ID работы: 468089

The White Tiger Extrapolation

Слэш
NC-17
Завершён
1037
автор
Размер:
171 страница, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1037 Нравится 75 Отзывы 230 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
~ Так уж вышло, что Шелдон Купер обзавелся поклонником. Когда Леонард это обдумывал, он припоминал, что началось все на одной из ужасающе скучных вечеринок, устраиваемых советом директоров Калифорнийского технологического института для того, чтобы привлечь инвестиции, как они это называли. Это было нечто вроде благотворительных вечеров, на которые приходили люди, любившие тешить свое самолюбие мыслью, что они двигают вперед мировую науку с помощью своих кошельков и что без них прогресс остановился бы или, того хуже, обратился бы вспять. Лицемеры с улыбками крокодилов, все в мехах и бриллиантах, приходили поглазеть на фриков от науки, к числу которых принадлежал и сам Леонард. Эти люди были достаточно напыщенны, чтобы воображать, что могут поддерживать с ними беседы о высоких материях на равных, так что главной задачей сотрудников института на этих вечерах в основном было поддерживать их в этом заблуждении. У Шелдона, что уж там говорить, это никогда особо не получалось. – Бога ради, Купер, я могу купить десяток таких, как ты, на те деньги, что дает этому заведению миссис Фелингер! – говорил их босс, сотрясаясь от гнева. – Если ты еще раз попробуешь сказать что-то вроде того, что с ее уровнем интеллекта она могла бы обыграть в шахматы разве что бабуина, то полетишь отсюда вон, тебе ясно? Тебе еще повезло, что миссис Фелингер решила, что бабуин – это такая экзотическая фамилия известного шахматиста! – Видите ли, доктор Гейблхаузер, – отвечал ему Шелдон, по которому было видно, как отчаянно он желает доказать свою правоту, – тот факт, что она приняла мое утверждение за комплимент, лишь доказывает, что я был чрезвычайно близок к истине, давая оценку ее интеллектуальным способностям… – Купер, на этот раз все будет по-другому, запомни это! – грозно говорил Гейблхаузер, нависая над Шелдоном, отчего тот испуганно отшатывался, округлял глаза, по-птичьи прижимая худые руки к груди, и дальнейшие возражения застревали у него в глотке. – На этот раз ты, черт подери, будешь молчать и улыбаться, иначе и думать забудь про возможность использовать в своей работе универсальный ускоритель частиц! Шелдон мялся, отводил глаза и заламывал руки, но в конце концов кивал и соглашался быть пай-мальчиком. – Просто я не считаю, что обладая коэффициентом интеллекта в сто восемьдесят семь баллов и будучи одним из самых гениальных людей современности, я должен делать вид, что рад быть шутом для кучки глупых, ограниченных, самодовольных снобов! – нескромно возмущался он, когда они с Леонардом оставались наедине. – Не всем же обладать IQ в сто восемьдесят семь баллов, – вяло спорил Леонард, хотя в глубине души был согласен со своим соседом на все сто. – Позволь им приобщиться к науке хотя бы так. И хотя на торжественном вечере Шелдона корежило так, словно он был вампиром, оказавшимся в жаркий полдень на пляже в Малибу, а его правый глаз отчаянно дергался, он улыбался, как мог, и старался быть приветливым. Сказать по правде, это у него не слишком-то получалось, даже при всем возможном старании. Так что большую часть вечера он безмолвно шатался вокруг, словно тень отца Гамлета, и время от времени заставлял случайно выбранных окружающих чувствовать себя неловко, заводя с ними якобы светский разговор, в которых Шелдон был очевидный профан. Сам Леонард тоже чувствовал себя до ужаса не в своей тарелке, занимая всех этих богатеев разговорами о том, насколько прогрессивен их институт и как много они делают для науки. Словом, он вел себя в точности так, как ожидал от них босс, и грел себя мыслью, что это только на один вечер, а потом у них будет целых полгода без этого нелепого фарса. Он выпивал, наверное, даже слишком много, то и дело поправляя бабочку на шее, которая отчаянно впивалась в кожу, и отсчитывая минуты до того момента, когда будет допустимо смыться, не пересекая границы вежливости. Наверное, впервые Леонард заметил этого парня еще тогда, где-то в середине занудного вечера. Высокий, темноволосый и белозубый, одетый в смокинг с галстуком-бабочкой, как большинство присутствующих мужчин, с дежурной улыбкой на губах и скукой в глазах, он почему-то привлекал внимание. Когда он улыбался, казалось, он скалится, как хищник, и только пару раз он улыбнулся по-настоящему, словно увидел нечто забавное. Впрочем, он и вправду увидел: его взгляд как раз зацепился за Шелдона, нелепо маячившего вокруг. Потом Шелдон выступил со своим дежурным псевдо-светским выступлением перед пожилой дамой, стоявшей в кругу людей, с которыми общался этот парень, и в его лице появилось что-то такое, что Леонарду почудилось, он вот-вот разразится смехом. – Эван Родстейн, – неожиданно сказал он, выступая вперед и пожимая Шелдону руку, в то время как остальные все еще смотрели на Шелдона в заметном удивлении. – Да-да, из тех самых Родстейнов. Приятно познакомиться. Шелдон пожал его руку в ответ очень осторожно, словно не был до конца уверен, что знает, как делать это правильно, пробормотал невнятные слова приветствия в ответ, затем оглядел людей, которые по-прежнему пялились на него, и предпочел смыться. Леонард почему-то проследил за долгим взглядом Эвана Родстейна, направленным на удаляющегося Шелдона. Потом тот отвернулся и продолжил разговор со своими знакомыми из высшего света, как ни в чем не бывало. Леонард выдохнул, радуясь, что у Шелдона, по крайней мере, хватило такта промолчать о том, что он знать не знает никаких «тех самых Родстейнов». Сказать по правде, тогда Леонард не придал этому случаю вообще никакого значения. После того как вечер закончился, они возвращались по домам, по дороге Воловитц заливал, что на этот раз уж точно склеил ту богатую и симпатичную цыпочку, которая весь вечер слушала о его марсоходе, разинув рот, и она непременно ему позвонит. Раджеш по другую сторону от него гундел, что совершенно несправедливо совет директоров придает столь большое значение их активности на таких вот благотворительных вечерах, поскольку возле него постоянно оказываются привлекательные особы, так что он едва может говорить с гостями и в таких темпах ему ни за что не выставиться перед начальством. А выпивать на глазах у босса он все-таки не решался, справедливо полагая, что алкоголь может завести куда угодно, а потерять работу и отправиться обратно в Индию он и без того всегда успеет. Шелдон развивал очередные безумные идеи, включающие в себя природу невидимости, теорию вероятностей и законы путешественников во времени, и ему было, по большому счету, совершенно наплевать, что никто из них его не слушал. Ну а сам Леонард был не в духе, предаваясь невеселым размышлениям о том, насколько серьезна была Пенни тем утром, когда говорила ему, что намерена снова сойтись со своим бывшим. Словом, все было, как обычно. Позднее, уже по-настоящему размышляя об этом, Леонард припоминал, что видел этого Эвана Родстейна снова, когда они с Шелдоном читали на открытых лекциях для студентов. Тот сидел за одной из задних парт и выглядел достаточно молодо, чтобы сойти за студента, в своем свитере и модно потертых джинсах, так что Леонард его тогда даже не признал. Родстейн ничего не записывал, просто сидел там, смотрел на Шелдона и улыбался вполовину рта. Когда они закончили и к кафедре подошел следующий выступающий, он просто поднялся и вышел за дверь. Потом Родстейны сделали какой-то немыслимо щедрый вклад в развитие Калифорнийского технологического института, и члены совета директоров, сверх всякой меры довольные, что их мероприятия дают такие высокие результаты, на волне успеха закатили еще один благотворительный вечер. Это вызвало в коллективе море негодования, на которое большим шишкам, впрочем, было глубоко наплевать. Там, на вечере, Леонард снова увидел Родстейна, даже улыбнулся ему, как старому знакомому, неожиданно припомнив его на своих лекциях, но тот едва ли удостоил его кивком. Он направился прямиком к Шелдону и сказал: – Доктор Купер, возможно, вы не помните меня. Я Эван Родстейн. Меня очень интересуют ваши работы по теории волн. Если вы позволите, это не отнимет много времени… Вы не могли бы разъяснить мне несколько вещей? Его голос звучал приятно, ровно и уверенно, он говорил так, что становилось ясно, что в предмете беседы он вполне подкован, и это подкупило Шелдона почти сразу же. Он горделиво приосанился, разулыбался во весь рот, поняв, что на таком скучном вечере все же нашелся ценитель его дарования, и принялся отвечать на вопросы по своей теории, немного свысока, но все же с явным удовольствием. Эван Родстейн открыто улыбался и кивал, подливая ему шампанского. Они разговаривали очень долго, Леонарда постоянно кто-то отзывал, втягивая в другие разговоры, он перемещался по залу, но почему-то то и дело возвращался глазами к тому столику в дальнем углу, за которым сидел его необщительный сосед-зануда Шелдон Купер рядом с обаятельным богатеем Эваном Родстейном. Леонард видел, что руки Родстейна то и дело перемещаются по Шелдону в легких, невесомых, почти незначительных прикосновениях, чтобы на мгновение накрыть его руку, похлопать по плечу, стряхнуть крошку с подбородка, вложить в ладонь бокал шампанского. Прикосновения, которые не значили вроде бы ничего, но которые на самом деле значили слишком многое. Шелдон продолжал трепаться про свою теорию, его глаза горели, и он, конечно же, ни черта не понимал. С его IQ в сто восемьдесят семь баллов этот несчастный идиот ничегошеньки не понимал, подумал вдруг Леонард, и у него отчего-то сжалось сердце. Не то чтобы он думал, что должен защищать Шелдона Купера от чего-то подобного. Шелдон был вполне взрослым мальчиком, чтобы разобраться, что к чему, и решить, как он к этому относится, так что Леонард избрал политику невмешательства. Он намеренно заставил себя перестать пялиться, и, в конце концов, это стало получаться, даже когда Леонард не прикладывал сознательных усилий. В конце вечера Шелдон пребывал в приподнятом настроении. – На неделе Эван зайдет к нам на ужин, – бросил он как ни в чем не бывало, когда они вдвоем уже подошли к машине, чтобы поехать домой, и от неожиданности Леонард выронил ключи. Он ругнулся вполголоса, поднимая ключи с земли, затем выпрямился и в упор посмотрел на Шелдона. – Что, по-твоему, ты делаешь? – спросил он. Шелдон огляделся вокруг в легком недоумении. – Ожидаю, когда ты откроешь машину и отвезешь нас домой, разумеется. Это что, викторина вопросов с очевидным ответом? Если теперь мой черед, то я спрошу тебя, чему равна постоянная Планка. Леонард закатил глаза, мысленно приказывая себе не раздражаться. – Нет же, я имею в виду, с Эваном Родстейном. Зачем ты пригласил его на ужин? Шелдон пожал плечами: – Он сам спросил, можно ли зайти ко мне в гости, чтобы обсудить еще некоторые вопросы, касающиеся моей теории. Признаться, я и не ожидал, что могу встретить кого-то столь образованного на одном из этих бесполезных вечеров. Эван очень хорошо разбирается в науке. Леонард подумал, что даже если Эван Родстейн вовсе не разбирался в науке, он определенно неплохо разбирался в Шелдоне Купере. – Кроме того, я получаю бесплатный ужин, – добавил Шелдон, и Леонарду подумалось, что где-то он это уже слышал. * * * Эван Родстейн пришел несколько дней спустя. Он появился на пороге их квартиры, одетый с иголочки, в его руках был свернутый бумажный пакет достаточно внушительных размеров. Гость открыто улыбался, а от пакета в его руках исходил настолько умопомрачительный аромат, что становилось сразу понятно, что внутри нечто покруче тайской лапши. Открывший на стук Леонард отметил все это почти мгновенно, окинув гостя взглядом с головы до ног, а потом переключил внимание на Пенни, которая стояла рядом с их гостем, взирая на него, как с неудовольствием отметил Леонард, со смесью восторга и легкого изумления. – Он говорит, что пришел к доктору Шелдону Куперу, – сказала Пенни отчего-то шепотом, обращаясь к Леонарду, хотя было очевидно, что гость прекрасно ее слышал. – Может, здесь есть какой-то другой Шелдон Купер? – Добрый вечер, мистер Родстейн, – поприветствовал гостя Леонард, натянуто ему улыбнувшись. – Проходите. Шелдон сейчас в своей комнате, кажется, играет в «Звездные войны», но он скоро будет. – Эван, – сказал гость, по-прежнему подкупающе улыбаясь. – Пожалуйста, зови меня просто Эван, и можно на «ты». Тебя зовут Лео, верно? Ты сосед Шелдона? – Все называют меня Леонард, полным именем, – поправил его Леонард, но Родстейн уже не слушал его: он прошел вперед, минуя Леонарда, опустил принесенную еду на кухонный стол, а потом как ни в чем не бывало, почти по-хозяйски принялся доставать с полок посуду, чтобы накрыть на стол. Пенни прошла вперед, чтобы помочь ему, и Родстейн едва заметно улыбнулся, наблюдая за ней краем глаза. – Итак, тебя зовут Эван Родстейн, – сказала Пенни, перемешивая зеленые листья салата в круглой стеклянной салатнице. – Что, из тех самых Родстейнов? – Именно так, – подтвердил он, подмигнув ей. – Да ладно тебе, – Пенни расхохоталась, хлопая его по плечу, словно это было смешной шуткой, и Родстейн мягко улыбнулся в ответ. Раздался еще один стук в дверь, и Леонард был только рад отвлечься на что-нибудь, отчего-то чувствуя себя неловко в присутствии этого Родстейна. Все еще пребывая в легком недоумении от всего происходящего, он открыл дверь, и в квартиру ввалились Раджеш и Говард. – О, вижу, у вас гости, – сказал Воловитц, наткнувшись взглядом на Родстейна, который в своем костюме с иголочки выглядел в их маленькой кухне совершенно неуместно. – Если нам лучше будет прийти в другой раз… – Нет-нет, – поспешно возразил Родстейн, подходя к ним и по очереди пожимая их руки. – Уверяю вас, ужина хватит на всех, мы будем только рады, если вы присоединитесь. Друзья Шелдона Купера – мои друзья. Они все обменялись дикими взглядами, услышав это заявление, но Родстейн словно не заметил этого: он вернулся к кухонному столу, чтобы завершить приготовления к ужину. Затем из комнаты появился и сам Шелдон, закончивший свой онлайн-турнир по «Звездным войнам». Он кивнул Родстейну в знак приветствия, но тот сделал шаг вперед, обнимая его и дружески хлопая по плечу. Шелдон, не привыкший к столь бесцеремонным вторжениям в свое личное пространство, на мгновение оцепенел, но все же осторожно похлопал гостя в ответ. Потом они все расселись вокруг стола, где Родстейн мгновенно занял место на диване рядом с Шелдоном. Леонард отчего-то вспомнил тот благотворительный вечер, когда Родстейн точно так же сидел за столом слишком близко к Шелдону, то и дело подливая ему шампанского, и отметил про себя, что и сейчас они время от времени едва соприкасались коленями. Но никто кроме него ничего такого, похоже, не замечал, и Леонард подумал, может быть, у него просто паранойя. А еще он спросил себя, какого черта это вообще должно его беспокоить. – Итак, Эван, чем ты занимаешься? – спросила Пенни, накладывая в свою тарелку сногсшибательный стейк. – Надеюсь, ты не очередной ученый с супер-головой? Родстейн фыркнул от смеха и отрицательно покачал головой: – Господи, нет! Не спорю, я хотел бы, чтобы у меня была супер-голова, но нет. Когда я проходил тест, мой IQ оценили в сто десять баллов – средний, так они сказали. – Уверяю тебя, что в системе координат Пенни тебя можно назвать Эйнштейном, – встрял Шелдон, и Пенни опалила его убийственным взглядом. – В любом случае, – продолжил Родстейн, – науке нужны ребята вроде вас, ну а я занимаюсь в основном инвестициями и ценными бумагами, семейный бизнес. У Пенни отвисла челюсть. – Не может быть! – воскликнула она. – Нет, это шутка, верно? Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты и действительно из тех самых Родстейнов? Он пожал плечами и будто бы немного смутился. – Как я и сказал. Прости, не ожидал, что это покажется настолько уж невероятным. Многие говорят, у меня родовой профиль. Родстейн горделиво выпрямился и сморщил нос, сдерживая смех, на этот раз уже откровенно поддразнивая ее, но Пенни по-прежнему пребывала в слишком глубоком шоке, чтобы отреагировать. – Я не хочу показаться невежливым, – пробормотал Воловитц, на мгновение оторвавшись от еды, – но чем в точности так известны Родстейны? – Ты шутишь?! – воскликнула Пенни. – Предполагается, что вы ребята умные. Тогда каким образом получилось, что я одна здесь в курсе того, что семья Родстейнов прямо или косвенно контролирует тридцать процентов всех банков и фондовых бирж западного побережья? – Двадцать восемь, – пробормотал Родстейн, немного поморщившись, словно тема была ему неприятна. – Пенни, позволь мне заметить, что это не совсем верное построение утверждения, – снова влез Шелдон. – Фактически, случайно почерпнутые из прессы сведения о распределении инвестиционных ресурсов отдельно взятого региона не могут служить измерителем чьего-либо интеллекта. Ты поймешь это, если задумаешься о том, что… – Шелдон, заткнись, – перебила его Пенни. – Общую идею ты уловил, верно? Шелдон замолк, очевидно задетый, бросая на Пенни неприязненные взгляды. Она закатила глаза, мученически вздохнув, и снова повернулась к Родстейну. – Так как получилось, что вы знакомы с Шелдоном? – спросила она, улыбаясь ему еще обворожительнее, чем прежде, хотя еще минуту назад Леонард был просто уверен, что это невозможно. – О, думаю, я всерьез запал на этого парня, – сказал Родстейн, открыто улыбаясь, и все, кроме Леонарда, засмеялись, сочтя это забавной шуткой. Даже Шелдон, явно не оценивший юмора, издал ненатуральный смешок за компанию с остальными. – За его идеями – будущее. Мою семью привыкли ассоциировать с финансами, говорят, что мы выращиваем деньги на пустом месте. Но финансы – далеко не все. Помимо этого мы занимаемся добычей полезных ископаемых, фармацевтикой и другими вещами, но кроме этого, мы занимаемся Наукой – в самом широком смысле. Нам нужны идеи людей вроде Шелдона Купера, в этом огромный потенциал. Поэтому я боюсь, что буду надоедать вам еще достаточно долгое время, по крайней мере, до тех пор, пока не пойму, как можно использовать этот непревзойденный интеллект на полную катушку. Шелдон довольно улыбнулся, очевидно польщенный реверансами в сторону своего интеллекта, и Родстейн мимолетно подмигнул ему, прежде чем запрокинуть голову и сделать глоток вина. К концу вечера все оказались окончательно и бесповоротно покорены Эваном Родстейном. Он был мягким, интеллигентным и обходительным, и ему оказалось совершенно нетрудно отвечать на расспросы Пенни о себе и своей семье и не забывать расспрашивать ее в ответ о карьере актрисы, параллельно вспоминая своих знакомых из мира шоу-бизнеса, перед которыми он мог бы замолвить за Пенни пару слов, затем сыграть с Кутраппали и Воловитцем несколько партий в гейм-бой и, конечно же, обсудить с Шелдоном парадоксы мультивселенной, не слишком углубляясь в детали, но, следовало отметить, довольно тонко. Пару раз даже Леонард попал под его чарующее влияние, когда тот как бы походя заметил перед Пенни, что бывал на открытых выступлениях Леонарда по квантовой физике и находит его более чем талантливым ученым с несомненно большими перспективами. Несмотря на то, что Шелдон после этого заявления фыркнул так, словно услышал шутку года, комплимент все равно был приятен. В общем, когда стало понятным, что ужин затянулся почти до полуночи и пришло время расходиться, им оказалось неожиданно трудно отпустить обаятельного Эвана Родстейна восвояси. – Вы совершенно потрясающие, вы все, – искренне сказал он, уже стоя чуть ли не в дверях, и неожиданно предложил: – Послушайте, давайте продолжим знакомство на уик-энд, как насчет этого? Я приглашаю всех к себе, в свой загородный дом. Там уютно, и будьте уверены, скучать вам не придется, я могу познакомить вас со своими друзьями. Я позабочусь о том, чтобы устроить нечто особенное. Говард, Раджеш и Пенни с энтузиазмом закивали, в легком шоке от такой отменной перспективы на уик-энд. Шелдон сказал: – Мы не можем в этот уик-энд. В субботу у нас соревнование по боулингу. – Брось, ты не можешь так поступить! – воскликнул Воловитц. – Это даже не настоящий боулинг, мы просто сбиваем компьютерные кегли. Кроме того, тебе прекрасно известно, что даже в этом мы полный отстой. Шелдон набрал в грудь побольше воздуха, возмущенный и готовый протестовать, но Родстейн неожиданно сказал: – Шелдон, а потом я мог бы свозить тебя в одну из наших семейных лабораторий, там проводят эксперименты с ускорением частиц. Что скажешь? Готов пожертвовать боулингом ради лаборатории? Он на секунду замер, обдумывая предложение. – Я скажу, что нашим противникам по боулингу крупно повезло. Мы бы размазали их по стенке, если бы все-таки пошли на это состязание. Но здесь я склонен с тобой согласиться, наука – превыше всего, – наконец высокомерно сказал Шелдон, и таким образом вопрос оказался решенным. – Я пришлю за вами машину в субботу в девять, – сказал Родстейн, прежде чем откланяться. – Это похоже на сон, – потрясенно пробормотал Радж, когда Родстейн, а за ним и Пенни разошлись по домам. – Этот Родстейн – важная шишка, и мы ему понравились, и он пригласил нас в свою виллу. И обещал познакомить со своими друзьями, то есть он нас не стыдится, вы можете в это поверить? – С трудом. Но да, мы ему понравились, – ехидно сказал Леонард, сделав ударение на слове «мы» и бросив быстрый взгляд на Шелдона, который тот, впрочем, проигнорировал. * * * Никто из них не ожидал, что Эван Родстейн пришлет за ними лимузин. Субботним утром они все стояли перед домом с вещами, собранными на уик-энд: Леонард, Шелдон, Говард и Радж – с небольшими рюкзаками и спортивными сумками, Пенни – с огромным розовым чемоданом, в который могла бы влезть, казалось, половина ее квартиры. Они ожидали автомобиль, который обещал прислать за ними Родстейн, но когда перед домом остановился шикарный тонированный лимузин, они едва посмотрели в его сторону, продолжая ожидать чего-то… попроще. Затем передняя дверь лимузина открылась, из нее вылез классического вида лакей, высокий и тощий, который подошел к ним, задрав нос, и гнусаво спросил: – Господа и леди, полагаю, это вас я имею честь сопровождать до господина Родстейна? У них отвисли челюсти. Пенни на всякий случай еще дважды уточнила, точно ли лимузин приехал за ними, и лишь после того, как лакей озвучил их имена и фамилии, при этом назвав каждого из них «господином», а саму Пенни – «леди», она вроде бы успокоилась и всучила ему свой чемодан. Бедолага натужно крякнул, забрасывая чемодан в багажник, затем зашвырнул туда же и их сумки, после чего они один за другим забрались в салон. Никто из них, кроме Пенни, никогда не был в лимузине, так что они издали приличествующую ситуации серию восторженных охов и ахов, которые только усилились, когда откуда-то сбоку с мягким звуком вдруг выехала полукруглая панель со стаканами и напитками. Они разлили по стаканам, на дне которых лежали кубики льда, соки и колу, поставили в них трубочки с нанизанными прямиком на них свежими кусочками ананаса и лайма и откинулись на пахнущие новой кожей сиденья, чувствуя себя на вершине мира. Пенни бросила на них странный взгляд и налила себе шампанского. – Забавная вещь, – оживился Шелдон, посмотрев на Пенни, – что при воздействии алкоголя на калиевые каналы, связанные с рецепторами мозга, ионы калия выходят из нейронов в межклеточное пространство. Это ухудшает сообщение между нейронами определенных структур мозга и подавляет активность клеток, ответственных за формирование памяти, принятие решений, импульсивное поведение и судорожную активность. Но самое занятное, что если принимать алкоголь в первую половину дня, как например сейчас делаешь ты, Пенни, то… – Заткнись, – перебила его Пенни. – Господи, Шелдон, просто заткнись и отдохни как следует хотя бы раз в жизни! Нет ничего удивительного, что задротов обычно не берут на тусовки. В лице Шелдона начали отчетливо проявляться первые признаки нервного тика, который нападал на него всякий раз, когда ему мешали закончить свою мысль. Но им все-таки было не суждено узнать, что, по мнению Шелдона, являлось самым занятным в употреблении алкоголя с утра, потому что Леонард воспользовался повисшей паузой и спросил, обращаясь к водителю: – Простите, а куда точно мы едем? – В аэропорт, – ответил вместо водителя лакей, сидевший на переднем сидении. – Что? – переспросил Шелдон, беспокойно встрепенувшись. – В аэропорт?! – Гм… Здесь, наверное, ошибка, – сказал Леонард, закусив губу. – Эван говорил, что хочет показать нам свой загородный дом. – Нет, сэр, все в порядке. Загородный дом господина Родстейна находится в Майами, здесь нет никакой ошибки. – О, правда? В Майами, и как я не догадался? – Леонард откинулся спиной на сиденье и разразился смехом, осознавая невероятность всего происходящего в сравнении с их обыкновенно размеренной жизнью, его друзья ошеломленно переглянулись между собой. – Я не могу лететь на самолете, – нервно сказал Шелдон, слегка побледнев. Пенни бросила на него ехидный взгляд. – Неужели великий Шелдон Купер боится летать? – вкрадчиво спросила она. Леонард и остальные предостерегающе замотали головами, призывая ее замолкнуть, но Пенни продолжила: – Вот что, пришло мое время делиться фактами: по статистике, летать на самолетах гораздо безопаснее, нежели ездить в автомобилях. – По статистике, – внезапно затараторил Шелдон, – каждый сто тысячный самолет падает. В мире в среднем каждые две секунды взлетает один самолет. Это означает, что за месяц в среднем взлетает один миллион двести шестьдесят тысяч самолетов. Следовательно, допуская некоторую погрешность в вычислениях, в среднем падает тринадцать самолетов за месяц, а это, принимая во внимание текущий уровень развития авиатехники, не так уж мало. По статистике, шанс выжить при падении с самолета составляет… – Ладно-ладно, – испуганно воскликнула Пенни, наблюдая за тем, как Шелдон с каждой секундой впадает во все более отчаянное и невротичное состояние. – Я поняла, ты действительно не любишь летать! – Не любит – это чудовищное преуменьшение, – в отчаянии простонал Леонард. – У Шелдона самая настоящая аэрофобия. – Это не фобия! – нервно откликнулся Шелдон. – Я просто объективно смотрю на вещи. Остальные склонны недооценивать такие ситуации, потенциально опасные, так я их называю, но все почему-то просто отмахиваются от этого. К примеру, никто из вас до сих пор не пристегнул ремень безопасности, и если сейчас этот автомобиль разобьется, вы погибнете с гораздо большей вероятностью, нежели если бы подумали об этом заранее и пристегнулись. С самолетами – примерно то же самое. Любой, кто способен предусматривать вещи наперед, выберет поезд, и будет совершенно прав. Я уж молчу о том, что путешествие на поезде само по себе – это сплошное удовольствие. – Ты выживешь, – легкомысленно откликнулась Пенни. – Совершенно верно, – согласился Шелдон, неожиданно успокоившись. Он поднял взгляд на них: – Потому что я не полечу. – Что?! Они воскликнули это в один голос, как по команде поворачивая головы к нему. Шелдон пожал плечами и невозмутимо повторил: – Я никуда не полечу. – Ты не можешь так с нами поступить! – воскликнул Воловитц в явном отчаянии. – Это твой супер-мозг нужен Эвану! Не будет тебя – не будет Майами. А он обещал познакомить нас со своими друзьями – подразумевая, разумеется, с подругами. Ты знаешь, что это означает, парень? Ты хоть понимаешь, чего собираешься меня лишить?! – Сомнительно вероятного сексуального контакта с гипотетическими знакомыми Эвана Родстейна женского пола, – не моргнув глазом ответил Шелдон. – Если ты спросишь меня, то я отвечу, что статистическая вероятность наступления этого события значительно ниже, нежели вероятность падения самолета. Кутраппали что-то прошептал на ухо Воловитцу, тот сказал: – И, Шелдон, подумай о Кутраппали, он уже так давно хотел посетить древние памятники культуры его народа, которые находятся на побережье Майами. Неужели ты хочешь оскорбить своим решением его национальные чувства? Шелдон посмотрел на них подозрительно. – Представители южно-азиатской культуры начали обширное переселение в Соединенные Штаты только во второй половине девятнадцатого века, – сказал он. – В свете этого мне кажется весьма маловероятным, что Кутраппали действительно удастся увидеть древние памятники индийской культуры в Майами-бич. – Он собирался в музей, – быстро сказал Воловитц, но это Шелдон даже не удостоил ответом. – Водитель, я прошу прощения! – громко сказал он, вытягивая шею, чтобы посмотреть на водителя в зеркало заднего вида. – Можно ли развернуть автомобиль? Нам не нужно в аэропорт. Лимузин притормозил на светофоре. – О, нет, он и правда собирается все отменить! – в ужасе воскликнула Пенни. Она повернулась к Леонарду и умоляюще сложила руки на груди: – Леонард, ну же, пожалуйста! Ты должен уговорить его поехать к Эвану, такой шанс выпадает один на миллион. Он собирался познакомить меня с каким-то продюсером из «Парамаунт»! В голосе Пенни послышались истерические нотки, и сердце Леонарда дрогнуло. Он повернулся к Шелдону и сказал: – Шелдон, я понимаю, ты не любишь самолеты. Но неужели ты отменишь все только поэтому? Не позволяй своим страхам руководить собой. Послушай, разве супермен бежал без оглядки в ужасе, едва завидев криптонит? – Он не стал бы садиться в криптонитовый самолет, если это то, к чему ты клонишь, – сказал Шелдон, нервно сглотнув. Леонард закатил глаза. – Шелдон, я клоню к тому, что мы едем. Все мы. – Он глубоко вздохнул. – Прости меня, но это не предполагает вариативный ответ. Ты дал обещание Эвану, что приедешь, и, в соответствии с общепринятыми социальными нормами вежливости и этикета, тебе придется его выполнить. Даже если это подразумевает самолет. Шелдон посмотрел на него, заметно побледнев, и пробормотал: – Полагаю, мне следовало уточнить условие про самолет с самого начала. Нужно будет взять это на заметку при согласовании совместных мероприятий в будущем. А сейчас, очевидно, у меня не остается выбора, – обреченно закончил он, и на мгновение Леонард испытал укол совести. – Ну, так что? – нетерпеливо спросил их водитель, оглядываясь через плечо, когда светофор снова замерцал зеленым и автомобили позади них начали сигналить, призывая их двигаться вперед. – В аэропорт, – твердо ответил Леонард. Лимузин тронулся дальше, Пенни бросилась Леонарду на шею, счастливо смеясь и бормоча слова благодарности, от которых у него по шее разбегались приятные мурашки, и каким-то образом его совесть после этого совершенно успокоилась. Эван Родстейн уже ждал их в аэропорту. Он встретил их, и после приветствия, легкого и приятного, словно они все были знакомы уже сотню лет, они проследовали за ним ко взлетной полосе. Родстейн сделал приглашающий жест рукой к небольшому частному самолету и сказал: – Прошу на борт. – У тебя свой самолет?! – воскликнула Пенни в явном потрясении. Леонард же про себя был уверен, что учитывая, как началось это утро, его уже ничем не удивишь. Даже если вдруг окажется, что у Родстейна есть не только самолет, но и свой собственный космический корабль и он приглашает их на пикничок где-нибудь на Луне, это вряд ли бы его поразило. Леонард мысленно приготовился к чему угодно, потому что черт их разберет, этих богачей. Они были все равно, что существами с другой планеты. В конце концов, подумал он, наблюдая за тем, как Шелдон нетвердой походкой ступает на трап, бормоча что-то о том, что небольшие частные самолеты потенциально являются куда более опасными, нежели пассажирские лайнеры, и как Родстейн с участием обхватывает его худую спину рукой, поддерживая, в конце концов, во имя всего святого, кто из нормальных людей, находясь в здравом уме, мог бы всерьез запасть на Шелдона Купера, зная его хотя бы более пяти минут? В самолете Шелдона трясло так, что на него было страшно смотреть, и дело было вовсе не в турбулентности. При взлете он вцепился руками в подлокотники кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев, его губы беззвучно шевелились, нашептывая, судя по всему, молитвы. А это говорило о многом, учитывая, что Шелдон был закоренелым атеистом. Хотя, опять же, всегда существовала возможность, что он просто просчитывал вероятности. – Эй, расслабься, – сказал Родстейн, глядя на него с некоторым беспокойством. Он огляделся по сторонам, на то, как остальные тоже опасливо выглядывают в окна маленького самолета, немного заразившись паническим настроением Шелдона, и добавил: – Вот что, здесь всем нужно немного чего-нибудь расслабляющего. Я прикажу принести напитки. Он нажал на какую-то кнопку на своем сиденье, и почти в ту же секунду передняя дверь распахнулась, и Леонард и думать позабыл про высоту. В салон вошла смуглая темноволосая стюардесса, при одном взгляде на которую Леонард понял, что мог бы продать душу самому дьяволу, просто чтобы смотреть на такую красоту день за днем, не отрываясь. – Доброе утро, – сказала она приятным мелодичным голосом, и Леонард, Воловитц и Кутраппали уставились на нее во все глаза, а Родстейн снисходительно улыбнулся. – Добро пожаловать на борт, наслаждайтесь приятным полетом. Меня зовут Мелисса, я вся к вашим услугам. Она улыбнулась, обнажая ряд зубов, ровных и белых, словно жемчужины, и они втроем одновременно сглотнули. – Она что, не собирается показывать аварийные выходы и технику надувания спасательных жилетов? – беспокойно спросил Шелдон, но его все проигнорировали. – Милая, принеси нам шампанского, – попросил красотку Родстейн. – Я всегда говорил, что нет ничего лучше для приятного начала дня, чем бокал хорошего шампанского. Девушка кивнула и вышла из салона, грациозно покачивая бедрами, чтобы вернуться минуту спустя с подносом, на котором стояли бокалы и ведерко с бутылкой шампанского. Стюардесса заправским жестом открыла бутылку, пробка поддалась с легким хлопком, от которого они все вздрогнули, а Шелдон и вовсе съежился в своем кресле рядом с Родстейном, в ужасе закрыв голову руками. – Люди, вы сошли с ума?! – с истерикой в голосе возопил он, придя в себя. – Последнее, что нам здесь нужно – это нарушить герметичность обшивки салона, пробив ее пробкой от шампанского. Вы представляете себе, сколько займет времени полная вытяжка кислорода из салона такого объема в дыру один дюйм в диаметре? И мне все еще не дали никаких инструкций по поводу того, где в этой штуке находится кислородная маска! Шелдон принялся суетливо ощупывать панель со встроенной системой вентиляции и разъемом для наушников у себя над головой. Роскошная стюардесса явно не привыкла к невротикам вроде Шелдона: она выглядела обеспокоенной и очевидно не знала, как поступить. В конце концов, она подошла ближе и склонилась над Шелдоном, подставив ему почти под самый нос свой бесподобный высокий бюст, и принялась говорить что-то дежурно-успокаивающее, но Родстейн мягко отстранил ее, покачав головой, и негромко что-то сказал. Затем он взял у нее бокал шампанского и чуть ли не силой заставил Шелдона выпить. Мелисса вышла из салона, а вернулась вместе с еще двумя стюардессами, блондинкой и шатенкой, не менее сногсшибательными на вид, хотя еще секунду назад Леонард не поверил бы, что кто-либо может с ней сравниться. Они глазам своим не поверили, когда девушки как ни в чем не бывало подсели к ним в белые кожаные кресла. – Позвольте поухаживать за вами, прекрасные нимфы, – высокопарно произнес Воловитц, наливая им шампанское, при этом руки у него тряслись так, что половина напитка пролилась на ковер. Девушки заулыбались, словно не заметив его промаха, и приняли шампанское. – Я Розалина, – сказала блондинка томным голосом. – Фелиция, – представилась шатенка. – В самом деле? – переспросил Леонард. – Это забавно, потому что тебя зовут Мелисса, верно? – обратился он к третьей девушке. – То есть имена вас троих так или иначе перекликаются с наименованиями растений. Мне это показалось забавным, интересное совпадение, не так ли? Он натянуто улыбнулся, по глазам Воловитца и Кутраппали поняв, что несет полнейшую несуразицу, но девушки мелодично рассмеялись, словно сочли его остроумным. И Леонард подумал, что если вот прямо сейчас самолет разобьется, как предрекал Шелдон, и Леонард, который, стоило отметить, по возможности старался не грешить, все-таки попадет в рай, то этот рай вряд ли будет сильно отличаться от того, что происходило с ним прямо сейчас. Леонард не помнил более приятного полета. Да что уж там, он едва ли вообще припоминал в своей жизни более приятное времяпровождение. Они развлекали девушек разговорами, а те смеялись над их шутками и отвечали на неловкий флирт взаимностью. Леонард немного робел, то и дело испытывая потребность ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон, но в остальном все было просто чудесно. Воловитц рассыпался перед девушками в красноречии на всех шести языках, которые он знал, включая клингонский, да и Кутраппали, изрядно налегший на шампанское, тоже был в ударе. Леонард как раз был в середине анекдота про корпускулярную природу света, и сидевшая рядом с ним обворожительная Мелисса слушала с явным интересом и немного улыбалась, готовая вот-вот разразиться смехом, когда к нему подошла Пенни и сказала: – Леонард, можно тебя на минутку? – Погоди, Пенни, – отмахнулся Леонард, едва взглянув на нее, – ты убьешь всю соль анекдота. – Я скорее убью тебя, Леонард, если еще раз заговоришь со мной в таком тоне, – многообещающе произнесла Пенни, хватая его за лацканы пиджака и лихо стаскивая с кресла. – Буду через минуту, – полузадушено выдавил Леонард, обращаясь к Мелиссе, прежде чем последовать за Пенни. – Пенни, ну что ты делаешь? – с возмущением прошептал он, оправляя сбившуюся рубашку, когда она затащила его за двойные шторы, отделяющие небольшое хозяйственное помещение, напоминающее кухню, от основного салона. – У меня там кое-что намечалось. – Не смеши меня, – фыркнула Пенни. – Ты и сам прекрасно знаешь, почему они ведут себя таким образом, это Эван так сказал им. Только посмотри, та девица, Розалина: Воловитц начал с того, что положил ладонь ей на колено, а теперь даже сказать трудно, как далеко под юбку он запустил ей руки. – На секунду лицо Пенни приняло отстраненное выражение, потом она содрогнулась и пробормотала: – Боже, какая мерзость… Ты думаешь, весь фокус в его обаянии? – Хорошо, ты права, – вздохнул Леонард, думая о том, что в действительности последнее, что его волнует – это причины, по которым эти великолепные девушки проявляют к ним такую благосклонность, главное, что они ее вообще проявляют. – Так в чем дело? Шторы немного расходились в стороны, и, бросив взгляд в свободное пространство между ними, Леонард с досадой проследил, как заскучавшая Мелисса пересела к Воловитцу и разразилась смехом над какой-то из его шуток напару с Розалиной. Впрочем, остановившись и обдумав это на секунду, Леонард подумал, возможно, Пенни просто ревнует. Может быть, она все-таки испытывает к нему, Леонарду, нечто большее, чем дружеские чувства, поэтому когда она увидела его с Мелиссой… – Я беспокоюсь за Шелдона, – сказала Пенни. – Что?! – переспросил Леонард, неприятно пораженный таким поворотом разговора. – В каком это смысле ты беспокоишься за Шелдона? – Только посмотри на него, похоже, Эван его серьезно напоил, – шепотом сказала Пенни. – И ты можешь называть меня девчонкой с паранойей, но понаблюдай за ними как следует и скажи, тебе не кажется, что Эван с ним флиртует? Они с Пенни напару уставились в просвет между шторами. Пенни стояла совсем близко, прижимаясь к нему, чтобы тоже видеть, что происходит там, снаружи, поэтому Леонарду было непросто сосредоточиться, но он все же взял себя в руки и послушно уставился на кресла, в которых сидели Родстейн и Шелдон. Следует сказать, на памяти Леонарда было всего несколько случаев, когда Шелдон Купер вообще напивался, причем почти за каждым из этих случаев стояла какая-то нелепая история. Шелдон никогда сам не заказывал напитки, содержащие алкоголь. Если ему и приходилось выпить, то в большинстве случаев, как ни странно, причиной была банальная рассеянность Шелдона, когда он забывал поинтересоваться, что именно находится в бокале, который ему предлагают, слишком поглощенный разговором. Но никогда еще на его памяти Шелдон не выглядел настолько пьяным: он говорил что-то Родстейну, размахивая руками, как большая птица, и выговаривал слова с явным усилием. Родстейн наблюдал за ним, улыбаясь, в его глазах плясали смешливые искорки, а левая рука безмятежно лежала на колене Шелдона, что было совсем уж из ряда вон. Когда Родстейн отвечал Шелдону, то наклонялся к нему и шептал что-то так близко, что его губы едва не соприкасались с ухом Шелдона. Это смотрелось настолько лично, что у Леонарда по телу прокатились мурашки. – Чертов мерзавец на самом деле его напоил! – в неверии прошептал он. Нетрудно было догадаться, что Шелдон и понятия не имел, что происходит. Никогда не испытывавший сексуального интереса к кому бы то ни было, он едва ли мог предположить, что сам может стать объектом такого интереса, и Леонард вдруг остро пожалел, что вообще затащил Шелдона на этот самолет. Его руки сами собой сжались в кулаки, Леонард сделал решительный шаг вперед, чтобы положить конец творящемуся безобразию, но Пенни схватила его за запястье и утянула назад, к столешнице. Леонард невольно обвел взглядом электрический чайник и хромированную раковину в углу, сияющий беленький холодильник, ряд одинаковых баночек со специями, закрепленных над столешницей. Ему вдруг пришло в голову, что они с Пенни действительно находились на какой-то сюрреалистичной маленькой кухне на высоте девяти тысяч метров над землей. – Постой, Леонард, что ты собираешься делать? – спросила Пенни, выпуская его руку. Леонард посмотрел на нее с недоумением. – Подойду к Родстейну и скажу, чтобы он отвалил от Шелдона, разумеется. – Ты не можешь этого сделать, – покачала головой Пенни. – Посмотри на них, не похоже, чтобы Эван ему надоедал. Честно говоря, если бы я не знала Шелдона, то подумала бы, что у него все отлично. – Она вдруг остановилась, обдумывая какую-то мысль, а в следующую секунду в ее лице проступило сильнейшее разочарование. – Черт побери, я тут подумала… Даже Шелдон чертов Купер имеет больший успех в снятии стоящих парней, чем я! А я-то сперва решила, что Эван – вариант что надо, а теперь, подумать только, все окончилось тем, что он ухлестывает за Шелдоном. Ну что за дура! – с явной досадой закончила она. – Пенни, твои терзания тут не помогут, – осторожно сказал Леонард, стараясь не расстроить ее еще сильнее и вместе с тем находя весьма неприятным, что она вообще заинтересовалась этим напыщенным Эваном Родстейном, который был так не похож на самого Леонарда. – Сейчас уж точно не время завидовать Шелдону. Насколько я могу сказать, он находится в затруднительном положении, потому что когда дело доходит до флирта, он вообще не понимает, что происходит, и подает Родстейну неверные сигналы. Не знаю, как ты, а я считаю, что нужно вмешаться. Леонард решительно выдвинулся из их с Пенни укрытия и направился к Родстейну и Шелдону. Он встал напротив них, и Родстейн посмотрел на него снизу вверх. Его рука по-прежнему лежала у Шелдона на колене так, словно ей там было самое место, и Леонард старательно отвел от нее взгляд. – Как дела, Лео? – спросил Родстейн как ни в чем не бывало. – Не скучаешь, я надеюсь? К сведению, – он заговорщицки понизил голос, – у Мелиссы есть степень по ботанике, подумал, она будет для тебя интересным собеседником, наука и все такое. Думаю, она бы даже могла стать ученым, как вы ребята, но она как-то сказала, что слишком обожает самолеты. – Правда, по ботанике? Это забавно, потому что ее имя, Мелисса – звучит как название растения… – Леонард запнулся, поймав странный взгляд Родстейна, и пробормотал: – Не важно, не знаю, к чему я это сказал. В любом случае, я хотел спросить, можно ли отозвать тебя на пару слов наедине, Эван? В этот момент Шелдон поднял на него взгляд, и Леонард на секунду ужаснулся, потому что глаза у него были совершенно не в фокусе. – Леонард… – Шелдон покачнулся на сиденье и вцепился Леонарду в ногу, чтобы удержать равновесие. – У того молочного коктейля был странный вкус… Эй, Леонард, могу я спросить… почему вас двое? Язык у него заплетался просто чудовищно, Леонард бросил на Родстейна вопросительный взгляд. – Немного «Клубничного каскада», – пожал плечами Родстейн. – Ты дал ему водку?! – Послушай, я не представлял, что его так развезет всего с одного коктейля. С другой стороны, взгляни, он больше не боится летать! – Потому что теперь он даже не понимает, что находится в самолете! – рявкнул Леонард, повышая голос, и все вокруг неожиданно оглянулись на них. – Не шуми, Лео, ты всем мешаешь. Ты хотел поговорить со мной – без проблем, давай выйдем на минуту, – спокойно сказал Родстейн. Он повернулся к Шелдону и неожиданно взял его лицо в ладони, так что на секунду у Леонарда возникла дикая мысль, что Родстейн собирался поцеловать его прямиком там, на глазах у всех, но тот только сказал: – Шелдон, сиди здесь и постарайся не ходить по салону без необходимости. На всякий случай я пристегну тебя, хорошо? Он застегнул ремень безопасности на поясе Шелдона, ободряюще похлопал его по плечу и поднялся, чтобы невозмутимо кивнуть Леонарду в сторону выхода из салона. Они остановились у намертво закупоренной давлением воздуха снаружи входной двери. Родстейн достал сигареты и закурил, бросил рассеянный взгляд на проплывающие далеко под ними облака, которые казались невесомыми и пушистыми, хотя, Леонард знал, они были ничем иным, как продуктами конденсации водяного пара весом в несколько тонн. Но это было одним из тех фактов, которым скорее поделился бы Шелдон, а Леонард просто промолчал. Родстейн наконец перестал пялиться в окно и повернулся к Леонарду. – Итак, в чем проблема? Леонард замялся под его пристальным взглядом. – Я хотел поговорить с тобой насчет Шелдона, – неуверенно начал он. – Насчет Шелдона? – переспросил Родстейн с легким недоумением. Леонард кивнул. – Послушай, я не знаю, какие у тебя на него планы, но, поверь мне, он в тебе не заинтересован. Леонард выпалил фразу на одном дыхании, опасаясь, что стоит затянуть, у него просто не хватит духу сказать что-то подобное, и брови Родстейна поползли вверх в крайнем изумлении. Леонард попытался загладить ситуацию: – Я не хочу сказать, что ты непривлекательный или что-то вроде, если честно, ты очень привлекательный, в смысле, я так думаю, наверное, для кого-то, кто интересуется мужчинами, ты привлекательный… – он совсем запутался в словах и сделал глубокий вздох, прежде чем продолжить: – Я просто хочу сказать, для Шелдона это не имеет значения. Он никем не интересуется, вся его жизнь в большей степени посвящена науке, чем чему-либо еще, и я просто хотел, чтобы ты знал об этом, во избежание недоразумений. К его изумлению, Родстейн расхохотался. – Послушай, Лео… – начал он, отсмеявшись. – Леонард, – на автомате поправил Леонард, но Родстейн, как водится, его проигнорировал. – Я ценю, что ты предупредил меня, но поверь, тебе совершенно не о чем беспокоиться, – сказал он. Леонард моргнул. – Ты имеешь в виду, что не заинтересован Шелдоном? – уточнил он. – Конечно же, я крайне заинтересован Шелдоном, к чему, по-твоему, это все? – Родстейн красноречиво обвел взглядом салон самолета, глядя на Леонарда, как на идиота. – Он один из самых потрясающих людей, которых я встречал. Видишь ли, я настолько им заинтересован, что пригласил его к себе на уик-энд. И всех его ближайших друзей, чтобы убедиться, что ему будет комфортно. Вот только, поверь моему слову, если ты считаешь, что Шелдон Купер не ответит мне взаимностью, то ты просто не знаешь меня. Я умею добиваться, чего хочу. Он сказал это так прямо, что Леонард на миг растерялся. – Поэтому ты решил напоить его? – в неверии спросил он. – Вот твои методы добиваться своего – накачать кого-то водкой с ликером до невменяемого состояния и навязать себя ему, пользуясь тем, что он вообще не понимает, что происходит вокруг?! Родстейн вздохнул, в его глазах появилось легкое раздражение. – Послушай… Ты славный парень, Лео, но мне хотелось бы напомнить, что Шелдон – не ребенок и не пятнадцатилетняя девочка, а ты – не его мамаша, хорошо? Мне кажется, ты здесь перегибаешь палку. Он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно решать для себя такие вещи. И, чтобы раз и навсегда разъяснить кое-что, я никогда в своей жизни ни с кем не делал ничего такого, чего он не хотел бы сам. Леонард хотел возразить, что Шелдон-то уж точно не хотел напиваться до чертей, но Родстейн уже затушил сигарету и прошел мимо него обратно в салон. Леонард вздохнул и вошел следом. Шелдон уже спал пьяным сном, накрытый пледом в крупную клетку. Его голова была откинута на спинку кресла, он бормотал что-то неразборчивое во сне. Родстейн ловко проскользнул под тот же плед, устраиваясь рядом с ним, и Леонард почувствовал смутное раздражение. Он не мог бы объяснить, почему происходящее казалось ему таким неправильным. Ради Бога, Шелдон действительно не был ребенком. Он был социально неадаптированным взрослым с замашками ребенка, мысленно признал Леонард, но это все-таки разные вещи. И Родстейн, опять же, казался неплохим парнем. Будь на месте Шелдона кто угодно другой, неважно, какого пола, и Леонард не задумываясь поздравил бы его или ее с отличной партией. Но с Шелдоном отчего-то было по-другому. Ничего, мысленно сказал себе Леонард, глядя на крепко спящего Шелдона, который в обычных обстоятельствах редко засыпал где-либо, помимо собственной кровати, даже гостиничные номера были для него проблемой. Ничего страшного, это разрешится. Рано или поздно Родстейн поймет, что бесполезно ждать ответной симпатии от Шелдона, и его странная привязанность пройдет, просто не может не пройти. И, в конце концов, Леонард спрашивал себя, какой вообще толк был от его беспокойств? Вот Воловитц и Кутраппали вообще, похоже, ничем не тяготились. И Леонард подумал, в самом деле, какого черта? Это все еще могло стать лучшими выходными в его жизни, а он почему-то не мог перестать думать о Шелдоне Купере. – Леонард! – позвал его Воловитц, отвлекая от противоречивых мыслей. – Мы с девочками собираемся сыграть в карты «Мэджик» на раздевание, ты с нами? Леонард был с ними всей душой. Оставшееся до посадки время пролетело приятно и незаметно: Мелисса, Розалина и Фелиция проигрывали в «Мэджик» до тех пор, пока не оказались в одном белье, даже несмотря на то, что Воловитц отчаянно им подыгрывал (Леонард подозревал, что он делал это лишь за тем, чтобы тоже оголиться). Это была, пожалуй, их воплощенная в жизнь пубертатная мечта: три красивейших девушки, с готовностью разделяющие их увлечение задротскими играми и к тому же снимающие одежду. И Леонард пропустил момент, когда это произошло, но уже скоро, очень скоро его беспокойства не просто отодвинулись на второй план, а ушли, перестали существовать, словно их и вовсе не было. Только когда роскошная пышногрудая Розалина поднялась, остановившись во главе салона в одном белье и прямоугольной синей форменной шапочке с белой оторочкой и объявила, что посадка состоится через десять минут и им всем нужно занять свои места и пристегнуться, Леонард словно опомнился. Он оторопело моргнул, и у него мелькнула мысль, что это было уже чересчур. Он вдруг подумал, если самолет сейчас обрушится, как предрекал Шелдон, и они отправятся прямиком на небеса, то и поделом будет им всем. – Лео, душка, ты не забыл про ремень? – лукаво улыбнулась ему Мелисса. Она опустилась перед ним на колени и сама застегнула на его поясе ремень безопасности, грациозно потянувшись, и у Леонарда от этого все перевернулось внутри. Мелисса подмигнула ему знающе и дерзко, прежде чем занять кресло в конце салона. – Да, Лео, ремень, не забывай об этом, – ядовито прошипела ему Пенни, сидевшая как раз на соседнем кресле. – Смотри, не потеряй штаны. Она, естественно, и близко не принимала участия в игре в «Мэджик» на раздевание, и Леонард запоздало заметил, что она, кажется, на взводе. – Пенни, ну зачем ты так? – сконфуженно пробормотал он. – Мы же все тут общаемся, просто приятно проводим время. Почему ты злишься? – Я – злюсь?! – разъяренно прошипела Пенни. – Да черта с два я буду злиться из-за того, что вы трое ведете себя, как придурки, и распускаете хвосты перед девицами, которых уже оплатил для вас кто-то другой. Но знаешь что? То, что ты смог вот так вот запросто бросить Шелдона и пустить все на самотек – вот этого я от тебя не ожидала, Леонард. – Что? – переспросил Леонард, едва веря своим ушам. – Ты злишься из-за Шелдона? При чем тут, ради Бога, Шелдон? Я не могу отвечать за его действия. – И ты еще называешь себя его лучшим другом? – возмущенно спросила Пенни. – Только посмотри на него. Сам он отвечает за свои действия и того меньше. Если честно, я впервые вижу, чтобы кого-то так унесло с одного коктейля. Леонард вздохнул. – Послушай, Пенни, я скажу тебе одну вещь. Ты знаешь, Шелдон – не ребенок и не пятнадцатилетняя девочка, а я не нанимался играть роль его матери. Ради Бога, ему двадцать восемь. Тебе не кажется, что на этот раз будет лучше, если он справится сам? Леонард сам удивился от своих слов, потому что неожиданно высказал Пенни то же самое, что высказывал ему Родстейн, что казалось ему таким неправильным еще совсем недавно. Но сейчас он действительно имел в виду то, что сказал, и он на секунду удивился, что Родстейну с такой легкостью удалось его переубедить. Пенни была слишком зла на него, чтобы продолжать спор. – Как знаешь. Но что-то мне подсказывает, что все это закончится слезами, – мрачно предрекла она. * * * Посадка прошла на удивление мягко, и вскоре они уже спускались вниз по трапу. Солнце стояло высоко в небе, воздух был жарким и влажным, и Леонарду казалось, если хорошенько прислушаться, можно уловить на своем лице принесенный с побережья атлантический бриз. Шелдон уже оклемался и выглядел нормально, не считая некоторой бледности. Когда они отходили к зданию аэропорта, он бросил через плечо опасливый взгляд на маленький самолет, словно не мог поверить, что действительно преодолел все расстояние от Калифорнии до Флориды на этой штуке. Автомобиль Родстейна ждал их на стоянке аэропорта. Леонард не слишком-то в этом разбирался, но на вид автомобиль был явно дорогой. Салон оказался достаточно просторным и вместительным, но им все равно пришлось немного потесниться, чтобы разместиться на заднем сидении вчетвером. На переднем сидении устроилась Пенни, а за руль сел Родстейн. – Прошу прощения за тесноту, – сразу же сказал он. – Я мог бы вызвать еще один автомобиль, с водителем, но подумал, нет необходимости, тут ехать совсем недалеко. Шелдон открыл окно, подставляя лицо свежему ветру, и вскоре его бледность начала проходить. Они все глазели по сторонам, захваченные красотой и роскошью города, проносящегося мимо них, и, что уж там, пялились на загорелых девушек в шортах и мини-юбках, которых вокруг было в избытке. Пенни тоже вроде бы повеселела: она то и дело тыкала пальцами в ночные клубы и магазины, которые они проезжали, расспрашивая Родстейна, бывал ли он в них. – В этих заведениях нет ничего интересного, детка, уверяю тебя, – небрежно отвечал Родстейн. – Я покажу тебе, куда здесь по-настоящему стоит пойти, и, поверь моему слову, тебе это понравится. Пенни улыбалась, попав под воздействие его обаяния, и Леонард вновь начинал чувствовать, что Родстейн нравится ему все меньше. Сидящий рядом с ним Шелдон беспокойно ерзал всю дорогу, не зная, как разместить свои длинные ноги, а Леонарду и без того приходилось несладко: он сидел на ремне безопасности, потому что Шелдон наотрез отказался ехать не пристегнутым, и это отнюдь не прибавляло комфорта. Так что Леонард вздохнул с облегчением, когда они начали подниматься вверх по дороге, серпантином змеящейся вокруг холма, и Родстейн объявил, что они почти на месте. Когда они поднялись на вершину холма, где раскинулось поместье Родстейна, горделиво и дерзко возвышаясь над великолепным мегаполисом, у них перехватило дыхание. – Добро пожаловать в мой дом, – с усмешкой сказал Родстейн, глядя на их изумленные лица. – Это… это прекрасно, – выдохнула Пенни, обернувшись на стоящий в отдалении от них город с его мостами и небоскребами. – Ты еще не видела это ночью, – снисходительно улыбнулся Родстейн. Ворота распахнулись перед его автомобилем, впуская их в мир белого мрамора, пальм, маленьких полукруглых мостиков, фонтанов и бассейнов, прекрасных ухоженных садов и причудливых птиц. Это едва ли можно было назвать домом. Дворцом, скорее, раз уж на то пошло. Они проехали достаточно солидное расстояние по территории, прежде чем оказаться у дверей роскошного белоснежного особняка, сияющего в лучах солнца, и Леонарду подумалось, что, должно быть, непросто передвигаться по таким просторам пешком. Они вышли из машины, собираясь проследовать к дому, но Шелдон неожиданно уставился на большую позолоченную клетку на углу дома, причудливо увитую лианами и крупными тропическими цветами. Он сделал к ней несколько шагов и остановился. – Там кетсаль, – сказал он немного удивленно. – Что? – Пенни тоже уставилась на клетку. – Эй, смотри-ка, там птица. Красивая! Эван, ты держишь птиц? – спросила она, обернувшись к Родстейну. – Это не просто птица, Пенни, – поправил ее Шелдон. – На самом деле, я не люблю птиц, но эта конкретная в некотором роде любопытна. Это самая крупная птица отряда трогонообразных, редкий экземпляр, они находятся под охраной и занесены в международную Красную книгу. Кроме того, кетсаль является государственным символом Гватемалы, он изображен на государственном гербе. Его также считают национальным символом свободы. Считается, что лишенный воли, кетсаль умирает от разрыва сердца. Пенни оглянулась на Родстейна. – Это правда? – обеспокоенно спросила она. – Эта птица – та самая птица, о которой говорит Шелдон, занесенная в Красную книгу? Родстейн пожал плечами. – Как видишь, он до сих пор не умер от разрыва сердца, хотя живет здесь уже давно, я даже подумываю прикупить ему подружку. Ты удивишься, Пенни, когда увидишь, сколько редких, иногда уникальных вещей можно найти в моем доме. Пойдемте, поверьте, эта птица – далеко не самая захватывающая вещь из тех, что здесь есть. Предлагаю поужинать, а потом я устрою вам небольшую экскурсию. – Смотри-ка, – негромко проговорил Леонард, поравнявшись с Родстейном, когда они все шли по ступеням к помпезному входу в особняк, – похоже, ты заточил гватемальский национальный символ Свободы в позолоченную клетку. Он старался сказать это ехидно, но Родстейн лишь равнодушно пожал плечами в ответ. – Скажи мне, Лео, как ты думаешь… кому были бы нужны деньги, если бы на них нельзя было купить чью-нибудь свободу? Леонард невольно поежился и почему-то посмотрел на Шелдона, который шел впереди них, закинув на плечо сумку и глазея по сторонам. Родстейн проследил за его взглядом и неожиданно ухмыльнулся. – Вот здесь-то и начинается все самое интересное, верно? – спросил он, подмигнув Леонарду, прежде чем ускорить шаг, чтобы нагнать Шелдона и завести с ним негромкий разговор. Леонард почему-то разозлился, когда вдруг подумал, каким самоуверенным Родстейн был здесь, на своей территории. Казалось, в нем ничего не осталось от того интеллигентного, обходительного и дружелюбного парня, каким он притворялся вначале их знакомства. Теперь он был наглым и самодовольным, и Леонард подумал, какого черта из всех них только он один замечает, что здесь происходит на самом деле? Но тут Пенни взяла Леонарда под руку, не прекращая щебетать о ночных клубах и шопинге, которые, как выяснилось, успел наобещать ей Родстейн, пока они ехали из аэропорта, и его злость постепенно отступила. Леонард подумал, возможно, он попусту себя накручивает. Подумаешь, какая-то птица из Гватемалы в золоченой клетке. Это не могло сказать ровным счетом ничего о том, что за человек на самом деле был Эван Родстейн. Изнутри дом оказался еще более ошеломляющим и великолепным, чем выглядел снаружи. Он был полон ковров, дорогой мебели, картин известных художников – Родстейн обронил на ходу, что все они были подлинниками, – причудливых статуй и фонтанчиков, подсветки в золоченых абажурах и зеркал в невообразимых рамах. Этот дом буквально светился своим особым, варварским великолепием, но каким-то образом это не казалось чем-то из ряда вон выходящим, не казалось сплошным хаосом дорогих вещей, собранных воедино на потребу богатым бездельникам. Леонард вынужден был признать, что у этого дома был свой характер, а еще что этот характер был очень под стать самому Родстейну. Пенни смотрела по сторонам широко распахнутыми глазами, то и дело тыкая во что-то пальцами, и Родстейн охотно отвечал на ее расспросы. – Весь второй этаж – это комнаты для гостей, – сказал он, и они все посмотрели на него с удивлением, учитывая размеры дома. Родстейн открыто им улыбнулся: – Да, я люблю гостей, поэтому, прошу вас, ничему здесь не удивляйтесь. Сейчас многие из комнат пустуют, так что вы можете выбрать, что вам больше понравится. Немного позднее Леонард думал, что эта фраза Родстейна определенно была ошибкой. – Ради Бога, – в отчаянии простонал он полчаса спустя, когда Шелдон завернул в шестую по счету комнату, придирчиво ее осматривая. – Ему просто надо было ткнуть пальцем, куда тебе следует занести свои вещи, Шелдон, и избавить нас от этого кошмара. Ты невыносим! Воловитц и Кутраппали в нетерпении переминались с ноги на ногу снаружи. Леонард старался даже не думать о том, что они трое уже давно могли бы присмотреть себе комнаты, принять душ и переодеться во что-то, в чем они не потели бы в этом чертовом тропическом климате, как свиньи, если бы Шелдон не настоял, что они должны выбирать комнаты в алфавитном порядке. Таким образом, они вынуждены были ждать, когда Шелдон дотошно осмотрит каждую из них и выберет наиболее подходящую для него, после чего они сами смогут выбрать что-то из оставшегося для себя. Исключением стала лишь Пенни, которая без обиняков сообщила, что ей глубоко плевать на его бзики, но если она не попадет в душ в ближайшие десять минут по вине Шелдона, то оторвет ему яйца. На этом инцидент был исчерпан: Пенни принимала душ в своей новоприобретенной гостевой комнате, а Шелдон выбирал из девятнадцати оставшихся. – Оконные рамы плохо пригнаны к стене, при юго-восточном направлении ветра здесь будет сквозить, – наконец вынес свой вердикт Шелдон, выходя из очередной комнаты. – Это муссонный климат, ночью здесь не будет прохладнее двадцати пяти градусов, ты вряд ли простудишься. И, кроме того, мы здесь всего на пару дней, – в отчаянии проговорил Леонард, но Шелдон его проигнорировал. Он открыл дверь в следующую комнату и замер на пороге. – О, – пробормотал он странным голосом, – прошу прощения, я не знал, что здесь кто-то есть. Но дверь была не заперта, а снаружи не было никаких предупредительных знаков, которые вам, несомненно, стоило предусмотреть, если бы вы хотели, чтобы вам никто не помешал. – Какого черта ты думаешь, что можешь нам помешать? – спросил в ответ чей-то хрипловатый голос. Леонард тоже заглянул внутрь – и обалдел. Сперва ему показалось, что вся комната – это одна большая кровать под бордовым балдахином, без преувеличений, в этой кровати могло бы с комфортом разместиться человек пятнадцать. Сейчас их было только четверо: три девушки и один рослый широкоплечий парень. Они все были совершенно голые, прикрытые только одеялом. Из-под одеяла выглядывала рельефная грудь парня, покрытая густыми темными волосами. Две девушки, сидящие по обеим сторонам от него, были чуть менее раздетыми: при появлении Шелдона они натянули одеяла до груди, смущенно прикрывая наготу. Впрочем, их смущение выглядело не слишком-то искренним: они обе улыбались, посмеиваясь, глядя на оторопевших в дверях Шелдона и Леонарда, и обе, как отметил Леонард, были весьма симпатичными. Насчет внешности третьей Леонард не смог бы сказать ничего определенного, потому что она была повернута к нему затылком, и этот затылок равномерно поднимался и опускался между ног парня, и теперь, когда никто из них не говорил, в комнате был отчетливо слышен характерный влажный звук. Леонард почувствовал, что краснеет до самых корней волос. – Господь милосердный, – пробормотал Воловитц, тоже заглядывая в комнату. – Парень, если потребуется помощь, только скажи мне! Парень вскинул на него взгляд и неожиданно улыбнулся во весь рот: – Спасибо, она пока справляется. Но я буду иметь в виду. Тут у Леонарда хватило разума наконец дернуть Шелдона за рукав, вытаскивая его из комнаты, и захлопнуть дверь. Они все обменялись шокированными взглядами, дыша так, словно бежали кросс. – Какого черта ты сделал? – воскликнул Воловитц, едва пришел в себя и осознал произошедшее. – Извини, я сперва не понял, что ты в самом деле так хотел помочь ему и занять место той, что была по центру, – ядовито сказал Леонард. – Ты знаешь, это не то, что я имел в виду! – вскипел Воловитц, но его протесты потонули в смехе Леонарда и Раджа, который, впрочем, прозвучал довольно нервно, раз уж на то пошло. Шелдон встряхнул головой так, словно пытался вытряхнуть из нее увиденное, и молча двинулся в дальний конец коридора, никак не прокомментировав то, чему они стали невольными свидетелями. Отойдя на максимально возможное расстояние от комнаты со странным квартетом, он потянул на себя ручку двери и вошел, осматриваясь. На удивление, внутри оказалось нечто вроде детской: кровать была небольшой, не двуспальной, как во всех остальных комнатах, а полуторной, стены были покрыты темно-синей краской с желтыми россыпями звезд, а на прикроватной тумбочке стоял ночник в форме космической ракеты. В общем, Шелдону комната понравилась. – Хорошо, – сказал он, бросив вещи на кровать с кажущейся небрежностью, хотя Леонард знал совершенно точно, что Шелдон не выйдет из этой комнаты, пока не распределит все свои пожитки по системам хранения в строго алфавитном порядке. – Я закончил, теперь вы тоже можете подыскать себе подходящие комнаты. Только я настоятельно советовал бы предварительно убедиться, что там нет других гостей. – Да уж, ребята из той комнаты были… необычными, – пробормотал Воловитц, подразумевая неловкую встречу. – Признаться, меня они тоже удивили, – кивнул Шелдон. – Скоро время ужина, а они до сих пор валяются в кровати. Любопытно, это стандартный режим биологических часов местного населения? Леонард закатил глаза в ответ на это заявление и решил занять комнату недалеко от Шелдона. Возможно, он еще пожалеет об этом решении, но, по крайней мере, у него хотя бы будет возможность приглядывать за ним по мере необходимости. В конце концов, он выбрал комнату через одну дверь от Шелдона. Она была достаточно близко, но не настолько, чтобы Шелдону в случае чего взбрело в голову перестукиваться с ним через стену или что-нибудь в этом духе. Он положил свои вещи в шкаф, быстро принял душ, вытерся свежим махровым полотенцем, отметив на ходу, что комната была как гостиничный номер: тут имелись гостевые полотенца, халаты и тапочки, новая зубная щетка и тюбик зубной пасты, мыло и несколько шампуней на выбор. Правда, ни один из них не был не раздражающим глаза детским шампунем с изображением Дарта Вейдера из «Звездных войн», но возможно, подумал Леонард, Шелдону с его детской комнатой повезло больше, тогда можно будет украдкой перехватить у него пару бутылочек. В шкафчиках нашлись новехонькие косметические средства в тюбиках, лекарства первой необходимости вроде аспирина и обезболивающего, и даже упаковки с презервативами. Увидев все это, Леонард не удержался от изумленного возгласа. Похоже, Родстейн действительно любил принимать гостей и заботился со всей тщательностью обо всех возможных капризах. Леонард уже заканчивал раскладывать вещи, когда в его дверь кто-то постучал. – Войдите, не заперто! – крикнул он, едва обернувшись. Ручка двери повернулась, и, к вящему изумлению Леонарда, в комнату вошел тот самый парень, которого они случайно застали в постели в компании трех девушек. Сейчас он был одет в шорты и майку, под которой перекатывались рельефные мышцы, и казался очень высоким, при взгляде на него Леонард слегка оробел. – Привет? – неуверенно произнес он. Парень сделал шаг вперед и протянул ему руку. – Я Джефф, друг Эвана. Прости, что не представился как следует при первой встрече, но вы ребята убежали так поспешно, что не оставили мне выбора. Его взгляд смеялся. Леонард осторожно пожал протянутую руку и представился в ответ: – Леонард Хофстедтер. Эван пригласил меня и моих друзей погостить на уик-энд. Я прошу прощения, что мы так ворвались, мы не знали, что кто-то гостит здесь сейчас, кроме нас, и мы уж точно не хотели вас прерывать… Леонард снова густо покраснел, вспомнив, что именно они прервали, и при взгляде на него Джефф расхохотался. Но, к облегчению Леонарда, он не стал больше заострять внимание на произошедшем. – На уик-энд? – вместо этого переспросил он. – Я уверяю тебя, что так легко вы не отделаетесь. Вы просто не знаете, что тут за жизнь, но она затягивает, уж поверь. Никто не остается всего лишь на уик-энд. Он подмигнул Леонарду, а потом распрощался, сказав, что не будет мешать ему распаковывать вещи и что они еще увидятся. Леонард кивнул ему на прощанье, а затем быстро раскидал оставшиеся вещи по полкам, раздумывая о том, какого черта имел в виду этот парень, когда говорил, что никто не остается только на уик-энд? Когда Леонард спустился вниз, в столовую, то увидел, что Родстейн, Воловитц и Кутраппали уже были там. Они сидели за столом, разговаривая, перед ними стояли прохладительные напитки на выбор, и они ожидали, когда все соберутся, чтобы начать ужин. – И ты возьмешь нас сегодня в клуб с собой? – уточнил Воловитц у Родстейна, явно в продолжение разговора, который Леонард не застал. – И там будут девчонки? Впрочем, догадаться, о чем шла речь, не составляло сложности. – Я возьму вас в самый обалденный клуб во всем Майами, и там будет просто масса девчонок, – заверил его Родстейн, и, судя по затуманенному взгляду, Воловитц принялся предаваться мечтаниям о предстоящем вечере. Шелдона и Пенни пока что не было. Леонард сел подальше от Родстейна, запоздало сообразив, что при таком раскладе одному из них наверняка придется сесть рядом с Родстейном, чтобы не слишком отделяться от остальных, что его совершенно не радовало. Впрочем, положение спас Джефф: он вошел в столовую, потягиваясь, и плюхнулся на стул рядом с Родстейном. Почти сразу же вслед за ним в столовую спустились и Пенни с Шелдоном. Пенни заняла место рядом с Леонардом, а Шелдон сел напротив нее. Родстейн кивнул на Джеффа и сказал: – Познакомьтесь с моим другом, Джеффри Уайтменом, для друзей он просто Джефф. Мы с ним дружим с детства, а еще вместе учились в колледже. Теперь большую часть времени он торчит в моем доме, бездельничая и устраивая оргии по выходным. Он сказал это будто бы в шутку, но рассмеялась только Пенни, они же вчетвером после увиденного в той комнате и не думали воспринимать это в каком-то переносном смысле. Как раз в этот момент в столовую спустились те самые девушки, которых они случайно застали с Джеффом. Они были как на подбор: высокие, стройные и загорелые, к тому же, все они были одеты в длинные мужские рубашки до середины бедра, что выглядело весьма откровенно. Они приветственно помахали Джеффу и расселись за столом рядом в Воловитцем и Кутраппали. Те от такого счастья заметно растерялись, особенно Воловитц: по его лицу было видно, как мучительно он сомневался, означало ли увиденное в той комнате, что громила Джефф застолбил за собой всех трех красоток, или за ними еще можно было приударить. Увидев, что все в сборе, обслуживающий персонал принялся расставлять перед ними блюда с ароматной едой, от одного вида которой у них у всех потекли слюнки. – Это Саманта, Жазель и Нэнси, – коротко представил девушек Джефф, затем обвел взглядом их компанию, слегка задержавшись взглядом на Пенни, и спросил: – А вы ребята откуда? – Мы из Калифорнийского технологического института, – сказал Шелдон. – Я доктор Шелдон Купер, занимаюсь теоретической физикой, а это мои друзья доктор Леонард Хофстедтер, доктор Раджеш Кутраппали и Говард Воловитц, они тоже ученые. Я имею в виду, кроме Говарда, он не ученый. – У меня магистерская степень по машиностроению! – возмущенно прошипел Воловитц, криво улыбнувшись девушкам и округлив глаза, словно пытался сказать, что Шелдон сам не знает, что несет. – Как я и сказал, Говард не ученый, – невозмутимо повторил Шелдон, и Воловитц чертыхнулся сквозь зубы. – Ну а Пенни – наш друг, она живет в соседней с нами квартире в Пасадине и работает официанткой. – Вообще-то, я пробую себя в карьере актрисы, – быстро сказала Пенни, натянуто рассмеявшись. – Официантка – это так, подработка на первое время, пока не найду свою роль. – Она работает официанткой уже второй год, – отметил Шелдон, и Пенни пнула его под столом ногой. Шелдон бросил на нее взгляд, полный обиды и искреннего недоумения, прежде чем приступить к еде. – С ребятами мы познакомились на благотворительном вечере в Калифорнийском институте, – пояснил Родстейн, обращаясь к Джеффу. – Я хочу показать им свою лабораторию и проверить, на что их наука способна в действии. Джефф неожиданно расхохотался. – Помяните мое слово, парни, все закончится тем, что вы здесь сопьетесь, – предрек он, отсмеявшись. – Впервые я приехал к Эвану в Майами, чтобы начать здесь свой бизнес, ночные клубы. И посмотрите, чем это обернулось? Клуб давно прогорел, а я по-прежнему здесь, и каждый вечер пьян, как свинья. Шелдон поднял на него взгляд. – Это выражение фактически неверно, – сказал он. – Невозможно быть пьяным, как свинья, свиньи не употребляют алкоголь. А если даже предположить, что какую-то конкретную свинью напоили, это все равно будет неверным, потому что лексическое построение предложения предполагает отсылку ко всем свиньям в совокупности или хотя бы в большинстве. Например, существует устойчивое словосочетание «пьян, как сапожник». Когда люди делали подобную отсылку к сапожникам, они имели в виду большинство из них, подразумевая, вероятно, что среднестатистический сапожник употребляет большее количества алкоголя, чем среднестатистический представитель любой другой профессии, и это выражение со временем перешло в состав фразеологизмов. Вместе с тем, по среднестатистической свинье можно сказать, что она вообще не употребляет алкоголь. Джефф от этой речи настолько обалдел, что не нашелся, что ответить. Родстейн откровенно наслаждался ситуацией, с улыбкой наблюдая за Шелдоном и за реакцией окружающих. – Шелдон, это метафора, – попытался загладить ситуацию Леонард. – О, – Шелдон посмотрел на Леонарда, затем перевел взгляд на Джеффа и виновато пожал плечами. – Прошу прощения. Я не очень хорош в метафорах. После ужина Родстейн показал им дом, как и обещал. От обилия комнат у них у всех голова шла кругом, Леонарду казалось, в этом доме можно было по-настоящему заблудиться. В одной из комнат оказался огромный плазменный телевизор и – невероятно! – коллекция игровых приставок, от которых у них буквально снесло крышу, в другой – бильярдная, еще были залы для дискотек, которые выглядели не хуже, чем клубные танцполы, два бассейна, несколько джакузи, погреб с редкими винами и чего только не было еще. – А в этой комнате обычно останавливается мой дядя, когда приезжает погостить, – сказал Родстейн, заведя их в очередную комнату с большим камином, стеллажами, набитыми книгами, рабочим местом с настольной лампой на бронзовых когтистых лапах и мягчайшим ковром на полу. – Тут же, кстати, собрана небольшая библиотека по разным областям науки, достаточно редкие издания. Мой дядя очень увлекается наукой. Впрочем, он здесь нечастый гость, не одобряет мой образ жизни. Леонард оценивающе взглянул на корешки книг, решив для себя, что можно будет как-нибудь наведаться сюда и изучить их более внимательно. Затем они ездили по территории поместья на гольф-картах, которыми управляли молчаливые представители обслуживающего персонала поместья, большинство из которых было белозубыми улыбчивыми арабами. На территории было полно фонтанов, бассейнов, была площадка для гольфа и даже свои конюшни с чистокровными породистыми лошадьми, а в многочисленных вычурных садах то и дело обнаруживались клетки или загоны с редкими животными или птицами, вроде того кетсаля, которого они увидели, когда только оказались здесь. – Это невероятно! – в сотый, наверное, раз воскликнула Пенни, ошеломленно оглядываясь по сторонам. – Наверное, такое богатство не получится потратить и за три жизни. – К сожалению, у меня есть только одна, поэтому стараюсь тратить так много, как могу, – ухмыльнулся Родстейн. Они поднимались вверх по извилистой тенистой тропинке, поросшей редкими для этого климата хвойными деревьями, и Родстейн сказал: – А сейчас вы увидите самое бесценное, что здесь есть. Они остановились возле большого просторного загона, внутри которого было много растений, искусственно созданные скалы с водопадами и водоем. Они один за другим вышли из гольф-картов и уставились внутрь загона, поневоле заинтригованные. Леонард вгляделся пристальнее, и не смог удержать изумленного возгласа, когда увидел, что за зверь лежит внутри загона и греется на солнце, хотя с самого начала приказывал себе не удивляться, что бы ни увидел. – Это и в самом деле белый бенгальский тигр? – спросил он, едва веря своим глазам. – Невозможно, их всего, наверное, не более полутора сотен по всему миру! – Сто тридцать восемь, – почти не раздражающе поправил Шелдон. – Поэтому я и сказал, что он бесценен, – пожал плечами Родстейн. Неожиданно он отворил дверь загона и вошел внутрь. Они все невольно задержали дыхание, когда крупный зверь поднял голову и посмотрел прямиком на Родстейна, а потом поднялся на свои мощные лапы и двинулся ему навстречу. Но поравнявшись с Родстейном, он уткнулся головой ему в ногу, словно ластился, и охотно позволил Родстейну потрепать себя по загривку. Когда Родстейн закончил свою импровизированную экскурсию, день уже клонился к вечеру. – Что насчет лаборатории? – с энтузиазмом спросил Шелдон, обращаясь к Родстейну, когда они вышли из гольф-карта и направились к дому. – Когда ты отвезешь нас туда? Мне захватить с собой защитные очки и лабораторный халат, или в лаборатории мне смогут предоставить запасные? – Ох, прости, Шелдон, но мы не поедем сегодня в лабораторию, – сказал Родстейн, впрочем, не слишком виновато. – Не поедем? – разочарованно переспросил Шелдон. – Но в этом весь смысл, разве нет? Ты пригласил меня сюда, чтобы я мог взглянуть на твою лабораторию и выразить свое профессиональное мнение по поводу твоих экспериментов… – Да-да, ты совершенно прав, – перебил его Родстейн. – Но лаборатория сейчас не работает, уже слишком поздно. Послушай, я отвезу тебя туда завтра, хорошо? А сегодня – как насчет того, чтобы немного отдохнуть и переодеться, а затем залезть в лимузин и отправиться в один из самых потрясающих ночных клубов в Майами? Услышав заявление Родстейна, Пенни оглянулась на Леонарда с улыбкой, полной энтузиазма, и Леонард просто не мог не ответить ей такой же. Раджеш и Говард и вовсе запрыгали на месте от восторга, схватившись за руки. Но Шелдон остался равнодушным к его предложению и покачал головой. – О, нет, я склонен отказаться. Сейчас мне нужен мой ноутбук, я хотел внести несколько корректировок в свои последние статьи, прежде чем отправить их редактору. И, кроме того, если завтра мы едем в лабораторию, мне потребуется как следует выспаться, а я тяжело засыпаю на новом месте, особенно когда приходится приспосабливаться к разнице во времени. Пока остальные переодевались и готовились веселиться в клубе, Эван Родстейн отозвал Шелдона в сторону, чтобы обсудить с ним перспективу ночного клуба еще раз. Но то ли врожденное обаяние по какой-то причине отказало Родстейну этим вечером, то ли на Шелдона оно просто не действовало, то ли упрямство Шелдона оказалось поистине непробиваемым, но когда они все залезли в лимузин, как говорил Родстейн, и водитель тронулся с места, Шелдона с ними не было. * * * Центр Майами встретил их тысячами мерцающих огней, на улицах было шумно и людно, как средь бела дня, в воздухе витал пьяный аромат влажной тропической ночи. Родстейн рассказывал им про город и про людей, с которыми он собирался познакомить их в клубе, но казался отстраненным, и его улыбки все до единой были ненастоящими, как тогда, на благотворительном вечере. Подъехав к нужному месту, они обнаружили, что у дверей в ночной клуб собралась огромная толпа, на входе дежурили двухметровые мускулистые секьюрити с квадратными челюстями, которые разворачивали назад любого, кого считали неподходящим для такого помпезного заведения. – Нет ни единого шанса, что мы окажемся внутри, – беспокойно пробормотал Воловитц, глядя на огромную толпу, дорогие машины у входа и на людей в драгоценностях, многих из которых, тем не менее, по каким-то причинам разворачивали вон. – Надеюсь, когда нас выкинут отсюда, нас хотя бы не засунут головами в мусорные баки, – прошептал ему Кутраппали, и Воловитц ожег его возмущенным взглядом. – Радж! Мы же договорились, что никогда не станем вспоминать тот случай! Родстейн пропустил их болтовню мимо ушей. Он поманил их пальцем и уверенно двинулся ко входу. Секунда – и секьюрити без вопросов пропустили их за заграждения, почтительно раскланявшись с Родстейном, и уже через несколько шагов двери клуба распахнулись, впуская их в жаркую, грохочущую, взрывающуюся вспышками полутьму, а беснующаяся на входе толпа осталась далеко позади. – Это потрясающе! – со смехом воскликнула Пенни, хватаясь за руку Родстейна и пытаясь перекричать музыку. – Просто великолепно! Они поднялись на второй этаж, где располагались уютные столики и приземистые диванчики «для избранных», под ними содрогался разноцветный танцпол, на который откуда-то сверху летели сотни переливающихся на свету мыльных пузырей. В воздухе напротив них были подвешены большие клетки, в глубине которых извивались в танце полуобнаженные девушки и парни, заводя толпу, их загорелые стройные тела влажно блестели в изменчивом свете прожекторов. К Родстейну постоянно подходили какие-то люди, чтобы поприветствовать его и обменяться парой фраз. Он отвечал на рукопожатия, умудрялся поддерживать несколько разговоров одновременно в этом грохоте, переходя от одного собеседника к другому легко и неуловимо, и по нему было хорошо видно, что здесь он как рыба в воде. Родстейн излучал какое-то странное, почти непреодолимое обаяние, которое Леонард подметил за ним еще при первой встрече, но тут, в этом странном оглушающем и ослепляющем месте, это его качество словно возрастало многократно: он привлекал внимание и люди вокруг провожали его восхищенными взглядами. Пока они ошалело оглядывались по сторонам, а Воловитц и Кутраппали полушепотом спорили, к каким девушкам им можно попытаться подойти, нерешительно оглядывая зал, Родстейн нырнул ненадолго в группу людей, на ходу обмениваясь со своими знакомыми новостями и шуточками, а назад вернулся уже с тремя сногсшибательными красотками. – Это Тиффани, Николь и Лайла, – представил он красоток. – Девочки, это Раджеш, Говард и Лео, мои большие друзья, блестящие ученые. Постарайтесь сегодня не говорить о шмотках и косметике, о’кей? Мы же не хотим, чтобы талантливые умы были заняты подобным барахлом, верно? – Я люблю косметику, – быстро сказал Воловитц. Они все уставились на него, он на секунду замялся и попытался выкрутиться: – В смысле, я буду рад поговорить с вами о чем угодно, прекрасные леди. Выпьем? Он поиграл бровями, изображая ловеласа, и Леонард чуть улыбнулся, увидев гримасу отвращения на лице Пенни. Но Родстейну, судя по всему, удалось осуществить ту же магию, в реальности которой они уже убедились еще там, в самолете на пути в Майами: красотки смотрели на них с явным интересом, и когда Радж, отхлебнув для храбрости клубничного дайкири, с сильным индийским акцентом предложил им переместиться на диван для более тесного знакомства, они благосклонно кивнули и уселись рядом с ними. Леонард извинился и подошел к Пенни, беспокоясь, что с появлением этих красоток она вроде как оставалась сама по себе, учитывая, что Родстейн снова куда-то запропастился, и не желая, чтобы она чувствовала себя неуютно. Впрочем, его опасения оказались напрасными. – А вот и наша звездочка, – сказал Родстейн, приближаясь к Пенни с целой оравой людей, их было, человек, наверное, пять, Леонард даже сразу не разобрал. Пенни явно смутилась, наблюдая за их приближением, но Родстейн подошел к ней и сказал как ни в чем не бывало: – Пенни, познакомься, это мои друзья, они работают в шоу-бизнесе в Лос-Анджелесе и здесь, в Майами. Это Робин О’Нил, Майк Дауэлл и Айзек Митчелл, они продюсеры, Эрик Шруман и Пол Калландер – режиссеры. Подумал, вам будет, о чем пообщаться. Пенни – актриса, причем, хочу заметить, весьма многообещающая. Вы тут пока познакомьтесь, а у меня осталась еще пара людей, с которыми я хотел бы пообщаться. Он скрылся из виду, а Леонард остался смотреть на Пенни, раздумывая, нужна ли ей помощь в сложившейся ситуации. Но казалось, у нее все отлично, она общалась с этими парнями из шоу-бизнеса как ни в чем не бывало, и он решил сделать себе перерыв. Опустившись на приземистый диванчик рядом с Воловитцем, Кутраппали и девушками, Леонард оказался втянут в обсуждение местных сплетен. Точнее, это девушки делились с ними слухами, а Воловитц и Кутраппали в основном кивали, как завороженные, пялясь им в декольте. Принимая из рук официанта уже третий по счету коктейль, Леонард ругнулся про себя, в сотый раз задаваясь вопросом, что с ним было не в порядке. Воловитц уже смылся с одной из девушек (Леонарду показалось, с той, которую звали Лайла, но он не был до конца уверен), после того, как она наклонилась к нему, положив руку с острыми ноготками на бедро совсем близко к ремню брюк и прошептала что-то в самое ухо, и пока что, судя по всему, не намеревался возвращаться. Кутраппали медленно, но верно двигался со второй девушкой в том же направлении: они перешептывались, вероятно, о каких-то непристойностях, судя по тому, что Кутраппали то и дело краснел и хихикал, глядя на девушку огромными от изумления глазами. Красотка, которая предназначалась для самого Леонарда, не теряла надежды заинтересовать и его, делая, в общем-то, похожие поползновения, и на этом самом моменте Леонард начал задаваться вопросом, что с ним было не в порядке. Он в очередной раз перевел взгляд на барную стойку, где стояла Пенни с одним из парней, с которыми ее познакомил Родстейн, высоким блондином. Парень стоял к ней как-то чересчур близко, и Пенни что-то говорила ему, потягивая свой мохито и то и дело заправляя прядь волос за ухо. – Прости, я отойду на секунду, – быстро сказал Леонард девушке, сидящей рядом с ним. – Без проблем, – кивнула она. – Я буду ждать тебя здесь, сладкий. Леонард дал себе мысленный приказ не отвлекаться на обращение «сладкий», сказанное томным голосом, признавая горькую правду, которая заключалась в том, что если бы ни Родстейн, эта роскошная девушка на него бы даже не взглянула, и приказал себе вернуться к более реальным вещам. Торопливо, чтобы не передумать, он поднялся с дивана, выныривая из душного и сладкого облака духов девушки, и быстрым шагом подошел к барной стойке. – Пенни, извини, что прерываю, – пробормотал он. – Можно тебя на секунду? – Майк, прости, я скоро вернусь, – сказала Пенни, улыбнувшись блондину, и взяла Леонарда под руку, увлекая его подальше. – Слава Богу, – сказала она, когда они отошли на приличное расстояние. – Этот Майкл Дауэлл – какой-то придурок, только и говорит, что о себе. Спасибо, что спас меня от него. – Если уж он такой придурок, то как вышло, что вы с ним вдвоем болтали у барной стойки больше часа? – спросил Леонард, вопросительно вскинув брови. Пенни пожала плечами: – Похоже, остальные из мира шоу-бизнеса были заинтересованы мной чуть меньше, – она натянуто рассмеялась и быстро добавила: – Ладно, Леонард, это не твое дело. А что не заладилось у тебя с той красоткой? Неужели у нее нет ученой степени в чем бы то ни было и по этой причине она тебе совершенно не подходит? Она ему улыбнулась, и некоторое время они беззлобно подкалывали друг друга, потягивая коктейли, и Леонард почувствовал, что вот теперь-то все идет, как положено. Но потом к ним подошел Родстейн, как всегда вынырнув откуда-то из толпы. – Пенни, я поболтал с Майком, и знаешь, похоже, он в тебе заинтересован, – сказал он. – Я это заметила, – фыркнула Пенни. – Прости, я хочу сказать, я знаю, что он твой друг, но он просто не в моем вкусе. Что-то в нем такое есть… – Да я не в том смысле, – отмахнулся от нее Родстейн. – Последнее, что нужно великолепной девушке вроде тебя, Пенни – это чтобы кто-то сводил тебя с парнями для свиданий. Это касается исключительно работы. Майк сказал, что мог бы дать тебе роль. – Мне? – переспросила Пенни, мгновенно расплываясь в сияющей улыбке. – Мне – роль? – Тебе-тебе, – закивал Родстейн. – Майк по-прежнему торчит у барной стойки, можешь расспросить у него детали, если интересно. Но учти, раз уж он не в твоем вкусе, то не позволяй ему распускать руки. Если он позволит себе лишнее – только скажи мне. Пенни упорхнула к барной стойке на поиски этого продюсера, и Леонард посмотрел на Родстейна со смутным раздражением. Тот посмотрел на него в ответ и неожиданно улыбнулся. На этот раз его улыбка не казалось искусственной, но и веселой она тоже не была. – Ну, так что, Лео? Николь не удалось развеять твою скуку? Похоже, теперь только мы вдвоем остались неприкаянными на этом празднике жизни? Он оперся локтями на огораживающий верхний ярус железный поручень, задумчиво потягивая лонг-айленд из своего стакана и глядя на толпу, содрогающуюся в ритме рок-н-ролла далеко под ними. Леонард тоже бросил взгляд вниз, опираясь на поручень, и отхлебнул немного своего коктейля. Он бросил быстрый взгляд на барную стойку, где Пенни разговаривала с Майклом Дауэллом уже с заметно большим интересом, чем полчаса назад, и отвернулся. – Зачем ты делаешь это? – спросил он после короткой паузы. – Делаю – что? – Ты знаешь, – Леонард пожал плечами. – Притащил нас сюда, беспокоишься, чтобы мы чувствовали себя комфортно. Это то, чем ты обычно занимаешься? В смысле, приводишь кучку задротов в модный клуб и предлагаешь им фотомоделей, а заодно подкидываешь начинающей актрисе несколько голливудских шоу-менов на выбор? Это что, какой-то новый вид благотворительности? Родстейн достал сигареты и закурил, без зазрения совести стряхивая пепел куда-то вниз, на толпу. – Мы уже говорили об этом в самолете, Лео, – сказал он таким скучающим тоном, словно они возвращались к одному и тому же разговору уже в сотый раз. – Я пригласил вас сюда из-за Шелдона, потому что он едва ли согласился бы приехать один. И, покуда вы мои гости, я стараюсь устроить вас со всеми удобствами. Но скажи мне, почему тебя это так выводит из себя? Сперва я решил, что все дело в Шелдоне, но сейчас ты снова не в духе, а он с нами даже не поехал. Выходит, дело в блондинке. Так кто из двух, кого из них ты ревнуешь, Лео? – Меня зовут Леонард, никто не сокращает мое имя, – проговорил Леонард сквозь стиснутые зубы, начиная выходить из себя. – Это во-первых. Во-вторых, я отказываюсь отвечать на вопрос, заданный в таком ключе. Конечно же, я беспокоюсь за них обоих. Они оба мои друзья и составляют значительную часть моей жизни. А теперь Пенни пропадает с этим твоим Майклом, который ей даже не нравится, а Шелдон оказался втянут в игру с тобой, правил которой он не в силах понять. И ты думаешь, это должно меня устраивать? Родстейн пожал плечами. – По крайней мере, я не вижу в этом ничего плохого лично для тебя. Ты мог бы сейчас развлекаться с Николь каким угодно образом, поверь мне, она не стала бы возражать. Более того, у обоих твоих друзей не возникло с этим никаких проблем. А вместо этого ты торчишь здесь, со мной, и говоришь, что я должен прекратить устраивать актерскую карьеру Пенни и бросить свои попытки соблазнения Шелдона Купера, еще даже толком не начав. Разве это справедливо? – Я не понимаю, – покачал головой Леонард. – Объясни мне, потому что я, черт подери, не понимаю. Зачем тебе Шелдон, в первую очередь? Посмотри вокруг, тут сотни совершенных людей, которые бросились бы за тобой, стоит только тебе поманить пальцем, а ты почему-то выбрал человека, который выстроил целую концепцию вокруг гипотезы о том, что на современном этапе развития человечество легко могло бы обойтись без секса, и даже пробовал публиковать соответствующие статьи. Родстейн неожиданно фыркнул от смеха, и Леонард разозлился еще сильнее, потому что его смех был совершенно неуместен, ведь этот разговор был вполне серьезным для Леонарда. Потому что он мог предположить, куда все шло. Родстейн с его настойчивостью и целеустремленностью легко мог добраться до Шелдона, который ни черта не понял бы, что его соблазняют, даже оказавшись с кем-то в одной постели голышом перед экраном телевизора, включенного на канале для взрослых. И нетрудно было догадаться, что рано или поздно Родстейн наиграется и уйдет из их жизни так же легко и непринужденно, как ворвался в нее, а Леонарду останется собирать пошатнувшуюся реальность Шелдона по кусочкам. Ну уж нет, с него было вполне достаточно и того случая, когда Шелдону пришлось свыкаться с фактом, что увеличенная лобная доля мозга еще не является гарантированным признаком чьей-либо гениальности после доклада того приезжего профессора из Дюссельдорфа в их институте. Леонард до сих пор вспоминал тот случай с большим чувством неловкости, а в институте и вовсе устоялось неписаное правило делать вид, что этого никогда не было. Словом, Шелдон Купер, потерявший твердую веру в какое-либо из своих нездоровых убеждений о том, как работает Вселенная, представлял собой довольно неприятное зрелище. – Ты находишь это смешным? – холодно спросил Леонард, отстраненно удивившись, что, в отличие от многих других людей в этом месте, он сам совершенно не испытывал желания заискивать с Родстейном. Напротив, ему почему-то хотелось противостоять. – Может быть, – не стал отпираться Родстейн. Он снова уставился в зал, его лицо приняло замкнутое, отстраненное выражение, которое Леонард уже замечал пару раз по дороге в клуб, и он подумал, может быть, именно так выглядел Эван Родстейн, когда снимал маску. – Мне скучно, Лео. Ведь ты прав, по большому счету. Стоит мне лишь поманить пальцем – и любой из этих людей будет в моей постели. Но не Шелдон Купер, верно? Вот, где это становится интересным. – В этом все дело? – переспросил Леонард, едва веря своим ушам. – В том, что тебе скучно? И ты считаешь, это дает тебе право играть с нами, как тебе заблагорассудится? – Ты кое-чего не понимаешь, – сказал Родстейн, улыбнувшись ему так, словно делился тайной. – Ты упускаешь из виду, что у меня есть миллионы. Я богат, Лео, я неприлично богат, а скука богатых людей, ты знаешь, она совсем не такая, как скука всех остальных. И если я нахожу способ избавиться от нее, хоть ненадолго, то я не упущу такой возможности. На некоторое время между ними повисло молчание. В мозгу Леонарда один за другим вспыхивали логические аргументы, продуманные, взвешенные и абсолютно рациональные, но ни один из них не успевал сорваться с его губ, неизбежно разбиваясь о непреклонное «Я так хочу» Эвана Родстейна, которое он выразил вполне ясно. – Ты не считаешь, что нужно сказать Шелдону? – наконец напрямую спросил Леонард. – Дать ему ясно знать о твоих намерениях, потому что, ты знаешь, он и понятия не имеет, что происходит, он думает, ты действительно пригласил его к себе в гости из-за чертовой лаборатории. Ты мог бы хотя бы сделать все по-честному, ведь так? Родстейн покачал головой: – О, нет, это испортит все веселье, поверь мне. Первое правило соблазнения – делай все так, чтобы это выглядело естественным. А если я с порога буду кричать о своих намерениях, каким образом это будет соблазнением? – он на секунду замолчал и добавил: – Но ты, с другой стороны, мог бы сказать ему. – Что? – переспросил Леонард, подумав, что неправильно расслышал его в этом грохоте. – Ты можешь сказать ему, если хочешь, – спокойно повторил Родстейн, пожав плечами. – Мне все равно, но, может быть, это поможет тебе почувствовать себя лучше насчет всей ситуации, кто знает? – он вздохнул. – Видишь ли, я понимаю, что ты чувствуешь, и мне жаль. Я, правда, хотел бы, чтобы с тобой все было так же просто, как с Раджешем и Говардом. Но ты ведь все равно так никогда бы и не решился, разве я не прав, Лео? Он посмотрел на Леонарда со странным сожалением, и тот испытал смутное беспокойство, словно Родстейн знал о нем что-то такое, чего еще пока что не знал сам Леонард, и сожалел об этом. Леонард встряхнул головой, отгоняя нелепую мысль прочь. Родстейн выпил и нес ерунду, вот в чем дело. Он и близко ничего не знал о Леонарде, они были знакомы всего ничего, и, что было более важным, Родстейн с его миллионами вообще был словно из другого мира. Что, ради всего святого, он мог знать о том, как чувствовал себя Леонард? Леонард выпрямил спину, чтобы казаться более внушительным, и посмотрел прямиком на Родстейна. – Что ж, я скажу ему. Мне жаль портить тебе все веселье, потому что я знаю, что ты стараешься сделать как лучше, но Шелдон мой друг, и я считаю, что он имеет право знать. Надеюсь, ты не воспримешь это, как что-то личное. – О, отнюдь, не беспокойся об этом, – заверил его Родстейн. – Сказать по правде, я вообще не считаю, что тебе удастся его убедить. Но мне будет любопытно посмотреть, как ты пытаешься. Он подмигнул Леонарду, дерзко ему улыбнувшись, и Леонард на мгновение замер, не зная, как реагировать. Затем Родстейн залпом осушил свой стакан, оставив его на железном поручне, и двинулся по лестнице вниз, прямиком в объятия бурлящего людьми и содрогающегося танцпола, легко находя себе путь сквозь толпу и словно не замечая заинтересованных взглядов окружающих, которые он неизменно притягивал к себе, будто магнитом. Леонард провожал его глазами до тех пор, пока он окончательно не затерялся среди полуобнаженных загорелых тел, извивающихся в танце, клубов искусственного дыма и падающих каскадом откуда-то сверху мыльных пузырей, переливающихся неоновыми огнями, а потом вернулся к бару, решив взять себе что-нибудь покрепче коктейля. Он выпивал уже третью порцию скотча, приправленную чувством одиночества и жалости к себе, когда за стойку рядом с ним приземлился Воловитц, ударив его по плечу в знак приветствия. Он самодовольно ухмыльнулся и заказал коктейль, а потом повернулся к Леонарду и сказал: – Черт подери, это лучшее место в мире, клянусь Богом. Эта Лайла – просто огонь. Мы начали с приватного танца, но все зашло гораздо, гораздо дальше, о, Господи Иисусе, тебе нужно слышать, как она стонала. – О, я более чем уверен, что мне ничего такого не нужно, – пробормотал Леонард. Говард вскинул на него недоуменный взгляд. – Да что с тобой такое, чувак? У тебя, возможно, впервые в жизни появляется возможность залезть под юбку девчонке на миллион баксов, а ты убегаешь ото всех, сидишь тут один и надираешься скотчем. – Вот именно, – с нажимом сказал Леонард, – эти девчонки далеко за границами наших обычных возможностей. И ты не видишь в этом проблемы, Говард? Это Родстейн, в нем все дело. Если бы ни он, эта Лайла и не взглянула бы в твою сторону. – Я знаю! – с восторгом воскликнул Воловитц, улыбаясь так, словно разъяснял Леонарду очевидную истину. – В том-то и дело, неужели ты не видишь? К счастью, Эван стал нашим другом, и мы наконец-то оказались по другую сторону популярности, и теперь мы можем узнать на собственной шкуре, что чувствуют парни, которых по-настоящему хотят. И сегодня, Леонард, сегодня у меня был самый офигенный секс в моей жизни. И ты хочешь, чтобы после того, что произошло, я задавался вопросом, действительно ли я это заслужил? – Я хотел бы, чтобы ты хоть ненадолго задался вопросом, зачем он это делает, – сердито сказал Леонард. – Но, похоже, это слишком для человека, который думает в первую очередь своим членом, верно? Он раздраженно поднялся из-за барной стойки, едва не столкнувшись с Кутраппали, который появился откуда-то из мигающей неоновыми вспышками полутьмы, не менее довольный и сияющий от радости, чем Воловитц. Они оба проводили его недоуменными взглядами. – Что с ним не так? – услышал он удивленный голос Кутраппали. – Я более чем уверен, что кое-кому просто следует чаще заниматься сексом, длительное воздержание дурно влияет на его характер, – с раздражением отозвался Воловитц. Леонарду было наплевать, что они болтают, он хотел просто убраться оттуда. Он едва ли мог бы объяснить самому себе, почему у него не получалось просто взять и воспользоваться ситуацией на полную катушку, как сделали Говард и Радж. Но какая-то его часть наотрез отказывалась принимать подачки Родстейна. Должно быть, Родстейн считал их жалкими неудачниками, не способными найти себе девушек самостоятельно, но черта с два это было правдой, зло думал Леонард. Нет, обдумав на секунду эту мысль, он вынужден был признать, отчасти это было правдой. Но это не означало, что они были готовы с благодарностью броситься в объятия любой из девушек, которую Родстейн им подсунет. По крайней мере, Леонарду пока уж точно хватало гордости не поступить подобным образом. Была уже глубокая ночь, когда к Леонарду подошли Пенни и Майкл Дауэлл, возникнув откуда-то из полутьмы рядом с диванчиком, на котором Леонард устроился наедине с бутылкой виски. Оба были раскрасневшиеся от танцев и заметно навеселе. Леонард, который от нечего делать тоже напивался и уже успел дойти до того состояния, когда всем, чего ему по-настоящему хотелось, было лечь на какую-нибудь ровную поверхность в тихом помещении и вырубиться, поднял на них мутный взгляд. – Леонард, мы повсюду тебя ищем, – сказала Пенни слегка заплетающимся языком. – Эван сказал, здесь становится скучно, мы возвращаемся. – Серьезно, домой? – оживился Леонард. – Отлично, я готов идти с вами, я уже с ног валюсь от усталости. Они двинулись к выходу, и уже у самых дверей к ним присоединились Говард и Радж, по-прежнему с девушками, с которыми их познакомил Родстейн. Оба были просто невероятно пьяны, девушки немного морщились, помогая устоять им на ногах, пока те за них цеплялись, то и дело натыкаясь руками на приватные места, но в целом не возражали и время от времени тоже пьяно хихикали. Следом откуда-то появился Родстейн, небрежно обнимая за талию такой невероятной красоты девушку, что по сравнению с ней меркли все те красотки, которых Леонард видел здесь до того. У него возникло острое желание как следует поморгать: девушка выглядела так хорошо, что казалась не вполне реальной. – Все в сборе? – спросил Родстейн, окинув их взглядом. – Что ж, мальчики, берите своих девочек, девочки, берите своих мальчиков, или можете сделать это в любом другом удобном для себя порядке, но, в любом случае, мы уходим отсюда и продолжаем вечеринку у меня. Он запрокинул голову, отхлебнув шампанское прямиком из бутылки, а потом они все вышли из клуба и залезли в лимузин, который был изнутри настолько огромным, что они все разместились без проблем. Лимузин тронулся, вслед за ними от клуба отъехало еще несколько автомобилей. – С нами поедет несколько моих друзей, – сказал Родстейн, кивая на автомобили позади них. – Мы же не хотим скучать, ведь так, милая? Он повернул голову к этой необыкновенной девушке, которую привел с собой, и она улыбнулась ему, прежде чем податься ему навстречу, и их губы встретились в неторопливом, глубоком, страстном поцелуе, а через несколько минут Леонард понял, что они могут продолжать так довольно долго. Говард и Радж тоже тискались со своими пассиями, и, Господи Боже, даже Пенни обнималась и шепталась с этим неприятным Майклом Дауэллом, с которым вначале не хотела иметь ничего общего. Леонард откинул голову на сиденье, сложил руки на груди и задремал, справедливо рассудив, что если кто-то из них перейдет от поцелуев к чему-то большему прямиком в машине, ему уж точно не захочется этого видеть. * * * Он проснулся от того, что кто-то тормошил его за плечо. – Проснитесь, сэр, – с заметным акцентом сказал темноволосый водитель-араб. – Мы приехали, все уже пошли в дом. – О, просто замечательно, – проворчал Леонард, выбираясь из машины и с досадой отмечая, что все его тело затекло и болит, а голова от чрезмерного количества алкоголя стала тяжелой, словно в нее залили свинца. – У меня такие замечательные друзья, что никто из них даже не удосужился меня разбудить! Весь огромный дом Родстейна сиял огнями. Внутри надрывалась музыка, едва ли не громче, чем в клубе, были слышны звуки голосов, чьи-то пьяные выкрики, хлопки открываемого шампанского. Люди были повсюду: их силуэты были видны в комнатах за легкими занавесками, многие стояли на балконах, общаясь и выпивая, плескались в бассейне рядом с домом, пьяно крича и брызгая друг на друга водой. Осторожно обойдя бессознательное тело, лежавшее прямиком на мраморных ступенях, Леонард вошел в дом. Его сразу же оглушила музыка и крики, и Леонарду стоило больших трудов найти во всеобщей толчее Пенни, по-прежнему в компании Майкла Дауэлла, к неудовольствию Леонарда. – Что здесь происходит? – спросил он, схватив ее за руку и пытаясь перекричать музыку. – Вечеринка! – ответила Пенни и рассмеялась. – Они говорят, Эван устраивает такое чуть ли не каждые выходные, которые проводит в Майами. Каждые выходные, ты можешь себе представить? Недалеко от них, за импровизированной барной стойкой, сидели Воловитц и Кутраппали, которые где-то потеряли своих девушек и теперь обозревали комнату взглядами опытных хищников, выискивающих добычу. – Где сам Родстейн? – спросил Леонард, обращаясь к Пенни. Она кивнула ему на диван в углу, где Родстейн и его красавица сидели перед стеклянными кофейным столиком и – немыслимо – Родстейн высыпал на стол небольшие полоски белого порошка, выравнивая их пластиковой картой, а девушка наклонялась к самой столешнице и втягивала порошок через нос свернутой в трубочку банкнотой. Леонард, который раньше полагал, что может увидеть нечто подобное только в гангстерских фильмах, ошеломленно моргнул. Он уставился на Родстейна, который сам, впрочем, порошок не вдыхал. Тот каким-то образом почувствовал на себе взгляд Леонарда, потому что вдруг посмотрел прямиком на него и подмигнул ему, а затем запустил руку красотке в волосы, с силой поворачивая ее голову к себе. Леонард видел, что лицо девушки немного исказилось от боли, когда Родстейн притянул ее за волосы к себе и поцеловал глубоко и основательно. Леонард направился к Родстейну, намереваясь спросить, каким образом им предполагается спать в таком шуме, но, похоже, не он один столкнулся с этой проблемой. С противоположенной стороны к Родстейну сквозь толпу танцующих и пьющих людей уже пробирался Шелдон в своей фиолетовой пижаме в синюю клетку. Он брезгливо морщился всякий раз, когда кто-то из окружающих нечаянно его задевал. Достигнув дивана, на котором сидели Родстейн и его спутница, Шелдон нерешительно остановился. Родстейн не замечал его, слишком поглощенный поцелуем: казалось, он запустил девушке в рот свой язык так глубоко, что добирался ей до самой глотки. Шелдон немного поколебался, явно не зная, как поступить, но все-таки протянул руку и слегка тронул Родстейна за плечо. Тот оторвался от девушки и обернулся, недовольный. Но увидев Шелдона, он расплылся в сияющей улыбке, в то время как девушка посмотрела на Шелдона в заметном раздражении. – Шелдон, дружище, я вижу, ты все-таки решил к нам присоединиться? – спросил Родстейн, поднимаясь на ноги и опуская руку Шелдону на плечо. Тот посмотрел на его руку и осторожно отступил в сторону, сбросив ее со своего плеча, затем сказал: – Нет, я ни к кому не решал присоединяться. Дело в том, что я испытывал трудности с тем, чтобы продолжать свой сон в таком шуме, поэтому пришел сюда. Сказать по правде, вначале я выбежал наружу со своей аварийной сумкой, которая содержит запас еды и вещей первой необходимости на случай войны или катастрофы, но с помощью некоторых наблюдений выяснил, что ситуация является до определенной степени неопасной. Но будучи человеком, привыкшим придерживаться определенного режима сна и бодрствования, я предпочел бы прекратить шум. – Шелдон, поверь мне, ничто не может остановить вечеринку, когда она уже закрутилась. Все, что тебе остается – это участвовать! Родстейн сделал знак ребятам за барной стойкой, и ему поднесли коктейль. Тот протянул напиток Шелдону и сказал: – Выпей это, а потом мы потанцуем. – Я не танцую, – сказал Шелдон и бросил взгляд на бокал. – И я совершенно определенно не намерен это пить. Сейчас половина третьего утра, а это значит, что несмотря на то, что я поднялся с кровати, мой организм все еще не отошел от фазы глубокого сна. У меня впереди еще четыре часа до пробуждения в соответствии с моим обычным режимом, а я и без того лег позже обычного из-за разницы во времени, к которой мой организм еще не приспособился. Алкоголь тут совершенно точно не поможет. – О, ты явно недооцениваешь, сколько ситуаций на самом деле способен разрешить алкоголь, – усмехнулся Родстейн, и прежде, чем Шелдон успел вставить хоть слово, поднес бокал к его губам и запрокинул, заставляя выпить. Шелдон машинально сделал несколько глотков и отстранился, закашлявшись и пролив напиток на себя, вытер рот ладонью и негодующе уставился на Родстейна. – Эван, это совершенно неприемлемо, – с возмущением сказал он. – Я допускаю, что ты выпил, но это не повод вот так вот бесцеремонно вторгаться в чье-либо личное пространство. Леонард мысленно усмехнулся, наблюдая за тем, как Родстейн собирается выкручиваться из этого. Тот поднял руки вверх, демонстрируя Шелдону свои ладони в универсальном знаке поражения, и отступил от него на шаг. – Ладно, прости, я не хотел задеть тебя. Просто решил, что покуда мы друзья и покуда ты у меня в гостях, ты мог бы отпраздновать со мной. Вот что, знаешь, забудь об этом. Ты не должен пить, если не хочешь. Лучше пойдем со мной на балкон, там тихо, подышим свежим воздухом перед сном. Извини за шум, они совсем скоро закончат и разойдутся. Не сердись на меня, хорошо? Шелдон посмотрел на Родстейна с легким подозрением, но тот улыбнулся ему совершенно обезоруживающе, и после короткого колебания Шелдон последовал за ним. Леонард бросил взгляд на красотку Родстейна, которая так и осталась сидеть на диване, всеми покинутая, стеклянными глазами уставившись на стол с небольшими остатками порошка. Леонард улыбнулся ей, решив, почему бы и нет, но девушка смерила его презрительным взглядом и отвернулась в сторону, так что Леонард предпочел убраться. Он вышел наружу, воздух там оказался теплым и влажным, совершенно не приносящим свежести, и Леонард никак не мог надышаться. Он завернул за угол дома и зашел в один из садов, где было уединенно и тихо, сел на деревянную скамейку, откинувшись на спинку, и незаметно для самого себя задремал. Когда Леонард снова открыл глаза, ему показалось, что прошло не слишком много времени. Он потянулся, разминая затекшие мышцы и отмечая, что все-таки немного замерз, и двинулся обратно в дом. Но едва оказавшись в гостиной, Леонард замер на пороге, не зная, верить ли своим глазам, или он по-прежнему спал и видел сон. Музыка играла намного тише, многие гости уже разошлись кто куда или отрубились прямиком на полу гостиной. В общем, комната заметно опустела, так что Леонард без труда увидел Шелдона, который был в центре гостиной, по-прежнему абсурдным образом одетый в свою пижаму, и делал то, чего совершенно определенно не делал в своем нормальном состоянии: он танцевал, причем танцевал не один. Эван Родстейн вел в этом танце, потому что ноги Шелдона немного заплетались, и он совершенно очевидно снова был пьян. Леонард и понятия не имел, каким образом Родстейну удалось его напоить, потому что вначале Шелдон был весьма категоричен в этом вопросе. Леонард сделал несколько шагов вперед, все еще глядя на это дикое зрелище, и неожиданно натолкнулся прямиком на Пенни, Раджа и Говарда, которые пялились туда же, куда и он. – Шелдон действительно танцует? – спросил у них Леонард, еще не оправившись от потрясения. Пенни пожала плечами и сказала с неожиданным хладнокровием: – Ну, это Шелдон, и, как видишь, он танцует. Не нужна докторская степень, чтобы сложить два и два, верно? – Тебя не удивляет, что он танцует, ну, ты знаешь, с мужчиной? – шепотом спросил Воловитц. – Сказать по правде, в этом зрелище меня удивляет почти все, – честно ответил Леонард. И, словно всего этого было мало, в этот самый момент Родстейн остановился, приподнял голову Шелдона рукой за подбородок и мягко поцеловал в губы, слегка придерживая его другой рукой за талию, потому что Шелдона начало кренить куда-то набок. У них у всех отвисли челюсти, а Пенни закашлялась так сильно, что им пришлось отвести ее на кухню и налить ей стакан воды. – Я, конечно, пьяная в стельку, – сказала она, откашлявшись и обведя их взглядом. – Но, черт подери, я видела то, что видела. Они все переглянулись, пытаясь свыкнуться с увиденным. Пьяный Шелдон Купер танцевал и целовался с другим парнем у них на глазах. Леонард осознал, что у него даже язык не поворачивался произнести это вслух. – Похоже, Эвану нужен не его супер-мозг, – наконец озвучил очевидное Воловитц, окинув их взглядом. – Похоже, ему нужен просто… просто Шелдон. Боже, какая дикость. – Мы должны убраться отсюда, – твердо сказал Леонард, и они все одновременно обернулись к нему. – Постой, как это – убраться? – подал не вполне трезвый голос Кутраппали. – В каком это смысле – убраться? Леонард, ты понимаешь, что мы попали в рай, и другого такого места у нас никогда не будет? – Никакой это не рай, – сердито сказал Леонард. – Ну да, Родстейн может снабдить нас физически привлекательными девушками, которые по каким-то причинам не находят ничего зазорного в том, чтобы вступать в сексуальный контакт с теми, с кем он их попросит, даже если это кто-то вроде нас. – Это вполне подходит под мое определение рая, – вполголоса пробормотал Воловитц. Пенни фыркнула, бросив на него косой взгляд, Леонард холодно посмотрел на нее и добавил: – И, очевидно, некоторых из нас Родстейн может свести с людьми из шоу-бизнеса, с которыми они никогда не встретились бы самостоятельно, но это тоже не повод терять голову. Теперь Пенни выглядела уязвленной, но, тем не менее, слушала Леонарда, не перебивая. – Но мы знаем наверняка, что он делает нам все эти одолжения, только чтобы добраться до Шелдона, – продолжил Леонард. – Неужели мне одному кажется очевидным, что из-за одного только этого нам следует убраться отсюда? Он обвел взглядом каждого из них, но все они отводили глаза в сторону, и Леонард почувствовал, что его решительность тает с каждой секундой, не выдержав их колебаний. – Фактически, – медленно начал Воловитц, глядя куда-то в пол и избегая сталкиваться глазами с кем-либо из них, – может быть, в этом нет ничего плохого. В смысле, мы же не знаем, Шелдон никогда ни с кем не встречался, может быть, это как раз его тип? Остальные переглянулись, обдумывая эту мысль, и Леонард не выдержал. – У него нет никакого типа, это же очевидно! – взорвался он. – То, что делает Родстейн, нездорово, и если мы действительно друзья Шелдона, то должны избавить его от этого. – Но, послушай, если предположить, что у Шелдона все-таки есть свой тип, как у любого другого человека, – начал Воловитц, глядя теперь Леонарду в лицо, – почему мы должны исходить из допущения, что это девчонки? Может быть, то, что мы только что увидели, не настолько нездорово, как ты считаешь. Может быть, Шелдону бы подошли, ну, ты знаешь, парни. Вдруг если мы увезем его отсюда, то лишим его единственной возможности выяснить наверняка? Мы могли бы отнестись к этому, как к научному эксперименту. Я уж молчу о том, что уехав, мы лишим самих себя неограниченного доступа к подтянутым телам длинноногих красоток, которые готовы симулировать оргазм по двадцать четыре часа в сутки! Пенни бросила на него брезгливый взгляд, но смолчала. – Я предлагаю проголосовать, – сказал Леонард. – Итак, кто за то, чтобы убраться отсюда? Он окинул их выжидающим взглядом. – Прости, чувак, но я уже все сказал, – покачал головой Воловитц. Кутраппали посмотрел на него виновато. – Боюсь, что он прав. Извини, Леонард, я понимаю, Шелдон наш друг и все такое, – пробормотал он, – но у меня почти год не было секса до того, как я попал сюда, и видит Бог, теперь я намерен получить столько, сколько смогу. – Боже, вы отвратительны, оба! – воскликнула Пенни, скривившись, и Леонард с надеждой посмотрел на нее. – А ты, Пенни, что скажешь? – спросил он. – Ты не считаешь, что мы должны уехать? – Даже если и считает, это ничего не значит, нас будет двое против двух, – быстро сказал Воловитц. – Шелдон захотел бы уехать, если бы не был настолько пьян, так что его голос считается «за» по умолчанию, – возразил Леонард. Он с надеждой посмотрел на Пенни, игнорируя протестующие возгласы Воловитца и Кутраппали, но она виновато покачала головой: – Прости меня, Леонард. Ты знаешь, мне с самого начала не понравилось, что происходит у Родстейна с Шелдоном, но теперь у меня кое-что намечается, ты понимаешь, в плане карьеры. Я не могу бросить это. Это моя мечта, я поехала за ней в Лос-Анджелес, и было ужасно, что у меня никак не получалось, но теперь у меня появилась возможность получить роль, ты понимаешь, настоящую роль. Я не могу сейчас уехать. Пенни замолчала, чуть не плача. Леонард обвел разочарованным взглядом ее, Воловитца и Кутраппали, и не говоря ни слова вышел из кухни. Шелдон и Родстейн по-прежнему танцевали: Шелдон нелепо переставлял ноги, цепляясь за Родстейна, а тот обнимал его за талию так, что они прижимались друг к другу очень тесно, и говорил что-то, склонившись к самому его уху. Было просто удивительно, что пьяный Шелдон мог вынести столько физического контакта одновременно, потому что трезвый Шелдон в сходных обстоятельствах уже бежал бы от Родстейна без оглядки. Леонард подошел прямиком к ним и сказал: – Шелдон, мне нужно поговорить с тобой. Сейчас. Родстейн посмотрел на него с раздражением: – Он не может сейчас говорить, Лео, он занят. Шелдон вскинул на него взгляд, с усилием сконцентрировав зрение на Леонарде. – Я могу, – нетрезво сказал он. Родстейн отстранился от Шелдона и посмотрел на него с неожиданной холодностью. И Леонард не знал, что искал Родстейн в глазах Шелдона, но он вряд ли это нашел, потому что вдруг сказал: – Прекрасно, – и всучил нетвердо стоявшего на ногах Шелдона в руки Леонарду. Тот покачнулся от неожиданности, когда Шелдон цепко ухватился за него обеими руками, чтобы удержать равновесие. – Вот что, можешь говорить с Лео, о чем пожелаешь, Шелдон, а я тогда найду себе другое занятие, – добавил Родстейн. Он двинулся в столпотворение танцующих и уверенно отыскал там ту самую красивую девушку, которую привез с собой из клуба. Она издала радостный и удивленный возглас, когда он взял ее за руку и развернул к себе, целуя, а потом подхватил на руки и сказал: – В спальню. Шелдон проводил их двоих ничего не выражающим взглядом и развернулся к Леонарду. – Итак, о чем ты хотел поговорить? Он еще раз покачнулся, едва не упав, и Леонарду пришлось подхватить его под руку. Это было не совсем удобно, потому что Шелдон был просто чудовищно высоким. Леонард слегка согнулся под его весом и сказал: – Сперва мы доберемся до твоей комнаты и уложим тебя в кровать, Шелдон, а потом будут разговоры. Лестница на второй этаж оказалась проклятием, но Леонард мужественно преодолел ее, волоча Шелдона под руку. В конце концов, недаром из них четверых все тяжелые вещи таскал именно он, теперь эти навыки пригодились ему сполна. Затем он сгрудил Шелдона на кровать и помог ему забраться под одеяло, мимолетно порадовавшись, что тот уже был в пижаме, а значит, ему не нужно было помогать переодеться. Завернувшись в одеяло на манер кокона, Шелдон сонно заморгал и посмотрел на Леонарда. – Ты сказал, что хочешь поговорить, – напомнил он, широко зевая и распространяя вокруг запах алкоголя. Леонард посмотрел на него и вздохнул. – Спи, Шелдон, – сказал он. – Мы поговорим завтра. Он затворил за собой дверь как можно тише и неслышно двинулся в свою комнату. Уже засыпая под далекие, едва различимые звуки музыки, доносящиеся из гостиной, и раздумывая о прошедшем дне, Леонард вынужден был признать, что Родстейн был умен. Ему удалось расположить к себе Пенни, Говарда и Раджа, дав им в точности то, что они хотели получить. Но главная загвоздка заключалась все-таки в Шелдоне, так что Леонард рассудил, что поговорит с ним завтра насчет всего этого, они разберутся в ситуации и уедут домой, покончив с этой странной историей, которая не лезла ну совершенно ни в какие ворота. * * * Когда Леонард проснулся, солнце уже стояло высоко в небе. У него во рту было сухо, как в пустыне, голова нещадно гудела от выпитого накануне, но в целом, учитывая обстоятельства, он чувствовал себя сносно. Пенни, Говард и Радж обнаружились снаружи возле дома, у бассейна. Пенни дрейфовала посреди бассейна на большом надувном матрасе, потягивая колу и загорая, Говард и Радж лежали на шезлонгах, их носы были густо намазаны кремом от солнца, а в руке Раджеша был бокал с мартини. – Не рановато ли для спиртного? – спросил его Леонард, вопросительно вскинув брови. Кутраппали пожал плечами: – Я проснулся бок о бок с красивой девушкой, у меня не было выбора. Мне пришлось начать свой день со спиртного, чтобы сказать ей доброе утро! – К слову, я тоже проснулся рядом с красивой девушкой, – встрял Воловитц. – И она позволила мне сделать с собой нечто такое, что не позволяла ни одна девушка до нее, о, она на самом деле оказалась очень, очень плохой девочкой! – Избавь меня от подробностей, – поморщился Леонард, и Воловитц обиженно смолк. Они с Кутраппали обменялись недоуменными взглядами, Воловитц обронил не слишком-то остроумное замечание, что Леонард скорее всего не в духе, потому что проснулся как обычно с собственной правой рукой вместо девушки, но Леонарду было плевать. Он сделал несколько шагов вперед и уселся на бортик бассейна, свесив ноги в воду и глядя на играющие в прозрачной воде солнечные блики. По его телу распространялась приятная слабость, лень было даже пошевелиться, и Леонард отстраненно подумал, насколько же все это было дико. Они, кучка неудачников, оказались в этом раю, утопают в роскоши и богатстве, и все потому, что на Шелдона Купера впервые, наверное, в его жизни кто-то по-настоящему запал. Леонард посмотрел на Пенни, которая лежала на надувном матрасе в солнцезащитных очках и потягивала колу, листая журнал, и неожиданно пожалел, что на месте Шелдона была не она. Леонард безнадежно сох по ней уже два года, Бог свидетель, это было правдой. Но, по крайней мере, Пенни на месте Шелдона уж точно знала бы, как себя вести. Пожалуй, за нее Леонард мог бы даже порадоваться, чистосердечно, отбросив ревность в сторону. За Шелдона же он просто беспокоился. Потом он бросил взгляд на Воловитца и Кутраппали и пожалел, что ему было вообще не наплевать на то, что происходит, как им двоим. Шелдон подошел к ним некоторое время спустя. Несмотря на жару, он зябко кутался в свой красный халат и нещадно жмурился от солнца, слепящего глаза. Когда он появился, они все тщательно отвели от него взгляды, вспомнив, каким видели его накануне, но Шелдон, казалось, ничего не замечал. – Я ужасно себя чувствую, – пожаловался он слабым голосом. – Что вчера произошло? – О, приятель, поверь мне, ты не хочешь об этом знать! – хохотнул Воловитц. Кутраппали фыркнул от смеха, и Леонард опалил обоих недовольным взглядом и шикнул, призывая их замолкнуть. – Шелдон, если можно, я хотел бы с тобой поговорить, – сказал он. Тот выжидающе уставился на него. – Наедине, – с нажимом добавил Леонард. – О. Хорошо, ладно, – Шелдон повернулся к Говарду и Раджу: – Ребята, вы не могли бы уйти отсюда на минуту? Я понимаю, это невежливо, но Леонард настаивает. – Мы можем сделать это проще, – покачал головой Леонард. – Пойдем в дом, Шелдон, поговорим там. Шелдон кивнул немного озадаченно, словно такая мысль попросту не приходила ему в голову, и двинулся в дом вслед за Леонардом. – Итак, о чем ты хотел поговорить? Они расположились в маленькой гостиной, которая как раз пустовала. Комната была светлой и просторной, почти все в ней было увито благоухающими растениями, на манер летней веранды. Шелдон уселся на легкий плетеный диван с мягкими подушками, сложил руки на коленях и выжидающе посмотрел на него. Леонард сглотнул, нерешительно перетаптываясь с ноги на ногу. Говорить оказалось неожиданно трудно. – Шелдон, ты помнишь что-нибудь из вчерашнего вечера? – наконец спросил он, решив начать издалека. – Смутно, – признался Шелдон. – Я что, выпил? Снова не заметил, что в стакан с диетической колой попал виски? – Да, очень похоже, что ты выпил. И, Шелдон, ты танцевал, – осторожно сказал Леонард. – Совершенно исключено, – категорически возразил он. – Я не танцую, ты же знаешь. Леонарду хотелось завопить, что он также знает, что Шелдон не обнимается и не целуется с парнями, и, тем не менее, он делал это вчера, но он решил не нагнетать атмосферу. Он глубоко вздохнул и решил сменить тактику и подойти с другой стороны. – Шелдон, по правде говоря, я хотел поговорить с тобой о Родстейне. Ты не замечал, что он питает к тебе привязанность? – Он считает меня гением, – не без самодовольства сообщил Шелдон. – Нет же, я не о том, – поморщился Леонард. – Я имею в виду, физическую привязанность. В смысле, ты ему нравишься. Шелдон посмотрел на него и фыркнул от смеха. – Твои предположения совершенно беспочвенны, – заявил он. – Эван заинтересован моими теориями, он дал это понять вполне ясно. Не представляю, почему тебе могло прийти в голову такое нелепое предположение. Леонард вздохнул, мысленно признавая, что когда он прокручивал этот диалог в своем воображении, то разговор шел по несколько иному пути. – Шелдон, пожалуйста, просто выслушай меня, – терпеливо начал он, но в этот момент дверь распахнулась, впуская в комнату Родстейна в одних плавках, который приобнимал за талию ту самую вчерашнюю красотку из клуба, одетую только в коротенький шелковый халат. Леонард мрачно подумал, что если бы он сам вздумал разгуливать по дому в одних плавках, его тело выглядело бы куда менее подтянутым и совершенным, чем загорелое тело Родстейна, но тут же внутренне одернул себя и вместо этого уставился на его полуобнаженную спутницу. Шелдон многозначительно кивнул Леонарду на девушку и обратился к Родстейну преувеличенно вежливо: – Доброе утро, Эван. Как спалось? – Отвратительно, – пробормотал Родстейн. – Определенно, все же нельзя столько пить. – Ты представишь нам свою спутницу? Родстейн бросил на красавицу рассеянный взгляд и сказал: – Ее зовут Беатрис Льюттон. Беатрис, это мои друзья, Шелдон и Лео. – Леонард, – поправил его Леонард. Родстейн широко зевнул, проигнорировав это замечание, и посмотрел на Шелдона. – Итак, что насчет лаборатории? Уже одиннадцать, так что имеет смысл перекусить и отправиться в ближайший час, иначе мне вряд ли хватит времени все тебе там показать, по выходным лаборатория работает только половину дня. Ты уверен, что все еще хочешь поехать? – Абсолютно, – кивнул Шелдон, затем перевел взгляд с Родстейна на Беатрис Льюттон и обратно. – Простите мне мой интерес, я хотел уточнить, вы двое состоите в отношениях? Они обменялись косыми взглядами. – В недолговременных, – наконец неопределенно ответил Родстейн, но Шелдона его ответ, видимо, вполне устроил, потому что он удовлетворенно кивнул. – Что ж, прекрасно. Надеюсь, вы меня извините, сейчас мне нужно подготовиться к посещению лаборатории. Леонард хотел последовать за Шелдоном, но Родстейн его остановил. – Эй, Лео, постой, – сказал он. – Послушай, Беатрис хотела бы поехать в лабораторию с нами, и я подумал, пока я буду занят со всеми остальными, может быть, ты не откажешься ее сопровождать, чтобы, ты знаешь, разъяснять ей некоторые вещи, которые вы, ученые, понимаете? Леонард перевел взгляд с Родстейна на красавицу Беатрис, которая смотрела на него с мягкой улыбкой, теперь в ее темных и глубоких, обрамленных длинными пушистыми ресницами глазах не было и капли того ледяного презрения, которым она окатила его накануне. Леонард сглотнул, прекрасно понимая, в чем заключалось предложение Родстейна на самом деле, но покачал головой и сказал: – Спасибо, но нет, боюсь, что мне придется отказаться, из меня не лучший гид. Ты можешь попросить Воловитца или Кутраппали, уверен, они будут счастливы помочь. В глазах Родстейна промелькнула досада, но он больше ничего не добавил и не стал останавливать Леонарда, когда тот вышел из гостиной. Он нагнал Шелдона уже почти рядом с его комнатой. Тот посмотрел на запыхавшегося Леонарда с легким удивлением и открыл дверь, молча замер на пороге, заколебавшись. Леонард закатил глаза: – Да ради Бога, Шелдон, это твоя комната только на время, так что дай мне пройти. Он протиснулся мимо Шелдона, тот вошел следом и закрыл за ними дверь. – Хочу обратить твое внимание, что даже если это временно моя комната, она все равно моя. Никто не может находиться в моей комнате, – сказал Шелдон. Леонард проигнорировал его и присел на край кровати. Шелдон окинул его недовольным взглядом, но ничего больше не сказал. Он открыл шкаф и достал оттуда свою сумку через плечо, сложил туда лабораторный халат и защитные очки, которые умудрился притащить с собой из Пасадины, вытащил из шкафа желтую футболку с изображением робота и клетчатые брюки и замер в нерешительности, бросил еще один взгляд на Леонарда, явно желая, чтобы тот убрался. – Ты ведь знаешь, я не уйду, пока мы не поговорим о том, чего добивается от тебя Родстейн, – сказал Леонард. Шелдон раздраженно вздохнул. – Разве мы с этим еще не закончили? Эван сам сказал, что он и та девушка состоят в отношениях. – Он сказал, в недолговременных, – подчеркнул Леонард. – Он сказал, в отношениях! – Эти «отношения», – Леонард специально изобразил в воздухе кавычки, – ничего не значат для человека вроде Родстейна. Такие «отношения» он может заводить каждый вечер новые, это ни о чем не говорит. – Возможно, – согласился Шелдон. – Но это не меняет факта, что твои предположения относительно того, что Эван заинтересован мною в физиологическом плане, нелепы и безосновательны. Очевидно, что он находит физически привлекательной ту девушку, с которой провел ночь и с которой у него «отношения», и, вместе с тем, очевидно, что между ее внешностью и моей внешностью нет совершенно ничего общего. Полагаю, теперь все понятно даже для тебя? Эван интересуется моими теориями, Леонард. Он считает, в них есть огромный потенциал. Я не уверен, можешь ли ты понять, каково это – когда в твоих теориях есть потенциал, но факт в том, что Эвана заинтересовали мои исследования. Он считает мой разум выдающимся, и, поверь моему слову, ему совершенно безразлична та физическая оболочка, в которую этот разум заключен. Шелдон говорил в высокомерном и обидном тоне, что было для него вполне естественным и обыкновенным, так что Леонард и понятия не имел, почему на сей раз его это так взбесило. – Прекрасно! – саркастично воскликнул он, вскакивая на ноги. – Просто прекрасно, что ты так считаешь, Шелдон. В таком случае, удачи тебе в демонстрации твоих исследований перед Родстейном, уверен, он будет впечатлен. – Спасибо, – кивнул Шелдон, очевидно, не уловив сарказма, и Леонард раздраженно закатил глаза. – Полагаю, этот разговор окончен. Он в ярости вышел из комнаты и хлопнул дверью, не в силах поверить, что Шелдон был таким упертым бараном, что он до сих пор продолжал игнорировать очевидное, даже после того, как Родстейн танцевал с ним накануне, ради Бога, даже после того, как эти двое целовались. И каким-то невероятным образом Шелдон умудрился полностью вытеснить это из своей, мать ее, эйдетической памяти. На мгновение Леонард остро пожалел, что не заснял все на видео. Будь у него это видео, он с удовольствием продемонстрировал бы его Шелдону, только чтобы посмотреть на его ошеломленное лицо. Оказавшись у себя в комнате и немного успокоившись, Леонард пришел к выводу, что, похоже, Родстейн все-таки добрался и до Шелдона, он сыграл на его невероятном самомнении, и не ошибся. Но на этот раз Леонард подумал, ну и ладно. Пускай Родстейн преподаст Шелдону урок, собьет с него спесь, может быть, это будет ему даже полезно. В конце концов, подумал Леонард, почему он должен продолжать беспокоиться о Шелдоне, если даже Шелдон не желал беспокоиться о самом себе? * * * За обедом Леонард подчеркнуто не разговаривал с Шелдоном, но тот, похоже, не замечал этого. Он трепался с Родстейном о своих исследованиях с нарочито заумной физиономией и расспрашивал про его лабораторию, время от времени бросая в сторону Леонарда свои раздражающие «я-же-говорил» взгляды. Так что Леонард сидел мрачнее тучи, ковыряясь в своей тарелке без особого аппетита, и прислушивался к разговорам вокруг лишь краем уха. – Джефф отвезет тебя на моей машине и будет тебя сопровождать, не переживай об этом, – услышал он голос Родстейна и встрепенулся, переводя взгляд на него. – Из него не лучший эксперт по шопингу, но он знает неплохие места, а там уж ты сама разберешься. – Спасибо, – сказала Пенни. – Жаль, что придется оставить вас, ребята, но вы же не ожидали, что я и правда поеду с вами в лабораторию? Она окинула их взглядом, и Говард с Раджем переглянулись и одновременно замотали головами. – Так я и думала, – сказала Пенни, безразлично пожав плечами и подливая в свои оладьи еще больше шоколадного сиропа. По дороге в лабораторию Леонард молчаливо пялился в окно на проплывающие мимо пальмы и высотные здания. Он, Радж и Говард сидели на заднем сидении, Родстейн был за рулем, Шелдон сидел впереди рядом с ним, ну а красавица Беатрис с ними так и не поехала, отдав предпочтение компании Пенни и Джеффа в поездке до торгового центра, что, в общем-то, было неудивительным. Шелдон затеял одну из своих излюбленных дорожных игр в стиле «расположите названных выдающихся ученых в зависимости от возраста, в котором они получили нобелевскую премию», Родстейн ухмылялся, находя это забавным, воздух был влажным и душным даже несмотря на исправно работающий кондиционер, и Леонард был готов официально объявить, что эта поездка была адом. Когда они добрались до места, Леонарду пришлось признать, что лаборатория Родстейна впечатляла. Думая об этом накануне, он неизменно представлял себе какой-нибудь скромный уголок с полудилетантскими исследованиями, но на самом деле это оказался прекрасно оборудованный научный комплекс с большим штатом сотрудников, работа в котором прямо-таки кипела даже в воскресенье. Даже Леонард не смог удержаться от восторженного возгласа, когда Родстейн провел их через отдел экспериментальной физики, ну а Шелдон… Шелдон просто был самим собой. Он молча наблюдал за работой физиков-теоретиков на протяжении десяти минут, переходя от одного стола к другому, а потом без обиняков сообщил Родстейну, что один из его проектов неизбежно зайдет в тупик в самом ближайшем будущем, потому что лежащая в основе исследования гипотеза скудна и неубедительна и его сотрудники лишь подстраивают под нее отдельные факты, хотя грамотно построенная гипотеза самостоятельно должна охватывать все факты в совокупности, что еще одно его исследование имеет шансы окончиться успехом, но не будет иметь совершенно никакой практической пользы, и что сотрудника в правом углу следует уволить, потому что он пьет кофе прямиком над клавиатурой и рабочими бумагами и наверняка столь же халатен и небрежен во всем. Упомянутый сотрудник, который сидел не так уж и далеко от них, после этого замечания оглянулся и вздрогнул, поспешно заталкивая кружку с кофе в ящик своего стола, но Шелдон очевидно не испытал ни малейшей неловкости по поводу того, что его заявление было услышано. В общем, под конец экскурсии никто из них не остался равнодушным к лаборатории Родстейна. Потом они сидели в кафе неподалеку, из которого открывался потрясающий вид на океан, поедали гигантских крабов с другими изысканными морепродуктами и оживленно обсуждали увиденное оборудование и исследования. Родстейн некоторое время наблюдал за ними, а потом неожиданно рассмеялся. Они вчетвером замолкли и посмотрели на него с одинаковым удивлением. – Боже, а я еще думал, что кого-то вроде вас можно впечатлить ночными клубами, – пробормотал он почти про себя. – А все, что на самом деле требовалось – это просто дать вам лабораторию. Шелдон уставился на него. – Как это можно сравнивать? – недоуменно спросил он. – Ночной клуб – душное помещение с дурным освещением и звуковыми колебаниями за пределами комфортного восприятия, в котором люди собираются, чтобы одурманивать свой и без того скудный разум алкоголем и искать партнеров для копуляции. Лаборатория – святилище науки, фабрика, на которой великие умы ежедневно создают новое будущее человечества, шестеренка в машине, которая движет нас к пониманию того, как работает Вселенная. Как ты мог подумать, что нас впечатлил бы какой-то клуб?! – Вообще-то, мне понравился вчерашний клуб, – пожал плечами Говард. – Да, мне тоже, – кивнул Радж. – Было весело. Шелдон закатил глаза и замолчал, всем своим видом показывая, что после этого он не готов снизойти до разговора с ними. – А ты, Леонард, что скажешь, тебе тоже понравилось в клубе? – спросил он как бы между прочим, искоса посмотрев на Леонарда. – Да, – соврал тот, просто чтобы не согласиться с Шелдоном, потому что по-прежнему был зол на него. Шелдон тяжело вздохнул и вернулся к своей тарелке, вяло ткнув вилкой в мидию. – Если тебе действительно понравилась моя лаборатория, – сказал Родстейн, обращаясь к Шелдону, – как насчет того, чтобы поработать в ней какое-то время? Леонард едва не поперхнулся, услышав это заявление, он быстро проглотил апельсиновый сок, прежде чем тот успел устремиться в дыхательное горло, хлопнул себя по груди и отставил стакан в сторону. Родстейн перевел взгляд на него. – В чем дело, Лео? Тебе есть, что сказать? – Да, мне есть, что сказать, – заявил Леонард с напором, удивившим даже его самого. – Мы, на минутку, уже работаем в Калифорнийском технологическом институте, и завтра в восемь тридцать утра должны быть на своих рабочих местах. Ты предполагаешь, Шелдон просто разорвет контракт, забудет свои исследования, годы работы в этом месте, и перейдет к тебе? К его досаде, у Шелдона было такое выражение лица, словно он на самом деле всерьез обдумывал такую возможность. – Нет, что ты, я не ожидаю от Шелдона подобных жертв, – фыркнул Родстейн. – По правде говоря, это относится не только к Шелдону, я приглашаю к себе всех вас, если вы, конечно же, захотите. И не беспокойтесь об институте, я могу позвонить вашему руководству и договориться, что вы поработаете некоторое время у меня, ваше положение в Калифорнийском институте от этого никак не изменится, вы сможете вернуться туда в любой момент, как только захотите. Я уверен, что они не станут возражать. – Я, скорее, склонен согласиться, – сказал Шелдон. – Но это важный вопрос, мне нужно хорошенько все обдумать взвесить все «за» и «против», чтобы при помощи логических построений прийти к наиболее результативному решению. Родстейн согласно закивал, словно хотел сказать, что в распоряжении Шелдона есть все время мира, если потребуется. Тот замер на секунду или две, уставившись в пространство ничего не выражающим взглядом, а затем повернулся к Родстейну. – Я все обдумал. Я принимаю приглашение работать в твоей лаборатории. Родстейн выглядел приятно удивленным, и отчего-то Леонард окончательно взорвался от одного его вида. – Шелдон, ты не можешь сделать этого, не можешь решать за всех нас, – сердито сказал он. – Конечно же, не могу, ведь у вас есть свобода воли, – пожал плечами Шелдон. – Вы можете решать за себя сами. Что до меня, то я сыт по горло необходимостью ожидать своей очереди к мэйнфрейму, когда посредственности вроде Лесли Уинкл или Барри Крипке обрабатывают на нем свои жалкие исследования, и терпеть пренебрежительное отношение доктора Гейблхаузера за одним только тем, чтобы получить доступ к самому наипростейшему оборудованию. Полагаю, здесь я буду избавлен от проблем такого рода. И, Леонард, хотелось бы отметить, даже при самых грубых подсчетах это ускорит мое приближение к Нобелевской премии на двадцать девять процентов. – Не спорю, я хотел бы, чтобы вы все поработали у меня какое-то время, и чтобы Пенни тоже осталась, – внезапно встрял Родстейн. – Но тут я полностью согласен с Лео, вы должны решать сами за себя. Так что скажете? – Если мы согласимся, то будем продолжать жить в твоем доме, или нам нужно будет искать новое жилье здесь, в Майами? – уточнил Кутраппали. – Вы – мои гости, разумеется, я не стану вас выгонять. Я буду только рад, если вы останетесь у меня. Воловитц и Кутраппали обменялись такими взглядами, словно не могли поверить в обрушившееся на них счастье. Потерпев поражение в попытке переубедить Шелдона, Леонард решил воздействовать через остальных. – Говард, ты не можешь остаться, как же твоя мать? – напомнил он, решив воззвать к самому драгоценному. – К черту мамашу, – легкомысленно отмахнулся от него Говард. – Сказать по правде, это еще один пункт к огромному списку причин, по которым нам стоит остаться у Эвана! – Так вы все хотите остаться? – уточнил Леонард, обведя каждого из них долгим взглядом. У Говарда и Раджа, которые не хуже Леонарда знали, что происходило на самом деле, хватило совести выглядеть пристыженными, но они все же закивали в ответ на его вопрос. Шелдон, который единственный ни о чем не подозревал, каким бы парадоксальным это ни являлось, поднял на Леонарда недоумевающий взгляд. – И ты тоже должен остаться, Леонард. Посмотри правде в глаза, эти твои так называемые исследования в Калифорнийском институте – тупик, финиш, деградирующая бесперспективность. Здесь, с другой стороны, у тебя будет хотя бы приличное оборудование. Леонард посмотрел на Шелдона исподлобья, стиснув челюсти с такой силой, что это почти причиняло боль. – Замечательно, – выдавил он, с необыкновенной отчетливостью вспомнив, почему Шелдона хотелось убить большую часть времени. – В таком случае, я тоже остаюсь. – Вот и отлично, – сказал Родстейн, бодро хлопнув в ладоши. – Рад, что все так устроилось, поверьте мне, вы об этом не пожалеете. В таком случае, сегодня празднуем. Кроме того, я все еще не показал вам свою яхту. * * * Яхта Родстейна находилась в заливе на юго-западном побережье Майами. Никто из них не захватил с собой одежду для купания, так что по пути им пришлось заехать в торговый центр, тот же самый, куда отправилась за покупками Пенни в сопровождении Джеффа и Беатрис. Они не любили долго ходить по магазинам, за исключением, разумеется, магазинов игрушек или комиксов, поэтому завернули в первый же попавшийся павильон, в котором виднелись купальные костюмы, и выбрали там все необходимое. Стоя на кассе, Леонард даже не успел испугаться непомерной стоимости их, в общем-то, тривиальных покупок, потому что Родстейн молча передал приветливо улыбающемуся продавцу свою пластиковую карту, и на этом с шопингом было покончено. Они договорились встретиться с Пенни, Джеффом и Беатрис Льюттон в просторной зоне для отдыха, где располагались фонтаны и удобные скамейки с мягкими сидениями для посетителей торгового центра, а по краям этого свободного пространства теснились всевозможные кафе, бары и лотки с мороженым и с освежающими напитками. Шелдон, который начал нервничать от большого скопления людей, когда они еще только вошли в торговый центр, а затем утомился процедурой выбора покупок, был явно не в духе. – Мы договорились встретиться с ними в пятнадцать тридцать, а сейчас уже пятнадцать тридцать восемь, – назойливо гундел он, то и дело поглядывая на часы. – Уверен, что-то случилось. Даже Пенни не может быть настолько непунктуальной. С другой стороны, если учесть ее полнейшую неспособность воспринимать простейшие инструкции, она сейчас может быть где угодно… Родстейн сделал попытку заткнуть Шелдона и перевести разговор на другую тему, но это оказалось не такой уж простой задачей, и вскоре он махнул на это рукой. – Просто купи ему мороженого, – закатил глаза Леонард. – Помогает заткнуть его на какое-то время. Тот бросил на Леонарда немного удивленный взгляд, но, еще пару минут выслушав переживания Шелдона, все же пошарил по карманам в поисках мелочи и отошел к лотку с мороженым, а назад вернулся с порцией вишневого сорбета. – Возьми, Шелдон, это тебе, – сказал Родстейн, немного неловко протягивая угощение сидевшему на скамейке Шелдону. Леонард посмотрел на Родстейна с интересом, потому что он выглядел так, будто бы чувствовал себя неуютно, что было странным для кого-то столь самоуверенного. Шелдон выхватил у Родстейна сорбет и зачерпнул его ложкой, отправил угощение в рот и прикрыл глаза в явном удовольствии. – Просто удивительно, – пробормотал он немного нечетко, перекатывая вишневый шарик во рту, чтобы согреть его, – сколько наслаждения могут принести человеку вкусовые рецепторы. Родстейн уставился на Шелдона взглядом, который свидетельствовал о том, что его обладатель не понаслышке знаком с наслаждениями и собирается добавить очередное в свою копилку в самом ближайшем будущем, и Леонард слегка откашлялся, почувствовав неловкость. – Не торопись, – посоветовал он, обращаясь к Шелдону. – Ты же не хочешь снова заработать себе ларингит? Шелдон вскинул на него испуганный взгляд. – О, нет, только не ларингит, – серьезным голосом сказал он. – Я не выдержу еще одну неделю абсолютного молчания в своей жизни. Леонард припомнил эту благословенную неделю и поневоле улыбнулся. – Ты знаешь, Шелдон, я передумал. Можешь есть так быстро, как захочешь, – сказал он, кивая на мороженое. Тот бросил на Леонарда подозрительный взгляд и все же притормозил с поеданием своего сорбета. Пенни подошла к ним несколько минут спустя в сопровождении Джеффа и Беатрис. – Пятнадцать пятьдесят семь, – многозначительно прокомментировал Шелдон, но никто не обратил на него внимания, потому что все смотрели на Пенни. Она была одета в облегающее белое платье с золотом, в котором выглядела, как богиня, она буквально светилась изнутри, затмевая в этот момент красотой даже Беатрис. Волосы Пенни уходили ей за спину великолепными волнами, прихваченные сзади заколкой, и Леонард разинул рот, не в силах оторвать от нее взгляда. Ему хотелось совершать ради нее безумные вещи, хотелось упасть перед ней на колени прямо здесь, посреди торгового центра, и умолять ее выйти за него до тех пор, пока она не согласится, или умереть, пытаясь. – Пенни, ты выглядишь потрясающе, – наконец выдохнул он, выразив тем самым их общую мысль. Пенни улыбнулась, но затем бросила на Родстейна неуверенный и виноватый взгляд. – Эван, прости, мне нужно тебе кое-что сказать, – начала она, покусывая нижнюю губу, что было верным признаком того, что Пенни нервничала. – Я… в общем, я немного увлеклась покупками, а Джефф, ты знаешь, он просто оплачивал твоей кредиткой все, что я себе выбирала, так что когда я увидела полную стоимость… В общем, я тебе все верну. Не прямо сейчас, пока что у меня туговато с деньгами, но через пару месяцев… или через восемь… Родстейн вскинул руку ладонью вперед, вынуждая ее замолкнуть. – Пенни, ни слова больше, – серьезно сказал он. – Ты знаешь, я никогда не мог отказать женщинам в небольших подарках, тем более таким великолепным женщинам, как ты, так что считай это моим подарком тебе. И себе заодно, потому что теперь я могу смотреть на тебя во всем блеске, а это, поверь мне, достойное удовольствие. Он галантно поцеловал Пенни руку, и она заалела от радости и смущения. Затем Родстейн окинул их всех взглядом. – Итак, у нас в планах прогулка на яхте, – сообщил он. – Если вы еще хотите успеть поймать вечерний загар, я предлагаю поторопиться. По пути к выходу из торгового центра Джефф умудрился столкнуться с кем-то из своих знакомых девушек, которые прогуливались по магазинам вдвоем, радостно щебеча, и пригласил их поехать с ними, так что их компания увеличилась на глазах. В конце концов, они пятеро сели в машину в том же составе, в котором ехали в лабораторию, а Пенни, Беатрис и подруги Джеффа залезли в машину Джеффа. – Я не могу не заметить, что в твоем окружении невероятно много знакомых, – неожиданно сказал Шелдон, обращаясь к Родстейну. – Это можно было бы сравнить с количеством моих друзей на MySpace, с той лишь разницей, что я никогда не встречаюсь со своими друзьями из MySpace лично. Это было бы совершенно безрассудно, встречаться с ними в реальной жизни, – добавил он с небольшим смешком. Родстейн пожал плечами, не отрываясь от дороги. – Полагаю, это можно назвать издержками моего образа жизни. Я все время кручусь в местах, где можно встретить новых интересных людей, завожу с ними знакомство или дружбу, как-то провожу время. Впрочем, они в основном приходят и уходят, у меня действительно немного настоящих, проверенных друзей, вроде Джеффа, которые всегда остаются рядом. – Я не вижу в этом логики, – заметил Шелдон после короткой паузы. – Какой смысл налаживать эмоциональный контакт с новыми людьми и тратить свое время на общение с ними, если ты знаешь, что через какой-то отрезок времени в любом случае перестанешь с ними видеться? Я лично решил для себя эту проблему, подружившись с Леонардом. Затем Леонард подружился с Воловитцем и Кутраппали, и, таким образом, я получил готовую социальную группу, в которой могу проводить свободное время и делиться интересами, практически без усилий со своей стороны. Впрочем, должен признать, иногда это становится мне в тягость, – добавил он, вздохнув. – Эй, мы все еще здесь, – недовольно заметил Воловитц, обращаясь к Шелдону, но всем, чего он добился этим замечанием, был недоуменный взгляд. – Наверное, мне просто скучно, – наконец сказал Родстейн, немного подумав. – Но мне комфортно с людьми, ты знаешь, когда тебя постоянно кто-то окружает, это помогает отвлечься от всего остального. – Хм, это может стать проблемой, – заметил Шелдон и пояснил на вопросительный взгляд Родстейна: – Мне, напротив, комфортно одному. И если я все-таки останусь гостить у тебя, чтобы работать в твоей лаборатории, полагаю, что скопления людей и шум будут отвлекать меня от работы. – Это решается очень просто, – заверил его Родстейн, улыбнувшись. – Никаких вечеринок, кроме как по выходным, и никаких столпотворений, это я тебе обещаю. У меня может гостить несколько людей одновременно с вами, ребята, но полагаю, мой дом достаточно большой, чтобы в нем оставалось достаточно свободного пространства. Шелдон кивнул, очевидно удовлетворенный таким ответом, и Леонард досадливо отвернулся к окну. Ехать до побережья оказалось совсем недолго. Они совершили очередной плавный поворот, объезжая последнюю линию домов, и вырулили на причал, выходящий на прекрасный живописный залив. Яхта Родстейна оказалась ну просто чудо как хороша: большая и вместительная, она вместе с тем была очень легкой и изящной, казалось, что она не плывет по воде, а буквально парит в нескольких сантиметрах над ее поверхностью. Она остановилась у самого причала, на котором они высадились из автомобилей, и рулевой спустил им трап, приветливо махнув Родстейну рукой. Девушки из торгового центра, которых Джефф пригласил с ними, визжали от восторга, забираясь на борт. Джефф галантно подал руку каждой из девушек, включая Пенни, помогая им подняться, затем вошел на борт сам, следом зашли Говард, Радж и Леонард. Уже занеся ногу над трапом, Шелдон оглянулся на Родстейна. – Там ведь есть спасательные жилеты? – спросил он. Родстейн закатил глаза: – Да, Шелдон, там есть жилеты, я попрошу Энтони, рулевого, выдать тебе один. А теперь иди. Он мягко подтолкнул Шелдона в лопатки, и тот поспешно вошел на яхту, стараясь не смотреть на воду. Родстейн оказался на палубе последним и широко им всем улыбнулся, прежде чем отдать приказ трогаться. Они по очереди спустились на нижнюю палубу, чтобы переодеться в купальные шорты или плавки, девушки надели купальники, а Шелдону вдобавок выдали его спасательный жилет, в который он незамедлительно облачился. Пенни посмотрела на него, вопросительно подняв брови. – Шелдон, сладкий мой, ты что, не умеешь плавать? – спросила она. – Он учился плавать через интернет, – встрял Леонард. – У него даже неплохо получалось, на полу, пока случайно не выяснилось, что на воде эта техника не работает. Шелдон посмотрел свысока на них обоих и независимо передернул плечами. – Я не «не умею» плавать, как ты выразилась, я просто не плаваю, – снисходительно пояснил он. – Я нахожу это неестественным для homo sapiens. Как ты считаешь, если бы природа действительно хотела, чтобы люди плавали в воде, почему тогда эволюция сделала нас сухопутными? У нас легкие, Пенни, легкие вместо жабр. Это не кажется тебе уже самим по себе достаточным основанием, чтобы не лезть в воду? Пенни пожала плечами, безразличная к его умозаключениям, и попросила у проходящего мимо официанта «Секс на пляже» и фруктовые канапе. Шелдон посмотрел в сторону берега, неторопливо проплывающего по правому борту, пока яхта выплывала из залива, и оживленно ткнул пальцем куда-то вдаль. – Посмотрите, там мангровые заросли, – увлеченно сообщил он. – Любопытный факт: это единственные деревья, способные произрастать в соленой морской воде, потому что в результате эволюционной конвергенции они смогли выработать набор физиологических адаптаций против бедного содержания кислорода, анаэробных почв, солености и даже приливов. Немного жаль, что такие изумительные растения сдаются под натиском каких-то крабов… – Леонард, ты не мог бы помочь мне нанести на спину крем от солнца? – попросила его Пенни, которая лежала на шезлонге в своем эффектном бирюзовом бикини, и дальше про крабов Леонард уже не слушал. Они ушли так далеко в море, что берег был тонкой исчезающей полоской на горизонте, и там окончательно заглушили двигатели и задрейфовали. Погода была безветренной, солнце стояло высоко в небе и жарило не на шутку, они все принялись щедро мазать себя защитным кремом, чтобы не сгореть. Пенни оказала Леонарду ответную услугу и тщательно намазала его спину, а Кутраппали хватанул мохито и теперь нес всякую ерунду, бодро заливая кремом прекрасную Беатрис. Та лежала на шезлонге, прикрыв глаза от удовольствия, пока Кутраппали втирал крем в ее лопатки и плечи так бережно, словно Беатрис была хрустальной. Джефф, Говард и девушки уже нырнули в воду, сбросив туда же надувной матрас, и теперь устроили за него шуточную борьбу, брызгаясь и отплевываясь от воды. Шелдон наблюдал за ними с яхты с отстраненным видом исследователя, изучающего поведение приматов. Родстейн тронул его за плечо и, когда Шелдон обернулся, указал ему на солнцезащитный крем. – Тебе тоже нужно намазаться, тут очень сильное солнце, – сказал он. Шелдон кивнул и взял у него из рук бутылочку с защитным кремом, открыл ее, понюхал и поморщился, на секунду отвернув голову в сторону, затем вздохнул и все-таки выдавил немного крема на кончики пальцев, прежде чем провести ими по своему лбу и носу, затем так же осторожно намазал руки и плечи. Родстейн усмехнулся, наблюдая за ним какое-то время, а потом выхватил у него крем. – Позволь мне, – сказал он, прежде чем нанести на свою ладонь солидное количество крема и несколькими решительными движениями мазануть им по рукам, шее и лицу Шелдона. Затем он присел на корточки и нанес крем на его ноги, пользуясь тем, что Шелдон замер от шока, а закончив, выпрямился и улыбнулся. – Сними жилет, – приказал он. Шелдон заколебался, и Родстейн добавил: – В этом жилете полно просветов, ты сгоришь в нем отдельными пятнами, как леопард. Это ненадолго, я только помогу тебе намазаться кремом, и ты наденешь его обратно. Немного обдумав эту идею, Шелдон кивнул и подчинился. Родстейн небрежно отбросил его жилет на шезлонг и выдавил из бутылочки еще немного крема, а потом опустил ладони на грудь Шелдона, очень тщательно втирая крем медленными круговыми движениями и разминая мышцы, продолжая гладить его по груди, рукам и плечам даже после того, как крем полностью впитался в кожу. Шелдон следил за ним внимательным взглядом, наверняка уверенный, что Родстейн делал все это лишь для того, чтобы он не обгорел на солнце, что за всем этим не стояло ровным счетом ничего постороннего, и Леонард не выдержал на это смотреть. Он ушел с палубы в каюту, закрыв за собой дверь, и там со злости пнул новомодный кожаный диван, выругавшись от души. Дверь мягко приоткрылась, и в каюту вошла Пенни. – Леонард, пожалуйста, – сказала она, – не нужно так остро на все реагировать. Леонард недоверчиво посмотрел на нее. – Хочешь сказать, то, что я только что видел, мне просто померещилось? Хочешь сказать, Родстейн всего лишь спасал Шелдона от солнца по доброте душевной? – ехидно спросил он. – Должна признать, если он и спасал Шелдона от солнца, то делал это довольно… горячо, – осторожно произнесла Пенни. – Но, ты знаешь, Эван неплохой. Ничего страшного ведь не происходит. – Ты так думаешь?! – воскликнул Леонард, едва веря своим ушам. Тут до него дошло, и он хлопнул себя по лбу, рассмеявшись. – О, ну конечно, Эван просто парень что надо. Замечательный парень, особенно после того, как позволил тебе оставить все те горы вещей, которые ты набрала в магазинах, верно? Пенни уперла руки в бока, прищурившись, ее глаза метали молнии, и Леонард запоздало подумал, что погорячился. – Вот, значит, как ты считаешь, – сказала она ледяным голосом. – Ты стоишь здесь и заявляешь, что Эван купил меня с потрохами за несколько платьев и пар обуви? Ну, знаешь ли, такого мне еще никто не говорил. Леонард без сил рухнул на диван и спрятал лицо в ладонях. – Нет, Пенни, это совершенно не то, что я имел в виду, – устало сказал он. – Я просто пытаюсь сказать… неужели только я один вижу, что то, как Родстейн подбирается к Шелдону – недопустимо? Пенни села рядом с ним на диван, смягчившись, и ободряюще положила руку ему на колено. – А вдруг Воловитц прав? – негромко спросила она. – Что, если для Шелдона это не так уж плохо? Помнишь, как ты сам говорил, еще тогда, в самолете, что не можешь отвечать за Шелдона, что он достаточно взрослый, чтобы нести ответственность самостоятельно. Почему, в таком случае, ты так беспокоишься? Леонард поднял голову и посмотрел на Пенни. – Я помню, что говорил раньше, – неохотно признал он. – Но теперь, глядя на Родстейна, на то, что он делает, я просто не могу, Пенни. В смысле, ты знаешь Шелдона. Он ведет себя как робот большую часть времени, но он не робот. У него есть свои странные шелдоновские эмоции, и определенные вещи он воспринимает намного острее, чем другие люди. Ему неприятно даже то, что кто-то находится с ним в одной комнате, как, по-твоему, ему понравится, если кто-то окажется с ним в одной кровати? Пенни вздохнула, но ничего не сказала, только взяла Леонарда за руку, чтобы поддержать. – И есть еще одна вещь, – продолжил он, переводя дыхание, потому что вдруг осознал, что говорит очень быстро и эмоционально. – Тебе проще рассуждать обо всем этом, Пенни. Тебе, Говарду и Раджу, вам всем проще, потому что это я живу с ним в одной квартире. И когда что-нибудь пойдет не так, именно я буду тем, кто примет на себя все последствия. Потому что когда происходит что-то такое, что выбивает Шелдона из колеи, он слетает с катушек. И поверь мне, Шелдон, слетевший с катушек – это не та милая немного сумасшедшая версия Шелдона, которая раздражает тебя каждый день. Это будет хуже, Пенни, намного хуже, уверяю тебя. Шелдон будет вести себя безобразно, он будет эмоционально неуравновешен, вспыльчив и раним, он будет часами валяться в своей комнате, пялясь в потолок, и именно я стану человеком, который будет вытаскивать его из всего этого и восстанавливать его реальность обратно по кусочкам. Пенни внимательно посмотрела на него и спросила всего одну вещь. Она спросила: – Нечто такое уже случалось раньше? Леонард неопределенно передернул плечами. – Ты знаешь Шелдона, с ним постоянно что-то случается. И я просто вынужден, мне приходится быть рядом, потому что, ты знаешь, он совершенно невыносим. И если меня не будет рядом с ним, то кто будет вместо меня? Неожиданно Пенни подалась вперед и порывисто обняла его. Леонард растерялся и немного помедлил, а затем обнял ее в ответ, чувствуя ладонями теплую бархатистую кожу и узкую полоску бикини. Он закрыл глаза, стараясь удержать это ощущение подольше и сохранить воспоминание. – Ты действительно очень хороший друг, Леонард, – выдохнула Пенни ему в ухо. Когда она отстранилась от него, ее глаза немного блестели, и Леонард растерялся окончательно. – Мне нужно в уборную, – пробормотала Пенни, и прежде, чем он успел сообразить, что сказать, она поспешно вышла из каюты. Леонарду не хотелось возвращаться наружу, к остальным, и в особенности к Родстейну, так что он оставался в каюте еще достаточно долгое время, но затем снаружи послышался непонятный шум. Движимый любопытством, Леонард выглянул наружу и застал весьма странное зрелище: пьяный Джефф оттеснял Шелдона к корме яхты, полный решимости сбросить его в воду, а Шелдон отчаянно сопротивлялся, хватаясь за все попадающие под руку предметы. – Тебе нужно охладиться, парень, ты увидишь, что это весело, – приговаривал Джефф, уверенно приближаясь к краю палубы с Шелдоном за шкирку. В воде, на некотором расстоянии от яхты, по-прежнему были девушки, которые цеплялись за надувной матрас и махали Джеффу руками, подбадривая его криками и уговаривая скинуть Шелдона к ним. Говард и Радж стояли на борту яхты и увлеченно наблюдали за происходящим, Пенни выглядела недовольной и просила Джеффа, чтобы он перестал быть ублюдком и отпустил Шелдона, ну а Родстейн как назло куда-то запропастился. – Тревога! – вопил Шелдон. – Тревога! Я не плаваю, потому что это неугодно эволюции. Тревога! Человек за бортом! В его лице был самый настоящий ужас, и последнюю фразу он прокричал, уже кувыркаясь в воздухе на пути к воде. Леонард бросился вперед, не помня себя от потрясения, и схватился за перила яхты, глядя в воду, в которую Шелдон плюхнулся с оглушительным всплеском. Шелдон был в жилете, напомнил Леонард самому себе, вглядываясь в воду, едва к нему вернулась способность связно мыслить. Шелдон был в спасательном жилете, когда его скинули за борт, а это значило, что он в безопасности. Но то ли Шелдон плохо закрепил завязки внизу жилета, то ли они расстегнулись, пока Джефф тащил его к воде, но теперь Шелдон бултыхался, захлебываясь, а жилет свободно поднялся у него над головой и плавал над поверхностью, ничем не препятствуя Шелдону тонуть. Леонард будто бы онемел, у него в голове наступил какой-то вакуум, он совершенно не представлял себе, что делать, да и все остальные просто растерянно пялились в воду, ничем не помогая. И в этот момент Эван Родстейн пробежал мимо него и стремительно прыгнул с яхты, войдя в воду красивым клином, двинулся к Шелдону, разрезая воду сильными, уверенными гребками. Джефф прыгнул следом секунду спустя, почти такой же испуганный, каким был Шелдон, когда он тащил его к борту, и через минуту они вдвоем затащили Шелдона обратно на яхту. Все суетливо сгрудились вокруг, растерянные и бесполезные, и у Леонарда внутри что-то оборвалось, когда он заметил, что глаза Шелдона закрыты, а грудь не поднимается и не опускается. Но Родстейн, казалось, знал совершенно точно, что нужно делать. Он приложил ухо к груди Шелдона, и, не паникуя ни секунды, несколько раз надавил руками на его грудную клетку, отчего у Шелдона изо рта и носа хлынула вода. Затем Родстейн разомкнул его губы и прижался к ним своим ртом, вдыхая в грудь Шелдона воздух, и уже через несколько секунд Шелдон закашлялся, выплевывая воду и дико оглядываясь кругом. Эван Родстейн облегченно рассмеялся и приподнял Шелдона в вертикальное положение, прижав его спиной к своей груди и уткнувшись губами ему в макушку, и только тогда Леонард почувствовал, что и сам снова может дышать. Он облегченно облокотился спиной о борт яхты, потому что колени у него подгибались, и Леонард не думал в тот момент абсолютно ни о чем. – Прости меня, Шелдон, – с трудом выдохнул Джефф, очевидно, не зная, куда ему деться от стыда. – Это было дурацкой затеей, я поступил просто как осел, мне ужасно жаль, что все так вышло. Шелдон все еще задыхался и едва ли понимал, что происходит вокруг, так что на извинения Джеффа он не отреагировал совершенно. Родстейн тоже ничего не сказал, он обернул Шелдона полотенцем и увлек его в каюту, коротко извинившись перед всеми, и закрыл за ними обоими дверь. После этого происшествия веселиться всем расхотелось, и яхта двинулась обратно к берегу, плавно рассекая воду. * * * Вечером того же дня Леонард стоял напротив двери в комнату Шелдона, не решаясь войти. Шелдон заперся в комнате сразу же, как они приехали. Он не спустился на ужин, и Джефф чувствовал себя просто ужасно из-за произошедшего, он то и дело перед всеми извинялся, но Леонард не мог перестать злиться на него. Эван Родстейн успел созвониться с Гейблхаузером и наладить все с Калифорнийским институтом, отрезая им пути к отступлению, но Леонард подумал, если Шелдон все-таки передумает оставаться в Майами после того, что случилось, ничто не помешает им вернуться обратно в Пасадину. Родстейн сдержал свое обещание, и на этот раз шумной вечеринки не было. Леонард знал, что несколько человек все-таки собралось, и все они развлекались в одном из дальних помещений, стилизованных под бар, и до гостевых комнат шум не доносился. Леонард понадеялся, что Шелдон еще не уснул. Вздохнув, он осторожно постучался и приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. – Шелдон, к тебе можно? Шелдон лежал на кровати, плотно завернувшись в одеяло, но не спал. Ночник на его тумбочке рассеивал вокруг мягкий желтоватый свет, и в этом свете было хорошо видно, что его глаза открыты. Немного поколебавшись, Шелдон молча кивнул в ответ на его вопрос, и Леонард вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. Он прошел вперед и присел на край кровати. Приглядевшись внимательнее, Леонард понял, что Шелдон был не совсем в норме. Его дыхание было немного затруднено, на лбу выступила испарина, и он все-таки умудрился обгореть на солнце: щеки Шелдона были неестественно красными, не считая окружностей глаз, которые прикрывали солнечные очки. Это придавало ему сходство с пандой и, пожалуй, выглядело бы даже смешным, не будь Шелдон таким несчастным. – Я не слишком хорошо себя чувствую, – прошелестел он. Леонард протянул руку, прикасаясь к его лбу, чтобы проверить температуру, и Шелдон расслабленно прикрыл глаза. Леонарда часто удивляло, что Шелдон, который всегда старался избегать прикосновений, не испытывал неприязни, когда к нему прикасались вот так вот, в медицинских целях. Напротив, казалось, ему это даже нравилось. – У тебя жар, – констатировал Леонард, убирая руку с его разгоряченного лба. – Я принесу лекарство, чтобы сбить температуру. Леонард прошел в ванную комнату и открыл шкафчик над раковиной, ожидаемо обнаружив там баночки с разнообразными лекарствами, которые Шелдон всегда таскал с собой, когда куда-то ехал. Он отыскал тайленол в сиропе и вернулся к Шелдону, заставил его проглотить одну ложку и дал запить водой. Шелдон скривился, но выпил лекарство без возражений и утомленно откинулся на подушки спиной. – Шелдон, ты не хочешь уехать домой? – напрямую спросил Леонард через несколько минут, нарушая молчание. Шелдон посмотрел на него и покачал головой: – Мы ведь уже обсуждали это. У Эвана прекрасная лаборатория, мы с тобой оба можем достичь здесь большего, чем в Калифорнийском институте, я не понимаю, почему ты не желаешь этого признать. У Леонарда тоже была пара вопросов по поводу того, что не желал признать сам Шелдон, но вместо этого он спросил: – Ты не хочешь уехать даже после того, что случилось на яхте? – Это был несчастный случай, – сказал Шелдон после секундной паузы. – Теперь я буду избегать открытых водных пространств, и, следуя этому элементарному правилу, буду в безопасности. Леонард вздохнул. – Что насчет Родстейна? – спросил он, все-таки возвращаясь к этому вопросу. – Ты по-прежнему не замечаешь, что он ведет себя странно? – Охарактеризуй определение «странно». – Эван поцеловал тебя, – выпалил Леонард, не выдержав, и Шелдон вскинул на него ошеломленный взгляд. – Он делал мне искусственное дыхание! Эта методика уходит корнями в глубокое прошлое человечества, ради Бога, Леонард, я бы еще понял, если бы нечто подобное сказала Пенни. Но уж ты-то должен знать разницу между искусственным дыханием и поцелуем! Шелдон выглядел донельзя возмущенным и вместе с тем слишком слабым для спора, так что Леонард не решился ему возражать. Когда негодование Шелдона сошло на нет и он немного успокоился, то посмотрел на Леонарда и добавил: – И, если хочешь знать, я уже сам спросил обо всем Эвана, так что тебе не о чем беспокоиться. Леонард не поверил своим ушам. – Ты спросил его? Спросил о чем? – Я поделился с ним твоими опасениями касательно того, что он якобы может питать ко мне физиологический интерес, и он заверил меня со всей ответственностью, что это не так, – многозначительно произнес Шелдон, и у Леонарда возникло желание выйти в коридор и хорошенько побиться головой о стену. * * * В понедельник Шелдон болел. Он целый день не выходил из своей комнаты, но при этом вел себя не слишком назойливо и раздражающе, что обеспокоило Леонарда не на шутку, поскольку означало, что Шелдону было по-настоящему плохо. Но уже к вечеру он немного оклемался и начал капризничать, требуя самых разнообразных вещей для своего скорейшего выздоровления, начиная с какао со строго определенным количеством кусочков зефира и заканчивая пением «Soft Kitty» в исполнении сначала Леонарда, затем Пенни, а потом дуэта из Леонарда и Пенни, и Леонард вздохнул с облегчением, зная, что это верный признак того, что Шелдон шел на поправку. Вечером он в очередной раз заглянул к Шелдону, чтобы проверить его самочувствие, и остолбенел в дверях, потому что Шелдон был не один. С ним в комнате был Эван Родстейн, и Шелдон лежал в своей кровати, голый по пояс, а Родстейн растирал его тело круговыми движениями, медленными и почти чувственными. Родстейн был в белой рубашке с закатанным рукавом, и его сильные загорелые руки смотрелись на бледной и тощей груди Шелдона так, словно им там было совершенно не место. Первым побуждением Леонарда было извиниться и убраться вон, плотно закрыв за собой дверь, как он сделал бы, если бы наткнулся на кого-либо другого в подобной ситуации. Но это был Шелдон Купер, в личном словаре которого отсутствовало понятие сексуальной прелюдии как таковое, поэтому Леонард сделал уверенный шаг вперед и закрыл за собой дверь. Родстейн нисколько не смутился его вторжения. Он поднял насмешливый взгляд на Леонарда, не прекращая своих действий, словно дразнил его. Леонард вопросительно посмотрел на Шелдона. – Что здесь происходит? – сухо осведомился он. – Эван предложил мне свою помощь в лечении, – сообщил ему Шелдон с непосредственностью, на которую был способен, наверное, он один. – Он втирает в мои мышцы лечебный бальзам, чтобы облегчить жар. Родстейн едва заметно улыбнулся уголками губ, наблюдая за игрой эмоций на лице Леонарда. – Эван, можно тебя на минутку? – спросил Леонард, стараясь удержать голос ровным, потому что на самом деле ему больше всего хотелось наорать на Родстейна и запустить чем-нибудь в его голову, но он знал, что это явно не пошло бы на пользу Шелдону. – Уверен, что Шелдон сможет закончить самостоятельно. Шелдон обиженно поджал губы, когда Родстейн бросил ему извиняющийся взгляд, пожал плечами, отставляя баночку с бальзамом на прикроватную тумбочку, и поднялся на ноги. – Конечно, Лео, буду рад с тобой пообщаться. Они вышли из комнаты Шелдона вместе и не сказали друг другу ни слова, пока не вышли из дома на веранду, освещенную мягким светом декоративных уличных фонариков. Леонард глубоко вдохнул влажный и сладкий воздух тропической ночи, успокаиваясь и выравнивая дыхание, посмотрел вверх, на звезды, которые в Майами казались просто огромными, и перевел взгляд на Родстейна. Тот зубами вытянул из пачки сигарету и закурил, улыбнулся Леонарду своей сияющей белоснежной улыбкой, ожидая, когда тот начнет разговор. – Пожалуйста, оставь его в покое, – выдохнул Леонард неожиданно для самого себя, и сразу же замолчал, потому что просьба была жалкой и неубедительной, и Леонард самому себе показался жалким и неубедительным в этот момент. Родстейн опустился на деревянные ступени, и Леонард, поколебавшись, сел рядом с ним. – Я не могу, ты же знаешь, – мягко сказал он, затягиваясь сигаретой и стряхивая пепел куда-то вниз, крошечные искорки осыпались на ступени и медленно догорали, обращаясь в прах. – Пойми меня правильно, я мог бы попытаться и отпустить его, может быть, у меня даже хватило бы сочувствия или Бог знает чего еще, если бы только ты просил его для себя. Но ты не сделаешь этого, не так ли, Лео? Ты с ума по нему сходишь, наверное, даже больше, чем я, и вместе с тем никогда этого не сделаешь, даже если он будет на расстоянии вытянутой руки от тебя целые годы, потому что каким-то абсурдным образом не можешь решиться ни на что, пока он не сделает первый шаг. Леонард ничего не ответил, слишком ошеломленный, чтобы говорить, и Родстейн продолжил все так же рассудительно, словно объяснял Леонарду нечто само собой разумеющееся: – А он никогда этого не сделает, ты должен понимать. И знаешь, я могу сказать тебе, чем это закончится. Он будет разрушать любые твои отношения, потому что для каждой девушки, которая станет с тобой встречаться, он будет лишь досадной и непонятной помехой, которая является такой большой частью твоей жизни, что едва ли какие-либо отношения способны вынести такое. И ты будешь оставаться один, раз за разом, и ты будешь задаваться вопросом, что с тобой не так, суждено ли тебе умереть в одиночестве, но все равно не оставишь его, потому что это невозможно для тебя – оставить Шелдона Купера, ты скорее разорвешь отношения с любимой девушкой. Может быть, в конце концов, ты найдешь как раз такую девушку, которая тебе нужна, которая примет Шелдона почти так же, как принял его ты. Тогда вы окружите его заботой и вниманием и станете потакать его нуждам, и оба превратитесь в родителей еще до того, как ваш первенец увидит свет. Но неужели ты не видишь, какой это будет растратой? Шелдон Купер – поразительный человек, и раз уж мы оба так сильно его хотим, неужели будет честным, если в конце концов он не достанется ни одному из нас? То, что ты делаешь – это все равно, что… я не знаю, Лео, это все равно, что купить игрушку и никогда не открыть коробку, ты понимаешь, что я имею в виду? Леонарду пришло на ум, что у него дома была масса игрушек, которые он никогда не открывал, чтобы не повредить упаковку, но он не собирался озвучивать эту мысль Родстейну. По правде сказать, Леонард был в таком шоке от услышанного, что едва ли вообще мог что-либо на это ответить. – Ты ошибаешься. Господи, ты так чудовищно ошибаешься, – в конце концов выдохнул он. – Между мной и Шелдоном все совершенно не так. Он мой коллега и мой друг, лучший друг, если угодно, но мне никогда и в голову бы не пришло… – он запнулся и замолчал, не в силах озвучить то немыслимое, что предполагал о нем Родстейн. – Возможно, ты можешь убедить в этом самого себя, – улыбнулся Родстейн. – Но я в это не верю, увы, я продолжаю настаивать на своем. Повисла пауза. Родстейн слегка наклонился к нему и заговорщически понизил голос: – Итак, ты все-таки сказал ему о моих намерениях? Леонард поморщился, потому что Родстейн спросил об этом так, словно все это было лишь игрой. – Я своего рода догадался, когда он спросил меня, нахожу ли я его привлекательным, – пояснил тот, пожав плечами. – И ты солгал ему, – вырвалось у Леонарда. – Скорее, уклонился от ответа, – поправил его Родстейн. – Прости, но я предупреждал тебя еще тогда, в клубе, что это не сработает. И, кроме того, в сравнении с теми, кто обычно находится в моей постели, он не такой уж привлекательный. – Тогда зачем он тебе? – Ох, да как же тебе объяснить? – Родстейн слегка рассмеялся, снова обнажая зубы, и запустил руку в густые волосы, и Леонард отчего-то отметил, что уж сам Родстейн внешне был очень привлекательным, даже красивым, таким красивым, каким никогда не был сам Леонард. – Дело не во внешности, ты знаешь? Физически совершенные люди, как правило, скучные. Боже, по правде сказать, ты даже не представляешь себе, насколько они скучные. Они порхают по жизни, вечно в восторге от своей красоты и от восхищения окружающих, которого никогда не бывает слишком много, и они стараются получить больше, и еще больше, и еще, пока их красота не увядает, оставляя их пустыми, разочарованными и еще более скучными, чем прежде. Шелдон, с другой стороны… – он ненадолго замолк, подбирая верное слово. – Шелдон – это вызов. Я потерял голову с того дня, как впервые его увидел, я говорил тебе. Леонард ничего не ответил, сбитый с толку непонятной откровенностью Родстейна и его кажущейся дружелюбностью, и вместе с тем полнейшим отказом уступить Леонарду то единственное, о чем он так просил, и оставить Шелдона в покое. – Это я подстроил ту неприятность на яхте, – неожиданно сказал ему Родстейн, рассеянно туша сигарету о ступеньку, и Леонард на секунду онемел, подумав, что ослышался. – Ты подстроил – что? – переспросил он, борясь с желанием похлопать себя по ушам, чтобы убедиться, что слух его не обманывает. – Я попросил Джеффа, чтобы он сбросил Шелдона в воду, – рассеянно повторил тот, прицеливаясь и отправляя погасший окурок в пепельницу у дверей. – По правде сказать, я не планировал, чтобы все зашло так далеко, думал, что жилет будет исправен, и он просто побарахтается там некоторое время, прежде чем я втащу его на борт. – Зачем ты это сделал? – ошеломленно спросил Леонард. – Брось, ты же умный парень, ты должен знать психологию, – отозвался Родстейн. – Тебе должно быть известно, что между спасителем и спасенным формируется особое доверие. И посмотри, сегодня Шелдон уже позволил мне прикоснуться к себе без малейшего проявления тревоги. Разве это не чудо, на что способна психология? Леонард почувствовал дурноту. – Он позволил тебе, потому что думал, что ты его лечишь, – негромко сказал он, испытывая в этот момент к Родстейну такое отвращение, какого не испытывал, наверное, еще никогда и ни к кому в своей жизни. – Он позволил, потому что доверяет тебе, а ты, мать твою, его едва не утопил! Он сорвался на крик, и Родстейн шикнул на него, приложив палец к губам. – Не нужно так шуметь, ты распугаешь птиц. Да, он пострадал по моей вине, но, в конце концов, я же и был тем, кто спас его. И, Лео, если ты вздумаешь болтать об этом, я буду все отрицать, и Джефф подтвердит мои слова. Надеюсь, это понятно, – сообщил он Леонарду таким голосом, словно говорил о погоде. После этого Родстейн поднялся на ноги и с наслаждением потянулся, широко зевнул и двинулся обратно в дом, рассудив, видимо, что на этом разговор окончен. – Приятных снов, – сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь. Леонард еще некоторое время продолжал сидеть неподвижно, совершенно ошеломленный, не в силах свыкнуться с тем, что только что узнал, а потом поднялся на ноги с вполне определенной целью. Ему нужно, просто необходимо было поделиться этим с кем-нибудь, рассказать хоть кому-то, что Эван Родстейн едва не угробил Шелдона преднамеренно, только чтобы втереться к нему в доверие. Ему было плевать на предупреждения Родстейна о том, что в случае необходимости он будет все отрицать. Он был намерен рассказать обо всем своим друзьям прямо сейчас, а там уж они найдут способ вытащить Шелдона из этой западни, которая становилась попросту опасной. Он подошел к двери, ведущей в комнату Пенни, и постучал. Никто не ответил, и он попробовал еще раз. – Пенни! – позвал он. – Пенни, я знаю, что уже поздно, но нам нужно поговорить, это важно. Пожалуйста, открой мне. Дверь распахнулась, и на пороге возникла Пенни, завернутая в одну простыню, которую она придерживала рукой на груди. Она окинула его раздраженным взглядом, и Леонард отступил назад, смутившись. – Прости, я понимаю, что это не самое лучше время… – начал он. – Да, Леонард, это не самое лучшее время, – подтвердила Пенни, натянув на лицо улыбку, вежливую и совершенно неправдоподобную. – Это может подождать до утра? – Какие-то проблемы? Рядом с Пенни появился Майкл Дауэлл в одних трусах с большой эмблемой Calvin Klein спереди, и Леонард уставился на него ошеломленным взглядом. – Прошу прощения, – пробормотал он. – Ты права, Пенни, это может подождать до завтра. Дверь захлопнулась перед его носом еще до того, как Леонард закончил говорить, и он на автомате пошел дальше по коридору. Обнаружить, что Пенни спит с продюсером, которого подсунул ей Родстейн, было крайне неприятным открытием, которое наверняка лишало Леонарда его радужных надежд на счастливое совместное будущее с ней. Возможно, подумал Леонард с толикой нездоровой черной самоиронии, после этого ему действительно оставалось разве что последовать совету Родстейна и приударить за Шелдоном, потому что с девушками у него из раза в раз как-то не складывалось, и это приводило Леонарда в отчаяние. С этими безрадостными мыслями он уперся в дверь, ведущую в комнату Кутраппали, и постучал. К его изумлению, дверь открыла прекрасная Беатрис Льюттон. Она предстала перед Леонардом в одном шелковом нижнем белье, которое открывало больше, чем скрывало, и обворожительно ему улыбнулась. – Я могу чем-то помочь? – спросила она свои красивым грудным голосом, и Леонард невольно сглотнул. – Да, да, пожалуйста, – сказал он, с усилием отводя взгляд от ее пышного бюста, чтобы посмотреть ей в глаза. – Я хотел поговорить с Раджем, он сейчас где-то здесь? – Он в ванной комнате, – сказала Беатрис, махнув рукой в нужном направлении. – Ему немного нездоровится, но возможно, он будет не против поговорить. С этими словами она легла на кровать и уставилась в широкий плазменный телевизор, потеряв к Леонарду всякий интерес. Он проследовал к двери, на которую указала ему Беатрис, и вошел внутрь. Кутраппали оказался на полу возле унитаза. Он сидел, обхватив руками колени и облокотившись о бортик унитаза щекой, и вид у него при этом был принесчастный. – Радж, ты в порядке? Леонард опустился на пол рядом с ним, устремив на Кутраппали обеспокоенный взгляд. Тот поднял на него глаза, которые, как мгновенно отметил Леонард, были заметно не в фокусе, и печально шмыгнул носом. – Как я могу быть в порядке? – спросил он совершенно пьяным голосом, с очевидной жалостью к себе. – В соседней комнате меня ждет самая прекрасная женщина в мире, готовая принять копье моей любви в лоно своей женственности, а я? Только посмотри на меня. Половину времени я слишком трезв, чтобы говорить с ней, а другую половину времени я слишком пьян, чтобы заниматься с ней любовью. Иногда я задаюсь вопросом, к чему Вишну было создавать кого-то, столь несчастного? – Ты мог бы, ты знаешь, не говорить с ней, – попробовал найти выход из ситуации Леонард. – Ты же не можешь быть постоянно пьяным, ведь так? – Может быть, ты прав, – печально согласился Радж. – Потому что от выпивки просто чудовищно тошнит. Он склонил голову над унитазом, печально взывая к богам своего народа, и Леонард поспешно выскочил за дверь, не желая видеть, как будут разворачиваться дальнейшие события. Беатрис подняла на него глубокий взгляд своих черных глаз, и Леонард неловко сказал: – Уверен, ему скоро полегчает. Просто дай ему минуту. Она ничего не ответила, и Леонард вышел из комнаты, еще более шокированный, чем прежде. Леонард не знал, чего ожидал увидеть, открывая дверь в комнату Воловитца, но в глубине души был готов ко всему, чему угодно. Тем не менее, его челюсть словно сама по себе пошла к полу, когда он обнаружил Воловитца в постели вместе с белокожей блондинкой и темноволосой мулаткой, и тела всех троих переплелись под тонким одеялом, представляя собой довольно причудливую конструкцию. – Леонард, только зацени! – радостно воскликнул Воловитц, увидев его на пороге. – Я и две обалденные красотки! Ты не мог бы сделать мне одолжение и щелкнуть нас на свой айфон? Хочу выложить фотку на фейсбук. Леонард молча захлопнул дверь и отправился в свою комнату. Определенно, что-то пошло не так, подумал он. Больше всего ему хотелось проснуться и понять, что все происходящее было не более чем дурным сном, но в глубине души он знал, что такое развитие событий было бы слишком идеальным, чтобы оказаться правдой. Поэтому Леонард остановился на мысли, что все, что он наблюдал в последнее время – не более чем кратковременное коллективное помешательство, которое пройдет завтра к утру, и у Леонарда наконец-то будет возможность поговорить с друзьями по-человечески. Повинуясь внезапному порыву, Леонард еще раз открыл дверь в комнату Шелдона, чтобы проверить, как он, но там, к счастью, там все было в порядке. Шелдон спокойно спал, его дыхание было размеренным и глубоким, и он больше не метался по постели в лихорадке, сминая простыни. Родстейна тоже не было видно и в помине, так что Леонард немного успокоился. Он закрыл дверь и отправился к себе, рассудив, что как бы там ни было, а решение проблем может и подождать, потому что сейчас Леонард был настолько на взводе, что скорее мог наломать еще больше дров, чем что-либо разрешить. * * * К концу недели Шелдон почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поехать в лабораторию. Леонард отправился с ним, в то время как Воловитц и Кутраппали отговорились какими-то делами, но это было совершенно ни к чему, потому что Родстейн и так сказал им, что не будет против, если они будут меньше работать и больше отдыхать, пока гостят у него. В общем, они использовали открывшиеся перед ними возможности на полную катушку. Что касалось Пенни, то она поехала с Майклом Дауэллом по каким-то местным киностудиям в Майами, и при этом, как угрюмо отметил Леонард про себя, вся светилась предвкушением и энтузиазмом. Леонард так и не рассказал никому из них о том, что открыл ему Родстейн про истинную причину того инцидента с Шелдоном на яхте. Какая-то его часть не хотела нервировать Шелдона, который раздражающим образом привязался к Родстейну за время своей болезни и мог воспринять эту новость весьма дурно, другая его часть боялась, что друзья попросту не поверят ему, потому что Родстейн, этот скользкий мерзавец, успел слишком уж втереться к ним в доверие, ну а третья его часть говорила, что если Родстейн и сделал глупость, то он же и спас Шелдона, в конце концов, в то время как сам Леонард просто стоял там и наблюдал, как Шелдон тонет. Так или иначе, это так и осталось их с Родстейном тайной, которую Леонард по каким-то причинам хранил, даже несмотря на то, что ему самому не было в этом никакого интереса. В общем, Леонард был даже рад поехать с Шелдоном в лабораторию, где был избавлен от необходимости наблюдать за ухищрениями Родстейна, направленными на то, чтобы добраться до Шелдона. Кроме того, он также был избавлен от необходимости видеть, как Пенни заискивает перед Майклом Дауэллом, как Воловитц деградирует, погружаясь в сексуальный разврат все сильнее с каждым днем, и как спивается Кутраппали. Короче говоря, к концу недели Леонард был готов признать, что далеко не все шло гладко и что у них у всех были определенные проблемы. Шелдон очень серьезно относился к своей работе и старался не делать большого пропуска в исследованиях, поэтому в пятницу они работали почти допоздна, чтобы компенсировать неделю вынужденного безделья. Шелдон даже не пошел на обед, ограничившись сэндвичем из автомата с закусками, и вечером Леонард предложил ему заскочить в ресторан и перекусить по гамбургеру. – Но сегодня же пятница, – сказал Шелдон так, словно это все объясняло. Леонард вскинул на него недоуменный взгляд, и Шелдон пояснил: – День гамбургеров – вторник, а не пятница. Леонард закатил глаза. – Шелдон, в последнее время все так изменилось, в том числе и то, что ты ешь, неужели тебе еще не все равно, в какой день съесть свой гамбургер? Шелдон посмотрел на него с укоризной. – Заметь, я согласился без возражений с тем, что мы пойдем ужинать без Воловитца и Кутраппали, раз уж они оба приняли решение предать науку и проводить свои дни в праздности и умственной лени. Я бы еще понял, если бы это был только Воловитц, в конце концов, он даже не ученый, но Кутраппали… – Шелдон вздохнул и продолжил: – Так или иначе, даже если мы идем есть вдвоем, это уже достаточно сильные изменения в нашем обычном распорядке. Так что я категорически против гамбургеров. Пятница по шелдонианскому календарю – день китайской кухни, я не вижу причин это менять. И так уж вышло, что вечером пятницы они вдвоем сидели в китайском ресторане, и Шелдон привередливо рассматривал меню, оглядываясь вокруг с выражением умеренного недовольства. Когда им принесли еду, Шелдон с раздражением отметил, что китайцы в Майами, видимо, совсем обленились, раз уж неспособны приготовить даже сносной китайской лапши, заработав тем самым недобрый взгляд проходившего мимо официанта. – Мы могли бы вернуться домой, – сказал Леонард, и его окатило чувством, что он уже говорил это слишком много раз, что они ходят по кругу, и вместе с тем не представляя себе, как можно было разорвать этот круг. Шелдон вскинул на него взгляд. – Не спорю, вынужденная необходимость менять свои привычки меня раздражает, – признал он. – Но все же я не нахожу это достаточно веским основанием для того, чтобы уехать обратно в Пасадину. В целом, меня устраивает Майами. – Шелдон, я прошу тебя, просто выслушай меня, – попросил Леонард, в отчаянии запуская руку в волосы. – Я понимаю, что ты не хочешь замечать того, как ведет себя Родстейн с тобой, но ради Бога, пообещай мне присмотреться к его поведению повнимательнее и просто подумать о том, чтобы вернуться домой. Ты говорил, что работа в его лаборатории приблизит тебя к Нобелевской премии. Но посмотри, ты здесь уже неделю и успел достичь гораздо меньшего, чем если бы остался в Калифорнийском институте, разве это тебя не беспокоит? – О, Леонард, ты не прав, – покачал головой Шелдон. – Даже принимая во внимание, что я был болен и физически не мог заниматься исследованиями, я достиг очень многого. Сегодняшняя работа с электрон-позитронным ускорителем навела меня на одну очень любопытную мысль, которую я еще только намереваюсь изучить… И, принимая во внимание твою навязчивую обеспокоенность поведением Эвана, я спешу тебе сообщить, что в некотором роде разобрался и в этом вопросе. – Да неужели? – переспросил Леонард, позволив своему лицу выразить все испытываемое им по этому поводу сомнение. Шелдон не без гордости кивнул, не заметив сарказма. – Это заняло у меня много времени, учитывая, насколько непросто мне дается понимание социальных взаимодействий. Но когда Эван упомянул, что стремится окружить себя людьми, потому что ощущает себя с ними, как он выразился, комфортно, я предположил, что, вероятно, это некая разновидность психологического отклонения. Леонард поднял брови, недоверчиво глядя на Шелдона и думая о том, что он был, вероятно, единственным человеком в мире, который мог назвать здоровую общительность Эвана Родстейна психологическим отклонением. – Вероятно, – продолжил Шелдон, не замечая его скептицизма, – Эван испытывает внутреннюю потребность в человеческом общении, и эта потребность у него значительно превосходит обычный, нормальный уровень. Вот откуда происходит его тяга к прикосновениям, сохранению чрезвычайно близкой дистанции при разговоре и нахождению в больших группах людей. Вместе с тем, Эван общается со мной больше, чем с остальными, потому что интересуется моими теориями, и вероятно, его частое общение со мной с учетом упомянутых отклонений и послужило основанием для твоего абсурдного допущения, что Эван мною заинтересован. На лице Шелдона читалось торжество, и Леонард в отчаянии уронил голову на стол. – Шелдон, то, о чем я тебе говорю, не допущение, а факт, ты можешь это принять? – утомленно спросил он. – Бездоказательно – не могу, – отрезал Шелдон. – Позволь мне донести это до тебя. Я спросил Эвана, находит ли он меня более привлекательным физически, чем прочих людей из своего окружения, и он ответил, что нет. Это похоже на аргумент, не так ли? Мне интересно, где в таком случае твои аргументы, Леонард? – Ради Бога, ему не обязательно находить тебя физически привлекательнее других, чтобы хотеть затащить в постель именно тебя, – прошипел Леонард, едва веря, что действительно разговаривает с Шелдоном о чем-то подобном. Он говорил почти шепотом, не желая, чтобы пожилая пара за соседним столом услышала их разговор, но они оба были китайцами, так что всегда оставалась возможность, что они не говорят по-английски. Шелдон уставился на него и сказал: – Я не понимаю. – Как ты не понимаешь, Шелдон? – взорвался Леонард, все-таки повышая голос. – Ты – его белый тигр! – Не говори глупостей, – фыркнул Шелдон. – Как я могу хотя бы теоретически быть тигром, если… – он внезапно запнулся, что-то обдумывая. – О… Это метафора? – Да, это метафора, – подтвердил Леонард дрожащим от гнева голосом, хотя и пытался убедить самого себя, что не должен злиться на Шелдона. – Одновременно, она является аргументом. – Я не понимаю, – снова повторил Шелдон, и Леонард вздохнул. – Тебе известно, что какого-то хрена Родстейн обзавелся белым тигром, не так ли? Шелдон кивнул, и Леонард продолжил: – Исходя из этого факта, а также учитывая, что белый тигр является одним из самых редких животных на планете, разумно будет предположить, что приобретение этого животного стоило ему немалых усилий и фантастических денег, я уж не стану упоминать о том, что это наверняка было сделано незаконно и таким образом ставит под вопрос его моральные и этические ориентиры. – Но ты упомянул об этом, – заметил Шелдон. Леонард уставился на него, и Шелдон пояснил: – О том, о чем ты только что не собирался упоминать, ты сразу же и рассказал об этом. – Неважно, – раздраженно отмахнулся Леонард. – Сконцентрируйся, Шелдон. – Как я могу сконцентрироваться, если ты противоречишь самому себе? – воскликнул Шелдон, начиная нервничать. – Я не противоречу себе в важных вещах, Шелдон, – сквозь зубы прошипел Леонард, – пожалуйста, сконцентрируйся на них. Итак, Родстейн купил для себя белого тигра. Зачем он это сделал? Шелдон задумался. – Сказать по правде, я не вижу никакой практической пользы в том, чтобы держать у себя тигра, – в конце концов заключил он. – Эван никому его не показывает, по крайней мере, не за деньги, так что мотивация получения выручки отпадает, напротив, содержание такого животного представляется недешевым. Получается, он сделал это по тем же причинам, по которым люди обычно заводят домашних животных, вроде кошек и собак, которые не способны приносить никакой практической пользы: он просто хотел заполучить тигра. Леонард кивнул. – Очень хорошо, ты приближаешься. Итак, Родстейн действительно просто хотел заполучить этого тигра. Белого тигра, – подчеркнул он. – Почему белого, они ведь редкие и охраняются международным законодательством, и попытка заполучить одного из них наверняка потребует массы усилий и неизбежно приведет к нарушению законов. Почему белого, Шелдон, почему другой тигр не подходит? Что тебе известно о белых тиграх? – Хм, – Шелдон приложил палец к губам, задумавшись, и принялся рассуждать вслух: – Он белый из-за врожденной генетической мутации, которая в природе встречается крайне редко. Учитывая, что это мутация, а не их естественный окрас, белые тигры зачастую являются дефективными по сравнению с их собратьями, имеющими естественный окрас. Среди наиболее распространенных генетических дефектов выделяются косоглазие, плохое зрение, косолапость, неправильная структура позвоночника и шейного отдела костной структуры, слабые почки. Очевидно, что белый тигр представляет собой регрессию по сравнению со своими более ординарными собратьями практически в любом аспекте. Леонард подбадривающе закивал ему, и Шелдон поднял на него взгляд. – Получается, единственный параметр, по которому белый тигр превосходит обыкновенного бенгальского тигра – это его редкость, – заключил он, и Леонард хлопнул в ладоши. – Бинго, ты докопался до сути метафоры! – воскликнул он. – Теперь экстраполируй свою находку. Повисло молчание. – Я все еще не понимаю, – сообщил Шелдон, и Леонард застонал. – Эван Родстейн захотел получить белого тигра только потому, что белый тигр необычен по сравнению с другими тиграми, – сказал он. – И по той же причине он хочет заполучить тебя, Шелдон, потому что ты необычен по сравнению с другими людьми, неужели это не очевидно? Шелдон отложил в сторону салфетку, его рот приоткрылся в негодовании. – Я заранее прошу прощения, если понял тебя неправильно, ты знаешь, я только учусь понимать метафоры, – начал он с возмущением, – но ты в действительности только что сказал, что я дефективен по сравнению с обычными людьми, точно так же, как белый тигр дефективен по сравнению с обычными тиграми?! Леонарду захотелось побиться лбом об столешницу. – Нет, Господи, да нет же! Ты как всегда понял все неправильно! – воскликнул он. – К черту метафоры! Все, что я хочу сказать, так это то, что Эван Родстейн питает слабость к тому, что находит необычным, и, по сути, это самое главное, что тебе следует о нем знать, а еще то, что он весьма настойчив и изобретателен, когда дело доходит до того, чтобы получить свое. Он находит необычным тебя, Шелдон, и он хочет тебя заполучить, и вот почему я считаю, что нам следует убраться из Майами, если ты не хочешь однажды проснуться и обнаружить себя в золотой клетке. И моя последняя фраза была метафорой, – добавил он, увидев выражение крайнего скепсиса на лице Шелдона. Леонард замолк, тяжело дыша, и некоторое время никто из них ничего не говорил. Шелдон аккуратно отложил столовые приборы в сторону и посмотрел на Леонарда. – Я все-таки не могу принять твою гипотезу, – упрямо сказал он. Леонард открыл рот, чтобы протестовать, но Шелдон предупреждающе вскинул руку: – Я объясню тебе, почему. Я считаю Эвана своим другом. Не таким хорошим другом, как ты, Леонард, потому что ты мой лучший друг, но, возможно, вторым после тебя. Не уверен, что Кутраппали и Воловитц, покинувшие науку ради сомнительных плотских удовольствий, еще заслуживают называться моими друзьями. Так или иначе, я ценю увлеченность Эвана моими исследованиями и его поддержку, хотя, ты знаешь, мне бывает нелегко оценить некоторые вещи, когда речь заходит о взаимодействиях с другими людьми. Вместе с тем, допустив, что твоя гипотеза правдива, мне придется также столкнуться с предположениями, что, А, Эван Родстейн обманывал меня все это время, скрывая от меня свои истинные мотивы, вследствие чего больше не может называться моим другом. И, Б, что выбирая между моим непревзойденным интеллектом, который я совершенствовал долгие годы, доведя свои мыслительные и аналитические способности до уровня, многократно превосходящего способности обычного человека, и жалким телом, от которого я тщательно учился отрешаться с тех пор, как мне исполнилось семь и мне в школе ежедневно надирали задницу, кто-то сделал нелепый выбор в пользу тела, а значит, я не слишком-то преуспел в совершенствовании интеллекта. Принимая во внимание, что у меня нет желания сталкиваться ни с одним из этих предположений, я скорее склонен поддержать собственную теорию о том, что Эван Родстейн просто излишне тесно привязан к социуму. Я назвал это гаптофилией. Ты знаешь, как гаптофобия, только наоборот. Шелдон вытер рот салфеткой и аккуратно отложил ее в сторону, после этого посмотрел на Леонарда. – Итак, ты закончил? – спросил он как ни в чем не бывало. – Если да, полагаю, ты можешь отвезти меня обратно домой. Леонард бросил свою скомканную салфетку на стол, отодвинул тарелку в сторону и поднялся на ноги. Никто из них больше ничего не сказал на всем пути до машины, да и по дороге Шелдон молчал, беспокойно теребя пальцами свой ремень безопасности, и не пробовал играть в свои обыкновенные дорожные игры. Как ни странно, то, что сказал Шелдон, имело смысл, теперь оно по-настоящему имело смысл, подумал Леонард. Он просто слишком сильно привык, что все, что делал Шелдон, было мотивировано логически, поэтому пытался достучаться до него все это время, призывая на помощь логические доводы. Но фокус был в том, что на этот раз Шелдон был нелогичен. Он просто-напросто не хотел признавать ни в каком виде, что Эван Родстейн хотел использовать его тело для своего примитивного удовольствия, потому что сама мысль по ряду причин ему претила. И поэтому Шелдон, в сущности, был готов сделать все, что угодно, игнорируя эту идею до последнего, вот почему Леонарду никак не удавалось до него достучаться. Шелдон что-то сказал, но Леонард не расслышал его, слишком погруженный в собственные мысли. Он перевел на Шелдона рассеянный взгляд. – Что ты сказал? – Я просил ехать помедленнее, ты гонишь, Леонард, ты слишком сильно гонишь, – нервно отозвался Шелдон. В его голосе прорезался страх, и Леонард испытал укол вины. Он послушно снизил скорость до допустимого уровня и искоса посмотрел на Шелдона. – Просто пообещай мне, что проведешь для себя черту, – неожиданно для самого себя попросил он. – Что? – Я хочу сказать, что бы ты себе ни думал, Шелдон, как бы ты ни игнорировал то, что происходит… и даже если ты категорически не хочешь принять то, что что-либо вообще происходит… просто пообещай мне, что ты положишь какой-то предел, определишь какой-то максимум того, что ты психологически готов вынести. И если тебе хоть на секунду покажется, что эта черта приближается, то мы немедленно уедем отсюда, хорошо? Пообещай мне это. – Я не вполне уверен, что понимаю, что ты пытаешься мне сказать… но хорошо. Я подумаю об этом, если это действительно важно для тебя. Леонард кивнул, не уверенный до конца, что Шелдон действительно его понял. Он повернул переключатель радио, перебивая повисшую в салоне тишину, и остаток пути они ехали под бодренькие завывания какой-то попсовой группы, к которым ни один из них не прислушивался по-настоящему. * * * В субботу в доме разразился первый небольшой скандал из серии тех, что были столь привычными в их общей с Шелдоном квартире в Пасадине. Правда, теперь участником конфликта вместо Леонарда был Эван Родстейн, но Леонард не мог испытывать к нему сочувствия. – Ты говорил, что не будет никаких вечеринок, – возмущался Шелдон за обедом в столовой, узнав, что ночью Родстейн опять планирует пригласить гостей, чтобы устроить шумный пьяный дебош. – О, мне следовало заключить с тобой соглашение, прежде чем въехать сюда, и предусмотреть подобные нонсенсы заранее! – Он сказал, никаких вечеринок, кроме как по выходным, – отметил Воловитц, встав на защиту Родстейна, заметно ошеломленного такими нападками. – У тебя фотографическая память, ты должен об этом помнить. Так вот, сейчас выходные, значит, можно устроить вечеринку. – Во-первых, не фотографическая, а эйдетическая, – занудно поправил его Шелдон. – Во-вторых, он не сказал, что каждые выходные! Двое выходных подряд – это уже чересчур! Родстейн покачал головой. – Шелдон, ты не меняешь свою рутину, а я не меняю свою, – просто сказал он. – Я привык устраивать вечеринки по выходным, чтобы побыть с друзьями, и я буду продолжать это делать, уж извини. И, заметь, я буду только рад, если ты присоединишься. – Крайне маловероятно, – свысока сообщил Шелдон. Он отставил тарелку в сторону и поднялся со своего места. – Прошу меня извинить, у меня пропал аппетит. Шелдон вышел вон из столовой, высоко вздернув подбородок, и они переглянулись между собой. – Он отойдет, вот увидите, – легкомысленно отмахнулся Родстейн. Леонард с сомнением хмыкнул, но ничего не сказал. – Так какие все-таки планы на вечер, мы снова поедем в клуб, а потом вернемся сюда, чтобы продолжить? – спросила Пенни. Родстейн улыбнулся: – Нет, сегодня вечером в этом нет нужды, потому что сам клуб приедет сюда. По крайней мере, все те, с кем по-настоящему стоит увидеться. После обеда Родстейн отправился к Шелдону. Он пробыл в его комнате, наверное, полчаса, и Леонард понятия не имел, о чем они разговаривали, но после этого Шелдон вышел к остальным и присоединился к ним в игре в гольф, вел себя вполне сносно (по крайней мере, не более невыносимо, чем обычно), и больше не спорил про вечеринку. Леонард недоумевал, что такого мог сказать ему Родстейн, потому что если и было какое-то волшебное слово, которое заставляло Шелдона оставить его ослиное упрямство и пойти на компромисс, то за все годы, проведенные с ним под одной крышей, Леонард этого слова так и не нашел. – Чувак, ты просто невероятно крут, – с уважением произнес Кутраппали, пока Родстейн лениво щурился, пристраиваясь клюшкой для гольфа к очередному мячу. – Ты первый, кто сделал это с Шелдоном. Обычно он как стихийное бедствие: легче смириться и просто выполнить то, что он от тебя хочет, нежели пытаться ему противостоять. – То ли еще будет, – пробормотал Родстейн себе под нос так, что его услышал только Леонард. Шелдону гольф понравился. Пожалуй, главным образом за счет того, что у него действительно получалось. Он даже изобрел на ходу несколько хитроумных схем, учитывавших силу удара, направление ветра и точные математические углы, под которыми следовало посылать мячики в лунку с заданным наклоном почвы. Остальным игра понравилась заметно меньше, поскольку Шелдон, который выигрывал, был, пожалуй, даже более невыносимым и раздражающим, чем Шелдон проигрывающий. – Жаль, что состязания по гольфу не входят в программу Олимпийских игр, – сокрушался он, когда они закончили игру и возвращались обратно в дом. – А то я мог бы, пожалуй, получить медаль. Вы знали, что на протяжении истории в гольф играли лишь на двух Олимпиадах – в одна тысяча девятисотом и в одна тысяча девятьсот четвертом году? – Нет, Шелдон, мы этого не знали, – со скукой в голосе отозвалась Пенни, потому что он явно ожидал их ответа. – Неудивительно, – фыркнул Шелдон. – На самом деле, эта ситуация с Олимпиадами представляется достаточно странной, учитывая популярность этой игры в англоязычных странах. Впрочем, гольф всегда вызывал споры. Например, в пятнадцатом веке шотландский король Яков Второй даже издал запрет на игру в гольф, мотивируя это тем, что она якобы мешала военной подготовке его солдат. Но этот эдикт не смог остановить турниры по гольфу, что свидетельствует о высокой храбрости шотландских гольфистов эпохи позднего средневековья и их преданности делу. – Фантастично, – без особого энтузиазма пробормотал Леонард, когда Шелдон наконец заткнулся. * * * Ближе к ночи начали подтягиваться люди. Они приезжали на роскошных машинах, в которых оглушительно ревела музыка, заполняли дом, и уже очень скоро в обыкновенно просторных комнатах от людей стало не протолкнуться. Шелдон, как ни странно, тоже был там, вместе со всеми. Родстейн никуда его не отпускал, всюду таская за собой, пока приветствовал гостей, и уже привычно для Леонарда переходил от одного собеседника к другому и легко подхватывал разговоры. Шелдон ходил следом за ним, растерянный, и, судя по выражению его лица, ему происходящее совершенно не нравилось, и вряд ли он собирался терпеть эту вечеринку значительно дольше. Майкл Дауэлл, неприятный Леонарду до зубовного скрежета, приехал одним из первых, притащив заодно своих дружков из мира шоу-бизнеса, и теперь стоял в тесной компании с ними и с Пенни, которая выглядела просто великолепно. Они разговаривали, выпивали, и при этом Дауэлл небрежно приобнимал Пенни за талию. Леонард оглядел зал, выискивая остальных. Говард шел, судя по всему, на новый личный рекорд, потому что его окружали уже не две, а три девушки, и глядя на то, как он с ними заигрывает, Леонард мог предположить, что он был полон решимости затащить в постель всех троих. Леонард поискал взглядом Раджа, но и тот был при деле: он не отходил от прекрасной Беатрис, на которой уже успел, судя по всему, окончательно свихнуться. И, конечно же, снова выпивал, пожалуй, даже слишком много для начала вечера, как с неудовольствием отметил Леонард. И неожиданно Леонард почувствовал себя чертовски одиноким среди всех этих людей, в этом доме, где в их распоряжении было совершенно все, о чем только можно было мечтать, и подумал, что все они были куда счастливее в Пасадине. В отличие от предыдущих выходных, на этот раз Леонарду не хотелось даже выпивать. Ему было душно, он задыхался в спертом воздухе, среди незнакомых людей, поэтому в конце концов, проведя пару бесполезных и скучных часов, с головой погрузившись в эффект одиночества в толпе, он сбежал ото всех и в поисках уединения забрел на второй этаж. Он наткнулся на ту самую комнату, в которой, по словам Родстейна, обычно останавливался его дядя, увлекавшийся наукой. В комнате было тихо, отголоски музыки доносились едва-едва, похожие скорее на смутные вибрации, нежели на полноценный звук. Комната каким-то странным образом успокаивала, и Леонард неторопливо прошелся вдоль книжных полок, рассматривая корешки книг, доставая то одну, то другую, и возвращая их обратно по местам. Его заинтересовала книга по несимметричным теориям гравитации. Он неторопливо пролистнул несколько страниц, раздумывая о том, чтобы сесть в кресло и погрузиться в чтение по-настоящему, когда в коридоре раздались чьи-то отчетливые шаги. Они все приближались, и прежде, чем успел хорошенько обдумать эту мысль, Леонард уже одним стремительным движением выключил свет, а в следующую секунду обнаружил себя прячущимся за длинными, до пола, темно-зелеными портьерами, и по-прежнему сжимающим в руках томик по несимметричным теориям гравитации. Он выругался про себя: прятаться за портьерами казалось невероятно глупой затеей. С другой стороны, сюда, вероятно, направлялся Родстейн: он сам говорил, что ему нравилась эта комната. А у Леонарда не было ни малейшего желания объяснять ему, какого черта он торчит здесь в одиночестве в разгар очередной вечеринки. Дверь отворилась, и внутрь на самом деле вошел Родстейн с бокалом вина в руке, но не один. С ним был Шелдон, и Леонард мысленно застонал, думая, что последнее, что ему нужно – это в очередной раз наблюдать за тем, как Родстейн ухлестывает за его лучшим другом, который по-прежнему полагал, что тот заинтересован исключительно в его интеллекте. – Я все еще не понимаю, почему мы пришли сюда, – услышал он голос Шелдона. – Ты говорил, что устраиваешь вечеринку, чтобы встретиться с друзьями, а вместо этого мы здесь одни. Как правило, никто не хочет оставаться со мной наедине. Родстейн мягко рассмеялся в ответ на это заявление и щелкнул выключателем, зажигая торшер, свет которого лишь слегка рассеивал полумрак. Леонард немного переместился в своем укрытии, чтобы можно было следить за происходящим в комнате в щель между портьерами. Не то, чтобы он собирался подглядывать, но может быть, ему удастся улучить подходящий момент, чтобы… «Чтобы, собственно, что?» – спросил себя Леонард. Теперь-то было ясно, что у него не осталось ни единого шанса выйти из комнаты незамеченным. А значит, оставалось сидеть за портьерами и помалкивать. Он видел, как Родстейн пожал плечами и сказал: – Не знаю, Шелдон, меня всегда успокаивало это место, есть в нем что-то… надежное, защищенное. Постой, я растоплю камин, и ты сам увидишь. Он отставил в сторону бокал, который держал в руке, и присел на корточки, растапливая камин. Когда пламя заплясало, потрескивая поленьями, Родстейн выпрямился и выключил торшер, оставляя из освещения только зыбкие отсветы живого огня. Затем он повернулся к Шелдону и протянул бокал ему. – Вот, выпей это. Шелдон покачал головой и сказал: – Спасибо, но я склонен отказаться. В последнее время потребляемое мною количество алкоголя возросло, и, должен отметить, молекулы этанола не лучшим образом воздействуют на мозговую активность… – Только этот, всего один, – перебил его Родстейн. – Я не прошу пить все, просто сделай несколько глотков. Тебе понравится, обещаю. Он подошел к Шелдону и прислонил бокал к его губам, положил вторую руку ему на затылок, чтобы тот не отстранился, и запрокинул бокал, заставляя Шелдона выпить. Он был немного ниже Шелдона ростом, но властный и уверенный в себе, казался выше. И хотя Родстейн действовал мягко, происходящее отчего-то выглядело для Леонарда так, словно он применял силу. Леонард прикрыл глаза, мечтая оказаться где-нибудь еще. Для него происходящее было насилием, потому что он слишком хорошо знал, что Шелдон практически неспособен противостоять любому виду физического давления, что он непременно поддастся, если его будут уговаривать вот так, терпеливо и настойчиво, как ребенка, не предлагая никаких очевидных путей к отступлению. Шелдон сделал несколько глотков и немного покачнулся, встряхнул головой, бросил настороженный взгляд на Родстейна. – Я не слишком хорошо себя чувствую, – сказал он, прислушиваясь к своим ощущениям. – Все хорошо, это пройдет, – заверил его Родстейн. – Просто сядь вот сюда. Он взял его за руки, вынуждая отступить на несколько шагов, а потом надавил ему на плечи, и Шелдон тяжело опустился на толстый ковер на полу, упираясь в край кровати спиной. Родстейн опустился рядом с ним и запрокинул голову, допивая остатки вина из бокала, который давал Шелдону, затем отставил опустевший бокал в сторону и повернулся к Шелдону лицом. – Знаешь, ты самый удивительный человек из всех, что я встречал, – задумчиво сказал он, а потом очень нежно провел рукой по щеке Шелдона, и тот повернулся к Родстейну, вскинув на него непонимающий взгляд. – Я все еще чувствую себя нехорошо, – сказал он. – Возможно, мне нужна медицинская помощь. Леонард видел, что к щекам Шелдона прилила кровь, он немного задыхался, и Леонард почувствовал растущее беспокойство. Он даже приготовился выдать свое укрытие, если потребуется, хотя не сомневался, что сделав это, попадет в весьма неловкое положение. – Все в порядке, Шелдон, – Родстейн взял его лицо в ладони и посмотрел ему прямо в глаза. – Это напиток, который ты только что выпил, он дает такой эффект. Но ты должен расслабиться и не паниковать, иначе все станет только хуже, ты меня понимаешь? Шелдон медленно кивнул, не сводя с него взгляда. – Если это напиток, который заставляет чувствовать себя так странно, то зачем ты дал мне его, в первую очередь? – спросил он. Родстейн не ответил. Вместо этого он подался вперед, жадно целуя Шелдона, раздвигая его губы своим языком, чтобы сделать поцелуй более глубоким. Леонард оцепенел в своем укрытии, зная совершенно точно, что ему нужно, просто необходимо прекратить это прямо сейчас, или хотя бы закрыть глаза, а лучше еще и уши, если он найдет способ сделать это, не выпуская из рук томик несимметричных теорий гравитации. Но почему-то он продолжал просто стоять там, смотреть и слушать, он словно оцепенел. Шелдон издал приглушенный протестующий звук, и Родстейн отстранился от него. К его щекам тоже прилила кровь, он дышал чаще, чем обычно, и продолжал гладить Шелдона ладонями по лицу и волосам, словно не мог остановиться. Шелдон смотрел на него сконфуженно и почти испуганно. – Я не уверен, каков социальный протокол для подобных ситуаций… – начал он, но Родстейн прижал палец к его губам, вынуждая замолкнуть. – Тссс, – сказал он. – Социальный протокол – получать удовольствие. Как ты считаешь, Шелдон, ты сможешь сделать это для меня? Все, что было в глазах Шелдона – это недоумение. – Не думаю, что понимаю… – начал он, но Родстейн не позволил ему закончить. Он снова наклонил голову, накрывая губы Шелдона своим ртом, и в этот раз Шелдон попытался оттолкнуть его, отшатнулся в сторону, врезавшись в стену с другой стороны от кровати, и выставил перед собой руки в защитном жесте. Родстейн посмотрел на него немного раздраженно и вздохнул, Шелдон пялился на него во все глаза в очевидном замешательстве. Но Родстейн ничего не предпринимал, и Шелдон немного успокоился, сделал глубокий вдох, явно стараясь взять себя в руки. Когда он заговорил, его голос немного дрожал. – Эван, я не считаю твои действия адекватными сложившейся ситуации, – сказал он. – Должен заметить, ты заставляешь меня чувствовать себя крайне некомфортно. Кроме того, я уже сказал, что мое самочувствие не совсем в порядке, и я не знаю, что со мной происходит, но полагаю, что мне следует обратиться за медицинской помощью. Возможно, тебе тоже следует это сделать, – добавил он не вполне уверенно. – Ты выглядишь так, словно у тебя жар. Родстейн рассмеялся и протянул Шелдону руку. – Иди ко мне, не бойся, – он потянул Шелдона к себе, возвращая его в прежнее положение. – Вот так вот, сюда. Ты не болен, Шелдон, и я обещаю, что могу помочь тебе. Перестань шарахаться. Я не делаю ничего страшного, ты видишь? Родстейн говорил это, расстегивая пуговицы рубашки на груди Шелдона одну за другой, и тот следил за ним внимательным взглядом, все еще не понимая. Леонард был готов прибить его за это. На самом деле, если бы у него был выбор, он с удовольствием прибил бы Родстейна. Но он словно прилип к чертовому полу, чувствуя себя, словно в кошмаре, Леонард будто бы наблюдал со стороны за крушением поезда, захваченный масштабом катастрофы и не зная, как теперь можно было этому помешать. Сделать шаг вперед, выйти туда, к ним, чтобы прекратить это, казалось ему в этот момент чем-то немыслимым. Расстегнув пуговицы все до единой, Родстейн раскинул полы рубашки Шелдона в стороны и склонил голову, покрывая неторопливыми поцелуями его грудь и в особенности задерживаясь на сосках. Шелдон дернулся, не выдержав, и Родстейн поднял на него взгляд. – Мне щекотно, – пояснил Шелдон и спросил с сомнением: – Почему ты так уверен, что то, что ты делаешь, действительно может оказать медицинский эффект на мое самочувствие? Родстейн улыбнулся, ничего не отвечая, и принялся расстегивать ремень его брюк. Шелдон вскинул на него ошарашенный взгляд и издал протестующий возглас, прикрывая пах руками. Родстейн посмотрел на него в упор. – Прекрати, Шелдон, ты ведешь себя, как ребенок. Разве ты никогда этого не делал? Никогда не трогал себя? Разве ты не хочешь этого сейчас? – Я не считаю приемлемым делать это в присутствии посторонних, – пробормотал Шелдон, отводя взгляд в сторону и напряженно закусывая губу. – Честное слово, ты настолько непосредственный, что иногда все, что мне хочется – это повалить тебя на пол и оттрахать до потери пульса, – сказал Родстейн вполголоса, словно разговаривал с самим собой, а затем ловко стянул с Шелдона штаны и обхватил ладонью его член. И тут произошло кое-что по-настоящему странное: Шелдон запрокинул голову назад, на кровать, и простонал. Леонард уставился на него во все глаза, непроизвольно сглотнув. Это был Шелдон, мать его, Купер, который сидел на полу, откинув голову назад, его грудь часто вздымалась и опускалась, поблескивая в свете камина. И он, черт побери, стонал от того, что другой парень дрочил его член. Это было слишком по-человечески, так что Леонард был застигнут врасплох обрушившимся на него чувством нереальности происходящего, потому что Шелдон Купер всегда был тем, кто, казалось, вообще не нуждался в каких бы то ни было способах сексуального удовлетворения. И Леонард уж точно не подозревал, что он способен вот так вот стонать. Проклиная себя за то, что делает, но не в силах побороть интерес, Леонард спустился взглядом ниже, останавливаясь на члене Шелдона, крупном, черт побери, – если бы Шелдон встречался с девчонками, они бы наверняка нашли его впечатляющим. Сейчас этот член крепко стоял и блестел от смазки, и Леонард с легким ужасом осознал, что его собственные брюки стали ему тесны. Он никогда в жизни не подглядывал вот так вот за тем, как кто-то занимается сексом буквально в паре шагах от него, и, хотя никто из двоих людей перед ним не был девушкой, зрелище неожиданно оказалось более волнующим, чем Леонард мог когда-либо признать даже перед самим собой. Родстейн ускорил движения, и Шелдон изогнулся, издав еще один стон, полный неподдельной нужды, его руки непроизвольно шарили по полу в поисках опоры. Затем Родстейн приостановился, крепко сжав руку на основании его члена, прежде чем ослабить обхват пальцев. Шелдон издал разочарованный возглас и поднял голову, сталкиваясь с Родстейном затуманенным взглядом. Его щеки пылали, он выждал секунду и немного толкнулся в чужую руку, неспособный озвучить того, чего хотел. – Quid pro quo, Шелдон, – сказал Родстейн, улыбаясь, – вот, как это работает. Я помогу тебе, но и ты должен немного помочь мне. Он принялся расстегивать собственные брюки, и в глазах Шелдона промелькнула неуверенность. Но даже если он и хотел сбежать, то не смог бы сделать этого, потому что Родстейн снова опустил руку, двигаясь по его члену вверх и вниз размеренными неторопливыми движениями, призванными скорее дразнить, нежели приносить удовлетворение. Леонард стиснул зубы, чтобы не заорать от непостижимости происходящего, когда второй рукой Родстейн высвободил из брюк собственный член, гордо вздымающийся к самому животу, и положил на него руку Шелдона. Тот вскинул на него испуганный взгляд, пытаясь отстраниться, но Родстейн непреклонно покачал головой и сжал пальцы крепче, проводя его рукой по своему члену вверх и вниз снова и снова, ни на секунду не прекращая ласкать член Шелдона. Дыхание Шелдона сбилось, но Леонард не смог бы сказать со стороны, было ли это вызвано возбуждением или страхом. – Успокойся, – повторил Родстейн, глядя в его расширившиеся глаза. – Мы с тобой почти ничего не делаем, все в порядке, ты же видишь. Ты молодец, все хорошо, все просто отлично. Он придвинулся ближе к Шелдону, впиваясь ртом чуть повыше его ключицы, прижимаясь своим бедром к его, ускорил движения своей руки на члене Шелдона, и одновременно с этим сильнее задвигал рукой Шелдона по собственному члену. Шелдон снова откинул голову назад, крепко зажмурившись, его лицо исказилось, губы приоткрылись в мучительной гримасе, и Леонард почему-то так и не закрыл глаза, когда Родстейн приподнялся, не прекращая своего занятия, и поцеловал Шелдона глубоко и собственнически, заталкивая язык ему в рот. Этого, видимо, хватило: Родстейн кончил через секунду, спустив Шелдону в руку, и отстранился от него, хрипло дыша. У Шелдона по-прежнему стоял, он вскинул на Родстейна растерянный взгляд, и по его виду было похоже, что он едва ли вообще мог сейчас сказать, где он и что происходит. – Я бы тебе вставил, но боюсь, что это придется отложить на другой раз, – немного разочарованно сказал Родстейн, вздохнув, а потом вдруг наклонился и взял у Шелдона в рот. Шелдон издал изумленный возглас, когда Родстейн уверенно задвигал головой, заглатывая член до самого основания, затем поднимаясь вверх и опускаясь снова. Леонард отстраненно отметил, что те малочисленные разы, когда ему самому делали минет, заметно отличались по технике, и, увы, не в лучшую сторону, если судить по взгляду со стороны. Но, опять же, Шелдон Купер был последним человеком на Земле, который мог бы оценить технику минета. Он зажмурил глаза, быстро и часто дыша, время от времени издавая сквозь зубы короткие сдавленные стоны. Когда Родстейн довел его до разрядки, проглотив все до капли, Шелдон разом обмяк всем телом, отворачиваясь в сторону и пряча глаза. Родстейн небрежно потрепал его по влажным волосам, словно собаку, поцеловал в лоб и застегнул свои брюки. – Спокойной ночи, Шелдон, – сказал он, прежде чем выйти за дверь. Леонард облокотился на стену, стараясь унять дрожь в коленях. Он был трусом, несомненно, он был жалким трусом. Шелдон так и остался сидеть там, на полу у кровати, глубоко вдыхая и выдыхая, как раненое животное. Его голова была откинута назад, на кровать, и он закрыл глаза рукой, спрятав их в сгибе локтя. Леонард выругался про себя. Он должен был выйти из-за чертовой портьеры с самого начала. Он не должен был смотреть. Он не должен был тащить Шелдона на этот треклятый самолет до Майами, в первую очередь. Леонард был трусом и он не помог своему другу, когда тот в нем нуждался, но еще большей трусостью казалось не помочь ему теперь. Леонард вздохнул и вышел из своего укрытия, стараясь не думать, что с ним сделает Шелдон, узнав, чему он стал невольным свидетелем. Он подошел к Шелдону, и тот вздрогнул, когда Леонард тронул его за плечо, и вскинул на него взгляд. В следующую секунду в его глазах отразилось удивление. – Леонард? Как ты здесь оказался? Они были совершенно шальные, эти глаза. Тот напиток, осенило Леонарда, чертов ублюдок накачал Шелдона каким-то наркотиком, вот откуда взялись все эти странности. Он еще раз посмотрел на Шелдона, на этот раз пристальнее, отметив свежий укус на нижней губе, засос, черт подери, над ключицей, а еще то, что правая рука Шелдона была испачкана в сперме Родстейна и что он так и не заправил штаны. Леонарду захотелось зажмуриться. – Поднимайся, Шелдон, – пробормотал он, подхватывая его под руку и помогая подняться на ноги, которые почти сразу же начали разъезжаться в стороны. Шелдон зашатался, словно был большой куклой, и ему потребовалось опереться на Леонарда, чтобы не упасть. – Ну что же ты… Пойдем, я отведу тебя в ванную. Леонарду пришлось остановиться почти у самой двери, чтобы облокотить Шелдона о стену спиной и заправить его брюки. Он внутренне опасался, что после того, что случилось, это испугает Шелдона, но тот едва ли обращал внимание на происходящее: его расфокусированный взгляд с чересчур большими зрачками скользил по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном, и он спокойно позволил Леонарду подтянуть его трусы, застегнуть брюки и потянуть вверх молнию, затянуть ремень и продеть в петли рубашки пуговицы одну за другой. Леонард возился довольно долго: было темно, ракурс был непривычным, и, кроме того, ему было неловко, и оттого пальцы слушались его не совсем так, как нужно. Когда Леонард закончил и поднял взгляд на Шелдона, тот посмотрел на него в ответ довольно осмысленно и сказал: – Хм, с такого ракурса ты кажешься даже ниже, чем обычно. Леонард недоверчиво покачал головой. – Даже в таком состоянии ты способен говорить своим друзьям обидные вещи, верно, Шелдон? К счастью, ближайшая ванная комната располагалась недалеко. Им по пути никого не встретилось, хотя откуда-то издалека по-прежнему доносились отголоски вечеринки: музыка, пьяные вопли и взрывы смеха. Леонард втащил Шелдона в ванную комнату, мельком порадовавшись, что она была огромной, под стать всему в доме Родстейна, так что тут было, где разместиться, даже с таким долговязым и совершенно не ориентирующимся в пространстве человеком, каковым являлся Шелдон в данный момент. Леонард щелкнул выключателем и непроизвольно зажмурился, когда свет ламп отразился от множества блестящих и сверкающих поверхностей, а затем закрыл за ними обоими дверь. После этого Леонард подвел Шелдона к раковине, открыл кран, включив теплую воду, и опустил туда покрытую чужой спермой руку Шелдона. Тот смотрел некоторое время на воду, стекающую по его руке вниз в сливное отверстие, затем потянулся другой рукой к жидкому мылу и выдавил немного, растер по коже, смыл, повторил это еще дважды. Когда Шелдон пошел на четвертый заход, Леонард отобрал у него жидкое мыло и всучил ему полотенце. Шелдон тщательно вытер руки и посмотрел на Леонарда. – Кажется, меня сейчас стошнит, – ровным голосом сообщил он. Потом Леонард поддерживал Шелдона за плечи, пока он стоял на коленях, согнувшись перед унитазом и сотрясаясь в рвотных позывах, и следил, чтобы Шелдон не покачнулся ненароком и не въехал в унитаз лбом. Леонард не знал, было ли это действием той дряни, что дал ему Родстейн и которую организм Шелдона просто не воспринимал, или банальным проявлением стресса, но к тому времени, как Шелдон исторг в недра унитаза все содержимое своего желудка и перестал содрогаться в сухих спазмах, Леонард чувствовал в себе готовность удушить Родстейна голыми руками. – Спасибо, Леонард, – слабым голосом сказал Шелдон после того, как Леонард помог ему как следует умыться и почистить зубы и усадил на бортик ванной. – Но я все еще чувствую себя не очень хорошо. Леонард знал, что это так, и его сердце сжималось от жалости. Вероятно, не весь наркотик, всосавшийся в кровь, успел покинуть системы организма, потому что зрачки Шелдона были по-прежнему расширены, его щеки покрывал лихорадочный румянец, и у него, черт подери, стоял: Леонард видел, как натянулась ткань его брюк. Шелдон закрыл глаза, задышал ровно и глубоко, словно испытывал боль и пытался стерпеть ее, и стиснул ткань рубашки Леонарда в кулаке, оттягивая ее на себя, но не проронил ни звука. Это был в некотором роде прогресс, подумал Леонард с горькой усмешкой: в обычном состоянии его было не заткнуть. – Шелдон, послушай, – начал Леонард, облизывая губы, вмиг пересохшие от непонятного волнения. – Я хочу, чтобы ты понимал: то, что произошло сегодня с тобой, было неправильным. Но это не обязательно должно быть так. Я имею в виду, это не должно пугать. И ты можешь… ты должен говорить, когда хочешь остановить то, что происходит, если это тебе не нравится, ты ведь понимаешь, правда? Шелдон поднял на него взгляд. – Он испугал меня, – признался он, сглотнув. – Но это не должно пугать, верно? Я как всегда понял что-то неправильно? Я сделал что-то неправильно? – Это Родстейн сделал кое-что неправильное, – прошептал Леонард, сглатывая тугой комок в горле. Шелдон все еще смотрел на него снизу вверх своими прозрачными глазами, сжимая его рубашку в кулаке, что тоже было странным, учитывая, что Шелдон обычно старался избегать ненужных прикосновений. Наверное, в тот момент это показалось Леонарду чем-то вроде крика о помощи, иначе он никогда не стал бы делать того, что сделал. Но тогда, в тот самый момент, Шелдон смотрел на него, и Шелдон сжимал его рубашку так крепко, словно желал помешать ему уйти, и поэтому Леонард быстро, опасаясь передумать, склонил голову вперед, соприкасаясь своими губами с его. Это было странным: губы Шелдона на вкус были как мята, потому что он только что чистил зубы, они неуловимо отличались от губ любой из девушек, с которыми Леонард целовался прежде, и они не отвечали, совершенно ему не отвечали, поэтому уже через несколько мгновений Леонард отстранился и посмотрел на Шелдона. Тот смотрел на него в ответ со совершенно спокойным выражением лица, и Леонард смутился. – Что это было? – ровно спросил Шелдон. Леонард пожал плечами и спросил на пробу: – Попытка показать тебе, что не каждый поцелуй представляет собой агрессивную попытку изнасиловать чей-то рот языком? Я пытаюсь показать тебе, что это не страшно, Шелдон, что это может быть по-другому. Ты… позволишь мне помочь тебе? Он опустил взгляд всего на секунду, чтобы убедиться, что нездоровый стояк Шелдона, вызванный проклятым афродизиаком, так никуда и не делся, но Шелдон проследил за его взглядом и посмотрел на Леонарда в упор. – О, quid pro quo, верно? – спросил он напряженным голосом. – Я знаю, как это работает. Он разжал кулак, выпуская рубашку Леонарда, и вместо этого стиснул руками бортик ванной по обеим сторонам от себя. – Господи, нет же! – воскликнул Леонард, когда до него дошло, к чему клонит Шелдон. – Это работает совершенно не так, Шелдон, и неважно, что тебе сказал этот придурок. Мне ничего от тебя не нужно. Я пытаюсь помочь, вот и все. Шелдон прикрыл глаза и быстро облизнул губы. Леонард заметил, что румянец на его щеках усилился. – Я не могу думать об этом сейчас, Леонард, – слегка раздраженно сказал он. – Вы с Эваном подаете совершенно разную информацию, как, по-твоему, я могу сосредоточиться, имея такие несоответствующие факты? К твоему сведению, обычно общепринятые протоколы имеют более строгую структуру. – О, раз уж ты заговорил о Родстейне, я расскажу тебе кое-что и об общепринятых протоколах, – начал Леонард, чувствуя, как у него внутри вскипает раздражение, и срывая его на Шелдоне, за неимением других вариантов, хоть и отдавал себе отчет, что сейчас это было не самой разумной вещью. – Я скажу тебе, что опоить кого бы то ни было наркотиком, чтобы залезть ему в штаны – это ни хрена не общепринятый протокол. Это мерзко, Шелдон, это мерзко и подло, но самое ужасное, что ты этого даже не осознаешь! Ты думаешь, это в порядке вещей? Ты думаешь, это какая-то чертова социальная условность – дождаться, когда у кого-то встанет от треклятого порошка, чтобы положить руку на его член – вот так, Шелдон? Леонард и понятия не имел, зачем сделал это. Вероятнее всего, для пущей наглядности: он намеренно кривлялся, разъясняя Шелдону, каким непростительно подлым был Родстейн с его наглыми поползновениями, преходящими всякие границы. И, собственно говоря, он просто наглядно продемонстрировал то, о чем говорил: какого-то черта он положил руку Шелдону на член. К его величайшему изумлению, Шелдон откинул голову назад, как тогда, в комнате, и простонал. Леонард на мгновение замер, уставившись на его шею, открытую и незащищенную, и где-то на дальней границе разума он испытал к себе отвращение, потому что эта часть его разума сейчас прекрасно понимала Эвана Родстейна, который оставил Шелдону огромный засос на ключице. Но Леонард, конечно же, был совсем не таким, он не стал бы оставлять Шелдону засос. Вместо этого, не в силах преодолеть неожиданное искушение, он наклонил голову и провел по этой шее языком от основания до самого подбородка, пробуя кожу на вкус. Горло трепетало под его прикосновениями в такт вдохам и выдохам Шелдона, частым и поверхностным, и от этого у Леонарда мурашки побежали по коже, по нему словно прокатился разряд. Потом Шелдон поднял голову и посмотрел на Леонарда совершенно затуманенными глазами, словно сам наркотик, который подмешал ему Родстейн, пялился в тот момент на Леонарда со дна огромных зрачков Шелдона Купера, и после этого у Леонарда окончательно снесло крышу. Он снова поцеловал его, сминая изумленно приоткрывшиеся губы, нетерпеливо дергая ремень брюк, который сам же застегивал какое-то время назад, чтобы обхватить член Шелдона рукой, как обхватывал Родстейн до него, чтобы стереть его прикосновения своими. Шелдон снова простонал, шире открывая рот, и это оказалось неплохой возможностью проскользнуть в этот рот языком, чувствуя тепло и еще больше мяты. Нижняя губа Шелдона, прокушенная Родстейном до крови, была немножко соленой на вкус, и Леонард нежно лизнул ее, успокаивая ранку. Каким-то образом они уже были на полу, на мягком пушистом коврике для ванной, и Леонард облокотился на левую руку, нависая над Шелдоном, чтобы удобнее обхватить его член ладонью правой и сильно провести сверху вниз и обратно, как он сделал бы, если бы дрочил себе. Шелдон извивался под ним, прикрыв глаза, с его губ срывались мягкие бессвязные стоны, а от тела исходил такой сумасшедший жар, словно внутри него работал теплогенератор. Леонард чувствовал, что его собственный член изнывает от жажды прикосновения, и бросил быстрый взгляд вниз, просчитывая, сможет ли он обо что-нибудь потереться, кроме ноги Шелдона, а заодно прикидывая, на случай отрицательного заключения, насколько неподобающе в сложившейся ситуации будет потереться-таки о Шелдона. – Леонард? Он вскинул голову, сталкиваясь взглядом с Шелдоном. Теперь в его глазах был оттенок страха, а голос, которым он позвал Леонарда, был неуверенным, и это заставило Леонарда опомниться. Он замедлил движения своей руки, но не остановился совсем. – Ты можешь сказать мне «нет», если захочешь, – вполголоса напомнил Леонард, мечтая сейчас больше всего на свете, чтобы Шелдон этого не делал. Он не знал, смог ли бы остановиться теперь. – Я могу? – Да, ты можешь сказать это в любую секунду, и я прекращу. Нет повода чувствовать себя пойманным в ловушку. Шелдон закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова посмотреть на Леонарда. – В таком случае, я хочу прекратить. Леонард моргнул, медленно убрал руку с его члена. Где-то в глубине его горла зародился разочарованный стон, но Леонард с усилием подавил его. – Ты хочешь прекратить? – переспросил он, бросив быстрый взгляд вниз. – Шелдон, у тебя стояк. – Мне об этом известно, – сказал Шелдон, его голос звучал немного раздраженно. – Такое иногда случается. Правда, я вынужден признать, не с такой интенсивностью, но я вполне уверен, что смогу справиться с этим сам. У меня все еще не сложилось представления насчет действующего социального протокола, ты знаешь, это не моя сильная сторона, но у меня отчего-то такое чувство, что если бы я все-таки принял твою помощь, то в будущем мы оба испытали бы неловкость на этот счет. Леонард опустил голову, на мгновение уткнувшись носом в горячую шею Шелдона с часто бьющейся жилкой, крепко зажмурился и сделал два глубоких вдоха и выдоха, прежде чем отстраниться. Шелдон проводил его настороженным взглядом, и Леонард подумал, едва ли Шелдон хотя бы отдаленно представлял, чего ему это стоило. Леонард не был уверен, зачем Шелдон сказал про неловкость в условном наклонении, потому что он сам испытывал самую ужасную неловкость в своей жизни, пока выходил из ванной комнаты, водружая на переносицу оставленные на раковине очки и стараясь игнорировать собственный стояк, и позже, когда сидел на полу возле двери, прижавшись спиной к стене, слушал, как Шелдон Купер принимает ванную, вполголоса напевая «We met on Sunday», и в то же время знал совершенно точно, что он дрочит в этот момент. Когда Шелдон показался из ванной в пушистом белом халате, предназначенном для гостей, он выглядел сонным и усталым. Препарат, подсыпанный Родстейном, видимо, окончательно покинул его тело, оставив его совершенно вымотанным, так что Леонард помог ему добраться до его комнаты. Там он укутал Шелдона в одеяло, а потом еще некоторое время сидел рядом с ним на краюшке кровати, напевая «Soft Kitty» и чувствуя себя мерзавцем. Леонард не понимал, отказывался понимать, откуда это взялось. Родстейн был неправ, повторял он самому себе, ублюдок просто издевался над ним, когда говорил о том, что Леонард испытывает к Шелдону. Леонард бы никогда… В общем, ему бы и в голову не пришло даже думать о Шелдоне в подобном ключе. Они были друзьями, это правда. Каким-то непостижимым образом Леонарду было комфортно рядом с Шелдоном, хотя он ни за что в жизни не признал бы этого вслух. Но не более того. Леонарду нравилась Пенни, вот в чем фокус. Когда он думал о своем будущем, он думал о будущем с ней, и когда он ласкал себя в душе или спал и видел жаркие сны, он тоже думал только о Пенни. Но какого-то долбанного хрена там, в ванной комнате рядом с Шелдоном, он ни разу не думал о Пенни. Каким-то непостижимым образом все, о чем он мог думать в тот момент – это о мягких губах Шелдона со вкусом мяты, о его раскаленной коже под пальцами, о жилке, бьющейся на шее, и о том, как он стонал. Леонард подумал обо всех тех вещах, которые мог бы сделать, если бы посмел, и наполнился отвращением к себе, потому что это были в точности те вещи, за которые он так сильно презирал Родстейна. Когда Шелдон наконец заснул, Леонард не выдержал и провел ладонью по его голове, приглаживая волосы. Как ни странно, сейчас ему не хотелось ничего… такого. Непонятное наваждение прошло, и теперь Шелдон был просто Шелдоном, который пережил непростой для себя, эмоционально выматывающий день, и теперь спал, вытянувшись на кровати и сложив руки на груди. А Леонард был просто Леонардом, который укладывал своего лучшего друга спать, ничего больше. Потом, позднее в своей комнате, Леонард долго стоял под душем, смывая с себя события этого дня, все равно не чувствовал себя чистым. Стоило ему закрыть глаза, и перед его мысленным взором отдельными вспышками мелькали происшествия этого вечера, вспоминались вещи, которые он говорил и которые делал, и Леонард скрипел зубами от досады, испытывая острейший стыд и недоумение. Какого черта на него нашло, не переставал он спрашивать самого себя снова и снова, какого черта? Ему так и не удалось заснуть, и, проворочавшись какое-то время в кровати, Леонард снова оделся и вышел из комнаты. Вечеринка еще не закончилась, до второго этажа доносился отдаленный грохот музыки, и Леонард спустился вниз, протиснулся к импровизированной барной стойке и заказал себе выпивку. Пару лонг-айлендов спустя Леонард почувствовал себя хорошо, после трех его потянуло танцевать, а осушив четвертый, он обнаружил себя стоящим на пороге гостевой комнаты Пенни и колотящим в ее дверь рукой. – Леонард? – Пенни была в ночной рубашке, ее волосы были растрепаны после сна, и она утомленно потирала глаза. – Что-то случилось? – Выпьешь со мной? – Леонард протиснулся мимо нее в комнату и с широкой улыбкой протянул ей стакан с лонг-айлендом. – Нет, пожалуй, нет, – Пенни натянуто ему улыбнулась, осторожно забирая у него стакан и отставляя его в сторону. – Леонард, сладкий, я не могу не спросить, у тебя что-то случилось? – О, ты не хочешь об этом знать! – Леонард пьяно рассмеялся, события этого вечера вдруг показались ему совершенно несуразными, он подумал, что не смог бы объяснить все это Пенни, даже если бы попытался. Пенни мягко взяла его за руку и усадила на край кровати. Леонард поднял на нее взгляд и спросил, стараясь игнорировать тот факт, что Пенни перед его глазами слегка двоилась: – Пенни, у тебя никогда не бывало такого чувства… что вся твоя жизнь вдруг переворачивается с ног на голову, и ты больше не можешь сказать, что правильно, а что – нет? Как, ты знаешь, когда Коперник впервые открыл гелиоцентрическую систему мира, и реальность, которую все знали, навсегда перестала существовать… Леонард повалился спиной на кровать, реальность разлеталась вокруг него на куски, которые терялись в бесконечности, и у него промелькнула мысль, что если Пенни не удержит ее сейчас, то никто уже не сможет. – Леонард, сколько ты выпил? Он поднял на нее взгляд, опершись на локти. – Больше, чем следовало, – признался он. Пенни присела рядом с ним на кровать и взяла его за руку в молчаливой поддержке: она была из тех, кто не требовал объяснений, прежде чем предложить утешение. И тогда, повинуясь внезапному порыву, Леонард потянул ее за эту руку, притягивая ближе к себе, и Пенни успела только изумленно охнуть, когда он повалил ее на себя и прижался своими губами к ее. В этот момент у него было такое чувство, словно от этого зависела его жизнь, потому что это был единственный способ, который он мог придумать, чтобы снова собрать свою реальность воедино. Следующее, что было – это пощечина. От неожиданности Леонард совершенно не мужественно вскрикнул, схватившись за щеку, и уставился на Пенни. Алкогольное опьянение постепенно притуплялось, уступая место поднимающемуся раздражению. – Что ты делаешь? – грозно спросила его Пенни, поднимаясь на ноги. Леонард тоже встал с кровати, покачнувшись, посмотрел ей в глаза и неожиданно усмехнулся. Он подумал, какого черта Родстейн мог вести себя со всеми самоуверенно и вседозволенно, всегда добиваясь своего, какого черта Майкл Дауэлл мог вести себя, как придурок, и все равно получать желаемое? Леонард подумал, какого черта? Возможно, теперь наступил его черед быть наглым и брать свое. – Хочешь узнать, как далеко я способен зайти? – низким голосом спросил он, снова притягивая Пенни к себе, чтобы поцеловать. Пенни оттолкнула его с силой, которой Леонард в ней не подозревал. Ее глаза были злобно прищурены, и Леонард внезапно осознал, что ее возмущение, похоже, не было наигранным. – Какого черта ты себе позволяешь?! Ты думаешь, что можешь просто ввалиться ко мне в комнату, когда Майкла нет рядом, и полезть ко мне с поцелуями? – Когда Майкла нет рядом? – переспросил ее Леонард, чувствуя растущий гнев, который начинал пылать в его груди, заслоняя собой все остальное, словно огромный огненный шар. – Кстати, а что, в точности, происходит у тебя с Майклом? – Мы видимся, – сухо сказала Пенни, обхватив себя руками. – Видитесь? Ха! Ты даже не можешь заставить себя сказать «встречаемся». Какого черта, Пенни? Тебе ведь он даже не нравится, ты спишь с ним только для того, чтобы получить свою дурацкую роль. – Катись. Отсюда. Вон, – раздельно произнесла Пенни, но Леонард все не унимался. – Он не понравился тебе вначале, ты сказала, что он придурок, и тут – вуаля, он предлагает тебе роль, и теперь вы вместе. Как это называется, Пенни? Скажи мне, как это называется?! – Отвали от меня! – она прокричала это с такой силой, что у Леонарда на мгновение заложило уши, и он оторопело застыл на месте. – Ты только оглянись вокруг, все довольны! Говард наслаждается жизнью, Радж наслаждается жизнью, даже Шелдон, черт побери, кажется мирным, и только ты один ходишь тут, как несчастный придурок, жалуешься и ноешь, читаешь мораль и пытаешься все усложнить. Это просто нечестно! Ты не смеешь говорить мне такие вещи, тебе ясно, Леонард? Ты ни черта не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, я устраиваю ее, как умею, а ты мне вообще никто! Пенни схватила его за плечи и буквально вытолкала вон из своей комнаты, со стуком захлопнув у него перед носом дверь. Леонард постоял перед ее закрытой дверью несколько секунд, ошеломленный, а потом нетвердо пошел вперед по коридору и остановился только у самой лестницы. Там он сел прямиком на пол, облокотившись спиной о стену, и бессмысленно уставился на свои дрожащие руки. Он не знал, сколько просидел там вот так, не думая ни о чем, но алкоголь выветривался все сильнее, уступая место сожалениям, и с каждой секундой до Леонарда все отчетливее доходило, что он вел себя, как идиот. Он наговорил Пенни ужасных, дурацких вещей, и не представлял себе, как это теперь можно было исправить. – Какой же я все-таки придурок, – пробормотал он, уткнувшись лицом в колени, чувствуя злость на себя, на Родстейна, на Майкла Дауэлла, на Пенни, Шелдона, Раджа и Говарда, вместе взятых, чувствуя злость вообще на весь мир. – Привет? – неуверенно позвал чей-то голос. Леонард вскинул голову. Перед ним стояла девушка, невысокая, рыженькая, как лисица, и смущенно ему улыбалась. – Простите, я хотела спросить, у вас нет зажигалки или спичек? – она неловко указала ему на сигарету, зажатую в руке. – Ни у кого не могу найти, даже смешно. Леонард поднялся на ноги. – Да, вообще-то, у меня должны быть спички, – пробормотал он, припоминая, что брал их в дорогу в составе той части своего барахла, которая носила пространное наименование «на всякий случай». – Но не с собой, в комнате, тут недалеко, я могу принести. Девушка дошла с ним до его комнаты и, пока Леонард копался в ящиках в поисках коробка со спичками, она уселась в кресло, с любопытством осматриваясь по сторонам. – Я смотрю, ты тут постоянный гость? – Да, – рассеянно отозвался Леонард, просматривая нижний ящик комода. – По правде говоря, я и мои друзья сейчас в некотором роде работаем у Эвана Родстейна, в лаборатории. – Так ты один из его ученых, о которых он рассказывал. Что ж, тебе повезло. Держу пари, остановиться погостить у Эвана – просто мечта. – Ты даже не представляешь себе, какая, – пробормотал Леонард. Он наконец-то нашел спички и зажег одну, протянул огонек девушке, помогая ей закурить. Она сделала затяжку с явным наслаждением и расслабленно откинулась на спинку кресла, бросив на Леонарда долгий взгляд из-под длинных накрашенных ресниц. – Кстати, я Мэган, – представилась она. – Леонард. Он сел на кровать, неуверенный, что ему делать дальше. Мэган все не торопилась уходить, со вкусом куря свою сигарету и сбрасывая пепел в небольшую металлическую пепельницу, обнаружившуюся на журнальном столике. Докурив, она затушила окурок и неторопливо подошла к Леонарду, одним гибким слитным движением вползла на кровать, поставив колени по обеим сторонам от его бедер, так что если бы она присела еще немного ниже, то оказалась бы сидящей на нем верхом, обхватила тонкими руками его шею и поцеловала, окутывая его терпким запахом ментоловых сигарет и приторно-сладких духов. Той частью мозга, которая еще была способна мыслить, Леонард успел подумать, черт возьми, почему бы и нет. Он так долго ограничивал себя в этом, давал от ворот поворот всем красоткам, что подсовывал ему Родстейн, но сейчас, после всего, что он натворил, вряд ли это могло бы внести существенное отличие. Он был так давно лишен того, что с такой легкостью предлагала ему эта девушка, что Леонард послал все к чертям и впервые за долгое время позволил себе просто взять. Потом они лихорадочно скидывали друг с друга одежду, путаясь в пуговицах, молниях и застежках, касаясь жадными пальцами обнаженной кожи. После напряжения этого дня Леонард чувствовал такое бешенное, лютое возбуждение, которого не испытывал уже давно. Когда они оба оказались без одежды, Леонард ощупью выудил из прикроватной тумбочки презерватив и распаковал его, не отводя жадного взгляда от тела девушки. Она положила свою руку на его и медленно провела по его члену сверху вниз, помогая надеть презерватив до конца, и Леонард не удержался от низкого горлового стона. Затем девушка легла перед ним на спину, бесстыдно раскинув изящные ножки в стороны, показывая ему всю себя. Но Леонард покачал головой и перевернул ее, поставив на четвереньки, заставил низко и непристойно прогнуться в пояснице, надавив ладонью на спину, а потому взял ее таким образом, каким не брал еще никого прежде. Он ворвался в нее без предупреждения, и только когда мягкое податливое тело изогнулось под ним, болезненно дернувшись, когда девушка издала короткий вскрик, а сумасшедшая теснота сжала его член с такой силой, что это почти причиняло боль, Леонард приостановился, давая ей привыкнуть, стиснул зубы, борясь с острым желанием толкаться в эту ошеломительную тесноту снова и снова. Постепенно напряженное тело расслабилось под ним, судорожно сжавшиеся мышцы ослабили свое давление, так что член Леонарда погрузился немного глубже. Выждав еще секунду, Леонард на пробу толкнулся вперед, и, не ощутив сопротивления, продолжил продвигаться в невероятно тесный проход до тех пор, пока глубже стало уже просто некуда. Девушка под ним издала долгий стон наслаждения, когда он несильно качнулся назад и еще раз вперед, и начала потихоньку двигаться в одном темпе с ним, коротко постанывая от удовольствия, постепенно наращивая скорость, и Леонард подумал, что такая поза, должно быть, не была для нее в новинку. А потом мысли вылетели у него из головы все до единой, и Леонард только врывался в ее тело короткими глубокими толчками, не замедляясь ни на секунду, полностью растворившись в ощущении того, как тугие мышцы внутри ее тела обхватывают его член теснее, чем что-либо до того в его жизни. Девушка бесстыдно вскрикивала и стонала, активно подмахивая ему, и Леонард зажимал ей рот рукой, потому что не желал слышать эти стоны, и в конце концов зажмурил глаза и кончил бурно, как никогда, в эту невероятную тесноту, чувствуя себя при этом просто хуже некуда. Позднее, ночью, лежа в кровати рядом с этой незнакомой девушкой и слушая ее ровное дыхание, Леонард подумал, что этот дом, что он разрушал их, он разрушал каждого из них. Он предлагал им все, что только можно было себе вообразить, обещал немедленное выполнение любого желания, любого каприза, и тут не было места колебаниям и стыду. Это затягивало их, как болото, и Леонард вдруг понял, что они увязли в этом болоте по самую макушку, как и предупреждал их Джефф в их самый первый день. Никто не остается только на уик-энд, так он тогда сказал. Они провели здесь пока что всего неделю, но все уже катилось к чертям собачьим, и Леонард задавался вопросом, если так пойдет и дальше, хватит ли у них вообще сил вырваться из этого дома хоть когда-нибудь? * * * Когда Леонард открыл глаза, полоска дневного света пересекала всю его комнату наискосок, а это означало, что солнце уже стояло высоко в небе. Он осторожно огляделся по сторонам и выдохнул с облегчением, потому что вчерашней незнакомки с ним не было, она, очевидно, предпочла ускользнуть, пока он спал, и Леонард был благодарен ей за это. Позднее они завтракали, все вместе, и этот завтрак сопровождался самым отборным чувством неловкости, которое Леонард когда-либо испытывал. За столом как всегда оказались какие-то непонятные полуголые девицы, лица которых он уже давно перестал различать, но с которыми Воловитц, вероятно, был каким-то образом знаком, если судить по тому, как старательно он избегал смотреть в их сторону. Сам Леонард пытался не встречаться глазами с Пенни и Шелдоном, Пенни старалась не встречаться глазами с ним, Воловитц по каким-то причинам избегал взгляда Кутраппали, что было взаимным, Шелдон вообще ни на кого не смотрел, и один только Родстейн болтал, как ни в чем не бывало, строя планы на день. – Я тут подумал, – говорил он, – куда можно сводить группу людей вроде вас, чтобы было весело? И мне пришла в голову одна идея, которую вы, пожалуй, оцените. Итак, что насчет парка аттракционов? Никто ему не ответил, и Родстейн обвел их взглядом. – Я понимаю, что у всех похмелье, но более чем уверен, что вы оклемаетесь. Итак… Шелдон, что скажешь? Ты хотел бы пойти в парк развлечений? Шелдон вздрогнул, когда Родстейн назвал его имя, и поднял на него взгляд. – Там будут поезда? – спросил он, секунду поколебавшись. – Обязательно будут. Там будет практически что угодно, эти ребята знают толк в развлечениях, вам понравится. – Полагаю, что мог бы прокатиться на поезде, – кивнул Шелдон, обдумав эту мысль. – А я давно не каталась на американских горках, – добавила Пенни, и остальные тоже покивали с разной степенью энтузиазма. Так уж сложилось, что на завтрак они обычно спускались в чем попало, так что перед поездкой в парк аттракционов все разошлись по комнатам, чтобы переодеться, а те, кто перебрал накануне – чтобы хоть немного оклематься и прийти в себя. У Леонарда не заняло много времени, чтобы переодеться в джинсы и футболку, и после этого он направился к Шелдону, чтобы проведать его, как он себе говорил. Но на самом деле, Леонард не мог отрицать глубоко внутри, что делал это, чтобы попытаться поговорить с Шелдоном и хоть немного смягчить ту чудовищную неловкость, которая повисла между ними после вчерашнего. Когда он постучался и вошел, то обнаружил Шелдона складывающим свою одежду в шкаф аккуратными и абсолютно симметричными стопками. Он уже был одет в плотную футболку и рубашку, обхватывающую шею, чересчур тепло для местного климата, на взгляд Леонарда. И, кроме того, его сегодняшняя футболка определенно не была одной из обыкновенных шелдоновских воскресных футболок. Каким-то образом Леонард это помнил, наравне с кучей другого подобного барахла, вроде того, какую еду и напитки и по каким дням Шелдон предпочитает, что он любит и что не любит из сладостей и каким образом его лучше всего остановить, когда он начинает прилюдно себя позорить. Шелдон вскинул на него взгляд, когда он вошел, но ничего не сказал, словно после того, как всю неделю Леонард то и дело заглядывал в его комнату, Шелдон бросил свои попытки отстоять ее неприкосновенность от посторонних. – Что случилось с бэтмэном и суперменом? – вскинул брови Леонард, намекая на то, что Шелдон собрался в парк аттракционов и так и не надел одну из своих футболок с тематикой супергероев, что было для него более чем странным. Шелдон молча потянул высокий ворот рубашки немного вниз, демонстрируя здоровенный синяк на ключице и горле, который за ночь только расползся вширь, и ничего не сказал, потому что все было ясно и без слов. Лицо у него при этом было совершенно нечитаемым. Леонард сглотнул и сделал несколько шагов вперед, ошеломленный, события вчерашнего вечера обрушились на него в одно мгновение. Фраза «я тебя предупреждал» намертво застряла у него в горле, так что Леонард не смог бы ее произнести, даже если бы попытался. Он машинально потянулся к синяку на ключице Шелдона рукой, желая выразить хоть как-то, что он все понимает и что ему жаль, но наткнулся на колючий взгляд Шелдона, такой, словно стоило Леонарду закончить движение и прикоснуться к нему, и он тотчас же расползется трещинами вокруг того места, до которого дотронется рука Леонарда, и развалится на куски. Леонард бессильно опустил руку, неожиданно больно задетый его недоверием, хотя после того, что случилось вчера, он этого заслуживал. Он замер на месте, беспомощный и сожалеющий, но через какое-то время Шелдон, казалось, взял себя в руки: напряжение постепенно ушло из его взгляда, он будто бы расслабился и поднял ворот рубашки обратно вверх, скрывая синяк. – Что ты намерен делать? – спросил Леонард, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. Шелдон пожал плечами: – Я еще не решил. – Но теперь ты понимаешь, о чем я тебе говорил, верно? – уточнил Леонард. – О том, что Родстейну не следует доверять? В глазах Шелдона появилось так хорошо знакомое Леонарду упрямство. – Возможно, я просто неправильно объяснил ему себя, – возразил он. – Ты же знаешь, у меня бывают проблемы в общении, так что Эван мог неправильно понять мои намерения с самого начала. Так или иначе, я долго думал об этом и предположил вот что. Смотри, если разделить человеческие взаимоотношения на координатное поле из нескольких квадратов, в котором каждый квадрат будет соответствовать определенной стадии человеческих взаимоотношений, то квадрат один можно назвать стадией знакомства, квадрат два можно определить как стадию дружбы, квадрат три – это та стадия, когда вы видели приватные части друг друга без одежды, ну и далее по списку. Что касается меня, то, как ты мог заметить, я наиболее комфортно ощущаю себя с людьми максимум во втором квадрате. Получается, все, что мне нужно сделать, это переместить наши с Эваном отношения из квадрата три, куда мы нечаянно попали, обратно в квадрат два, и все наладится. – И как ты собираешься это сделать? – скептически поинтересовался Леонард. – Стереть из его и из своей памяти ту часть воспоминаний, где вы видели друг друга без одежды? – Не будь дураком, Леонард, – закатил глаза Шелдон. – Тебе прекрасно известно, что это невозможно. Нет, я собираюсь с ним просто поговорить. – О, я хотел бы послушать этот разговор, – фыркнул Леонард, но Шелдон никак на это не отреагировал. – Возможно, ты задаешься вопросом, в каком квадрате находимся мы с тобой? – вместо этого спросил он, и Леонард едва не поперхнулся, шокированный, что Шелдон вот так вот запросто поднял такую тему. – И в каком же? – осторожно спросил он, переведя дыхание. – Стоит отметить, ты видел меня без одежды, – без тени смущения начал Шелдон, и Леонарду снова пришлось приложить усилия, чтобы не зайтись кашлем. – Но, вместе с тем, мы должны принять во внимание, что я находился под воздействием препарата, одурманивающего сознание, а твои порывы были исключительно альтруистичными. В совокупности это уверенно приводит нас во второй квадрат. Шелдон триумфально ему улыбнулся, а Леонард искренне пожалел, что в нем самом не было той же уверенности насчет того, в каком же все-таки квадрате находились они с Шелдоном. * * * Поездка в парк аттракционов проходила все в том же неуютном молчании, которое они ощущали за завтраком. На этот раз Родстейн вез их на своем модном внедорожнике, Шелдон занял переднее сиденье рядом с ним, а они вчетвером разместились сзади. Пенни сидела с ним бок о бок, но с тех самых пор, как Леонард пробормотал ей неловкое «Доброе утро», когда они столкнулись в столовой, а Пенни не удостоила его ответом, они не сказали друг другу больше ни слова, и исходящее от нее напряжение, казалось, можно было резать ножом. Родстейн будто бы намеренно поддразнивал Шелдона: когда они только сели в машину, он сказал, что ремень безопасности на пассажирском сидении немного заклинивает и сам пристегнул Шелдона, мимоходом прошедшись рукой по его животу, и после этого всю оставшуюся дорогу Шелдон сидел напряженный, словно натянутая струна. И, кроме того, Говард и Радж, сидевшие вплотную друг к другу, то и дело раздраженно ерзали, пытаясь отодвинуться подальше, и Леонард мог только гадать, какая муха укусила этих двоих. – Прекрати жаться ко мне, ты потеешь, как свинья! – шипел Воловитц, а Кутраппали ничего не отвечал, потому что в кои-то веки с тех пор, как попал в Майами, похоже, не был пьян и не мог разговаривать при Пенни. Но угрюмые взгляды, которые он бросал время от времени на Воловитца, говорили за него лучше всяких слов. Пенни, которая в результате этой потасовки оказалась еще сильнее притиснута к Леонарду, только стоически морщилась, а сам Леонард не знал, куда деться от смущения. – Как насчет музыки? – спросил Родстейн, бросив на них взгляд в зеркало заднего вида. – Да! – воскликнули Леонард, Говард и Пенни практически одновременно. Родстейн достал диск и поставил его в плеер, который находился со стороны Шелдона, так что Родстейну пришлось перегнуться через него, положив вторую руку ему на бедро для опоры. – О, Господь Всемогущий! – раздраженно пробормотал Шелдон, возведя очи горе и напрягшись всем телом, и выдохнул с явным облегчением, когда Родстейн врубил свою музыку и отодвинулся назад, прервав физический контакт. Шелдон бросил на Родстейна негодующий взгляд, но тот только пожал плечами в ответ, словно был совершенно ни при чем, и невинно улыбнулся ему во весь рот. Парк аттракционов оказался огромным и впечатляющим, они все издали изумленный вздох, увидев его издалека, и даже забыли на время про свое недовольство друг другом. Было воскресенье, так что народу было предостаточно, но парки аттракционов входили в тот ограниченный список мест, в которых Шелдон чувствовал себя комфортно, даже невзирая на людские столпотворения. Они оглядывались по сторонам, оглушенные шумом работающих механизмов, гомоном толпы и зазывающими криками владельцев тех или иных аттракционов, присматриваясь, куда можно пойти. – Мое первое предложение – вот это, – сказал Родстейн. – Потом можете делать, что пожелаете. Они перевели взгляд туда, куда указывал Родстейн, и их лица вытянулись почти непроизвольно. – Это что, шутка? – спросила Пенни, бросив взгляд на большой, прямо-таки огромный пруд, располагавшийся в тени деревьев в некотором отдалении от остального парка, так что там создавалась иллюзия уединения. По спокойной воде неторопливо скользили катамараны, рассчитанные на двоих, большинство из которых было занято, что уж там гадать, влюбленными парочками. – Я вполне серьезен, – заверил ее Родстейн. – Пойдемте, все за мной. Как это обычно бывало с Родстейном, в следующую секунду они обнаружили себя послушно следующими за ним к пункту проката катамаранов, хотя никто из них еще не успел с ним согласиться. – Постой! – воскликнула Пенни, когда они уже подошли почти к самому озеру. – Эти лодки – они же для влюбленных, будет просто нелепо, если мы в них залезем. – Эти лодки не только для влюбленных, – возразил ей Родстейн. – Они – для уединения. То, что нужно, чтобы как следует поговорить. Не знаю, как вы ребята, а я наелся вашей радужной атмосферой еще в машине и не собираюсь терпеть ее на аттракционах. Итак, все по лодкам, похоже, нам всем есть, что друг с другом обсудить. Шелдон, ты поедешь со мной, – добавил он как ни в чем не бывало, приобретая у сотрудника парка, дежурящего на причале, билеты на шестерых. Так что Леонард не успел до конца понять, что же все-таки произошло, как они с Пенни уже скользили по гладкой поверхности озера на катамаране, выполненном в форме лебедя. Шелдону и Родстейну достался катамаран, похожий на парусник, а Говард и Радж с огромным смущением крутили педали катамарана в виде гротескного розово-алого сердца. – Пенни, мне нужно с тобой поговорить, – неуверенно выдохнул Леонард, вращая педали и не глядя на нее. – Интересно будет послушать, – холодно ответила она, что отнюдь не прибавило Леонарду уверенности. Он глубоко вздохнул. – Ладно, послушай… Я вел себя, как идиот. У меня не было ни малейшего права рассуждать о твоих отношениях с Майклом, с моей стороны было глупо и опрометчиво предположить, что ты встречаешься с ним только из-за карьеры в шоу-бизнесе. Полагаю… – он слегка запнулся, но продолжил: – Полагаю, что мне в какой-то степени было проще принять это в таком ключе, думать, что он тебе даже не нравится по-настоящему. Но я не имел права говорить тебе то, что сказал, я был расстроен и пьян, но даже это не является достаточным оправданием моему поступку. Если это и не было лучшим извинением в жизни Леонарда, то определенно входило в десятку лучших. Он замер, смиренно ожидая приговора. Губы Пенни дрогнули в улыбке, и Леонард облегченно выдохнул. – Ладно, на этот раз, ты, так уж и быть, прощен, – сказала она, и Леонард не смог удержаться от облегченной улыбки в ответ. – Только смотри, можешь считать, что получил желтую карточку. Леонард сделал озадаченное лицо: – Это что, какая-то метафора, связанная с футболом? Пенни закатила глаза. – Да, в футболе желтая карточка означает последнее предупреждение игрока, прежде чем он будет удален с поля. – На самом деле, я знаю, что такое желтая карточка, просто решил тебя поддразнить, – ухмыльнулся Леонард, и Пенни окатила его водой. Как ни странно, предложение Родстейна действительно сработало. Пенни снова разговаривала с Леонардом, что для него уже было более чем достаточным успехом, да и Говард и Радж заметно присмирели, они уже не бросали друг на друга неприязненных взглядов, и Воловитц снова пересказывал все, что шептал ему на ухо Кутраппали, который не мог говорить в полный голос в присутствии Пенни. – Итак, я рад, что вы снова стали самими собой, – объявил Родстейн, оглядывая их небольшую группу, они смущенно переглянулись друг с другом от его слов. – Что скажете, куда мы направимся теперь? Спрашивая это, он положил руку на плечо Шелдона, а тот только сильнее ссутулился и немного втянул голову в плечи, явно чувствуя себя неуютно, но не отстранился. Леонард вопросительно вскинул брови, наблюдая за этими двумя и гадая, о чем говорили они во время прогулки по озеру, но тут Пенни воскликнула, что первым делом они должны пойти на американские горки, и они двинулись в направлении аттракционов. * * * – Это было сногсшибательно! – восхищался Воловитц, когда они уже выходили из парка аттракционов, вдоволь им насладившись, и на ходу уплетали мороженое и сладкую вату. – Жаль только, что Шелдон запретил нам пойти в комнату страха, и мы так и не увидели страшилок. Парк развлечений в Майами действительно впечатлял. Они провели великолепный день, пробуя любые аттракционы, на которые только попадал глаз. Они побывали на американских горках, железной дороге, колесе обозрения, на ярмарке, в тире, на батуте и перепробовали кучу других аттракционов, которым Леонард зачастую даже затруднялся дать человеческое название. Камнем преткновения стала цыганская гадалка-предсказательница будущего, к которой хотела пойти Пенни и по отношению к которой Шелдон был настроен весьма скептически. В конце концов, их совместными усилиями Шелдона удалось если не переубедить, то перекричать, так что к гадалке Пенни попала. Вторым камнем преткновения оказалась комната страха, и вот туда Шелдон отказался идти уже наотрез, что ему теперь и припоминали. – Прошу прощения! – возмущенно воскликнул он, останавливаясь и с вызовом глядя на Воловитца. – Если мы не увидели страшилок, как ты выразился, то как ты можешь назвать тот кошмарный ужас, который атаковал меня в магазине сувениров? – Шелдон, это был всего лишь клоун в коробке, – рассудительно напомнил Леонард. – Позволь мне сделать дополнение. Это был страшный клоун в коробке. – Вовсе нет. Пятилетняя девочка, которая открыла коробку, не испугалась. Она, конечно, удивилась, когда ты завопил и спрятался под стол, но не испугалась. – Именно поэтому я посоветовал ее отцу проверить ее на Урбаха-Вите. – Проверить на что? – подняла брови Пенни. – На Урбаха-Вите, – более отчетливо повторил Шелдон. Выражение ее лица не изменилось, и он добавил: – Ах, прости, все время продолжаю забывать, что имею дело с низшим разумом. Болезнь Урбаха-Вите – редкое генетическое заболевание, спровоцированное разрушением миндалевидного тела и выражающееся в сильно подавленном или отсутствующем чувстве страха. Я посоветовал ее отцу проверить ее. – Именно поэтому ты получил в нос, – заметил Леонард. – О, я готов это снести, – легкомысленно отмахнулся Шелдон. – Я получил в нос, потому что стоял за истину. На протяжении человеческой истории многие из тех, кто стоял за истину, нередко получали в нос. Хочу отметить, как правило, они бывали куда умнее, дальновиднее и образованнее своих недалеких драчливых современников. Коперник, Галилей, даже Эйнштейн... Все они так или иначе получали в нос. – Ты хотел сказать, фигурально выражаясь. – Большую часть времени, не отрицаю, фигурально. Но иногда – вполне реально, прямо как я сегодня. – Ладно-ладно, мы поняли, – закатил глаза Леонард. – Ты у нас просто гений, и потому получил в нос. – Ну, раз уж ты так говоришь, что я могу тут добавить? – пожал плечами Шелдон. – Полагаю, со стороны виднее. Леонард скорчил раздраженную физиономию, но в глубине души был рад, что Шелдон продолжал вести себя как ни в чем не бывало. Какая-то его часть боялась, что вчерашнее окажется слишком для него, но было похоже, что Шелдон нашел какой-то способ переварить это в своей голове. Они провели в парке аттракционов весь день, так что когда пришло время возвращаться в машине домой, город уже объяла мягкая и ароматная тропическая ночь. Они лениво провожали взглядами уже ставшие привычными огни ночных клубов и казино, которые проносились мимо них сияющими вспышками, сливающимися в непрерывные неоновые линии. За этот день они выиграли кучу мягких игрушек и накупили другого барахла, часть из которого пришлось поместить в салон, так что в машине стало еще теснее, чем прежде. Но на этот раз это их не раздражало, все они были немного утомленными насыщенным событиями днем, но вполне довольными. – Не могу не отметить, что это куда более вписывается в концепцию хорошего времяпровождения, чем все, что мы делали здесь до этого, – сказал Шелдон. Родстейн усмехнулся, никак не прокомментировав это заявление, и Шелдон повернулся со своего переднего сидения к ним четверым. – В действительности, у меня еще не было возможности спросить, как вы находите Майами? – Что? – переспросил Воловитц, вскидывая голову и сонно моргая. – К примеру, ты, Говард. Тебе нравится гостить у Эвана? – Ты шутишь? Это лучшее место в мире! Шелдон кивнул, принимая к сведению, и перевел взгляд на Кутраппали. – Радж? Тот широко улыбнулся и показал ему большой палец, неспособный как-либо еще выразить свое расположение к Майами в присутствии Пенни. Шелдон еще раз кивнул и серьезно сказал: – Хорошо, поскольку система жестов является международной, за исключением нескольких стран, я приму это за утвердительный ответ. – Он повернулся к Пенни: – А ты, Пенни, что насчет тебя? Тебе тоже лучше здесь, чем в Пасадине? Она рассмеялась: – Брось, Шелдон, к чему эти вопросы? Что здесь может не нравиться? Давай признаем, в Пасадине у меня была только паршивая работа официантки, куда я даже не позвонила, прежде чем пропасть здесь, потому что о такой паршивой работе никто по-настоящему не беспокоится. Ах, да, еще мечты о карьере актрисы, но на мечты, как выяснилось, ты не можешь себе купить и пары туфель. Здесь у меня есть почти все. – Вполне справедливо, – кивнул Шелдон и отвернулся от них, ничего больше не добавив. Они переглянулись между собой, недоумевая, к чему это было, и Леонард со смешком обратился к Шелдону: – А что насчет тебя, Шелдон? Тебе нравится Майами? – Это нерелевантно, – последовал ответ. – Но да, пожалуй, мне нравится лаборатория Эвана. * * * Следующая неделя выдалась на удивление спокойной. В понедельник утром Родстейну кто-то позвонил, и выяснилось, что ему нужно уехать на несколько дней в Нью-Йорк по делам, связанным с семейным бизнесом. Он возмущался и негодовал, жаловался, что его отец ведет себя как последний мерзавец, постоянно заставляя его бросать все свои дела и улаживать какие-то спорные вопросы с партнерами по бизнесу или с конкурентами, что, Леонард не сомневался, должно было получаться хорошо у скользкого типа вроде Эвана Родстейна. Но, несмотря на все возмущения, уже в понедельник вечером он собрал кое-какие вещи и уехал, оставив в их полном распоряжении дом, слуг, автомобили и все остальное и сказав напоследок, чтобы они ни в чем себе не отказывали и чувствовали себя как дома. Они вернулись к своему нормальному режиму, насколько это было возможно. Во вторник утром Шелдон встал в шесть тридцать утра и разбудил Леонарда своим отвратительным троекратным стуком с монотонным повторением его имени, а когда Леонард распахнул перед ним дверь и разъяренно поинтересовался, какого хрена Шелдону от него нужно, тот сказал, что они должны поехать в лабораторию пораньше, чтобы наверстать прошедшую неделю. Недовольно ворча, Леонард тем не менее умылся, побрился и оделся, готовясь выехать в лабораторию. Он не был уверен, поедут ли с ними Говард и Радж, поэтому решил спросить это у них самих. К его удивлению, комната Воловитца оказалась пуста, а кровать выглядела так, словно ее даже не разбирали. Недоуменно пожав плечами, Леонард направился к Раджешу. Тот ответил на стук, но когда Леонард вошел в его комнату, то обнаружил, что он был не один, рядом с ним лежала красавица Беатрис и безмятежно спала, ее роскошные темные волосы волнами разметались по подушке. Раджеш сел на кровати и шумно высморкался в носовой платок, прежде чем посмотреть на Леонарда мутным взглядом. – Извини, что разбудил, – сказал Леонард. – Я только хотел спросить, ты поедешь в лабораторию? Тот покачал головой: – Нет, неважно себя чувствую, наверное, простудился. Лучше останусь здесь. Леонард бросил осторожный взгляд на Беатрис, гадая, в чем было дело: мог ли Радж говорить в присутствии спящих девушек, или он каким-то образом оказался пьян аж в семь часов утра? Встряхнув головой, он спросил: – Ты случайно не знаешь, где Говард? Его комната пуста. – Он вряд ли поедет в лабораторию, – сказал Радж, а потом добавил нечто совсем уж странное: – Но если ты хочешь его найти, то возможно, тебе стоит поискать в комнате Джеффа. Леонард задался вопросом, были ли его последние слова какой-то странной шуткой, но, тем не менее, остановился возле двери в названную комнату и замер в нерешительности, слишком отчетливо припомнив, чему они все стали свидетелями в этой комнате, когда только приехали в дом Родстейна. Тем не менее, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Похоже, кровать в комнате Джеффа не просто казалось бесконечной, она на самом деле была бесконечной. У Леонарда в глазах зарябило от обилия лежащих на ней спящих тел, полностью обнаженных или едва прикрытых простынями. Он насчитал человек, наверное, семь, не считая Говарда и Джеффа, и все они были девушками: беленькими, японками, мулатками, была даже одна афроамериканка. Не издав ни звука, Леонард осторожно вышел обратно в коридор и прикрыл за собой дверь. – Ты узнал у Раджа и Говарда, они поедут с нами? – спросил Шелдон, когда Леонард спустился в столовую к завтраку. Леонард покачал головой: – Нет, Шелдон, они не поедут, снова только мы с тобой. Шелдон сокрушенно вздохнул, не в силах принять такое наплевательское отношение к науке, и в лабораторию они снова поехали вдвоем. Следующие несколько дней очень напоминали их прежнюю жизнь в Пасадине. Они каждый день работали в лаборатории, вечером ужинали, правда, не дома, в основном в ресторанах или закусочных, но Шелдон, по крайней мере, вернулся к своему обычному расписанию еды. Затем они возвращались домой и играли в World of Warcraft, Doom или Halo, иногда к ним даже присоединялись Говард и Радж, если не были заняты сексом с девушками или пьянством. В лабораторию эти двое по-прежнему не ездили. Говард был слишком изнеможен своей бурной личной жизнью: Леонард, который время от времени проходил мимо неплотно прикрытой двери в семь часов утра, собираясь в лабораторию, то и дело обнаруживал в бесконечной кровати варьирующееся количество обнаженных тел. Что касалось Раджа, то его насморк за неделю только усилился. Шелдон даже приказал ему по возможности не дышать, когда Радж находился в одной комнате с ним, чтобы снизить риск того, что Шелдон подхватит от него инфекционную простуду, осложненную, как он выразился, какой-нибудь редкой индийской заразой. У Пенни же то и дело были какие-то кастинги, на которые она неслась, сломя голову и сияя от радости. А если она не ходила по студиям, то проводила свое время, как правило, в торговых центрах, и Леонард сильно подозревал, что если так будет продолжаться, то она потратит все состояние Родстейна на свои шмотки, что бы он ни болтал по поводу того, что его богатства не знают предела. Словом, каждый из них наслаждался жизнью, как мог, и Леонард чувствовал, что и сам начинает привыкать к такой жизни. Работа была интересной, его друзья были счастливы, они все жили в роскошном особняке, где с легкостью могло быть исполнено практически любое их желание, и Леонард не мог не признавать, что к хорошему привыкалось быстро. В пятницу Шелдон был в ударе. Он всю неделю работал с анти-протонами и теперь покрывал сложнейшими формулами огромную доску в своем новоприобретенном кабинете, выделенном Родстейном специально для него. Шелдон даже попросил Леонарда помогать ему, неохотно признав, что каким бы Леонард не был дилетантом в области физики, остальные сотрудники лаборатории Родстейна и того меньше походили на роль ученых, так что честь ассистировать Шелдону в его гениальных исследованиях по умолчанию переходила Леонарду. Как всегда, его комплимент скорее походил на оскорбление, поэтому Леонард все еще был раздражен, наблюдая, как Шелдон с сумасшедшей скоростью выводит на доске свои формулы, беззвучно шевеля губами. Он вышел в коридор к автомату с напитками, чтобы налить себе кофе, и заметил в коридоре странное оживление. Эван Родстейн, доносилось отовсюду, сегодня он собирается посетить лабораторию, он едет сюда! По какой-то причине все были этой новостью весьма взволнованы, и Леонард подумал, что, должно быть, Родстейн не дает своим ученым спуску. Леонард налил себе кофе в автомате, перекинувшись парой слов со встрепанной лаборанткой, которая пробегала мимо и на ходу объяснила ему, что, если верить слухам, Родстейн выразил желание посетить лабораторию сразу же после того, как его самолет приземлится в Майами, и сделал это совершенно внезапно, так что им нужно было как можно скорее подготовиться. Он иногда устраивал им внезапные инспекции, пояснила она. Пребывая в легком недоумении, Леонард вернулся обратно в кабинет и присел на подоконник, наблюдая за Шелдоном. Тот стремительно перемещался возле доски, полностью сосредоточенный, и не то чтобы Леонарду хотелось его отвлекать, но все же… – Ты знал, что Родстейн собирался приехать сегодня в лабораторию? – спросил он. Шелдон обернулся к нему, на мгновение отрываясь от доски. – Леонард, ты думаешь совершенно не о том, о чем следует, – возмущенно заметил он. – Пожалуйста, сосредоточься. Может быть, ты принимаешь участие в научном прорыве… – Шелдон на мгновение замолк, а потом добавил: – Ну, принимаешь участие – это, пожалуй, сильно сказано. Но может быть, ты являешься первым свидетелем. Если однажды ты будешь писать мою биографию, то можешь очень сильно пожалеть, что отвлекался на всякую ерунду в такой значительный момент. Леонард закатил глаза и ничего ему не ответил. Что бы там ни говорил Шелдон, но прибытие Эвана Родстейна в лабораторию вовсе не было ерундой. Скорее, оно являлось фактом, который было невозможно игнорировать. Он ворвался в кабинет Шелдона, словно вихрь, и они оба оторвались от работы, удивленно уставившись на него. Родстейн был растрепан и слегка небрит, что, по наблюдениям Леонарда, было ему несвойственно. Когда он приблизился к ним, Леонард уловил исходящий от него легкий запах алкоголя и удивленно вскинул брови. – Эван, у тебя что-то случилось? – осторожно спросил он. Родстейн запустил руку в волосы, приводя их в еще больший беспорядок, и устремил на него рассеянный взгляд. – Случилось? – переспросил он. – Нет, Лео, у меня ничего не случилось. Это мой отец, он всегда оказывает на меня такой эффект. Старый мерзавец полагает, что я делаю недостаточно, чтобы оправдать сам факт своего существования в глазах многоуважаемого семейства. Он презрительно фыркнул, дернув уголком красиво очерченного рта, и Леонард почти против воли испытал к нему сочувствие. – Можешь не рассказывать, я представляю, на что это похоже, – невесело хмыкнул он, подумав о своей матери. – Это неважно, я давно перестал волноваться по поводу того, как он ко мне относится, – отмахнулся Родстейн, а затем перевел на Шелдона беспокойный, ищущий взгляд. – Послушай, мы можем выйти ненадолго? Я хотел бы поговорить с тобой наедине, если ты, конечно, не возражаешь. В темно-карих, почти черных глазах Родстейна в этот момент было что-то такое, что Леонарда охватило иррациональное желание удержать Шелдона и никуда его не отпускать. – Конечно, полагаю, я могу прерваться на какое-то время, – кивнул Шелдон, ничего не заподозрив. – Только сниму лабораторный халат. – Оставь, на это нет времени, – торопливо сказал Родстейн, перехватывая растерявшегося Шелдона под руку и направляясь с ним в сторону двери. – Так даже лучше, оставь. Леонард какое-то время стоял, тупо уставившись на закрывшуюся за их спинами дверь. Удушливое беспокойство все поднималось в нем, как тошнота, хотя Леонард не мог бы сказать наверняка, что именно во всем произошедшем показалось ему таким неправильным. Он знал только, что Родстейн был на взводе и хотел заполучить Шелдона, а еще он знал, что и понятия не имеет, на что способен Родстейн на взводе. Он выбежал за дверь, но в коридоре уже никого не было, они успели скрыться из виду, и Леонард не представлял себе, куда они могли пойти. Он помчался вперед по коридору, спрашивая у встречных людей, не знают ли они, куда направился Эван Родстейн, но они только провожали его странными взглядами и не могли дать ни одного дельного ответа. В конце концов, после долгих минут безрезультатных поисков, Леонард сдался и вернулся обратно в кабинет. Там он попытался продолжить работу, но отчего-то волновался так сильно, что едва мог сосредоточиться. Прошло, наверное, не менее получаса, прежде чем Шелдон вернулся. Он ввалился в кабинет, закрыв за собой дверь, и окинул все вокруг, включая сидящего за столом Леонарда, диким взглядом. Он был совершенно не по-шелдоновски растрепан и одет кое-как: лабораторного халата на нем больше не было, его футболка была наполовину заправлена в брюки, а другая половина выбивалась наружу, спадая на ремень. Не помня себя от беспокойства, Леонард вскочил на ноги и сделал несколько шагов по направлению к Шелдону, но тот шарахнулся от него так, словно Леонард был по меньшей мере морлоком из «Машины времени». Леонард остановился и тяжело сглотнул, при более внимательном взгляде на Шелдона его руки сами собой сжались в кулаки: губы Шелдона были красные и опухшие, совершенно зацелованные, и не требовалось быть гением, чтобы понять, чем он только что занимался. – Что он сделал, Шелдон? – спросил Леонард звенящим от гнева голосом, и Шелдон упрямо опустил взгляд и сжал губы, ничего не ответив. – Что он, черт подери, сделал?! Он прокричал это Шелдону в лицо, не сдержавшись, и тот вздрогнул так, словно Леонард его ударил. Леонард почувствовал себя виноватым. – Прости меня, – пробормотал он, отступая на несколько шагов. Ему потребовалось спрятать лицо в ладонях и сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы взять себя в руки. Когда он снова поднял голову, то увидел, что Шелдон сполз по стене вниз, сев на корточки и сцепив руки в замок. Он поднял на Леонарда беспомощный взгляд, и тот вздохнул и снова подошел ближе, опускаясь на пол рядом с ним. – Ты расскажешь мне, что случилось? – спокойнее повторил он. Шелдон покачал головой и промолчал. – Я так понимаю, что вернуть отношения с Эваном обратно во второй квадрат не получилось? – предположил он. – Я не хочу это обсуждать, Леонард, – негромко сказал Шелдон, отводя взгляд, и Леонард вздохнул. – И что теперь? Снова притворишься, что ничего не было? Все забудешь? – О, нет, – расстроено пробормотал Шелдон. – Ты же знаешь, этот блестящий разум ничего не забывает. Он сокрушенно покачал головой, и Леонард запустил руку в волосы, чувствуя беспомощность. – Что происходит у тебя в голове, Шелдон? – спросил он. – Ты не должен потакать ему. Мы можем вернуться в Калифорнию, убраться отсюда, в любой момент, как только захочешь. Ты не обязан это терпеть. – Я бы хотел, чтобы все было так просто. Но не думаю, что уехать отсюда будет правильной вещью. Полагаю, все, что мне требуется сделать – это найти какой-то компромисс, учитывающий общие интересы. Он уставился в пространство, задумавшись, и Леонард невесело фыркнул. – Родстейн не идет на компромиссы, тебе пора бы это понять. Единственное, что ты по-настоящему можешь сделать – это уехать. – Ты совершенно меня не слушаешь, верно? – раздраженно спросил Шелдон. – Я сказал тебе, это не подлежит обсуждению. Если ты действительно хочешь помочь, то тебе лучше придумать способ все исправить, не уезжая из Майами. Леонард уставился на Шелдона, едва веря своим ушам. – Это лаборатория, не так ли? – спросил он почти разочарованно. – Ты не хочешь бросать лабораторию, в этом все дело? Не хочешь терять свои плюс двадцать девять процентов к Нобелевской премии? Тогда я скажу тебе, что ты можешь сделать, Шелдон, чтобы остаться в Майами. Ты можешь пойти прямиком к Родстейну и позволить ему проделать с тобой все, что ему заблагорассудится, даже если это будет включать почти запредельное количество интенсивного тактильного взаимодействия. Ты даже мог бы, к примеру, отсосать ему, чтобы его ублажить, и я не знаю, что еще, Шелдон. Я не знаю, что ты должен сделать, я не знаю, как далеко ты готов зайти, это ты мне скажи! Он уже кричал на Шелдона, но тот будто бы не слушал его. Он вдруг перевел ошеломленный взгляд на свою одежду, неопрятную и мятую, на футболку, наполовину заправленную в брюки, и у него сделалось такое выражение лица, словно ему стало дурно. – О, Боже, – пробормотал он, сглатывая и прикрывая глаза, будто бы даже смотреть на свою одежду было для него невыносимым. – Я надеюсь, ты меня извинишь, Леонард. Мне необходимо посетить уборную. Он пулей выскочил за дверь, и Леонард прислонился спиной к стене в том же самом месте, где прислонялся Шелдон только что, и обессилено прикрыл глаза. – Этот чертов псих сведет меня с ума, – пробормотал Леонард самому себе, главным образом для того, чтобы убедиться, что его голос при этом не дрогнет. Он раздраженно хватанул рукой по полу, о чем, впрочем, тут же пожалел, когда кулак пронзила резкая боль, и спросил себя, какого черта Шелдон делает. Казалось очевидным, что происходящее было для него чересчур, и Леонард отказывался понимать, почему он продолжал принуждать себя к чему-то, к чему не был готов настолько, что это вызывало у него физическую тошноту. Шелдон Купер, который не мог даже обнять кого бы то ни было, не испытывая отвращения, по какой-то причине подвергал себя чему-то, что с опасной стремительностью приближалось к сексу. Возможно, Леонард был просто недостаточно непредубежденным, но происходящее ему совершенно не нравилось. Четверть часа спустя он осторожно стучался в дверь уборной. – Шелдон, ты еще там? У тебя все в порядке? – Дай мне минуту, – приглушенно ответил Шелдон из-за двери. – Я еще не закончил. Какое-то время из-за двери не раздавалось ничего, кроме плеска воды, и Леонард облокотился о стену рядом с уборной, нетерпеливо поглядывая на часы. Потом дверь все-таки отворилась, и на пороге появился Шелдон. Он, вероятно, умывался, потому что его лицо и ворот футболки были мокрыми, а с волос стекала вода, падая на пол увесистыми каплями. – Ты отвезешь нас куда-нибудь поужинать? – спросил он и с явным усилием улыбнулся, словно эта жалкая улыбка могла кого-то обмануть. Поколебавшись, Леонард решил тем не менее не давить на Шелдона. Если он сам пытался сделать вид, что все в полном порядке, то и Леонард не собирался больше надоедать ему разговорами про Родстейна. Вместо этого он внимательно посмотрел на Шелдона и вскинул брови. – Ты действительно собрался в ресторан в таком виде? Тебе нужно высушиться, Шелдон. Я помогу, иди сюда. Он развернул Шелдона, заводя его обратно в уборную, и подвел к сушилке для рук. Повинуясь движениям Леонарда, Шелдон послушно наклонил голову, подставляя ее под поток теплого воздуха, и Леонард несколько раз прошелся по его коротким волосам рукой, согнув пальцы на манер расчески, чтобы помочь им скорее высохнуть. Шелдон стоял неподвижно, послушно ожидая, когда Леонард закончит, его волосы были мягкими и пахли детским шампунем, и это оказалось неожиданно трогательным. Леонард поймал себя на том, что его губы помимо его воли начинают расползаться в совершенно неуместной улыбке, и поспешно одернул самого себя. – Вот так вот, с головой мы закончили, – заключил он, и Шелдон выпрямился, приглаживая волосы. – Теперь рубашка. Ты мог бы… встань под сушилку и отклонись немного назад, хорошо? Попробуем так. Шелдон выполнил его указания, но оказался слишком долговязым: ему пришлось ухватиться за раковину, чтобы не упасть, однако поток воздуха упрямо дул ему главным образом в живот, никак не желая попадать на сырой воротник футболки, плечи и грудь. – Ради Бога, мы так никогда не закончим! – раздраженно воскликнул Леонард, вконец замаявшись. – Просто сними футболку, мы приведем ее в порядок за минуту. Шелдон пожал плечами и стянул футболку через голову, протянув ее Леонарду. Тот потянулся вперед, чтобы взять ее и подставить под сушилку, но так и замер, с вытянутой наполовину рукой. Он уставился на свежий засос на груди Шелдона, крупный, пурпурно-розовый, который смотрелся почти непозволительно непристойным на фоне бледной кожи, и на три небольшие красные полоски слева на животе, которые выглядели так, словно их оставили ногтями. – Шелдон… – почти беззвучно выдохнул Леонард, не находя слов, чтобы выразить, насколько ему жаль, и все-таки протянул руку до конца, касаясь пальцами яркого пятна на его груди, словно хотел стереть его. Кожа Шелдона в этом месте была просто невыносимо горячей, даже по сравнению с бледным участком кожи прямиком под засосом, куда Леонард упирался ладонью, от этой точки исходил почти неестественный, прямо-таки чудовищный жар, и Леонард на секунду замер, захваченный этим ощущением. Сердце Шелдона под его ладонью билось гулко и часто, словно пойманный в клетку зверек, и Леонард поднял голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Шелдон так ничего и не сделал: он не отодвинулся в сторону, избегая прикосновения, не попытался закрыться руками, даже не перестал протягивать ему чертову футболку, просто зажмурился, напрягшись всем телом, не желая смотреть, он вел себя почти по-детски. Леонард отдернул руку, будто бы наконец обжегся о его раскаленную кожу, и судорожно втянул в себя воздух, неожиданно осознав, что все это время забывал дышать. Он выхватил из руки Шелдона футболку и, больше не глядя на него, поднес ее к сушилке, пытаясь скрыть смущение. Шелдон ничего не сказал, только облокотился бедрами о раковину и сложил худые руки на груди, внимательно наблюдая за тем, как Леонард расправляет его футболку и встряхивает ее, подставляя под поток теплого воздуха. Футболка пахла кондиционером для белья, немного детским порошком, и чем-то еще, присущим только Шелдону, и Леонарда снова охватила злость на Родстейна, которая вставала ему поперек горла, мешая дышать. Потому что они с Шелдоном были друзьями уже много лет, им было комфортно друг рядом с другом все эти годы, до того, как этот подлый мерзавец ураганом ворвался в их жизнь буквально из ниоткуда, чтобы перевернуть ее с ног на голову, словно имел на это право. И Леонард не представлял себе, что можно было сделать теперь, чтобы все вернулось на круги своя. Он так скучал по их прежней жизни. – Спасибо, – сказал Шелдон, когда Леонард протянул ему высушенную футболку, по-прежнему избегая встречаться с Шелдоном глазами. Леонард кивнул, не доверяя своему голосу, и все-таки проследил взглядом за тем, как Шелдон натягивает футболку. Он наблюдал, как просторная ткань падает, скрывая непристойный розовый засос на коже и три царапины от ногтей на животе, эти отметины, молчаливые свидетельства обладания. Словно Леонард каким-то образом смог бы перестать думать о них и о том, каким образом их оставили, если их спрятать под футболкой. – Пойдем, Шелдон, время перекусить, – натянуто улыбнулся он, когда Шелдон закончил и выжидающе на него уставился. Тот ответил ему не менее неестественной улыбкой, и они вдвоем поехали в тот же китайский ресторан, что и неделю назад, когда Леонард пытался втолковать Шелдону, куда все двигалось с Родстейном, а Шелдон ему не верил. Они снова заказали китайскую лапшу, как в тот раз, и Шелдон вяло ковырялся вилкой в тарелке до самого конца ужина, почти ничего не съев. Он был притихшим и совсем не напоминал того Шелдона, который доказывал ему еще совсем недавно, что Эван Родстейн искренне восхищался его теориями и что его тяга к интимности была продиктована выдуманной Шелдоном гаптофилией. Внезапно Леонарду захотелось вернуться назад во времени на эту неделю и придумать что-нибудь, что заставило бы Шелдона уехать. Он фыркнул чуть слышно, сообразив, что не мог сделать этого даже теперь, когда до Шелдона наконец дошло. Теперь все разваливалось на куски, а Леонард до сих пор не мог найти правильных слов, он не мог даже до конца понять, почему Шелдон так уперся на том, чтобы остаться, и это сводило его с ума. – Если ты не будешь доедать, мы можем вернуться в машину, – в конце концов предложил Леонард, бросив взгляд на почти полную тарелку Шелдона, и тот рассеянно кивнул. Подъезжая к дому Родстейна, они еще издалека увидели, что широкие окна сияют огнями, а подъехав ближе, услышали неизменный грохот музыки. – О, только не снова, – пробормотал Шелдон, отстегивая ремень безопасности и выходя из машины. – Это когда-нибудь прекратится? – Ты сам знаешь ответ на свой вопрос, – пожал плечами Леонард, и Шелдон бросил на него хмурый взгляд. Они вошли в дом, привычно обходя тех, кто уже был слишком пьян, чтобы стоять на ногах. Шелдон держался на полшага позади Леонарда, явно чувствуя себя неуютно. Но не успели они пересечь и половины гостиной, как откуда-то из толпы им навстречу вынырнул Эван Родстейн, который был заметно более пьян, чем когда приезжал в лабораторию, но казался гораздо более расслабленным. Из его взгляда и фигуры пропало напряжение, сменившись привычной ленивой самоуверенностью, и он приветливо улыбнулся им обоим. – Шелдон, Лео, рад, что вы наконец присоединились! – сказал он так, словно у них действительно был выбор. – Не стесняйтесь, выбирайте себе напитки, и мы будем танцевать! Он взял Шелдона за руку, притягивая к себе одним слитным стремительным движением, и тот на мгновение обернулся, бросив на Леонарда растерянный взгляд. Леонард стиснул руки в кулаки, не желая больше этого терпеть. Он сделал твердый шаг вперед, вклиниваясь между ними, вынуждая Родстейна отпустить руку Шелдона, и сказал: – Эван, мне жаль, но я и Шелдон работали сегодня весь день. Мы очень устали и хотим спать. Это ведь не будет проблемой, если мы не станем оставаться на вечеринке, а пойдем в свои комнаты? Родстейн перевел долгий взгляд с Леонарда на Шелдона и обратно, но в конце концов кивнул. – Разумеется, почему бы и нет. Вы не обязаны торчать на вечеринке, если не хотите. Леонард, конечно же, знал, что это было лишь отсрочкой неизбежного, если Шелдон действительно намеревался остаться здесь, и Родстейн знал об этом тоже, Леонард видел это по его глазам. – Пойдем, Шелдон, – тем не менее сказал Леонард, взяв его под руку и увлекая за собой. Уходя, он оглянулся на Родстейна, но тот уже потерял к ним интерес, общаясь с кем-то из своих приятелей. Некоторое время спустя Леонард ворочался в своей кровати, не в силах уснуть под грохот музыки внизу, когда в его дверь раздался знакомый повторяющийся стук. – Леонард! Леонард! Леонард! Он поднялся и открыл дверь, беспокоясь, что что-то случилось. На пороге стоял Шелдон в своем клетчатом халате, он держал подмышкой ноутбук. – Не могу уснуть, – пояснил он. – Ты сыграешь со мной в World of Warcraft? Леонард молча сделал шаг в сторону, пропуская Шелдона вперед, и полез за собственным ноутбуком. Они продолжили играть даже тогда, когда окончательно стихла музыка внизу. Леонард украдкой наблюдал за Шелдоном, но тот вел себя почти нормально, в смысле, нормально по шелдоновским меркам. Пожалуй, он был только чуть более рассеянным, чем обычно, но в остальном все было в порядке, и Леонард понемногу успокоился. Делая привычные для себя вещи, Шелдон выглядел расслабленным и почти умиротворенным, и Леонард позволил этому образу заменить того Шелдона из лаборатории, напряженного, с колючими глазами и вызывающим ярким засосом на груди, потому что тот, другой Шелдон, по-прежнему казался ему слишком неправильным. В конце концов, они оба начали засыпать прямиком посреди грандиозной битвы против Короля Личей, и Леонард объявил, что пора заканчивать. Шелдон сонно кивнул ему на прощанье, прежде чем выйти в коридор, и Леонард провожал его взглядом до тех пор, пока он не скрылся в своей комнате. * * * В субботу днем Родстейн устроил им поездку на ипподром, чтобы посмотреть на скачки. Пенни, которая обожала лошадей всем сердцем, буквально таяла от восторга. Что касалось Леонарда, то для него приятным моментом было то, что Майкл Дауэлл с ними не поехал, и пока они пробирались к своим местам на ипподроме в VIP секции, Пенни держала Леонарда под руку, оживленно разъясняя, как можно вычислить фаворита скачек. – Я говорю тебе, что вычислить главного фаворита – это уже половина выигрыша, – со знанием дела говорила она. – Мой кузен Чарли зарабатывает неплохие деньги на скачках только потому, что умеет верно подмечать, куда дует ветер общественного мнения. Шелдон презрительно фыркнул, но промолчал. Пенни устремила на него мрачный взгляд. – Давай, сладкий, если тебе есть, что сказать, не молчи, – подбодрила она. – Я выросла на ферме в Омахе, и, поверь моему слову, я знаю пару-другую вещей о конных бегах. – Очевидно, ты знаешь пару-другую бесполезных вещей, – высокомерно заявил Шелдон. – Я вырос в Техасе и тоже знаю кое-что о лошадях. И могу тебе сказать, что если верить не ветрам общественного мнения, а статистике, то фавориты скачек проигрывают намного чаще, чем принято считать. Так, ярким примером игры против фаворита можно назвать розыгрыш Всемирного Кубка Дубая, прошедший в этом году. Примечательно, что в результате забега фавориты остались ни с чем, а лидирующее место в гонке занял шестилетний мерин из Калифорнии, который до этого никогда не был чемпионом, и ставки против него составляли десять к одному. Кроме того, если даже фаворит выиграет, на него будет столько ставок, что ты не получишь практически ничего. Для того чтобы правильно сделать ставку, не нужно знать фаворита. Достаточно определить тех лошадей, которые вероятнее всего проиграют, а остальное – это дело техники. – Так вы будете делать ставки? – спросил Эван Родстейн, обведя их взглядом. – Мы уже прошли кассы, разве нет? – обернулся к нему Леонард. – Да, мы прошли кассы, но с этой трибуны вы можете сделать ставку в любой момент, тут есть электронные регистраторы, – он указал на небольшие электронные панели рядом с сидениями. Они неуверенно переглянулись между собой. – Я пас, – сразу же сказал Шелдон. – Я не играю в азартные игры, дал обещание маме. Фактически, она вытянула из меня это обещание еще в младшей школе, после одного случая в салоне игровых автоматов, когда я нашел ошибку в их технике, а они решили, что я мошенничаю, и вызвали полицию. Он досадливо поцокал языком, припомнив тот случай, и Пенни устремила на него вызывающий взгляд. – Так значит, ты все-таки струсил? – спросила она, выгнув бровь. – Ничего подобного. Я не могу играть в азартные игры, потому что дал обещание, я же сказал, – терпеливо повторил Шелдон. – По-моему, Шелдон трусит, что скажете, ребята? – Пенни обернулась к ним. – Да, как по мне, так очень похоже, что трусит, – подтвердил Воловитц. – Стопроцентно трусит, – рассмеялся Кутраппали, отхлебнув своего пива. Шелдон потихоньку начинал выходить из себя, его лицо напряглось до такой степени, что задергалась щека. – Я не трушу! – воскликнул он и обернулся к Леонарду. – Леонард, скажи им! Леонард пожал плечами, сочувствуя Шелдону и в то же время не желая портить веселье остальным. – Ты мог бы сделать символическую ставку, – в конце концов предложил он. – Не думаю, что это будет означать, что ты играешь в азартные игры. Ты же сделаешь это не ради денег. – Хорошо, – кивнул Шелдон. – Полагаю, я могу поставить один доллар. Он повернул к себе электронное табло возле своего кресла и защелкал кнопками, изучая кандидатов. – Один доллар? – удивленно переспросила Пенни. – Точно, ты слабак, Шелдон Купер. Я покажу тебе, как играют в Небраске. Она тоже защелкала кнопками с сосредоточенным видом, но через некоторое время повернулась к Леонарду и сердито сказала: – Не стой столбом, Леонард, мы теряем время! Лучше покажи, как пользоваться этой штукой! Леонард поспешно подсел к ней, помогая разобраться в сложностях электронного регистратора. – Они спишут сумму ставки с твоей карты, ты должна просто ввести номер, – подсказал он. – С моей карты? – Пенни замялась, закусив губу, а потом обратилась к Родстейну: – Эван, я могу одолжить у тебя пять сотен баксов? Это только на время, я уже вычислила, что Эскалибур – фаворит этих скачек, моя ставка просто не может не окупиться. – Без проблем, – равнодушно пожал плечами Родстейн, и Пенни сделала свою ставку. Они были захвачены скачками все, кроме Шелдона, который со скукой в голосе бормотал, что для выигрыша на бегах достаточно просто выбрать стратегию и рассчитать коэффициенты, с чем справится даже ребенок, и вследствие этой предсказуемости игра не представляет ни малейшего интереса. Впрочем, если результат забега и был предсказуемым для Шелдона, то он явно не был таковым для всех остальных. – Не могу поверить! – сокрушалась Пенни после того, как стали известны результаты. – Этот чертов Экскалибур не вошел даже в тройку лучших, ума не приложу, как его могли считать фаворитом? Подумать только, из-за него я потеряла пять сотен баксов! – Не расстраивайся, Пенни. Говард, Радж и я тоже проиграли, в этом нет ничего, из-за чего стоит так убиваться. Кстати, – он обернулся к Шелдону, – как дела у тебя, Шелдон? – Если верить сообщению, которое пришло на мой электронный регистратор, я только что выиграл девятьсот баксов, – сухо сообщил он и сокрушенно добавил: – Пожалуй, теперь это может считаться азартными играми. – Ты поставил один бакс и выиграл девять сотен? – переспросила Пенни, безрезультатно пытаясь вернуть отвисающую челюсть в прежнее положение. – Черт возьми, это просто немыслимо! – В этом нет ничего немыслимого, – возразил ей Шелдон. – Немыслимым был Энтони Спильман, который на скачках в Санта-Ане в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году выиграл более полутора миллионов долларов, сделав ставку в шестьдесят четыре доллара в заезде из девяти лошадей. Я же всего лишь использовал мозги. – Это только я, или все остальные тоже после этой фразы почувствовали себя как-то неполноценно? – угрюмо пробормотал Воловитц. – О, ты не должен так говорить, Говард, – с жаром заверил его Шелдон. – Вынужден согласиться, отсутствие докторской степени, должно быть, внушает определенное чувство неполноценности, но я полагаю, к этому времени уже пора бы и смириться. Кстати, ты никогда не задумывался о смене профессии? Неожиданно Родстейн, который сидел позади Шелдона, наклонил голову и коротко поцеловал его в шею. Шелдон замер, мигом напрягшись, все остальные уставились на Родстейна в явном потрясении. Воловитц промахнулся стаканом с колой и вылил его себе на рубашку, тут же принявшись яростно чертыхаться и отряхиваться, но Родстейн не обратил на все это никакого внимания. – Ты неподражаем, ты знаешь это? – спросил он, обращаясь к Шелдону. – Пойдем, нужно забрать твой выигрыш. Он взял Шелдона за плечо, поднимая его с места, и все остальные молча двинулись за ними. – Какого черта только что произошло? – шепотом спросила Пенни у Леонарда, округлив глаза, но он пожал плечами и сделал вид, что ему известно об этом не больше, чем всем остальным. * * * Тем вечером Родстейн предсказуемо закатил вечеринку. На этот раз усталостью было уже не отговориться, поэтому Леонард против воли оказался втянут во всеобщее веселье, равно как и Шелдон. Стоило отметить, все кроме них двоих, казалось, веселились от души: Воловитц снимал девочек у барной стойки, Кутраппали отплясывал с Беатрис с таким неистовством, что казалось, он вот-вот либо взлетит в воздух, либо его прикончит внезапный приступ такихардии, а Пенни довольно-таки откровенно любезничала с Майклом Дауэллом в укромном уголке. Весь вечер Родстейн предпочитал не выпускать Шелдона из поля зрения, преимущественно держа его недалеко от себя. Ненавидевший вечеринки Шелдон явно чувствовал себя ниже среднего от всего происходящего, но по какой-то причине терпел и это. Леонард и понятия не имел, почему Шелдон продолжал играть в игры Родстейна, но он не выразил протеста даже тогда, когда Родстейн протянул ему стакан «Маргариты» и проследил, чтобы тот сделал несколько глотков. Этого хватило, чтобы Шелдон дошел до того состояния, когда был совершенно спокоен к танцам, обниманиям и поцелуям, чем Родстейн не преминул воспользоваться. – Ты прожжешь взглядом дыру в своем ненормальном приятеле, – прошептала ему Пенни, остановившись рядом с ним. – Если бы я не знала лучше, то могла бы подумать, что ты ревнуешь. Она многозначительно подняла брови, а потом, не выдержав, все-таки фыркнула от смеха, и Леонард с досадой сообразил, что Пенни тоже была пьяна. – Я не ревную, – возразил он. – Меня просто выводит из себя, что он ведет себя с Шелдоном подобным образом. Пенни бросила на Родстейна с Шелдоном оценивающий взгляд. – Тебе не приходило в голову, что Шелдон может быть не против? – спросила она. – Вдруг в его жизни наконец-то появилось что-то, что взволновало его пониже пояса, ты не задумывался об этом? Может быть, крошка-Шелли наконец-то вступил в переходный возраст. – Тут нечто другое, – покачал головой Леонард, в сотый раз задавая себе вопрос, что лежало в основе поведения Шелдона на самом деле. – Он позволяет Родстейну делать это с собой, но черта с два ему это нравится, достаточно посмотреть, как его коробит. И я дорого заплатил бы, лишь бы понять, почему он до сих пор не хочет убраться отсюда. Пенни еще раз взглянула на Шелдона, который как раз в этот момент попытался отвернуть голову от Родстейна, но тот все равно взял его за подбородок и развернул к себе, как считал нужным, а потом поцеловал в губы, словно Шелдон был его собственностью. У Леонарда промелькнула мысль, что точно с таким же лицом, вероятно, Родстейн оставлял Шелдону засосы. – Ты думаешь, ему на самом деле не нравится, что происходит? – обеспокоенно переспросила Пенни, и Леонард кивнул. – О, Боже. Но зачем тогда он это делает? Леонард пожал плечами: – Откуда я могу знать? Пора признать, в голове Шелдона обычно творится такой бардак, что это не поддается никакому здравому объяснению. – Возможно, мы должны с ним поговорить, – предположила Пенни. Леонард хотел рассказать ей, как он пытался и как не мог найти правильных слов, но тут к ним подошел Майкл Дауэлл, неторопливо уплетающий на ходу королевских креветок, запивая их пивом. – Я повсюду тебя ищу, детка, – сказал он, обращаясь к Пенни. – Я хотел сказать, что наконец-то нашел того парня, режиссер от Бога, и он показался заинтересованным в моем проекте. Он сейчас блюет в сортире, но, возможно, будет не против пообщаться, когда закончит. Ты со мной? – У меня будет свой фильм, Леонард, ты можешь себе представить? – восторженно сказала ему Пенни, на секунду сжав его руки в своих теплых ладонях, прежде чем умчаться вслед за Дауэллом. Леонард проводил ее взглядом, а потом повернулся к танцполу, чтобы снова отыскать в толпе Шелдона с Родстейном, но их уже и след простыл. И тогда Леонард сделал то, что счел для себя совершенно необходимым в этот момент: он подошел к барной стойке и заказал двойную текилу. Некоторое время спустя он каким-то образом сошелся с компанией приятных парней и девушек, которых он никак не мог запомнить по именам, но с которыми оказалось чрезвычайно весело проводить время. Еще одну текилу спустя он пробормотал им, что ему нужно отойти в сортир и что он к ним вернется, а когда дошел до сортира, то понял, что плохо запомнил их лица. Как бы там ни было, он толкнул дверь сортира и вошел внутрь, и уже успел сделать несколько шагов по направлению к унитазу, когда обнаружил, что был не один. Возле раковины стоял Радж, который почему-то выглядел испуганным и будто бы пытался спрятать что-то от Леонарда у себя за спиной. – Радж? Леонард не совсем твердой походкой подошел к нему, а в следующую секунду остановился, ощущая почти физически, как нейроны его мозга медленно, но упорно пытаются пронести импульсы шока сквозь окутавшую все его сознание молочно-белую пелену алкогольного отупения. – Раджеш, какого черта? Радж виновато пожал плечами и наконец отступил в сторону, так что Леонард увидел, что порошка на раковине было больше, чем ему показалось вначале. – Серьезно, кокаин? – Леонард фыркнул, но заставил себя успокоиться. Каким-то образом он знал, что если позволит себе рассмеяться по-настоящему, то уже не сможет остановиться. – Ты не понимаешь, Леонард, – сказал Кутраппали, сложив руки на груди в оборонительном жесте. – Мне нужно было… я должен был найти способ оставаться нормальным, функционирующим человеком рядом с Беатрис, способным говорить с ней, не напиваясь перед этим до потери эрекции. Я просто сходил с ума, боялся, что она все-таки одумается и бросит меня, никчемного, и оставит умирать в одиночестве. Но однажды она показала мне это, и все оказалось так просто, Леонард, ты знаешь? Всего на один ноготь этой штуки – и ты свободен, как ветер в Гималаях. Это словно сама Америка в твоем кармане, ты понимаешь, о чем я говорю? Его зрачки были неестественно расширены, глаза лихорадочно блестели, и Леонард прекрасно понимал, о чем он говорит. – Убирайся, Радж, я не хочу обсуждать это сейчас, – пробормотал он, и Кутраппали в мгновение ока сложил вчетверо прямоугольник бумаги, на котором лежал порошок, затолкал его в карман и скрылся за дверью. Леонард подошел к раковине и тяжело облокотился на нее руками, уставившись в зеркало на свое отражение. – Что с нами происходит? – спросил он вслух, хотя где-то в его сознании настойчиво билась мысль, что разговоры с самим собой – еще один признак того, что он медленно сходит с ума. Наверное, текилы было слишком много, потому что собственное отражение двоилось у Леонарда в глазах и вдобавок глупо улыбалось, и Леонард отвернулся в сторону, вспомнив, собственно, о первоначальных целях своего похода в сортир. Затем он снова пробирался сквозь толпу танцующих, его то и дело заносило из стороны в сторону, он наталкивался на людей и непрестанно извинялся. От грохочущей музыки закладывало уши, от выпивки начинало мутить, но Леонард упорно продвигался к барной стойке, чтобы продолжить, потому что слишком устал беспокоиться за всех один. Пенни была права: всем было хорошо здесь. Сама Пенни получила свой собственный фильм и нового любовника, Кутраппали обзавелся подружкой и бесплатным кокаином, Воловитц получил безлимитный секс, о котором мог разве только мечтать, ну а Шелдон получил бойфренда, его супер-лабораторию и плюс двадцать девять процентов к будущей Нобелевской премии. И на этой точке Леонард решил, что ему плевать. Он был сыт этим по горло, он сказал себе, пускай делают, что им заблагорассудится, почему он один непременно должен видеть во всем этом катастрофу? Леонард отправился к себе в комнату только когда музыка начала играть медленнее и тише, а ди джей отрубился прямиком на ковре. И, как это даже слишком часто случалось с Леонардом в последнее время, уже почти у самой лестницы он неожиданно столкнулся с девушкой достаточно приятной внешности, которая втянула его в медленный танец, и разноцветные вспышки закружились перед нетрезвым взором Леонарда. Девушка прижалась к нему в танце своим гибким горячим телом, на котором было слишком мало одежды, а потом он уже вел ее в свою комнату, и девушка, судя по всему, была не в лучшем состоянии, чем он сам, потому что то и дело спотыкалась, хватаясь за Леонарда и пьяно хихикая. Проходя мимо комнаты Пенни, он заметил на ручке ее двери галстук, как в студенческих общагах, и презрительно фыркнул. Леонард был настолько пьян, что когда он и эта девушка, чьего имени он даже не спросил, добрались до кровати, он, наверное, все-таки не показал класс, несмотря на всю свою умелость в прелюдиях, но и это его не волновало. Едва закончив и отвалившись от нее, он отрубился, уткнувшись носом в подушку, и ему снились сны, вязкие и затягивающие, как болото, хотя наутро он не мог вспомнить, о чем именно были эти сны. * * * – Леонард? Он отвернулся в сторону и издал страдальческий стон. Голова гудела просто дико, единственное, что ему по-настоящему хотелось – это оказаться в полной тишине и темноте. Но сквозь легкие шторы уже вовсю проникал дневной свет, да и о тишине, судя по всему, оставалось только мечтать. – Леонард? – Ну что? – Леонард наконец повернулся и открыл глаза, водрузил на переносицу очки и зло уставился на незваного гостя. Кутраппали виновато отвел взгляд, нервно сжимая стиснутые в замок руки между коленей. – Я хотел поговорить с тобой. Я хотел спросить, ты отчетливо помнишь вчерашний вечер, или все смутно и ты едва можешь вспомнить, где ты был и что с тобой происходило? Леонард сел на кровати и сложил руки на груди. – Я помню, что ты принимал наркотики, если ты об этом. Кутраппали вздохнул. – Я своего рода надеялся, что ты не вспомнишь. Но раз уж с этим мы проскакиваем, я перейду к следующему пункту. Ты не мог бы не говорить об этом никому? И в особенности – моим родителям? Леонард поверить не мог, что Раджеш дошел до такой наглости. – Радж, поверь мне, это не самая лучшая идея: прийти к человеку, страдающему похмельем, разбудить его и попросить об одолжении, которое он не был расположен оказывать в любом случае, – зло сказал он. – Я принес тебе лекарство от похмелья, – заискивающе улыбнулся Кутраппали, указывая ему на прикроватную тумбочку, где в самом деле оказалась таблетка и стакан воды. Леонард совершенно не поощрял Раджа в его новом увлечении кокаином, но сохранить отстраненный вид и гордо отвергнуть предложенное подношение Леонарду помешала чудовищная головная боль. Он проглотил таблетку и запил ее водой, а затем перевел взгляд на Кутраппали, который смотрел на него с выражением надежды и мольбы. Леонард вздохнул. – Радж, так не может продолжаться, – сказал он. – Ты не можешь продолжать принимать наркотики, чтобы общаться с Беатрис, это безумие. – Послушай, Леонард, ты же знаешь, что у меня психологическое расстройство, – протестующе начал Кутраппали. – А кокаин – то лекарство, которое помогает с этим расстройством справляться. Лекарство, ничего больше. Между прочим, раньше его было принято использовать в медицинских целях, а не для того, чтобы уйти в отрыв. – Мне плевать, что было раньше, – отрезал Леонард. – Сейчас это вне закона, ты понимаешь? Ты совершаешь преступление, принимая его, неужели это тебя совершенно не беспокоит? – Что меня по-настоящему беспокоит, это необходимость выбирать между тем, чтобы сказать Беатрис, что я люблю ее, или чтобы на самом деле заняться с ней любовью, – огрызнулся Радж. – Я не могу говорить с ней, когда трезв, но когда я пьян, у меня просто не стоит – вот, что на самом деле представляет собой проблему, Леонард. – Любишь ее? – поднял брови Леонард. – Не слишком ли поспешно для двухнедельного знакомства? – Ну, верно, я не ждал два года, чтобы поцеловать ее, но, в конце концов, я – это не ты, а она – не Пенни, что я могу еще добавить? – пожал плечами Радж. Леонард нахмурился. – Это тоже не лучшая фраза, которую можно сказать человеку, которого ты просишь сохранить свою тайну, – заметил он. – Леонард, ну пожалуйста! – взмолился Раджеш. – Если это дойдет до моих родителей, они достанут меня откуда угодно и вернут обратно в Индию, навсегда разлучат меня с Беатрис, и я умру несчастным. Это то, чего ты на самом деле хочешь? – Я хочу, чтобы мой друг завязал с наркотиками, – отрезал Леонард. – А как насчет того, чтобы твой друг был счастливым? Потому что я скажу тебе кое-что. До того, как оказаться здесь и встретить Беатрис, я даже не знал, что такое счастье. Я никогда прежде не был по-настоящему счастлив, за все двадцать семь лет своей жизни. Пожалуйста, не разрушай это. Он смотрел на Леонарда умоляюще, и тот вздохнул. – Хорошо, это не моя тайна, – в конце концов сказал он, хотя решение далось ему нелегко, – поэтому я не стану никому рассказывать о том, что видел. Но Радж, пожалуйста, задумайся о себе. Неужели это похоже на истинное чувство – когда для того, чтобы поддерживать его, приходится прибегать к употреблению алкалоидов? – Может быть, и нет, – согласился Радж. – Но это ближе к истинному чувству, чем все, что у меня когда-либо было. Леонард хмуро посмотрел на него исподлобья, и Раджеш вздохнул. – Ладно-ладно, я попробую! – раздраженно воскликнул он. – Больше никакого кокаина, только пиво, и даже если мы с Беатрис больше не будем чувствовать себя ветром в Гималаях, мы все равно будем любить друг друга. – Вот так бы сразу, – облегченно выдохнул Леонард, улыбаясь, и Радж натянуто улыбнулся в ответ. * * * Леонард бесцельно шатался по дому, размышляя о том, что, в сущности, это было первое воскресенье, когда они были просто предоставлены самим себе. Как правило, Родстейн придумывал для них развлечения на выходные, но на этот раз его нигде не было видно, равно как и Шелдона. Леонард усилием воли подавил поднимающееся беспокойство, напомнив себе, что во что бы ни вляпался Шелдон, он выбрал это сам, так что это было исключительно его проблемой, а никак не проблемой Леонарда. Он должен был придерживаться такого хода мыслей, если хотел перестать изводить себя бесполезными переживаниями. Так что покуда он не лез больше в чужие дела, единственной проблемой Леонарда на данный момент была скука. Он налил себе стакан свежевыжатого сока с кусочками льда, вышел на просторную веранду, спускавшуюся к бассейну, присел на комфортный шезлонг, окинул взглядом восхитительный вид вокруг, и ему пришло в голову, что он понемногу начинал понимать те слова Родстейна, сказанные, казалось, вечность назад, что нет ничего хуже скуки богачей. В Майами их уютная компания словно развалилась на части, предоставив каждого из них самому себе, и Леонард неожиданно осознал, что не оставался вот так вот проводить свободное время в одиночестве уже, наверное, годы и что совершенно от этого отвык. Небольшая проверка показала, что Пенни направилась в спа-центр, что Радж уединился в своей комнате с Беатрис и они не желали, чтобы их беспокоили, и что Шелдон куда-то запропастился и не отвечал на звонки. В конце концов, в столовую спустились Говард и Джефф, и Леонард с облегчением подсел к ним, обменявшись утренними приветствиями. – Леонард, тебя совсем не видно, ты упускаешь все веселье в своей лаборатории, – отчитал его Говард, и Леонард виновато пожал плечами. – Ну ничего, у тебя еще есть возможность наверстать. Сегодня я и Джефф собираемся на пляж, укромное местечко, только для своих, выпивка и девчонки на уровне. Что скажешь? – Я за, – быстро сказал он. – Пляж, выпивка, девчонки – звучит просто отлично! – То-то же, – усмехнулся Воловитц, хлопнув его по плечу. Пляж на самом деле оказался что надо. Когда они приехали на место, Леонард немного опасливо покосился на крепких широкоплечих парней, играющих в волейбол неподалеку, привыкший к тому, что от таких громил ботаникам вроде них не следовало ждать ничего хорошего. Но потом он бросил взгляд на Джеффа, который казался более мускулистым и широкоплечим, чем большинство из них, и успокоился. Они с комфортом расположились на шезлонгах почти у самой воды. Леонард водрузил на переносицу солнцезащитные очки и уставился на воду, которая странным образом успокаивала. Говард и Джефф почти сразу же засобирались в бар, который находился буквально в нескольких метрах от них. – Ты с нами? – спросил у него Говард. – Нет, мне и так отлично, – покачал головой Леонард. – Не хочу выпивать, я слишком сильно перебрал вчера. Но вы можете захватить мне колы на обратном пути. Говард кивнул, и Леонард расслабленно растянулся на шезлонге. Леонард отказывался понимать, каким образом это постоянно происходило в Майами, но через какое-то время к нему подошла стройная длинноногая брюнетка, которая обворожительно улыбнулась ему и спросила: – Прошу прощения, вы не поможете намазать мне спину солнцезащитным кремом? Обещаю не остаться в долгу. Она подмигнула ему, и Леонард ответил, слегка заикаясь: – Д-да, без проблем, в смысле, буду рад! Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Он вскочил со своего шезлонга и сделал девушке пригласительный жест рукой, и она с улыбкой улеглась на шезлонг, а Леонард принялся старательно втирать в ее стройное загорелое тело солнцезащитный крем. – Готово, – сообщил он, закончив. Девушка, разомлевшая на солнце, подняла на него взгляд. – Теперь твой черед, – сообщила она, лукаво ему улыбаясь и поднимаясь с шезлонга. Они поменялись местами, и теперь была очередь Леонарда млеть от прикосновений умелых рук. – Перевернись, – приказала ему девушка, закончив. – Ты совсем бледный, думаю, твой живот тоже не помешает намазать кремом. Леонард не без смущения обнаружил, что столкнулся со своего рода деликатной проблемой. – Нет, я в полном порядке, – с наигранной жизнерадостностью ответил он, продолжая лежать на животе в ожидании, что проблема, возможно, уйдет сама по себе. – Но спасибо за предложение. – Пойдем со мной, красавчик, – неожиданно прошептала она, наклоняясь к самому его уху, и потянула его за руку, так что Леонарду поневоле пришлось подняться с шезлонга и последовать за ней. Плавки не скрывали совершенно ничего, так что ему пришлось в своем роде спрятаться за девушкой, чтобы его затруднение не стало общеизвестным. Какая-то его часть беспокоилась, что она решила сыграть с ним злую шутку и ведет его сейчас к каким-нибудь своим приятелям, чтобы как следует над ним посмеяться, но к счастью, она вела его совсем в другое место: в приземистый бетонный домик, который бы ничем иным, как душевой. Оказавшись внутри, она заперла дверь и повернулась к Леонарду, двумя неуловимыми движениями сбрасывая с себя бикини. Леонард оторопело уставился на ее высокую грудь с темными бусинками сосков, на секунду забыв, как дышать. Затем она жестом фокусника вывела из-за спины свою правую руку, демонстрируя ему зажатый в руке презерватив, и Леонард словно в трансе сделал несколько шагов вперед. Потом они ритмично и быстро занимались любовью на жесткой деревянной скамье, и Леонарду оказалось неожиданно легко отпустить все, что его беспокоило до этого, в кои то веки сосредоточившись на здесь и сейчас, потому что здесь и сейчас он был почти счастлив. Врываясь в ее тело в последний раз и содрогаясь в предоргазменном блаженстве, Леонард всеми силами пытался изгнать из своих мыслей слово «почти», чтобы сделать момент совершенным, но вот это каким-то образом все не удавалось, и в конце концов Леонард остановился на мысли, что чувствовать себя почти счастливым было тоже, в сущности, неплохо. Когда они вернулись обратно к шезлонгам, то обнаружили, что людей там прибавилось: Говард и Джефф уже вышли из бара, прихватив каких-то девчонок, и теперь веселились от души. – Леонард, знакомься, это Майя и Кэтрин, они студентки Центрального Университета Живописи, – представил девушек Говард. – Живопись – потрясающе, не правда ли? – Тут он перевел взгляд на девушку рядом с ним и ухмыльнулся: – А как зовут твою очаровательную подругу? Леонард замялся, неожиданно осознав, что так и не спросил ее имени. – Элиза, – представилась девушка, избавляя его от неловкости. – Я профессиональный фотограф. А вы – друзья Эвана Родстейна, верно? Говард и Леонард переглянулись между собой. – Я, вообще-то, хотел сказать, что мы большие ученые, но да, помимо этого, мы друзья Эвана Родстейна, – сказал Говард и сияюще ей улыбнулся. Эта девушка знала, что они друзья Родстейна, осознал Леонард, и ее поведение внезапно обрело для него смысл. Было очень похоже, что Родстейн продолжал каким-то образом устраивать его личную жизнь, даже находясь на расстоянии. Но Леонард чувствовал себя слишком расслабленным, чтобы раздражаться и негодовать по этому поводу, так что он просто развалился на шезлонге со стаканом колы, а Элиза расположилась рядом с ним, заведя с ним ни к чему не обязывающий разговор о красотах Майами. Они провели на пляже пару часов в восхитительном безделье, купаясь и греясь на солнце. Когда Леонард в очередной раз вышел из воды, а Элиза, смеясь, провела руками по его влажному телу, собирая воду, чтобы протереть ею свой живот и шею, Джефф повернулся к нему и сказал: – Эвану наскучило сидеть в особняке, он захватит остальных и приедет сюда. – Шелдон тоже приедет? – уточнил Леонард. Джефф пожал плечами: – Да, наверное. Эван ничего не говорил насчет того, что кто-то останется. – Вряд ли, – покачал головой Леонард, еще раз обдумав эту идею. – Шелдон ненавидит пляжи. Как бы там ни было, Леонард оказался неправ. Когда на пляже появились Родстейн, Радж, Беатрис, Пенни и Майкл Дауэлл, позади них исправно тащился Шелдон с огромной сумкой наперевес, осторожно переставляя ноги в пляжных шлепанцах на раскаленном песке. При появлении Родстейна на пляже началось некоторое оживление: напитки из бара стали подносить прямиком к их шезлонгам, и, кроме того, несколько человек подошли к их увеличившейся компании, чтобы поприветствовать Родстейна и обменяться с ним парой фраз. Он отвечал им приветливо, но не без своего вечного самодовольства, которое он излучал, казалось, совершенно неосознанно. Леонард отвернулся в сторону, не желая смотреть, как он будет выпендриваться. Шелдон тем временем расположился на шезлонге под зонтом, надев шляпу от солнца, солнечные очки и вдобавок укутавшись в халат. Люди бросали на него странные взгляды, но он вел себя, как ни в чем не бывало. – Шелдон, зачем ты напялил халат? – не выдержал Говард, оглядев его с головы до ног. – Так что, принято одеваться на пляж на твоей родной планете? – Нет, это техника спасения от жары, применяемая в Средней Азии, – снисходительно пояснил Шелдон. – Если температура окружающей среды поднимается выше девяноста шести градусов по Фаренгейту, из трех обычных способов отвода тепла – конвекции, излучения и испарения, остаются только два последних. Считается, что плотная одежда в жару способствуют активизации потоотделения, которое является ничем иным, как естественным механизмом защиты человеческого организма от жары. Кроме того, плотная одежда является преградой для тепла, проникающего к телу извне. – Он обернулся к официанту из бара, предлагающему напитки, и спросил: – У вас есть горячий чай? Мне нужен зеленый. Градусов двести пятнадцать будет оптимальной температурой. Если официант и удивился, то не повел бровью. Он кивнул и испарился из виду, а через некоторое время уже протягивал Шелдону чашку с дымящимся чаем. Их всех передернуло, когда закутанный в теплый халат Шелдон принялся осторожно прихлебывать обжигающий чай, дуя на край чашки. Леонард отвернулся в сторону, только чтобы увидеть по другую сторону от себя Пенни и Майкла Дауэлла, который наносил на ее тело солнцезащитный крем. Точнее, к этому моменту с кремом, видимо, было уже покончено, но Дауэлл все еще уделял повышенное внимание ее бедрам, с увлечением их массируя. – Майкл, по-моему, уже хватит, можешь отпустить мою задницу, – прошипела ему Пенни, не выдержав, но тот только рассмеялся. – Ух, кто-то у нас сегодня встал не с той ноги? – спросил он и звучно шлепнул ее по правой ягодице, прежде чем отойти за прохладительным напитком. Пенни обернулась, чтобы наградить его яростным взглядом, и неожиданно столкнулась глазами с Леонардом. – Неприятности в раю? – невинно поинтересовался он, подняв брови, и вместо Дауэлла Пенни окатила яростным взглядом его. Леонард подозвал к себе Элизу под каким-то глупым предлогом, просто чтобы воспользоваться возможностью и поцеловать ее на глазах у Пенни. Но если Пенни и ревновала его, то виду совершенно не показала, и вскоре Леонарду наскучило ее дразнить. Затем Эван Родстейн закончил разговаривать с группой незнакомых людей, у которых был, судя по всему, нарасхват, и неторопливой походкой вернулся к ним. Он приподнял свои солнцезащитные очки, окинув взглядом Шелдона, который обливался потом в своем халате с горячим чаем в руках. – Какого черта ты делаешь? – спросил он. – Это техника спасения от жары, применяемая в Средней Азии… – начал Шелдон, но Родстейн неожиданно сделал шаг к нему, кладя ладонь ему на лоб, и тот замолк. – Ты доведешь себя до теплового удара, – констатировал Родстейн. – Если тебе жарко, то пошли в воду. – Хотелось бы напомнить, что я не плаваю. – Никто и не просит тебя плавать, – отмахнулся Родстейн. – Ты просто зайдешь в воду и выйдешь обратно. Шелдон бросил взгляд на воду, где люди ныряли в ластах и масках с трубками, плавали на надувных матрасах, а у самого берега дурачились дети, поднимая вокруг тучи брызг. – Я так не думаю, – сдержанно сказал он. – Полагаю, люди в Средней Азии знают, что делают. – Люди в Средней Азии до сих пор существуют главным образом за счет скотоводства и натурального хозяйства, поверь мне, они ни черта не имеют понятия, что делают, – сказал Родстейн, забирая у Шелдона чашку с чаем и передавая ее обратно официанту. После этого он потянул Шелдона за руку, заставляя его подняться на ноги, улыбаясь, развязал его пояс и стянул с Шелдона халат, оставив его в одних плавках, и потащил к воде. Шелдон вяло отбивался, но Родстейн не обратил на это жалкое сопротивление совершенно никакого внимания. Когда они отошли на достаточно большое расстояние, Воловитц склонился к Леонарду и спросил: – Тебе не кажется, что Шелдон стал каким-то… – он замялся, подбирая нужное слово. – Я думаю, слово, которое ты ищешь – ручным, – подсказал ему Леонард, и тот, поколебавшись, кивнул. – Не обязательно значит, что он несчастлив, правда? – спросил Воловитц наигранно бодрым голосом несколько секунд спустя, наблюдая, как Родстейн тянет Шелдона за руку, подводя его линии прилива. Леонард проследил за тем, как Шелдон дрожит, заходя в море, и как Родстейн пригоршнями собирает воду и поливает его спину и плечи, чтобы тот скорее привык к перепаду температур, и ничего не ответил. – Сыграем в карты на желания? – предложил им Джефф, и Леонард был рад отвлечься на что-то, от чего у него не возникало чувства, словно в его груди ворочался гигантский слизняк. * * * Шелдон начал раньше уезжать в лабораторию, чтобы проводить за работой больше времени. Леонард обнаружил это в понедельник, когда проснувшись утром, не нашел Шелдона ни в столовой, ни в ванной, ни в его комнате, а когда спросил об этом у одного из сотрудников обслуживающего персонала, который принес ему завтрак, тот ответил, что один из ученых уехал с водителем в лабораторию еще в половину седьмого. Это, конечно же, не мог быть никто другой, кроме Шелдона. Когда Леонард подъехал в лабораторию, то Шелдон действительно оказался там. Он как ни в чем не бывало работал в своем кабинете и едва одарил Леонарда взглядом, когда тот вошел. – Почему ты не дождался меня, чтобы поехать вместе? – спросил Леонард. Шелдон пожал плечами: – Ты еще спал, я решил добраться с водителем. В этом не было большой разницы. Леонард немного потоптался на пороге, отчего-то чувствуя себя уязвленным последним замечанием. Шелдон вскинул на него взгляд. – Ты что-то хотел? Я работаю. – Н-нет, в общем-то, нет, просто зашел сказать привет, – ответил Леонард. – На самом деле, я собирался пойти к тем лазерам в отделе экспериментальной физики, взглянуть, на что они способны в действии. – Хорошо, – лаконично отозвался Шелдон и вернулся к своим делам. Леонард отправился проверять лазеры, и в следующий раз они увиделись только тогда, когда пришло время возвращаться домой. Это стало своего рода системой: Шелдон уезжал в лабораторию с водителем чуть свет, пока Леонард еще спал, так что сам Леонард добирался до работы один, затем они трудились весь день, пересекаясь только в кафетерии, да и то не всегда, а после этого возвращались домой, и все чаще дорога проходила в молчании. Вечерами Шелдон, как правило, пропадал в компании Родстейна, и Леонард старался не думать о том, как эти двое проводили время. Сказать по правде, Леонард устал от этой ситуации. Он устал думать о том, что заставляло Шелдона поступать так, как он поступал, что продолжало удерживать его в Майами рядом с Родстейном, было ли все дело в лаборатории, или за этим стояло что-то еще, и был ли ему, в конце концов, так уж неприятен Родстейн, раз он до сих пор не захотел сбежать от него, куда глаза глядят. Так или иначе, он решил не вмешиваться. Леонард предложил Шелдону свою помощь, причем, стоило отметить, не один раз, Шелдон ее отверг, и Леонард просто не видел смысла и дальше двигаться в этом направлении. Он решил подождать и посмотреть, куда их это в конце концов приведет, а до тех пор не рыпаться и просто плыть по течению. Поскольку Пенни по-прежнему проводила большую часть своего времени с Майклом Дауэллом, а Кутраппали – с Беатрис, Леонарду ничего не оставалось, кроме как найти пристанище в обществе Говарда и Джеффа, которые неплохо сошлись на почве своей любви к женщинам. Так что вечера в компании Говарда, Джеффа и знойных красоток стали привычными для Леонарда. Иногда им удавалось даже превратить это в некое отдаленное подобие их прежних задротских вечеров в Пасадине, когда они занимали время просмотром фильмов на огромной плазме в гостиной или даже доставали из шкафа одну из старых добрых приставок, чтобы начистить друг другу физиономии на виртуальном ринге. Чем эти вечера отличались от вечеров в Пасадине, так это тем, что на них неизменно присутствовали красивые девушки, которые в большинстве своем были не прочь заняться групповым сексом. От последнего Леонард раз за разом вежливо отказывался, мотивируя это тем, что ему с утра нужно в лабораторию. Впрочем, стоило отметить, что если кто-то из красоток выражал желание разделить постель с ним одним, Леонард не видел причин отказываться. В четверг вечером случилось кое-что, что несколько выбило Леонарда из его привычной рутины. Тем вечером он зашел в туалет рядом со столовой, чтобы помыть руки перед ужином, и обнаружил там Кутраппали, который сосредоточенно втягивал носом через соломинку ровную полоску белого порошка с небольшого карманного зеркала. Леонард быстро закрыл за собой дверь и подошел к нему. – Радж, ты обещал завязать с этой дрянью! – прошипел он, не помня себя от возмущения. Кутраппали выпрямился, поворачиваясь к Леонарду, и неожиданно улыбнулся ему во весь рот. – Расслабься, Леонард, – сказал он и бесцеремонно потрепал Леонарда по щеке. Тот оттолкнул его руку, донельзя возмущенный. – Я это контролирую. – Черта с два ты это контролируешь! – воскликнул Леонард. – Ты бы не принимал эту дрянь, если бы действительно что-либо контролировал. Радж шмыгнул носом, стирая с лица ладонью мельчайшие остатки белого порошка, и посмотрел на Леонарда стеклянным взглядом. – Ты не понимаешь, – немного нечетко произнес он. – Когда я говорю, что контролирую это, я имею в виду, что контролирую вообще все. Даже Беатрис, ты знаешь, Леонард? Она так прекрасна, и она моя. Иногда мне кажется, я мог бы контролировать даже Эвана, – сказал он, затем на секунду задумался и изумленно вздохнул, вскинув на него взгляд. – Пожалуй, я мог бы контролировать тебя. Внезапно он щелкнул пальцами совсем близко к лицу Леонарда, и тот отшатнулся. – Я контролирую тебя, Леонард, – повторил Радж. – Ты больше не будешь нести всю эту расистскую чушь о том, как я должен и как не должен жить. Я контролирую все. Он неожиданно рассмеялся, а потом вышел из уборной, пританцовывая, а Леонард только ошеломленно смотрел ему вслед, прокручивая в голове их разговор в тщетных попытках понять, какая часть его слов показалась Раджу расистской. В тот вечер Леонард напился так, что на следующий день смог проснуться только глубоко за полдень и приехал в лабораторию к обеду. Он сразу же пошел проверять один из своих экспериментов, запущенных накануне. Пару часов спустя эксперимент подошел к своему логическому, но неудовлетворительному завершению. Несмотря на то, что Леонард был ученым не первый год и знал, что в физике нет такого понятия, как поражение, он все равно чувствовал себя расстроенным и не был готов переключиться на новый эксперимент. Вместо этого он направился к Шелдону, чтобы проверить, как продвигались дела у него. В кабинете Шелдона не оказалось. Вместо него там была молоденькая темноволосая лаборантка, которая перебирала бумаги на столе. При появлении Леонарда она оторвалась от своего занятия и слегка застенчиво спросила: – Я могу вам чем-нибудь помочь? – Хм, да, наверное, да, – ответил Леонард, неловко прочистив горло. – Я ищу доктора Шелдона Купера. Он куда-то отошел? – Да, недавно в лабораторию прибыл мистер Родстейн, он отозвал доктора Купера на разговор. Может быть, я могу что-то сделать для вас? Передать какое-то сообщение? – А вы, простите?… – начал Леонард и замялся, не зная, как бы выяснить, кто она, собственно, такая, и при этом не показаться грубым. Девушка смотрела на него пару секунд, ожидая окончания фразы, а потом смущенно рассмеялась и представилась: – Меня зовут Мисси Хорнвелл, я ассистентка доктора Купера. – Ассистентка доктора Купера? – переспросил Леонард, вопросительно подняв брови. Девушка смешалась. – По правде сказать, я студентка Международного Университета Флориды, учусь по специальности теоретической физики, в этом году перешла на третий курс. Здесь я прохожу практику как лаборантка, и доктор Купер позволил мне у него ассистировать. – Любопытно, – только и мог сказать Леонард, а потом, поняв, что ведет себя невежливо, поспешно представился: – Я доктор Леонард Хофстедтер, друг Шелдона. – Он потрясающий, не так ли? – неожиданно выпалила лаборантка, и брови Леонарда поднялись еще немного выше. – Кто – доктор Купер? – переспросил он, чтобы быть уверенным. Девушка с энтузиазмом закивала. – Такой острый ум! То, как он строит свои теории – это просто невероятно. – Многие считают его эксцентричным, – заметил Леонард. – Наверное, когда человек достигает такого уровня умственного развития, это привносит определенные изменения в то, под каким углом он смотрит на Вселенную, – мечтательно предположила мисс Хорнвелл, и Леонард решил не расстраивать ее и не говорить, что Шелдон просто был психом. Впрочем, если судить по тому, как его расхваливала эта девушка, Леонард прекрасно понимал, почему Шелдон с его непомерным эго позволил ей быть его ассистенткой. В этот момент дверь отворилась, и в кабинет вошел доктор Шелдон Купер собственной персоной. В отличие от предыдущего раза, когда Эван Родстейн заявлялся в лабораторию и отзывал его на разговор, Шелдон выглядел более чем опрятным: его волосы лежали так, будто бы он недавно причесывался, рукава были немного закатаны, словно он только что мыл руки, и от него исходил легкий запах дезинфицирующего раствора. Он обвел ничего не выражающим взглядом Леонарда и свою ассистентку, а потом словно на автомате сделал несколько шагов к письменному столу. – Доктор Купер, я нашла те записи, о которых вы спрашивали… – начала девушка, протягивая ему какие-то бумаги, но Шелдон поднял руку, вынуждая ее остановиться. – Не сейчас, Мисси, – сказал он. – На сегодня ты свободна. Я хотел бы поработать один. Она коротко кивнула ему и вышла за дверь, ничего не сказав, хотя выглядела при этом обиженной. – С каких это пор у тебя есть личная ассистентка? – спросил Леонард, обернувшись к Шелдону, но тот не ответил на этот вопрос. – Леонард, я сказал, что хотел бы поработать один, – негромко повторил он. Леонард пристальнее вгляделся в его лицо, которое выглядело пустым и безэмоциональным, даже более равнодушным, чем обычно, и покачал головой. – Я останусь здесь, поработаю над одной статьей на компьютере, – ответил он. – Я тебе не помешаю. Шелдон безразлично пожал плечами и подошел к своей доске, уставившись на формулы и перестав обращать на Леонарда внимание. Еще немного посверлив взглядом его спину, Леонард достал из сумки свой ноутбук и открыл его, углубившись в свою статью о способах взаимодействия лазерного излучения с веществом. Статья застряла в мертвой точке, наверное, уже месяц назад, и теперь он пытался понять, о чем же там шла речь и каким образом следует довести текст до логического завершения. – Леонард, я не могу работать, – сказал Шелдон несколько минут спустя, по-прежнему не отворачиваясь от своей доски, его плечи были напряжены и сгорблены. – Ты не мог бы отвезти меня в парк? Мне нужно подышать свежим воздухом. Леонард захлопнул свой ноутбук с некоторым чувством облегчения, радуясь, что ему не придется заканчивать статью прямо сейчас, и они с Шелдоном отправились в парк. Там они сидели на скамейке перед небольшим прудом, и Леонард кидал в воду уткам крошки от булки, оставшейся у него с обеда, а Шелдон смотрел на уток несколько настороженно и молчал. – В чем дело, Шелдон? – наконец не выдержал Леонард, когда булка закончилась, а Шелдон так и не сказал ни слова. – Я думал, ты просился поехать в парк, чтобы поговорить. Шелдон посмотрел на него с легким удивлением. – Я просился в парк, чтобы позволить клеткам моего мозга насытиться кислородом, – сказал он. – На самом деле, я припоминаю, что даже говорил тебе, что хочу подышать свежим воздухом. Внимательность, Леонард. Тебе никогда не хватает внимательности. – Но тебя что-то беспокоит, не так ли? – спросил Леонард, пропустив последнее замечание Шелдона мимо ушей. – Хочешь поговорить об этом? Тот на секунду задумался, но затем покачал головой. – Зачем Родстейн приезжал сегодня в лабораторию? – не унимался Леонард. – Что он от тебя хотел? – Я же сказал, что не хочу ничего обсуждать! – с неожиданной импульсивностью воскликнул Шелдон, и Леонард на мгновение остолбенел от того, сколько возмущения было в его голосе и как резко это возмущение контрастировало с его прежней безэмоциональностью. – Мы можем просто посидеть здесь, и не говорить при этом ни о чем? – уже тише закончил он. Леонард пожал плечами и кивнул, и они сидели там и ни о чем не говорили до тех пор, пока не начало смеркаться. * * * Леонард не мог бы сказать наверняка, в чем была причина, но начиная с выходных и всю последовавшую за ними неделю напряжение в доме, казалось, росло. Может быть, дело было в Кутраппали, у которого начались перепады в настроении, которые, как Леонард знал, были неизбежным последствием употребления кокаина. Как бы там ни было, теперь очень часто за закрытой дверью его комнаты можно было слышать его шумные ссоры с Беатрис, а иногда они не стеснялись устроить сцену даже в столовой. А может, проблема была в Пенни, у которой наконец-то начались съемки в новом фильме Майкла Дауэлла, и которая находилась под большим давлением и то и дело съезжала с катушек по совершенно пустяковым поводам. Возможно, дело было в Шелдоне, который отгородился ото всех, кроме Родстейна, и замкнулся в себе еще сильнее, чем прежде, и теперь Леонард едва видел его даже на работе. В общем, что-то было не в порядке. Даже Воловитц, казалось, начал пресыщаться своим распущенным образом жизни и в четверг попросил Леонарда взять его с собой в лабораторию, чтобы немного поработать. На самом деле, в конечном итоге было не так уж важно, что или кто именно создавал эту гнетущую атмосферу, но к концу недели Леонард был сыт этим по горло. В пятницу вечером он все еще работал над своей несчастной статьей по механизмам взаимодействия лазерного излучения с веществом, но не слишком-то в ней продвинулся. Иногда он задумывался, может быть, он действительно был настолько бездарным ученым, каким обыкновенно пытался выставить его Шелдон. Ближе к полуночи Леонард утомленно откинулся на спинку стула и закрыл ноутбук, молчаливо признавая поражение и решив домучить статью завтра. Он потянулся, разминая затекшие мышцы, и уже двинулся к постели, когда в его дверь раздался знакомый троекратный стук. – Леонард, – негромко позвал голос Шелдона. Он замер на месте, думая, что после того, как они почти не виделись всю неделю, Шелдон оказался неожиданно легок на помине. Стук повторился. – Леонард. А потом еще трижды. – Леонард. Леонард подошел и распахнул дверь. На пороге его комнаты стоял Шелдон. Несмотря на поздний час, он был по-прежнему одет в свои обычные футболку и брюки, что говорило о том, что Шелдон еще не ложился и что его режим, скорее всего, слетел окончательно. Леонард более внимательно вгляделся в его лицо и с некоторым беспокойством отметил, что выглядел Шелдон паршиво: он был бледен, под его глазами залегли болезненные круги, словно он постоянно недосыпал, и Леонард почувствовал себя виноватым из-за того, что не заметил этого раньше. Возможно, ему не следовало пускать все на самотек, неожиданно подумал он. Шелдон посмотрел на него исподлобья и спросил: – Я могу войти? – Да, конечно, – Леонард оторвался от размышлений и поспешно посторонился, давая ему пройти, затем закрыл дверь и повернулся к Шелдону. – Что случилось? Уже почти полночь, я собирался ложиться спать. Это не может подождать до утра? Шелдон без приглашения присел на его кровать и стиснул колени руками, будто бы нервничал. – На этот вопрос можно ответить по-разному. Полагаю, все зависит от того, с какого ракурса посмотреть, – он на секунду задумался, затем покачал головой: – Нет, Леонард, я положительно не думаю, что это может подождать. – Ладно, чего ты хочешь? Леонард приподнял очки и утомленно потер ладонью веки, зажмурившись. После многих часов за компьютером глаза болели, и по большому счету Леонарду хотелось только спать, а не выносить какой-нибудь очередной бред от Шелдона. Когда он снова надел очки и открыл глаза, то обнаружил, что Шелдон поднялся с кровати и осторожно приблизился к нему. Он бросил на Леонарда неуверенный взгляд, сделал еще один шаг вперед, сдержанный и напряженный, словно принуждал себя к этому, потом вздохнул, немного склонил голову вниз и легко коснулся губ Леонарда своими. Это был короткий, неловкий, почти детский поцелуй, и когда Шелдон выпрямился и выжидающе посмотрел на Леонарда, тот был настолько ошеломлен, что не мог найти слов. – Шелдон, какого черта ты делаешь? – наконец спросил он, и это было самое приличное из всех высказываний, приходивших ему на ум. – Это был поцелуй, – пояснил Шелдон. – Я знаю, что это был поцелуй! Я спрашиваю, какого хрена тебе потребовалось целовать меня? – Он коснулся губ кончиками пальцев, пытаясь разобрать, что во всем происходящем смущало его даже больше остального, и недоверчиво спросил: – Ты что, выпил? – Всего один глоток, – ответил Шелдон так, словно оправдывался перед ним. – Это позволило мне набраться храбрости, чтобы прийти к тебе. – С каких это пор тебе нужно набираться храбрости для того, чтобы прийти ко мне? Тебе не требовалось этого раньше, не так ли? Шелдон пожал плечами: – Раньше я не приходил с намерением тебя поцеловать. Леонард на секунду закрыл глаза и вздохнул, чувствуя, что с каждым новым объяснением Шелдона абсурдность происходящего только возрастает. – И это возвращает нас к исходной точке, – терпеливо сказал он, выжидающе глядя на Шелдона. – Какого черта тебе потребовалось меня целовать? – Ты помнишь тот раз, когда говорил мне, что в любой момент можно сказать «нет», и тогда все прекратится? – неожиданно спросил он. Леонард почувствовал внезапную сухость во рту, догадываясь, к чему клонит Шелдон. Он медленно кивнул, не доверяя своему голосу. – Так вот, ты оказался неправ, – по-прежнему спокойно продолжил Шелдон, хотя Леонарда от его слов будто бы окатило ледяной водой. – Но ты сказал кое-что еще. Ты сказал, это не обязательно должно быть так. Я поцеловал тебя, потому что хотел, чтобы ты показал мне, действительно ли это может быть по-другому, или ты оказался неправ дважды. Леонарду казалось, что часы на стене тикали так громко, словно взрывались бомбы, но его сердце грохотало еще громче. Он смотрел на Шелдона, не в силах поверить, что тот действительно сказал то, что сказал. Шелдон смотрел на него в ответ спокойно и внимательно, и Леонарду хотелось одновременно наорать на него и рассмеяться ему в лицо, потому что он был совершенно немыслимым. Но это был Шелдон Купер, напомнил себе Леонард, его ненормальный сосед, у которого в голове творился такой бардак, что если бы ученые изобрели прибор, который позволял бы проникать в чужие мысли, и кто-нибудь решился бы сунуться в голову Шелдона, то этот кто-то непременно поседел бы раньше времени. Словом, Леонарду приходилось быть терпеливым. – Шелдон, ты не можешь просить людей о таких вещах, – сказал он. – По крайней мере, потому, что это неприлично. На самом деле, ты даже не представляешь себе, насколько это неприлично. Ты приходишь ко мне в спальню посреди ночи и предлагаешь мне что – переспать с тобой, чтобы сравнить этот опыт с тем, который был у тебя с Родстейном? Леонард фыркнул, не выдержав абсурдности этого предположения, но Шелдон оставался вполне серьезным. – Это в целом верно, – кивнул он. – Я не понимаю, ты чем-то недоволен? – Да, черт возьми, я недоволен! – взорвался Леонард, едва веря своим ушам. – Ты подумал на секунду обо мне, Шелдон? Хочу ли этого я, будет ли это странным для меня – целоваться со своим лучшим другом, который хочет сравнить меня со своим бойфрендом? Ты просто приперся и вывалил это на меня. Надеюсь, я объяснил тебе достаточно доходчиво, что твое поведение неприемлемо? А теперь я хочу, чтобы ты убрался туда, откуда пришел! Он указал Шелдону на дверь, и тот посмотрел на Леонарда с недоумением и будто бы с обидой. – Прости меня, если я ошибаюсь, но у меня на секунду сложилось такое впечатление, что, в действительности, ты был бы не против. С этими словами Шелдон снова склонил голову, утыкаясь в его губы своими, мягкими и неумелыми, и на них определенно чувствовался вкус бренди, теперь Леонард смог это распознать. От неожиданности Леонард на миг задохнулся, приоткрыв рот, и Шелдон тоже осторожно выдохнул. Его дыхание было теплым и на одну долгую секунду смешалось с дыханием Леонарда, заставляя его сердце подпрыгнуть в груди. Затем Леонард перехватил Шелдона за шиворот и оттащил от себя, испытывая такую ярость, какой не испытывал уже давно. – Я сказал, чтобы ты убирался! Ты не понял, что я имел в виду, Шелдон, скажи мне? Тебе этого недостаточно? Он оттолкнул Шелдона от себя с силой, которая удивила его самого. От удара Шелдон налетел на стену спиной и остановился, не сводя с Леонарда пристального взгляда, и так ничего и не сделал, когда Леонард шагнул вперед и зло вцепился в воротник его футболки, намереваясь вышвырнуть его вон. Сминая воротник футболки Шелдона в кулаках, Леонард дышал тяжело и прерывисто, намного громче, чем тикали часы на стене, даже громче, чем ухало в ушах его собственное сердце. Но Шелдон смотрел на него в ответ совершенно спокойно, почти доверчиво, и Леонард почувствовал, что под этим внимательным взглядом у него внутри словно расползается трещина, все шире и шире с каждым вздохом, заполняя его целиком, так что становилось едва возможно дышать. Каким-то образом Леонард знал, что это означало его полное и безоговорочное поражение, и оттого чувствовал горечь, гораздо более сильную, чем горечь бренди на губах Шелдона, которую он ощутил, когда все-таки сдался окончательно и потянул ворот футболки Шелдона вниз, вынуждая его склонить голову, и сам накрыл его губы своими. Шелдон слегка приоткрыл рот, послушный и мягкий, и Леонард скользнул внутрь языком и застонал почти против воли, внезапно осознав, что уже слишком долго в этом нуждался. Они так и не выключили свет, и Шелдон не сводил с него взгляда, неотрывно наблюдая за каждым его движением, пока Леонард бормотал проклятья, пытаясь одновременно целоваться, приподнимаясь на носках, чтобы добраться до теплых губ Шелдона, и расстегивать ремень его брюк. Это было странным – целоваться с кем-то, кто не закрывает глаз и смотрит на тебя в ответ. Леонард бы даже назвал это неуютным, если бы к тому моменту у него не снесло крышу настолько, что ему было плевать почти на все. Леонард торопливо снял с себя рубашку, потому что Шелдон, похоже, не намеревался помогать ему с одеждой, а потом стянул футболку с самого Шелдона – тот только послушно поднял руки, позволяя ему снять ее без усилий. И Леонард догадывался с самого начала, что снова увидит на бледной коже засосы. Он мог бы совершенно точно сказать, по какой причине Родстейн так любил оставлять их: эти отметины как нельзя лучше свидетельствовали об обладании, о том, что кто-то заявил на это тело свои права. Но он совершенно точно не был готов увидеть больше царапин от ногтей и синяк в виде сомкнутых пальцев на плече Шелдона, свидетельствовавших о бурном темпераменте Эвана Родстейна, и при взгляде на них Леонарда окатило сожалением. Он выдохнул, замедлившись, перестав наконец срывать с Шелдона одежду с такой силой, словно сгорал в лихорадке. Вместо этого Леонард сделал небольшой шаг вперед, прижимаясь к телу Шелдона, горячему и податливому, своей обнаженной кожей, прислоняясь ладонью к его груди и мягко целуя ямку над ключицей. Когда он осторожно провел пальцами другой руки по синяку на его плече, не в силах выразить, как ему жаль, Шелдон слегка вздрогнул и напрягся под ним. Несмотря на видимое спокойствие, сердце у него билось часто и неровно, и Леонард поднял голову, сталкиваясь с ним взглядом. – Ты можешь говорить, что ты хочешь, чтобы я сделал, – вполголоса сказал он. – И можешь сказать мне «нет», если почувствуешь, что не хочешь продолжать. – Все в порядке, Леонард, – сказал Шелдон, впрочем, его голос звучал слегка напряженно. – Я думаю, что могу тебе доверять. Это было достаточным подтверждением от Шелдона, чтобы продолжить. Невольно затаив дыхание, Леонард провел руками по его груди и животу, исследуя непривычные изгибы, ладонями впитывая исходящий от его тела жар. Затем он несильно надавил Шелдону на шею, заставляя его еще раз склонить голову, чтобы поцеловать его губы, которыми он никак не мог насытиться. Шелдон подчинился, и Леонард прижался ртом к его губам, нежно лизнул, вынуждая разомкнуть их, и снова погрузился языком в восхитительную теплоту. Шелдон пытался отвечать ему, немного невпопад, явно не слишком хорошо владея техникой, и от этого Леонард почти полностью потерял способность соображать. У него уже стоял с такой силой, что он едва мог связно мыслить, он словно сходил с ума, все больше с каждой секундой, и он так сильно, так невероятно сильно этого хотел. – В постель, – выдохнул он в теплый рот Шелдона, с усилием оторвавшись от него. – Пожалуйста, пойдем в постель. Они сделали несколько неловких шагов в сторону кровати, по-прежнему не переставая целоваться, и вместе рухнули на покрывало. Леонард добрался руками до брюк Шелдона и стащил их вниз вместе с бельем. У Шелдона стоял, причем стоял весьма и весьма, так что Леонард непроизвольно выдохнул от облегчения, потому что какая-то его часть продолжала опасаться, что Шелдону, возможно, не нравилось происходящее, что он делал все это только ради какого-то дурацкого эксперимента. Он обхватил член Шелдона ладонью и провел сверху вниз и обратно. Шелдон беззвучно охнул и выгнулся на постели, его широко распахнутые глаза остановились на Леонарде. – Все хорошо, – сказал Леонард, почему-то чувствуя, что должен его успокоить. – Это не зайдет дальше, чем ты хочешь, чтобы это зашло. Не прекращая ласкать член Шелдона правой рукой, слегка неловкими пальцами левой он расстегнул собственный ремень и на секунду прервался, стаскивая с себя остатки одежды. Потом он потянул Шелдона немного наверх, вытягивая из-под них одеяло, и когда Шелдон лег головой на подушку, он медленно опустился на него сверху, чувствуя, как с каждым следующим сантиметром кожи, соприкасающейся с кожей Шелдона, все его тело словно пронзают электрические разряды. Опустившись до конца, так что они соприкасались каждой крошечной клеткой кожи, а их возбужденные члены столкнулись друг с другом, посылая по телу дрожь, Леонард натянул одеяло на них обоих и сглотнул, выравнивая дыхание, глядя Шелдону в лицо. Тот неотрывно смотрел на Леонарда в ответ, этот пристальный взгляд затягивал его все глубже. Где-то на самой границе разума, еще способной думать о чем-то, кроме того, как сладко изнывал его член, призывая тело двигаться назад и вперед в древнейшем ритме во Вселенной, на этой крошечной, исчезающей границе разума Леонард успел отстраненно удивиться, каким это гребанным образом они успели зайти так далеко. – А теперь – поехали, – пробормотал Леонард и толкнулся немного, приподнявшись на руках, скользнув членом вдоль члена Шелдона. Наслаждение прошибло его вдоль позвоночника, острое и внезапное, как удар кнута, так что он задохнулся на секунду, выждал немного и толкнулся снова. Ему пришла в голову дикая, однако абсолютно правдивая мысль, что какого-то хрена просто тереться о Шелдона Купера оказалось занятием более приятным и возбуждающим, чем что-либо, что он делал прежде в своей жизни. Он стиснул зубы и толкнулся еще раз, а за ним еще один, а потом Шелдон откинул голову назад, сильнее упираясь затылком в подушку, и простонал, и в следующий раз Леонард почувствовал, как Шелдон толкнулся ему навстречу, а после этого не думал уже вообще ни о чем. Их кожа стала влажной от пота, а дыхание превратилось в прерывистую череду нечленораздельных всхлипов и стонов. Шелдон подавался ему навстречу, что-то бессвязно бормоча, издавая время от времени низкие гортанные звуки, от которых у Леонарда все дрожало внутри, и хотелось двигаться еще быстрее и сильнее, потому что сдерживаться уже не было сил. В какой-то момент, повинуясь инстинкту, Леонард надавил коленом между ног Шелдона, вынуждая их разойтись в стороны, смочил указательный палец слюной и опустил руку вниз, осторожно касаясь входа в его тело, в который больше всего на свете хотелось ворваться, чтобы проникнуть до самого конца, а потому двигаться назад и вперед до тех пор, пока Вселенная вокруг них не взорвется окончательно. Но Шелдон сжался, напрягшись всем телом, со страхом посмотрел на него, и Леонард тут же дал обратный ход. – Мы не будем делать ничего, что ты не хочешь делать, – негромко напомнил он Шелдону и вместо этого обхватил рукой оба их члена, двигая ею вверх и вниз быстро и уверенно, потому что вряд ли смог бы вытерпеть значительно дольше. Увидев, что Леонард не собирается делать ничего пугающего, Шелдон снова расслабился под его весом, но по-прежнему наблюдал за ним, не отрываясь, и Леонард чувствовал на себе его взгляд, даже когда плотно зажмурился, кончая. Шелдон достиг разрядки всего секундой позже, коротко вскрикнув и приоткрыв рот, так что Леонард не сдержался и снова прижался к этому мягкому рту губами, в последние несколько раз провел сомкнутой в кулак рукой по члену Шелдона, пока тот не выплеснулся до последней капли. Потом он откатился в сторону, вытирая руку о простыни, и они оба лежали некоторое время рядом на кровати, пытаясь отдышаться, и у Леонарда в голове не было ни единой связной мысли. – Я всегда думал, что секс упрощает людей, – негромко сказал Шелдон некоторое время спустя, прочистив горло. – Я имею в виду, что человек может быть непроходимым тупицей, не способным решить простейшего квантового уравнения, а может быть истинным гением, чей разум не знает границ. Но кем бы гениальным он ни был, в момент совокупления он непременно оказывается низведен до бессмысленного лепета, всхлипов и стонов, оказывается низведен до уровня примата. Леонард повернул голову к нему. Говорить было лень, по правде сказать, лень было делать почти все, но он все же спросил: – Так к чему ты клонишь? Теперь ты считаешь, что это не так? – Если бы, – вздохнул Шелдон, – теперь я окончательно убедился, что это так. Просто никогда не предполагал, что каким-то образом это коснется лично меня. Губы Леонарда против воли расплылись в улыбке. – Но это было приятно, не так ли? – спросил он, широко ухмыляясь. – В процессе, соглашусь, некоторые моменты вызывали сильные эмоции, – не стал спорить Шелдон. – С другой стороны, лежать после соития в кровати, покрытой разнообразными жидкостями, не слишком-то приятно. Сказать по правде, не думаю, что смогу выносить это слишком долго. На самом деле, с меня хватит уже сейчас, – поспешно закончил он и выскочил из-под одеяла, со всех ног ломанувшись в душ. Леонард фыркнул от смеха и попробовал двинуться следом, но Шелдон захлопнул перед ним дверь. – Да ладно тебе, Шелдон, открой, мне тоже нужно в душ! – крикнул ему Леонард через закрытую дверь. – Будет совершенно неуместно, если ты пойдешь в душ вместе со мной, – приглушенно отозвался Шелдон из-за двери, и Леонард в неверии покачал головой. – Можно подумать, что залезть ко мне в постель не было неуместным, – пробормотал он себе под нос, но настаивать не стал. Пока Шелдон плескался в душе, Леонард накинул халат и проскользнул в соседнюю гостевую комнату, которая пустовала, так что ничто не помешало Леонарду принять душ там. Затем он вернулся к себе и наспех сменил постельное белье, расценив, что Шелдон был, в сущности, прав: даже если Леонарда и накрыло внезапное помешательство, объяснения которому он не находил, спать на простынях, покрытых спермой, причем не только своей собственной, он все-таки не собирался. Покончив с этим, Леонард обнаружил, что совершенно не способен усидеть на месте. Чтобы хоть чем-то занять руки, он собрал свою одежду, в беспорядке раскиданную по комнате, и убрал ее в шкаф, затем сложил стопкой одежду Шелдона и устроил ее на комоде, старательно повторяя себе, что это было, в сущности, нормальным, что ничего непоправимого не произошло и что это никак не разрушит их дружбу. Шелдон все не выходил из ванной, и Леонард начал беспокоиться. Он постучался внутрь и спросил на пробу: – Шелдон, я что-то сделал не так? У тебя приступ паники? Он спрашивал это главным образом потому, что сам, похоже, приближался к приступу паники. Но Шелдон выглядел спокойным, когда наконец-то вышел из ванной комнаты в белом гостевом халате и посмотрел на Леонарда. – Нет, все в порядке, – ответил он. – Я просто задумался. – И о чем же? – с осторожностью полюбопытствовал Леонард, вскинув брови. – Похоже, ты был прав. Это может быть по-другому, – ответил Шелдон, и Леонарду не было нужды уточнять, о чем он говорил. – Что ж, я надеюсь, плюс двадцать девять процентов к Нобелевской премии того стоят, – пробормотал он, отводя взгляд. Шелдон нахмурился. – Ты думаешь, по этой причине я провожу время с Эваном? – уточнил он. – А разве нет? – О, я хотел бы, чтобы все было так просто, – вздохнул Шелдон. – Да, если бы в этом уравнении было меньше переменных, это могло бы помочь. Он, казалось, задумался, уставившись куда-то в пространство, и Леонард в очередной раз схватился за голову, пытаясь понять, что же так крепко переклинило в мозгах Шелдона. – Что еще за переменные, Шелдон? – спросил он почти с отчаянием. – Это, черт побери, твоя жизнь! Если дело не в твоих исследованиях, то какого черта ты продолжаешь торчать здесь, когда мог бы уехать? – Я уже сказал тебе, тут нечего обсуждать, – сказал Шелдон после короткой паузы, и вид у него при этом был такой, что становилось ясно, что он считает тему закрытой. Леонард утомленно встряхнул головой, уже устав от этого разговора, который, казалось, никогда не переставал идти по кругу. – Полагаю, уже достаточно поздно, – сказал Шелдон, разрывая молчание, и бросил быстрый взгляд на дверь, однако не сделал к ней ни шагу. Леонард вздохнул. Он знал, что так или иначе Шелдон нуждался в людях. Даже там, в Пасадине, он то и дело продолжал жаловаться, что не может позволить себе снимать квартиру самостоятельно и потому вынужден делить квартиру с Леонардом. Но правда заключалась в том, что он не съезжал из этой квартиры по той же самой причине, по которой нормальные люди обычно женятся и заводят семьи: Шелдон не мог быть один. И тем более он не мог быть один теперь, когда был растерян и напуган, и, возможно, это было той самой причиной, по которой он пришел этим вечером к Леонарду, в первую очередь. Леонард бросил на Шелдона внимательный взгляд и приглашающе откинул уголок одеяла в сторону. – Давай спать, Шелдон, уже поздно, – предложил он, и Шелдон покосился на кровать с некоторым любопытством. – Ты предлагаешь спать вдвоем в твоей кровати? – уточнил он. – Почему бы и нет? – пожал плечами Леонард. – Какого черта, это будет не самым странным, что мы в ней сделаем вдвоем. Забирайся. Шелдон, казалось, колебался. – Чтобы сразу расставить все точки над i, – начал он. – В нормальных обстоятельствах я предпочитаю спать один. – Кто бы сомневался, – закатил глаза Леонард, но Шелдон его проигнорировал. – Однако, – продолжил он, – учитывая, что прошедшей ночью Эван пришел ко мне в комнату, хотя никто не может находиться в моей комнате, и оставил без внимания мои настоятельные пожелания остаться там в одиночестве, я склонен принять твое предложение. Погоди, я только возьму пижаму. Он достаточно бодро прошел к двери и открыл ее, но остановился на пороге, настороженно вглядываясь в темный коридор. – Хочешь, я провожу тебя? – спросил Леонард, поняв, что он не собирается идти дальше. – Я не стал бы возражать, – кивнул Шелдон, и они вместе отправились за его пятничной пижамой. Когда Шелдон переоделся в пижаму и они вернулись в спальню Леонарда, Шелдон кивнул на правую часть кровати и сказал: – Это будет моя половина кровати. – Как угодно, – не стал спорить Леонард и забрался под одеяло слева. Они выключили свет, и некоторое время Леонард прислушивался в темноте, как Шелдон сопит и ворочается, укладываясь, и думал о том, что это было, наверное, самым странным вечером в его жизни. – Мы можем поменяться местами? – спросил Шелдон какое-то время спустя. – Мне кажется, твоя половина кровати все же лучше. – Ради Бога, Шелдон! – раздраженно проворчал Леонард, но тем не менее покорно поднялся с кровати и обошел ее кругом. Шелдон переместился на другую половину постели, и Леонард скользнул под одеяло рядом с ним. – Спокойной ночи, Леонард, – пробормотал Шелдон, завернувшись в одеяло, словно в кокон. – Спокойной ночи, Шелдон, – отозвался Леонард. Дыхание Шелдона постепенно выровнялось, и Леонард тоже расслабился, начиная засыпать. Уже проваливаясь в сон, он успел подумать, что самым диким во всем произошедшем было то, что за все время с тех самых пор, как они приехали в Майами, этой ночью его впервые не терзало иррациональное чувство, словно все вокруг было неправильным. * * * Проснувшись на следующее утро, Леонард обнаружил, что Шелдон успел удрать. При этом он каким-то образом умудрился почти идеально заправить свою половину кровати, не потревожив сон Леонарда. Перед самим собой Леонард готов был признать, что был трусливо благодарен Шелдону за его бегство, потому что тем самым он избавил Леонарда от необходимости смотреть ему в глаза и вспоминать о том, как эти глаза неотрывно следили за каждым его движением накануне вечером, когда Леонард совершенно потерял контроль над собой. За какую-то секунду случившееся накануне промелькнуло перед его мысленным взором во всех своих ошеломительных и совершенно необязательных подробностях, и Леонард со стоном уткнулся лицом в собственные согнутые колени, мечтая провалиться сквозь землю со стыда. Какая-то его часть твердила ему, что он сделал то, что сделал, только потому, что Шелдон сам его спровоцировал, и что в случившемся не было его вины. С другой стороны, Леонард должен был знать лучше. В конце концов, Шелдону могло прийти в голову все, что угодно, и это было задачей Леонарда – оценить, было ли это социально приемлемым или хотя бы допустимым. Сейчас что-то подсказывало Леонарду, что то, что он сделал прошедшей ночью, не было ни приемлемым, ни допустимым. Шелдон был растерян и пришел за утешением, теперь, когда Леонард обдумывал случившееся, это становилось вполне ясным. Он выбрал дурацкий предлог для визита, но, тем не менее, он пришел к Леонарду, потому что доверял ему больше, чем остальным. Теперь Леонард не был столь уверен, что заслуживал его доверия. Когда Леонард неуверенной, виноватой походкой спустился в столовую, то на мгновение остолбенел на пороге, потому что в кои-то веки они собрались там прежней компанией: Пенни, Шелдон, Говард, Радж – они все сидели вокруг обеденного стола, как в старые добрые времена, неторопливо разговаривая друг с другом, так что на секунду Леонард позволил себе поддаться теплому чувству, что у них все было по-прежнему. Пенни еще завтракала, остальные уже закончили и теперь, похоже, просто наслаждались обществом друг друга. Шелдон читал книгу, расслабленно откинувшись на спинку стула и слушая разговор лишь краем уха. Радж держал в руке бутылку пива, но Леонард был готов чистосердечно признать, что пиво с утра было альтернативой все же лучшей, чем кокаин. – Кто это превратился в соню и продрых до десяти? – поддразнила его Пенни, увидев на пороге. Леонард хотел ответить, что у него была насыщенная событиями ночь, но прикусил язык. – Где все остальные? – спросил он вместо этого, проходя вперед и усаживаясь за стол. Он взял с тарелки тост и налил себе черный кофе из небольшого фарфорового кофейника, бросил осторожный взгляд на Шелдона, пытаясь понять, что изменила между ними минувшая ночь. Но Шелдон выглядел обычно, за исключением бледности и теней под глазами, которые Леонард заметил у него еще вчера. Он не смотрел на Леонарда, но было непохоже, чтобы он избегал встречаться с ним глазами намеренно или чувствовал себя неуютно. В нем не ощущалось внутреннего напряжения, казалось, он был просто увлечен книгой. Придя к такому выводу, Леонард отвел от Шелдона взгляд, понемногу позволив себе расслабиться. – Смотря кого ты хочешь увидеть, – пожал плечами Говард, отвечая на его вопрос. – Эван наверняка еще спит, он вообще редко просыпается раньше полудня. – А Беатрис не осталась на ночь, мы вчера повздорили, – сообщил Радж, поморщившись. – Майкл поехал на съемочную площадку, осматривать там все к новой сцене, а мое присутствие там, как выяснилось, необязательно, – с плохо скрываемым раздражением произнесла Пенни и отхлебнула апельсинового сока. – Джеффа, кстати, тоже можно не ждать. Мы вчера так укатали тех аргентинских цыпочек, что он вряд ли выйдет раньше двенадцати, – как бы между прочим добавил Воловитц, не без самодовольства рассматривая свои ногти. Леонард обвел их взглядом и неожиданно ухмыльнулся. – Значит, как в старые дни, только мы? – спросил он. Они переглянулись между собой и тоже расплылись в улыбках. – Как в старые дни, – подтвердила Пенни. – Кстати, пользуясь случаем, давно хотел спросить, – начал Радж, ухмыляясь и глядя на Говарда, – какой тебе прок снимать девчонок с Джеффом? Уверен, когда дело доходит до постели, они все напрыгивают на него. – Ты так думаешь? – запальчиво спросил Воловитц. – Полагаешь, они не могут найти привлекательным меня? – По сравнению с Джеффом? – переспросил Кутраппали с величайшим сомнением. Они с Леонардом и Пенни обменялись взглядами и фыркнули от смеха, Воловитц негодующе сложил руки на груди. – По правде сказать, техника Говарда имеет смысл, – подал голос Шелдон, не отрываясь от чтения. – Спасибо, Шелдон, – сказал Воловитц немного удивленно, явно не ожидав обрести поддержку в его лице. – Это напоминает мне симбиоз рыбы-прилипалы с акулой, – продолжил Шелдон, отложив книгу в сторону и глядя на них. – Будучи довольно маленькими по размеру, рыбы-прилипалы испытывают трудности с тем, чтобы добывать пищу самостоятельно. И во многих случаях они увязываются за акулами, питаясь объедками их пищи и используя акул как средство передвижения. Для самих акул они почти не представляют пользы, поэтому это взаимодействие можно описать как комменсализм. Говард, на случай, если тебя смущает термин, комменсализм – это способ совместного существования двух разных видов живых организмов, который можно трактовать, как нахлебничество. Если акула попадает на большую стаю рыбы, прилипалы могут самостоятельно поохотиться, но всегда возвращаются назад, потому что в одиночестве их шансы найти пропитание ничтожны. На этом моменте Радж и Леонард не выдержали и расхохотались в голос, Воловитц обиженно насупился. – Как я сказал, весьма обоснованная тактика, молодец, Говард, очень умно, – серьезно похвалил Шелдон и вернулся к своей книге. Разговаривая с друзьями и обмениваясь привычными колкостями и подшучиваниями, Леонард чувствовал себя расслабленным и спокойным, он совершенно потерял счет времени. Он недоумевал про себя, как они умудрились настолько отдалиться друг от друга, сознательно лишая себя такого времяпровождения, и видел по лицам друзей, что они думали о том же самом. Но, наверное, прав был тот мудрец, который сказал, что за любым удовольствием неизменно следует расплата, потому что их расплата не заставила себя ждать. Родстейн появился в столовой неожиданно и представлял собой мягко говоря необычное зрелище. Его одежда была в беспорядке, глаза были немного мутными, словно он чересчур много выпил накануне, а темные волосы, которые Родстейн отпускал немного длиннее, чем большинство мужчин, и обыкновенно откидывал назад, сейчас спадали ему на лицо, придавая его красивым чертам довольно-таки хмурый вид. Когда он остановился на пороге столовой, окидывая их мрачным взглядом, они все одновременно замолкли и уставились на него. Леонарду пришло в голову, что магия этого утра была безвозвратно испорчена, но тогда он еще и представить себе не мог, насколько. – Доброе утро, Эван? – неуверенно произнесла Пенни, но он не отреагировал на ее приветствие. Ищущие глаза Родстейна остановились на Шелдоне, который спокойно смотрел на него в ответ, похоже, совершенно не подозревая, что близится буря. Неожиданно для всех них и по-прежнему не говоря ни слова, Родстейн вдруг налетел на Шелдона и стремительно стащил его с места, швырнул на стену спиной и сделал шаг вперед, приближаясь вплотную к нему, не оставляя между ними расстояния вовсе. После этого он схватил Шелдона за запястья и зафиксировал его руки над головой в грубом захвате, наклонился к его лицу и прошипел с угрозой: – Ты ничего не хочешь мне рассказать, а, Шелдон? Родстейн явно не церемонился, стискивая руками его запястья, так что Шелдон болезненно вскрикнул, его глаза были совершенно ошарашенными. Но Родстейн задушил его слабый протест, подавшись головой вперед и накрыв губы Шелдона своими в жестком и грубом поцелуе. Его суженные от ярости глаза были устремлены на Шелдона, не закрываясь ни на секунду, Шелдон ошеломленно смотрел на него в ответ, и в их поцелуе не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на романтику. Родстейн втиснул свое колено между ног Шелдона, вжимая его в стену всем телом, сильным и гибким, чтобы подчеркнуть свое доминирующее положение. Шелдон попытался отвернуться в сторону, но Родстейн не позволил ему: он оставил на его запястьях только одну руку, а второй цепко сжал его подбородок, мешая повернуть голову, и прихватил его нижнюю губу зубами в качестве наказания. И хотя за предыдущие недели они все молчаливо приняли странные отношения Родстейна и Шелдона и старались не заострять на них внимание, отделываясь лишь редкими шуточками, довольно-таки неловкими, раз уж на то пошло, потому что по-прежнему находили тему слишком странной для обсуждения, к подобному зрелищу они оказались совершенно не готовыми. Они были настолько шокированы происходящим, что никто из них ничего не сделал. Они просто продолжали пялиться на Шелдона и Родстейна широко распахнутыми глазами, прямо как тогда, неожиданно подумал Леонард. Как тогда, когда Шелдон тонул, и никто из них не сделал ни шагу, чтобы его спасти. Прежде, чем успел осознать, что делает, Леонард уже в один стремительный прыжок подлетел к Родстейну со спины и дернул его за плечо с силой, неожиданной для него самого, вынуждая отцепиться от Шелдона и развернуться лицом к нему. – Оставь его в покое! – прокричал он. – Заткнись, Лео, – холодно сказал Родстейн, окинув его взглядом сверху вниз. – Что бы ты ни думал, на самом деле, ты не имеешь к этому никакого отношения. Я хочу поболтать с Шелдоном, и я хочу, чтобы мне при этом не мешали, что скажешь? – А я хочу, чтобы ты отвалил от него, как насчет этого? – свирепо спросил Леонард и добавил: – Он тебе не принадлежит. Брови Родстейна поднялись в насмешке. – Так кому тогда, по-твоему, он принадлежит, Лео, скажи мне, – с намеком на интерес спросил он. – Может быть, тебе? – Никому! – рявкнул Леонард, не помня самого себя от гнева. – Шелдон никому не принадлежит, он сам по себе! – Ты ошибаешься, – покачал головой Родстейн, и в его насмешливых глазах промелькнул вызов. Он обернулся к Шелдону, который по-прежнему растерянно стоял у стены, задыхаясь, словно бежал кросс, и не сводя настороженного взгляда с них обоих. Родстейн потянулся вперед, цепко хватая Шелдона за запястье, и сказал: – Пойдем, Шелдон, нам нужно поговорить. Леонард тоже сделал шаг вперед и от души ударил Родстейна по руке, вынуждая его выпустить запястье Шелдона. Шелдон вздрогнул от неожиданности, а Родстейн поднял взгляд на Леонарда, и его губы растянулись в неторопливой, ленивой усмешке. А уже через секунду, без какого-либо перехода и без малейшего промедления, его темные глаза внезапно сузились от гнева, и он схватил Леонарда за ворот рубашки, стиснув его в кулаках с такой силой, что у Леонарда перехватило дыхание. Красивое лицо Родстейна исказилось от ярости, и Леонард был практически уверен, что тот собирается его ударить. И действительно, Родстейн уже занес кулак, так что Леонард отвернулся в сторону, насколько было возможно, ожидая удара в любой момент. Но в этот миг в столовой как нельзя более кстати появился Джефф, который оценил ситуацию за какую-то секунду и мгновенно оказался возле них, схватил Родстейна под руки со спины и оттащил его от Леонарда. – Джефф, пусти, черт тебя дери! – в ярости воскликнул Родстейн, сверкая на него глазами, но тот не двинулся с места и отрицательно покачал головой. – Ты переходишь черту, Эван, – негромко сказал он. – Это я, по-твоему, перехожу черту? – взвился Родстейн и дернулся со всех сил, пытаясь вырваться. Джефф перехватил Родстейна сильнее, заломив ему руки за спину, и все так же молча выволок его прочь из столовой, игнорируя вопли и проклятия, в изобилии летящие в его адрес. Они в громовой тишине слушали, как снаружи хлопает дверь ванной комнаты, а потом до них донесся приглушенный плеск воды. После этого они все как по команде повернулись к Шелдону. Тот по-прежнему стоял у стены, ошеломленный и растерянный, его грудь часто вздымалась и опускалась. Он посмотрел прямиком на Леонарда, затем окинул взглядом остальных, тяжело сглотнул и, не говоря ни слова, направился к выходу из столовой. – Шелдон, пожалуйста, постой, – начал Леонард и попытался перехватить Шелдона за руку, когда он поравнялся с ним, но тот отшатнулся от него так, что едва не врезался в стену, и торопливо выскользнул за дверь. Леонард вздохнул, чувствуя себя совершенно опустошенным, рухнул на стул и спрятал лицо в ладонях. – Какого хрена только что произошло? – озвучил общую мысль Воловитц, и они все переглянулись между собой. – Нам, наверное, нужно будет поговорить с Эваном о том, что случилось? – нерешительно предположила Пенни. – Я это сделаю, – коротко сказал Леонард, и все посмотрели на него. Леонард сжал руки в кулаки. – Я поговорю с мерзавцем о том, что ему следует лучше держать себя в руках, иначе мы все уезжаем отсюда сегодня же. – Постой-постой-постой! – торопливо воскликнул Воловитц. – Не пори горячку. Мы даже не знаем, что у них произошло. Тебе не кажется, что нужно как следует выяснить, что случилось, прежде чем делать какие-либо выводы? Я имею в виду, – он замялся под их недоверчивыми взглядами, – бывают же разные ситуации… Кутраппали посмотрел на него с недоумением. – Чувак, мы говорим о Шелдоне, ты помнишь? Я имею в виду, мы сразу можем отбросить в сторону предположение, что он изменил Эвану с кем-то другим, а в остальном… что я могу сказать? Это Шелдон. Он может быть раздражающим в тысяче аспектов, но Эван знал, на что шел, с самого начала, так что это не повод психовать. Леонард на секунду задумался и пришел к выводу, что в рассуждениях Раджа был здравый смысл. За исключением той части, в которой измена Шелдона по умолчанию признавалась невозможным вариантом, потому что она-то как раз и была исходным событием, запустившим эту неприятную сцену. – Он не имел права, – тем не менее твердо сказал Леонард. – Что бы ни произошло, он не имел права налетать на Шелдона подобным образом. И, кроме того, что-то внутри Леонарда кричало о том, что Родстейн был сам виноват в случившемся. Это по его вине Шелдон чувствовал себя так плохо, что заявился к Леонарду посреди ночи с намерением узнать, могут ли отношения не причинять боли. Это чертов Родстейн сломал и испортил его настолько, что такая идея вообще пришла Шелдону в голову. – Я собираюсь поговорить с Родстейном прямо сейчас, – сказал Леонард, стиснув челюсти, и никто из друзей не остановил его, когда он поднялся и вышел из столовой. Родстейн по-прежнему был в ванной комнате. Леонард понял это потому, что из-за закрытой двери все еще доносился шум воды, а у двери стоял Джефф, прислонившись к ней спиной, словно был телохранителем Родстейна. Поколебавшись, Леонард облокотился на стену рядом с ним, хмуро сложив руки на груди и как никогда более остро ощущая собственную низкорослость рядом с двухметровым Джеффом. У него промелькнула мысль, что рядом с этим парнем Говард действительно был рыбой-прилипалой. – Я собираюсь поговорить с ним, когда он закончит, – пояснил Леонард, увидев, что Джефф не сводит с него вопросительного взгляда. Тот вздохнул, неуютно переступив с ноги на ногу. – Он неплохой парень, ты знаешь, – сказал он несколько секунд, а может быть, минуту спустя, когда неуютная тишина начала давить на уши. – Родстейн? – уточнил Леонард, и Джефф кивнул. – Прости, но после произошедшего только что, я едва ли могу с тобой согласиться. Он вел себя, как самый настоящий придурок. – Он не всегда знает, где остановиться, – пожал плечами Джефф. – Иногда его заносит, и, да, еще в нем есть эта черта, он постоянно пытается купить людей, которые ему нравятся, или манипулировать ими, а когда что-то идет не по плану, у него срывает крышу. Иногда мне кажется, он просто не знает, что отношения можно строить как-то иначе. Но ты не относился бы к этому таким образом, если бы знал его так, как знаю я. У него непростая жизнь. – У Родстейна – непростая жизнь? – переспросил Леонард, не в силах поверить, что у него хватило наглости произнести подобное вслух. – Черт подери, тебе вообще известно значение этого словосочетания? У него есть все, о чем только можно мечтать, а он все равно ведет себя, как ублюдок. Джефф бросил короткий взгляд на дверь, из-за которой по-прежнему доносился ровный шум воды, и, поколебавшись, кивнул Леонарду в сторону гостиной. Он сел на диван, а Леонард занял кресло напротив и сложил руки на груди, готовый выслушивать дальнейшие оправдания Джеффа в пользу Родстейна и уверенный совершенно точно, что какими бы ни были эти оправдания, им не под силу изменить его мнения. – Я знаю Эвана с самого детства. Его мать умерла, когда ему было девять, – начал Джефф. Выражение лица Леонарда не изменилось, и он продолжил: – Его отец – не самый мягкий человек. Эван никогда толком об этом не говорил, но я знаю, что в детстве он половину времени проводил, пытаясь заслужить его одобрение, а другую половину – переваривая его бесконечную критику. После смерти матери об Эване никто по-настоящему не заботился, у его отца на первом месте всегда был бизнес, поэтому они могли не видеться месяцами. Эван был один большую часть времени, и постепенно этот страх одиночества засел у него на подкорках. Он все время пытается окружить себя людьми и заставить их остаться с ним, но фокус в том, что он не умеет делать это правильно. – Ладно, ты говоришь мне, что у него неразрешенные детские комплексы, – раздраженно начал Леонард, когда Джефф замолк. – Но, черт побери, у нас у всех есть неразрешенные детские комплексы. Это не дает ему право обращаться с другими людьми так, словно они ему принадлежат. Ради Бога, это не дает ему право ранить Шелдона, вертелось у него на языке, и Леонарду приходилось дышать глубоко и размеренно, чтобы не прокричать это Джеффу в лицо. – Послушай, я поговорю с ним, ладно? – поспешно предложил Джефф, когда шум воды в ванной затих. – Я поговорю с ним сам, один, а потом поговоришь ты, хорошо? Дай ему остыть. Леонард пожал плечами: – Как скажешь. В таком случае, буду ждать Родстейна на разговор. Первым делом после этого он пошел к Шелдону. Он постучался и повернул ручку двери, но дверь не поддавалась. Это было странным, потому что Леонард хорошо помнил, что двери, ведущие в гостевые комнаты, не закрывались на замок. Вероятно, Шелдон чем-то подпер дверь изнутри, скорее всего, стулом. Леонард представил, насколько Шелдон, должно быть, был напуган, чтобы сделать подобное, и у него сжалось сердце. – Шелдон, это я, Леонард, – сказал он. – Пожалуйста, открой. Мне нужно с тобой поговорить. Из-за двери не донеслось ни звука, и Леонард дернул ручку еще раз. – Шелдон, пожалуйста! Ты не можешь просто спрятаться от этого, ради Бога! – Уходи, – глухо раздалось из-за двери. – Я не хочу сейчас разговаривать. Леонард обессилено сполз по стене вниз, облокотившись о дверь спиной. – Ты ведешь себя по-детски, – заметил он. – Если под детским поведением ты подразумеваешь стремление к уединению с тем, чтобы осмыслить что-либо в тишине и относительном спокойствии, то ладно, я веду себя по-детски, – возмущенно отозвался Шелдон из-за двери. – Тут нечего осмысливать, – возразил Леонард. – Родстейн вел себя с тобой недопустимо. Я поговорю с ним и скажу, что мы уезжаем, и я хочу, чтобы ты собрал свои вещи. За дверью послышалась какая-то возня. Леонард едва успел подняться на ноги и отступить в сторону, прежде чем дверь отворилась. На пороге стоял Шелдон, он смотрел на Леонарда исподлобья, упрямо стиснув челюсти, но грозное впечатление несколько портил понемногу начавший проступать синяк на подбородке, ровно там, где его стискивали пальцы Родстейна. – Мы не можем уехать! – возмущенно сказал он. – И почему, в первую очередь, ты решаешь за всех? – Шелдон, позволь мне войти, – попросил Леонард дрогнувшим голосом. Тот раздраженно закатил глаза и посторонился, позволяя Леонарду войти, а затем вызывающе уставился на него, сложив руки на груди. В комнате, при полноценном дневном освещении, свежий синяк на его подбородке бросался в глаза еще сильнее, и Леонард испытал такую ярость на Родстейна, что едва мог дышать. – Ты в порядке? – спросил он единственное, что имело значение, когда почувствовал в себе силы выдавить из себя хоть слово. Шелдон немного пожал плечами, разом теряя оборонительную позицию, и неожиданно посмотрел на Леонарда тем же пустым и безэмоциональным взглядом, который Леонард замечал у него все чаще в последнее время. – Полагаю, что да. Мне не был нанесен значительный физический ущерб, если ты об этом, – ровным голосом сказал он. Черта с два Леонард говорил об этом. Он тяжело сглотнул, глядя на губы Шелдона, все еще покрасневшие и опухшие после того, как их терзал Родстейн, и ему мучительно хотелось накрыть их своими, чтобы стереть тот ужасный поцелуй, чтобы залечить рану, которую Родстейн нанес Шелдону и о существовании которой сам Шелдон, похоже, не подозревал. – Какого дьявола, Шелдон? – выпалил он почти невольно. – Я же просил тебя провести черту. Шелдон удивленно моргнул, глядя на Леонарда. – И я сделал это, – сказал он. – Ты будешь удивлен, Леонард, однако я пришел к любопытному заключению, что чем сильнее ты впутываешься в социальные взаимодействия, тем дальше отодвигается граница максимально терпимого уровня оккупации твоего личного пространства. Леонард в неверии покачал головой. – Это не то, что я имел в виду. Я не хотел сказать, что ты должен принуждать себя к чему-либо, что тебе приходится терпеть, Шелдон, откуда ты вообще взял эту чушь? И если ты все еще сомневаешься, я скажу тебе, что черта пройдена, и пройдена довольно-таки давно. Мы возвращаемся в Калифорнию. – Не тебе решать, возвращаемся мы или нет, Леонард, – упрямо повторил Шелдон. Леонард тоже вздернул подбородок, копируя поведение Шелдона. В конце концов, он тоже мог быть упрямым. – Но я могу решать за себя, – веско сказал он. – Что, если я скажу, что хочу уехать, Шелдон? – Возможно, когда ты обдумаешь эту мысль как следует, то захочешь пересмотреть свое решение, – непонятно ответил Шелдон. – Кроме того, что ты скажешь насчет Воловитца, и Кутраппали, и Пенни? Леонард пожал плечами. – Едва ли им будет позволено остаться здесь, если ты уедешь, так что это зависит от тебя. Они поедут с нами, Шелдон. В любом случае, они вернутся с нами в Пасадину, и все станет по-старому. Во взгляде Шелдона стояло сомнение, и Леонард не знал, было ли оно вызвано тем, что Шелдон по-прежнему был намерен остаться, или же он сомневался, что все когда-либо может быть по-старому. Сказать по правде, сам Леонард тоже в этом сомневался. Они так и не закрыли дверь, так что когда из-за спины Леонарда раздалось деликатное покашливание, взгляд Шелдона метнулся куда-то за его плечо, и всего на секунду, но Леонарду было достаточно, чтобы заметить, в его взгляде промелькнул испуг. Леонард обернулся, неосознанно закрывая Шелдона своим телом, и увидел на пороге Эвана Родстейна. Его влажные волосы были разделены на аккуратный пробор, он выглядел как обычно, сдержанным, спокойным и самую малость отстраненным, и ничто не говорило о его недавней вспышке. – Леонард, я могу отозвать тебя на пару слов? – спросил он, прочистив горло, и это был первый раз, когда он назвал Леонарда как положено, полным именем. Удивленный, Леонард кивнул ему и сделал пару шагов к выходу. – Шелдон, я хочу извиниться перед тобой за свое поведение, – официально добавил Родстейн, бросив на него короткий взгляд через плечо Леонарда. – Я хотел бы поговорить с тобой позднее, если ты не возражаешь. Леонард возражал, но решил пока что не озвучивать этого вслух. Они с Родстейном расположились в плетеных стульях на просторной летней веранде. Вокруг них летали крупные тропические бабочки, которые нравились Леонарду и которых обыкновенно боялся Шелдон, в свисающих гроздьями цветах прятались экзотические птицы, и Леонард подумал, что человек перед ним совершенно не заслуживал всей этой красоты, будь хоть трижды прокляты его детские комплексы. Родстейн неторопливо налил себе апельсинового сока из графина, стоявшего на круглом садовом столике, искоса посмотрел на Леонарда и неожиданно усмехнулся. Эта усмешка выбила Леонарда из колеи даже прежде, чем Родстейн заговорил. – Тебе, конечно же, прекрасно известно, почему я сорвался этим утром, – сказал он. – Я не собираюсь тебя обвинять, потому что знаю, как сложно бывает устоять перед искушением. Но мне любопытна одна вещь. Скажи мне, Лео, почему сейчас? Я имею в виду, вы жили с ним бок о бок долгие годы под одной крышей, но ты, совершенно очевидно, ни разу к нему не прикоснулся: он был девственником, когда впервые оказался в моей постели. – Леонард вздрогнул от этой фразы, но не перебил его. – И я только хотел узнать, почему ты решился именно сейчас, в моем доме? Ты что, рассудил, почему бы и не поиграть с этой игрушкой, раз уж я уже открыл коробку за тебя? На его губах играла ухмылка, но взгляд оставался острым и холодным, словно он в самом деле полагал, что имел право на эти обвинения. – Он сам пришел ко мне, – выпалил Леонард прежде, чем успел подумать, и нахмурился. Это прозвучало неправильно, словно он оправдывался, хотя совершенно точно знал, что ему не в чем было оправдываться перед Родстейном. Впрочем, тот выглядел слегка удивленным. – Сам? – переспросил он. – Это занятно. – Да, сам, – немного увереннее подтвердил Леонард, выпрямившись на стуле, чтобы казаться более внушительным. – Оказалось, ты напугал его прошедшей ночью, когда не убрался из его комнаты, несмотря на то, что он просил об этом. Поэтому Шелдон пришел ко мне. Леонард смотрел на него с вызовом, но Родстейн только откинулся на спинку кресла, расслабленный и самоуверенный, и улыбнулся уголками губ. – Прошедшей ночью, – повторил он. – Да, на самом деле, я вспоминаю, что он возмущался. У него есть эта прихоть, он вечно отказывается заниматься любовью в своей комнате. Более того, он никак не желает оставаться у меня на ночь, ты знаешь? Все время ускользает к себе, будто бы эта комната стала его чертовым убежищем от меня, и я решил, что пришло время с этим заканчивать. Леонарда тошнило, почти физически тошнило от его слов. Но прежде, чем он успел сказать хоть слово в знак протеста, а говорить, он знал, пришлось бы долго, Родстейн подался ближе к нему и сказал: – Ты знаешь, Лео, я чертовски недоволен, что ты с ним переспал, но не хочу, чтобы это становилось между нами. Все совершают ошибки. Разумеется, я не потерплю повторения, потому что, черт подери, я добивался его слишком долго, чтобы с кем-то делиться. Вместе с тем, я не имею ничего против того, чтобы ты продолжал жить в моем доме, и я по-прежнему буду считать тебя своим другом, и, черт возьми, просто скажи мне, чего ты хочешь, Лео. Скажи, чего ты хочешь, кроме Шелдона, и, клянусь Богом, мы сможем договориться. Леонард смотрел на Родстейна и чувствовал, что что-то не сходится. Он видел, что был ему неприятен, но по какой-то причине Родстейн торговался, почему-то он был готов продолжать терпеть его возле себя и возле Шелдона, даже после того, что случилось прошедшей ночью. Леонард задался вопросом, в чем была причина такой странности. В конце концов, Родстейн был самовлюбленным подонком, который привык поступать, как ему вздумается, но в этом отдельном случае он по какой-то причине был готов пойти на компромисс. И стоило Леонарду как следует задуматься об этом, как в его голове словно что-то щелкнуло, и он понял с необыкновенной ясностью то, о чем не переставал твердить ему Шелдон все эти недели, с тех самых пор, как они приехали в Майами. – Это были мы, все это время, – выдохнул он, ошеломленно глядя на Родстейна. Всего мгновение, Родстейн выглядел озадаченным. – Что, прости? Леонард запнулся и помедлил секунду или две, пока смутная картинка у него в голове окончательно не обрела смысл. – Мне нужно поговорить со своими друзьями, – коротко сказал он, поднимаясь с места, и ему было совершенно наплевать, что это было не слишком-то вежливым по отношению к Родстейну. Он уже дошел до входной двери, когда обернулся через плечо и серьезно добавил: – И, Эван, мы уезжаем обратно в Калифорнию сегодня же. * * * Неожиданная догадка объясняла поведение Шелдона как нельзя лучше, но, вместе с тем, в глубине души Леонарду мучительно хотелось, чтобы она оказалась неверной. Они все, Говард, Радж, Пенни, Шелдон и сам Леонард, собрались в маленькой гостиной на третьем этаже, в южной части дома. Леонард пережил не лучшие двадцать минут своей жизни, вытягивая Шелдона из его комнаты, словно улитку из раковины, но, в конце концов, тот согласился пойти с ними. Теперь он независимо стоял к ним спиной, сложив руки на груди и уставившись в окно, выходившее на поле для гольфа, в то время как остальные сидели в мягких диванах и креслах и время от времени бросали на него взгляды, очевидно, не в силах выбросить из головы утренний инцидент. – Леонард, если тебе есть, что сказать, не тяни, – поторопила его Пенни, и Леонард встряхнул головой, отвлекаясь от размышлений. Он прочистил горло и окинул их взглядом. – Собственно говоря, я собрал вас всех здесь, чтобы предложить вернуться обратно в Калифорнию, – напрямую сказал он, и они одновременно уставились на него, даже Шелдон повернулся к ним лицом, по-прежнему держа руки скрещенными на груди. – Скажи мне, что я ослышался, – взмолился Говард. – Ты собирался поговорить с Эваном, чтобы все уладить, а следующее, что мы слышим – что нам нужно уехать?! Он что, выгоняет нас всех? Леонард, клянусь Иисусом, ты худший переговорщик в мире! – Он не выгоняет нас, – терпеливо сказал Леонард, и возмущение в их взглядах несколько поугасло. – Но, черт подери, будь я проклят, если хоть кому-нибудь из нас лучше здесь, чем было в Пасадине. – Постой, Леонард, – авторитетно вмешался Шелдон, и все они испытали определенные трудности с тем, чтобы смотреть ему в лицо и не пялиться при этом на проступающий на подбородке синяк в виде стиснутых пальцев. – Я припоминаю, что спрашивал у Пенни, Раджа и Говарда, находят ли они Флориду более предпочтительной по сравнению с Калифорнией, и получил однозначно положительные ответы. Леонард бросил на него внимательный взгляд. – Именно поэтому ты так настаивал на том, чтобы остаться здесь, верно, Шелдон? – негромко спросил он. Шелдон независимо передернул плечами и промолчал. – Скажи мне, – более настойчиво повторил Леонард, но затем не выдержал и попросил: – Пожалуйста, Шелдон, я должен… мне нужно услышать это от тебя. Секунду или две Шелдон, казалось, колебался, но потом пришел к определенному выводу. – Полагаю, это не так уж и важно, – наконец сказал он. – Дело в том, что некоторое время назад мне было указано на тот факт, что я уделяю своим друзьям недостаточно внимания. Оказалось, общественные конвенции предполагают, что человек, который заботится о своих друзьях, должен время от времени оказывать им знаки внимания и действовать в их лучших интересах, даже если этому будут сопутствовать определенные трудности. Поэтому я спросил у вас всех, предпочли бы вы остаться в Майами вместо того, чтобы вернуться в Пасадину, и получил от каждого из вас утвердительный ответ. Таким образом, мы остались здесь. Закончив, Шелдон смотрел на них совершенно спокойно, в то время как они едва ли могли заставить себя столкнуться с ним взглядом. Они все ошеломленно переглянулись между собой. Леонард почти видел, как поворачиваются винтики в их головах, донося до их сознания тошнотворную мысль, что каким-то непостижимым образом все это время Шелдон делал то, что делал, только ради них. – Шелдон, ты что... решил остаться здесь из-за нас? – наконец выдохнул Воловитц, выражая чудовищное предположение вслух. – В большей степени – именно так, – кивнул Шелдон. – Не спорю, я сам получал доступ к лаборатории с оборудованием, превосходящим оборудование в Калифорнийском технологическом институте. Однако это положительное влияние было практически сведено к нулю другими, негативными факторами, поскольку в здешней тревожной обстановке мои умственные способности не достигают своего полного потенциала. Воловитц и Кутраппали уставились на Шелдона, видимо, переосмысливая последние события с этой новой точки зрения, а Пенни обессилено уронила голову на стол и ничего не сказала. Леонард вздохнул, мечтая больше всего на свете получить машину времени, чтобы вернуться в прошлое и вправить Шелдону мозги до того, как все это зашло слишком далеко. Каким-то шестым чувством он с самого начала знал, что Родстейн был мерзавцем, который легко умел манипулировать людьми. Но то, как он манипулировал Шелдоном через них, просто не поддавалось осмыслению. Потому что сам Леонард, который знал Шелдона уже не первый год, едва ли мог бы сказать, что его уязвимой точкой были его друзья. Ради Бога, Шелдон вел себя как робот большую часть времени, он не мог бы пожертвовать ради кого-то из них и своим излюбленным местом на диване. Но Родстейн, который появился в их жизни совсем недавно, каким-то образом сумел разглядеть, куда именно нужно было надавить, чтобы достичь желаемого результата. Он сыграл на логичности Шелдона, на его неосведомленности в общественных установках, и, черт подери, да, еще он сыграл на том, что Шелдон все-таки дорожил своими друзьями, а теперь они едва могли взглянуть ему в глаза без мучительного чувства вины. – Ты не спросил меня, – негромко заметил Леонард, когда окружающая тишина, густо приправленная виной, стала едва выносимой. – Не спросил о чем? – переспросил Шелдон. – Ты так и не спросил, нравится ли Майами мне! – резко воскликнул Леонард, не в силах больше удерживать это в себе, эта мысль разъедала его изнутри, словно яд. – Я ответил бы тебе, что нет. Что ты скажешь на это? – Это нерелевантно. За тебя говорят твои исследования, Леонард. Скудная научная фантазия и плохое оборудование – крайне неблагоприятное сочетание для ученого. Здесь у тебя появилась возможность сделать хотя бы какое-нибудь посредственное открытие. В Калифорнийском технологическом институте у тебя не было и этого. Леонард фыркнул, не в силах осознать, что в основе даже самых альтруистичных порывов Шелдона во имя их дружбы лежало нечто, столь обидное. – Позволь мне решать за себя. Я не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради своих собственных извращенных представлений о том, в чем я нуждаюсь, тебе ясно? Ты не подумал, что даже если я и совершу какое-то значимое открытие благодаря работе в этой лаборатории, я никогда не смогу перестать думать о том, чего это стоило моему лучшему другу? – Не обманывай себя, Леонард, никто здесь не говорил о значимых открытиях, – фыркнул Шелдон. – Я сказал, посредственное. Леонард глубоко вздохнул и медленно выдохнул, приказывая себе не отвлекаться на обидные замечания. – Послушай, Шелдон, мне жаль, что все так обернулось, – сказал он, заставляя себя не отводить взгляда от внимательных глаз Шелдона, которые, вдруг пришло ему в голову, смотрели на него точно так же, как накануне ночью. Леонард поспешно одернул самого себя, потому что прошедший вечер был под молчаливым запретом не только для обсуждения, но и для размышлений, и торопливо продолжил: – Но я думаю, у тебя сложилось не совсем верное представление о том, что друзья делают для друзей. Эти отношения работают в обе стороны. Поэтому если ты чувствуешь себя некомфортно здесь, мы, как твои друзья, поддержим тебя и вернемся с тобой в Калифорнию. Что скажешь? В лице Шелдона читалось сомнение. – Я не понимаю, – наконец сказал он. – Каким образом это будет равноценными двухсторонними проявлениями дружеской привязанности, если вы сделаете выбор уехать из Майами, где лучше вам, и вернуться в Пасадину, где лучше мне? Они еще раз обменялись взглядами, стыдливыми и неловкими, не зная, как можно было донести до Шелдона простую мысль, что на самом деле никто из них не был готов принять от него подобную жертву. – Какого черта, – сказала Пенни, пожав плечами, и впервые с тех пор, как они собрались в этой комнате, прямо, не скрываясь, посмотрела на Шелдона. – Шелдон, сладкий, я хорошенько обдумала эту идею и могу сказать, что лично мне ни черта не лучше здесь. – Но ты снимаешься в фильме, – заметил Шелдон. – Разве это не было конечной целью твоих карьерных изысканий? Пенни вздохнула. – Я хотела сниматься, но… не так. Все идет наперекосяк, ты знаешь? Возможно, все дело в Майкле, с которым мы никак не можем найти общий… – ее лицо вдруг приняло шокированное выражение, на нем отразился напряженный мыслительный процесс, а затем Пенни оборвала саму себя на полуслове и воскликнула: – О, Боже! Кажется, я сплю с ним только из-за чертового фильма, и ему прекрасно об этом известно. Гнусный подонок подстроил все это специально! Они обменялись неловкими взглядами. Леонарду хотелось бы как-то поддержать Пенни, у которой наконец-то открылись глаза на то, каким скользким типом был Майкл Дауэлл, но на ум как назло не приходило ничего, кроме «Ну-ну», что никогда не было подходящим утешением, и «Я же говорил», но произнести что-то подобное перед Пенни было равносильно самоубийству. – Не стоит думать, что такое встречается только у людей, – отметил Шелдон, видимо, по-своему тоже испытывая потребность как-то ее утешить. – В природе самцы нередко предоставляют самкам ресурсы в обмен на копуляцию. Например, самцы паука Pisaura mirabilis предоставляют самке плату, называемую подарком. Иногда этот «подарок» оказывается фальшивым, но в любом случае это существенно повышает их шансы на спаривание. Леонард внимательно посмотрел на Шелдона и подумал, что эта метафора с Pisaura mirabilis в действительности подходила здесь не только для Пенни. Он встряхнул головой и повернулся к Говарду и Раджу. – Что насчет вас, вы возвращаетесь в Калифорнию? – спросил он, спеша увести разговор в правильное русло и заодно снять повисшую неловкость. – Я скажу Беатрис, что мы уезжаем, – сказал Радж, выпрямившись в кресле и обведя их всех серьезным взглядом. Пиво, очевидно, вдарило ему в голову сильнее, чем сперва казалось, потому что ему хватило самонадеянности добавить: – Это, конечно же, прекрасное место, но какая разница, где мы с ней будем жить, если будем друг рядом с другом? Наша любовь останется с нами навечно. Говард бросил на него скептический взгляд, а затем посмотрел на Леонарда. – Гм… я, в общем-то, тоже не против вернуться в Калифорнию, – неожиданно легко согласился он. Они все уставились на него в крайнем изумлении, и Говард нашел необходимым пояснить: – Одна из этих лживых распутных цыпочек сообщила всем, что болеет, уже после того, как мы переспали вшестером, вы можете себе представить? И хотя позже выяснилось, что это всего лишь гонорея, я провел не самые лучшие моменты жизни, ожидая отрицательного результата на ВИЧ. Это заставило меня пересмотреть некоторые стороны своего образа жизни. Как ни странно, он говорил о своей гонорее не без некоторого бахвальства. – Фу, – поморщилась Пенни. – Говард, на будущее, если ты умудрился подцепить венерическое заболевание, это не та тема, которую следует обсуждать с друзьями. Говард скорчил ей рожу, но ничего не сказал. – Значит, решено, – подвел итог Леонард, еще раз обведя взглядом их всех. – Мы возвращаемся домой. Тогда собираем вещи. Я забронирую билеты на дневной рейс, времени должно хватить. Что скажешь, Шелдон? Они посмотрели на Шелдона, ожидая от него последнего слова, он пожал плечами и сказал: – Раз уж вы недовольны здешними условиями, то и я не вижу никакого смысла оставаться. В конце концов, как говорил Альберт Эйнштейн, проблемы никогда нельзя разрешить с тем же образом мыслей, который их породил. * * * Леонард упаковывал свои вещи, готовясь навсегда покинуть особняк Родстейна, и не мог не чувствовать облегчения, словно сбрасывал со своих плеч огромный груз. Он размышлял о том, что все непременно встанет на свои места, когда они вернутся обратно в Пасадину, и ожидал этого момента с нетерпением. Их отъезд был несколько омрачен срывом Раджа, который накрыл беднягу, когда Беатрис Льюттон сообщила ему, что остается у Эвана. Возможно, он попытался бы остаться у Родстейна ради нее, даже несмотря на то, что все его друзья уезжали, но в процессе выяснения отношений между ними предсказуемо вспыхнула ссора, во время которой с каждой стороны были произнесены слова, которых не стоило говорить, и их отношения по всем признакам были разрушены без надежды на восстановление. После этого Радж методично накачивался текилой, пока они сидели в гостиной, ожидая такси. Говард жалел его по мере сил, а Пенни наигранно бодрым голосом говорила, что все наладится. Шелдон держался особняком, сидя в кресле, непривычно молчал и выглядел при этом отстраненным и задумчивым. Леонард бросал на него время от времени обеспокоенные взгляды, стараясь предугадать, какой будет его реакция, когда он осознает полной мерой, что Родстейн намеренно его использовал. Сам Родстейн так и не вышел к ним, чтобы попрощаться, но Леонард был даже благодарен этому, потому что смотреть ублюдку в глаза было бы сейчас выше его сил. Зато к ним вышел Джефф, который выглядел не на шутку расстроенным их поспешным отъездом. Он пожал руку Леонарду, хлопнул по плечу Раджа, кивнул Шелдону, чмокнул в щеку Пенни, стиснул Говарда в своих медвежьих объятиях и просил их всех оставаться на связи. Джефф даже предложил довезти их до аэропорта на одном из автомобилей Родстейна, но они отказались, твердо намеренные сделать все самостоятельно и не зависеть от милости Родстейна больше необходимого. – Мне жаль, что все так вышло, – негромко сказал Джефф, отозвав Леонарда в сторону от остальных. – Но скажи, вы точно хорошо все обдумали, или у меня есть шанс уговорить вас остаться? Есть ли хоть что-то, что я мог бы для вас сделать? Леонард покачал головой и хотел было ответить, что их решение окончательно и не подлежит обсуждению, но уже в следующий момент они оба подпрыгнули от неожиданности, услышав непонятные душераздирающие звуки, которые доносились откуда-то со второго этажа. – Эван взялся за свой музыкальный центр, – констатировал Джефф, прислушавшись. – Черт побери, это уже серьезно. Боюсь, он потратит немало времени, прежде чем возьмет себя в руки. Придется присматривать за ним, хотя, видит Бог, я ненавижу его срывы. Леонард бросил взгляд через плечо, на отрешенного Шелдона, и кивнул. – Да, мне тоже придется кое за кем приглядывать. Неожиданно для самих себя они обменялись короткими улыбками, понимая друг друга даже слишком хорошо. Затем было такси, и по дороге никто из них не разговаривал, они только смотрели на проплывающие мимо пальмы, небоскребы, клубы и казино, и роскошный город не казался им и вполовину таким заманчивым, как в первый день в Майами. В аэропорту Леонард выкупил забронированные несколько часов назад билеты без проблем, мысленно порадовавшись, что за время, проведенное у Родстейна, им не приходилось тратиться, и переведенная на его счет Калифорнийским институтом зарплата осталась в целости и сохранности. Удивительно, но на этот раз Шелдон не выражал протестов, заходя на борт большого пассажирского Боинга. Леонарду пришло в голову, что, должно быть, в последнее время Шелдону приходилось принуждать себя ко стольким вещам, которые были ему не по нраву, что поездка на самолете просто-напросто стала одной из таких вещей, возможно даже, не самой худшей. Впрочем, когда огромный самолет загудел двигателями и начал набирать скорость, готовясь ко взлету, сидевший рядом с ним Шелдон зажмурился и судорожно сглотнул, вцепившись руками в подлокотники кресла с обеих сторон от себя. Леонард бросил на него осторожный взгляд, борясь с желанием взять его руку в свою, чтобы успокоить, потому что не был уверен, не будет ли от этого только хуже. Он тоже с усилием сглотнул, неожиданно больно задетый этой мыслью. В конце концов, раньше он мог точно сказать, что было нужно Шелдону. Он знал его до мелочей, знал, что нужно было сказать или сделать, когда Шелдон был напуган или растерян, чтобы он почувствовал себя лучше, а теперь каким-то образом этого лишился. В конце концов, Леонард пошел на компромисс и положил свою ладонь на подлокотник рядом с рукой Шелдона, чтобы тот мог за нее схватиться, если сам захочет, но Шелдон этого так и не сделал. Леонард не знал, как насчет остальных, но он сам испытывал совершенно странное чувство, когда он, Пенни и Шелдон заходили в подъезд их дома в Пасадине. Говард вызвался самостоятельно довезти пьяного вдрызг Раджа до его квартиры, и Леонард был благодарен Говарду за то, что ему самому не было нужно беспокоиться еще и об этом. Его странное чувство только усилилось, когда в общей прихожей они обнаружили невероятное количество коробок и коробочек, упакованных в желтую оберточную бумагу. – Пойдемте наверх, уверена, вам тоже не терпится попасть домой и отдохнуть, – поспешно сказала Пенни и потянула Леонарда за рукав. – Постой, Пенни, разве тебе не интересно, что это? Леонард сделал несколько шагов вперед, чтобы взглянуть на адресата. Шелдон не проявил ни капли интереса: он уставился в пол и теребил пальцами ремень своей наплечной сумки, ожидая, когда Леонард удовлетворит свое любопытство, и они смогут подняться в квартиру. – Это твое, Пенни, – удивленно сказал Леонард, взглянув на надписи на посылках. – Здесь везде написано твое имя. Тут огромная куча этих коробок. Что это, ради Бога? – Туфли, – виновато ответила Пенни, избегая встречаться с ним взглядом. – Я заказала их доставку из Майами, эти ребята из экспресс перевозок, должно быть, обогнали наш самолет… – Туфли?! – переспросил Леонард, схватившись за голову. – Пенни, во имя всего святого, ты же обещала, что оставишь Родстейну все то барахло, что накупила на его деньги, чтобы у него не было повода до нас добраться. А что теперь? – Я оставила ему все до единого платья, и кофточки, и головные уборы! – воскликнула Пенни, защищаясь. – Но, Леонард, сам посуди, как я могла оставить туфли?! В ее голосе было столько праведного негодования, что Леонард пошел на попятный. – Ладно, – устало сказал он, сдаваясь. – Хорошо, вряд ли уже можно что-либо сделать. Давай, мы с Шелдоном поможем тебе дотащить все это наверх. Шелдон выглядел не слишком-то довольным этим предложением, но тем не менее покорно принял коробку, которую протягивал ему Леонард, и они поднялись на четвертый этаж. Им пришлось повторить это еще дважды, прежде чем Шелдон заявил, что если он совершит хотя бы еще один подъем, то его сердечная мышца может не выдержать такой нагрузки, так что Леонард открыл ему дверь в их квартиру. – Хорошо, ты можешь идти, мы закончим сами, – сказал он. Тот кивнул и проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Оставшись вдвоем, Леонард и Пенни переглянулись между собой, с трудом переводя дыхание. – Думаю, нужно будет сделать, по крайней мере, еще два захода, принимая во внимание объем, приблизительную массу и количество оставшихся коробок, – заметил Леонард, и Пенни закатила глаза. Поднявшись наверх с последними коробками, они ввалились в квартиру Пенни, побросали свою ношу где попало и без сил рухнули на диван. Окружающая обстановка стала практически неузнаваемой из-за обилия коробок. – Теперь у тебя чертовски много обуви, – заметил Леонард, оглядываясь вокруг, когда снова почувствовал в себе силы говорить, не задыхаясь на каждом слове. – Знаешь, что хуже всего? – спросила Пенни, тоже бросив взгляд кругом. – Видит Бог, я люблю туфли, но даже со всеми этими коробками я не чувствую, что оно того стоило. Я имею в виду… ты знаешь, когда ты впервые приходишь в шоу-бизнес, это как аквариум с акулами. И ты определяешь для себя какую-то грань, которую не станешь пересекать, что бы ни случилось, просто потому, что ты выше этого. И, черт побери, я всегда презирала тех актрисок, которые делают себе карьеру в кино через постель. А теперь, только посмотри на меня, от всей этой роскошной жизни у меня настолько снесло крышу, что я связалась с этим продюсером, который мне даже не нравился, унижалась перед ним и натворила столько глупостей, Леонард, что ты даже не можешь себе представить… Похоже, мне нужно выпить, – мрачно закончила она. Пенни поднялась и решительно достала из кухонного шкафа бутылку «Джонни Уолкера», кивнула на нее Леонарду. – Ты будешь? Он покачал головой. – По правде сказать, я не могу остаться надолго. Мне нужно идти, проведать Шелдона. Пенни взяла со стола стакан, внимательно к нему присмотрелась, понюхала и, пожав плечами, плеснула туда виски на пару сантиметров, после чего осушила стакан залпом. Леонард поднялся с дивана и неловко улыбнулся ей на прощанье, собираясь уходить. – Он будет в порядке, правда? – неожиданно спросила Пенни, когда Леонард уже взялся за ручку двери. Леонард повернулся к ней и переспросил: – Кто – Шелдон? – Да. Я имею в виду… Черт, ему, конечно, досталось больше всех, и я не представляю, каково должно быть ему, если уж даже я чувствую себя так ужасно после того, что случилось между мной и Дауэллом. В смысле, сейчас Шелдон ведет себя даже более странно, чем обычно, а это уже просто супер-странно. Но он придет в норму рано или поздно, ведь так? Леонард отмахнулся от ее слов, как от чего-то незначительного, и попытался улыбнуться ей через силу. – Конечно же, он придет в норму, – сказал он с уверенностью, которой не испытывал на самом деле. – Ты знаешь Шелдона. Даже если случается что-то такое, что выбивает его из колеи, он сильнее того, чтобы просто взять и опустить руки. Он будет в полном порядке, Пенни, вот увидишь, не волнуйся об этом. Пенни кивнула ему с облегчением, услышав в точности то, что хотела услышать. Леонард пожелал ей спокойной ночи и вернулся к себе. Что бы там ни говорил Леонард для спокойствия Пенни, Шелдон определенно не был в порядке. Когда Леонард вошел в их квартиру и закрыл за собой дверь, то обнаружил Шелдона сидящим на своем излюбленном месте на диване, уставившись в одну точку. Синяк на его подбородке уже проявился в полной мере, и Леонард болезненно сглотнул, думая о том, что это было просто неправильным – видеть Шелдона таким в их квартире. Какая-то его часть все это время иррационально полагала, что все волшебным образом наладится, стоит им только вернуться в Калифорнию, но там, неловко стоя на пороге и глядя на Шелдона, Леонард вдруг с необычайной отчетливостью осознал, что его лучший друг привез с собой из Флориды не только синяк на подбородке. – Эй, приятель, – неуверенно позвал он, – с тобой все хорошо? Шелдон моргнул и повернулся к нему. – Я бы так не сказал, – сообщил он, на секунду прислушавшись к своим ощущениям. – Вместе с тем, я не уверен, что могу с абсолютной точностью идентифицировать, что именно не в порядке. – Ты просто устал, – предположил Леонард, стараясь, чтобы голос не звучал фальшиво. – Тебе нужно выспаться. – Это звучит разумно, учитывая долгую и утомительную дорогу, – кивнул Шелдон, обдумав эту мысль. – В таком случае, полагаю, мне следует начать свои ванные процедуры заблаговременно. Он слегка рассеянно оглянулся кругом, прежде чем подняться с дивана, двигаясь словно на автопилоте, и отправиться в ванную. Провожая его взглядом, Леонард неожиданно пожалел, что отказался от предложения Пенни напиться. Тем вечером Шелдон лег спать довольно рано, но Леонард все не мог уснуть. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей, которые настойчиво лезли в голову, он занимался тем, что разбирал свои вещи, стелил свежее постельное белье и отбирал одежду для стирки. Они собирались уехать только на уик-энд, но их не было больше месяца, так что открыв на пробу дверцу холодильника, Леонард в следующую же секунду захлопнул ее, прикрыв нос рукавом, и мысленно оставил себе заметку выбросить все, что там было, и запастись свежими продуктами. Оставалось только радоваться, что они с Шелдоном не держали домашних животных, иначе те вряд ли пережили бы столь долгое отсутствие своих хозяев. Покончив с делами по дому и чувствуя себя достаточно уставшим и вымотанным прошедшим днем, Леонард рухнул в постель, чтобы сразу же отрубиться. Но поспать ему удалось не слишком-то долго. Он не мог сказать, сколько точно было времени, но знал наверняка, что стояла еще глубокая ночь, когда в его дверь раздался повторяющийся стук, знакомый и неизбежный, словно стихийное бедствие, и негромкий голос Шелдона позвал: – Леонард... Леонард... Леонард! – Заходи, раз пришел, – ворчливо отозвался Леонард, садясь на кровати и ощупью выискивая на прикроватной тумбочке очки. Он зажег ночник и угрюмо проследил за тем, как Шелдон, облаченный в красный клетчатый халат и пижаму, осторожно заходит в его комнату и присаживается на самый краешек кровати. – Шелдон, тебе известно, сколько сейчас времени? – раздраженно спросил Леонард, подавив зевок. – Четыре двадцать восемь, – почти тотчас же отозвался Шелдон. Половина пятого утра. Вашу мать, Шелдон разбудил его в половину пятого утра! У него не было сил даже на то, чтобы попробовать растолковать ему, насколько это было неуместным. – Что тебе нужно? – вместо этого спросил он. Шелдон отвел взгляд, избегая сталкиваться с ним глазами, и Леонард на секунду испытал раскаяние, неожиданно осознав, что Шелдону, похоже, было непросто решиться на разговор. В свое оправдание Леонард мог сказать, что даже святой едва ли стал бы вести себя дружелюбно с человеком, ввалившимся в его спальню в половину пятого утра. – Видишь ли, – начал Шелдон, – я пытаюсь разрешить одну задачу, включающую в себя некоторые аспекты человеческих взаимоотношений, но не уверен, что до конца могу в этом преуспеть. Я подумал, может быть, ты согласишься мне помочь? Он выжидающе посмотрел на Леонарда, и тот устало кивнул. – Ладно, я постараюсь. Так в чем проблема? – Я просматривал журнал с описанием своих социальных взаимодействий за прошедший месяц и не мог не обнаружить несколько странностей. Я обратил внимание, что Эван Родстейн расходовал достаточно много времени и сил, чтобы доказать мне, насколько важно для тебя, Леонард, а также для Раджа, Говарда и Пенни остаться у него. Он говорил вполне убедительно, в его логике не было противоречий, так что я не видел повода сомневаться в его словах. Кроме того, он выставил условие. Он сказал, что вам будет позволено остаться у него, если останусь я, а мне в свою очередь будет позволено остаться, если я не стану противодействовать его намерениям в отношении меня. И хотя в большинстве случаев его намерения оборачивались достаточно унизительными и неудобными для меня ситуациями, условия казались достаточно рациональными, учитывая потребности большинства. Я справедливо исполнял свою часть сделки, а он исполнял свою, однако последние события заставили меня взглянуть на это с другой стороны. Оказалось, для моих друзей было не столь важным остаться в Майами, как доказывал мне Эван. И это заставило меня задуматься, мог ли он сделать это намеренно? – Сделать намеренно что? – переспросил Леонард, судорожно пытаясь выиграть больше времени для ответа. – Я подумал, мог ли он намеренно преувеличить ценность тех вещей, которые он мог устроить, для тебя, Раджа, Говарда и Пенни и исказить смысл социальных условностей, чтобы обманом заставить меня остаться? – спокойно пояснил Шелдон. – Потому что, видишь ли, в моих записях можно проследить определенную закономерность. Каждый раз, стоило мне высказаться в том ключе, что наше с ним текущее соглашение является неудовлетворительным, он поднимал все новые аргументы в пользу того, чтобы сохранить действующий порядок. Теперь, когда выяснилось, что данные аргументы не соответствуют действительности, я задался вопросом, были ли его слова обманом с самого начала, или, возможно, он сам заблуждался и верил в то, что говорил? Леонард вздохнул. – Какая в этом разница для тебя, Шелдон? – спросил он. – Я имею в виду, что случилось то, что случилось, верно? Тебе пришлось пережить неприятный опыт, я не спорю, что это было несправедливо и некрасиво по отношению к тебе, но теперь все закончилось. По большому счету, сейчас все, что ты в действительности можешь сделать, это перешагнуть через это и двигаться дальше, словно ничего не было. – Но это случилось, – возразил ему Шелдон. – Это отложилось в моей памяти, модифицировало поведение и стало частью того, что в просторечии принято называть жизненным опытом. Это случилось, Леонард. Как, по-твоему, я могу продолжать действовать таким образом, словно этого никогда не было? Шелдон смотрел на него с осуждением, негодуя, что Леонард мог не понимать таких простых вещей, и ожидал его ответа, но единственным, что Леонарду по-настоящему хотелось сказать, было: «Мне так жаль». Ему хотелось сказать: «Мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти. Мне жаль, что я отвернулся в сторону, когда ты по-настоящему во мне нуждался, мне жаль, что я так долго считал, что все дело было только в дурацкой лаборатории Родстейна, и мне так жаль, так чертовски жаль, что я затащил тебя на этот проклятый самолет до Майами». Он отвернулся от Шелдона, шмыгнул носом и прикусил зубами собственную ладонь, чтобы подавить унизительный всхлип. – Леонард? – позвал Шелдон с намеком на беспокойство. – Что-то случилось? – Ничего не случилось, – глухо ответил Леонард, стараясь взять себя в руки и удержать голос ровным. Он приподнял очки и стиснул пальцами плотно зажмуренные веки, злясь на самого себя. Ради Бога, это Шелдон из них двоих был тем, кому по-настоящему досталось. Почему, в таком случае, Леонард был тем, кто плакал? – Ты уверен? Ты выглядишь… расстроенным? – неуверенно предположил Шелдон. – Мне следует принести тебе горячий напиток? Шелдон приподнялся было на кровати, чтобы отправиться на кухню, но Леонард остановил его, схватив за руку. Он сделал это чисто машинально, и его почти сразу же шибануло мыслью, что с прошедшей ночи, о которой он запрещал себе вспоминать, это был первый раз, когда они вообще касались друг друга. На секунду они оба замерли неподвижно. Леонард встретил напряженный взгляд Шелдона и тут же выпустил его запястье, словно обжегшись. Шелдон продолжал сверлить его взглядом секунду или две, словно проверяя, а потом осторожно опустился обратно на кровать. Но его глаза были по-прежнему устремлены на Леонарда, и тот тяжело сглотнул. Ему неожиданно пришло в голову, что теперь, когда все между ними стало таким странным, вытащить Шелдона из кризиса будет еще более непросто, чем он предполагал. – Все в порядке, мне не нужен горячий напиток, – повторил Леонард слегка дрогнувшим голосом. – Я просто хочу сказать, какое тебе дело до Родстейна теперь? Он мог сделать то, что сделал, намеренно, он мог сделать это случайно, но, черт возьми, какая теперь разница? Мы свободны от него теперь, мы никогда его больше не увидим. Разве этого не достаточно? Шелдон покачал головой: – Я постараюсь тебе объяснить. Дело в том, что ситуация в целом представляется мне крайне унизительной. Видишь ли, ради общего блага и соблюдения общественных условностей я терпел нечто такое, что в других обстоятельствах счел бы для себя неприемлемым, а в результате выяснилось, что я делал это напрасно. Таким образом, я оказался унижен и выставлен полнейшим дураком перед тобой, Раджем, Говардом, Пенни и перед самим собой только потому, что Эван предоставил мне ошибочную информацию. В данных условиях, единственным, что позволит ему оправдаться в моих глазах, будет то, что он сам ошибался и искренне верил в то, что говорил. В противном случае, мне придется занести его имя в список своих заклятых врагов. – Шелдон, поверь, тебе не нужно чувствовать себя униженным передо мной, Говардом, Раджем или Пенни, – сказал Леонард. – Мы твои друзья, мы любим тебя и ценим, ты не должен оправдываться перед нами в чем бы то ни было. – Леонард, я задал простой вопрос, – перебил его Шелдон. – Считаешь ли ты, что Эван Родстейн намеренно ввел меня в заблуждение, чтобы заставить выполнять его волю, или не считаешь? Для информации, у меня есть собственная теория на этот счет. Мне просто требуется узнать мнение человека, более подкованного в сфере взаимоотношений. Секунду или две Леонарду мучительно хотелось сказать Шелдону, что Родстейн сам ошибался и был с ним искренен, и тогда Шелдон не чувствовал бы себя одураченным и использованным. Он уже почти решил, что это будет наилучшим вариантом, когда ему пришло в голову, что это будет обманом, будет в точности тем же самым, что делал Родстейн, а последнее, чего хотел Леонард, так это быть похожим на этого мерзавца. – Я не думаю, что он сам верил в то, что говорил, – в конце концов признался он, тяжело вздохнув. – Хм. Это подтверждает мое предположение, – отметил Шелдон. – Что ж, значит, я был дураком все это время, попавшись на его ложь. – Ты не был дураком, – возразил Леонард. – Мы все попались на его уловки, так или иначе. Он умен в этом, Шелдон, он хорошо разбирается в людях и умеет этим пользоваться ради своей собственной выгоды. Так что никто и не думает смеяться над тобой из-за того, что случилось. – Спасибо за утешение, Леонард. Я рад, что все разъяснилось, – официально сказал Шелдон, поднимаясь со своего места. – Но полагаю, что теперь мне самому нужен горячий напиток. * * * На следующий день Шелдон отказался выходить из своей комнаты. Леонард по-настоящему забеспокоился, когда пробило десять, а Шелдон так и не вышел, и, поколебавшись, постучался к нему. Не получив ответа, он осторожно заглянул внутрь, только чтобы обнаружить Шелдона свернувшимся на кровати в позе зародыша. – Шелдон, я могу войти? – на пробу спросил он, но тот к нему даже не обернулся. – Это моя комната. Никто не может находиться в моей комнате, Леонард, – коротко ответил он. Решив дать своему соседу немного времени и личного пространства, Леонард проявил уважение к его просьбе и неслышно затворил за собой дверь. Было воскресенье, так что он потратил почти весь день на то, чтобы разобрать холодильник, съездить в магазин за продуктами взамен испорченных, отнести вещи в прачечную и сделать сотню других дел по хозяйству, обременительных, но необходимых. Кутраппали все еще тяжело переживал разрыв с Беатрис и, как подозревал Леонард, отходил от привычки к употреблению кокаина. Так что когда Леонард позвонил ему вечером, чтобы узнать, не хочет ли он приехать к ним на ужин и посмотреть кино, рассудив, что компания друзей могла бы подбодрить Шелдона, а еще втайне не желая справляться с этим в одиночку, то получил от него достаточно грубый отказ. Говард же был у матери под домашним арестом после своего поспешного и необдуманного бегства в Майами, так что его компания тоже отменялась. Последней надеждой оставалась Пенни, и Леонард стучался в дверь ее квартиры довольно долго, прежде чем смириться с фактом, что ее попросту не было дома. Но это было неважным, понял Леонард, когда Шелдон отказался выйти из своей комнаты даже на ужин. Леонарду пришлось приоткрыть дверь в его комнату и поставить коробку с тайской едой и палочками прямиком на пол, чтобы он хоть что-то поел. – Послушай, это просто нелепо, – утомленно сказал он в приоткрытую дверь, наблюдая за тем, как Шелдон вороватым движением поднимает коробку с едой, чтобы устроиться с ней на своей кровати. – Мы же все обсудили, нет повода чувствовать себя униженным. Завтра тебе придется выйти из своей комнаты и поехать на работу в любом случае. Почему тебе вечно нужно все усложнять? – Они неправильно порезали курицу, Леонард, – донесся до него обвиняющий голос Шелдона. – Ты опять отвлекался на посторонние мысли, когда делал заказ? Отвечая на твой вопрос, я ничего не усложняю. Напротив, все предельно ясно: я остаюсь в своей комнате, попросту потому что не испытываю желания из нее выходить. Стоит мне сделать это, и я неизбежно окажусь в назойливом человеческом обществе, а это, знаешь ли, отвлекает от размышлений. Мне еще многое нужно обдумать. – Что, например? – устало спросил Леонард. – По-твоему, у ученого моего уровня мало поводов для размышлений? – вопросом на вопрос ответил Шелдон, в его голосе прорезалось раздражение. – Я думаю о многих вещах, Леонард. Я думаю об облаке космической пыли и газа, из которого зародилась Вселенная, о квазичастицах, о черных дырах, ультрафиолетовой катастрофе, термодинамическом равновесии… неужели мне действительно стоит продолжать? – Прекрати, – резко сказал Леонард, закипая и не желая слушать от него эту белиберду. – Мы оба знаем настоящую причину, по которой ты спрятался здесь ото всех. Но я уже говорил тебе, что никто и не думает осуждать тебя или смеяться. Ты можешь рассказывать мне, что угодно, но спроси самого себя, Шелдон, неужели того, что уже случилось, не было достаточно? Неужели тебе действительно нужно и дальше изводить самого себя этим отшельничеством вместо того, чтобы вернуться к нормальной жизни? – Вот, что я имел в виду, когда говорил, что предпочитаю уединение, – невозмутимо заметил Шелдон. – Стоит подпустить кого-то на расстояние вербальной досягаемости, и все, что ты слышишь – это бла-бла-бла, так что о раздумьях в тишине и спокойствии о действительно важных вещах можно забыть. Неожиданно взбешенный его полнейшим нежеланием идти на контакт, Леонард все-таки распахнул дверь в его комнату без приглашения. Шелдон застыл, сосредоточив все свое внимание на Леонарде, и осторожно отставил коробочку с тайской едой в сторону. – Шелдон, ради Бога, это просто глупо… – начал Леонард и сделал несколько шагов по направлению к нему, но остановился, увидев в его глазах самый настоящий страх. Шелдон тяжело сглотнул, не сводя с Леонарда напряженного взгляда, и тот замер, уставившись на синяк у него на подбородке, все такой же явный и отчетливый, как накануне, и это зрелище оказалось неожиданно отрезвляющим. Леонарду вдруг пришло в голову, что он требует от Шелдона слишком многого. – Никто не может находиться в моей комнате, – механическим голосом сказал Шелдон, и его взгляд, жесткий и колючий, неотрывно преследовал Леонарда всю дорогу, пока он нетвердым шагом отступал назад, в коридор, и закрывал за собой дверь. На протяжении следующих двух недель мало что изменилось. Шелдон все еще торчал в своей комнате, работая удаленно, и было не похоже, что в ближайшее время что-либо наладится. Вся ситуация была катастрофой. В любом другом случае при сходных обстоятельствах Леонард не задумываясь позвонил бы матери Шелдона, позволив ей разбираться с этим самой. В конце концов, только она одна, похоже, в полной мере знала к Шелдону подход. Но стоило Леонарду взять в руки телефонную трубку с намерением набрать ее номер, как перед ним во всей остроте поднималась неизбежная необходимость объяснить ей, что именно произошло, и вот этого Леонард сделать не мог. Леонард не мог найти слов, чтобы объяснить ей, чему он позволил произойти с ее сыном, поэтому он неизменно клал трубку на место, подходил к закрытой двери в комнату Шелдона, топтался некоторое время снаружи, пытаясь понять, чем он занят, и не решаясь войти, но в конце концов уходил к себе, не уловив за дверью ни звука. Эта чертова комната была для него под молчаливым табу до вечера следующей субботы, когда у Шелдона приключился ночной кошмар. Такое с ним иногда случалось, правда, как правило, после просмотра фильмов, чересчур насыщенных экшеном или ужасами. Обыкновенно в таких ситуациях Леонард просыпался от шума и отправлялся в комнату Шелдона, чтобы его разбудить и успокоить, так что в этот раз ему ничего не оставалось, кроме как сделать то же самое. Войдя в комнату с чувством, словно ступает на запретную территорию, Леонард подошел в полутьме к Шелдону, который метался на кровати в беспокойном сне, и, поколебавшись, слегка потряс его за плечо. – Шелдон, проснись, – негромко позвал он. В ту же секунду Шелдон резко поднялся на кровати, оглядываясь вокруг диким взглядом, и уставился на Леонарда, дезориентированный и напуганный. Его грудь часто вздымалась и опускалась, а лоб был слегка влажным от пота. Глядя на Шелдона, Леонард испытал укол жалости. – У тебя был кошмар, – пояснил он, увидев, что его замешательство не проходит. – Мне снилась вода, – выдохнул Шелдон, нервно облизнув губы. – Мне снилось, что я тону. Он вцепился в одеяло вокруг себя с такой силой, что даже в полутьме комнаты было видно, как побелели его пальцы. Можно было подумать, что это одеяло было по меньшей мере его чертовым спасательным кругом, и тогда Леонард не выдержал. За эти две недели после возвращения из Майами он так устал сомневаться, что было нужно Шелдону на самом деле, так чертовски устал ходить вокруг него на цыпочках, боясь что-то сделать неправильно, что иногда ему казалось, это не закончится никогда. Ему казалось, он никогда больше не будет понимать, что по-настоящему нужно Шелдону, так же хорошо, как прежде. Но на этот раз, забираясь в кровать к Шелдону и обнимая его со спины, чтобы успокоить, Леонард в кои-то веки не задавался вопросом, было ли это правильным или нет. Шелдон сперва напрягся под его прикосновением, но Леонард не отпустил его, а вместо этого теснее привлек к себе, соединяя руки в замок на его груди, и постепенно Шелдон обмяк, расслабился в его объятиях, сползая немного ниже, так что его макушка оказалась у Леонарда ровнехонько под подбородком. – Чшш, все хорошо, – вполголоса бормотал Леонард в его мягкие волосы, от которых пахло неизменным детским шампунем. Он не слишком-то заботился о словах, сосредоточившись на интонации, потому что в такие моменты, Леонард знал, только интонация по-настоящему имела значение. – Все хорошо, ты не утонешь, Шелдон, потому что я не позволю тебе. Все позади, ты в безопасности, я обещаю, ты слышишь меня? Я больше не подведу тебя, приятель, вот увидишь… Дыхание Шелдона постепенно выровнялось, успокоившись, а через некоторое время Леонард с удивлением почувствовал, как Шелдон неуверенно положил свои ладони с тонкими прохладными пальцами поверх его сцепленных в замок рук. Они просидели так, наверное, с четверть часа, Леонард даже начал дремать, убаюканный теплым телом Шелдона и его приятным весом на груди, прежде чем Шелдон осторожно пошевелился в руках Леонарда и прочистил горло. – Да, Шелдон? – спросил Леонард, ожидая, что тот, конечно же, потребует назад свое личное пространство, и вместе с тем не желая отстраняться от него, пока это не станет совершенно неизбежным. Но вместо этого Шелдон неожиданно спросил: – Честное слово, Леонард, ты ведь на самом деле не считаешь, что чем-то подвел меня? Он немного повернулся, чтобы посмотреть Леонарду в глаза, и тот невольно сглотнул, когда серьезное лицо Шелдона неожиданно оказалось совсем близко от него. Он самую малость ослабил обхват рук, чтобы Шелдону было удобно, но не разомкнул объятия совсем. Шелдон смотрел внимательно, ожидая его ответа, так что Леонард не выдержал и отвел от него взгляд, тяжело вздохнув. – Я знаю, что ты можешь не видеть этого, но я на самом деле подвел тебя, – сказал он, испытывая то же мучительное чувство вины, что грызло его все последнее время почти не переставая. – Мне жаль, Шелдон, я должен был видеть с самого начала, куда все идет, и избавить тебя от этого, но в какой-то момент я… просто перестал обращать внимание. Я сказал себе, что это не мое дело, и отвернулся в сторону, ты понимаешь? – Но ты пытался, – возразил ему Шелдон. – Ты уговаривал меня уехать почти все время. Формально, ты сделал больше, чтобы помешать Родстейну, чем любой другой. – Какой от этого толк? – невесело фыркнул Леонард, сглатывая тугой комок в горле. – Это ничего не изменило, ведь так? Шелдон все-таки отстранился от него, чтобы сесть на кровати напротив Леонарда и посмотреть на него в упор. Лишившись теплого веса Шелдона у себя на груди, тот обхватил руками самого себя, испытывая странное чувство потери. – Не пойми меня неправильно, но из твоего поведения можно подумать, что со мной случилось нечто ужасное, – заметил Шелдон. Леонард ошеломленно моргнул, глядя на него. – Прости меня, – осторожно начал он, – но это и было ужасным, Шелдон. Тебе причиняли боль, а я не сделал ничего, чтобы этому помешать, и мне так жаль… – Это было больно не все время, – неожиданно мягко сказал Шелдон, перебивая его, и Леонард на миг задохнулся от удивления, потому что они так тщательно обходили эту тему стороной все время с тех самых пор, как приехали в Калифорнию, что Леонард уж точно не ожидал, что Шелдон сможет говорить о случившемся вот так запросто. В некотором роде, неожиданно осознал он, Шелдон сейчас казался более спокойным и уравновешенным, чем сам Леонард. Но ему тоже было не по себе, понял Леонард, когда Шелдон опустил взгляд, принявшись теребить пояс собственного халата, как часто делал, когда чувствовал себя неуютно или нервничал. Слегка поколебавшись, он негромко продолжил: – Это было унизительным почти всегда, но самым унизительным было то, что в какой-то момент я переставал быть по-настоящему против. Эван никогда не останавливался на достигнутом, и каким-то образом он заставлял мое тело реагировать даже тогда, когда мне не нравилось происходящее и даже когда это причиняло физическую боль. Я был для него чем-то вроде неодушевленного предмета, с которым он мог делать, что пожелает, с той лишь разницей, что мое тело вполне однозначно реагировало на стимуляцию. Вот, что было по-настоящему унизительным, Леонард. Ты, с другой стороны, был со мной только нежным и внимательным, и я, правда, не понимаю, какие у тебя могут быть причины себя винить. Леонарду потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что именно сказал ему Шелдон, а еще чтобы понять, что он действительно с такой невозмутимостью упомянул ту ночь, когда они оба определенно сошли с ума. – На самом деле, я не должен был делать этого, Шелдон, это тоже было неправильным, – сказал он и быстро облизнул пересохшие губы, когда воспоминания о той ночи, как всегда более яркие, чем следовало, в одну секунду пронеслись в его голове и ожгли привычным чувством стыда. Взгляд Шелдона оторвался от мельчайших ворсинок на его халате, к которым был прикован все то время, пока Шелдон говорил, и снова устремился на Леонарда, испытующий и сосредоточенный. – Раз уж мы перешли к этой теме, я хотел спросить, ты находишь тот опыт между нами неудовлетворительным? – уточнил Шелдон. – Что? – тупо переспросил Леонард, чувствуя, что его челюсть начинает опасно приближаться к полу. Шелдон раздраженно вздохнул. – Видишь ли, я собрал несколько наблюдений, – сказал он. – Наблюдение первое, ты избегал упоминаний о той ночи все это время, что может свидетельствовать о том, что ты просто-напросто подавил воспоминание, как обычно люди стараются подавить воспоминания о чем-то неприятном для них. Наблюдение второе, ты так и не дал мне свою оценку случившегося, а это, учитывая твою склонность беречь чувства окружающих, говорит о том, что оценка является неудовлетворительной. Наблюдение третье, когда ты заводишь отношения с девушками, твой обычный уровень сексуальной активности включает в среднем три контакта в неделю, однако со времени нашего контакта прошло уже пятнадцать дней, а ты так и не выразил желания повторить, из чего, опять же, можно сделать вывод, что у тебя нет подобных намерений. Пожалуй, это тот случай, когда факты говорят сами за себя, но для полноты заключения мне не хватает твоего устного подтверждения. Леонард встряхнул головой, желая убедиться, что не спит и не бредит. – Так ты что, хотел бы повторения? – неуверенно уточнил он. Шелдон неопределенно дернул плечом и снова отвел взгляд в сторону. – Это не то, о чем я спросил. И, полагаю, мой ответ на этот вопрос в любом случае нерелевантен, если повторения не хотел бы ты. Леонард ничего не сказал, большей частью потому, что у него вдруг чудовищно пересохло во рту, а сердце припустило так быстро, что едва не выскакивало из груди. Мучительно медленно, стараясь не испугать Шелдона, он придвинулся ближе к нему, сокращая разделяющие их сантиметры кровати. Он едва дышал, это было все равно, что преследовать чертову косулю с фоторужьем: единственное неверное движение – и момент будет упущен. Когда расстояния между ними осталось не более нескольких сантиметров, Леонард поднял руку, крайне медленно и осторожно, давая Шелдону время передумать, если тот захочет, и опустил ладонь ему на шею, чувствуя, как бьется под пальцами его пульс. Слишком быстро и неровно, с досадой отметил Леонард, а в следующую секунду горло Шелдона слегка сократилось под его рукой, когда тот сглотнул. Леонард прекрасно видел, что ситуация была для него беспокойной, даже если он пытался скрыть это от Леонарда. Он посмотрел в глаза Шелдона, которые неотрывно смотрели на него в ответ и казались странно темными и глубокими в полумраке комнаты, и выдохнул: – Пожалуйста, Шелдон. Мне нужно... что-то от тебя, чтобы быть уверенным, что ты и правда к этому готов. Я хотел бы повторения, на самом деле, ты даже не представляешь себе, насколько сильно я бы этого хотел. Но я боюсь, не запутается ли от этого все еще сильнее, ты меня понимаешь? Неожиданно Шелдон поднял руку, накрывая ладонь Леонарда на своей шее собственной ладонью, а потом слегка наклонился вперед и прижался своими губами к его. Леонард не знал, какого именно подтверждения ждал от Шелдона, но этого, безусловно, оказалось достаточно. Он положил вторую руку на затылок Шелдона, перехватывая инициативу, и некоторое время они самозабвенно целовались, жарко выдыхая друг другу в рот. Возбуждение накрыло Леонарда почти мгновенно, он услышал стон, полный отчаянной нужды, и только через секунду понял, что стонал он сам. Когда воздуха стало не хватать, он отстранился, проследив за тем, как язык Шелдона мимолетно пробежался по нижней губе, влажной от поцелуя. Каким-то образом зрелище Шелдона Купера, облизывающего губы, в ту же секунду отозвалось непосредственно в его члене, и Леонард просто не смог бы сдерживать себя дольше. Он потянулся вперед, чтобы расстегнуть пуговицы пижамной рубашки Шелдона и поцелуями проложить линию от его подбородка вниз по длинной шее до выступающих ключиц, и дальше до груди. Мышцы слегка напряглись от его прикосновений под бледной кожей, и Леонард поднял на Шелдона взгляд. – Ты в порядке? – уточнил он. – Если ты скажешь, что мне лучше уйти, я сразу же оставлю тебя в покое. – Ситуация не является неблагоприятной, – слегка хриплым голосом отозвался Шелдон после секундных раздумий. – Даже напротив. Полагаю, мне просто нужно адаптироваться. Леонард улыбнулся и потянул его за рукава пижамной рубашки, стаскивая ее совсем, сказал: – Ляг на спину. Любопытство во взгляде Шелдона мешалось с неуверенностью, но, немного поколебавшись, он выполнил указание Леонарда и опустился спиной на кровать, устроившись головой на подушке, и вытянулся в полный рост. Леонард придвинулся ближе к нему, устраиваясь сбоку, и принялся неторопливо разминать его мышцы, начав с шеи и плеч и постепенно продвигаясь ниже. Понемногу тело Шелдона расслабилось под его прикосновениями, став мягким и податливым, как пластилин. Его глаза были закрыты, а лицо казалось расслабленным и спокойным. На пробу, Леонард склонил голову и провел языком влажную дорожку от его горла до левого соска, облизнул его и слегка подразнил зубами. Шелдон негромко охнул и выгнулся под его прикосновением, по-прежнему не открывая глаз, его лицо исказилось от эмоций, и Леонард запустил руку в его пижамные штаны, обхватывая ладонью возбужденный член. С губ Шелдона сорвалось мягкое шипение, он толкнулся в руку Леонарда и бросил на него затуманенный взгляд из-под полуопущенных век. – Пожалуйста, Леонарррд… – промурлыкал он, и это было больше, чем Леонард готов был вынести. Он подался наверх, накрывая губы Шелдона своими, и тот тоже приподнялся на кровати, подаваясь ему навстречу, а затем они ощупью, наугад стягивали друг с друга одежду, потому что оторваться не было сил. Прикосновения обжигали, как пламя, и Леонард снова чувствовал, как его сознание огнем заволакивает желание, больше похожее на безумие, сладкое и тягучее, будто патока, и он не хочет, не может уже остановиться. На секунду отстранившись, чтобы отбросить мешающую одежду в сторону, Леонард положил ладонь Шелдону на грудь и мягко надавил, вынуждая его снова опуститься спиной на кровать. Но Шелдон мягко перехватил его руку и отстранил от себя. Леонард замер, его сердце на секунду ухнуло вниз. Ему подумалось, что это все-таки оказалось слишком для Шелдона, что он хочет прекратить. Леонард плотно стиснул челюсти и зажмурился, сдерживая разочарованный возглас. А в следующий момент шумно выдохнул от изумления и распахнул глаза, когда Шелдон сам поцеловал его своими горячими губами, а затем осторожно провел ладонями по его лицу, будто был слепым и хотел запомнить, как он выглядит. Они целовались некоторое время, стоя на коленях и прижимаясь друг к другу, сталкиваясь возбужденными членами, а потом Шелдон одним неуловимым движением переместился за спину Леонарда и мягко уперся ладонью ему между лопатками, вынуждая склониться вперед, так что ему потребовалось подставить руки, чтобы не упасть на кровать плашмя. У него ушло некоторое время, чтобы понять, для чего предназначена эта позиция и что собирается делать Шелдон, даже несмотря на то, что поза была довольно недвусмысленной. И, кроме того, за то время, что Леонард соображал, рука Шелдона успела пробежаться по его позвоночнику вниз, и теплые пальцы прошлись между его ягодиц. В этот момент до Леонарда наконец окончательно дошло, и он на мгновение замер, задержав дыхание. Ему пришло в голову, что это было не совсем тем, что он себе представлял. Он услышал шорох, когда Шелдон потянулся рукой до тумбочки, а через несколько секунд его теплые пальцы вернулись, смазанные детским маслом. Леонард напрягся всем телом, сжавшись от его прикосновения. Он не произнес ни слова в знак протеста, но Шелдон понял его и так. Он осторожно погладил Леонарда по спине второй рукой и негромко повторил: – Пожалуйста, Леонард. И тогда Леонард вдруг подумал, какого черта. Даже если это было не совсем тем, чего он хотел с самого начала, этого, очевидно, хотел Шелдон. И Леонард подумал, после того, как он подвел Шелдона и ничем не мог загладить свою чудовищную вину перед ним, у него наконец-то появилось что-то, что он мог бы сделать, чтобы Шелдон почувствовал себя лучше. Леонард подумал, будь все хоть трижды проклято, но неужели оно не стоило того? Он ничего не сказал, в основном потому, что вряд ли смог бы, даже если бы захотел, поскольку от внезапно подступившего страха его горло сжалось с такой силой, что Леонард едва мог дышать. Но он нашел в себе храбрость молча кивнуть головой и с усилием заставил судорожно сжавшиеся мышцы расслабиться, а потом опустился грудью немного ниже на кровати, давая Шелдону больше доступа. Леонард думал, что готов к чему угодно, но все-таки вздрогнул от неожиданности, почувствовав горячие губы Шелдона на своей шее. Он нежно лизнул кожу, прежде чем втянуть ее в рот, а в следующую секунду Леонард оказался захвачен ощущением сумасшедшего жара, волнами распространяющегося от этой одной-единственной точки на шее вниз по всему телу. Его член, начавший было терять интерес к происходящему, воспрял с новой силой, и Леонард только и мог, что охнуть, на миг задохнувшись, когда ладонь Шелдона обхватила его более крепко и уверенно, чем он себе представлял, и начала ритмично двигаться вверх и вниз. Он прикусил зубами подушку, заглушая рвущиеся из горла стоны, и за возбуждением едва обратил внимание на то, как скользкий от масла палец Шелдона проник в его тело. К его удивлению, это оказалось скорее приятным, нежели тревожащим, и Леонард издал стон наслаждения и подался назад, давая Шелдону понять, что он одобряет происходящее, к чему бы, вашу мать, это происходящее теперь ни шло. Шелдон не переставал уделять внимание его члену, в то же время продолжая растягивать его тщательно и методично: за первым пальцем последовал второй, а потом, когда тело Леонарда приспособилось к вторжению, и третий. Три пальца ощущались уже более чем существенно, и Леонард не мог не задаваться вопросом, каково будет почувствовать вместо них член Шелдона. Но его собственному члену не было никакого дела до его опасений, он исправно стоял колом, и Леонард подумал, что если Шелдон продолжит в том же духе еще некоторое время, то он неизбежно кончит ему в кулак в самом ближайшем будущем. Наверное, каким-то образом Шелдон мог читать его мысли, потому что стоило ему подумать об этом, как Шелдон сразу же убрал руку, так что Леонард издал разочарованный стон, а затем растягивающие его пальцы тоже куда-то пропали. Это было достаточно недвусмысленным, подумал Леонард, а в следующую секунду его догадка подтвердилась, когда теплые ладони Шелдона легли на его бедра с обеих сторон, и он почувствовал, как нечто большее, чем пальцы, упирается в него сзади. Он инстинктивно зажался, с шумом втянув носом воздух, и Шелдон мягко погладил его по спине и сказал: – Расслабься, Леонард. Будет намного легче, если ты расслабишься. – Отвали, Шелдон, – огрызнулся Леонард, уткнувшись разгоряченным лбом в собственные руки, которыми он опирался на кровать, и тяжело дыша. – Я не могу расслабиться намеренно, ведь так? Не то, чтобы я это контролировал. – Конечно же, ты это контролируешь, – невозмутимо возразил ему Шелдон. – Мышечные сокращения всецело зависят от твоих мозговых импульсов. Сейчас ты зажимаешься, потому что чувствуешь угрозу. Я мог бы посоветовать тебе технику релаксации мышц по Эдмунду Джекобсону, но полагаю, сейчас не самый удобный момент, чтобы начинать делать упражнения для различных групп мышц. Но ты все еще можешь правильно дышать. Попробуй, Леонард. Сначала вдох через нос, медленный и глубокий, старайся дышать животом. Потом выдыхай ртом, пока полностью не выпустишь весь воздух, и повтори. – Ты невозможен, – пробормотал Леонард, но тем не менее послушно сделал медленный вдох через нос и выдохнул ртом, как сказал Шелдон, и приготовился сделать это еще раз, а в следующую секунду ощутил, как Шелдон мягким плавным движением скользнул в его тело, приостановившись, когда Леонард на миг задохнулся, и давая ему время привыкнуть, прежде чем неторопливо двинуться дальше. Это оказалось куда менее пугающим и гораздо более терпимым, чем Леонард мог бы предположить. Как раз в тот момент, когда он подумал, что большее его тело принять не способно, и собрался было запаниковать, Шелдон вошел до конца и остановился, мягко столкнувшись с его бедрами. Выждав несколько секунд, пока Леонард под ним не расслабился окончательно, он подался назад, а потом сразу же снова вперед, задев что-то внутри него так, что у Леонарда на мгновение перехватило дыхание, и у них у обоих вырвался стон. – С твоей стороны это было выражением удовлетворения, или?… – деликатно начал Шелдон, на мгновение приостановившись, и Леонард не выдержал и сам подался назад, насаживаясь на его член, заставляя его еще раз задеть ту самую точку, от прикосновения к которой у него все плыло перед глазами. – Ради Бога, хватит думать, просто двигайся, – прорычал он, и в кои-то веки Шелдон заткнулся и просто сделал то, что ему велели. Леонард едва не съел подушку, заглушая стоны наслаждения, пока Шелдон раз за разом врывался в его тело, иначе, он не сомневался, на эти стоны к ним сбежались бы все соседи. Шелдон над ним тоже издавал свои мягкие горловые звуки, от которых у Леонарда срывало крышу, и, сказать по правде, прошло унизительно немного времени, прежде чем перед его плотно зажмуренными глазами словно взорвалась сверхновая, отправляя его дрейфовать в волны оргазменного блаженства. Впрочем, едва он сжался, кончая, и эякуляция Шелдона не заставила себя ждать, так что в этом они сравнялись практически до секунды, а затем рухнули на кровать в полнейшем изнеможении. Леонард тяжело дышал, чувствуя на себе вес тела Шелдона, разгоряченного и влажного от пота. Шелдон утыкался Леонарду в шею лицом и тоже пытался отдышаться, так что Леонард ощущал его жаркое дыхание на своей шее и никак не мог унять идиотскую улыбку, которая намертво прилипла к его лицу, не желая исчезать. Собравшись с силами, он все-таки повернулся к Шелдону лицом, и, по-прежнему глупо улыбаясь, коротко поцеловал его в приоткрытые губы и тихо рассмеялся, откинув голову на подушку. Шелдон смотрел на него с некоторым недоумением, но он, конечно же, попросту не знал. Он ни черта не знал, как Леонард изводил себя мыслями все это время с тех самых пор, как они вернулись в Пасадину, как мучился чувством вины, как беспокоился, что Шелдон так и не придет в норму, и как же приятно ему было теперь наконец все это отпустить. Не сдержавшись, он потянулся вперед и поцеловал Шелдона в кончик носа, с широкой улыбкой наблюдая за тем, как недоумение на его лице проступает сильнее. – Полагаю, это было выражением одобрения и ты находишь данный опыт удовлетворительным, – наконец осторожно произнес он, и Леонард закатил глаза. – Если тебе так сильно нужна оценка, давай просто скажем, что мне все понравилось, – ухмыльнулся он. – На самом деле, давай скажем, что это был прямо-таки офигенный секс. Шелдон подпер подбородок ладонью, внимательно глядя на него. – Твои слова звучат довольно-таки однозначно. Тем не менее, я все-таки нахожу необходимым уточнить: означает ли это, что, учитывая мои нынешние потребности, я могу рассматривать тебя, как действующего партнера для копуляции, и в дальнейшем? – Почему тебе непременно нужно быть таким занудой? – фыркнул Леонард, глядя в его серьезное лицо. – Ладно, если это важно для тебя, Шелдон, то мой ответ – как хочешь. Ты можешь рассматривать меня, как угодно, потому что я останусь рядом, что бы ни случилось, и я буду для тебя тем, кем ты только захочешь меня видеть. – Приятно знать, что ты по-прежнему будешь со мной, Леонард, – в конце концов сказал Шелдон, обдумав его слова. – Но главным образом, я спрашиваю, потому что мне нужно быть до конца уверенным во всех деталях, прежде чем начать вносить изменения в соседское соглашение, которое, как тебе известно, охватывает все сферы наших взаимодействий и теперь должно быть дополнено новыми параграфами в соответствии с... Не дожидаясь окончания этой феерически занудной фразы, Леонард быстро наклонил голову и поцеловал Шелдона в губы, заставляя его заткнуться. Шелдон издал приглушенный протестующий звук, как всякий раз, когда его перебивали, но этот звук вскоре перерос в стон одобрения, и Шелдон не стал сопротивляться, когда Леонард обхватил его руками, привлекая ближе к себе, и углубил поцелуй. * * * – Не могу поверить, что мне пришлось продать чертовы туфли все до последней пары, и я все равно осталась им должна! – возмущалась Пенни, комкая в руках уведомление о частичном покрытии обязательств перед киностудией. – Полагаю, это послужило тебе достаточным уроком, чтобы в будущем читать контракты о трудоустройстве вместо того, чтобы ставить на них свою подпись, не глядя, – невозмутимо заметил Шелдон, доставая из ящика их почту. Пенни опалила его таким убийственным взглядом, что Леонарду на секунду подумалось, что она вот-вот набросится на Шелдона и оторвет его чересчур заумную голову. – Не волнуйся, Пенни, мы с Шелдоном запросто можем одолжить тебе некоторую сумму взаймы, за последний месяц мы все равно практически не тратились, – миролюбиво предложил Леонард, но, вопреки ожиданиям, Пенни только горько фыркнула в ответ. – Подумать только, теперь я еще и влезу в долги из-за этого. Неустойка за отказ от работы над фильмом, ха! И этот скользкий мерзавец еще уверял меня, что чертов контракт в полном порядке! Пожалуй, подумал Леонард, трудности Пенни с выплатой неустойки были последними неприятными отголосками их знакомства с Эваном Родстейном, потому что остальное мало-помалу приходило в норму. Прежде всего, Шелдон снова стал самим собой: он вернулся в свою привычную рутину с работой в институте, расписанием еды и вечерами игры в Halo и в World of Warcraft. Он был, как и прежде, невыносимым и раздражающим всезнайкой большую часть времени, но теперь, когда Леонард знал, каким мягким, просящим и податливым Шелдон Купер мог быть в ночное время суток, выносить его высокомерие днем отчего-то было намного проще. Впрочем, не сказать, чтобы они как-либо продвинулись в этой новой, интимной части своих взаимоотношений за неделю, минувшую с той ночи, которую Леонард начал тем, что успокаивал Шелдона после кошмара, а закончил бесстыдно стонущим под ним же, уткнувшись лицом в подушку. Но он знал почти наверняка, что придет время, и Шелдон подаст ему какой-нибудь знак, так или иначе. А даже если и нет, подумал он, в конце концов, это не имело такое уж большое значение. Конечно же, Леонард не отрицал, что ему понравилось то, что случилось между ними в тот раз, и он уж точно не стал бы возражать, если бы их отношения переместились в более горизонтальную плоскость. Но Шелдон все не торопился с этим, вопреки своим предыдущим заявлениям, а Леонард ни в коем случае не хотел давить на него, и, чего уж там, он и так уже давным-давно стал экспертом по воздержанию, поэтому ситуация в целом его не слишком-то тяготила. Главным было то, что Шелдон снова стал самим собой, а остальное… остальное было не так уж и важно. Радж тоже постепенно свыкался с жизнью вдали от Майами и в особенности вдали от Беатрис Льюттон. И хотя его сердце было разбито вдребезги и требовалось намного больше времени, чтобы излечить его до конца, он, по крайней мере, полностью отошел от своей кокаиновой зависимости, снова начал улыбаться их шуткам и с каждым днем все больше напоминал того Раджеша Кутраппали, которым был прежде. Что касалось Воловитца, то и он возвращался к истокам: Говард благополучно вылечил свою гонорею, снова стал проявлять живой, но безответный интерес к женщинам, и, кроме того, его деспотичная мамаша наконец-то сменила гнев на милость и объявила домашний арест законченным, так что Говард снова мог проводить время с друзьями. Как ни странно, в остальном у них все тоже складывалось неплохо. Еще тогда, в Майами, Родстейн обещал все устроить с Калифорнийским технологическим институтом, чтобы они остались у него, так что Леонард втайне беспокоился, что после того, как они уехали из Майами вопреки воле Родстейна, ничто не мешало ему сделать обратное и существенно осложнить их отношения с начальством. Но то ли Родстейн проявил на сей раз какое-то странное для него великодушие, то ли просто был выше подобных мелких пакостей, но с работой в институте ни у кого из них не возникло никаких проблем. Зато, как ни странно, проблемы с работой возникли у Пенни, потому что ее начальство никак не желало принять, что она просто взяла и пропала больше чем на месяц, ничего им не сообщив. Наверное, каким-то образом Пенни прочитала его мысли, потому что пока они втроем поднимались по лестнице на четвертый этаж, она неожиданно сказала: – Кстати, у меня есть и хорошая новость. Меня наконец-то восстановили на работе, этот толстый упырь даже прекратил настаивать на своем чертовом дисциплинарном взыскании. Так что теперь я смогу хотя бы рассчитаться за аренду квартиры и не бояться, что меня выселят на улицу. – Пенни, это просто замечательно! – улыбнулся Леонард, для которого каким-то образом было чертовски важно, чтобы у всех его друзей все наладилось до той исходной точки, когда они решили все бросить и остаться в Майами дольше, чем им, очевидно, следовало. – Как насчет того, чтобы это отпраздновать? Можно пойти вечером в суши впятером, что скажете? – Звучит отлично, только чур, еда за твой счет, – сказала Пенни и подмигнула ему, так что Леонард не смог удержаться от улыбки. Шелдон сдержанно кивнул и в свою очередь согласился, что они уже давно никуда не ходили все вместе и что это будет подходящим поводом, чтобы собраться. – Ты знаешь, Леонард, мы могли бы отметить еще одно событие, – сообщил ему Шелдон, когда они попрощались с Пенни и переступили порог своей квартиры. – Что за событие? – рассеянно спросил Леонард, выкладывая из сумки на стол свежие выпуски комиксов, которые купил только что, и раздумывая, какой из них прочитать первым. Выбирая между бэтменом и человеком-пауком… несомненно, бэтмен, решил Леонард. – Я наконец-то завершил подготовку дополнения к соседскому соглашению, с учетом наших предварительных устных договоренностей, – сказал Шелдон. – Ты можешь ознакомиться с ним и поставить свою подпись. Не стесняйся вносить комментарии, если встретишь какие-то пункты, которые желаешь обсудить, однако я хотел бы напомнить, что каждый пункт договора является результатом всестороннего и тщательного анализа, так что если ты не уверен до конца, просто оставь все, как есть. Шелдон протянул ему папку с листами А4, и Леонард переключил все внимание на нее, мигом позабыв про комиксы. Он принял папку слегка нетвердой рукой и уселся с ней на диван. Это, черт возьми, было серьезным, подумал он. Леонард готов был признать, что иногда его до невозможности раздражало их соседское соглашение с Шелдоном в целом и его отдельные деспотичные и авторитарные пункты в частности, но он не мог недооценивать того, как важно было Шелдону закреплять любые аспекты своей жизни документально. Таким образом, сейчас он держал в руках официальное, железобетонное подтверждение того, что Шелдон Купер хотел от их отношений чего-то большего, чем просто дружбы, и Леонард не мог недооценивать значимость момента. Бросив быстрый взгляд на Шелдона, он осторожно открыл папку, просматривая листы, полные сухих, официальных, формальных слов, которые на самом деле означали, что Шелдон был готов подпустить Леонарда так близко к себе, как не подпускал еще никого и никогда в своей жизни. Впрочем, он не мог удержаться от пары-другой язвительных комментариев. – Тебе не обязательно было так часто употреблять слово «копуляция», – поддразнил он Шелдона, пробежавшись взглядом через несколько страниц. – Я думал, ты не одобряешь тавтологию? – К твоему сведению, Леонард, – начал Шелдон, поджав губы, – в юридических документах тавтология допустима, чтобы избежать разночтения и неверного толкования терминов. – О, да, тут целый простор для неверного толкования, – закатил глаза Леонард, усмехнувшись, а потом вчитался в следующий пункт и присвистнул. – Эй, Шелдон, похоже, у тебя здесь ошибка. – Совершенно исключено, – высокомерно заявил Шелдон и подсел к Леонарду на диване, заглядывая в текст ему через плечо. – Что, по-твоему, некорректно? – Вот, – Леонард ткнул пальцем в нужную строчку. – Можно, я не буду читать дословно? В любом случае, из этой фразы складывается впечатление, что ты предпочел бы быть… ну, ты понимаешь… снизу? – неуверенно закончил он. – Мне понятно твое замешательство, – снисходительно сказал Шелдон. – Ты, наверное, задаешься вопросом, почему я, будучи человеком с несомненными ярко выраженными лидерскими качествами, выбрал для себя такую роль. Но, вопреки расхожему мнению, это достаточно стандартная ситуация. Видишь ли, здесь в силу вступает эффект компенсации: люди, которые в повседневной жизни предпочитают все держать под своим чутким контролем, в интимной сфере своей жизни, напротив... – Постой, я понял, к чему ты клонишь, – перебил его Леонард. – Я не понимаю другого. В тот раз... – он неосознанно облизнул губы при воспоминании, – в тот раз ты был настроен как раз таки держать все под контролем, разве я не прав? Шелдон пожал плечами: – Я должен был узнать, как ты отнесся бы к ущемлению своей доминантной роли, если бы я об этом попросил. Другими словами, способен ли ты на компромиссы в этой области. Леонард вскинул на него взгляд. – И каковы результаты? Я прошел твой тест? – Ответ утвердительный, – кивнул Шелдон. – Но ты снова отвлекаешься, Леонард. Ты хотел бы обсудить этот пункт соглашения? Внести контр-предложение? – Нет, – немного хрипло отозвался Леонард, возвращаясь к чтению. Однако сконцентрироваться теперь было непросто. Мысль о том, что Шелдон Купер, этот эго-маньяк, помешанный на контроле, был готов добровольно передать инициативу ему, Леонарду, занимала все его мысли и вызывала немедленное желание проверить, на что это будет похоже, непосредственно на практике. В конце концов, Леонард торопливо, не читая, пролистнул страницы до места с подписями и повернулся к Шелдону. – Мне нужна чертова ручка. – Я вижу, что ты идешь по стопам Пенни, – заметил Шелдон, протягивая Леонарду требуемое. – В отличие от Пенни, я ничем не рискую, – легкомысленно отмахнулся от него Леонард, ставя на последней странице размашистую подпись. – Едва ли ты включил сюда условие о неустойке. Шестое чувство и богатый опыт общения с Шелдоном подсказывали ему, что там могло оказаться нечто похуже неустойки, но в тот момент Леонард был готов этим пожертвовать. Когда Шелдон удовлетворенно кивнул и отложил подписанное соглашение в сторону, на журнальный столик, Леонард широко улыбнулся ему и потянулся к его губам, о которых мечтал уже слишком давно, но Шелдон остановил его, предупреждающе вскинув ладонь. – Если бы ты читал соглашение более внимательно, Леонард, то, несомненно, знал бы, что любовными делами предписывается заниматься исключительно в спальне и только в специально отведенные для этого часы, – осуждающе сказал он. Леонард со стоном откинулся на спинку дивана, говоря самому себе, что, в сущности, ему следовало ожидать чего-нибудь подобного. – Однако, – невозмутимо продолжил Шелдон, – учитывая, что со времени последнего контакта прошло более недели, мы можем воспользоваться правом на снятие ограничения по времени суток. Леонард искоса на него посмотрел. – Правда? Ты имеешь в виду, мы могли бы сделать это даже… сейчас? Его сердце забилось чаще, когда Шелдон кивнул и спокойно ответил: – Разумеется. Это не противоречит условиям соглашения. – Но ты сделаешь это не из-за соглашения, правда? – уточнил у него Леонард. – Ты сделаешь это, потому что сам этого хочешь? Шелдон закатил глаза. – Леонард, как я уже отметил, с нашего последнего контакта прошла неделя. Семь дней, пятнадцать часов и сорок восемь минут, если быть точным. В свете этого, «хочу» – не совсем верное слово. Я бы сказал, ожидаю с нетерпением. Леонард расплылся в улыбке и покачал головой, думая о том, что Шелдону, похоже, удавалось оставаться просто-напросто невозможным практически в любой ситуации. А потом ему на ум пришла неожиданная мысль, и он рассмеялся. – Ты находишь смешным... – Шелдон на секунду замолк, растерянно оглядываясь по сторонам, но быстро сдался: – Над чем ты смеешься, Леонард? – Я просто подумал... Если честно, ты не представляешь себе, как я ненавидел Родстейна там, в Майами. Но сейчас я думаю, возможно, встреться он мне теперь, и я даже сказал бы ему спасибо. Шелдон наморщил лоб, обдумывая его слова, но в конце концов сказал: – Я не понимаю, к чему его благодарить, равно как и не понимаю твоего смеха. Постой, это сарказм? – он подозрительно прищурился. Леонард покачал головой: – Нет, я просто подумал... Если бы ни он, я бы, возможно, так никогда и не узнал бы... – он сглотнул, но все же закончил: – Так никогда и не узнал бы, насколько ты мне дорог на самом деле, Шелдон. – Не вижу в этом его заслуги, – фыркнул Шелдон. – В любом случае, у меня нет желания с ним видеться. Но если ты все же хочешь выразить ему свою благодарность, полагаю, мы могли бы пойти на компромисс. – На компромисс? – недоверчиво переспросил Леонард, прекрасно знавший нелюбовь Шелдона к компромиссам. И хотя он знал, что Эван Родстейн ни на секунду не стоил уступок со стороны Шелдона, ему стало интересно, что тот имел в виду. – Компромисс, – подтвердил Шелдон, глядя на него слегка озадаченно, словно сомневался, не нужно ли растолковать ему значение термина. Но увидев, что Леонард больше не переспрашивает, он продолжил: – Ты хочешь сказать ему спасибо, а я не хочу его видеть, так что, думаю, учитывая общественные законы, выход очевиден. Леонард наморщил лоб и с сомнением спросил: – Разве очевиден? Шелдон возвел очи горе, раздраженный, что Леонард задавал такие глупые вопросы. – Я имею в виду, что ты мог бы послать ему открытку. Леонард фыркнул от смеха, представив себе лицо Родстейна, получившего подобную открытку, затем не выдержал и расхохотался в голос, уткнувшись в Шелдону в плечо. Отсмеявшись, он приподнялся немного, обняв ладонью теплую шею Шелдона, и прошептал ему в ухо: – Только при одном условии: там будет наша общая фотография, Шелдон. И на ней мы будем держаться за руки. Или обниматься. И ты тоже ее подпишешь. – Это как минимум три условия, – сообщил ему Шелдон, очевидно возмущенный легкомысленным настроем Леонарда. Глядя на его упрямо склоненную голову, Леонард не удержался, обнял его и поцеловал в губы прямиком в гостиной, вопреки условиям их соглашения, которое предписывало заниматься «любовными делами» исключительно в спальне. Для разнообразия, на этот раз Шелдон не стал возражать, а закрыл глаза, мягко простонав ему в рот и осторожно оплетая спину Леонарда своими тонкими руками. И в тот момент Леонарду пришло в голову, что если бы счастье можно было бы каким-то образом измерить, как скорость, то его собственное счастье было бы все равно, что скорость света в вакууме – величиной абсолютной. *** The end ***
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.