Ziggy loved guitar

Дэвид не скрывал, что в отношениях пол человека не имеет для него никакого значения. Но кто бы мог подумать, что главной любовью всей его жизни, предметом его сладостных мечтаний и потаённых желаний станет и не человек вовсе! Дэвид помнил день, когда впервые встретил её. Мик принёс её с собой на репетицию, и она сразу привлекла его внимание. Изящный корпус, блестящие струны, точёная головка… Сражённый её великолепием, Дэвид насилу смог оторвать от неё взгляд и объявить о начале репетиции. Тогда он никак не мог сосредоточиться на работе: сбивался, путал слова… Одногруппники были в недоумении. Дэвид проклинал свою впечатлительность: не хватало ещё, чтобы его сочли бездарным музыкантом! В конце концов ему всё же удалось взять себя в руки, но внутри у него всё горело, сердце стучало быстрее, чем барабаны второго Мика, а перед глазами стояли манящие изгибы, хотя смотрел он совсем в другую сторону. По дороге домой Дэвид тщательно обдумывал происходящее. Все признаки свидетельствовали о том, что он влюбился. Но в кого? Неужели в гитару? «Это же всего лишь гитара, самая обыкновенная гитара», — скрипуче твердил внутренний голос. «Всего лишь?! — возмущённо отвечал ему Дэвид. — Нет, это самая необыкновенная гитара в мире!». И в самом деле: хоть у него было около десятка гитар, ни одна из них не могла сравниться с Ней. Дэвид и сам не мог понять, чем же этот инструмент так сильно взбудоражил его ум, — но, как известно, для настоящей любви не требуется весомых причин. С тех пор репетиции стали для него, с одной стороны, величайшим наслаждением — ведь он мог лицезреть свою возлюбленную, — а с другой — чудовищной пыткой — ведь она была в руках у другого. Это Мик прикасался к её струнам, это Мик сжимал её гриф, это к телу Мика она находилась так мучительно близко. И гитаре всё это, по-видимому, вполне нравилось — на его движения она отзывалась прекрасными звуками. Дэвид едва мог дышать от охватывавшей его в такие моменты жгучей ревности. Когда её подключали, Дэвида словно било электрическим током — будто это его самого подсоединяли к розетке. «Она принадлежит Мику, и он имеет на неё полное право», — вновь звучал в голове тот же самый мерзкий голос. Но Дэвид знал: в действительности она была создана для его рук, а не для рук какого-то там Мика. Тот самый Мик неоднократно спрашивал Дэвида: «Ну чего ты так на меня уставился?». Тогда Дэвид с усмешкой заявлял, что ему показалось, однако в душе его кипело негодование. На кого — на него?! Да кто такой этот заурядный представитель рода Homo sapiens рядом со своей металлической богиней? Ещё вообразит, чего доброго, что это он, а вовсе не она, является предметом воздыханий Дэвида… Что за чушь. В глубине души он опасался, что Мик последует примеру Пита Таунсенда и однажды разобьёт свой инструмент на сцене. В таком случае — Дэвид клялся себе — он его самого на кусочки покрошит. Однако, судя по всему, его страхи были напрасными: такое шоу гитарист устраивать не собирался. Гастроли, записи альбомов, фотосессии, интервью — статус рок-звезды обязывал быть чрезвычайно занятым человеком. Времени на личную жизнь практически не оставалось — да и какая это была личная жизнь? Торопливое времяпрепровождение в гримёрных и отелях с какими-то пустышками, чьих лиц и имён Дэвид не запоминал. Жена? — Глубоких чувств между ними никогда не было, да она и сама делила постель со всеми подряд. Разве можно было назвать хоть что-то из этого любовью? Нет, ему была нужна она. Однажды во время перерыва на репетиции Дэвид всё же решил стать ближе к своей избраннице. Дождавшись, пока Мик отлучится, он достал из сумки заранее заготовленную полироль — нужен же ему был благовидный предлог! Смочив ею также заранее заготовленную салфетку, он взял гитару в руки и заскользил по её гладким бокам. Дэвид ощущал себя на седьмом небе от счастья: наконец-то они были вместе, и никто не мог им помешать! Он закрыл глаза, с трепетом прикасаясь к ней, и уже почти потянулся губами к грифу, как вдруг в его любовные грёзы ворвалось удивлённое: «Дэвид, что ты делаешь?». Нет, это был определённо не её голос: она или молчала, или производила музыку, и их с Дэвидом дуэт был совершенен. Это был Мик. Всего лишь чёртов Мик. — Протираю твою гитару, — как можно более невозмутимым тоном произнёс Дэвид. — Я её ещё утром протирал! — воскликнул Мик. Дэвид растерялся, но продолжал парировать: — Ну и что? За это время она уже успела… ммм… поизноситься. Мик подошёл к нему ближе: — Слушай, неужели ты думаешь, что я не в состоянии позаботиться о своём инструменте? Его голос звучал спокойно и уравновешенно, однако по выражению его глаз было заметно, что он тоже видит в Дэвиде соперника. Последнему оставалось только пожать плечами, с явным неудовольствием вернуть гитару Мику и поспешить скрыться за стойкой, дабы тот не успел заметить слишком сильные эмоции, вызванные контактом с «его» инструментом. Дальше так продолжаться не могло. Дэвид чувствовал, что должен — нет, просто обязан — завоевать её. Ни Мик, ни охочие до сенсаций журналисты, ни приземлённые понятия о «нормальном» и «ненормальном» — ничто не могло удержать Дэвида от своего намерения. Поначалу он отвергал эту идею, не решаясь проявлять свою любовь открыто, ведь, как говорил Шекспир,

Торгует чувством тот, кто перед светом Всю душу выставляет напоказ…

Однако потом Дэвид всё же изменил своё мнение. Зачем же стыдиться искренних чувств — пусть даже «неправильных» с точки зрения обывателей? Он, Дэвид, и без того ломает все рамки и стереотипы. А главное — он осознавал необходимость показать Мику, кто на самом деле является достойным претендентом на её сердце (так, стоп, где у гитары сердце?). И вот — долгожданное выступление. Слепящий блеск софитов, вопящая и бушующая толпа зрителей… Но отнюдь не к ним были устремлены все мысли Дэвида. Она была здесь, совсем рядом, в руках Мика. План был давно обдуман, однако Дэвид — тот самый Дэвид, самоуверенный, почти наглый, привыкший добиваться всего, чего желает — робел. Разозлившись на себя за собственную нерешительность, Дэвид всё-таки направился к Мику. Тот продолжал играть, даже не подозревая о замысле коллеги. Дэвид опустился на колени — не перед Миком, а перед ней. И… весь остальной мир перестал существовать. Он схватил Мика за ногу, чтобы не упасть, и жадно прильнул к ней. Сколько же времени он ждал этого момента… Касаясь струн зубами и языком, Дэвид ощущал металлический привкус, но металл вовсе не был холодным — напротив, он был горячим, почти обжигающим… или ему так только казалось?.. Кровь во всём теле пульсировала, в голове шумело, щёки пылали — к счастью, под слоем макияжа это было совершенно незаметно. Дэвид желал доставить своей красавице как можно бóльшее удовольствие и, подобравшись к грифу, заскользил дрожащими от вожделения губами по ладам. Его будто ударило электрическим током. Гитара издавала резкие, отрывистые, но такие ласкающие слух звуки. Ей нравилось. — Дорогая… — почти беззвучно шептал Дэвид, незаметно для публики нежно поглаживая её корпус. — Это для других я — Зигги Стардаст, пришелец с Марса в блестящем костюме и с гримом на лице. Для тебя же я — всего лишь простой мальчишка Роберт Джонс, благоговеющий перед тобой. Они называют меня своим кумиром, но мой кумир — это ты. Мы будем вместе всегда, в любое время, на любой планете… И пусть его проявление страсти сочтут очередной эксцентричной выходкой. Пусть газеты наперебой кричат о том, что Дэвид Боуи делал гитаре минет (хм, какого же она пола? Впрочем, разве это было хоть сколько-нибудь важно?). Главное — его чувства были взаимны. Главное — его любовь была счастлива.