Не прав

Смотреть на них не то чтобы больно – неприятно. Хочется отвернуться, а еще больше – причинить вред самому, причем обоим. От души врезать Дазаю, этой хладнокровной расчетливой сволочи, стереть непозволительно теплое, фальшиво доброе выражение лица, почувствовать чужую кровь на костяшках пальцев. Проткнуть Расемоном тело тигра, который так беззаботно улыбается в ответ. Он слишком глуп и не понимает этого. У него закрыты глаза на очевидные вещи, и это заставляет ненавидеть его еще сильнее. Не видит, не ценит, не понимает, да еще так неуместно мнит себя несчастным и обделенным… - Ты не прав, - говорит тигр потом, и эти красивые глаза дурацкого оттенка так и горят ответной ненавистью. Упрямый, считающий себя правым, и при этом неуверенный в себе. Как такие отвратительные черты вообще могут сочетаться? Как они могли привлечь Дазая? Как он мог посчитать, что это ничтожество способно быть лучше Акутагавы? Это словно отдельная насмешка, перечеркивающая все его ранние достижения! Собственная ненависть сжигает изнутри, Акутагава скрипит зубами и бросает уничтожающий взгляд на этого наивного глупого мальчишку. Его нужно уничтожить, раздавить, как букашку под ногами, и показать результат Дазаю. Они оба должны признать ошибку, пусть даже это не в характере его бывшего учителя. Ненависть тигра сдулась, сошла на нет, стоило лишь сделать несколько шагов навстречу. Усыпить внимание притворной нежностью, защитить, спасти, помочь. Он все еще видел в красивых глазах недоверие, но к нему подмешалось теперь и другое, все чаще проскальзывающее во фразах, в действиях, в рассуждениях, которыми с Акутагавой теперь охотно делились. - Ты не прав, - все так же упорно говорил мальчишка, сжимал кулаки, и по нему было заметно, насколько он верил в свои слова. Словно сам он не имел значения. Неважными были его проблемы. Он полностью переключался на Акутагаву. И тогда стремился доказать, убедить, уже не грубо, не силой, а мягко, беря за руку и показывая. - Ты можешь быть счастливым и без причинения боли, без ненависти, без стремления спалить себя в огне бесконечной гонки. Он не произносил этого вслух, но делал все, чтобы Акутагава понял. Жалкий идиот. Не вовремя выползшая на свет шавка, которую подобрали и выходили, но так и не изменили ее сути. Это невозможно. - Дазай-сан многому меня научил, - признавался Ацуши, и его слушали внимательно, но никак не выдавая собственного напряжения. Их взаимные взгляды, полные тепла и улыбок, до сих пор выедали душу. Дазай никогда не смотрел на него так, как на тигра. Никогда ему так не улыбался – с теплом, обещанием, одобрением. Акутагава бил по лицу, бил сильно, наотмашь, вымещая всю свою застоявшуюся старую боль. И что в ответ? Ацуши терпел, держался рукой за щеку и по-прежнему считал себя ничтожеством. Хоть в чем-то они были солидарны. Изначально сближаться настолько в планах не было, это все его открытый доверчивый взгляд, полурасстегнутая пуговица на рубашке, небрежное движение пальцев, которыми он откидывал светлую прядку, чтобы не мешала. А потом и осознание – если тигр станет его личным настолько, у этих двоих не останется повода так открыто и сладко друг другу улыбаться. Стоило настоять и заставить себя быть достаточно нежным, и он без проблем сделал Ацуши своим, а затем не отпускал далеко на протяжении нескольких дней подряд, вернув в агентство здорово уставшим, не выспавшимся, с огромными бордовыми синяками на шее и ключицах, насмехаясь над тем, как тщетно их пытаются скрыть под воротом рубашки. - Теперь он мой, - хотелось заявить вслух, но было сделано достаточно, чтобы можно было обойтись и без слов. Акутагава был удивлен тем фактом, что тигра оставили нетронутым (это же Дазай, он что, не успел? Ведь мальчишка сладкий и нежный, не может быть не в его вкусе!), но был уверен, что толика ревности обязательно проявится. Воображение рисовало картины реакции. Она наверняка перечеркнет их доверие, заставит сомневаться в преданности нового протеже. Взял да и стал личной подстилкой пса мафии, да еще и не кого-то там, а Акутагавы. Иронично, Дазай оценит! Ночью, сжимая в руках все еще тяжело дышащего тигра, запустив пальцы в светлые волосы, оказавшиеся такими мягкими и приятными на ощупь, Акутагава осторожно задавал вопросы. Противник в такие моменты был открыт как никогда. - Дазай-сан? – с легким удивлением переспросил Ацуши. – Он посмеивался, когда я так и не смог найти причины надеть шарфик в жаркую погоду. А рубашки с более высоким воротом у меня нет. - Посмеивался?.. Это слово выбило из колеи. Он что-то понял? Еще раньше, до того, как это случилось? Он ведь знал, где пропадал его протеже, так почему?! Не понимая, досадуя на слишком сложную логику бывшего учителя, он сбрасывал с себя нежно обнимающегося тигра, но тут же нависал сверху, впивался в покорные губы и вымещал на совсем не сопротивляющемся мальчишке свою злобу. А потом сам же цеплялся за теплое расслабленное тело, засыпая с приятным чувством уюта и нужности. Обниматься до утра. Кто мог подумать, что ему понравится? Дазай никогда не оставался с ним до утра. Они даже не спали в одной постели. А это оказалось приятно. Хоть и с тигром. С человеком, которого сперва хотелось убить, потом – морально уничтожить. А сейчас хотелось держать в руках. «Мой». Его собственный, теплый любящий его мальчишка. Идиот. Тупой никчемный тигр, по-прежнему ничего не понимающий и позволяющий врагу себя использовать даже в постели. Он беспокоился об Акутагаве. Вот оно, еще одно доказательство его тупости. Ненавязчиво лез, вникал, претендовал на все большее место в его жизни и совсем не обижался, если наталкивался на агрессию. С удивлением Акутагава обнаруживал, что все меньше с ним играет роль, а все сильнее реагирует искренне. Такие перемены он не хотел принимать. Но его не спрашивали. Тогда он вспоминал о цели, ради которой вообще потащил тигра в свою постель. Ревность, обида, желание разрушить, уничтожить, растоптать… Нежность, которую он больше не играл. Разросшееся чувство собственника. Легкий интерес, которого раньше не было, и с которым он теперь заглядывал в будущее. Желание защитить… нет, это уже перебор. - Дазай-сан? Но ведь он хороший человек, - тигр с застенчивой улыбкой обнимал его, терся щекой о плечо, мягкий, теплый, полностью ему доверяющий. - Ты не должен ошибаться на его счет! – повысил голос Акутагава. – Кем вообще ты его считаешь? Вопрос был риторическим, но его восприняли явно иначе. - Я считаю отчасти своим спасителем, учителем, он очень мне помогает и уже позволил многое понять. Я так рад, что его встретил! - Ты не знаешь и половины его сущности, тигр, - неожиданно для самого себя выплюнул Рюноске, - он куда более низкий и подлый, чем тебе кажется. Что ты видишь? Его лучшую, парадную маску? Это лишь потому, что он считает тебя все еще полезным для какого-то своего плана, и даже не думай, что он может делать все это ради твоего блага. Ацуши слушал его с круглыми глазами, даже приподнялся, всматриваясь в лицо и словно желая прочесть на нем опровержение этих слов. - Он умен и всегда знает, как выкрутиться из непростого положения, - начал было тигр, но его тут же перебили. - Если ему понадобится пожертвовать тобой, даже не сомневайся, что он это сделает. - Я так не считаю! Если что-то подобное могло бы и произойти, он обязательно вернулся бы и спас! – тотчас бросился защищать его тигр, но тут же смолк, и лицо его вытянулось. - Он… он поступил так с тобой, да? Акутагава беззлобно фыркнул и сам сгреб в объятия тигра. - Нет. Это не твое дело, не лезь, куда не просят. Но я не дам ему поступить так с тобой. Ацуши ничего не говорил, но обнимал в ответ: нежно и крепко, словно желая защитить. - Ты мой, тигр, просто запомни уже это. В ответ – снова ласковое потирание щекой о его плечо. Он не возражал. - Спасибо, - тихонько выговорил мальчишка, - за то, что заботишься и беспокоишься обо мне. Акутагаву почти передернуло. Прозвучавшее способно было пробудить в нем ярость и отрицание, но внезапно этих чувств не оказалось. Он искал спасение в той глубокой, полной тьмы и боли пропасти, что разверзлась в его душе еще несколько лет назад, но и она где-то потерялась, подсвеченная теплыми робкими лучиками. - Не бери на себя слишком много, тигр, - все-таки произнес он, но голос слабовольно сломался, и чтобы не продолжать, Акутагава просто ткнулся носом в чужие волосы.