Вдох-выдох

      Вдох — заряженный магией олимпийского кристалла воздух Сторибрука заполняет лёгкие. Её взгляд ловит короткий кивок от Генри, и, сжав в кулаке пузырёк с зельем забвения, Реджина прикрывает глаза.       Она не ощущает вибрации пространства, но земля под ногами становится менее твёрдой, и, осознав, что всё получилось, она распахивает глаза и резко выдыхает.       Зачарованный лес встречает её спёртым маслянистым запахом прошлогодних листьев, размешанным с запахом сока молодой травы на опушке. Он приветствует её складным хором птиц, поющих гимн солнцу, а в его лице — жизни. Природа не выталкивает её, приняв за инородное тело, а раскрывает ей свои объятия, обласкав ветром и укрыв тенью. С минуту Реджина наслаждается гармонией рассеянного света и звуков вокруг, а затем начинает более внимательно разглядывать пейзаж.       Деревья, оборонительной стеной выстроившиеся у домика, в котором ей предстоит жить, смотрятся настолько искусственно, что она закатывает глаза: её сын-Автор не сильно беспокоится о деталях, поэтому хочется придать ландшафту более естественный вид топорными методами (в буквальном смысле). Реджина почти делает пасс рукой, но вовремя себя одёргивает: не стоит демонстрировать магию столь явно. Да и к чему? Чем меньше будет её вмешательство, тем больше шансов, что всё пройдёт по плану. Она в несколько шагов преодолевает расстояние, разделяющее её с входом, толкает дверь, противно скрипнувшую при этом, и оказывается внутри по-деревенски простого и чуть мрачного помещения.       Домик егеря, расположенный неподалёку от селения Локсли, выглядит заброшенным. Реджина окидывает внутреннее убранство цепким взглядом и начинает методично приводить жилище в порядок. Не руками, разумеется. Первой, под пренебрежительный смешок, появляется стена между спальней и кухней-столовой. Здесь сделки с совестью и автором невозможны: пусть уж простолюдины спят и едят в одной комнатушке, а ей, королеве, хоть и не положен сейчас замок, эта «радость» претит. Затем от пыли избавляются посуда и прочая кухонная утварь. Эта процедура происходит под аккомпанемент разочарованно-недовольных вздохов Реджины: как вообще кто-то из жителей Сторибрука хотел сюда вернуться? Печи и камины, конечно, не лишены романтики, но лишь тогда, когда управляться с ними приходится слугам. Завершающим аккордом становится смена постельного белья на свежее, а соломенного настила — на деревянный. Хмыкнув, Реджина бросает взгляд на тяжелую мебель — здесь ей придется смириться с убожеством деревенского дома.       Оставив пузырёк с зельем за мутным зеркалом в спальне, она поправляет рубашку из грубой ткани, подпоясанную широким ремнем, набрасывает на окна и дверь защитное заклинание и направляется в сторону деревушки.       Реджина морщится от мысли, что её встречу с Робином написал Генри, но другого способа всё равно нет: только Автор мог росчерком пера перенести её в прошлое, лишь Автор мог отправить её в Зачарованный лес, и ему одному под силу вернуть её обратно.       Плавно двигаясь по утрамбованной дороге, она спокойно разглядывает пейзаж и не нервничает из-за вмешательства в прошлое, не переживает насчет собственной выдержки. Её молодая версия где-то в соседнем королевстве влюблена в Дэниэла, и какой бы соблазнительной ни казалась идея изменить будущее, предупредив саму себя о коварстве матери, она здесь оказалась не ради этого. Она здесь ради Робина. Он, как и Дэниэл, имеет право узнать Реджину, в которой нет Злой Королевы. Робин, конечно, любил её даже тогда, когда в ней жила мстительная и бесчеловечная тварь, но теперь, освободившись от неё, Реджина не может не отблагодарить любимого за то, что был тем компасом, который помогал ей найти в себе героя. И пусть об их маленьком лете он помнить не будет, пусть он в скорости познакомится с Мэриэн — пусть! Важно, что у них будет шанс быть вместе, не думая о будущем, о Зелене, о воспитании Генри и Роланда…       За этими мыслями Реджина сама не замечает, как оказывается на заросшей низким кустарником поляне. Выругавшись сквозь зубы, она разворачивается, но с губ срывается очередное ругательство, когда она понимает, что попала в топь. Проклятый Румпельштильцхен! Угораздило же Робина поселиться неподалёку от его замка, подходы к которому нельзя назвать дружественными. Она ощущает, что ноги всё глубже уходят в вязкую жижу, и, прокрутив в голове десяток подходящих заклинаний: от заморозки земли до обрушения парочки стоящих в десятке метров от нее сосен, Реджина почти успевает раствориться в клубе фиолетового дыма, когда слышит знакомый голос за спиной:       — Полагаю, вам нужна помощь, миледи.       Его голос звонче, в нём больше задора и веселья, но всё-таки это её Робин.       Реджина оборачивается и считает про себя до десяти. Она предполагала, что увидит его молодым — более беспечным, без груза проблем за плечами. Однако только железная выдержка позволяет ей подавить удивленный вздох: да, это Робин, который ещё не стал вором и непревзойденным лучником, не любил и не терял, не жертвовал собой ради других, и это застаёт её врасплох, несмотря на все ожидания. Лишь одеяние человека, привыкшего пробираться по чаще, и колчан со стрелами выдают в нем будущего Робин Гуда.       — Полагаю, вы правы, милорд, — на удивление спокойно отзывается Реджина.       — Вы всегда стараетесь уязвить того, кто пытается вас спасти? — сложив руки на груди, интересуется он, и — о чудо! — подмигивает.       Реджина испытующе смотрит на него, а он отвечает тем же — пристально разглядывает, словно пытается вспомнить, не встречал ли её раньше. Затем, не сказав ни слова, снимает с пояса веревку и ловко бросает ей:       — Оберните вокруг запястья, миледи, и я вас вытащу.       Она кивает, мысленно поблагодарив Генри за такую встречу с любимым, и делает, что требуется: наматывает веревку и крепко хватается за неё.       Робин начинает тянуть. Медленно, без пауз и перерывов — очевидно, делает это не в первый раз. Когда Реджина оказывается на твердой почве, он ослабляет натяжение веревки, улыбается и начинает потихоньку собирать моток.       — Полагаю, я должна отблагодарить вас, милорд, — переведя взгляд со своей перепачканной одежды на Робина, интересуется Реджина.       — Я бы в любом случае вам помог, но доброе слово и кошке приятно.       — Спасибо, — тихо произносит она.       В глазах стоящего на расстоянии вытянутой руки Робина эмоций куда больше, чем она привыкла видеть. Всё-таки она встретила его впервые зрелым мужчиной, умеющим контролировать себя. Сейчас в его глазах неприкрытое любопытство без намека на настороженность или страх, которые неизбежно вызывала в людях Злая Королева.       — Пожалуйста, — кивает он. — И не зовите меня «милорд». Эта шапка не по мне, — с подкупающей искренностью признается Робин.       — Тогда я прошу не звать меня «миледи», — отзывается Реджина.       Робин прицокивает языком и, склонив голову набок, заявляет:       — Вы сколько угодно можете рядиться в холщовые одежды, но это не изменит вашей сути, миледи.       От его проницательности Реджину прошибает холодный пот, чего с ней давненько не бывало — она страдала, мстила и получала болезненные удары судьбы, но страха не испытывала давно, а сейчас позабытая эмоция тонкой струной натянулась внутри, оставив в голове одно-единственное «что-если» он видел её молодую версию… Раньше, издалека. Однако следующая его фраза немного успокаивает бушующий в её крови адреналин:       — Я не раскрою вашего секрета, в чем бы он ни заключался. В конце концов, никто просто так не забрел бы в эти края.       — Благодарю. Меня зовут Реджина, и я травница, живу в доме егеря неподалёку, — выдает она свою легенду и замолкает.       — Травница, хм… — как будто её слова лишь подтвердили его догадки, хмыкает Робин. — Реджина, — повторяет её имя, словно проверяя, подходит ли оно ей.       — А как мне звать вас, отважный рыцарь? — поддерживая его слегка ироничный тон, осведомляется Реджина.       — Робин из Локсли, к вашим услугам, — представляется он и шутливо кланяется.       — Что ж, Робин, не окажете ли мне любезность, направив в сторону ближайшего ручья, пруда или реки? — озвучивает свою просьбу она, опустив взгляд на обувь и одежду.       — Разумеется, — с готовностью в голосе отзывается он, указывая на едва заметную тропинку, уводящую к югу от дороги. — Я даже готов проводить вас в деревню, если пожелаете. Вы ведь туда направлялись?       — Да, буду благодарна.

***

      Он приходит следующим вечером, и Реджина, заслышав стук, самодовольно улыбается и идёт открывать. В его глазах нет ни тени страха, когда он встречает её взгляд, хотя она совершенно точно знает, что Робин уже успел заподозрить в ней колдунью, а магия и волшебство — совершенно не то, что притягивает его в людях. И всё-таки он пришёл, несмотря на свои подозрения, несмотря на то, что сейчас она выглядит лет на десять-двенадцать старше его…       — Добрый вечер, Реджина, — приветствует Робин, а Реджина замечает, что он назвал её по имени, и улыбается уголком губ.       — Входи, Робин, — она делает шаг назад и ждёт, когда он перешагнет порог её дома, перед тем, как захлопнуть дверь.       Будь у неё внутри Злая Королева, она бы прошипела, что птичка попалась в клетку. К счастью, её голос уже несколько дней не беспокоит Реджину, да и сама она прекрасно знает, что Робин сам может захлопнуть за её спиной дверцу мышеловки или накинуть сеть птицелова.       Реджина видит, что ему нравится внутри домика — благодаря бликам лучей заходящего солнца и нескольких зажженных свечей он кажется уютным и светлым.       — Выпьешь чаю? — предлагает она и указывает на массивный стол.       Несколько секунд он колеблется, и за эти несколько, казалось бы, незначительных мгновений, Реджина успевает рассмотреть в нём то, что когда-нибудь станет его характерной чертой, — рассудительность.       Робин кивает и, повесив колчан на спинку одного из стульев и положив лук на столешницу, садится и внимательно наблюдает, как Реджина заваривает чай. Он будто ждёт её ошибки, словно чует где-то подвох, но в глубине настороженных голубых глаз она читает надежду, что все подозрения окажутся ложными.       Что ж, они не ложны, но сегодня шанса развеять их она Робину не предоставит. К её счастью, вода в котле вскипела за пару минут до его прихода, поэтому ей нужно лишь не переборщить с чабрецом и не расплескать горячую воду. Она бережно разливает чай по кружкам, и, ожидая, пока напиток остынет, они молча наслаждаются ароматом.       — Угадала, — замечает Робин, и Реджина смотрит на него невинными глазами.       — Что именно? — переспрашивает она, вынимая из шкафа баночку купленного накануне мёда.       — С чаем, — поясняет он и искренне улыбается. — Я люблю тимьян.       — Это было несложно. Какому рыцарю не нужно поддерживать силу духа? — присаживаясь напротив Робина и подталкивая мёд к нему, спрашивает она, хотя вопрос скорее риторический.       — И правда, — отзывается Робин и делает глоток.       После этого он успокаивается — по крайней мере внешне — внутри кипит всё то же любопытство и желание раскрыть её тайну. Эти эмоции Реджина без труда читает в его глазах.       Он рассказывает ей о новостях в селении, о новом налоге, которым решили обложить крестьян, и в его интонациях сквозит неприкрытое недовольство. Реджина мысленно удивляется тому, что никто ни в её королевстве, ни в соседних не предпринимал попыток бунта…       В ответ она рассказывает услышанную вчера сплетню о дочери пастуха, сбежавшей с пиратом. Они вместе смеются придуманной небылице, и на душе Реджины теплеет — словно болото недоверия, в которое они попали вчера, начало рассасываться.       — Мне пора, — допив чай, сообщает Робин.       — Конечно, — соглашается Реджина, но не может отпустить его, не дав повода вернуться. Перегнувшись через стол, она берет в руки одну из стрел и, покрутив её, интересуется: — А стрелы ты носишь просто так или на самом деле можешь подстрелить?       Он протягивает руку, выхватывает стрелу, возвращает её в колчан и наставительно произносит:       — Не стоит провоцировать лучника, Реджина.       — Я даже не начинала, — невинно заявляет она.       Сузив глаза, Робин с минуту смотрит на неё, пытаясь рассудить, сколько в ее словах прямого, а сколько скрытого смысла.       — Спокойной ночи, — наконец прощается он и не оглядываясь шагает к выходу.       — Спокойной ночи, Робин, — вслед ему желает Реджина и тоже поднимается.       На её губах играет довольная улыбка, когда она запирает дверь на засов.

***

      Робин заявляется в жаркий полдень, когда она, поддерживая образ, разбирает корзину собранных трав, выкладывая их сушиться на деревянных полках. Реджина видит в его руках двух птиц, из чьих глаз торчит по стреле. Робин улыбается совсем по-мальчишески и, подойдя ближе к ней, отвечает на заданный пару дней назад вопрос:       — Нет, я ношу лук не просто так.       — Это ничего не доказывает, — упрямится Реджина, кивнув на несчастных птиц.       — Доказывает, — спорит Робин.       — Разве что твоё умение прокормить семью, — отставляя пустую корзину, произносит она.       По раздувшимся ноздрям Робина, она понимает, что надавила на больное место, уязвила его гордость. Тем лучше: есть шанс увидеть его в деле. Однако его гнев испаряется, и Реджина слышит снисходительно-самодовольную фразу:       — Может, продемонстрируешь своё умение не отравить семью.       Реджину вновь бросает в холод — от выбора слов, разумеется, а не от страха испортить блюдо из дичи.       — Конечно, Робин, — забирая тушки из его рук, принимает вызов она.       Реджина резко вынимает стрелы и, бросив их на стол, принимается ощипывать перья куропаток.       Рассказывая новости деревушки, он следит за каждым её движением, вновь пытаясь подловить её на магии или нечестной игре, но и в этот раз она спокойно разводит огонь в печи не файерболом, как делает в его отсутствие, а от лучины. И в этот раз ей удается освежевать птиц, не прибегнув к заклинаниям — даже не подумав об их использовании.       Когда же обед, к слову, великолепно приготовленный, подходит к концу, Робин благодарит и тянется к кувшину с вином, а Реджина замечает, что он расслабился — перестал подозревать её в колдовстве. Облегчение накатывает на неё с такой силой, что тщательно сдерживаемая магия — светлое волшебство — покалывает подушечки пальцев. Реджина складывает руки в замок и продолжает разговор-противостояние, начатый в прошлый его визит:       — Так насколько ты хороший лучник?       — Мне казалось, две убитые в глаз птицы должны о чём-то говорить, — отставив кувшин, он вытирает губы тыльной стороной ладони и продолжает: — но если ты по-прежнему не веришь, то я могу взять тебя на охоту. Завтра.       — Идёт.

***

      Ещё не высохшая роса блестит в лучах рассветного солнца, бриллиантовой россыпью украшая полевые цветы, придавая простым соцветиям воистину завораживающий, королевский блеск. Реджина любуется этой картиной, ведь даже теперь ей редко выдается наблюдать луга ранним утром — сбор трав она начинает, когда они расстаются с влажными каплями.       От наблюдений её отрывает приветствие Робина:       — Доброе утро, Реджина.       — Доброе, Робин.       Он протягивает ей руку, за которую Реджина без раздумий цепляется, и тянет в сторону невысокого холма неподалёку. В этот момент в её груди разливается чувство благодарности, смешанное с радостью, нежностью и любовью. Через пару минут пути Робин замирает, прислушиваясь к крику-хохоту куропатки, и чуть меняет направление. Теперь его взгляд прикован к островку травы, колышущемуся от бега прытких птиц. Реджина и Робин стараются передвигаться бесшумно, но быстро и вскоре, когда до примеченной ею птицы остается с десяток шагов, он отпускает её руку, снимает лук и упругим движением отправляет стрелу в зоб шустрой птице. Вторая стрела, выпущенная парой мгновений позже — Реджина даже не успевает уловить, как Робин целится — вонзается в глаз другой, более крупной куропатки.       Робин опускает лук и вопросительно смотрит на Реджину. Она кивает, признавая его мастерство, хотя ей ведь на самом деле не нужны были никакие доказательства. Ей просто нужен был повод оказаться с ним рядом. Реджина вновь берет его за руку, а в следующий миг неконтролируемый порыв накрывает её с головой. Не в силах сопротивляться, она целует его. И в этот миг ей плевать, что для Робина это первый их поцелуй. Она прикусывает его нижнюю губу и запускает свободную руку в короткие жесткие волосы. Лук падает на траву — это Реджина понимает лишь из-за того, что его рука, прежде сжимавшая оружие, оказывается у неё на затылке.       В её голове пульсирует лишь одна мысль: как же потрясающе, невероятно и чуть больно снова чувствовать тепло любимого, наслаждаться прикосновениями его грубых ладоней и требовательными ласками губ.

***

      Она теряет счёт дням, да и не уверена, что хочет знать в точности, сколько им ещё осталось. Их встречи, наполненные запахами леса и поля, заряженные электричеством летних гроз, чувственны, легки и безмятежны, и с каждым его поцелуем, с каждой ночью, проведенной посреди трав или под льняными простынями, внутри Реджины растет уверенность, что у неё получилось. Получилось отблагодарить Робина, получилось сделать его счастливым, вышло подарить свою не отравленную любовь.       Она вновь изучает его взгляды, улыбки и подтянутое тело. Реджина может безошибочно сказать, насколько нежен или груб он будет в постели лишь по взгляду, который он бросает на неё при встрече. Она теперь знает наверняка, что стоит ей прикусить мочку его уха, как Робин прикроет глаза от наслаждения, позволит целовать в шею и грудь, отпустит себя, отдав контроль в её руки. А ещё Реджина позволяет ему узнать себя, подавляя при этом зачастившие угрызения совести: ведь между ними осталась важная тайна, мешающая полностью раскрыть душу. Однако магия, а вернее знание о ней, будет сейчас иметь слишком высокую цену, поэтому покалывание не находящего применения волшебства становится привычным.       Жаркими днями или прохладными ночами Реджина становится тем учебником, по которому Робин учится быть с ней, дополнять страсть упоением и негой, чтобы через пару десятков лет при первом же касании губ вспомнить эту науку — чтобы Реджине показалось, будто он специально учился заниматься любовью именно с ней.

***

      Когда она видит перемотанное запястье Робина, её сердце рвется на тысячу частей, которые разлетаются по всем уголкам миров, где она побывала. В её памяти прочно засел рассказ, что в накануне знакомства с Мэрион он сделал себе татуировку. Изображение, символизирующее их судьбу, которое в будущем укажет Реджине на суженного, сейчас говорит лишь об одном: пришла пора расстаться.       Робин не понимает причин её расстройства, поэтому, нежно обхватив ладонями её лицо, спрашивает:       — Что случилось, Реджина? — Ей впервые хочется реветь белугой от его неподдельной заботы — складка, пролегшая на его лбу, делает его старше, превращая в Робина, который спас её когда-то от летучей обезьяны — не хуже слов говорит о его переживаниях.       Она находит в себе силы выдавить:       — Надеюсь, с рукой ничего серьёзного?       — Что ты! — отмахивается он и с его губ срывается вздох облегчения. — Мне просто всегда хотелось видеть напоминание о том, что должен быть храбрым, верным своему слову и… людям.       — Людям? — недоумевает Реджина.       — Да. Моим друзьям, близким… тебе.       Его признание слишком остро режет, стрелой пронзает любящее сердце, и Реджина горько усмехается этой избитой метафоре. У неё есть человек, готовый ради неё на всё, и, пожалуй, согласиться на третье расставание с ним было плохой идеей.       — Ты даже не представляешь, что твои слова значат для меня, — до крови куснув щёку изнутри, выдыхает ему в губы Реджина.       — Это всего лишь правда, — шепчет он перед тем, как впиться в её губы — впервые за эти несколько месяцев властно, напористо и страстно. Она уступает его требованиям, раскрывая последнюю тайну — мановением руки перенося их в спальню. Он даже не обращает внимания — просто продолжает осыпать поцелуями лицо, ключицы, высвобожденную из корсета грудь и плечи.       Реджина в последний раз обводит пальцами контуры его тела, наслаждается игрой мышц, теплотой дыхания. Она разрешает ему всё, на что не решалась прежде. Последняя ночь окончательно растворяет их друг в друге, а выпитый перед сном бокал вина с подмешанным зельем забвения стирает для молодой версии Робина все воспоминания о Реджине Миллс — травнице, подарившей ему всю себя. Осторожно развернув белую повязку, перехватывающую его руку, она невесомо касается покрасневшей кожи, а когда раздражение сходит, позволяя рассмотреть знакомого «льва», Реджина целует вену, пульсирующую на запястье, и переносит Робина в его лагерь.        Следующим утром она издалека наблюдает, как Мэрион пытается развеселить Робина, не ведающего причин своей грусти, и когда той удается отвлечь его от мрачных мыслей, заставив стрелять в мишень, Реджина смахивает одинокую слезинку со щеки и прикрывает глаза.       Вновь едва уловимое изменение вокруг, снова легкая потеря равновесия и ощущение твердых плит, уложенных под ногами. Сын, стоящий буквально в метре от того места, где она видела его три месяца назад. Для него прошло пять минут, для неё — целая жизнь. Она вновь видит, как Генри кивает ей и протягивает чашку с кофе. Она долю секунды задерживает в легких последнее, что связывает её с Робином — воздух Зачарованного леса, дополненный ароматом чабреца — и делает выдох.