Из старинного радио

      «Люди должны влюбляться с закрытыми глазами», — услышала Люси строчки из старой песни, что играла из такого же старинного радио, которое временами барахлило, и песни прерывались на считанные секунды. Девушка усмехнулась и дотронулась до своих закрытых глаз, которые никогда не видели прежде света.       Хартфилия не видела яркого солнца, лишь ощущала теплые лучи на своей слишком бледной коже; Хартфилия никогда не видела синего и бескрайнего моря, лишь ощущала теплые брызги и запах морской свежести; Хартфилия никогда не видела себя в отражении, лишь могла трогать собственное тело и изучать, включая собственное воображение на полную катушку.       Люси любила помечтать, казалось, она жила мечтами. Они были прекрасными и светлыми, девственно чисты и неприкосновенны, как и она сама. Лишь благодаря своим мыслям, что никогда не угасали, Хартфилия жила на этом свете, и благодаря своей матери, что души не чаяла в дочери.       Жизнь девушки была сложной, начиная с самого ее первого вздоха и крика. Люси не видела собственную мать, которую любила всей душой, и боялась потерять, и отца, который всегда запирался у себя в кабинете и разговаривал с дочерью лишь в крайних случаях. Хартфилия знала — он стыдился ее. Стыдился, что дочь — инвалид. Стыдился, что она родилась на свет незрячей, и что она никогда не сможет унаследовать его бизнес. Джуд не любил Люси, свою собственную дочь. У девушки не было шансов на выздоравливание: такое лечение просто-напросто пока не придумали. И это еще раз лишний раз доказывало, что деньги не решали все проблемы человека.       Лейла старалась проводить с девушкой как можно больше времени, несмотря на то, что она — студентка приличного университета, и что она давным-давно взрослая и самостоятельная. Люси крайне отрицательно относилась к тому, чтобы ее провожали и встречали с учебы, сопровождали в кабинеты и следили за каждым ее шагом. Хартфилия не считала себя такой беспомощной, несмотря на то, что она незрячая.       Но Лейла всегда воспринимала ее как маленькую Люси, ведь дети всегда будут для родителей маленькими.       В университете над Люси любили пошутить, подставить подножку или же наговорить кучу гадостей, прекрасно зная, что та им не ответит, а лишь пройдет мимо с гордо поднятой головой и сверкнет черными солнцезащитными очками, что являлись неотъемлемой частью ее гардероба. Люси была сильной, чтобы не обращать внимания на такие детские забавы, которые порой грозились перейти в опасные шутки.       Лишь один человек защищал ее ото всех. И имя его — Джерард.       Люси помнила, когда впервые он заступился за нее, и она впервые услышала его голос: такой пленительный и прекрасный.       Все начиналось как обычно: Минерва — девушка голубых кровей — как обычно подставила подножку ничего не замечающей Люси, и та упала на холодный кафель, больно стукнувшись локтем. — Почему бы тебе не сидеть дома? Не мозолила бы нам глаза, сделай добрую услугу окружающим, — ее голос был полон желчи и неприязни.       Но Люси было плевать, вернее, она так себя убеждала. Девушка не хотела обучаться на дому, ведь тогда это бы обозначало то, что Хартфилия — беспомощная инвалидка. Люси собственноручно поставила бы крест на своей жизни, признавая то, что отличалась от обычных людей. Но это было не так. Девушка дышала, как и они; чувствовала все, что и они; лишь не видела окружающий ее мир, но она могла с ним общаться, могла трогать его, в отличие от других.       Хартфилия пошарила вокруг себя рукой, пытаясь найти ту самую ненавистную черную трость, с которой всегда ходила, даже дома, но ощущала лишь песок под пальцами и холодный кафель. Смех Минервы никак не утихал, а лишь действовал на нервы, и Люси хотелось — о боже, в первый раз в жизни — расплакаться. Почему все так было? Почему именно все с ней? Хартфилия никогда не плакала в присутствии других, но глаза так и жгло.       Тут она услышала чужие шаги, неведомые ей до этого. — Ты в порядке? — парень был встревожен: это было ясно по его голосу, Люси уже давно научилась распознавать фальшь в интонациях людей, не желая быть обманутой и брошенной, быть позорищем. — Да.       Она ответила сухо и отстранено. Джерард подал ей ее трость (которую Люси хотела выкинуть в мусорный бак, лишь бы больше не ощущать гладкое дерево у себя в руках и не слышать этот противный стук, который резал уши). — Давай я провожу тебя? — Мне не нужна твоя помощь!       Хартфилия давно разучилась доверять людям. Единственным человеком, на кого девушка могла надеяться, была ее мать, что сейчас сидела дома на диване и обеспокоенно поглядывая на часы, что висели на стене, в ожидании, когда же вернется Люси. Дочь запретила ей приходить в университет (не хотела в лишний раз доказывать свой физический недостаток), и Лейле оставалось лишь молча сидеть в ожидании. — Я не хочу тебя обидеть или же как-то задеть, у меня и в мыслях этого не было, — Джерард смотрел на хмурое лицо девушки и надеялся, что она все-таки позволит довести ее до нужного кабинета.       Люси закусила губу. Этот незнакомый человек был добр, искренен, лжи в его словах не было: он действительно хотел помочь. Тем более, если она откажется от его помощи сейчас, то Минерва опять-таки выкинет какую-то «шуточку», и было вполне безопасней идти рядом с незнакомым парнем, что был к девушке чрезвычайно добр. — Только один раз.       И с этого одного раза началась их история, полная любви, которая бывает лишь в сказках для маленьких детей.       Джерарда не смущали глаза Люси, не смущало то, что девушка ничего не видела. Ему было все равно.       Хартфилии вначале казалось, что он с ней по двум причинам: из-за жалости или из-за состояния ее отца. Но с каждым днем, с каждой минутой, с каждой секундой Люси понимала, что ошибалась в Джерарде: он действительно был добр к ней и общался с ней на равных. И это девушке нравилось в нем больше всего. — Знаешь, — однажды между делом начал Джерард после того, как Люси «нечаянно» упала на пол и разбила себе коленку в кровь. — В том, что ты не видишь, есть и свои плюсы. — Ну и какие же? — Хартфилию порой удивляли его высказывания. Джерард мыслил по-другому, совсем не как типичное общество, что окружало Люси каждый день, глумясь и издеваясь. — Ты никогда не видела мир, но можешь создать свой собственный. Стоит лишь включить воображение, и ты поймешь, что твои мечты могут стать реальными. — У меня давно нет мечты, — Люси отчаянно врала. Ее мечта сидела рядом с ней и рассказывала о каких-то нелепостях. — У каждого человека она есть. — И какая же у тебя?       Фернандес промолчал, а Хартфилия решила не настаивать.       Со временем чувства Люси становились все сильнее и сильнее, а на дворе уже стояла весна. Деревья распускались, в свежем воздухе стоял прекрасный аромат, а прохладный ветер обдувал лицо молодой пары, что сидела на скамеечке, под одним большим деревом, и держалась за руки. Трость девушки стояла неподалеку, под тенью дерева. — Ты прекрасна, — сказал Фернандес однажды, сжимая прохладную ладонь Люси и нежно глядя уже на свою возлюбленную, что счастливо улыбнулась. — И как же я выгляжу? — У тебя длинные светлые волосы, которые пахнут карамелью; у тебя прекрасная улыбка, от которой все расцветает вокруг; ты умопомрачительная девушка, которую хочется носить на руках, лишь бы твои ноги не касались грешной земли.       Хартфилия мило рассмеялась и прижалась к парню. — А как выглядишь ты?       Ей всегда нравилась такая игра. Джерард рассказывал про внешность Люси, а затем девушка спрашивала про его. Это было так глупо (Хартфилия запомнила почти все его фразы на этот счет, хоть он и немного менял их, но смысл оставался прежним), но это было чертовски мило. — А ты сама узнай.       И Люси смело протягивала к нему руки и трогала его синие волосы, что всегда были сильно растрепаны; его прекрасное лицо. Хартфилия обвела пальцем контур его губ — совсем невесомо — и поцеловала Джерарда. Фернандес лишь покрепче обнял свою возлюбленную и прикрыл глаза.       Им хотелось, чтобы время в тот момент навсегда остановилось.       «Люди должны влюбляться с закрытыми глазами» — услышала Люси строчки из старой песни, что играла из такого же старинного радио, которое временами барахлило, и песни прерывались на считанные секунды. Девушка улыбнулась и дотронулась до своих закрытых глаз, и рука Джерарда легла на ее руку, легонько сжимая.