***
Серые выходные прошли слишком быстро, чтобы Бургерпэнтс успел хоть что-то сделать. Рыже-коричневый кот сливался с пледом в один большой взъерошенный клубок. По комнатушке бродил холод, заставляя поджимать лапы и прятать холодный, как у собаки, нос в клетчатое недоразумение, до невозможности тонкое и не согревающее ничуть. Лень было даже протянуть лапу за сигаретами, выпутываться и идти на кухню, не менее холодную. Поврежденная лапа все еще болела, наверное, что-то потянулось или порвалось внутри — кот сделал повязку и постарался не обращать внимания. Неизвестный M-star продолжал писать, скрашивая унылость — то пепельного дня, заливающего все вокруг дождем, то фиолетово-синей ночи. За эти короткие дни Бургерпэнтс почти сдружился с незнакомцем, изливая ему душу — M-star вполне заменял сигареты, тяжелые слова срывались с языка и таяли в бесконечных сообщениях. Писать ему стало чем-то вроде ритуала, кот понимал, что не сможет больше проводить вечера в тягучем мороке, закрыв глаза, монотонно прокручивая в голове одни и те же мысли. Утро наступило резко, пронзительный вой будильника рывком выдернул Бургерпэнтса из сонной пелены. Голова гудела, глаза то и дело закрывались, на секунду дурманя спящий разум. От дождя шерсть намокла быстрее, чем кот успел достать зонт. Автобус до Жаркоземья как всегда полон монстров, недовольных, засыпающих на ходу, таких же неудачников, как и Бургерпэнтс. У пустого прилавка, покрытого тонким слоем пыли и горсткой случайно просыпанных блесток, стоял Меттатон, поглядывая на часы, висевшие в холле. — Ты опять опоздал, дорогуша, — заметил он, стоило Бургерпэнтсу показаться на пороге. Кот только стиснул зубы, роясь в шкафу в поисках форменной шапки. Смахнул лапой пыль, радостно взвившуюся в воздухе, блестки сверкнули и пропали, осев на пол. Бинт сразу почернел, став белым лишь с одной стороны. Бургерпэнтс собирался сквозь зубы выругаться (запасной бинт остался дома), но вдруг его лапу перехватили тонкие пальцы, обтянутые перчаткой. — Что это? — спросил робот, указывая на повязку. — Обжегся, — соврал кот, поморщившись. Пальцы Меттатона ласково гладили пушистую лапу, чесали розовые подушечки. От нахлынувших ощущений Бургерпэнтс замер. — Стоит быть осторожнее! Меттатон выпустил лапу, в последний раз легко проведя по ней рукой, и удалился, оставив кота в недоумении. Что это только что было? Отголоски щекочущих прикосновений, казалось, до сих пор оставались на коже. В дверях показались первые покупатели, такие ярко-радостные, что фальшивая, пластиковая улыбка застыла на лице и больше не сползала, пока щелчок сломанного звонка не возвестил о перерыве. Скулы болели, уголки губ расслабленно опустились в привычную печальную гримасу. Размокшая пачка сигарет полетела в мусорное ведро, Бургерпэнтс достал телефон, посмотрел в разбитый экран. Въевшимся в пальцы движением разблокировал экран. «M-star online» — его собеседник был в сети. Щелкнул колокольчик, перерыв закончился, и коту пришлось вновь встать за прилавком, не отрываясь от выстукивания сообщения. Бургерпэнтс натянул надоевшую улыбку, от нее уже тошнило. Над ухом раздался сухой щелчок. Кот поднял голову и отшатнулся в ужасе — Меттатон грозно навис над ним, сдвинув брови. И щелкнул еще раз, обращая на себя внимание. — Посторонними делами, дорогуша, на рабочем месте не занимаются, — сквозь зубы выговорил он, мягко вынимая телефон из лапы. Бургерпэнтс в последний момент успел заблокировать экран, — Ты оштрафован.***
Птиц:…он гладил меня! Как какую-то кошку! Я даже сделать ничего не мог — он просто взял мою лапу и начал ее гладить. M-star: Я читал, что котам это нравится. Птиц: И ты туда же? Птиц: Хотя… мне понравилось. Его руки такие нежные, когда он этого хочет. Мне кажется, я влюбляюсь. M-star: В Меттатона? О, в него многие влюбляются. Птиц: Нет, не так, как все. Черт, это сложно. Ты знаешь, этот придурок оштрафовал меня! Не знаю, смогу ли я теперь расплатиться с хозяйкой. M-star: Бедный… птичка в клетке. Бургерпэнтс откинулся на подушку, наблюдая, как по белому потолку, с паутиной в углу, ползет большой паук. В тесном клубке паутины отчаянно билась муха, лапки ее были прижаты к телу липкой нитью. Точно, он — птица в клетке, бьется в попытке выжить, спастись: вместо тягучей паутины — бинты и повязки. Разбитый и втоптанный в грязь кот, заперт в своей комнате с гнилыми полами и картонными стенами. Копилка-хрюшка больна анорексией, в ней валяется половинка монеты, найденная на улице, и больше ничего. Бургерпэнтсу едва хватало зарплаты на еду, плату за интернет и тесную клетку-квартиру. Склочная хозяйка повышала цену, будто зная, что кот не будет сопротивляться и покорно заплатит, даже если в кармане не останется ничего. «Все они всё знали» — невольно мелькнуло в голове. Бургерпэнтс закрыл глаза, погружаясь в засасывающее болото сна. Мозг становился тяжелым, в голове, как ленивые мухи, летали мысли, обрывки диалогов. «Я вынужден был соврать ему, что обжегся. Меттатон не любит тех, кто жалуется». «Ваш заказ, приходите еще» — все это, словно рой назойливых мух, вилось и жужжало, не давая уснуть окончательно, впутывало в клейкий кокон. Сон обкладывал ватой усталое кошачье тело. Меттатон листал разноцветную ленту их переписки. «Не любит тех, кто жалуется» — робот криво усмехнулся, он только и делал, что выслушивал жалобы, и, вроде бы, еще не разозлился. Странным казалось сообщение о влюбленности — он это серьезно, или догадался и решил развлечься? Робот отложил телефон, решив, что подумает над этим завтра, и перевел себя в спящий режим.***
— И поэтому я решил посмотреть, как ты работаешь, — закончил Меттатон и кинул на кота выразительный взгляд. Бургерпэнтс, не скрываясь, зевнул. Утром в воздухе, казалось, витали капли воды, поднимая в груди неприятное сырое чувство. Дождь, ливший всю неделю, наконец-то затих, оставив огромные лужи, мерзкий холод и грязь, разлетающуюся под ногами. В довершение всего этого Бургерпэнтс еще и простудился, горло царапал противный комок, грудь раздирал противный кашель, с лающим, совершенно не кошачьим звуком, вырывающийся наружу. У кота не было денег даже на шарф и лекарства, а хозяйка пригрозила выгнать его на улицу, если он не заплатит вовремя. Голова болела, спать хотелось больше обычного. Чашкой холодного кофе, наспех опрокинутого в себя, помогла кое-как проснуться. Блестки, клей, плита, отточенные до автоматизма движения, Бургерпэнтс мог готовить с закрытыми глазами, не глядя доставать с полки нужный продукт, но только не сегодня. Где-то сбоку, так, что можно было заметить лишь краем глаза, маячило черно-розовое нечто, оглушительно пахнущее духами и явно скучающее. Все валилось из лап, сыпалось, проливалось, стоило только кинуть быстрый взгляд на робота. Котлеты на плите подгорели до черноты, в воздухе неприятно запахло дымом. Стеклянная бутылка с блестками, подобие солонки, выскользнула из лап и со звоном упала на пол, вдребезги разбившись. Блестки усеяли пол, смешиваясь с осколками, Бургерпэнтс нервно закашлялся, выключая плиту и убирая с нее испорченную еду. Меттатон только поморщился и взялся пальцами за переносицу. — Ты настолько плохой работник, что это даже смешно! — фыркнул он наконец, найдя подходящие слова, — Достойно премии. Птиц:…да, да, выписал премию! Просто так, за то, что я испортил все, что только мог. А я просто пялился на Меттатона все это время. Не знаю, что со мной происходит. Я точно влюбился, не могу поверить. Точнее, не влюбился — люблю, и уже давно. Было бы это взаимно… бойся своих желаний, верно? M-star: Э-э… да. Птиц: Что-то случилось? M-star:Нет, ничего. Устал на работе. Птиц: А кем ты работаешь? M-star: Эм-м, не важно. Давай встретимся? В твоей кафешке, как её там… «Влюбился, значит. Вот как», — хмыкнул Меттатон. Что ж, пора раскрыть карты.***
Хозяйка, увидев пухлый конверт, плотоядно улыбнулась и даже наградила Бургерпэнтса, непрерывно кашляющего, кислотно-желтым шарфом с такими же кислотными зелеными полосками. Комок в горле медленно растворялся, отняв у кота жизни две, не меньше. Тащиться в Жаркоземье не очень-то и хотелось, но работа есть работа, а после — встреча с незнакомцем из монстро-сети. Лавка была закрыта, шторы опущены, серо и грустно она приветствовала наконец-то явившегося продавца, мелькающего ярким пятном из-за ядовитого, но теплого шарфа. Бургерпэнтс привычным движением поднял жалюзи, включил свет… и замер. За одним из столиков, время от времени сонно зевая, сидел Меттатон, держа в руке телефон. Увидев удивленный взгляд, он усмехнулся, приглашая сесть. На дисплее высветилась их переписка. Коту вдруг стало все ясно — и странный ник (ну кому еще может прийти в голову назвать себя «M-star»?), и то, как мало он рассказывал о себе. Но тогда… Бургерпэнтс зажмурился, ожидая тяжелых, как град камней, слов: «Ты уволен». Но вместо этого он ощутил легкие, приятные почесывания под подбородком. Руки Меттатона забрались под шарф, поглаживая шею. Из груди само собой вырвалось довольное «мр-р-р…», Бургерпэнтс закрыл глаза, мурлыча от такой приятной ласки. Меттатон улыбнулся, потянулся вперед, целуя кота, приникая к его губам так нежно, как только мог. — Я тоже люблю тебя, дорогуша, — мурлыкнул он, подражая Бургерпэнтсу, — И сними этот шарф, он ужасен. Бургерпэнтс вместо ответа притянул к себе робота и поцеловал его снова. Должен же он хоть на что-то иметь право?