***
Услышав бодрое «Мы на месте!», Тэхен и Юнги, не сговариваясь, синхронно и с громкими стонами сбрасывают с плеч рюкзаки и валятся прямо на траву. Кажется, Намджун присоединяется к ним, но Тэхен не в силах и голову повернуть. Зато знает точно, что Чонгук глаза закатывает и обзывает их всех слабаками. — Мы с Чимином за дровами. Тэхен, поставь палатку, — слышится гуков голос, и Тэ кривится. Когда Чонгук возвращается с охапкой деревяшек в руках, он застает Тэхена замотанным в ткань палатки, бездумно смотрящим в сторону так и не поднявшегося с места Юнги. Гук тяжело вздыхает, освобождая Тэ из плена, и отвешивает ему легкий подзатыльник. — Ты что, палатки не умеешь ставить? — Тэхен лишь мотает головой. — Хоть один из вас когда-то был в походе? Молчание — более чем понятный ответ для Чонгука, которому, похоже, придется все делать самому. Он ставит палатки, разжигает костер, притаскивает из леса огромные бревна («Хватит на земле морозиться, придурки!»), говорит, что рядом есть река, и уводит Сокджина туда мыть продукты. Тэхен смотрит на гуковы коленки, сверкающие через дырки на темных джинсах, и думает, что Чонгук, во-первых, сам придурок, потому что в поход в новых штанах поперся, а во-вторых — что долбаный Чон Чонгук, похоже, умеет вообще все. Только готовить не умеет, и Тэ молится, чтобы даже и не пытался. — Здесь не ловит сеть, — недовольно говорит Тэхен и машет экраном перед носом Гука, когда тот устало приземляется рядом с ним. — Значит, бедный Бэкхен сможет отдохнуть от тебя хотя бы пару дней, — злобно усмехается Чонгук в ответ. — Ты уже признался ему в своей большой и светлой гейской любви к нему? — Нет у меня к нему никакой гейской любви, — Тэхен фыркает, наводя камеру на мешающего что-то в большом котелке Джина. Щелчок — и Тэ уже рассматривает фото и думает, что Сокджин, наверно, ведьма, раз хорошо выходит в кадре всегда. Вообще всегда. — А к кому есть? Тэхен смотрит недоуменно на хитро улыбающегося парня, и ему кажется, что Чонгук тупой. Беспросветно и безнадежно тупой. Ладно, пусть ему потребовался год на то, чтобы осознать, что Тэхену вовсе не девочки нравятся. Но так и не понять, что нравится ему сам Чон Чонгук — это надо быть либо слепым, либо тупым. Чонгук не слепой, и вывод напрашивается сам.***
Хосок себе не изменяет: достает из сумки колонку и включает на телефоне бабские песни, тут же начиная отплясывать под них. К нему присоединяются Чимин, Чонгук и — серьезно?! — Юнги, который выглядит как минимум странно, когда вертит задницей с бутылкой пива в руках. И если на «Ice Cream Cake» Тэхену еще смешно, то когда Чонгук, прикрывая глаза, начинает подпевать Лисе из Blackpink, что он «очень горяч», Тэ давится газировкой в своем стакане. В следующую секунду становится еще хуже, потому что «я не хочу мальчика, мне нужен мужчина», а ноги Гук раздвигает лучше, чем Лиса, и Тэхен совсем плывет, забывая на время, кто он и что вообще происходит. Тэхен рад, что не надел узкие джинсы, потому что в мягких спортивках стояк спрятать намного проще. Юнги валится на бревно, шумно отпивая из бутылки и крича «Я слишком стар для этого дерьма», Чимин падает рядом, Хосок уходит к Сокджину с Намджуном, и Чонгук остается один на импровизированной сцене в стороне от костра. Он танцует под мягкие ритмы, и Тэхен понимает, что не может оторвать от него глаз, ведь блядский Чон Чонгук невообразимо хорош в этом. Каждая отточенная волна и каждое пошловатое движение бедрами заставляют Тэ шумно сглатывать и пытаться думать о чем угодно, но только не о том, как прекрасно смотрелись бы гуковы губы на члене Тэхена. А смотрелись бы они просто восхитительно. Тэхен прикусывает щеку: перед глазами встает непрошенная картина, как Чонгук, стоя на коленях, с хитрой ухмылкой стягивает тэхеновы штаны под биты и проникающее в кору мозга «если ты возбужден, давай сделаем это». В фантазиях Гук не спешит, мягко проводит кончиком носа по члену Тэ от основания и тяжело выдыхает: «Будешь моим наездником?». Смотрит прямо в глаза Тэхена, ожидая ответа, и, поймав взгляд, медленно начинает вырисовывать круги языком на головке… Тэ вздрагивает, когда настоящий Чонгук вдруг начинает тянуть его за руку. — Вальс, Тэхен! Ты умеешь танцевать вальс? Тэхен трясет головой в панике, потому что вот прямо сейчас ему к Чонгуку подходить точно не стоит, а тому плевать, он резко дергает его на себя и прижимает, не давая упасть. Тэхен судорожно ищет пути к отступлению, но на телефоне уже играет мелодия, и Гук начинает объяснять движения. У Чонгука щеки розовые и глаза блестят: успел украсть у Юнги пиво, — а у Тэхена ноги путаются, заплетаются, ведь гребаный Чон Чонгук слишком близко, его руки держат слишком крепко, и хохот друзей, перебивающий музыку, совсем не добавляет уверенности. — У тебя стоит, — шепчет Чонгук на ухо, заставляя лицо Тэ покраснеть от стыда. Только этого не хватало. — Супер Майка вспоминал или Бэкхена? — Придурок, — Тэхен шипит ему в ответ, назло наступая на ногу. Чонгук однозначно — придурок, потому что никак не поймет, на кого у Тэхена стоит.***
За танцами Тэхен совершенно упускает тот момент, когда у костра со своим котелком оказался Юнги, и вот это уже затея более чем хуевая. Юнги с гордой улыбкой и приказами «Пей!» вручает стаканы Тэ и Чонгуку. Тэхен аккуратно отхлебывает (от Мина все равно не отмажешься) и тут же заходится кашлем. Юнги гордо именует свое варево грогом, но Тэ догадывается, что он просто влил в чай пару бутылок рома. К вечеру холодает, подобие грога начинает ощутимо согревать, и Тэ не может точно сказать, когда он успевает накидаться до вертолетов. Подняться на ноги получается не с первого раза, и то — только с помощью Чонгука. Тэхен вешается на него с глупой улыбкой, говорит, что Гук — его спаситель, и тут же сообщает: — Чонгук, мне надо поссать! — на все призывы сходить и сделать это лишь мотает головой и ноет в чужое ухо. — Нет, я один не дойду. Помоги мне, Чонгук! Гук тяжко вздыхает, но тащит Тэхена куда-то за деревья, матерясь сквозь зубы на каждое «Мне тут не нравится, пойдем дальше», словно не ссать пошел, а фотосессию устраивать. Тэ думает, что просить Чонгука подержать его член, «а то я какой-то пьяненький», было уже лишним, и все же чудом справляется сам. В темноте ничерта не видно, и Тэхен не успевает сделать и двух шагов обратно к Гуку, как спотыкается и шумно валится на землю. — Когда так напиться успел? — говорит Чонгук, протягивая руку — Тэ не может понять, он злится или смеется. — Смотри, Чонгук, звезды! Давно не видел нормальных звезд. Гук поднимает глаза на проглядывающее между кронами деревьев небо, задерживает взгляд на несколько секунд, а после рывком поднимает Тэхена и вновь взваливает на себя, улыбаясь. — Пошли уже, астроном.***
Когда они возвращаются, все уже собираются ложиться спать, и Чонгук тащит тело на себе в палатку. Тэхен размышляет о том, хорошей ли было идеей соглашаться ночевать с ним вдвоем, но не успевает придти ни к какому выводу, как чувствует жжение над бровью. — Ай! — вскрикивает он, и тут же замолкает, осознав, что Чонгук обрабатывает не пойми откуда взявшуюся рану. — Не кричи, не так уж и больно. Мало того, что накидался, еще и покалечиться где-то успел. Идиот ты, Тэхен. Тэхен не отвечает, только шипит иногда да дышать ровно пытается, потому что Чонгук слишком близко, потому что лицо Чонгука слишком близко, потому что губы Чонгука слишком близко, чуть наклонись — и можно прижаться к ним. Тэхен наклоняется, но лишь утыкается лбом в них и шепчет тихонько: — И правда, идиот. Гук тепло улыбается и отстраняется от Тэ, отползает, забирается в свой спальный мешок. Тэхен следует его примеру, правда, что-то не спится. Ночной холод пробирается даже под теплую толстовку, а шорохи за тканью палатки заставляют вздрагивать каждые пять секунд. — Чонгук, мне страшно, — Гук молчит, делает вид, что спит, но Тэхена не проведешь. — Слышал, тут водятся шакалы. — Говорят, шакалы легко могут завалить человека, — бормочет Чонгук. — В прыжке глотку перегрызут, и все — ты труп, а они тебя жрут. — Знаешь, ты вот нихуя не успокоил! Помощник, блин, — Тэхен слышит, как Гук усмехается, и это не то бесит, не то заводит. — Еще и холод собачий. Чонгук, гребаный ты Супермэн, спаси меня уже, а. Чонгук молча выползает из спальника и забирается к ошарашенному Тэхену. Тот вскоре приходит в себя, забрасывает руки и ноги на чужое теплое тело, жмется и дышит счастливо в затылок. От Чонгука пахнет костром, немного ромом, джиновым супом и хвойным шампунем. А еще Тэхен чувствует где-то под левой икрой бугорок именно там, где должен находиться гуков член. Тэ ерзает, пытаясь распознать, стояк это или всего лишь джинсы топорщатся, и не замечает, как возбуждается сам. — Тэхен, блядь! Сходи уже подрочи. — Там холодно. Могу прямо здесь, — Тэхен ведет бровями, надеясь, что сверх-Чонгук видит все, даже то, что происходит за его спиной. Сверх-Чонгук не видит, но разворачивается к Тэ лицом, смотрит долго тяжелым взглядом, и вдруг произносит: — Давай. Тебе помочь? У Чонгука щеки красные после грога Юнги, дыхание горячее с запахом рома и ногти отросшие, слегка царапающие чужой живот под толстовкой. Тэхен шумно сглатывает, не в силах оторвать взгляда от пропадающей под тканью кисти руки, дрожит, когда холодные пальцы водят по резинке трусов, и думает, что все это нихуя не нормально. Не то чтобы он не мечтал об этом ночами с членом в ладони, но в его фантазиях Чонгук с ним встречался как минимум, а не предлагал ему подрочить спьяну и по-дружески. Если про подобную ситуацию вообще можно сказать «по-дружески». Чонгук смотрит глазами мутными — Тэхену вдруг кажется, что где-то он проебался, решив, что Гук трезвее его в разы, — и спрашивает: — Или мне уйти, а ты справишься сам? Или ляжешь спокойно спать? — Не уходи, — дрожащим голосом отвечает ему Тэ, и Чонгук улыбается с триумфом. Тэхен силится понять, осознать, зачем это все Гуку, заставил ли алкоголь в крови поиграться с Тэ, или он просто хочет получить разрядку в ответ, но мысли вышибает из головы за секунду, когда Чонгук стягивает с него толстовку вместе с футболкой под ней, проводя по ребрам ладонями. Чонгук горячий, словно раскаленный, — Тэхен чувствует это, когда крепкие руки прижимают его тощее тело к чужому. Пальцы пробегают легко по спине, от позвонка на шее до поясницы, заставляют Тэ выгибаться, не зная, чего хочется больше: сбежать от этих прикосновений или раствориться в них полностью. Для Тэхена все это — слишком, от гукова колена, раздвигающего тэхеновы ноги, до его взгляда тяжелого, изучающего, следящего за каждым молчаливым ответом. Чонгук, должно быть, доволен, потому что и отвечает Тэ слишком: слишком несдержанно, слишком ярко, губы кусая до красных отметин и ногти вгоняя в широкие плечи. — Какой же ты красивый, когда хочешь кончить. Ебаная принцесса, — Гук чуть ли не рычит, дергает резко за темные волосы на затылке Тэхена и зубами в шею впивается, до боли кожу оттягивая, и тут же зализывает мягким языком, целует почти нежно вмиг потемневшее пятно. — Ни разу не видел на твоей прекрасной шее засосов. Что, не даешь Бэкхену себя испортить? Тэхену хочется завопить: «Какому, к хуям, Бэкхену?», — но он и слова сказать не успевает, как рука Чонгука проскальзывает под ткань штанов. Тэ чуть не хнычет, толкается в чужую ладонь, а Гук никуда не спешит, лишь сжимает пальцами тэхенов член и водит кончиком языка по его ушной раковине. Это похоже на издевательство, гнусную постановку, в которой Чонгук — главный злодей, пытающий свою жертву, но Тэхен не хочет играть по его правилам. Дрожащими руками он расстегивает черные джинсы, спускает их до колен вместе с бельем и резко ведет ладонью по всей длине Гука. — Иди ты нахуй, Тэхен. Чонгук целует жестко, отчаянно, кусая губы почти до крови и языком чуть ли не до глотки дотягиваясь, рукой подстраивается под рваный ритм. Тэхену хватает нескольких размашистых движений, Гуку — чуть больше, и Тэ смотрит на свой живот и не понимает, где его сперма, а где — Чонгука. Земля под Тэхеном плывет, не то от оставшегося в крови алкоголя, не то от оргазма, и кажется, что вот-вот в себя придешь, и все случившееся окажется сном. Но руки Чонгука, стирающие носком белые следы с кожи, вполне реальны, и пальцы, убирающие прядь влажных от пота волос Тэ за ухо, тоже. Тэхен утыкается в чужое плечо носом и думает, что завтра он точно признается Гуку. Завтра — точно.***
Тэхен просыпается утром от холода и громкого смеха за тканью палатки, и понимает, что в спальном мешке он один. Проводит ладонью по липкому животу, проверяя, не привиделось ли в пьяном бреду, и — нет, не привиделось. Делает фото на телефон и видит на ярком экране свое бледное лицо и шею, всю в темных отметинах. Он медленно натягивает толстовку, набрасывает капюшон на голову, надеясь прикрыть следы, и выбирается из палатки. Вокруг все так же, как и вчера: те же деревья, тот же костер и тот же Юнги, ноющий, что теперь еще обратно плестись полтора часа, хорошо хоть с горы, должно быть полегче. Только Чонгук взгляд отводит, не хохочет о чем-то с Хосоком, хватает Тэхена за руку и тащит куда-то: «Пошли прогуляемся». Он идет молча, не роняет ни слова, останавливается недалеко от реки и садится на землю, и Тэ падает рядом с ним. — Прости, — после пары минут тишины начинает Чонгук. — Я не должен был, с моей стороны это было… — Я к реке, — перебивает его Тэхен, резко поднимается с места и спешит к воде. Был бы он девчонкой, непременно разревелся бы сейчас, потому что слышать, что Гук, похоже, жалеет, слишком больно. Что он жалеет о произошедшем, жалеет Тэ, который, несомненно, жалок в своей влюбленности в Чонгука. Тэхену хочется окунуться в реку с головой, смыть с себя все дерьмо, накопившееся за последние сутки, — хотя какие сутки, скорее, последние месяцы, — но чьи-то руки его обхватывают и не дают сдвинуться с места. — Придурок, там вода ледяная и течение быстрое, сдохнуть захотел? — слышится гуков голос над ухом, а Тэхен думает, что, может, и сдохнуть, стало бы легче, и что надо бы, наверно, по роже Чонгуку вломить, но расслабляется в объятиях вместо этого, сжимая чужие запястья. — Обещай, что не пойдешь туда. Эй, слышишь меня? — Обещаю. Тэ кивает покорно, а Чонгук разжимает руки и уходит обратно к палаткам. Тэхен думает, что в следующий раз он точно расскажет ему все, и будь что будет, ведь жить, как раньше, прикидываясь просто хорошим другом, уже, наверно, не получится. В следующий раз — точно.***
Тяжелые рюкзаки валяются в багажнике, Джин ведет машину по шумным городским улицам, и все умоляют его сделать музыку потише, потому что голова от грога Юнги трещит нещадно. Тэхен утыкается в экран телефона, отвечая на миллион сообщений от Бэкхена, который жалуется, что Тэ уехал, не приготовив ему обед, да и вообще пропал на все выходные, и требует фотоотчет. Тэхен шлет непонятные размазанные снимки, сам удивляется, что столько успел отфоткать, и замечает, что Чонгук заглядывает в его переписку. Гук хмурит брови, отворачивается тут же к окну и пропускает ответ Бэка на очередное пьяное селфи: «Ну что, поебался со своим Чонгуком?». Тэ думает, что Бэкхен затрахает его подколами, и надо бы от него съезжать: даже восемь лет дружбы не оправдают все эти «Ебать ты лох!» и «Серьезно, вы даже в одной палатке спали, и ты его не склеил?». Тэхен машет рукой вслед отъезжающему автомобилю и говорит себе, что завтра он точно расскажет обо всем Чонгуку. Завтра — точно.