сэм, потому что сейчас не время утаивать от Ханта свои опасения, только не теперь, когда ситуация становится все более опасной для них обоих. – У него бывают перемены настроения, но он считает себя обязанным мне, поэтому да, я думаю, что прямо сейчас мне ничего не угрожает.
Когда Хант возвращает Сэма к остальным заключенным, Бойл уже не говорит с ним и не подходит к нему, и Сэм думает, что возможно, связаться с кем-то из надзирателей в тюрьме это все равно, что совершить социальное самоубийство, все равно, что стать изгоем. И он рад, что не задержится здесь действительно надолго.
Впрочем, вечером, когда их запирают в камерах перед отбоем и Сэм без лишних слов забирается на верхнюю койку, Бойл оказывается не прочь пообщаться.
– За что тебя упекли сюда? – спрашивает он, когда Сэм уже думает, что он с ним так и не заговорит.
– Ограбил магазин, – коротко говорит Сэм, следуя своей легенде. – Выстрелил в продавца, попался копам. Ничего такого, о чем хотелось бы вспоминать.
– Я знал, что это должно быть чем-то в этом духе, – хмыкает Бойл. – Нечто глупое и спонтанное, незавершенное. В тебе есть что-то такое, словно ты слишком правильный, чтобы совершить подобающее преступление.
Сэм спускается со своей койки, полагая, что сейчас Бойл не будет против видеть его лицом к лицу, раз уж первым начал разговор. Тот сидит на своей койке и курит, стряхивая пепел на пол камеры, его плечи опущены, сейчас он кажется расслабленным и спокойным, почти мирным.
– Да, наверное, ты прав, – говорит Сэм, опираясь спиной на стену напротив Бойла и складывая руки на груди. – Так или иначе, даже если бы все произошло по-другому, мне в любом случае было бы трудно сравниться с тобой.
– Так ты слышал обо мне, – говорит Бойл, глядя на него с чем-то вроде интереса.
– Сложно было не услышать, учитывая, какого шороху ты навел в свое время.
– Знаешь, я делал это не из-за денег, – говорит Бойл, задумчиво глядя на медленно сгорающую сигарету. – Точнее, не только из-за денег. Я видел, как они трепетали, эти зажравшиеся банкиры, мое имя было для них страшнее чумы. Чертовы ублюдки, воображающие, что за свои деньги они могут купить весь мир. Я заставил их понервничать.
Он хрипло смеется, и Сэм заставляет себя улыбнуться в ответ.
– Да уж, было неплохо, что кто-то мог показать им их место, – говорит он. – Банки разорялись каждый день, еще бы, никто не хотел соваться туда без лишней нужды. Держу пари, все эти толстяки-банкиры, управляющие, держатели акций тряслись от ужаса, гадая, кто из них будет следующим в новостях об ограблениях.
– Да, славное было время. Но, если ты думаешь, что это конец, то ты ошибаешься, – уверенно говорит Бойл, криво ухмыляясь, и Сэм внутренне напрягается, будто бы охотничий пес, учуявший след. – Они могут запереть меня за каменными стенами и колючей проволокой, но им не избавиться от меня так просто. Потому что Дэниэл Бойл – это больше, чем один человек, больше, чем имя, это символ. И этот символ не умрет так просто, помяни мое слово, он будет разгораться все ярче с каждым днем.
Он псих, понимает Сэм, законченный псих. Он надеется, что не перебарщивает с лестью, когда говорит:
– Забавно, я думал о том же самом, когда следил за этим в прессе. Небольшая группа людей – и такой размах, такой масштаб. Удивительно, как тебе удавалось провернуть все эти ограбления, не оставив ни единого свидетеля.
Сэм пытается звучать восхищенным, но голос подводит его, дает слабину, когда он говорит о свидетелях, потому что говоря о них, он вспоминает лица, мертвые лица беспомощных людей, убитых во имя Бойла, и это слишком отвратительно, чтобы Сэм сумел удержать голос ровным.
Он с внутренним опасением смотрит на Бойла, не зная, заметил ли он, но тот совершенно верно истолковывает его колебание. Он говорит:
– Пойми меня правильно, Сэм, я и сам никогда не был в особом восторге от тех убийств. Я не маньяк, знаешь ли. Просто… чтобы люди заметили тебя, по-настоящему заметили, ты должен делать действительно ужасные вещи. Может быть, тебе даже придется превратиться в чудовище, монстра из их кошмаров, но такова цена. Только так они станут принимать тебя всерьез, если ты понимаешь, о чем я.
– Я понимаю, – эхом отзывается Сэм, и Бойл криво ухмыляется, глядя на него.
– У тебя неплохо получается, – говорит он, и Сэм внутренне напрягается, сбитый с толку.
– Получается что?
– Я говорю, из тебя неплохой сокамерник, – поясняет Бойл. – Лучше предыдущих.
Сэм усмехается, не зная, как расценивать подобный комплимент.
– Так то, что кое-кто заметил меня с тем надзирателем – насколько это плохо? – спрашивает он, чтобы увести разговор в сторону и рассудив, что этот момент ничем не хуже любого другого, чтобы внести ясность. – Ты теперь никогда не заговоришь со мной на публике, или что?
Бойл недоуменно вскидывает брови.
– Откуда ты это взял? Я разговариваю с тобой сейчас, разве нет?
– Но ты не разговаривал сегодня в общей комнате, – пожимает плечами Сэм.
– Должен был пообщаться со своими ребятами, утрясти кое-какие вопросы, – отвечает Бойл. – Я не собираюсь посвящать тебя в свои личные дела, если ты об этом. Ребята начнут нервничать, да и я не вижу, в чем ты можешь быть для меня полезным, так что не обессудь. И, как я уже говорил, я совершенно точно не собираюсь вмешиваться в то, что происходит у тебя с тем надзирателем, потому что это одно из ключевых правил, которые следует здесь усвоить: никогда не отбирай у собаки ту кость, в которую она успела вгрызться, если ты понимаешь, о чем я. В остальном, ты знаешь, ты неплохой парень, ты выручил меня, когда у меня были проблемы, так что я к твоим услугам.
Он ухмыляется и хлопает Сэма по плечу, затем подходит к раковине, чтобы напиться воды, снова поворачивается к Сэму и говорит:
– Ну вот что, ладно, ты меня утомил. Марш на свою койку.
Сэм вздыхает и молча подчиняется.
* * *
Сэм не может сказать, что с тех пор, как Бойл поднялся на ноги, его жизнь в манчестерской тюрьме становится легче, потому что находиться рядом с Бойлом – это все равно что зависнуть прямиком над жерлом дремлющего вулкана и знать, что он может проснуться в любой момент. Но в то же время это делает немного проще все остальное, потому что Бойл дает понять окружающим, что Сэм под его защитой, и это становится достаточным препятствием, чтобы ему навредить как для заключенных, так и для большинства надзирателей. Так что главным источником опасности для Сэма теперь становится сам Бойл, но покуда вулкан дремлет, ему нечего опасаться.
Тем утром их по какой-то причине не будят дольше обычного, и Сэм свешивается со своей койки и выглядывает сквозь зарешеченное окно наружу, пытаясь увидеть, не происходит ли там что-то необычное.
– Воскресенье, вот в чем дело, – говорит ему Бойл, который, оказывается, тоже не спит. – Впереди целый день вдали от цеха, они не выпустят нас отсюда раньше восьми, потому что даже понятия не имеют, чем нас можно занять на весь день.
Он говорит правду, и Сэм со странным чувством обнаруживает, что привык к ежедневной рутине и что изменения сбивают его с толку.
Когда они попадают в столовую, где, в отличие от камер, есть окна, Сэм видит, что небесные хляби разверзлись сегодня над Манчестером: по стеклу барабанит нескончаемый ливень, а небо заволокли непроглядные свинцовые тучи.
– Что ж, о прогулке на сегодня можно забыть, – бормочет ему Бойл, становясь в очередь на раздачу. – Но, по крайней мере, у нас остается воскресное посещение, а это лучше, чем шатание по двору.
– Ждешь кого-то? – спрашивает Сэм.
– Да, есть одна птичка, Триша, – говорит Бойл. – Познакомился с ней по переписке несколько месяцев назад. Она иногда приходит, чтобы повидать меня. Что насчет тебя?
– Ко мне тоже придут, – говорит Сэм, улыбаясь и думая об Энни.
Как Бойл и говорил, на улицу их не выпускают, а вместо этого сразу после завтрака отводят в общие комнаты, где они обыкновенно коротают вечера. Там Сэм впервые после долгого времени видит Джона Уолтера, и ему требуется приложить усилие, чтобы не выдать своего изумления, потому что Уолтер выглядит просто ужасно: его лицо избито, один глаз полностью заплыл, отмеченный здоровенным фиолетовым фингалом, а правая рука болезненно прижата к телу и перевязана медицинской повязкой. Он сидит за столом один, злобно косясь по сторонам уцелевшим глазом. Бойл подходит прямиком к нему, становится напротив и говорит сквозь зубы:
– Пшел отсюда. Это мое место.
Уолтер бросает на него взгляд побитой собаки и не говоря ни слова подчиняется, слегка придерживаясь за ребра. Сэм думает, что у Уолтера теперь займет долгое время, чтобы до конца оклематься.
– Твоя работа? – спрашивает Сэм, когда они с Бойлом опускаются за освободившийся стол, и тот самодовольно закуривает.
– Может быть, и так, – не отрицает Бойл, пожимая плечами. – Но ты еще не видел всего. Я покажу тебе, как только представится возможность.
Он подмигивает Сэму, а затем приглашает кого-то сыграть в карты, и когда вокруг образуется довольно большая толпа, Сэм пользуется этим, чтобы улизнуть. Он берет с полки сегодняшнюю газету и бегло пролистывает ее, чтобы отвлечься, пока его внимание не привлекает большая статья на развороте.
«Здание банка на Йорк-стрит ограблено прошедшей ночью, – гласит заголовок, – четверо убиты».
– Дерьмо, – шипит сквозь зубы Сэм, отрываясь от газеты после того, как просматривает статью до конца и убеждается, что это их случай.
Он оглядывается кругом и вдруг понимает, что не видел никого из детективов с самого утра. Они оставили его, потому что у них, должно быть, полно работы на Йорк-стрит, и Сэм теперь сам по себе. Но в этом нет ничего нового. В конце концов, он же и говорил Ханту, что не чувствует серьезной угрозы от Бойла.
– Так и будешь здесь торчать? – спрашивает его Бойл, когда подходит к Сэму несколько раундов карточной игры спустя, хватая Сэма за рукав. – Пойдем, я покажу тебе кое-что, как обещал.
Он увлекает Сэма за собой, и тот пробует протестовать, потому что им нельзя покидать общую комнату, кроме как направляясь в группе других заключенных в сортир в сопровождении надзирателей. Но охрана не обращает на них никакого внимания, когда Бойл выводит его за дверь и уверенно тащит за собой по коридорам.
– Я показал Уолтеру, что не стоит переходить мне дорогу, – говорит Бойл на ходу. – Ему пришлось распрощаться с несколькими зубами и с кое-чем еще, я думаю, это заставит его в следующий раз задуматься.
Он почему-то ведет Сэма в душевые, но там сейчас никого нет, там пустота и полутьма, свозь мутные узкие окна под самым потолком едва сочится блеклый дневной свет, снаружи барабанит дождь. Сэм обхватывает себя руками, чувствуя озноб и возрастающую тревогу, он поднимает взгляд на Бойла, недоумевая, зачем тот привел его сюда.
– Смотри, что у меня для тебя есть, – говорит Бойл, проводя его немного дальше.
Сэм смотрит в тень, куда ему указывает Бойл, и цепенеет: у стены стоит Майк Райан, избитый и голый по пояс, его руки привязаны веревкой к перекладине, на которой заключенные обыкновенно оставляют одежду, прежде чем пойти в душ. У мальчишки завязан рот и его трясет, Сэм сомневается, что только от холода, Майк со страхом смотрит на Бойла и со страхом смотрит на Сэма.
– Что здесь происходит? – спрашивает Сэм, поворачиваясь к Бойлу и опаляя его взглядом, его руки сами собой сжимаются в кулаки.
– Я отнял у Уолтера его маленькую игрушку, – самодовольно говорит Бойл. – Что скажешь? Хочешь его себе?
Сэм на миг прикрывает глаза, чувствуя дурноту.
– Какого черта ты творишь, Бойл? – вполголоса спрашивает он.
– Он тебе нравится, так ты сказал, разве я не прав?
– Я сказал, он хороший парень! – говорит Сэм, повышая голос. – Не означало, что я собираюсь оттрахать его, нет, спасибо. Да что с тобой не так?!
– Ты пока не знаешь, – говорит Бойл, и его лицо немного искажается, а в голосе прорываются раздраженные нотки, – но ты привыкнешь, Сэм, что тот, кто проявил здесь слабость однажды, будет испытывать на себе последствия всегда.
– О, так значит, так ты думаешь и обо мне? – прямо спрашивает Сэм, его ноздри слегка раздуваются от гнева. – Какие последствия в таком случае должен принять я, следуя твоей логике?
– Неважно, что думаю я, – говорит Бойл. – Важно, что думают остальные, эти звери снаружи, Сэм, они имеют значение. Они пока что ничего не знают насчет тебя, потому что с тобой все неочевидно, он думают, ты в порядке, потому что я говорю им это, и они мне верят. Так что у тебя есть шанс, покуда у тебя есть репутация, у него – нет, но такова жизнь, я говорю тебе, так уж работает это место. И поэтому я спрашиваю тебя, Сэм, спрашиваю по-хорошему – ты хочешь его? Потому что у меня есть еще Марко, который просил щенка себе, он знает, что я мог бы устроить ему это. Но он перебьется, что скажешь?
– Отпусти его, Бойл, – просит Сэм, прикрывая глаза, потому что больше не может выносить на себе полный ужаса взгляд Майка. – Просто отпусти, ему же семнадцать, ради Бога!
Он срывается на крик, и это для терпения Бойла оказывается уже чересчур: он грубо толкает Сэма спиной к стене, так что от удара у него перехватывает дыхание, делает шаг вперед, не оставляя между ними расстояния совсем, и зло говорит ему в лицо:
– Не испытывай мое терпение. Ты возомнил себя неприкосновенным из-за того, что оказал мне услугу, но теперь все зависит от меня, не забывай этого. Поэтому ты можешь начать с чтения морали, можешь начать с того, что я должен отпустить мальчишку, а закончить на его месте, как тебе это, Сэм?
Он вдруг грубо хватает Сэма, причиняя боль, силой стаскивает с него рубашку, так что Сэм остается в одних тюремных штанах, как Майк. И Бойл толкает Сэма к железной перекладине, ловко сдергивает с запястий Майка веревку и отталкивает того в угол – лицо мальчишки болезненно кривится, Сэм видит мельком, что кожа на его запястьях содрана веревками и покрыта сукровицей. Не успевает Сэм оглянуться, как Бойл стремительно связывает его руки той же веревкой, игнорируя яростное сопротивление, бьет в живот, так что Сэм тяжело облокачивается о стену, потому что от удара у него подгибаются ноги. Майк в углу не шевелится, глядя на них полными ужаса глазами, и Сэм думает, какого черта ты делаешь, какого черта ты все еще здесь, когда мог бы сбежать?
– Как тебе это, Сэм? – повторяет Бойл, останавливаясь, глядя на Сэма сверху вниз, и они оба после потасовки дышат тяжело и прерывисто.
Сэм опускает голову и прикрывает глаза, не желая смотреть на него, потому что в потемневших глазах он снова видит чудовище, того монстра из кошмаров, в которого Бойл превращается время от времени для того, чтобы люди принимали его всерьез.
Неожиданно Бойл поднимает его голову рукой, крепко удерживая подбородок, и жестко целует, вторгаясь языком в его рот, преодолевая сопротивление, Сэм чувствует его щетину и чувствует его ярость. Сэм зажмуривается крепче, до боли в глазах, и спрашивает себя, так ли все в конце концов произойдет, в чертовой душевой, на глазах у испуганного мальчишки, так ли закончится их прикрытие? Бойл прекращает терзать его рот, отстраняясь, Сэм чувствует его горячее дыхание на своем лице и привкус крови во рту, и от ужаса у него подкашиваются ноги, а волосы на затылке поднимаются дыбом. Не показывай им свой страх, так сказал ему Том Мортон прежде, чем отправить сюда, но он не сказал ему, что иногда страх просто сильнее.
– Почему ты молчишь, Сэм? – негромко спрашивает его Бойл.
– А ты предпочитаешь, чтобы тебя умоляли? – спрашивает Сэм в ответ, его губы искажаются презрением, и он уже просто не может остановиться: – Предпочитаешь, чтобы они просили тебя, связанные и напуганные, просили за свои жизни, потому что это позволяет тебе почувствовать свою власть, свою значимость. Но только это ничего не меняет, правда, Бойл? Просьбы ни хрена не значат для тебя, ты все равно убиваешь их всех. Так какой смысл тебя умолять?
– Заткнись!
Он бьет Сэма наотмашь по лицу, так что его голова мотается в сторону, и отступает назад. Сэм смотрит на него исподлобья, сглатывая кровь, Бойл проводит руками по лицу и говорит:
– Заткнись, ты ни черта не знаешь. Я пытался быть щедрым, я сохранил жизнь однажды, и посмотри, чем это обернулось для меня? Но, черт с тобой, я попробую снова. Второй шанс, как тебе это, а взамен ты перестанешь пялиться на меня, как на чертового убийцу детей!
Он зло сдергивает с рук Сэма веревку, швыряет ему его рубашку, затем оборачивается к Майку, орет:
– Ты – вон! – и мальчишку не нужно просить дважды: он поспешно выбегает из душевой, хлопая дверью.
Некоторое время Бойл смотрит на Сэма, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки, а затем просто уходит прочь, его грузные шаги гулко разносятся по коридору, удаляясь.
Сэм сползает по стене вниз, сжимая в руках рубашку, дрожа всем телом, вдох-выдох, вдох-выдох, работает машина жизнеобеспечения у него в ушах, и Сэм задыхается, потому что эта поганая штука дышит сейчас вместо него. Ему повезло, что Бойл пощадил его, Сэм говорит самому себе, что ему крупно повезло, но у него не хватает сил даже на то, чтобы почувствовать облегчение.
* * *
Позднее, когда Сэм незаметно вползает в общую комнату, бросая по сторонам настороженные взгляды, Бойл ведет себя как ни в чем не бывало. Он играет в карты с заключенными, горланит и курит папиросы, хлопает Сэма по плечу и бросает какую-то шутку, проходя мимо, и это, наверное, означает, что кризис миновал, что между ними снова мир.
Сердце Сэма начинает биться чаще, когда его имя называют среди тех, к кому пришли посетители. К Бойлу тоже пришли, как и ко многим другим, так что их приводят в большую светлую комнату, уставленную столами и стульями, рассаживают по местам и приковывают одной рукой к ножке стола, чтобы они не вздумали ничего устроить. Охрана занимает свои позиции у стен, бдительно наблюдая за происходящим. Затем двери с противоположенной стороны со стуком распахиваются, впуская посетителей: в основном женщин, иногда с детьми, реже мужчин или стариков, подростков, и все они с шумом расходятся по комнате, занимая места рядом со своими родственниками и возлюбленными, которым не посчастливилось угодить за решетку. Сэм поражен, насколько они кажутся ему необычными, в своей яркой одежде и с живыми эмоциями на лицах, после долгих дней грязно-серого, после дней всеобщего недоверия, агрессии и злобы.
– Сэм, что с тобой произошло? – с искренним беспокойством восклицает Энни, садясь напротив него и проводя нежной рукой по ссадине на его щеке.
Сэм накрывает ее маленькую руку своей, прижимая к себе и закрывая глаза, наслаждаясь этим моментом неподдельной заботы.
– Ничего, все будет в порядке. Все образуется, вот увидишь, – говорит она, невесомо гладя его другой рукой по голове, и в эту секунду Сэм действительно верит ей.
– Как дела на работе? – с улыбкой спрашивает он, ловя ее нежную руку и целуя кончики пальцев.
– Ты знаешь, все как обычно, – говорит Энни, улыбаясь ему в ответ так, что проступают ямочки на щеках, и не отнимая руку. – Много дел, все нервничают, все сроки горят. Вчера был такой аврал, мой босс говорит, что работа войдет в нормальную колею только в понедельник. Мне повезло, что удалось вырваться и повидаться с тобой.
– Я рад, что ты пришла, – говорит Сэм. – Передай тетушке Джинни, что со мной все в порядке, пусть она не волнуется обо мне, ведь у нее слабое сердце.
– Я обязательно скажу ей, – говорит Энни, улыбаясь ему, и в ее глазах пляшут веселые чертики.
Затем они просто разговаривают ни о чем, наслаждаются обществом друг друга, и Сэм наблюдает краем глаза за Бойлом, который сидит к нему спиной и немного наискосок. Перед Бойлом сидит высокая девушка с темными вьющимися волосами, кокетливо заколотыми живым цветком, наверное, Триша, о которой он говорил: она сжимает ладонь Бойла обеими руками, сплетая свои тонкие пальцы с его, и что-то рассказывает, искренне улыбаясь. Сэм хотел бы, чтобы она перестала, хотел бы, чтобы она увидела, что за монстр сидит перед ней на самом деле.
Свидание длится не слишком долго, и когда надзиратели приказывают посетителям удалиться, Энни тянется к Сэму и целует его в губы. Сэм с готовностью отвечает на поцелуй, от Энни пахнет свежестью, шампунем для волос и немного дождем, и Сэм парит от счастья, думая, что после этого, возможно, его сил хватит на то, чтобы протянуть здесь еще какое-то время.
– К тебе на свидание приходила твоя птичка? – спрашивает его Бойл вечером, когда они снова возвращаются в камеру и Сэм лежит на своей койке, не заговаривая с Бойлом ни о чем, потому что не знает, как он может отреагировать на это после сегодняшней вспышки.
– Да, – рассеянно отвечает Сэм, поворачиваясь на бок, прислушиваясь, чем занят Бойл внизу. Тот чиркает спичкой, Сэм слышит его глубокий вдох, когда он затягивается сигаретой, наверх медленно поднимается сизый завиток дыма. – А к тебе приходила Триша, о которой ты говорил, верно?
– Триша Холланд, мой светлый ангел, – подтверждает Бойл. – Когда она написала мне впервые, я подумал, что это ненадолго, что только не взбредет в голову женщинам, верно? Но она никуда не делась, стала приходить ко мне, и я подумал, что это одна из тех вещей, которые заставляют поверить в судьбу.
В его голосе что-то вроде нежности, и Сэм говорит:
– Ты любишь ее?
– Это нечто большее, – отвечает Бойл. – В ней мое будущее.
От удивления Сэм приподнимается на локте.
– Она ждет от тебя ребенка? – Его окатывает странное чувство при мысли, что в утробе этой женщины сидит крошечная копия Дэниэла Бойла. – Как вы умудрились, за тюремными стенами?
– Я умею договариваться с надзирателями, – уклончиво отвечает Бойл. – Если ты пытаешься узнать, как тебе остаться наедине со своей куколкой. И, заметь, для того, чтобы что-то получить, мне даже нет нужды никому подставлять свою задницу, как иным парням.
Он хрипло смеется, довольный своей шуткой, и Сэм ничего не отвечает.
* * *
Хант появляется в следующий раз только в понедельник, когда они проводят время во дворе. Он, наверное, спешит, потому что даже не дожидается, когда Сэм что-нибудь выкинет, как обычно. Он расталкивает заключенных, проходя к Сэму, толкает по пути Майка, который как раз пробирается к нему, видимо, желая поговорить. Сэм чувствует легкую досаду, потому что у него не было возможности переговорить с Майком с самого случая в душевой, но Хант уже подходит к нему и говорит:
– Нужно поболтать о том, что мы нашли в твоем матрасе при внеочередном осмотре камер.
Он бьет Сэма под дых, сковывая его руки наручниками, и заключенные вокруг смотрят на Сэма с некоторым сочувствием, когда Хант выволакивает его со двора.
– Раскладка такова, – начинает Хант после того, как заталкивает Сэма в комнату охраны и закрывает за ними дверь. Он закуривает и принимается наворачивать круги по комнате, смоля сигаретой, фонтанирующий энергией и весь на взводе, а Сэм остается стоять на месте, провожая его взглядом. – В субботу ночью было очередное ограбление, Йорк-стрит. Пострадали только ночные работники банка, к счастью для нас, было уже поздно для посетителей, иначе трупов было бы больше. Мы старались сделать все возможное, чтобы не предавать это огласке, но теперь дело принимает по-настоящему дерьмовый оборот. Надеюсь, мне не нужно обращать твое внимание на то, что если наши имена и фотографии разойдутся по газетам в отношении этих ограблений, то все наше прикрытие здесь полетит к чертям? Мы постарались воздействовать на прессу, но ты не хуже меня знаешь, что бессмысленно влиять на этих болтливых ублюдков, потому что рано или поздно они вытряхнут все, что знают, и даже больше на страницы своих желтых газетенок. Возможно, статьи и не попадут сюда, в тюрьму, но мы не можем ручаться, что кто-то из надзирателей не увидит наши рожи в вечерних «Таймс». Я говорю, что это становится опасным, Тайлер, и жду от тебя хороших новостей. Итак, чем ты меня порадуешь?
Он оборачивается к Сэму, глядит напряженно, ожидая его ответа. Сэм говорит:
– Я пока что не могу дать тебе имен, если ты об этом. Но кое-что у меня есть. Бойл одержим тем, что делал, считает себя избранным или чем-то вроде того. И он сказал, что его дело не умрет, он уверен в этом так, будто бы знает совершенно точно, что кто-то продолжает совершать преступления по его схеме. Я думаю, что ему известно больше, чем он пока что показывает, но мне нужно время, чтобы выяснить наверняка.
Хант наступает на недокуренную сигарету, делает несколько шагов к Сэму и хватает его за воротник, приближая к своему лицу, так что Сэм чувствует исходящий от него запах виски и сигарет, когда он встряхивает Сэма, словно куклу, и говорит свирепо:
– Этого мало, Тайлер, мне нужно больше. Ты постоянно просишь еще времени, но я уже сказал тебе, у нас его нет. Мы позволили очередному ограблению произойти, сколько мы пропустим еще, прежде чем ты вызовешь Бойла на откровения по душам? Может быть, пришло время выволочь ублюдка на допрос и поговорить с ним на другом языке?
Сэм на мгновение прикрывает глаза, чувствуя усталость, грубые руки Ханта комкают его одежду, а горячее дыхание опаляет лицо, как дыхание Бойла, приходит ему на ум, в точности как дыхание Бойла в тот раз, прежде чем он наклонил голову и поцеловал его.
Сэм сглатывает, глядя на Ханта, удушливая паника отчего-то подступает к его горлу, и Сэм говорит отрывисто и зло:
– Отпусти меня, Хант, пусти, черт тебя дери. Сними с меня наручники.
Хант столбенеет, бессмысленно глядя на Сэма, затем разжимает руки, и Сэму приходит в голову, что он просто забыл про наручники. Хант выглядит самую малость смущенным, когда избавляет Сэма от «браслетов». Тот машинально потирает запястья, но сразу же скрывает их под рукавами тюремной рубашки, как только замечает, что Хант смотрит на следы от веревок, которые остались у Сэма после того, как Бойл связывал его в душевой. Хант отводит взгляд и запрокидывает голову назад, делая глоток виски из своей фляги.
– Бойл – фанатик своей идеи, – говорит Сэм секунду спустя, чувствуя себя намного увереннее со свободными руками. – Если я правильно его понимаю, а я думаю, что это так, то для него будет предпочтительнее умереть, чем поставить под угрозу продолжение своей «великой идеи». Он не выдаст копам имя своего последователя, даже если от этого будет зависеть его жизнь, я в этом более чем уверен, шеф.
– Неделя, – говорит Хант, смеряя Сэма тяжелым взглядом. – У тебя есть еще одна неделя, давай дадим этому шанс, а потом мы все прекращаем, даже если у тебя по-прежнему не будет результата. И я знаю, что уже говорил это, но ты просто не представляешь, насколько я зол, что позволил тебе втянуть себя во все это.
Он отводит Сэма обратно во двор, и тот недовольно оглядывается по сторонам, злясь на то, что они продвигаются далеко не так быстро, как хотелось бы. Ему в голову приходит шизофреническая мысль, что вся эта тюрьма просто как более глубокий виток его комы: ему нужно сделать что-то, чтобы выбраться из семьдесят третьего в две тысячи шестой, и ему нужно сделать что-то, чтобы вернуться из манчестерской тюрьмы в нормальный семьдесят третий. И никто не говорит ему, как это сделать.
Бойл садится на скамейку рядом с ним, больно хлопая по плечу, что приравнивается у Бойла к выражению дружеской поддержки, говорит:
– Чего нос повесил? Снова твой проклятый пес тебя проведывал?
– Дело не в этом, – качает головой Сэм, глядя на свои руки. – Я просто подумал… это чертово место как совершенно другой мир, правда? Все, кто тебе дорог, все, кому есть до тебя дело, остаются там, по ту сторону, они будто бы умирают из твоей жизни, и тебе повезло, если ты видишь их хотя бы в дни, когда дозволены свидания, хотя чаще не получаешь и этого. И мы тоже, мы тоже как будто бы умираем здесь для остального мира, умираем заживо, словно впадаем в кому.
Некоторое время Бойл ничего не говорит, затем спрашивает:
– У тебя есть родственники там, снаружи?
– Только мать, – говорит Сэм, пожимая плечами. – Хотя я сомневаюсь, что увижу ее снова. Что насчет тебя?
– Брат, – отвечает Бойл. – Правда, маленький гаденыш не желает общаться со мной с тех пор, как я сюда загремел, так что, наверное, ты прав, мы мертвы для них с тех пор, как оказываемся здесь.
– Не думал, что у тебя есть брат, – говорит Сэм, по-настоящему удивленный, потому что совершенно точно не припоминает этого момента в его биографии. Бойл вскидывает брови, и Сэм поясняет: – По тебе создается впечатление, что ты единственный ребенок. Ну, ты знаешь, не тот тип, словно тебе приходилось делить родительское внимание с другими детьми.
– Странно, что ты можешь сказать такие вещи, просто разговаривая с кем-то, – говорит Бойл, который действительно кажется впечатленным. – Но да, ты прав, я рос один. Брайан – маленький ублюдок, папаша заделал его на стороне, но так получилось, что мы с ним общались, когда были детьми. Я даже не знал, что он мой брат, лет до двенадцати, пока вся эта история о хождении моего папаши налево не вылезла на свет божий.
Сэм хмыкает, а про себя думает, что это кое-что. У Бойла есть брат, о котором никто не знал. Это, черт побери, уже кое-что.
– У меня создается впечатление, что твой маленький дружок хочет с тобой поболтать, – говорит вдруг Бойл, глядя куда-то в сторону. Сэм следит за его взглядом и видит Майка. – Не буду вам мешать, голубки. И дай мне знать, если все-таки передумаешь.
Бойл подмигивает ему и поднимается со скамьи, еще раз хлопая Сэма по плечу, прежде чем уйти. Через какое-то время, когда Бойл скрывается из поля зрения, к нему подходит Майк.
– Привет, Сэм, – говорит он, опускаясь на скамью рядом с ним.
Мальчишка не смотрит на него, а смотрит на свои руки, перебирая пальцами небольшой католический крестик, поблескивающий на солнце.
– Привет, – говорит Сэм в ответ, не торопя Майка и ожидая, когда он сам продолжит.
– Я… я хотел сказать, что благодарен тебе за то, что ты не сделал тогда… не сделал того, чего хотел от тебя Бойл, – выпаливает он.
– Не нужно, – говорит Сэм, прикрывая глаза. – Бойл псих, если думал, что я соглашусь.
– А ты, должно быть, очень смелый человек, Сэм, раз уж не согласился, – говорит Майк. – Уолтера перевели в другой сектор тюрьмы, – добавляет он секунду спустя, криво улыбаясь. – Он опасается за свою жизнь, оставаясь здесь, поблизости от Бойла. Так что я теперь один в камере.
Сэм улыбается тоже, дружески хлопает мальчишку по плечу:
– Рад за тебя. И не верь тому, что сказал тогда Бойл, или даже тому, что ты говоришь самому себе каждый день. Всегда можно что-то изменить. Ты не обязан всю жизнь расплачиваться за единственную ошибку, Майк, какой бы страшной она ни была, ты не должен страдать из-за этого вечно. Вместо этого лучше живи так, чтобы вещи, которые ты делаешь, хорошие вещи, весили больше, чем твои ошибки, знаешь?
Майк кивает ему и сияюще улыбается, и Сэм думает, что возможно, это один из тех моментов, когда у него получилось сделать какое-то отличие.
* * *
Сэм мается до вечера, не зная, как привлечь к себе внимание Ханта, чтобы сообщить ему о том, что у Бойла есть брат, которого не мешает проверить. В конце концов, как ни странно, ему на выручку приходит сам Бойл: он говорит Сэму, что им нужно поговорить, и выволакивает его из общей комнаты.
Они заходят за поворот, там Бойл останавливается и говорит:
– Послушай, у меня намечается партия в покер с Аланом Рейном, это тот парень, ты знаешь, который может достать практически что угодно, и его наконец-то вернули из изолятора. Я хочу раскрутить его на бутылку виски, но он играет, как черт. Ты ведь парень с мозгами, верно? Давай сыграем вместе против него. Если продуешь, не беда, я возмещу за тебя долги, что скажешь?
Тут из-за угла показывается Хант, и при его виде Бойл закатывает глаза, словно хочет сказать, что Хант не мог найти более неподходящего момента, чтобы прервать их.
– Ты вернешься в общую комнату по-хорошему, – с угрозой говорит Хант, обращаясь к Бойлу и поигрывая дубинкой, и этот язык Бойл понимает: он примиряюще поднимает руки, разворачиваясь обратно в сторону комнаты отдыха.
После этого Хант перехватывает Сэма за шиворот и ведет его в другом направлении – в пустую комнату охранников, Сэм уже прекрасно знает туда дорогу. Но на одном из поворотов Сэм вдруг замечает краем глаза тень на стене, крадущуюся следом, и понимает, что Бойл решил за ними проследить. Сэм делает попытку вырваться, и Хант припирает его к стене, заламывая руки, шипит ему в ухо, так что у Сэма по шее разбегаются мурашки:
– Какого черта ты делаешь?
– Бойл следит за нами, – говорит ему Сэм едва слышно. – Не смотри.
Хант врезается ему кулаком в бок, и болезненный вскрик Сэма заглушает его вопрос:
– Почему? Лучше показать ублюдку, что его заметили.
– Потому что он проверяет меня, – выдыхает Сэм, шипя от боли. – Хочет удостовериться, что я не доношу тебе, он что-то подозревает. Нужно найти способ убедить его в этом.
Хант встряхивает его и ведет дальше, минуя поворот, ведущий в их обычную комнату, явно не желая показывать ее Бойлу. Вместо этого он заталкивает Сэма за другую дверь. Внутри оказывается нечто вроде склада: тут повсюду громоздятся ящики, коробки, шкафы, балки, жестяные банки с краской, старые матрасы с вытянутым наружу наполнением и прочее барахло.
Хант пробует запереть дверь изнутри, но замок оказывается сломан, так что он просто тащит Сэма куда-то вглубь полутемного помещения, которое кажется огромным и бесконечным из-за обилия наполняющих его вещей. Сэм производит массу шума, то и дело натыкаясь на что-то, но он все равно слышит едва различимый звук, с которым дверь самую малость приоткрывается и закрывается снова, потому что пытался уловить его с самого начала. Хант за его спиной усиливает хватку, напрягаясь, потому что тоже знает, что Бойл проследовал за ними и сюда, и Сэм сомневается, что у него на этот случай есть какой-то план.
Они достигают конца помещения, где оказывается свободное пространство, а маломощная лампочка висит где-то над их головами, освещая все вокруг своим бледным светом.
Там Хант припирает Сэма к стене и говорит:
– Не можешь и дня провести без неприятностей, верно, Сэмми-бой? Я преподам тебе урок, раз уж ты сам нарываешься.
Он бьет Сэма под ребра по-настоящему, Сэм не знает, пытается ли он выместить злость таким образом, потому что тоже понимает, что ситуация принимает характер безвыходной, или просто хочет, чтобы все выглядело достоверно. От удара Сэм складывается пополам, хватая ртом воздух. Его мысли лихорадочно мечутся в голове, пока он все отчетливее сознает, что они сами загнали себя в угол: Бойл может видеть или слышать их, где бы он не находился сейчас, скрытый в полутьме. Они же никак не могут обнаружить его, но если они срочно не сделают чего-то такого, что заставит его поверить в происходящее, то все их предприятие окажется под угрозой. Том Мортон предупреждал их, каковы будут последствия, если кто-то из заключенных догадается, что они переодетые копы, и Сэм сглатывает, чувствуя, что у него пересыхает во рту.
Хант наносит ему еще один удар, и Сэм вдруг понимает, что он делает: он просто пробует наподдать как следует, как обычно, чтобы не вызывать подозрений у других заключенных, когда куда-то его уводит, что, следует отдать ему должное, обыкновенно выходит у Ханта легко и непринужденно. Но это не тот случай, думает Сэм, не тот случай, когда пара пинков сможет действительно что-то исправить.
Сэм не пытается защититься или уклониться в сторону, когда Хант замахивается еще раз и бьет его по лицу, так что его голова дергается от удара, и Сэм чувствует, как по скуле медленно разливается, пульсируя, жар. Он поднимает голову, глядя Ханту прямо в глаза, и едва уловимо качает головой, он хочет сказать, это не сработает, не сейчас.
Но Хант и сам это знает, Сэм видит это по его лицу, сосредоточенному, пока он лихорадочно ищет выход из ситуации. Они оба знают, что пощечина здесь не сработает, нужно что-то большее, чтобы Бойл поверил в происходящее, иначе он может заподозрить, что они заодно, и тогда они оба окажутся в опасности. А еще в опасности будут Крис и Рэй, и вообще каждый чертов надзиратель и арестант в этой поганой дыре, если случай получит огласку и заключенные устроят бунт.
Наверное, Хант думает о том же, потому что несколько долгих секунд он смотрит на Сэма очень пристально, он словно колеблется, и это неожиданно пугает Сэма до чертиков, потому что Хант никогда не колеблется, он просто делает, что считает правильным, не оглядываясь ни на кого и ни на что. Но в этот раз он сомневается, в его глазах что-то переворачивается, что-то меняется, медленно, Сэм видит, как это происходит, и у него мурашки идут по коже.
– Ты знаешь, что делать, – говорит в конце концов Хант отчего-то севшим голосом, а потом мягко, но настойчиво надавливает Сэму на плечи, вынуждая опуститься на колени.
Сэм подчиняется, еще не понимая, чего Хант пытается этим добиться. Но затем он упирается взглядом в металлическую пряжку на поясе Ханта, и до него начинает смутно доходить. Он нерешительно кладет руки Ханту на ремень, на мгновение замирая. Или Хант хочет, чтобы Сэм только изобразил минет, но тот ни черта не представляет себе, как это можно изобразить, не рискуя попасться на вранье – риск, который они просто не могут позволить, либо...
Сэм делает глубокий вздох, чувствуя головокружение и медля. У него не было опыта по этой части. Точнее, почти что не было: он несколько раз целовался с парнями, еще в старшей школе, но это было скорее протестом против мира и попыткой выделиться из окружающих, чем чем-то серьезным. Когда дело доходило до постели, рядом с ним неизменно оказывались девушки.
Поэтому спуская непослушными пальцами с Джина Ханта штаны и доставая его вялый неэрегированный член, он в общем-то плохо представляет себе, что собирается делать дальше.
– Давай же, не тяни, – говорит ему Хант сквозь зубы, слегка подталкивая вперед его голову, и Сэм готов поспорить, что происходящее претит Ханту не меньше, чем ему самому.
Он начинает медленно и осторожно, очень старательно, потому что Сэм зануда, он всегда подходит к делу со всем надлежащим усердием, какая бы задача пред ним ни становилась, такой уж он по природе. Поэтому он подчиняется уверенным рукам Ханта и подносит голову немного ближе, обдавая его член теплым дыханием, прежде чем накрыть его губами. Хант над его головой втягивает воздух сквозь зубы, его член заинтересованно дергается, и Сэм принимает это за хороший признак, учитывая обстоятельства, потому что все было бы намного хуже, если бы у Ханта на него просто не встал.
Немного приободренный мыслью, что могло быть и хуже, Сэм делает все то, что могло бы понравиться ему самому, будь он на месте Ханта. Старательно и очень тщательно, он облизывает, посасывает и поглаживает, и в ответ на его усердия Джин Хант издает изумленный гортанный звук, а его член начинает стремительно наливаться кровью, увеличиваясь на глазах.
Сэм пытается вообще не думать о том, что делает, потому что какая-то его часть уверена, что стоит ему только по-настоящему задуматься об этом, и он неизменно впадет в глубокий ступор. Поэтому он выбрасывает из головы все до единой мысли и сосредотачивается на процессе, который оказывается в известной степени механическим и дается Сэму неожиданно проще, чем он сам от себя ожидал. Так что Сэм проводит языком от основания до самой головки, оставляя влажный след, затем несколько раз проводит вокруг головки члена языком и наконец заглатывает его внутрь, насаживаясь ртом, насколько это возможно.
Хант над его головой издает низкий протяжный стон, и Сэм начинает работать еще усерднее. Член под его губами и пальцами уже большой и крепко стоящий, полностью возбужденный, и когда Сэм украдкой бросает взгляд наверх, чтобы посмотреть на Ханта, то видит, что его голова откинута назад, а кадык тяжело перекатывается на напряженном горле, когда Хант сглатывает и издает еще один сдержанный стон.
– Черт, – выдыхает он сквозь зубы, и его голос звучит заметно ниже, чем обычно.
Сэм на мгновение прерывается и издает тихий изумленный вздох, потому что вдруг понимает, что и у него, черт побери, стоит, да еще как, что у него встал от того, что он отсасывает Ханту. На то, чтобы задуматься об этом по-настоящему, попросту нет времени, так что Сэм просто немного перемещается на коленях, стараясь снизить дискомфорт, и продолжает свое занятие.
Руки Ханта ложатся на его затылок и остаются там, неуверенные, чуть подрагивая: он наверняка не может сопоставить ощущение коротких волос Сэма под своими руками с другим ощущением – с прикосновением длинных и шелковистых волос девушек, которые он привык ощущать в такие моменты. Скорее всего, проституток, учитывая, что вряд ли порядочная девушка сделала бы ему то, что делал сейчас его детектив-инспектор.
Сэм приподнимает голову, с влажным звуком выпуская член изо рта и опускаясь снова, а затем еще раз, впуская его немного глубже с каждым разом и не переставая работать руками, находя тот ритм, на который Хант реагирует прерывистым вздохом с каждой фрикцией. И тогда, видимо, Хант приходит к какому-то для себя выводу, потому что его руки, лежавшие до того беспомощно на затылке Сэма, вдруг крепко и уверенно берут его за голову и притягивают ближе, так, что крупный член Ханта безжалостно врывается в его горло, преодолевая сопротивление рефлекторно сокращающихся горловых мышц. Сэм давится и делает попытку отстраниться, подавляя тошноту, но эти руки, большие и цепкие, как клешни, не отпускают, пока член не заходит Сэму в глотку чуть ли не до самого основания, а затем снова поднимают его голову наверх.
Сэм делает судорожный глоток воздуха, чувствуя, что задыхается и борясь с рвотным рефлексом, но прежде, чем он успевает вздохнуть полной грудью, Хант снова тянет его голову вниз.
Рот Сэма растягивается от члена, который неумолимо вбивается в него снова и снова, все с большим размахом и частотой, в то время как руки Ханта продолжают крепко удерживать его голову, мешая пошевелиться. Сэм делает жадный короткий вдох каждый раз, как член Ханта выходит из его глотки, но промежутки между фрикциями слишком короткие, и от недостатка кислорода у Сэма кружится голова, на глазах выступают слезы, а по его подбородку течет слюна, и это было бы похоже на изнасилование, если бы у него не стоял в этот момент, как никогда в жизни.
Дыхание Ханта над его головой рваное и тяжелое, он размашисто вскидывает бедра, вколачиваясь Сэму в рот и оттягивая на себя его голову. Сэму кажется, это длится и длится, он вцепляется в одежду Ханта мертвой хваткой, дышит прерывисто и поверхностно, судорожно втягивая в себя кислород мелкими глотками. У него заложен нос и из глаз текут слезы, а еще у него такой стояк, словно перед ним только что голышом продефилировали Мисс Вселенная за последние десять лет. Но прежде, чем это становится окончательно невыносимым, Хант издает низкий и долгий стон, больше похожий на звериный рык, и кончает глубоко в глотке Сэма, высоко вскидывая бедра и удерживая руками его голову.
После этого его руки слабеют, отпуская, и Сэм валится на пол, тяжело откашливаясь и пытаясь отдышаться. По его языку и небу разливается острый горько-соленый привкус, и Сэм сглатывает снова и снова, пытаясь отогнать его прочь. Его стояк становится почти болезненным, и он действительно благодарен полумраку и бесформенной тюремной одежде за то, что они позволяют скрыть это от Ханта. Это была игра, притворство, чтобы оградить их обоих от опасности. И Сэм боится даже представить, что скажет Хант, если узнает, что у Сэма встал с такой силой от того, что кто-то в жесткой форме загнал свой член ему в глотку.
Впрочем, когда Сэм наконец-то переводит взгляд на Ханта, то понимает, что тот едва ли расположен сейчас подмечать детали: он смотрит на Сэма, прикрыв рот рукой, будто бы ему нехорошо, а его взгляд немного расфокусирован. Под неотрывным взглядом Сэма он молча заправляет штаны, качает головой, словно каким-то своим мыслям, а затем просто вываливается за дверь, оставляя Сэма в одиночестве. Сэм не может поверить, что он действительно сделал это, что он оставил Сэма с жесточайшим стояком после того, как спустил ему в рот, в чертовом складе чертовой тюрьмы, наедине с грабителем и убийцей Дэниэлом Бойлом, который скрывается где-то во тьме. Последняя мысль оказывается неожиданно отрезвляющей, и Сэм поспешно выныривает следом, но Ханта в коридоре уже нет.
Ноги сами несут его к месту, которое он знает, и Сэм приходит в заброшенную комнату охраны, которая, к счастью, не заперта. Там пусто и сумрачно, и Сэм вздыхает с облегчением, потому что не представляет, что сделал бы, если бы Хант был сейчас здесь.
Оказавшись внутри, Сэм опускается на пол, прислонившись к двери спиной и согнув одну ногу в колене, запускает руку в штаны, обхватывая изнывающий член ладонью, и исступленно дрочит, зажмурившись почти до боли. Перед его закрытыми веками проносятся воспоминания о том, что произошло между ним и Хантом на чертовом складе, и Сэм кончает себе в руку с разочарованным стоном, чувствуя себя опустошенным и неживым.
Он откидывает голову назад, прикусывая щеку изнутри зубами до крови, и ему хочется кричать, срывая горло, кричать до тех пор, пока сюда не сбежится вся округа.
Проходит несколько мучительных минут, прежде чем его наконец отпускает, Сэм делает глубокий вдох и вытирает руку о пыльный затертый ковер.
– Так должно было случиться, – говорит он вслух самому себе в холодной тишине комнаты. – Мы должны были сделать это, чтобы защитить себя. Это ничего не значит.
И то, что он дрочил и кончил, вспоминая, как это было, тоже ни черта не имеет значения.
Сэм не верит самому себе ни на грош, но надеется, что если будет повторять это себе достаточно часто, то когда-нибудь сможет поверить, со временем.
– Это – настоящее, – говорит он в тишину, но сегодня один из таких дней, когда Сэму не хочется верить и в это тоже.
Минуты текут одна за другой, в конце концов Сэм заставляет себя подняться на ноги, испытывая некоторую слабость в коленях, и приводит себя в порядок. На гвозде у стены висит пыльное треснувшее зеркало, и Сэм смотрит сквозь него на свое лицо, избитое и изможденное. Он рассматривает свое отражение очень внимательно, задаваясь вопросом, можно ли сказать по его виду, что только что произошло? Догадается ли кто-нибудь, если он выйдет сейчас в коридор, что некоторое время назад он стоял на коленях в холодной полутемной комнате, пока другой мужчина трахал его рот?
Дверь позади него открывается, и Сэм подпрыгивает на месте от неожиданности, резко разворачиваясь.
– Спокойно, босс, это я, – говорит ему Крис Скелтон, заходя внутрь и запирая за собой дверь. – Шеф сказал, что ты скорее всего будешь здесь. Вы повздорили или что-то вроде? – обеспокоенно добавляет он, замечая свежие синяки у Сэма на лице.
– Крис, мне нужно, чтобы ты кое-что проверил, – говорит ему Сэм, неожиданно вспомнив. – У Дэниэла Бойла есть брат, сводный по линии отца, его имя Брайан. Мне нужно, чтобы вы ребята узнали, имеет ли он отношение к ограблениям, хорошо? Это пока что все, что у меня есть.
Крис заверяет его, что они обязательно все проверят, и смотрит на Сэма с теплом и участием, так, как никогда, конечно же, не посмотрел бы Хант.
– Хочешь, я отведу тебя умыться, босс? – спрашивает Крис, и Сэм кивает, старательно отгоняя от себя мысль, что и этого Хант тоже никогда бы не сделал. На сегодня Ханта с него уж точно достаточно.
Крис отводит его в туалетную комнату, и там Сэм с наслаждением умывает лицо, стирая засохшую кровь, затем шею и уши, опускает под прохладную воду голову, чувствуя, как невидимое стальное кольцо, стискивающее грудь, постепенно слабеет, и он снова может дышать.
– Спасибо, Крис, – искренне говорит Сэм.
– В любое время, босс, – говорит Крис, улыбаясь, затем сверяется со своими часами. – Сейчас начнут заводить всех в камеры. Пойдем, я отведу тебя вместе с остальными.
Крис возится довольно долго, застегивая на запястьях Сэма наручники и чувствуя себя явно не в своей тарелке: Сэм наблюдает в зеркало за его лицом, сосредоточенным и смущенным, пока он надевает наручники и проверяет, насколько плотно они сидят. Сэму приходит в голову, что они все делают это по-разному: Хант обычно припирает его к стене и защелкивает наручники ловко и грубо, будто бы имеет на это право, а Рэй напротив делает это нарочито медленно, словно получает от этого какое-то извращенное удовольствие, и в его глазах в такие моменты почти всегда видна насмешка. Сэм думает, что по сравнению с ними двумя у Криса получается просто замечательно.
– Готово, – сообщает тот, глядя в зеркало на Сэма и неловко улыбаясь. – Можем идти, босс.
Когда Сэм оказывается в камере, Бойл уже сидит там. Он курит, выпуская в воздух тяжелые клубы дыма, его плечи напряжены и сгорблены – явный признак того, что Бойл на взводе, и Сэм без шума забирается на верхнюю койку, не желая попасть под тяжелую руку.
– Чертов Рейн обчистил всех под ноль, так что никакого виски, – говорит ему Бойл с нижней койки. – Впрочем, Марти Эрнстсон разливал сегодня свое жуткое пойло, но от этого, знаешь ли, приятного мало.
Бойл поднимается, чтобы привычно положить локти на койку Сэма и посмотреть ему в лицо, от него действительно разит тем пойлом, о котором он говорил – можно подумать, Бойл пил чистый спирт, Сэм и понятия не имел, что заключенные могут раздобыть в тюрьме алкоголь.
Бойл спрашивает:
– Где ты был?
А то ты не знаешь, думает Сэм, сцепив зубы и чувствуя злость, потому что это из-за Бойла они с Хантом вляпались в такое дерьмо. Все из-за чертового Бойла.
– Где ты был, Сэм? – повторяет Бойл, и в его глазах загорается тот нехороший огонек, который означает, что он уже не слишком хорошо контролирует монстра внутри себя.
– Какая разница, где я был? – спрашивает в ответ Сэм, внутренне напрягаясь. – Я, может, и умный парень, как ты сказал, но из меня игрок ни к черту, так что со мной итог игры против Рейна нисколько не изменился бы. Так что расслабься, ладно?
Бойл некоторое время смотрит на него нетрезвым взглядом, говорит:
– Я бы врезал тебе, если бы не был настолько пьян, – и сползает обратно на свою койку.
Сэм отворачивается к стене, тихонько выпуская воздух сквозь стиснутые зубы.
* * *
Его окружает темнота, но это не та темнота, будто бы всюду выключили свет, она густая и вязкая, словно деготь, и Сэму кажется, что он ослеп.
– Раз, два, три, четыре, пять, – отсчитывает детский голос, Сэм слышит пружинистый и пустой звук, с которым мяч раз за разом ударяется о мостовую. – Ты болен, Сэм, но так бывает. Люди болеют, когда падают. Тебе, наверное, скучно болеть, лежать в этой белой комнате день за днем, и ты совсем один. Но я твой друг, Сэм, я поиграю с тобой, чтобы тебе не было так скучно. Только, чур, ты водишь!
В его лопатки мягко ударяется мяч. Сэм делает шаг вперед, пошатнувшись, и у него перехватывает дыхание, потому что под его ногами вдруг оказывается пустота.
– Когда человек падает с высоты, его организм выбрасывает в кровь огромное количество адреналина, – говорит занудный голос профессора, того самого, который обычно решает тригонометрические уравнения по телевизору. – Сердце начинает работать быстрее, пульс учащается в несколько раз, все системы организма зашкаливают…
Сэма бросает в жар, у него внутри что-то замирает, он размахивает руками, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, но вокруг него по-прежнему только тьма и пустота.
– При падении с высоты в пятьдесят футов полет длится лишь доли секунды, – продолжает профессор. – Затем наступает приземление, при котором свободно падающее тело ударяется о неподвижную плоскость. Масштаб повреждений складывается из кинетической энергии свободно падающего тела и характера поверхности, на которую падает тело. Падение на прямые ноги сопровождается, как правило, двусторонними симметричными переломами пяточных костей, при падении на одну ногу бывают множественные повреждения, которые локализуются преимущественно на этой же конечности…
Ноги Сэма внезапно пронзает страшная боль, он кричал бы, если бы не был заперт в этой вязкой темноте.
– Непогашенная непосредственно в момент столкновения кинетическая энергия движется дальше, вертикально направленная физическая сила продолжает воздействовать на тело, – неумолимо продолжает спокойный голос. – Коленные, а также бедренные суставы и хрящевые ткани имеют сложную структуру, что делает их особенно уязвимыми для механических повреждений. В момент столкновения с твердой поверхностью может возникнуть разрыв связок коленного сустава, перелом или смещение надколенника, мыщелков бедра, берцовой кости. К другим характерным повреждениям костной структуры можно отнести множественные, зачастую открытые переломы ребер и верхних конечностей, переломы позвоночника.
Боль расползается по всему телу, ослепляюще-белая и острая, как лезвие бритвы, Сэм задыхается, от боли он не может вдохнуть. Замолчи, он хочет сказать, замолчи, не продолжай, довольно, Сэм хочет сказать ему, это уже чересчур.
– Но главную опасность для организма человека при падении с больших высот представляет не это, – продолжает профессор ровным голосом. – Одну из основных ролей начинают играть повреждения, вызванные общим сотрясением – ушибы, разрывы, тяжелые закрытые повреждения внутренних органов с последующим кровотечением, такие как разрыв аорты, печени, отрыв желчного пузыря, разрыв селезенки, а также тяжелые черепно-мозговые травмы. На фоне таких повреждений быстро развивается картина травматического шока.
Это душит его, и Сэм хватается за горло, ожидая каждую секунду, что невыносимая боль, о которой говорил этот человек, вот-вот настигнет его.
– Заткнись, черт тебя дери!
Это Бойл, вот кто держит его за горло, мешая вдохнуть. Кромешная тьма отступает, и теперь Сэм может различить его лицо в блеклом свете никогда не гаснущих тюремных ламп.
Сэм скребет ногтями по его рукам, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, но не может издать ни звука.
– Тссс, – говорит Бойл, наконец отпуская его горло и накрывая большой мозолистой ладонью рот. Сэм шумно вдыхает через нос, чувствуя, что от притока воздуха его легкие готовы разорваться.
Бойл продолжает зажимать ему рот, спрашивает:
– Будешь шуметь?
Сэм отрицательно качает головой, и тот наконец отпускает. Сэм переворачивается на бок, приглушенно кашляя и пытаясь отдышаться, он весь мокрый от пота и дрожит, как в лихорадке. Страшная боль уходит, словно ее и не было, но Сэму все равно мучительно хочется посмотреть на свои ноги, чтобы убедиться, что они не сломаны.
– Какого черта ты делаешь? – злым шепотом спрашивает его Бойл. – Хочешь собрать здесь всех псов в округе?
– Это кошмар, – выдыхает Сэм. – Просто ночной кошмар, они иногда приходят. Извини, что разбудил.
Бойл смотрит на него странным взглядом, затем хватает Сэма за лицо, впиваясь пальцами в его скулы и приближая к себе, говорит:
– Советую тебе избавиться от этого, если хочешь со мной дружить. Я не потерплю подобных фокусов, уяснил?
– Не то, чтобы я мог это контролировать, – говорит Сэм нечетким голосом, потому что до ужаса непросто говорить, когда твое лицо сжимает чья-то рука.
– Ты найдешь способ, – предупреждающе говорит ему Бойл и отпускает.
Он смеряет Сэма долгим взглядом, прежде чем убраться обратно на свою койку, а потом принимается недовольно ворочаться с боку на бок, пружины скрипят под его тяжелой тушей. Но уже через некоторое время до Сэма доносится его раскатистый храп.
Сэм продолжает лежать, пялясь в потолок, не решаясь закрыть глаза, потому что боится снова попасть в плен кошмара и увидеть, что ждет его в конце. Это было не по-настоящему, говорит он самому себе. Он ничего не чувствовал, по крайней мере, не тогда, не в тот миг, когда решил вернуться сюда и сделал окончательный прыжок. Он не чувствовал всех тех вещей, о которых говорил профессор в его голове. Так почему он начал чувствовать сейчас?
Он не смыкает глаз до самого подъема, когда надзиратели начинают идти по коридору, со скрежетом врезаясь в металлические двери дубинками и крича заключенным, чтобы те просыпались.
Бойл будто бы злится, он буквально бурлит едва сдерживаемым недовольством, и это заставляет нервничать, потому что Сэм не имеет понятия, когда на его голову собирается обрушиться чертов шторм плохого настроения, предсказать последствия которого он бы не взялся. Так что после завтрака он рад оказаться в цехе, где им запрещено делать любой лишний шаг и за ними наблюдает вооруженная охрана, потому что у него наконец-то есть возможность оказаться в стороне от Бойла.
Там, в цехе, Сэм видит Ханта, впервые после вчерашнего, и ему оказывается трудно столкнуться с ним глазами. Он отворачивается в сторону, сглатывая, и сосредотачивает все свое внимание на том, чтобы раз за разом защелкивать на грубой коже металлические челюсти дырокола. Монотонная работа успокаивает, и Сэму на какое-то время удается отключиться от своих мыслей.
Позднее, во дворе после обеда, Бойл наконец дает своей злости выход: он припирает к стене незнакомого Сэму тощего парня и говорит:
– По-моему, за тобой водится должок.
Тот смертельно бледнеет и лепечет:
– У меня сейчас нет денег, Бойл. Но подожди до завтра, моя жена придет сюда, чтобы проведать меня, и я расплачусь, клянусь тебе.
Бойл коротко замахивается и врезается кулаком ему в челюсть, Сэм явственно слышит хруст костей, и у него переворачивается в желудке.
– Твоя женушка давно забила на тебя, придурок, ее теперь трахает кто-то другой, – говорит Бойл. – Но ничего, это не страшно, ты можешь расплатиться со мной иначе, можешь поработать на меня, как сумеешь. И мои друзья, ты знаешь, тоже будут не против.
Арестанты из его банды начинают обступать их со всех сторон, жестоко ухмыляясь, Бойл кладет руки парню на плечи и с силой толкает вниз, так что его колени со стуком врезаются в асфальт, покрывающий тюремный двор. Бойл берется за пояс своих брюк, и Сэм в ужасе отступает назад, пытаясь вырваться из кольца заключенных, которое смыкается вокруг него все теснее.
– Что, это слишком для твоего желудка, парень? – спрашивает его продвигающийся в общей толчее в противоположенную от него сторону, в самый центр, смуглый Марко, подмигивая, но сейчас Сэм благодарен ему, потому что проходя мимо него, Марко с силой толкает его в спину, и Сэм наконец-то оказывается вне этого безумия.
Он делает несколько нетвердых шагов в сторону, не в силах оторвать взгляда от столпотворения у стены, заключенные гогочат и улюлюкают, но невозможно разобрать, что происходит там, в глубине, ничего не видно за их спинами, обтянутыми одинаковыми тюремными робами.
– Поболтаем?
Сэму на плечи опускаются чьи-то руки, и он вздрагивает всем телом, поворачивая голову, и сталкивается глазами с Хантом.
– Они убьют его, – говорит Сэм, пока Хант привычно тащит его по коридорам, сковав запястья наручниками. – Нужно вмешаться, иначе они убьют его.
Хант молча впечатывает Сэма в ближайшую стену, вынуждая заткнуться, и волочит дальше по коридору. На этот раз он сдергивает с Сэма наручники сразу же, как только они оказываются в заброшенной каморке надзирателей, и Сэм разворачивается к Ханту, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки.
– Ты не слышал? Я сказал, они убьют его. Если никто не вмешается, они убьют этого парня.
– Они знают меру и не хотят себе неприятностей, уж поверь мне, – говорит Хант, явно злясь на Сэма за то, что ему есть дело до того, что происходит там, во дворе. – Они не убьют его.
– Отлегло от сердца, – с сарказмом восклицает Сэм. – Тогда просто позволим парням развлекаться, почему нет?
– Да, Тайлер, мы просто позволим им, потому что так работает это место, – жестко говорит Хант, и для Сэма это как удар под дых, потому что в точности те же слова говорил ему Бойл, чтобы оправдать акты жестокости, которые совершаются за этими стенами каждый день.
– Значит, оно работает неправильно! – кричит Сэм ему в лицо, и Хант сжимает его плечи, чтобы как следует встряхнуть.
Сэм содрогается с такой силой, словно его долбануло током, и Хант сразу же отпускает.
– Прекрати истерику, Тайлер, – свирепо говорит он. – Не время и не место читать мораль. Но ты просто не можешь остановиться, верно? Не можешь перестать выносить свои проклятые суждения, словно монашка, внезапно обнаружившая себя в борделе. Но сейчас я хочу, чтобы ты просто заткнулся и слушал, потому что мы теряем чертово время.
Сэм замолкает, по-прежнему тяжело дыша, не сводя с Ханта взгляда, и не может поверить, он не может, черт подери, поверить, что Хант продолжает вести себя с ним как ни в чем не бывало, словно вчерашний день не проложил между ними огромную зияющую бездну. Но это ничего, думает Сэм, это не страшно, потому что в эту игру могут играть и двое. И если Хант решил просто сделать вид, что ничего не произошло, то и Сэм тоже может.
– Хорошо, – говорит Сэм, проводя руками по лицу, – хорошо, поговорим о деле. Ты знаешь, я говорил вчера Крису…
– Что у Бойла есть сводный брат, – заканчивает за него Хант, и Сэм кивает. – Мы проверили его, но боюсь, что он тут ни при чем. У ублюдка железное алиби на все ограбления, он заперт в клинике для наркоманов, проходит курс лечения по настоянию своей мамаши. Это не он.
– Ладно, – ровным голосом говорит Сэм, стараясь не выдать своего разочарования. – Тогда мы просто продолжим работать, ты дал мне время до конца недели, если помнишь об этом.
– В таком случае тебе следует прекратить плясать перед этим ублюдком Бойлом вприсядку и взяться за него всерьез, – грубо советует ему Хант.
– О, так ты думаешь, это так просто? – взрывается Сэм. – Я скажу тебе, Хант, что находиться рядом с Бойлом – это все равно что сидеть на гребанной пороховой бочке. И твои ядовитые комментарии не слишком-то облегчают мне жизнь.
– Возможно, я открою тебе глаза, Глэдис, – говорит очевидно взбешенный Хант, – но не все в этом мире создано для того, чтобы облегчать тебе жизнь! Здесь тебе не курорт. Кончай наматывать сопли на кулак и сделай уже наконец что-нибудь стоящее, мать твою.
Сэм не знает, сколько времени проходит, пока они орут друг на друга до хрипоты, но когда Хант возвращает Сэма к арестантам, потасовка, устроенная Бойлом, уже заканчивается. Сэм не видит того парня, за которого Хант отказался заступиться, зато видит Бойла, который наблюдает за ним с восходящих наверх скамей пристальным взглядом.
– Решил пропустить забаву? – спрашивает он, когда Сэм подходит и садится рядом. – Но я тебя не виню, Сэм, у тебя ведь собственные развлечения, правда?
Бойл подмигивает ему, и Сэм говорит:
– Отвали, не вижу ни черта забавного.
– Возможно, не так забавно с твоей стороны, – соглашается Бойл, пожимая плечами, затем гнусно ухмыляется и добавляет: – Но, ты знаешь, иногда нужно просто выпустить пар.
Сэм морщится.
– Твоя девушка, – говорит он, – Триша, она ведь придет к тебе на свидание уже завтра, верно? Я имею в виду, тебе даже нет нужды… – он запинается, но все-таки заставляет себя это закончить: – Тебе не нужно кого-то к чему-то принуждать, чтобы получить разрядку.
Бойл смотрит на него странным взглядом и еще раз ухмыляется.
– Триша не придет завтра, у нее есть дела, – говорит он. – Но даже если бы и пришла, это ничего бы не изменило, забавно даже, что ты так думаешь. То, что здесь произошло только что с этим парнем, никак не связано с тем, что мне вдруг захотелось потрахаться, его тощая задница вообще не в моем вкусе. Все дело в том, чтобы показать ублюдку его законное место, ни в чем больше. Он ввязался в игру со мной, которую не смог выиграть, и поставил на кон деньги, которых у него не было. Но мне нужно было взять с него плату в любом случае. Сильный жрет слабого, Сэм, ты ведь должен это понимать, да? И тебе лучше бы не ссориться с сильными, если не хочешь проснуться однажды и обнаружить себя в команде слабаков.
Он подмигивает Сэму и хлопает его по плечу, жестоко ухмыляясь, прежде чем подняться со скамьи и отправиться к своим приятелям из банды. Сэм опускает взгляд и смотрит на свои руки, его пальцы слегка подрагивают, и он думает, наверное, уже в сотый раз, что сыт этим чертовым местом по горло.
* * *
Больше всего Сэма сбивает с толку, что в тот вечер все идет, как обычно. После того происшествия во дворе все идет тихо и гладко, без неприятностей. Они проводят время в общей комнате, где Бойл по своему обыкновению горланит, играя в карты и смоля крепкими папиросами. Бойл снимает приличный куш за несколько партий, и Сэму кажется, что он находится в неплохом настроении.
Вечером перед отбоем их ведут в душевые, там Сэм наконец-то получает возможность побриться, избавляясь от осточертевшей щетины, и встает под упругие струи воды, чувствуя, что все его тело за эти дни в тюрьме стало словно один большой ушиб, он прислушивается к своим ощущениям и даже не может найти места, которое бы не болело, не ныло и не саднило.
Затем надзиратели отводят их в камеры, как обычно, и Сэм забирается на верхнюю койку, отворачиваясь к стене. Он слышит, как дверь со скрипом открывается, впуская внутрь Бойла, и закрывается снова, шаги надзирателей постепенно затихают где-то вдали. А после этого Бойл хватает его за воротник и грубо стаскивает вниз, припирает в угол, как в тот самый первый день, после того, как Сэм только вернулся из изолятора.
Первым делом Сэм думает, что Бойл каким-то образом раскусил его, что ему известно, что Сэм – переодетый коп, и его сердце начинает биться чаще, подгоняемое адреналином.
– Что ты делаешь? – спрашивает он, стараясь не поддаваться панике.
Глаза Бойла злобно сощурены, и в них Сэм видит монстра, но не только его. Там есть кое-что еще, нечто новое, и Сэм не желает давать этому новому названия даже в своей голове.
– Ты знаешь, я отпустил твоего щенка, – говорит вдруг Бойл. – Тот парень, бывшая подстилка Уолтера, счастлив и сияет, словно начищенный пятак. Я не отдал его своим парням, потому что ты попросил меня.
Сэм сглатывает, ничего не отвечая, не понимая, к чему клонит Бойл.
– И я делал для тебя много других вещей, – продолжает Бойл, немного встряхивая его, так что Сэм морщится, пытаясь вырваться, но Бойл будто бы не замечает этого. – Ты спас мне жизнь, так что я защищал тебя от других, пытался быть щедрым, пытался быть заботливым и осторожным с тобой, потому что, видит Бог, ты хорош, ты стоишь этого.
Он словно оправдывает себя, оправдывает перед Сэмом, хотя в этом нет никакой нужды, разве только в том случае, если он собирается сделать Сэму что-то такое, за что потом будет чувствовать себя по-настоящему виноватым, и от этой мысли Сэм холодеет.
– Послушай, – говорит он, облизывая вмиг пересохшие губы. – Я ценю это, правда ценю, Дэниэл. Поэтому прежде, чем это зайдет слишком далеко, прежде чем ты сделаешь что-то такое, что не сможешь повернуть назад, я прошу тебя, хорошенько подумай об этом.
– Ты не понимаешь, да? – с усмешкой перебивает его Бойл, стискивая ткань на его горле немного крепче, так что у Сэма перехватывает дыхание. – Ты считаешь, я порю горячку, но я думал об этом уже сотни раз. Я сомневался все это время, потому что в тебе есть что-то такое, из-за чего тебя не хочется ломать, как остальных. Поэтому я старался, Сэм, ты сам видел, я проявлял уважение вместо того, чтобы поставить тебя на колени и сделать то, чего хотел на самом деле. Но когда я увидел тебя с тем надзирателем... Эта сцена все не идет у меня из головы, ты знаешь? И я подумал, что раз уж ты был таким покорным, таким благодарным с ним, ну же, тебе же ничего не стоит сделать что-то и для меня? Ну же, будь хорошим мальчиком, Сэмми-бой, и я обещаю быть осторожным.
Сэмми-бой, вспоминает Сэм, так назвал его Хант в тот раз, прежде чем опустить на колени, прежде чем заставить его отсосать на глазах у Бойла, и вот к чему это их в конце концов привело.
– У тебя есть девушка, – говорит Сэм, прикрывая глаза, чтобы не видеть его лица, и чувствуя подступающую дурноту, – у тебя же, твою мать, есть девушка.
Он сам не знает, что несет, будто бы это может стать препятствием. Это же не помешало Бойлу сделать все, что ему вздумается, с тем парнем во дворе.
– Ты продолжаешь повторять это, – говорит Бойл, жутко улыбаясь и проводя мозолистым пальцем по губам Сэма. – Но я скажу тебе правду, если это на самом деле тебя так интересует. Я скажу тебе, что у нас с ней ничего не было, если ты, красавчик, так боишься конкуренции.
Он тянет Сэма вверх, и того начинает тошнить при мысли, что Бойл снова собирается его поцеловать. Он брыкается с такой силой, что ткань тюремной рубашки, зажатая в руке Бойла, трещит по швам, и наконец-то вырывается из его рук, отскакивая в противоположенный конец камеры.
– Охрана! – вопит он изо всех сил, отворачивая голову в сторону двери, и Бойл бросается на него со свирепым рыком.
Сэму удается увернуться от него несколько раз в тесном пространстве камеры, прежде чем Бойл снова загоняет его в угол.
– Я дам тебе в последний раз сделать это по-хорошему, приятно и медленно, – угрожающе шипит он, вынуждая Сэма упасть на колени.
Сэм рычит и бросается вперед и вверх, целясь Бойлу в глаз, но тот словно играючи скручивает его руки, заламывая их за спину с такой силой, что Сэм задыхается от боли. Взбешенный, Бойл бьет его несколько раз, продолжая удерживать его руки и подминая его под себя, он затыкает Сэму рот ладонью на случай, если тот вздумает орать, и вминает Сэма ребрами в жесткий пол с такой силой, что ему кажется, они вот-вот треснут.
– Что ж, значит, это будет по-плохому, – угрожающе говорит он Сэму на ухо, хрипло дыша, вжимая Сэма в пол всем телом, тяжелым и горячим, едко пахнущим потом, и Сэм с новым приступом тошноты ощущает его большой и твердый член, упирающийся прямиком ему в бедра.
Сэм паникует, он бы воззвал сейчас к разуму Бойла, если бы тот не зажимал ему рот большой и сильной рукой, наверняка оставляя синяки.
– Ты должен понимать, – говорит Бойл, стягивая с себя штаны и стягивая штаны с Сэма. Теперь Сэм чувствует его горячую плоть обнаженной кожей, и это выводит его панику на принципиально новый уровень. – Ты же так красив, лучше всех, что у меня были, а у меня было много мужчин до тебя, уж поверь. Даже смешно, что ты решил, будто бы у меня было что-то настоящее с той девчонкой, с Тришей. Будто бы ты не видел, как я смотрел на нее и как я смотрел на тебя. Но ты, черт, сделал меня сентиментальным идиотом, казался таким ранимым, что я не мог притронуться к тебе. А теперь, посмотри на себя, ты лежишь здесь, распростертый на полу и прекрасный, полностью в моей власти. Я так долго ждал этого, что ты не можешь себе представить.
Сэм мог бы выть от ужаса, когда Бойл насухую проталкивает толстый палец ему в задницу и выдыхает в самое ухо:
– Черт, ты все еще такой тесный, даже после того тюремного офицера, что я мог бы кончить только от этого. Но ничего страшного, я покажу тебе, как это должно быть по-настоящему.
Бойл вынимает палец, приставляя к заднему проходу Сэма свой член, тупой и здоровый, и черт побери, Сэм уверен совершенно точно, что никоим гребанным образом эта штука не поместится внутри него, он разорвет его пополам, Бойл попросту убьет его, если станет пытаться.
Сэм дышит часто и прерывисто, но воздуха не хватает, паника душит его, паника и рука Бойла, зажимающая рот. Бойл немного перемещается, пристраиваясь поудобнее, возбужденно сопя у него над ухом, и Сэм думает, что через мгновение, когда Бойл двинется вперед, нехватка воздуха станет наименьшей из его неприятностей.
Он зажмуривается до кровавых пятен в глазах, белый шум накрывает его с головой, сердце колотится в груди, как ненормальное, и Сэм падает, падает, падает вниз, и нет такой силы, которая могла бы его удержать.
«Когда человек падает с высоты, – говорит занудный голос профессора в его голове, – его организм выбрасывает в кровь огромное количество адреналина…»
Сэм не понимает, что происходит, но через секунду все прекращается, он вдруг обнаруживает, что туша Бойла больше не наваливается на него сверху и что он может дышать полной грудью, потому что мозолистая лапа больше не затыкает его рот. Сэм открывает глаза, откатываясь в сторону на полу, и видит, что дверь в камеру уже не заперта, а у стены стоит Хант, который от души молотит Бойла дубинкой, до хруста заламывая его руку за спину. Тот скулит от боли, вжатый в стену лицом, его штаны все еще спущены, потому что у ублюдка не было возможности их подтянуть, и жалко болтаются на щиколотках у самого пола. Сэм поспешно натягивает собственные штаны, вскакивая на ноги, его трясет так, что зубы клацают друг о друга. Он отходит назад до тех пор, пока не врезается в стену спиной, не сводя с Ханта взгляда.
Хант наносит Бойлу еще несколько жестоких ударов и останавливается, тяжело дыша, затем надевает на Бойла наручники и с силой толкает его, заставляя упасть на койку. Там Бойл суетливо барахтается, как перевернувшийся на спину майский жук, путаясь в штанах и не в силах подняться на ноги из-за того, что наручники продолжают удерживать вместе его руки. Он выглядит жалко, почти смешно и совсем не угрожающе, совсем не так, как несколько минут назад, и Сэм со смешанным чувством наблюдает за ним до тех пор, пока Хант не берет его под руку, увлекая прочь из камеры.
Он не произносит ни слова, пока запирает дверь камеры снаружи, и позже, когда ведет Сэма по тускло освещенным коридорам в привычную комнату охраны. Там он усаживает Сэма на шаткий деревянный стул и говорит:
– Оставайся здесь, Сэм. Я скоро буду.
Хант разворачивается, чтобы уйти, и Сэм просто не может. Он не может остаться сейчас один, запертый в полутьме, ждать Ханта, и, возможно, слушать монотонный голос в своей голове, который будет говорить ему, что бывает, когда человек падает с высоты. Поэтому он сильно тянет Ханта за рукав, удерживая его на месте, и говорит:
– Не уходи, шеф. Не уходи, останься.
Сэм не узнает собственный голос, настолько жалко он звучит, и Хант замирает на месте, болезненно прикрывая глаза и немного запрокидывая назад голову, так что в тусклом свете единственной лампочки Сэм может видеть, как напрягается его шея и перекатывается кадык под кожей, когда он сглатывает. Как в тот раз, приходит ему в голову. В точности как в тот раз, когда Сэм стоял на коленях, отсасывая Ханту в холодной полутемной комнате, и у него стоял, как никогда в жизни. Сэм вздрагивает от этой мысли, и Хант открывает глаза.
– Это все, – твердо говорит он, снова глядя на Сэма. Он выглядит жестким и собранным, и что-то еще есть в его глазах, такое, что Сэм думает, если выпустить его сейчас за пределы каморки для охранников, которую Том Мортон выделил специально для них, то Хант направится прямиком в камеру Дэнни Бойла и убьет его.
Сэм вдруг понимает, что его всего трясет, даже рука, вцепившаяся в рукав Ханта мертвой хваткой, содрогается, но это просто сильнее него, он не может совладать с дрожью и не может отпустить Ханта, потому что стоит ему разжать пальцы, и, Сэм знает, нечто ужасное может случиться.
Хант не отнимает руку, только немного морщится, вытаскивая из пачки помятую сигарету, всовывает ее Сэму в рот и щелкает зажигалкой. Сэм никогда не курил, так что когда он делает глубокий вдох, то закашливается едким дымом, чувствуя, как слезятся глаза. Хант раздраженно отнимает у него сигарету и закуривает ее сам, хлопает Сэма по спине, помогая откашляться, а потом выуживает откуда-то флягу с виски, насильно сует ее Сэму в зубы и запрокидывает, заставляя сделать несколько глотков.
Сэм подчиняется, и виски падает ему прямиком в желудок, обжигая и разливаясь по венам почти мгновенно. Сэм делает глубокий вдох и наконец разжимает руку, стискивающую рукав Ханта, и вместо этого обхватывает самого себя в защитном жесте. Его ожигает стыдом при мысли о том, что чуть было не произошло в чертовой камере. И если бы Хант не успел, если бы опоздал хоть на минуту…
Сэм содрогается всем телом от одной мысли, и Хант снова кладет руку ему на спину, с флягой наготове, будто бы ожидает, что Сэм вот-вот развалится на куски. Мягкотелый хлюпик, вот что он всегда говорил, и сейчас Сэм как нельзя лучше демонстрировал Ханту, насколько тот был прав.
– Я в порядке, шеф, в порядке, – поспешно говорит он, поднимаясь на ноги и сбрасывая с себя теплую руку Ханта. Он делает несколько шагов в сторону, отворачиваясь, все еще не в силах перестать обнимать себя руками, и добавляет едва слышно: – Спасибо.
Хант стискивает руки в кулаки с такой силой, что у него хрустят костяшки пальцев.
– Больше никакого прикрытия, – говорит он, и его голос при этом такой, что хоть гвозди забивай. – Ты выходишь из этого дерьма прямо сейчас, я больше не позволяю своим людям в этом участвовать. Пустая идея, пустой риск. Ты собирался вытягивать информацию из Бойла, подставляя ему свою задницу? Вот твой гениальный план, Дороти?
Хант уже кричит на Сэма, стискивая руки в кулаки с такой силой, что белеют костяшки, в его глазах полыхает ярость, он почти задыхается, и Сэм неожиданно понимает, что не он один испугался сегодня до чертиков того, что Хант мог бы и не успеть.
– Я знаю, кто замешен в тех ограблениях, – вдруг говорит Сэм, и Хант замирает, словно с разбегу налетел на стену. – Я не понял сразу. Он сказал, в ней его будущее.
* * *
Сэм чувствует себя странно, когда ворота манчестерской тюрьмы закрываются за ними, и тюремный фургон увозит их все дальше и дальше от этого места, наполненного в воображении Сэма болью и ужасом. Уже глубокая ночь, но Хант сказал, им нельзя терять времени, следующее преступление может произойти в любой момент, поэтому они едут прямиком в участок. Карлинг и Скелтон, сидящие в заднем отсеке фургона рядом с ним, ничего не говорят, хотя по взглядам, которые бросает на него время от времени Крис, Сэм понимает, что ему до ужаса хотелось бы спросить, что произошло, потому что Хант не сообщил детективам никаких деталей. Они уходили так поспешно, что было некогда переодеться, так что полицейские по-прежнему облачены в форму надзирателей, а Сэм – в грязно-серую робу заключенного, но он прижимает к себе пластиковый пакет со своей нормальной одеждой, на котором небрежным почерком Ханта написано «Сэм Тайлер».
Фургон тормозит возле участка, и Сэм выходит наружу, в холодную беззвездную ночь, вдыхая свежий после дождя воздух полной грудью. Он заходит в здание участка, и все здесь кажется ему диким и чужим, почти таким же чужим, как когда он впервые попал в семьдесят третий. Сэм переодевается в раздевалке в нормальную одежду, ту самую, в которой он был в тот день, когда Хант отвез его в тюрьму, и это тоже странно, потому что он совершенно от нее отвык. После этого Сэм еще долго смотрит в зеркало на свое лицо. Он весь в синяках и ссадинах, но ничего, это пройдет, Сэм говорит себе, что все скоро пройдет, что его жизнь вернется в нормальное русло так или иначе, и он сможет забыть прошедшие полторы недели, как страшный сон.
Он возвращается к остальным детективам, которые тоже успели переодеться в свою обычную одежду и теперь сидят с сосредоточенными лицами, что-то обсуждая. Они все одновременно смотрят на Сэма, когда он заходит в комнату.
– Сэм, ты уверен в своих словах? – напряженно спрашивает его Хант. – Думаешь, что чертова пташка Бойла действительно способна на эти ограбления?
Другие детективы смотрят с недоверием, и Сэм говорит:
– Она замешана, я уверен в этом, как ни в чем другом. Если мы установим слежку, она выведет нас на остальных.
Хант молча кивает ему, возможно, не потому, что верит Сэму безоговорочно, просто ему не хуже самого Сэма известно, что ничего другого у него нет.
– Что ж, – говорит он, – проследим за пташкой, выйдем на ублюдков, повяжем их всех, а когда работа будет сделана, напьемся в пабе до чертовой белой горячки. Как вам план?
Детективы одобрительно гудят, Сэм говорит:
– Опасно идти на них в одиночку, они вооружены и не задумываются, прежде чем выстрелить. Нам нужно подкрепление.
– Тебе обязательно все время спорить со мной, да, Тайлер? – раздраженно спрашивает Хант, подходя к нему вплотную и глядя глаза в глаза. – Но вот что я тебе скажу. Я не поднимаю с ног на голову чертов Скотланд-Ярд, чтобы выследить и отловить шлюху Бойла, это ясно? Я сказал, что мы справимся сами. И в этот раз все будет по-моему, потому что в твои игры мы уже наигрались по самое горло. Но если ты трусишь, Дороти, то можешь отсидеться здесь, пока настоящие парни будут ловить злодеев. Так что скажешь?
Сэм стискивает зубы и принимает револьвер, который протягивает ему Хант.
– Хороший мальчик, – говорит он, затем хлопает в ладони, привлекая внимание остальных. – Итак, Триша Холланд, мне нужен ее адрес. Я и детектив-инспектор Тайлер выезжаем на место, как только получим адрес, остальные сидят здесь. Можете вздремнуть и расслабиться, потому что я не могу сказать, как скоро нам понадобится подкрепление, но то, что оно понадобится, знаю наверняка. Так что будьте наготове, тронетесь по моему сигналу. Вопросы?
Вопросов ни у кого не возникает, Хант нетерпеливо ходит из угла в угол, ожидая, когда детективы отыщут ему адрес Тришы Холланд.
В этот момент дверь открывается, и в общий кабинет входит Энни, которая выглядит бледнее, чем обычно, ее явно разбудили и выдернули в участок посреди ночи. У Энни в руках большой поднос, полный чашек с кофе, и детективы приветствуют ее появление одобрительными возгласами.
– Спасибо, сладкая, – говорит Хант, принимая из ее рук чашку с дымящимся кофе и делая глоток. – И дай такую же нашему ковбою, мне нужно, чтобы он был в форме сегодня ночью.
Энни улыбается Сэму тепло и участливо, протягивая чашку и ему, Сэм с благодарностью принимает ее, улыбаясь в ответ.
Позднее, когда у них появляется минута наедине, на кухне, куда Сэм помогает ей отнести грязную посуду, Энни крепко прижимает его к себе и говорит срывающимся голосом:
– Никогда, Сэм Тайлер, никогда больше не смей так со мной поступать, я думала, что сойду с ума от беспокойства. Слава Богу, что ты выбрался оттуда, слава Богу, теперь все хорошо.
– Все хорошо, Энни, теперь все хорошо, – эхом вторит ей Сэм, закрывая глаза и обнимая ее в ответ, вдыхая ее сладкий запах, и у него в груди что-то болезненно сжимается. Сэм невесомо целует мягкие волосы Энни, чувствуя, что едва может дышать от захлестывающей его нежности.
– Босс, тебя ищет шеф, – говорит Крис, заглядывая на кухню, и они поспешно отстраняются друг от друга, Энни смущенно заправляет за ухо выбившуюся прядь. – У него есть адрес этой птички, шеф говорит, вам с ним нужно выезжать немедленно.
Автомобиль Ханта мчится по ночным улицам легко и стремительно, Сэм откидывается на сиденье, глядя на освещенный светом фар участок дороги впереди, который проносится перед ними фут за футом и скрывается под колесами. Хант снижает скорость и приглушает мотор, когда они подъезжают к дому Триши Холланд, затем тормозит на обочине и указывает Сэму на деревянное крыльцо и окрашенную зеленой краской дверь, освещаемые блеклым светом уличного фонаря, говорит:
– Вот, где живет наша пташка.
– Ограбление будет завтра, – уверенно произносит Сэм, и Хант вскидывает на него удивленный взгляд.
– И ты говоришь это, основываясь на… – начинает он, вопросительно глядя на Сэма.
– Завтра в тюрьме день для посещений, – говорит Сэм. – Но Бойл сказал, Триша не придет к нему завтра, сказал, что у нее будут какие-то неотложные дела, он говорил об этом вполне уверенно. Я предполагаю, она не навестит его завтра в тюрьме, потому что на завтра у них спланировано очередное ограбление.
– Посмотрим, – пожимает плечами Хант, а затем лениво потягивается, бросает взгляд на часы. – Уже половина третьего ночи, один из нас может вздремнуть, пока другой следит за домом, иначе мы оба будем выглядеть и чувствовать себя утром хуже, чем дерьмо.
– Ты спи, – говорит Сэм, глядя вперед, на дом Тришы. – Я присмотрю за домом, я не устал.
Хант еще раз потягивается и зевает во весь рот, так что Сэм тоже зевает вслед за ним, и Хант бросает на него красноречивый взгляд:
– Ну да, я вижу, как ты не устал, Сэмми-бой.
– Это ничего не значит, – отмахивается от него Сэм. – Просто зеркально-нейронная реакция, нечто психосоматическое. Все из-за того, что ты зеваешь.
– Ты в курсе, что большая часть вещей, которые ты несешь, не имеет вообще никакого смысла? – раздраженно спрашивает его Хант. – Но ладно, черт с тобой, как скажешь. Разбуди меня на рассвете или если станет совсем невмоготу, я тебя подменю.
Хант слегка ерзает, складывая руки на груди и сползая на сиденье немного вниз, устраиваясь поудобнее, закрывает глаза, и через какое-то время его дыхание выравнивается, становится размеренным и глубоким. Сэм делает большой глоток горького кофе из термоса, не сводя глаз с дома Тришы. Он солгал, когда сказал Ханту, что не устал. В конце концов, он спал паршиво прошедшей ночью, проснувшись после кошмара от того, что Бойл душил его, а потом у него был чертовски долгий и выматывающий день. Но правда в том, что Сэм боится, он чертовски боится уснуть и услышать до конца, что бывает, когда кто-то падает с высоты, он боится почувствовать это и что на этот раз никто не разбудит его.
Сэм не смыкает глаз до самого рассвета, наблюдая за домом, и даже тогда, когда солнечные лучи заливают всю улицу, он не прерывает сон Ханта. В восемь часов утра Сэм замечает в доме какое-то движение: занавески на окнах раздвигаются в стороны, чтобы впустить утренний свет, чьи-то руки поливают стоящие на подоконнике цветы. Затем к дому подъезжает, шурша колесами, синий фургон, останавливаясь недалеко от них.
Сэм хлопает Ханта по груди ладонью и говорит негромко:
– Проснись, шеф. Кажется, что-то происходит.
Хант открывает глаза, резко просыпаясь, заметно дезориентированный после сна, и смотрит туда, куда указывает ему Сэм. Двери фургона открываются, из него выходит двое крепких парней с увесистыми спортивными сумками и скрываются в доме Тришы Холланд.
– Держу пари, в тех сумках оружие, – говорит Сэм. – Мы можем брать их хоть сейчас.
– Ну уж нет, Сэмми-бой, мы возьмем их как положено: в банке, с поличным, когда все мерзавцы будут в сборе.
– Слишком опасно, – качает головой Сэм. – Мы не знаем заранее места ограбления и не сможем вывести оттуда людей. Эти ребята палят по заложникам без разбору, мы не можем позволить себе такой риск.
– Они не палят, как ты говоришь, без разбору, если верить показаниям бедняжки Сьюзен, – возражает Хант. – Сначала они обставляют все, как обычное ограбление, сгоняют свидетелей в одну комнату, будто скот, связывают их, угрозами заставляют открыть сейф. Подонки не показывают виду, что собираются кого-то из них убить, чтобы избежать ненужной паники. Так что все, что нам нужно – это просто выбрать подходящий момент. Спасем заложников, повяжем ублюдков. Их всего трое, включая девчонку, не должно быть слишком сложным даже для тебя.
– Твоими бы устами, – бормочет Сэм.
Проходит довольно долгое время, прежде чем трое людей, одетых в темное, выходят из дома со спортивными сумками наперевес, оглядываясь по сторонам, и погружаются в фургон. Хант поднимает полицейскую рацию, соединяясь с участком, говорит:
– Филлис, эти уроды трогаются, скажи ребятам, пускай выезжают. Мы сейчас следуем за ними по Бартон в сторону Кингсуэй.
– Поняла, высылаю подкрепление, – коротко говорит Филлис и отключается.
Сэм встряхивает головой, чувствуя, что вырубается после бессонной ночи. Хант бросает на него быстрый взгляд, но ничего не говорит. Они проезжают несколько улиц, преследуя фургон, который уверенно движется к неизвестной цели.
– Они сворачивают на Честер, – говорит Хант в рацию, выворачивая руль.
– Поотстань немного, – просит его Сэм. – Они не должны заметить слежки.
Хант слегка снижает скорость, они продолжают преследование с довольно большим отрывом. Синий фургон вскоре тоже замедляется, съезжая к обочине. Хант останавливается, и они с изумлением наблюдают за тем, как из фургона выходят не трое, а восемь людей, все в одинаковых черных шапках, которые они явно готовы опустить вниз, скрывая лица, как только окажутся в здании банка. Они прячут что-то под одеждой – нетрудно догадаться, что оружие, – и один за другим скрываются за входной дверью.
– Дерьмо! – ругается Хант и снова берется за рацию: – Ублюдки только что вошли в банк на углу Саутмилл и Питер-стрит, их восемь.
– Подкрепление будет на месте через десять минут, – отзывается Филлис.
Сэм в бешенстве смотрит на Ханта.
– Их всего трое, – передразнивает он, – возьмем мерзавцев с поличным, по всем правилам! Их, черт подери, восемь, и у них заложники! Как тебе такой поворот?
Он дергается и хватается за ручку двери, но Хант предупреждающе хватает его за плечо, останавливая.
– Мы ждем подкрепления, Сэм. Мы не идем туда в одиночку, мы не делаем глупостей.
Сэм раздраженно передергивает плечами, сбрасывая его руку, но остается в машине. Минуты тянутся медленно, Сэм места себе не находит в ожидании подкрепления. Когда возле них тормозит полицейский фургон, он пулей вылетает из машины, Хант вылезает следом.
– Мы пройдем через заднюю дверь, тихо, – говорит Сэм, пока полицейские друг за другом осторожно пробираются вдоль улицы к зданию банка с пушками наготове. – Лучше не давать им знать о нашем присутствии раньше времени, иначе они запаникуют и возьмутся за заложников.
Хант нетерпеливо вздыхает у него за спиной, пока Сэм ковыряется, взламывая замок заднего входа: Сэм знает, что будь воля Ханта, он вынес бы эту дверь с ноги в мгновение ока.
– Предельно осторожно, – произносит одними губами Сэм, оглядываясь назад и обращаясь к остальным, когда дверь поддается, и они входят внутрь.
В здании банка сумрачно и совершенно тихо, Сэм не может уловить ни звука. Они расходятся в разные стороны, осторожно осматривая комнаты одну за другой. Грабители оказываются у сейфа: они угрожают оружием совсем еще молодому юноше, почти мальчишке, вынуждая его открыть сейф. Сэм удивляется, почему они всегда выбирают для этого самых молодых – возможно, это какая-то часть извращенных традиций, унаследованных ими от Бойла.
Парень дрожит, как осиновый лист, поворачивая замок трясущимися пальцами, грабители нервничают, повышая голос, и настолько поглощены своим занятием, что не замечают подобравшихся к ним полицейских.
В этот момент Хант делает решительный шаг вперед, направляя на них револьвер, Сэм бросает на него дикий взгляд и мотает головой.
– Вы арестованы! – рявкает Хант, игнорируя Сэма. Остальные полицейские тоже выходят из тени, направляя на грабителей пистолеты. – Бросайте оружие, вечеринка закончена, ублюдки!
Грабители подскакивают, панически переглядываясь, один из них направляет револьвер на бледного от ужаса мальчишку.
– На пол! – орет Сэм мальчишке, беря цель, и тот подчиняется.
Грабитель спускает курок, но Сэм спускает курок немного раньше, попадая ему в руку, так что тот промахивается и роняет оружие. Рэй бросается на грабителя, заваливая на пол и заламывая ему руки за спину.
Это словно сигнал для остальных грабителей: они бросаются врассыпную, яростно отстреливаясь, выбираясь через заднюю дверь и устремляясь куда-то вглубь здания банка. Повсюду гремят выстрелы, Сэм бросается в погоню вместе с другими полицейскими, укрываясь за стенами и мебелью от свистящих вокруг пуль.
Его кровь бурлит от адреналина, он как раз преследует одного из грабителей, когда натыкается на комнату с прозрачными стеклами, в точности как ту, что они видели на Гамильтон-роуд. Сэм прекращает преследование и с замирающим сердцем заглядывает внутрь, за стекло. Там оказываются заложники, восемь человек, все со связанными руками и заткнутыми ртами, но живые, слава Богу, они живы, это значит, они успели вовремя.
Сэм облегченно выдыхает и поворачивает ручку двери, входя внутрь, люди смотрят на него с паникой в глазах.
– Полиция! – говорит Сэм, делая несколько шагов вперед по направлению к ним. – Меня зовут детектив-инспектор Тайлер, вам нечего бояться, вас всех освободят.
Он подходит ближе, заложники смотрят на него, дергаясь и бешено вращая глазами, словно хотят ему что-то сказать, и Сэм замирает, когда ему в висок упирается дуло пистолета.
– Бросай оружие, – приказывает женский голос.
Сэм на мгновение прикрывает глаза, затем выпускает из рук пистолет, он со стуком приземляется на пол. Нарочито медленно, он поднимает руки, показывая, что не намерен сопротивляться.
– Здравствуй, Триша, – негромко говорит он. – Я хочу, чтобы ты подумала сейчас о том, что происходит. Это здание кишит копами, твои друзья арестованы, все кончено. Но ты еще можешь поступить правильно, Триша, ты можешь сделать правильную вещь и опустить пистолет, что скажешь?
Не отводя пистолета от лица Сэма, она сдергивает с себя маску, ее темные волосы в беспорядке рассыпаются по плечам. Она встает к Сэму лицом, утыкаясь дулом пистолета ему между бровей, ее глаза ярко-зеленые и совершенно безумные, прямо как глаза Бойла, думает Сэм, в точности как глаза Бойла, когда он не может контролировать монстра внутри себя.
– Что скажешь, Триша, ты подумаешь о моем предложении? – повторяет он.
– Заткнись! – резко кричит она. Ее тонкие, немного птичьи черты лица искажаются, когда она вдавливает дуло пистолета немного сильнее в его переносицу, так что Сэм вздрагивает и на мгновение зажмуривается. – Ничего еще не кончено, слышишь? Я хочу, чтобы вы отпустили нас, чтобы вы отпустили нас всех. Иначе твои мозги разлетятся по этой комнате, и их – тоже, – она кивает на заложников у стены. – Так что ты ответишь на мое предложение, детектив-инспектор Тайлер?
Она издевательски ухмыляется ему, затем переводит взгляд куда-то за его спину, в ее глазах появляется напряжение.
– Не приближайся! – отрывисто говорит она. – Брось оружие и отойди, иначе я пристрелю его.
– Ты не хочешь этого делать, сладкая, – слышит Сэм неуверенный голос Криса. – Тебе накинут десяток лет за убийство копа.
– Бросай оружие! – повторяет Триша, ее рука, сжимающая револьвер, слегка подрагивает.
– Да ради Бога, Крис! – восклицает Сэм, нервничая. – Делай, как она говорит.
Позади Сэма раздается звук упавшего пистолета, Триша продолжает смотреть куда-то за голову Сэма, на Скелтона.
– Теперь подойди сюда, – говорит она. – Медленно отойди к стене, вон туда, к остальным заложникам, встань лицом к стене и сложи руки за спину. Твой друг, детектив-инспектор Тайлер, поможет мне связать твои руки и заткнуть тебе рот.
Краем глаза Сэм видит Криса, который нервозно сглатывает, выполняя указания Тришы. Она медленно поворачивается, не сводя глаз с Криса, пока он обходит их и по кругу и направляется к заложникам, и одновременно с этим поворачивает по кругу Сэма, положив руку ему на плечо и по-прежнему упирая дуло револьвера ему в переносицу.
И когда Сэм оказывается повернут на сто восемьдесят градусов, лицом к дверному проему, он видит Ханта, который очень медленно, очень тихо и осторожно продвигается вперед, подкрадываясь к Трише сзади.
Триша не сводит с лица Сэма напряженных глаз, и он смотрит на нее в ответ, стараясь не глядеть на Ханта, стараясь ни единым мускулом не выдать, что заметил кого-то за ее спиной.
– Ты же не такая, – негромко говорит он. – Ты лучше этого, Триша, ты не чудовище. Еще не поздно это доказать.
Она игнорирует его, говорит:
– Делай шаг назад, медленно, – она надавливает ему на плечо, и Сэм подчиняется. Он медленно отводит правую ногу назад, отступая на шаг, и Триша делает левой ногой шаг вперед одновременно с ним. Она говорит: – Видишь, совсем несложно, почти как танго, только я веду.
– Боюсь, что в этом танго веду я, – раздается за ее спиной голос Ханта, и глаза Тришы удивленно распахиваются, когда он упирает дуло пистолета ей в затылок.
Она замирает неподвижно, и Сэм замирает тоже. Он тяжело сглатывает и переводит взгляд наверх, за исказившееся от напряжения лицо Тришы, и сталкивается глазами с Хантом.
– Черт побери, ты просто не мог не попасться птичке на мушку, верно, Тайлер? – раздраженно спрашивает он.
– Шеф, сейчас не лучшее время для того, чтобы доказывать мне, какой я идиот, – говорит Сэм, нервозно улыбаясь, его сердце колотится в груди, подгоняемое адреналином, так громко, что Сэму кажется, его биение слышно за мили вокруг. – Давай отложим этот разговор на потом, если я выживу.
– Так что мы будем делать, а, сладкая? – спрашивает Хант, обращаясь к Трише. – Ты можешь бросить оружие по-хорошему, а можешь вынести его мозги, но тогда и мне придется вынести твои. Что скажешь?
Ее лицо мучительно искажается, она закусывает побелевшую от напряжения губу, зажмуриваясь, решаясь на что-то.
– Нет! – в отчаянии восклицает Сэм, и Триша спускает курок.
Раздается сухой щелчок, с которым магазин револьвера прокручивается вхолостую, Хант без лишних слов обрушивает кулак Трише на затылок, ее глаза закатываются, и она падает на пол, как подкошенная.
– Вот ведь сучка, – оторопело произносит Крис у стены, глядя на бессознательную Тришу Холланд.
Сэм делает несколько нетвердых шагов в сторону и тяжело облокачивается на стену, потому что ноги вдруг отказывают ему. Задыхаясь, он упирается ладонями в колени и крепко зажмуривается, вдох-выдох, вдох-выдох, нарастает искусственное дыхание машины жизнеобеспечения у него в ушах, и Сэм задыхается, потому что это было близко, это, черт побери, было близко, повторяет он самому себе.
Полицейские вокруг него суетятся, освобождая заложников, люди обнимают друг друга, смеясь и плача от облегчения, грабителей сковывают наручниками, чтобы затолкать в фургоны и увезти туда, где им самое место.
Когда все заканчивается, он остается в комнате совершенно один, чувствуя себя таким измотанным, таким уставшим от кошмара последних недель, что у него не остается сил даже на то, чтобы двинуться с места. Все закончено, Сэм говорит себе, все наконец-то закончено. Грабители пойманы, на этот раз обошлось без жертв, они чисто выполнили свою работу и им не в чем себя упрекнуть.
Но эта мысль не приносит облегчения, как должна бы, Сэм чувствует, что его привычный мир словно сошел со своей орбиты, и он не знает, не представляет себе, что нужно сделать, чтобы все вернулось по местам.
В комнату возвращается Хант, который делает несколько шагов по направлению к Сэму и останавливается, опираясь на стену рядом с ним.
– Хорошая работа, – говорит он, но Сэм ничего не отвечает.
Хант достает из кармана пальто свою флягу, запрокидывает голову и делает несколько глотков. Сэм наблюдает за тем, как его кадык перекатывается под кожей, и поспешно отводит глаза в сторону, словно обжегшись от этого вида.
– Так между нами все в порядке? – спрашивает Хант секунду спустя, не глядя на Сэма.
В его голосе неуверенность, что само по себе нетипично для Ханта, и Сэм не знает, говорит ли он о задержании, или о том случае в тюрьме, после которого Сэм-то уж точно не может чувствовать себя рядом с Хантом как прежде, и Бог знает, что думает по этому поводу сам Хант.
О чем ты говоришь, хочется спросить Сэму. Ты спрашиваешь, все ли в порядке между нами после того, как ты опустил меня на колени и загнал свой член мне в глотку, а мне это каким-то диким образом понравилось, об этом ты меня спрашиваешь, старший детектив-инспектор Хант? А может быть, о том, как рисковал моей жизнью, как я едва не умер, спасенный лишь счастливой случайностью? Что из двух?
Какую-то секунду Сэму до жути хочется сказать это, просто чтобы посмотреть на его лицо.
– Для начала было бы неплохо сказать, как тебе жаль, что из-за тебя мне едва не вынесли мозги. Но помимо этого, да, у нас все в порядке, – в конце концов отвечает он, растягивая губы в улыбке, и Ханта вроде бы отпускает: он молча кивает, Сэм видит, как расслабляются его напряженные плечи.
– Пойдем, Сэм, пора убираться отсюда, – говорит Хант, обводя комнату взглядом. – Устроим себе выходной, мы это, черт побери, заслужили. Завалимся в паб с ребятами и будем заливать все это чертовым скотчем до тех пор, пока он не полезет из ушей.
Они садятся в автомобиль Ханта, мотор мягко урчит, и машина двигается с места, увозя их к пабу Нельсона.
– Шеф, отвези меня домой, – неожиданно просит Сэм.
Хант бросает на Сэма взгляд, но ничего не говорит, поворачивая на ту улицу, где расположена квартира Сэма.
– Ты мог бы все-таки пойти в паб с нами, – говорит Хант, останавливая машину возле его дома.
– Это не то, что мне сейчас нужно. Мне нужно выспаться как следует, после этого все придет в норму.
Он дергает за ручку, выходя из машины, и закрывает за собой дверь. Его ноги передвигаются с трудом, словно на каждой из них висит по пудовой гире.
– Я мог бы, ты знаешь, проводить тебя, – говорит Хант, опуская окно у водительского сиденья и глядя на него с некоторым беспокойством.
Сэм качает головой, упирается руками в крышу машины и наклоняется к окну, говорит:
– Спасибо, не нужно, я дойду до квартиры. Оттянись там за меня в пабе с ребятами.
Хант смотрит на него немного озадаченно, Сэм видит, как он одними губами повторяет незнакомое слово «оттянись». Сэм машет на него рукой, как на тяжелый случай, и направляется к своему дому, не оглядываясь.
Заперев за собой дверь, Сэм падает на кровать, успевая только скинуть кожаную куртку и стянуть ботинки, и отрубается в тот самый миг, как его голова касается подушки.
* * *
Стоит уже глубокая ночь, когда Сэм открывает глаза. Комната освещается только мерцающим светом телевизора, хотя Сэм не помнит, чтобы включал его. Телевизор пронзительно пищит, и когда Сэм бросает взгляд на экран, то видит, что он пуст, что на экране нет маленькой девочки и ее клоуна.
– Поиграем снова?
Она стоит у стены в своем красном платье, сжимая клоуна подмышкой, и держит в руках мяч. Она отбивает мяч от пола и размеренно отсчитывает удары:
– Раз, два, три, четыре, пять...
Сэм крепко зажмуривается и снова открывает глаза, но ничего не происходит, видение не исчезает. Она по-прежнему там, у стены, сжимает в руках свой мяч, прицеливаясь в Сэма.
– Пожалуйста, не нужно, – просит Сэм.
– Ты не хочешь играть со мной? – спрашивает девочка, склоняя голову на бок.
– Нет. Нет, не хочу, только не в эту игру.
– Ты боишься узнать, не так ли? Боишься узнать, каково это – упасть вниз и разбиться, правда?
– Да, – говорит Сэм, сглатывая. – Я боюсь боли, разве это так странно?
– Но ты не думал об этом тогда, ведь так, Сэм? Почему когда ты прыгал вниз, ты не подумал, что будет больно?
Она бросает в него мяч, он летит Сэму прямиком в лицо. Сэм слышит совсем близко, как щелкает невидимый курок, прокручивая барабан револьвера, и крепко зажмуривается, а в следующую секунду уже падает куда-то в вязкой тягучей темноте, и нет такой силы, которая могла бы его удержать.
И размеренный отстраненный голос говорит в его голове:
– Когда человек падает с высоты, его организм выбрасывает в кровь огромное количество адреналина. Сердце начинает работать быстрее, пульс учащается в несколько раз, все системы организма зашкаливают. При падении с высоты в пятьдесят футов полет длится лишь доли секунды. Затем наступает приземление, при котором свободно падающее тело ударяется о неподвижную плоскость. Масштаб повреждений складывается из кинетической энергии свободно падающего тела и характера поверхности, на которую падает тело…
– Нет!
Сэм садится на кровати, задыхаясь и дрожа, весь мокрый от пота, и кто-то стучит в его дверь. Комнату заливает солнечный свет, Сэм щурится, поднимаясь с кровати и отодвигая дверную щеколду в сторону.
На пороге стоит Энни, заметно встревоженная, но при виде Сэма она облегченно улыбается.
– Привет, Энни, – говорит Сэм, отступая немного в сторону, чтобы дать ей пройти.
Она обеспокоенно кладет руку ему на лоб, спрашивает:
– Ты не заболел, Сэм?
– Нет, я в порядке, тут просто душно.
Энни проходит в ту часть его комнаты, которую можно назвать кухней, ставит на стол пакеты с продуктами из супермаркета, открывает окно нараспашку, впуская свежий воздух и еще больше света.
– Старший детектив-инспектор Хант попросил меня проведать тебя, – говорит она, поворачиваясь к Сэму, ее взгляд по-прежнему встревоженный. – И я сразу же помчалась сюда, потому что если даже он беспокоится...
– Я просто спал, – перебивает ее Сэм.
– Все это время?
– Ну да, – кивает Сэм, – что в этом такого?
– Ради Бога, ты проспал больше суток! – восклицает Энни. – Вы поймали тех грабителей позавчера, прошло уже столько времени.
Сэм удивлен, потому что по ощущениям ему кажется, что он спал не настолько долго, но в конце концов он пожимает плечами и говорит:
– Я устал, Энни, просто ужасно устал, так что в этом нет ничего удивительного.
– Бедняжка, – говорит она, подходя к Сэму и глядя на него, затем улыбается: – Но есть и хорошие стороны, твои синяки стали заметно меньше.
Она легонько прикасается прохладными пальцами к давнему ушибу на его скуле, и Сэм прикрывает глаза, наслаждаясь этим прикосновением.
– Ладно, ты можешь заниматься своими делами, я не буду мешать, – с улыбкой говорит ему Энни, отстраняясь. – А я пока что-нибудь приготовлю.
Сэм отправляется в ванную комнату и возвращается оттуда чистый и посвежевший, чувствуя себя намного лучше. Энни уже ждет его за столом с тостами, яичницей-болтуньей, питьевым йогуртом и ароматным чаем. Сэм вдруг понимает, что голоден, как никогда в жизни, и испытывает бесконечную благодарность к Энни, набрасываясь на еду.
Они разговаривают, Энни рассказывает, что происходило в участке, пока его не было, но мысли Сэма то и дело уплывают прочь, к воспоминаниям последних недель, которые вспыхивают в его сознании, каким-то образом даже более яркие и реальные здесь, на его кухне в компании с Энни, чем там, за серыми стенами манчестерской тюрьмы. Он говорит себе, что все закончено, что ему нужно оставить это позади, но как будто бы это еще не все, как будто бы осталось нечто незавершенное, но Сэм не может дать этому названия даже в своей голове.
– Ты все еще здесь? – спрашивает Энни, и Сэм моргает и смотрит на нее. – У тебя такой вид, словно ты за тысячу миль.
– Прости, я на секунду задумался, – говорит Сэм, смущенно ей улыбаясь.
Энни опускает подбородок на скрещенные руки, упираясь локтями в поверхность стола, и говорит негромко:
– Что-то произошло, верно? Что-то случилось там, в тюрьме, такое, о чем шеф не хочет рассказывать.
– О чем ты говоришь?
– Когда ты не появился в участке второй день подряд и не позвонил, старший детектив-инспектор Хант показался мне не просто обеспокоенным, – говорит Энни, – он как будто бы по-настоящему испугался, что с тобой могло случиться что-то серьезное. Как будто бы что-то произошло, такое, о чем вы не говорите, и он волновался, что это могло оказаться слишком для тебя.
Сэм пораженно смотрит на Энни, молчаливо признавая, что она куда лучший детектив, чем он считал, хотя он всегда был очень высокого мнения о ее способностях. Но то, что Хант мог хотя бы на секунду предположить…
– Нет, что за глупость, он не мог считать, что это заставит меня… – начинает Сэм, но обрывает самого себя, натыкаясь на внимательный взгляд Энни.
Он задается вопросом, если Хант и правда опасался за него, как говорит Энни, значит ли это, что и он тоже думал о том, что произошло там, в тюрьме?
– Ничего не случилось, – в конце концов твердо говорит он. – Ничего слишком серьезного, ничего такого, что могло бы оказаться слишком для меня. Уж поверь, что вот здесь, – он указывает на свою голову, – водились вещи и похуже. Так что нет причин для тревоги.
– Сэм, береги себя, – очень серьезно говорит ему Энни, слегка сжимая его руку, а потом поднимается из-за стола. – Мне нужно идти. Если хочешь, я передам старшему детективу-инспектору Ханту, что ты возьмешь выходной.
Сэм качает головой, сама мысль о том, чтобы остаться здесь сейчас в одиночестве, наедине со своими мыслями, вызывает у него содрогание.
– Нет, я в порядке, я могу вернуться к работе, – говорит он. – Я иду с тобой.
В участке его встречают аплодисментами, и Сэм улыбается, испытывая странное чувство, словно вернулся домой после долгой отлучки. Даже Рэй подходит и пожимает ему руку, а Крис говорит:
– Привет, босс! Рад, что та пташка не снесла тебе башку из револьвера.
– Спасибо, Крис, приятно слышать, – сдержанно отвечает Сэм.
Хант выглядывает из своего кабинета на шум и жестом подзывает Сэма к себе.
– Похоже, ты сделал первую полосу, Сэмми-бой, – говорит он, протягивая Сэму газету с большой статьей о поимке грабителей.
Сэм улыбается и откладывает газету в сторону.
– Я рад, что все закончилось.
– Чертовски долгие две недели, а? – говорит Хант.
– Я еще должен подготовить отчеты, заполнить все бумаги. Не время расслабляться.
– Брось, ты сделал все, что от тебя могли ожидать, и даже больше, всем плевать на твои бумажки. Лучше возьми отпуск, отдохни, нажрись, сними себе цыпочку на ночь. Видит Бог, ты это заслужил.
– Я не могу, шеф. У тебя никогда не бывало чувства… словно ты как механизм, который завели однажды, и он уже не может остановиться? Как акула, потому что, знаешь, акулы, они умирают, если перестают двигаться вперед, без этого они не могут дышать. Я буквально не могу представить себе, чтобы вернуться сейчас в свою квартиру, выпить пива, пожевать чипсов, врубить телек и сказать себе, что я это заслужил, это просто выше моих сил.
Хант ничего не говорит, только смотрит на него своим подозрительным взглядом, словно прикидывая, то ли у Сэма такое ужасное чувство юмора, то ли ему прямо сейчас следует позвать людей в белых халатах, и Сэм машет на него рукой.
– Ладно, к черту, забудь, – говорит он. – Пойду заполнять отчеты.
У Сэма возникает ряд трудностей с описанием того, что происходило с ним в тюрьме, но он подходит к заданию со всем возможным формализмом и бюрократизмом, так что за нагромождением слов ему удается обойти все подводные камни. Закончив, он берет файл и складывает в него листы ровной стопкой, закрывает папку и педантично делает пометки на обложке и корешке.
– Что скажешь, чудо-мальчик, мир спасен, работа выполнена? – спрашивает его Хант, кивая на отчет.
– Никогда не следует недооценивать работу с документами, – говорит Сэм.
– Ну, раз уж ты закончил, собирайся, пора в паб. Ты так и не отпраздновал вместе со всеми, так что из-за тебя придется устроить гулянку на бис.
Детективы одобрительно гудят, Хант вручает Сэму его куртку и берет за плечо, увлекая за собой.
– Этот парень сегодня нажрется так, что забудет собственное имя! – орет Хант, указывая Нельсону на Сэма, когда они приходят в паб.
Выпивка течет рекой, повсюду раздается шум и взрывы смеха, и Сэм позволяет себе раствориться в этом, отвлекаясь от всего остального. Он и Энни сидят за уютным столиком в углу, Сэм чувствует себя расслабленным и спокойным, и улыбка против воли расползается по его лицу, когда он смотрит на Энни, раскрасневшуюся и такую живую, и сжимает в ладони ее маленькую руку.
Когда Энни говорит, что ей пора домой, Сэм берет свою куртку и выходит следом, чтобы ее проводить.
– Я не нуждаюсь в вашей защите, детектив-инспектор Тайлер, – с шутливыми нотками в голосе говорит ему Энни, пока они идут по дороге, ночь тихая и безветренная, и у них над головами блестят сияющие россыпи звезд. – Я, знаете ли, офицер полиции.
– Мне известно, что ты можешь постоять за себя, – улыбается Сэм. – Просто хочу проводить тебя до дома, ведь я могу?
– Ты можешь, – говорит Энни и тоже улыбается.
Они останавливаются на крыльце возле ее дома, Энни опирается на деревянные перекрытия, глядя в небо, и Сэм облокачивается на перила рядом с ней.
– Такая прекрасная ночь, посмотри, какие звезды, – говорит Энни, оборачиваясь к нему.
– Не такие красивые, как в твоих глазах, – искренне отвечает Сэм.
Энни опускает глаза, смущаясь и немного краснея. Потом она подходит ближе и берет Сэма за руку, поднимает на него взгляд и спрашивает нерешительно:
– Сэм, ты останешься?
Сэм мучительно закусывает губу, потому что знает, о чем она спрашивает его на самом деле, Энни спрашивает, останется ли он здесь навсегда. Они уже проходили это, ведь так?
Он легонько сжимает ее руки и подносит их к своим губам, и ему невыносимо больно, потому что Сэм не знает, Господи Боже, со всеми своими чертовыми кошмарами и психозами он не знает, сможет ли сделать это, сможет ли остаться здесь навсегда. И он задает себе вопрос, имеет ли он право так с ней поступать?
– Сейчас? – спрашивает он, хотя заранее знает ответ. – Сейчас, этой ночью?
– Сейчас, – кивает Энни, – и завтра, и через месяц, и вообще. Ты знаешь, я не могу дать тебе ничего, если это будет длиться лишь одну ночь. Но это нечто большее, неужели ты сам не чувствуешь, вот здесь? – она мягко кладет ладонь ему на грудь, туда, где бьется сердце, и повторяет: – Так ты останешься, Сэм?
– Энни, – выдыхает он, и его голос срывается. – Ты знаешь, все так запуталось…
В ее глазах словно что-то захлопывается, как ставни на окнах, когда она отступает от него на шаг.
– Скажи мне, я теряю время здесь, с тобой, я попусту теряю время? – спрашивает она. – Потому что я чувствую… я думала, что чувствую что-то между нами, и мне казалось, что ты чувствуешь это тоже. Так что не так, Сэм?
– Я люблю тебя, Энни, – говорит Сэм почти с отчаянием. – Я люблю тебя больше жизни, клянусь, ты моя надежда и мой свет. Ты единственная причина, по которой я здесь, ведь я обещал тебе. Но я боюсь, что не смогу сделать этого, боюсь, что не смогу остаться здесь навсегда. Прости меня, Энни, но я просто не могу дать тебе долго и счастливо.
– Так значит, ты здесь потому, что дал обещание, – говорит Энни, и ее глаза блестят ярче обычного от наворачивающихся слез. – Но ты обещал мне кое-что еще, обещал, что останешься здесь навсегда, как насчет этого? Почему с тобой все должно быть именно так? Ты разбиваешь мне сердце снова и снова, Сэм Тайлер, есть ли у тебя сострадание?
Губы Энни дрожат от сдерживаемых рыданий, когда она разворачивается и уходит к себе, хлопая дверью, и у Сэма разрывается сердце. Он прячет лицо в ладонях и спрашивает себя, какого черта? Какого черта, в самом деле, у него все должно быть именно так?
* * *
Сэм возвращается в паб, но там словно ничего не менялось, детективы горланят и пьют, как и прежде, музыка играет и виски течет рекой. Но с чего бы чему-либо здесь меняться, думает Сэм, почему что-то должно стать другим от того, что Сэму теперь так чертовски больно?
Хант, по которому видно, что он навеселе, сгребает Сэма за воротник и пробивается с ним к барной стойке.
– Сделай-ка ему большой виски, Нельсон, – говорит он, указывая на Сэма. – Его пташка упорхнула ночевать в свое гнездышко, теперь парень может выпить по-настоящему.
Хант вкладывает в ладонь Сэма стакан и берет стакан сам, говорит:
– За здоровье! – и ударяет свой стакан о стакан Сэма.
Сэм наблюдает, как Хант запрокидывает голову назад и пьет, как его кадык перекатывается на напряженном горле, и крепко зажмуривается, осушая собственный виски до дна. Детективы вокруг одобрительно гудят, и Нельсон наливает Сэму еще. Он выпивает и этот, а затем еще один, и мир вокруг Сэма вспыхивает ярче, становясь почти выносимым, почти приемлемым.
В какой-то момент Сэм чувствует, что ему не продохнуть в неподвижном воздухе, затянутом густым сигаретным дымом, он берет свою куртку и вываливается на улицу, на свежий ночной воздух. Он опирается на стену спиной, оставаясь неподвижным, и звезды над его головой все такие же яркие и прекрасные. Сэм прикрывает глаза и зажимает руками уши, слыша равномерный звук больничных аппаратов в своей голове.
Дверь паба открывается и закрывается снова, Хант подходит и опирается на стену рядом с ним. Сэм отнимает руки от головы и лениво думает, какого черта ему от него надо.
– Этот вечер еще не закончен, Сэмми-бой, – говорит Хант, закуривая, его голос кажется совершенно нормальным, словно он может трезветь мгновенно, едва выходя из бара.
– Он закончен для меня, – говорит Сэм. – Не собираюсь напиваться до зеленых чертей, не входило в мои сегодняшние планы.
– Так ты домой? – спрашивает Хант, и Сэм кивает. – Ну что ж, как скажешь. Пойдем, я подвезу тебя.
– Не лучшая идея для человека, который только что вышел из паба, – говорит Сэм. – Я доберусь пешком, здесь недолго.
– Ты сомневаешься, что я смогу вести машину после нескольких порций скотча? – с возмущением спрашивает Хант.
– Там, откуда я приехал…
– В Гайде.
– Да, в Гайде, вождение в нетрезвом виде является преступлением. За это сажают на несколько суток. И это, знаешь ли, приносит свои плоды, меньше аварий на дорогах.
– Чушь! – фыркает Хант. – У меня больше шансов попасть в аварию, если я буду абсолютно трезв. Не трусь, Сэмми-бой, домчим тебя в мгновение ока.
Сэм со вздохом подчиняется и направляется к машине Ханта, когда это происходит. Он делает очередной шаг вперед, чувствуя, как больничные звуки в его голове становятся громче и отчетливее, а когда опускает ногу, то под ним словно оказывается пустота, будто бы он ступил в никуда. Его сердце подскакивает, Сэм словно падает, всего секунду, а потом судорожно хватается за крышу машины, пошатнувшись. Он крепко зажмуривает глаза, вцепившись пальцами в надежный и осязаемый металл и выравнивая сбившееся дыхание.
– Ты в порядке, Сэм? – Хант подходит ближе и внимательно вглядывается в его лицо. – Черт, а еще говоришь, что это я пьян. Давай, садись. Только смотри, не заблюй мне машину.
– Я в порядке, – говорит Сэм, открывая дверь машины и усаживаясь на пассажирское сиденье. – Просто закружилась голова на секунду.
Сэм прикрывает глаза, не глядя на дорогу, и проходит совсем немного времени, прежде чем Хант останавливает машину и говорит:
– Остановка – дом, уже можно открывать глаза, Сэмми-бой, все в порядке, мы не разбились.
Сэм молча кивает и выбирается из машины, Хант выходит следом, запирая дверь форда на ключ.
– Я провожу тебя, – объясняет он на вопросительный взгляд Сэма. – Что-то мне подсказывает, что без этого моя совесть не успокоится.
И Сэм не знает, почему, скорее всего, оттого, что ему неприятно до мурашек по коже остаться сейчас в своей пустой квартире в одиночестве и сидеть там, боясь закрыть глаза, боясь уснуть и провалиться в очередной кошмар, он не возражает. Он позволяет Ханту проводить себя до квартиры и открывает дверь, впуская его внутрь. Хант проходит и садится в кресло, не снимая пальто, Сэм перемещается в ту часть комнаты, которую можно называть кухней, ставит чайник на огонь и открывает холодильник.
– У меня есть цыпленок с рисом, можем подогреть, – говорит он. – Или, если хочешь, поджарю сосиски. Я не уверен насчет этого паштета…
– Тайлер! – голос Ханта резкий и отчего-то серьезнее, чем можно было бы ожидать, и Сэм переводит на него недоуменный взгляд, закрывая холодильник. – Какого черта ты сейчас делаешь?
– Просто пытаюсь быть гостеприимным, – пожимает плечами Сэм, а потом зачем-то добавляет: – Я поставил чай.
И ему ужасно, до тошноты не хочется, чтобы Хант сейчас ушел, потому что когда его не будет, кто знает, что может выйти на Сэма из темноты.
Хант вздыхает, и Сэм не знает, что он читает в его лице, но он говорит:
– Ладно, хорошо. Чаю было бы неплохо.
Никто из них не произносит ни слова, пока закипает чайник, Сэм насыпает в кружку заварку и заливает кипятком, приносит ее Ханту, а сам садится на кровать. Тот отставляет кружку на стол, не притрагиваясь к ней, и переводит взгляд на Сэма.
– Послушай, Тайлер, – со вздохом начинает он. – Я уже говорил сегодня, тебе нужен отпуск, и я хочу, чтобы ты подумал об этом. Ты здесь уже сколько времени? В любом случае, достаточно, чтобы немного перегореть, а ты с самого начала был какой-то нервный.
– Мне не нужен отпуск, шеф, – перебивает его Сэм. – Я в порядке.
– Послушай, я вижу, когда у кого-то из моих офицеров проблемы, хорошо? – говорит Хант, начиная раздражаться, и Сэм фыркает, потому что его проблемы Хант уж точно не может себе вообразить. – Если ты сам не видишь, что балансируешь на краю, ладно, так и быть. Но это вижу я, Тайлер. И если ты не возьмешь себе несколько дней отдыха, чтобы прийти в норму, мне придется тебя отстранить.
Сэм вскакивает на ноги, взбешенный, едва веря своим ушам.
– Не делай этого со мной! Черт, я из кожи вон лез ради этого дела, мы чисто выполнили работу, ты сам сегодня распинался, как я сделал первую полосу. И вот, чем ты решил мне отплатить, отстранить меня? Но я не смогу, шеф, ты знаешь, я не могу сейчас без работы, потому что…
– Потому что ты задохнешься, если вдруг остановишься, как акула, верно, Сэм? – жестко спрашивает Хант, тоже поднимаясь на ноги, нависая над ним, и Сэм замолкает на полуслове. – Ты слетаешь с катушек, Тайлер, я знаю, как это происходит, и я говорю, тебе нужен перерыв.
– Я в порядке! – орет на него Сэм, почти в отчаянии. – Я, черт подери, в порядке, почему ты делаешь это со мной?
Хант берет его за ворот рубашки и встряхивает, так что у Сэма зубы клацают друг о друга.
– Потому что ты сам, черт подери, это начал, – шипит он, – ты сам втянул меня в это. Ты просил, чтобы я позволил тебе сделать все по-своему, и я согласился. А теперь что? Что теперь, Тайлер, теперь оказывается, что это было тебе не по зубам, что это было чересчур, и ты на грани? Что, черт подери, я должен делать? Позволить тебе работать, как ни в чем не бывало, позволить тебе прикрывать чужие спины в таком состоянии? Чего ты хочешь от меня, Сэм?
Сэм отбрасывает от себя его руки и со всей силы впечатывает кулак ему в лицо, голова Ханта дергается в сторону от удара, в его глазах поднимаются недоумение и бешенство.
– Это не было слишком для меня! – восклицает Сэм. – Кем ты меня считаешь, ты думаешь, я могу сломаться от любого неосторожного движения? Но ты ошибаешься, я сильнее, чем ты думаешь, и я могу это доказать!
– А это мы еще посмотрим, Сэмми-бой, – гневно рычит Хант, нанося Сэму ответный удар. – Давай же, покажи, на что ты способен, покажи мне, сможешь ли ты пройти проверку на прочность.
Они дерутся по-настоящему, яростно, в полную силу, и Сэм не чувствует боли от ударов Ханта и не чувствует, как наносит удары сам, потому что у него внутри все полыхает от бешенства. Он не может поверить, что Хант решил сделать это, решил предать Сэма, отобрать единственное, за что он может сейчас ухватиться, когда все вокруг него разваливается на куски. Этот мир, в который Сэм вернулся, чтобы сделать здесь какое-то отличие, сопротивлялся ему теперь, он выталкивал из себя Сэма, оставляя его барахтаться, падая, в вязкой темноте, и Сэм просто не мог с этим смириться. Как Хант не понимает, со злостью думает Сэм, как он не понимает, что если отнимет у Сэма эту чертову работу, то у него не останется ничего?
Ярость Сэма постепенно слабеет, выгорая дотла, и Хант начинает одерживать верх, как и во всех их стычках. Сэм из последних сил налетает на него, прижимая спиной к стене, но Хант отбрасывает его от себя легко, словно играючи, и грубо хватает за шкирку, намереваясь вытрясти из него дух, так крепко, что вырваться нет ни единого шанса.
Сэм останавливается, тяжело дыша, глядя в суженные и полыхающие яростью глаза Ханта, но Хант тоже ничего не предпринимает. Он останавливается, и его руки так и замирают на плечах Сэма. Сэму кажется, проходит вечность, пока он смотрит на Ханта, а тот смотрит на него в ответ, и они оба дышат тяжело и прерывисто, почти задыхаясь. Хант отчего-то медлит, в его глазах появляется странное выражение, напряженное и просительное одновременно, и Бог знает, о чем он думает, только он вдруг надавливает Сэму на плечи, мягко, но настойчиво, и несколько бесконечных секунд Сэм вглядывается глубоко в его глаза, задавая молчаливый вопрос, а затем словно в трансе опускается на колени перед ним.
Испытывая острое чувство дежа вю, он расстегивает брюки Ханта ловкими пальцами и приспускает их вниз, высвобождая колом стоящий член.
– Сколько же ты ждал, – шепчет Сэм, облизывая губы и облизывая член, так, что Хант над его головой издает шумный вздох.
Сэм вдруг понимает, что у него и самого стоит так, что будь здоров, что он мог бы прямо сейчас стянуть с себя штаны и в несколько движений довести до разрядки. Но вместо этого он теснее смыкает губы и одним слитным медленным движением вводит член себе в рот, расслабляя горло, почти до конца. Хант над его головой издает протяжный стон, и Сэм скользит губами выше, задерживаясь на чувствительной головке, обводя ее несколько раз языком, лаская, и продолжая ритмично двигать рукой вверх-вниз по члену Ханта, и тот отвечает ему, подаваясь бедрами вперед. Сэм поднимает взгляд вверх, на Ханта, не выпуская его член изо рта, и несколько секунд Хант молча смотрит на него в ответ, а потом легонько подталкивает его голову: ну что же ты, что же ты остановился?
Сэм до сих пор не может поверить, что делает это, что стоит на коленях в собственной спальне и добровольно отсасывает Джину Ханту, но он будто бы только того и ждал, его сердце грохочет у самого горла, а по венам разливается, пульсируя, безудержный восторг. Он еще раз опускает голову, вбирая член почти до основания, затем еще раз наверх и снова вниз, находя свой ритм. Руки Ханта, до этого лежавшие на затылке Сэма, безотчетно поглаживая, вцепляются в комод и в стену по обе стороны от Ханта так, что белеют костяшки пальцев, и может быть, думает Сэм, увеличивая амплитуду и вырывая из груди Ханта несколько прерывистых стонов, может быть, он боится снова схватить голову Сэма и вколачиваться в нее грубо и безжалостно, как в резиновую куклу, как в прошлый раз в тюрьме, может быть, он хочет, чтобы на этот раз все было так, как захочет Сэм.
Эта мысль воодушевляет, и Сэм работает ртом еще усерднее, и по тому, как поджимаются яйца Ханта и дергается его член, он может сказать, что до развязки остается недолго.
– Погоди, я сейчас... – вдруг хрипло говорит Хант, останавливая Сэма и подтягивая его вверх, так что Сэм тихонько охает от боли в затекших ногах.
Хант удерживает его на весу, шумно дыша, глаза, глядящие на Сэма, потемнели и кажутся почти черными от желания, но там есть что-то еще, как сомнение, как молчаливый вопрос, который Джин Хант никогда не спросил бы вслух у Сэма Тайлера. Но и Сэм хочет его тоже, он хочет сказать, ну же, давай, неужели ты все еще сомневаешься, неужели ты не видишь, что и я тоже...
Поэтому он сам подается вперед, чувствуя, как что-то сладко замирает и обрывается в груди, и они целуются, нетерпеливо и яростно, будто бы дерутся. И Хант сминает его губы своими, и Хант врывается языком в его рот, Сэм обвивает этот язык своим, чувствуя вкус виски и сигарет.
Ну же, давай, стучит у него в ушах-венах-руках-члене, ну же, давай, черт тебя дери.
У Сэма подкашиваются ноги, и Хант резко разворачивает их обоих, не разрывая поцелуя, и теперь это Сэм прижимается спиной к стене, а Хант прижимается к Сэму. Они оба одновременно стонут друг другу в рот, когда их возбужденные члены сталкиваются через брюки Сэма. Хант рычит, он нетерпеливо расстегивает ремень на брюках Сэма и дергает их вниз вместе с бельем, прижимается снова, кожа к коже. Сэм потрясенно ахает, вскидывая бедра и закрывая глаза, ну же, давай-давай-давай, гремит у него в ушах.
– Давай же, – хрипло говорит он, нетерпеливо стаскивая с Ханта пальто и рубашку, едва не вырывая пуговицы рубашки с мясом от нетерпения, – давай же, Хант, черт тебя дери.
Они лихорадочно раздеваются, путаясь в одежде, своей и чужой, прижимаются друг к другу снова, и кожа Ханта у Сэма под пальцами сухая и горячая, такая горячая, что Сэм, кажется, мог бы обжечься, только и сам он сейчас будто бы в огне. Хант снова целует его, глубоко и основательно, крепко удерживая рукой его голову, и Сэм стонет и вскидывает бедра, прижимаясь членом к его члену.
– Давай же, – выдыхает Сэм ему в рот, его дыхание мешается с опаляющим дыханием Ханта, – ну же, давай.
Хант рычит и хватает Сэма, бросая того на кровать, удерживая затылок Сэма широкой сильной ладонью и прижимаясь раскаленной грудью к его спине, так что губы Ханта оказываются у Сэма ровнехонько возле уха.
– Ты знаешь, о чем просишь меня, Сэмми-бой? – яростно шипит он, его дыхание обжигает, и у Сэма по затылку разбегаются мурашки. – Ты уверен, что это именно то, чего ты на самом деле хочешь?
– Пожалуйста, – стонет он, и от возбуждения его почти трясет, – черт, Хант, пожалуйста, просто сделай это.
И эти слова словно спускают невидимый курок, обрушивают последний барьер, который еще оставался между ними и точкой окончательного невозвращения. Хант хрипло рычит, наседая сильнее, хлипкая кровать под ними не выдерживает и обваливается вниз, опускаясь на уровень пола, но это сейчас не беспокоит ни одного из них.
Хант кусает Сэма за шею, наверняка оставляя засос, проклятое животное, и грубо засовывает пальцы Сэму в рот. Сэм послушно втягивает их внутрь, обводя языком и легонько прихватывая зубами, вырывая из горла Ханта сдавленный стон. Хант убирает пальцы, и Сэм охает, когда первый скользкий от слюны палец проникает в его задницу.
Сэм хныкает, выгибаясь и стараясь расслабиться, когда к первому присоединяется второй палец, и Хант растягивает его медленными долгими движениями, и Сэм стонет, подаваясь назад, насаживаясь глубже, благодарный, потому что с Ханта сталось бы трахнуть его так, без подготовки, насухую, с Ханта сталось бы сделать это, он сказал бы ему, получай, что просил, получай больше, Тайлер, и не говори потом, что ты этого не хотел. Сэм прогибает спину и подается назад, пока Хант неторопливо трахает его пальцами. Его член болезненно возбужден и сочится смазкой, но когда Сэм обхватывает его рукой, проводя от головки вниз до основания и обратно, Хант останавливает его руку и заставляет положить обе руки на матрас, оперевшись на локти. Сэм немного ерзает, упираясь в кровать локтями и коленями, привыкая к новому положению.
– А теперь постарайся расслабиться, – предупреждающе говорит ему Хант, и Сэм понимает, что вот оно, сейчас начнется.
Хант убирает пальцы и пристраивает свой член к узкому входу в его тело, начиная проникать внутрь небольшими толчками. Сэм болезненно втягивает воздух сквозь зубы и впивается руками в одеяло, и ох черт, это гораздо больше, чем пальцы, ох, черт, шипит Сэм и пытается отстраниться, избежать этого мучительного давления, но Хант удерживает его, положив одну руку на бедро, а другую – на поясницу. Хант удерживает его, неумолимо натягивая на себя, погружаясь в Сэма одним слитным неторопливым движением. Сэм кусает губы, Сэм опускает голову ниже и вцепляется зубами в свою руку, чтобы подавить вскрик. Хант рычит сквозь зубы, его мошонка мягко ударяется о бедра Сэма, когда он входит на всю глубину и остается там. Сэм замирает неподвижно, быстро и часто дыша, у него на лбу выступает испарина, он такой чертовски заполненный и весь пульсирует вокруг толстого члена Ханта, который останавливается внутри него, и Сэму кажется, что сейчас он достает ему изнутри чуть ли не до горла.
– Хороший мальчик, – говорит ему Хант, слегка задыхаясь. – Вот так вот, все хорошо, о, Господи Боже, это не должно быть настолько хорошо. Теперь мне нужно, чтобы ты еще немного расслабился.
Некоторое время Хант остается неподвижным, только дрожит от напряжения, невесомо поглаживая спину Сэма кончиками пальцев, и Сэм тоже дрожит, чувствуя себя таким растянутым, таким абсолютно, невыносимо заполненным распирающим его изнутри членом. Ну же, давай, думает Сэм, а может быть, говорит это вслух, и у него из глаз сыпятся искры, когда Хант подается назад, и все-таки не может подавить вскрик, потому что Хант будто бы вытягивает из него следом за собой все внутренности. Но не успевает Сэм опомниться, как Хант уже рычит, снова подаваясь вперед, уже быстрее, а затем еще раз назад.
Сэм дергается, всхлипывая, впиваясь зубами в свою ладонь почти до крови, но рука на его пояснице держит крепко, а другая рука Ханта, грубая и горячая, уверенно находит член Сэма, наполовину упавший, сжимает его, проводит несколько раз, в такт сильным движениям члена Ханта внутри него, и член Сэма снова поднимается, набирая твердость.
Сэм стонет, прислушиваясь к ощущениям, которые разливаются от его члена по всему телу, и это помогает ему немного отвлечься от чувства, словно его задница охвачена огнем. Но затем Хант что-то делает, задевает одним из толчков какую-то точку внутри него, а затем снова и снова, так что Сэм издает низкий гортанный стон, подаваясь назад, насаживаясь глубже и сильнее. Его член стоит колом, пока Хант дрочит его грубыми ритмичными движениями, Сэм запрокидывает голову, раскрывая рот в беззвучном крике, подмахивает Ханту, снова и снова насаживаясь на член, который задевает какое-то место, от которого по всему телу Сэма расходится град разноцветных фейерверков.
Сэм не выдерживает первым и коротко вскрикивает, выплескиваясь в руку Ханта несколькими сильными толчками. Хант низко стонет, когда задница Сэма сокращается вокруг его члена, вбивается сильнее, почти по-звериному, и наконец изливается глубоко внутри Сэма, приглушенно ругаясь сквозь зубы, затем падает на него, совершенно вымотанный, и через несколько секунд, собравшись с силами, откатывается в сторону.
Они некоторое время лежат рядом, кожа к коже, пытаясь отдышаться, их тела мокрые и липкие от пота, и у Сэма такое чувство, словно он возвращается из другой галактики. Затем Хант вытирает запачканную в сперме Сэма руку о простыни, нетвердо поднимается на ноги, шарит по полу в поисках своего пальто, вытаскивает из кармана пачку сигарет и закуривает. Взгляд, который он бросает на голого и тяжело дышащего, залитого спермой их обоих Сэма настолько ошалелый, словно это он вернулся на тридцать три года в прошлое, и Сэм не выдерживает напряжения: он прячет глаза в сгибе локтя и разражается смехом.
– Я всегда знал, что ты еще большая девчонка, чем кажешься, Тайлер, – ворчливо произносит Хант, садясь обратно рядом с Сэмом на остатки его кровати и затягиваясь сигаретой.
Он пытается звучать обвиняюще, но голый и потный, сидящий посреди разгромленной комнаты на обвалившейся кровати, заставляет Сэма только еще раз рассмеяться.
– А ты не такой уж и гомофоб, каким привык считать тебя я,– говорит Сэм, красноречиво обводя комнату взглядом.
– Я трахнул девчонку Дороти, что с того? – говорит Хант, передергивая плечами. – Засуди меня за это.
– За сексуальные домогательства? – в шутку спрашивает Сэм, намекая на то, что Хант его босс, но по взгляду последнего понимает, что тот вообще едва ли знает, что означает это словосочетание.
Они идут в душ, вместе, потому что каждому из них не терпится попасть туда первым, в результате чего на входе в ванную комнату они устраивают потасовку, из которой Хант неизменно вышел бы победителем ввиду физического преимущества, но Сэм, пользуясь своей юркостью, прошмыгивает мимо Ханта в ванную первым. Хант врывается следом и хватает Сэма за шкирку, намереваясь вышвырнуть вон, а Сэм смотрит на него с вызовом снизу вверх, словно говоря, ну же, только попробуй и будь уверен, я дам тебе отпор.
Сэм не знает, что читает Хант в его глазах, но он вдруг наклоняет голову и снова целует его, жестко и требовательно, и Сэм позволяет ему, шире открывая рот и переплетая его язык со своим. И они целуются как сумасшедшие, а потом еще раз трахаются, снося все вокруг руками, локтями и коленями в маленькой неудобной ванной. И Сэм думает, что это звучит как безумие, но они будто бы были специально созданы, чтобы сделать это, будто бы Сэм только того и добивался с самого начала, провоцируя Ханта, раз за разом бросая ему вызов, и Хант тоже, каждый раз зажимая Сэма в угол, чтобы вытрясти из него дух. Они словно были созданы для того, чтобы трахаться.
Позднее, после душа, когда они лежат рядом в кровати, хотя технически можно и сказать, что на полу, Сэм прислушивается к громкому и размеренному дыханию Ханта, лениво наблюдая за тем, как за окном занимается бледный манчестерский рассвет. Он чувствует себя сытым и счастливым, погружаясь в сон, и маленькая девочка не приходит со своим клоуном, чтобы мучить его этой ночью.
* * *
Они просыпаются почти одновременно, ошалело оглядываясь друг на друга и по сторонам.
– Мы проспали работу, – говорит Сэм.
– Плевать на работу, – отвечает Хант.
Сэм осматривает свою комнату, которая более всего напоминает жертву локального урагана, и говорит:
– Если кто-то из участка придет за мной сюда, они подумают, что меня ограбили.
– Они подумают, что тебя изнасиловали, – мрачно говорит Хант, оглядывая Сэма с головы до ног.
Хант топает в ванную бриться и выходит оттуда в халате Сэма. Сэм сидит за столом в пижаме и жует тост, запивая его чаем, и Хант присоединяется к завтраку. Они обмениваются привычными колкостями, не сошедшись во мнении о подходящем для англичанина завтраке. Затем каким-то образом получается, что они снова трахаются, Сэм едва успевает смахнуть посуду со стола, как Хант заваливает его на этот стол грудью, спуская с него штаны, и вколачивается в него сзади, используя крем для рук в качестве смазки.
Сэм впивается пальцами в столешницу, подаваясь назад, перед его глазами окно с прозрачной занавеской, на которой пляшут солнечные блики, улицу напротив заливает дневной свет, и Сэм думает, что если кто-то сейчас пойдет по этой улице к его дому, может быть, даже кто-то из участка, может быть, даже Энни, они непременно увидят.
Сэм стонет, толкаясь назад, насаживаясь сильнее, его сердце неудержимо колотится в груди от бешенного коктейля из возбуждения и адреналина. Хант тоже стонет, входя в него глубоко и собственнически.
– Ты ненасытный, как итальянская блудница, – шепчет Хант, наклоняясь к уху Сэма. – Кто бы мог подумать, что в таком дерганом занудном типе скрывается такой огонь?
– Правильно говорить вавилонская блудница, невежа, – говорит Сэм и охает, прикусив язык, от очередного движения бедер Ханта.
Когда они наконец отрываются друг от друга, обессиленные и насытившиеся, и синхронно опускаются на пол, опираясь спинами о стол, квартира Сэма еще больше напоминает место ограбления, чем раньше.
– Что мы будем делать теперь? – спрашивает Сэм несколько минут спустя, потому что этот вопрос так и вертится у него на языке.
Хант пожимает плечами и чиркает зажигалкой, закуривая.
– То же самое, что и раньше, Сэмми-бой. Находить трупы, палить из пушек, ловить плохих парней. Смотреть матчи по ТВ и напиваться в пабе в хлам. И, так уж и быть, я скажу это, время от времени мы будем трахаться, раз уж ты не в силах устоять против моего сумасшедшего обаяния, но видит Бог, тебя сложно в этом винить.
Сэм фыркает от смеха, запрокидывая голову, ловит боковым зрением взгляд Ханта, слишком серьезный, вопреки его легкомысленным словам.
– Что еще ты ожидаешь от меня, Сэм? – негромко спрашивает Хант, перехватывая его взгляд. – Что, ты думаешь, это должно изменить?
– Ничего, как ты и сказал, – говорит Сэм, прикрывая глаза и выдыхая. – Этот мир достаточно хорош, я ничего не хочу в нем менять. Тем более если, как ты сказал, мы будем трахаться время от времени, потому что у меня нет никаких шансов против твоего обаяния.
Они улыбаются друг другу, и Сэм думает, что он прекрасен, этот момент.
– Мы с моей благоверной вроде как в ссоре, – вдруг говорит Хант, затягиваясь сигаретой. – Если хочешь, Тайлер, переезжай пока ко мне. Ну, ты знаешь, на время. Пока не найдешь что-то получше этой своей убогой халупы.
Джин Хант предлагает ему остаться, но Джин Хант не просит его остаться здесь насовсем. Хант не просит единственного, чего Сэм боится, что не сможет ему дать.
Сэм обессилено смеется, ему легко и хорошо, впервые за вечность, он живее, чем за всю жизнь, и на этот раз у него не возникает мысли, что мир вокруг ненастоящий. И впервые в своей жизни Сэм Тайлер находится в точности там, где он должен быть.
The end.