P. S. Только одно выступление

- Кю!..- Хэ молебно складывает ладошки и преданно заглядывает макнэ в глаза. Кюхен на секунду отрывает взгляд от монитора, и вновь смотрит в ноутбук: взгляд у Донхэ совершенно бескомпромиссный, в том смысле, что шансов на компромисс не оставляет: ты либо сделаешь все, как Хэ хочет, либо…сделаешь все, как хочет Хэ. А Кюхен не собирается сдаваться. Совсем. Никогда. Во всяком случае, не сейчас. И не завтра. И не послезавтра. Ни-ко-гда. - Нет,- решительно отвечает он и протыкает мечом особенно настойчивого гремлина. Гремлин реальный куда более упрямый и миловидный, но бесит значительно сильнее: меч против него не оружие, и пожаловаться некому, ибо Ли Донхэ – персона дипломатическая, красный номер в районе пятой точки и на лбу: и тот, и другой орган – детали принципиальной важности. - Всего одна песня, одно выступление!.. Ну пожа-а-алуйста!..- запрыгивает с ногами на кровать и едва ли не устраивается у Кю на коленках. - Ты сначала определись, одна песня или все же выступление,- вырывается у Кю колкость, и он тут же дает себе мысленного пинка. - А ты на что согласен?- тут же цепляется за соломинку Хэ и хватает Кюхена за руку. Бой проигран – замок пал. То в компьютере. В мире реальном макнэ захлопывает крышку ноутбука и сбрасывает с себя цепкие лапки Хэ. - Ни на что, - сталкивает его с кровати и встает сам. Устало трет переносицу и оглядывается в поисках тапок. - Ну что тебе стоит, выйдешь на три минуты, тебе же можно даже не репетировать… Плюет на поиски тапок и уходит так, в одних носках в коридор. Группа китайских беженцев, спасающихся от возбужденных фанаток, натаскала в прихожую целые сугробы, те растеклись грязными лужами, и макнэ уже жалеет, что вообще вышел из комнаты. - …там и текст простой, ты же его уже знаешь – я все слышал. Хочешь, твое имя в исполнителях первым поставим, мне не жалко… А может, и не жалеет. Во всяком случае, не об этом. А о том, что замки на комнаты на общем сборе было решено не ставить: один голос против двенадцати, а Хичоль, зараза, мог бы и поддержать – все равно чаще ночует у себя в квартире. - Кю-а, не будь задницей… - Хён!- Кюхен не выдерживает и резко разворачивается. Семенящий за ним Донхэ (в кюхеновских тапках), скорости не рассчитал – врезается тому в грудь и больно бьется лбом о подбородок. Сдавленно «ойкает» и с надеждой поднимает на макнэ взгляд. Кю глухо стонет и качает головой. - Хэ, ну не буду я с тобой петь!.. - Почему?- совсем жалко и совсем обиженно, очень не в его стиле и попахивает Сонмином. Пародия, надо думать, совсем неудачная, но, видно, Донхэ на самом деле уже ни на что не надеется. А Кюхен просто не знает, как ему объяснить, что эту песню Хэ должен спеть САМ. Один. Не может стоять с ним рядом, смотреть, как одна душа с песней срастается, и вплетать в полотно еще и свою. - Потому что…- беспомощно вздыхает и откидывает челку со лба, хлюпая промокшими носками по полу.- Потому что голоса у нас похожи, Хэ, нам дуэтом петь нельзя, и, ты же знаешь, с английским у меня не важно… - Кю, мне страшно одному,- совсем тихо признается Донхэ. А вот это уже похоже на него. И макнэ сдается. На выдохе опускает плечи и устало облокачивается о стену. Он с Донхэ петь не любит. KRY были идеальны: голос Реука – обнаженное страдание, высота на пике падения, такой же хрупкий и чистый, как та белая магнолия, о которой он поёт. Йесон – ножом по стеклу, душу в клочья, словно треск тлеющих углей на огромном пепелище. Две крайности и Кю посередине – густой и вязкий, ни тихий, ни громкий, ни низкий, ни высокий…красота в ее живом воплощении, и душа не по осколку, а в песню целиком. А две души в одну песню – это слишком, потому что Донхэ и пел, и жил также. Но дело и не в этом, и Кю не знает, как начать. - Хэ, ты отцу поешь…- наконец, выдавливает он. - Ты его знал,- продолжает упрямиться Хэ, тихо, но уже не отчаянно, а…зло. На Сонмина это теперь совсем не похоже, но отступать поздно. - Ты… «…плачешь, когда поешь. А я ведь не железный»,- застревает где-то в горле. Отмахивается, качает головой, бормочет тихое «нет» и уходит. Донхэ вслед за ним не идет. Ни сегодня, ни завтра. Ни послезавтра. Вообще не идет. *** Донхэ любит черный кофе, Кюхен пьет только с молоком. Донхэ спит на правом боку, Кюхен - на левом. Первый не может заснуть и проснуться, а второй запросто отключается прямо посреди разговора и подскакивает ни свет ни заря без содействия будильника. Они вообще очень непохожи, и Кю искренне не понимает, что он забыл в звукозаписывающей студии в половину третьего ночи. В руках у него диски: один - с минусовкой, второй – с записью Донхэ и третий – только что записанный. Бэк-вокал не дуэт, и это почти компромисс, если такой вообще возможен, когда речь идет о Ли Донхэ. Переворачивает коробку от нового диска, клеит на нее белую наклейку и пишет: «Super Show 1, Ли Донхэ, соло - My everything». Два других диска прячет в сумку, а на вкладыше нового мелко добавляет: «P. S. Только одно выступление». *** - Какой дебил писал объявления?..- с тихим ужасом вопрошает Итук и хватается за голову. Кю отворачивается от стилистки и выглядывает из-за кулис на сцену. По концертному залу доносится знакомая мелодия, один солирующий бархатный голос переплетается с терпким другим, а на огромном экране высвечивается парадоксальная надпись: «Чо Кюхен, Ли Донхэ – My everyhting». Досадной опечатки в слове «everything» Кюхен даже не замечает, пялится на собственное заглавное имя даже без приписки «бэк-вокал» и нервно смеется. Просит у оператора упаковку от диска с записью и открывает вкладыш. «Я обещал – твое имя написал первым^^». Бой проигран – крепость пала. И то в мире реальном. А две души на одну песню… Кю смотрит на лицо Хэ во весь экран в зале, «ловит» взгляд покрасневших глаз и стыдливо отводит свой. Кю ведь тоже не железный.