Необходимость

– Как фильм? – тихо спросил Чоноп, глядя в бежевую стену, на которую падал мягкий свет прикроватной лампы. Его левая рука была обернута вокруг талии старшего мужчины, а голова уютно расположилась на мерно подымающейся и опускающейся груди. Чоноп чувствовал себя расслаблено и очень комфортно. Этому способствовала не только приятная тишина ночного города, но и то нежное объятие, которое дарил его любимый человек. – Грустный. И несколько… жуткий. – Химчан медленно глубоко вдохнул, так же наслаждаясь моментом единения. И ему не хотелось вспоминать фильм, на котором лишь час назад он пускал слезы одна за другой. Мун чуть сильнее стиснул мужчину, выражая ему молчаливую поддержку. – Почему жуткий? Я думал, ты на драму ходил. – Да, так и есть. Просто то, что там было с главным героем – ужасно. И то, что пришлось пережить девушке… Не хочу, чтобы такое когда-либо случалось с кем-то из моих близких людей. Даже думать не хочу. Ким слегка повернулся на бок, чтобы удобно было обхватить танцора обеими руками, стискивая в крепких, любящих объятиях. Чонопу пришлось немного приподняться, утыкаясь носом старшему в ложбинку между ключиц. От теплого воздуха кожа Химчана покрылась сотнями мурашек, разбегающихся по спине и рукам. – Хочу, чтобы всегда так было: ты со мной, обнимаешь меня, а вокруг никого, кто бы мог сказать что-то против нас. Едва слышимое хриплое бормотание, пару раз сорвавшееся в шепот, завело сердце Чонопа в ускоренном режиме. Рядом с Кимом этот странный механизм перекачки крови работал всегда вдвое медленнее, словно и время-то останавливалось, когда они рядом друг с другом. Но какие-то особые волны, исходящие порою от глубокого голоса мужчины, пронзают каждую клетку в теле танцора, заводя сердечную мышцу, заставляя работать практически на износ. От этого Чонопу становилось жарко, щеки и уши краснели, дыхание сбивалось, не поспевая за движением крови, а во рту пересыхало. А еще до жути хотелось целовать этого мага, использующего силу вне волшебной школы. Так он и поступил, не сдерживая своего порыва. Подняв голову, посмотрел в темные глаза напротив, ощущая как внутри живота будто что-то взорвалось. Мун прижался губами к мягким и горячим губам Химчана, сразу радостно выдыхая, словно задерживал дыхание на долгие минуты. Поцелуй тянулся медленно, как тянется плавленая карамель. Влюбленные снова сменили положение для большего удобства, и теперь младший сидел на бедрах Чана, обхватив его шею одной рукой и стискивая волосы другой. Язык старшего Чоноп встретил, ласково касаясь его своим. Одна рука бэк-вокалиста оставалась на спине танцора, а вторая плавно опустилась на ягодицы парня, чувственно начиная поглаживать их и едва ощутимо сжимать. Мун не сдержал короткого стона, сразу потонувшего в более страстном поцелуе. Парню хотелось ощутить близость любимого мужчины, и чем ближе друг к другу они будут, тем лучше. Ему нужно было знать, что он не останется один, что бы не случилось, ведь даже собственная семья может предать и отказаться от тебя, как только поймет, что ты вырос не тем, кем они хотели. Чоноп хотел забыть отстраненно-шокированное лицо своей матери после открытия тайны ее сына. И он забыл. Хоть на какой-то час, но его память оставалась неприкосновенной для каких-то неважных в данный момент вещей. Всё, чем танцор жил в это короткое время, – человек, осыпающий его тело жгучими поцелуями, лихорадочно впиваясь в губы, вкладывающий всю душу в прикосновения, желающий оставить на своей любви яркие метки, но боящийся испортить его невероятно восхитительное тело. Человек, под ласками которого вокалист изящно выгибался, показывая свою превосходную пластику, и слабо эротично постанывал, чувствуя внутри себя Его. Чоноп прижимался к Химчану как можно сильнее, обхватив его ногами и руками. Он смотрел в глаза мужчины, не отводя взгляд, то же делал и Ким. Лишь в особо сладкий критический момент младший посмел закрыть глаза, выдавая неистовый похотливый стон во весь голос, потому что не было важно, слышит ли их кто-нибудь. Им хорошо друг с другом сейчас и будет – потом. Химчан вновь накрывает пухлые покрасневшие губы Чона своими, а затем хрипло стонет, утыкаясь носом между шеей и правым плечом младшего, давая выход накопившемуся тяжкому грузу. После соития они лежат, обнимаясь, не ощущая жара, исходящего от их тел. Им обоим трудно друг без друга, даже невозможно, как не может человек обходиться без воздуха, такого драгоценного, как сама жизнь, так и они не могут жить друг без друга, задыхаясь сразу, даже когда только думают об этом. Они в самом деле влюблены, и их любовь пройдет через года. Можно бы и позавидовать, да только не хочется – уж больно радостно на сердце у всех, кто взгляд случайный на них бросит.